Шпанов Николай. Заговорщики. Преступление

понять смысл случившегося: это была уже открытая измена и контрреволюция.
Ничего иного нельзя было и ждать от социал-предателя "профессора"
Хулиана Бестейро и выпестованного баскским миллионером Эчевариата
прислужником испанских капиталистов - Прието.
Прокламации хунты гласили, что переговоры с Франко идут успешно и сулят
бескровное окончание войны.
Артиллерия касадистов начала обстрел Мадрида. Снаряды падали даже в те
районы, которые до сих пор не обстреливались. Авиация касадистов подвергла
бомбардировке как войска, оставшиеся верными республике, так и самый Мадрид.
Город стал ареной ожесточенных уличных боев. Стреляли везде. Днем и ночью.
Мужественных мадридцев поддержали несколько батальонов 7-й дивизии,
подоспевшие с фронта. Разбитые на две колонны республиканцы постепенно
отвоевывали город от изменников. Но самым страшным было то, что фронт,
противостоявший натиску франкистов, перестал быть монолитным. Касадо взорвал
его. Изменнику удалось повести за собой несколько неустойчивых дивизий и 4-й
корпус анархистов. Он двинул их на Мадрид, намереваясь подавить
сопротивление частей, верных республике, руководимых Мадридским обкомом
испанской компартии. Целью Касадо была сдача Мадрида генералу Франко. Таков
был приказ, полученный от англичан.
Мадрид держался. В сердцах его защитников горел огонь борьбы. Диегес,
Асканьо и другие коммунисты были душою обороны. Пятая колонна была частью
уничтожена, частью попряталась. Нужно было захватить министерство финансов.
В его прочных каменных подвалах скрывался со своим штабом предатель Касадо.
И тут в игру была брошена еще одна карта врагов республики - генерал Миаха.
Это был человек, сумевший втереться в доверие масс.
Появление Миаха в Мадриде в эти критические минуты было встречено с
радостью. Ни у кого не шевельнулось подозрение, что этот двоедушный старый
кадровик появился тут вовсе не для того, чтобы спасти республику, и не для
того, чтобы умереть вместе с ее защитниками. Никто не знал, что генерал
Миаха продался врагам республики. Если Касадо был картой английских шулеров,
то Миаха оказался старой, потрепанной картой французов. Он появился в
Мадриде для того, чтобы расколоть единство его защитников, чтобы взорвать
фронт, уже готовый сомкнуться над головой предателя Касадо.
Это был последний удар в спину республики.
4-й корпус анархистов Киприано Мера, подтянутый касадистами с фронта,
начал наступление на Мадрид - последнюю цитадель Испанской республики...


Из-под сводов метро они вышли так, как если бы его тоннель всегда
кончался тут широким выходом на поверхность. Тоннель глядел на свет черным
зевом, над которым паутиной свисала арматура бетонного перекрытия и
оборванные концы кабелей. Эти кабели торчали во все стороны, как перебитые
жилы и нервы изуродованного города.
Выбраться из котлована, в котором они очутились, не стоило большого
труда: на вздыбленных взрывом рельсах подземки, как на мосту, лежала целая
секция квартирной перегородки. На ней еще уцелели обои и обрывок того, что
недавно было ковром.
То прижимаясь к стенам полуразрушенных домов, то совершая короткие
перебежки и снова застывая при звуке приближающегося снаряда, все трое
пробирались по загроможденным развалинами закоулками Пуэнте Ваекас. Нед
Грили и Гемфри Нокс были в штатском. Но ни покроя их костюмов, ни цвета уже
нельзя было различить под густым слоем известковой пыли и копоти. Луис
Санчес был одет в "моно" - серый комбинезон бойца республиканской армии. Он
не выпускал из рук карабина. На поясе у Санчеса виднелась затертая кобура
пистолета и гранаты. Он двигался уверенней остальных. Он знал в этом рабочем
предместье каждый камень, хотя снаряды превратили переулки в каменный хаос.
