Шумилов Павел. Давно забытая планета

 
   Последний раз вызываю Кору и прошу позаботиться о Баке, пока меня нет. Иду по коридору к большой нуль-т камере. Только сейчас замечаю красную ковровую дорожку на полу. В первый раз вижу ковровую дорожку в космосе. Не смотрится она здесь, не гармонирует… Осматриваю конус снаружи. Ну, типичная летающая тарелка из старого фантастического фильма. Занимаю место в конусе, меня накрывают крышкой. Звякают по металлу инструменты. Прямо подо мной, спереди, сзади, по бокам семь иллюминаторов. Уголек транслирует предстартовый отсчет. Попрочнее берусь всеми лапами за специальные скобы.
   Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.
   Ноль.
   Бросает вверх, вниз, вверх, ой! Разворачивает, отрывает от скоб, бьет об потолок, размазывает по стенке. И также неожиданно рывки и перегрузки прекращаются. В задней лапе зажата сорванная с пола скоба. Перчатка скафандра на передней лапе порвана. Кровь из разбитого носа и прокушенного языка заливает стекло шлема. Ощупываю себя, осматриваюсь. Остальное, вроде, цело. Сглатываю кровь, вылизываю языком стекло шлема. Ни один человек так бы не смог! Пол стал вертикальной стеной. Поднимаюсь, берусь за скобы, занимаю расчетное положение. Пол снова становится полом. Мой примитивный летательный аппарат управляется как дельтаплан – перемещением центра тяжести пилота. Смотрю на приборы. Высота уже 17 тысяч. В иллюминаторах – облака и земля. Включаю связь.
   – Уголек, у меня все по плану. Тряхнуло сильно, но живой. Сориентируй перед сбросом флаер по вектору скорости.
   – Флаер уже сброшен. С ним тоже все в порядке. Он сейчас в сорока пяти километрах западнее тебя.
   – Отлично. До связи.
   Высота – двенадцать. Выпускаю тормозной парашют. Купол открывается сначала на четверть площади. Рывок не очень сильный. Выжидаю десять секунд и раскрываю парашют полностью. Хвап! Как воблу об стол! Аж дыхание перехватило. Из носа опять пошла кровь. Скорость падает – это хорошо. Все по плану. Высота – десять. Ложусь на брюхо и любуюсь в иллюминаторы пейзажем. До пяти тысяч делать абсолютно нечего.
   Высота – пять. Открываю маленький лючок, выравниваю атмосферное давление с наружным.
   Четыре тысячи. Расстегиваю скафандр на спине, освобождаю крылья.
   Три с половиной. Тяну за рычаг, раздаются громкие хлопки, и крышка над головой уходит вверх. Точнее, мы с конусом проваливаемся вниз. Крышка медленно опускается на парашюте. Над головой голубое небо с редкими облаками. Приседаю и изо всех сил отталкиваюсь всеми лапами от конуса. В первый момент конус уходит вниз, но, облегченный, тормозится сильнее, как будто прыгает на меня снизу, больно бьет по хвосту и задним лапам, переворачивается и уносится, кувыркаясь, куда-то вверх. В ушах свистит ветер. Рулю хвостом. Однажды на такой скорости я поймал флаттер. Чуть-чуть раскрываю кончики крыльев. Полет становится управляемым. Ухожу в сторону от парашюта и конуса, делаю горку, гашу скорость и раскрываю крылья полностью. Стаскиваю шлем скафандра, полной грудью вдыхаю местный воздух. Я сделал это! Я прямо с орбитальной десантировался на планету и остался жив! Вряд ли кто захочет повторить этот трюк.
   Сообщаю Угольку об удачном завершении десантирования. Смотрю на планшет, определяю курс на шаттл. Мимо проносится флаер. Фонарь вмят внутрь кабины. Досталось бедному. Но главное – уцелел.
   Ложусь на курс. До точки около восьмидесяти километров. Лечу быстро. Уже через полчаса подлетаю к храмовому комплексу или монастырю. За высокой стеной что-то отливает золотом. Снижаюсь. Нет, не может быть! Это памятник шаттлу. Золотой памятник на каменном постаменте. В натуральную величину.
   Сажусь на истертые каменные ступени. Обхожу вокруг, трогаю. Я был неправ. Это все-таки не памятник. Это самый настоящий шаттл, покрытый позолотой. Золотыми листами в пол миллиметра толщиной. Стоит здесь тыщу лет.
   Я опять ошибся. Мне опять не повезло. Но почему? Что я делал неправильно? Я же не виноват, что они тут из шаттлов монументы делают.
   Идиот, – говорит во мне другой я. – Вот так и напишешь на их могиле – Я не виноват. Подпись – руководитель экспедиции.
   Взлетаю и лечу, куда глаза глядят. Флаер описывает надо мной широкие круги.