Здесь Санчес родился, здесь рос, сюда возвращался каждую ночь из депо, когда
был еще машинистом, а не бойцом республики.
Сквозь широкие проломы было видно все, что творилось внутри домов.
Достаточно было Санчесу увидеть вон ту похожую на старую телегу кровать
тетки Асенсии, чтобы безошибочно повернуть здесь налево. За углом Санчес
непременно увидит сейчас слесарню старого Витторино с его гордостью -
поворотными тисками. Вот, так и есть! Верстак, правда, исчез, наверно
употребили на топку, но тиски валяются. Теперь остается несколько шагов до
следующего поворота, а там второй вход налево - подвал отца, если... если
только от него еще что-нибудь осталось...
Санчес остановился, чтобы подождать спутников. Англичане отстали. Нед
заметно прихрамывал. Правда, он мужественно скрывал боль в ушибленной ноге,
но все же поспеть за другими не мог. Иногда Нокс протягивал ему руку, но тут
же отводил ее под укоризненным взглядом летчика.
Санчес стоял, прижавшись спиною к остаткам каменной стены, и пытался по
каким-нибудь побочным признакам определить, что ждет его за поворотом. Он
попробовал было крикнуть, но понял, что не в силах перекричать шум
борющегося города. Стук то и дело падавших камней, шорох оползающих стен,
похожий на шум, издаваемый прибрежной галькой, когда с нее сбегает вал
прибоя, удары осколков по ставням лавок и разрывы, разрывы, разрывы...
Нед подошел и прислонился к стене рядом с Санчесом. Нокс достал пачку
сигарет.
Курили медленно, чтобы дать передышку Неду.
Нокс спросил Санчеса:
- А ты уверен, что генерал там?
Санчес молча пожал плечами: откуда он мог знать? Он был тут в последний
раз две недели назад. Тогда и переулок был еще переулком. И дома в нем были
похожи на дома. Отвечая больше своим собственным мыслям, чем Ноксу, он еще
раз повел плечами.
- Иначе зачем мы здесь? - сказал Нокс. - Не каждый день удается теперь
получить автомобиль.
Нед усмехнулся:
- Если бы они знали, кого мы собираемся на нем вывезти!
Санчес не понимал того, что они говорили.
- Пойдем?
И хотя с акцентом, от которого не может отделаться ни один англичанин
ни в одном языке, но довольно чисто Нед ответил по-испански:
- Пойдем.
Санчес скинул карабин с ремня и побежал вдоль стены. Через несколько
мгновений его серый "моно" слился с облаком пыли, поднятой упавшей трубой.
Было только видно, что Санчес завернул за ближайший угол. Нед, прихрамывая,
побежал следом. За ним не спеша, широкими шагами двинулся Нокс...


Мануэль скорее умер бы, чем решился нарушить приказ своего духовника и
войти в подвал, где тот беседовал с раненым. Старик сидел на каменных
ступенях, подперев голову кулаками, и смотрел на проходивших мимо подвала
людей. Это были последние жители Пуэнте Ваекас. Они покидали свое
предместье. Когда придет Франко, за ними начнется охота. Им уже обещали: это
будет такая охота, какой они не видывали со времен Торквемады.
Люди шли, нагруженные тем, что могли взять с собою. Старики и мальчики
несли узлы, завязанные в пестрые платки. Руки женщин были заняты грудными
детьми. Иногда грудных несли девочки, а матери, тяжело волоча ноги, тащили
больных.
У испанцев, покидавших свои дома, не было детских колясочек, в которых
через год миллионы французов повезут свои чемоданы из Парижа. Обитатели
Пуэнте Ваекас были слишком бедны для такой роскоши. В лучшие времена, когда
им случалось переезжать из одного подвала в другой, они занимали у знакомого
землекопа тачку. В ней умещался их скарб. Но теперь у них не было даже
тачек. Да и кто повез бы эти тяжелые тачки? Ведь все мужчины на фронте!