СЭКОНД

   В поселке жизнь бьет ключом. Младший Барсученок одел ошейник на привезенную из набега девушку. Старший обменял свою у Свинтуса на лошака. По этому случаю устроили попойку, Свинтус напился и проиграл Кроту четырех овец, на которых тот выкупил у общества Лужу. Лужа тут же устроила безобразную семейную сцену, требуя себе ошейник, за что принародно была высечена и поставлена на ночь к столбу. Сандра обругала ее и побежала проверять дела в бараках. Когда вернулась из бараков, рядом с Лужей у столба стояла Птица.
   – О, господи! – ужаснулась Сандра. – Здесь что, медом намазано? Потерпи немного, освобожу тебя.
   Птица разразилась длинным, злобным ругательством.
   – Не хочешь, как хочешь – обиделась Сандра. – Лужа, что такое хартахана?
   – Беда это. Стихия. Стихийное бедствие. Раз в тридцать лет бывает, и то слишком часто. Пыльная буря. Красивое тебе имя дали, правда?
 
   На столе лежала запыленная дорожная сумка Скара. Девушка хотела повесить ее в угол, на обычное место, но почувствовала под пальцами знакомые формы. Не удержавшись, развязала и заглянула внутрь. Бледнея, вынула и разложила на столе в ряд четыре лазерных пистолета. Один пустой, три полностью заряженных. Оглянулась на окна, торопливо засунула обратно в сумку, метнулась к сундуку, задумалась, повесила в обычное место в углу, прикрыла сверху старой рваной курткой Скара. Прошла в свою комнатушку, легла прямо на одеяло в грязных мокасинах, зажала ладошки между колен. В коридоре загрохотали шаги Скара, открылась дверь. Сандра не обернулась, только сильнее сжала ладошки.
   – Проверял меня, да? Сам с чердака в щелку подсматривал. Моему слову не поверил.
   – Как ты догадалась?
   – Как ты в коридор попал, если входная дверь не хлопнула. И пистолета пятого не было. Дурак поймет.
   – Иш ты! – Скар задумался. – Если ты догадалась, значит проверка не удалась…
   – Не-а.
   – Зачем же ты мне это сказала?
   – Из вредности. Сам думай, веришь мне или нет.
   – Как я могу верить такой хитрой, вредной, непослушной рабыне? Придется на тебя силой ошейник одеть, – весело сказал он.
   – На себя одень, – со слезой в голосе отозвалась девушка.
   Скар посадил ее, обнял за плечи.
   – Зачем воину ошейник?
   – Вот и я об этом.
   Он рассмеялся, повалил ее на одеяло.
   – Ах ты, мой курносый воин! Думаешь, влезла в мои старые штаны и сразу воином стала? – принялся стаскивать с нее одежду.
   – Может, у вас воина штаны делают, а у нас самурай – он и голый самурай.
   – Кто такой самурай?
   – Это воин, который один десятерых стоит.
   – Сейчас мы посмотрим на голого самурая. Ага, самураи щекотки боятся!
   – Ой, прекрати! Ой, не надо! У самых сильных людей могут быть маленькие слабости, вот!
 
   Ночью, как только уснул Скар, Сандра выскользнула из постели, взяла два одеяла и поспешила к столбу. Лужа и Птица ожесточенно ругались шепотом. Впрочем это не мешало им крепко прижиматься друг к другу и синхронно дрожать от холода. Сандра закутала обоих в одеяла, отругала еще раз Лужу, осмотрела залитый лунным светом форт. В окнах дома Свинтуса горел свет, шумели пьяные голоса.
   Вернулась в дом, тихонько шмыгнула под одеяло.
   – Что на этот раз натворила? – спросил Скар.
   – Я девушкам одеяла отнесла. – Поцеловала его. – Спи. Нам завтра далеко ехать.
   – Никуда мы завтра не едем.
   – Как не едем? Скар, ты же обещал, – голос зазвенел от обиды. – Ты слово дал. Как же тебе верить? Для тебя слово воина ничего не стоит?
   – Пила ты, а не самурай. Ошейник не одела, а уже пилить начала. Я сказал – как только с делами развяжусь. Завтра моя очередь на вышке дежурить. Послезавтра поедем. – Повернулся к ней спиной.
   – Хозяин, прости засранку, – лизнула в шею. – Я больше не буду.
   – И не подлизывайся! Говорил мне Умник, – ворчал, засыпая, Скар, – хочешь иметь хорошую жену – возьми сиротку из бараков, отрежь язык, а уж потом одень ошейник. Почему так никто не делает?