Старый Мануэль сидел на пороге своего подвала, уронив голову на колени,
и следил за вереницей ног в деревянных башмаках или вовсе без башмаков,
ступавших по острым обломкам того, что еще вчера было их жилищем. Морщины
старика делались все глубже. Глаза его, устремленные на беглецов,
становились все мутней и мутней. Он сидел неподвижно. И можно было подумать,
что он уже умер от горя. Лишь иногда он отрицательно покачивал головой в
ответ на крики женщин, звавших его с собой.
- Уходи, Мануэль! Франко не погладит тебя по головке, хотя ты и брил
когда-то знатных сеньоров, - сказал, остановившись подле него, старик, такой
же ветхий, как он сам.
- Иди, а то отстанешь от своих, - сказал Мануэль, но когда слесарь
Витторино сделал уже шаг прочь, вдруг остановил его: - Погоди-ка! -
Порывшись за пазухой, он протянул несколько серебряных монет: - Тебе
пригодятся.
- Что ты!
- Мне-то они уже, наверно, не понадобятся. - И с усмешкой, вдруг
искривившей все морщины на его лице, добавил: - Веревку-то Франко наверняка
дает бесплатно...


Смех причинил Матраи боль. Но он заставил себя засмеяться. Это был
самый короткий ответ, который он мог дать монаху.
- Даже если бы вы обещали мне не вечное спасение, а только спасение от
лап Франко, я и то послал бы вас ко всем чертям, - с трудом выговорил
Матраи.
- Вы и сами не понимаете, как близко подошли к сути дела, - без тени
раздражения ответил священник и небрежно сунул за пазуху требник и
дароносицу, которую до того держал на коленях, как святыню. Он действовал,
как артист, роль которого была сыграна и который торопится освободиться от
надоевшей бутафории.
По лицу монаха пробежала усмешка. Она так противоречила аскетической
строгости его черт, за минуту до того словно окаменевших во вдохновенном
созерцании всевышнего, что Матраи почудилось, будто перед ним появился
другой человек. Генерал не был таким уж новичком в общении с католическими
священниками. Венгр по происхождению, сын католиков, он знал цену сутане
иезуита.
Продолжая улыбаться, словно он сообщал нечто необыкновенно приятное,
Педро проговорил:
- Мы можем быть откровенны. Я потому, что уверен: вы уже никогда и
никому не сможете передать того, что услышите... Вы потому, что когда стоишь
перед виселицей, терять уже нечего... По милости всевышнего, можно только
неожиданно обрести... Это подвиг, когда от жертвы польза другим, и
бессмыслица, когда - никому. А в данном случае... - Педро развел руками и
замер, как ворон, распустивший крылья. - Не лучше ли сохранить жизнь, если
есть возможность? Милосердие божие не знает границ... Если бы вы согласились
посмотреть на вещи трезво, отбросив коммунистические иллюзии...
- Вам лучше уйти, - негромко сказал Матраи.
- Я должен дать вам представление о солидности гарантий, которые вы
можете получить...
- Уйдите!..
- Бог и церковь дают не только тем, кто просит. Кроме жизни, мы
гарантируем вам такое обеспечение, о каком не мог бы мечтать ни один генерал
вашей республики. Взамен мы потребовали бы от вас одного...
Он запнулся, так как в этот момент его глаза встретились со взглядом
Матраи.
Острая боль в легком мешала Матраи крикнуть. Он задыхался и смог только
еще раз прошептать:
- Уходите!..
Но иезуит не унимался:
- Вас смущают условности. Стоит ли думать о них на пороге такого
решения: жизнь или... - Он поднял взгляд к потолку. - Не спорю, по ту
сторону вы обретете вечность, но я не позавидую такой вечности. Подумайте о
муках, ожидающих вас, - вечных муках, генерал... А если вы сделаете
правильный выбор, святая церковь отпустит вам все грехи, вы насладитесь
жизнью в этом мире и вечным блаженством там. Это мы вам гарантируем так же,
как выплату по чеку на любой банк мира.
Раненый потянулся к глиняной кружке, из которой поил его старый
цирюльник. Напрягши силы, он поднял ее и швырнул в монаха. Это было так
неожиданно, что Педро едва успел отскочить. Бледный от гнева, он поднял
распятие, висевшее на четках, и, отмахиваясь им от раненого, как от
привидения, провизжал:
- Будь проклят!.. Будь проклят!..
При этом, словно боясь, что раненый поднимется с постели и ударит его,
он пятился к двери, пока не нащупал ее свободной рукой. Но дверь за его
спиною распахнулась, и он во весь рост растянулся поперек порога. В подвал
вбежали Санчес и Нокс.
Санчес схватил иезуита под руки и поволок из подвала. Нокс взглянул на
искаженное гневом лицо Матраи, шептавшего:
- Жаль, что мы не расстреливаем попов, хотя девять из десяти
заслуживают этого!..
Санчес вытолкнул Педро на улицу.
- Убирайся! Уходи!
Иезуит привычно-театральным движением поднял руку, громко проклял дом
старого Мануэля со всеми его обитателями и побежал прочь.
Санчес насмешливо крикнул ему вслед:
- Пригнитесь, а то ненароком снаряд, освященный самим папой, отправит
вас в царствие небесное!
Священник приостановился и крикнул визгливо, как старуха на рынке:
- Господь знает, кого поразить своим гневом! Он сметет вас всех одним
ударом... Слышите, всех!
Санчес уже не слышал, что выкрикивали еще двигавшиеся губы Педро. Все
заглушил близкий разрыв снаряда. Санчес видел, как покачнулась стена, под
которой стоял монах, как по ней побежала трещина, как эта трещина делалась
шире.
Педро бросился прочь от падающей стены. Из-за пазухи у него выпала
дароносица и исчезла под сыплющимися сверху кирпичами. В тот же миг стена
рухнула, словно спеша настичь убегающего иезуита. Серая сутана смешалась с
серыми камнями. Все заволокло облако известковой пыли. Санчес прыгнул в
подвал и захлопнул за собою дверь.
Когда затих грохот обрушившейся стены и можно было расслышать
человеческий голос, Санчес вытянулся перед Матраи и отдал честь:
- Генерал, мне приказали привести к вам этих людей. Мне сказали, что
они увезут вас.
Нокс склонился над постелью:
- Вы, конечно, не помните меня: я пришел к вам в бригаду в ту ночь,
когда вас ранило осколком фашистской авиабомбы.
Матраи вгляделся в лицо Нокса:
- Я никогда не забуду тех, кто пришел сражаться вместе с нами... Вы -
англичанин... Вашего летчика расстреляли итальянцы...
- Вот он, - Нокс потянул за руку Неда. - Его недострелили. - И
рассмеялся: - Крепкие кости. Теперь ему удалось бежать из франкистского
плена. У нас есть автомобиль. Мы доставим вас в Валенсию.
Взгляд Матраи обратился к Мануэлю. Все поняли.
- Постараемся поместиться... - неопределенно сказал Нед.
- Нет! - старик покачал головой. - Я тут родился, тут и умру...
Поезжайте!

17

Все случилось именно так или почти так, как предсказывала Мэй. В одну
из ночей, когда вся бригада - Стил, Тони и Джойс - спокойно спала в своем
сарае, старая постройка вдруг загорелась одновременно с четырех углов. Джойс
сразу понял, что случилось.
- Ку-клукс-клан!