СЭКОНД. ДРАКОН

   – Мастер, прием. Мастер, прием. Коша, ты меня слышишь?
   Меня, оказывается, уже давно вызывает Уголек.
   – Слышу. Уголек, это не тот шаттл. Этот сел тысячу лет назад.
   – Я знаю. Мастер, я раскопала в компьютере программу полной дешифровки телеметрии. Там, оказывается, есть аудиоканал. Я прокрутила запись их переговоров. Они сели на ночную сторону, на восточный материк. А ты сейчас на западном. Что нам делать?
   – Шаттл искать. Пусти мне запись.
   Прослушиваю запись, анализирую ошибки. Конечно, нельзя было пороть горячку. Если так хотели спрятать от нас шаттл, то отвели бы от станции километров на пятьсот и, неторопясь, ремонтировали. Орбиту, конечно, надо было корректировать главным двигателем. Включать его несколько раз на две-три секунды, и тут же выключать, пока вибрация не набрала силу. Но, в общем, ребята неплохо боролись за живучесть корабля. Ни паники, ни растерянности на борту.
   – Мастер, на станцию комиссия прибыла. Мама не смогла их отговорить. Послать их… полем, лесом, лесом, полем?
   – Давай их в рубку и включи громкую связь. Я сам с ними поговорю.
   О чем я буду говорить? Продолжать спектакль по сценарию Анны?
   – Мастер, они здесь, – сообщает вполголоса Уголек и подключает общий микрофон. Слышны шаркающие шаги.
   – Зачем вы здесь?! – через наушники слышу, как мой голос гремит в помещении.
   – Не понял вопроса. Мы представляем контрольный орган синода. – По голосу узнаю председателя комиссии. Он же – глава фракции стабилистов.
   – Я спрашиваю, какая польза от вашего присутствия здесь? Вред очевиден. Есть ли от него польза?
   – Сэр Джафар, я не понимаю, чем вызван столь враждебный тон. Мне показалось, что несколько дней назад мы отлично понимали друг друга.
   – На станции черезвычайное положение. Идет спасательная операция. Вы специалисты по системам жизнеобеспечения? Или вы инженеры-нулевики? Может, среди вас есть космодесантники? Зачем вы здесь? Уголек, Анну на связь.
   – Я слышу, Мастер. Какого черта…
   – Анна, ты сообщила комиссии, что орбитальная Сэконда закрыта для посторонних?
   – Сэр Джафар, мы контрольный орган синода, и член синода, магистр Анна обязана подчиняться его решениям. Разумеется, если ей нечего скрывать…
   – Вы компания параноидальных бездельников. Комиссия безответственных болтунов…
   – Мастер!!! – отчаянный вопль Анны. Делаю вид, что успокаиваюсь и шумно выпускаю воздух.
   – Мастер, что произошло?
   – Произошло то, что пять молодых, горячих голов решили поразить синод трудовыми победами. Позабыли, что космос не прощает спешки и показухи. Наскоро залатали неисправную машину и грохнулись на ночную сторону. И все ради того, чтобы отрапортовать комиссии о новой победе.
   – Сэр Джафар, мы принимаем часть вины, но леди Уголек сообщила нам, что вы высадились на поверхность Сэконда. Выходит, вы обладали исправной машиной, и не предоставили ее молодым людям…
   – Я дракон. Я десантировался без машины. Второй машины нет, а изготовлять ее слишком долго. И так с момента аварии прошли целые сутки.
   – Вы прямо из космоса высадились на планету? Но это же невозможно!
   – В мире нет ничего невозможного. Есть вещи, которые требуют больших или меньших усилий и сопровождаются большим или меньшим риском.
   Оглядываюсь и вижу, что небо за мной почернело. Идет гроза и, видимо, черезвычайно сильная.
   – Уголек, гони их из рубки, если будут мешать. У нас проблема. Идет гроза. Уводи флаер в безопасный район.
   Неплохо было бы и самому найти укрытие. Набираю высоту, иду на максимальной скорости. Слышу, как Уголек отключает громкую связь. Теперь я их слышу, они меня – нет. Анна объясняет членам комиссии ситуацию, и все переходят в кают-компанию. Уголек тут же включает трансляцию оттуда. Обсуждают мое поведение. «Он – дракон. И он – Повелитель. Синоду он неподконтролен.» – это голос Анны. «Но его поведение хамское и вызывающее.» «А вы уверены, коллега, что нормы морали драконов совпадают с человеческими?» «Совпадают и превосходят. Драконы, например, говорят правду и не умеют лизать задницу.» «Вы считаете, что хамить и говорить правду – это одно и то же?» «Нет, это вы так считаете.» «Браво!» «Спокойно, братья. Мы прибыли сюда для работы, а не для сведения счетов.» «Кстати, об этом месте. Хочу напомнить присутствующим одну мелочь. В данный момент мы без уведомления и без соответствующего разрешения вторглись на территорию чужого государства. Вас, братья, не настораживает этот факт?» – это голос Матфея. Интересная мысль. Я об этом тоже не подумал. «Глупости! Вы хотите сказать, что мы нарушаем закон?» «Мягко говоря, да.» «Кому же принадлежит эта территория?» «Разумеется, местным жителям. Или Повелителям в лице сэра Джафара.» «Сэр Джафар высказал несколько интересных мыслей насчет целесообразности нашего пребывания здесь.» «А знаете, коллеги, с новой точки зрения наш разговор с драконом выглядит совсем по-другому.» «По-другому? Да вы еще не поняли всей серьезности положения! Брат Луко, вы юрист. Какое наказание нам может грозить?» «Все, что угодно. Я думаю, лучше уладить этот вопрос немедленно.»
   Вся компания следует в рубку, Уголек включает громкую связь, и мы минут пять расшаркиваемся во взаимных извинениях.
   Через два часа полета на полной скорости выдыхаюсь, но и туча почти скрылась за горизонтом. Укрытия по-прежнему не видно. Зато прямо по курсу – какой-то город. Во мне просыпается второе дыхание. Иду на крейсерской скорости со снижением. Типичный средневековой город. Нет, пожалуй, не совсем типичный. Такая высокая толстая каменная стена наводит на размышления. То, что на стене в мирное время через двадцать метров стоят вооруженные часовые, тоже наводит на размышления. Может, я выбрал для визита не совсем мирное время? А часовые-то уже не стоят! Как забегали! На всякий случай одеваю защитные очки с третьим глазом-телекамерой на лбу.
   – Картинка четкая, – докладывает Уголек.
   Понимаю, что нужно было одеть очки с самого начала. Потерял квалификацию рейджера. Прохожу над городом на бреющем полете. Подо мной паника. Кричат, что я – черная птица. Дальтоники. Скафандр на мне коричневый, почти красный. Может ли у всего населения планеты развиться дальтонизм? Почему бы и нет? Если в местной пище чего-то нехватает, или…
   – А-а-а! – угловатый камень размером с человеческую голову пробивает перепонку крыла. Делаю бочку. Солдаты внизу суетятся вокруг катапульты. Выравниваюсь, энергично работаю крыльями, набирая высоту. Разрыв в перепонке растет, и это так больно!!! Перехожу на полет в стиле Уголька – только на биогравах. Крылья неподвижны, энергично, в быстром темпе напрягаю и расслабляю мышцы. Но такой полет требует огромных усилий, а я устал как собака. Эти паразиты опять заряжают катапульту! Зверею. Широко расправив крылья, медленно опускаюсь прямо на них. Люди разбегаются. С трудом сдерживаю себя. Перепонка невыносимо болит. Реву, с усилием поднимаю над головой катапульту – она весит больше двух тонн, со всех сил сжимаю. Треск, на меня сыплются обломки бревен и обрывки канатов. Катапульты больше нет. В угол зажался, выставив перед собой копье, солдат в медных доспехах. Махнув лапой, выхватываю у него копье и задумчиво ковыряю в зубах. Потом жую древко. Вкус у древесины очень приятный, чуть солоноватый.
   – Ты зачем в меня камнем бросил? – спрашиваю у солдата. – Я летел, никого не трогал, а ты в меня – камнем.
   – Накажи меня, не трогай семью! – солдат падает на колени. Произношение просто ужасное, но понять можно.
   – Одного тебя наказать, или их тоже? – указываю лапой на лучников, занимающих позиции. Грустно вздыхаю, подбираю на ужин бревно из обломков катапульты и лечу на биогравах к полуразрушенному каменному зданию километрах в трех от городской стены. Сажусь, выжатый как лимон. Иду в здание. Из окон выскакивают два десятка нищих и убегают в сторону города. Захожу внутрь. Древняя выщербленная мозаика на стенах, остатки фресок на потолке. Нахожу комнату без окон, почище, включаю мощный фонарь, кладу на пол, направив луч в потолок. Достаю иголку, самую крепкую леску и начинаю зашивать крыло. Сначала прихватываю, потом счищаю ножом корку засохшей крови и сшиваю края встык. Вроде бы, этот шов зовется парусным. Процедура черезвычайно болезненная. К концу весь пол залит кровью, у меня стучат зубы, дрожат лапы, плывет сознание. Выхожу в другую комнату, ложусь на пол, закрываю глаза. Даже лежа укачивает. Всхлипывающие звуки, оказывается, издаю не я, а наушники. Точнее – Уголек. Она наблюдала всю операцию через передатчик в очках, а что такое – порванная перепонка, знает на опыте.
   И тут снаружи начинается буря.