Сознание Стила обожгла мысль: "Автомобиль!" Дряхлый шевролетик, на
котором все трое приехали сюда, стоял под навесом вместе с трактором и
сельскохозяйственными машинами шагах в пятидесяти от сарая, где жили
механики. Спасение сейчас зависело от того, удастся ли им добраться до
навеса, прежде нем пламя осветит всю окрестность. Свет даст возможность
бандитам, залегшим, вероятно, вокруг усадьбы на расстоянии прямого выстрела,
сделать свое дело.
Все трое были солдатами. Бои на улицах испанских городов в дыму и
пламени пожаров, на пустынных горных плато Гвадаррамы и в садах Каса дель
Кампо дали им опыт, которого не было у куклуксклановцев. Те привыкли
нападать на беззащитных негров или на одинокие фермы коммунистов, бессильных
сопротивляться многочисленным шайкам фашистов.
Две короткие перебежки в полной тишине - и все трое были под навесом.
Это было проделано так стремительно, что даже Тони не успел задохнуться,
только неистово заколотилось его больное сердце. Дребезжа всеми гайками,
шевролет рванулся с места. Вслед беглецам щелкнуло несколько растерянных
выстрелов. Прошло не меньше двух-трех минут, пока Миллс понял, что
произошло, и его банда устремилась в погоню на двух автомобилях. Но в свете
их фар беглецов уже не было. Только вдали мелькал красный задний фонарик
шевроле, который Стил впопыхах не догадался разбить.
Проселок спускался в глубокую выемку к ручью.
- Сейчас я врежусь в перила моста, и мы подожжем автомобиль, - сказал
Стил.
- Жалко, - плачущим голосом пролепетал Тони.
- Оттуда с полмили до станции. Иначе они нас накроют.
- Мне не добежать, - сказал Тони.
- Значит, тебя повесят, - ответил Стил.
У Стила не было времени для раздумья. Впереди белел уже новый
деревянный настил моста.
- Держись! - крикнул Стил.
Все трое едва не вылетели из автомобиля, ударившегося радиатором в
перила. Одно из передних колес повисло в воздухе. Клочок бумаги, сунутый под
бак, спичка - и все трое пустились бежать на высокий берег. Тони упал,
задыхаясь. Джойс и Стил подхватили его под руки и потащили в гору. Ветви
деревьев били их по лицам. Тело Тони проделывало борозду в примятых кустах.
Но, так или иначе, они были уже на станции.
- Сколько у нас денег? - спросил Стил.
Джойс запустил руку в карман и подал Стилу все, что там было. Тони
сидел на земле, привалясь к стене и откинув голову. Дыхание у него
вырывалось со свистом.
При свете станционного фонаря Стил расправил несколько смятых
долларовых бумажек.
- Хватит.
И уверенно направился к стоявшему на пути товарному составу. Джойс
взвалил на спину безвольное тело Тони и зашагал через рельсы следом за
Стилом.
Трясясь в порожнем вагоне из-под угля, они неслись к Нью-Йорку. Тони
спал в уголке, подобрав под себя короткие ноги.
Джойса вдруг словно кто-то толкнул в бок. Он сел, опираясь ладонями в
пол, коловшийся крошками каменного угля, и вгляделся в темное пространство
вагона. Не видя Стила, озабоченно проговорил:
- А ты уверен, что именно так и нужно: уехать?
- Спи, Хамми...
- Нет, ты скажи: уверен?
- Уверен, только отстань.
- Я вернулся в Штаты не для того, чтобы бежать при первой стычке с этим
сбродом... Тут мы должны продолжать то, что начали в Испании.
- Мы так и сделаем, Хамми... Спи...
- Я не хочу уезжать.
Стилу очень хотелось спать, но он терпеливо сказал:
- Видишь ли, Хамми, из меня сделали не только механика, но и солдата.
Мне кажется, что лучше приложить уменье солдата там, где в нем нуждаются,
чем ходить тут в поисках работы. Ты же видишь: к самолетам нас уже не
допускают - мы торчим на тракторах. А теперь хозяева Миллса позаботятся о
том, чтобы нас внесли в черный список, - не подпустят и к тракторам. Так
чего же тут искать?.. Голодной смерти?
- Мы же можем явиться в исполнительный комитет партии и сказать: "Дайте
нам такое поручение, чтобы..."
Стил не дал ему договорить:
- Туда-то мне и не хочется итти.
- Я тебя не понял, - удивленно проговорил негр. - Мы можем пойти прямо
к товарищу Браудеру.
- Именно к Браудеру-то я и не пойду.
- Не морочь мне голову, Айк, - рассердился Джойс. - Что ты мне морочишь
голову!
- Мне не нравится Браудер.
- Ты рехнулся, Айк!
- К сожалению, нет. Слышишь, Хамми: я говорю "к сожалению". Потому что
это действительно отчаянно плохо - то, в чем я уверен насчет Браудера.
В вагоне воцарилось молчание.
Свет уже пробивался в откинутый железный люк, когда Джойс разбудил
Стила:
- Что же мы должны сделать?
- Ехать туда, где мы нужны.
- В Китай?


Три дня ушло на отыскание в Нью-Йорке китайского генерала Фан Юй-тана.
И вот все трое сидели в его приемной. Собственно говоря, это была всего лишь
прихожая номера, занимаемого китайским генералом в одном из нью-йоркских
отелей. Отель был второклассный, номер не слишком роскошный, прихожая
крошечная.
К друзьям вышел секретарь генерала - маленький плотный китаец с
широким, чисто выбритым лицом, главной деталью которого были большие очки в
черепаховой оправе. Сделав рукою движение, адресовавшее его слова всем троим
он сказал, что целью прибытия его превосходительства генерала Фана в
Соединенные Штаты вовсе не является вербовка специалистов в китайскую армию.
Тем не менее его превосходительство генерал Фан, в виде исключения,
рассмотрел предложение господ Стила, Джойса и Спинелли. Его
превосходительство генерал Фан полагает, что дело может быть решено в общих
интересах, поскольку оно касается авиационных специалистов мистера Стила и
мистера Джойса.
- Разумеется, - тихо сказал секретарь, - его превосходительство генерал
Фан не сможет дать господам Стилу и Джойсу того положения, которое у маршала
Чан Кай-ши занимает их соотечественник - мистер Джеймс Дулитль. Они не будут
советниками его превосходительства генерала Фана по вопросам авиации, как
мистер Дулитль у маршала Чан Кай-ши. Мистер Стил и мистер Джойс будут только
техническими специалистами.
Китаец улыбнулся и вопросительно посмотрел на обоих. Тот и другой
ответили молчаливыми кивками согласия.
- Что же касается мистера Спинелли, - продолжал секретарь, - то его
превосходительство генерал Фан не пони мает, в каком направлении могло бы
быть использовано музыкальное дарование мистера Антонио Спинелли в Китае.
Его превосходительство генерал Фан особенно подчеркивает, что он не
представляет в Штатах ни национального китайского правительства,
возглавляемого его высокопревосходительством маршалом Чан Кай-ши, ни
правительства особого района, возглавляемого господином председателем Мао
Цзе-дуном. Его превосходительство генерал Фан является в Соединенных Штатах
совершенно частным лицом, представляющим лишь некоторые прогрессивные круги.
Его превосходительство генерал Фан полагает, что мог бы в порядке совершенно
частной услуги предложить господам Стилу и Джойсу сопутствовать ему в
обратной поездке в Китай. Его превосходительство генерал Фан намерен
совершить это путешествие через Европу и Советский Союз. Необходима
уверенность, что ни японцы, ни их китайские приспешники, ни некоторые другие
тайные и явные пособники китайской реакции и японского империализма не
помешают его превосходительству генералу Фану достичь в Китае пункта,
который являлся целью его путешествия - ставки Восьмой армии, находящейся
под командованием его превосходительства генерала Чжу Дэ. Его
превосходительство генерал Фан полагает, что именно там господа Стил и Джойс
смогут применить свои знания в области авиационной техники с тою пользой для
обеих сторон, о которой говорится в их прекрасной записке. Далее его
превосходительство генерал Фан считает необходимым предупредить господ Стила
и Джойса, что не может подписать с ними никакого контракта. Он от всего
сердца благодарит мистера Стила и мистера Джойса, но не может обещать им
достойного вознаграждения за их прекрасное намерение быть полезными военной
авиации Китая. Его превосходительство генерал Фан обещает лишь, что все
путевые издержки господ Стила и Джойса от Нью-Йорка до цели будут взяты им
на себя в пределах необходимости, достойной прекрасного поступка господ
Стила и Джойса...
При последних словах китаец любезно улыбнулся и склонил голову.
Совершенно ошеломленный его тирадой Тони стоял как окаменевший. Тони
даже прижал к груди измятую шляпу. Он не слишком хорошо понял то, что
относилось к нему самому. Язык китайца очень мало был похож на тот, которым
его научили объясняться тут, в Америке: китаец говорил на прекрасном
английском языке.
Когда китаец окончил речь, Стил обернулся к Тони:
- Ты понял?
Тони отрицательно мотнул головой.
Стил в двух словах объяснил создавшееся положение. Он спросил Джойса:
- Как быть?
- Мы не можем оставить Тони, - ответил негр.
Тони сказал:
- Если генерал Фан возьмет меня хотя бы в качестве повара, я согласен.
- Зачем ему повар? - удивленно спросил Джойс.
- Никто во всем Китае не сумеет ему приготовить макароны так, как я!

18

До последнего времени валенсийское шоссе оставалось единственной нитью,
связывавшей истекавшую кровью столицу свободной Испании с морем, то-есть с
миром. Но вследствие измены касадистов и это шоссе оказалось под вражеским
контролем. Касадо блокировал защитников Мадрида. Его старания были
направлены к тому, чтобы не выпустить из окружения ни одного коммуниста и
дать возможность Франко захватить костяк армии республики.
Матраи уложили в маленький старый автомобильчик.
Посмотрев на него, Санчес в сомнении покачал головой.
- На этой машине вы не доедете до Валенсии, - сказал он.
- Важно это! - ответил Нед, потрепав английский флажок, прикрепленный к
крылу автомобиля.
- И это не спасет вас, если изменники обнаружат генерала, - возразил
испанец. - Ехать на Хетафе нельзя. Нужно выбраться на Алькала-де-Энарес,
оттуда повернуть на Арганду, а может быть, и еще дальше обогнуть патрули
касадистов.
- Говорят, что нужно так или иначе добраться до Таранкона. Там наши, -
сказал Нокс.
- Да... Но пока вы попадете в Таранкон...
- Выхода нет - едем на Энарес, - решительно заявил Нед. Он протянул
руку Санчесу: - Быть может, все-таки... поедете с нами?
- Я вернусь в свой батальон.
- Вы, может быть, его уже и не найдете.
- Любой батальон республики - мой, - ответил испанец.
- Я буду гордиться тем, что знал вас... - сказал Нед. - Передайте
товарищам, что многие англичане будут продолжать борьбу за ваше дело у себя
в Англии.
- Они проиграли битву там так же, как мы проиграли ее здесь, - с
грустной улыбкой сказал Санчес.
- Если будет нужно, мы снова придем сюда.
- Кто знает: придете вы сюда или мы туда?
Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, Санчес держал в руке смятый берет,
потом повернулся и, закинув за спину винтовку, широким солдатским шагом
пошел к дымящемуся Мадриду.
Чем дальше ехали англичане, тем запруженнее становилось шоссе. С
выходом на главную валенсийскую дорогу двигаться удавалось только обочиной.
Поток людей стремился на восток. Они шли пешком, одни налегке, другие