СЭКОНД. САНДРА

   Девушка проснулась затемно. Накинула на плечи куртку Скара и побежала к столбу наказаний. Нужно было забрать одеяла, пока их не заметил никто из мужчин. Подойдя, ужаснулась перемене, произошедшей с Птицей. Глаза ввалились, в них тихое отчаяние. Запястья ободраны наручниками. Одеяло, все истоптанное, лежит на земле. Лужа, зареванная и испуганная, утешает, прикрывает своим одеялом.
   – Что случилось?
   Птица отворачивается.
   – Скажи ей, скажи. Госпожа поможет. Она все может, – лопочет Лужа.
   – Лужа, что случилось?
   – Они Волю всю ночь мучили.
   – Кто они? Кто такая Воля?
   – Волю старший Барсучонок привез. Она подруга Птицы. Она всю ночь кричала. Свинтус ее убил, наверно.
   Птица выпрямилась у столба, подняла на Сандру сухие, злые глаза.
   – Госпожа, открой наручники, дай мне нож. У тебя есть, я видела. Всю жизнь тебе благодарна буду. Только за Волю с ними рассчитаюсь.
   – Ты что? Тебе нельзя. Тебя убьют сразу! – растерялась Сандра. Птица застонала в бессилье, уткнувшись лицом в столб.
   – Подожди, я сама, я сейчас, – Сандра со всех ног бросилась к дому. Торопливо оделась, рассовала по карманам свой арсенал, прицепила меч. Проснулся Скар.
   – Ты куда?
   – Я скоро. Я сейчас вернусь, – выскочила на улицу, побежала к дому Свинтуса. За порогом споткнулась о что-то мягкое. Открыла дверь пошире, присмотрелась. На полу в луже крови лежала голая девушка. Прислушалась. Из комнат доносился храп. Девушка на полу застонала. Сандра приподняла ее, потащила на улицу. С сеновала выглянула встревоженная женская физиономия.
   – Помоги, – приказала Сандра. Женщина торопливо спустилась, подхватила девушку за ноги. Отнесли к колодцу, положили на широкую деревянную скамью.
   – Принеси чистую простынь, – велела Сандра. Женщина убежала. Девушка попыталась перевернуться на бок, вытолкнула изо рта большой кровавый сгусток. Сандра осмотрела ее. На обеих руках со всех пальцев, кроме больших, обрублены крайние фаланги. Сандра подняла голову и приоткрыла девушке рот. Во рту не осталось ни одного зуба. Кровоточили изуродованные десны. Сандра ахнула. Прибежала женщина с простыней. Оторвали несколько полос, смочили в колодезной воде, принялись оттирать кровь с тела. Промыли и перевязали пальцы.
   – За что ее так? – спросила Сандра.
   – Она Свинтуса за член укусила, все лицо расцарапала.
   – Откусила?
   – Нет. Тогда бы сразу убил.
   Завернули девушку в одеяло, Сандра хотела отнести в свою комнатушку, но тут из дома Свинтуса повалили возбужденные мужчины.
   – Девка удрала! Охота! Охота! – кричали они.
   – Эй, вы, недоноски! – закричала Сандра. – На кого собрались охотиться? Если на Волю, то вот она! Здесь умирает. Я отрублю руки первому, кто до нее дотронется. А ты, Свинтус, ее больше не получишь. Это говорю я, Санди Хартахана.
   – Поединок? – удивился кто-то.
   – А что? Она матку в два удара уложила. Ха, а вдруг и Свинтуса завалит? Мужики, поединок! Хартахана против Свинтуса!
   Сандра опешила. Реакция этих людей была непредсказуема.
   – Драться с девкой без ошейника? – Свинтус тоже опешил. Выглядел он живописно: на левой щеке четыре глубоких царапины, на правой почему-то только три.
   – Где ты видел воина в ошейнике? – громко спросил Скар, протолкавшись в первый ряд. – Победишь, девка твоя будет. Будешь со мной за эту биться – кивнул на укутанную в одеяло Волю.
   Свинтус рассмеялся.
   – Эту можешь хоть сейчас забрать. Деремся через час на площади.
   Народ, возбужденный предстоящим зрелищем, медленно расходился. Скар поднял на руки Волю, пошел быстрым шагом домой. Сандра семенила следом. У столба остановился, освободил Птицу. Лужи уже не было.
   – Скар, зачем ты меня Свинтусу пообещал? – спросила Сандра, когда они вошли в дом.
   – Может, насмерть не убьет, если захочет себе оставить. Доигралась, бестолковая! Он же тебя двумя пальцами пополам разорвет.
   – Как поединки проходят?
   – Как договоритесь, так и будет. Если с оружием, то обычно до смерти. Без оружия – пока кто-то не победит. Ты нож хорошо метаешь?
   – Не. С пяти шагов по двери промазала.
   – На мечах тебе с ним нельзя. Твой слишком тонкий. Сломается. Из лука стрелять умеешь?
   – Только теоретически. Из арбалета умею.
   – Пока арбалет заряжаешь, он из тебя кактус сделает. Надо было тебя на ночь к столбу поставить, а не Птицу.
   – Когда без оружия дерутся, ногами бить можно?
   – Все можно.
   Скар, если со мной что случится, поезжай к Черной Птице, помоги моим друзьям.

СЭКОНД. ДРАКОН

   Буря наконец-то кончается. Такой буре здесь не место! Это ошибка природы! На Форсайде – куда ни шло, на Элвисе – ради бога, но на Сэконде – явный перебор.
   Еще час сижу в скафандре, жду, когда осядет пыль. Она падает и падает с неба. Наверно, это никогда не кончится. Откидываю шлем, и тут же одеваю опять. Теперь четверть часа чихать буду. Выхожу наружу. Видимость – метров сорок. К тому же, темно как в лунную ночь. Пыль тонкая, невесомая, так и висит в воздухе. Все вокруг серое. Серый мир.
   Вызываю Уголька. Связь неустойчивая. Видимо, пыль поглощает или рассеивает радиоволны. Еще шаттл засыпет. Нет, он же на другом материке. Почему же радары его не нашли? Может, ребята нанесли на него антирадарное покрытие? Или еще до них… Амокерамика, она как, отражает, или поглощает?
   – Уголек, проверь, амокерамика поглощает или отражает радарный луч?
   – Я Кору попрошу.
   В комнате заметно потемнело. Неужели в фонаре аккумулятор сел? Нет, это просто на стекле фонаря скопился слой пыли. Очищаю и наблюдаю, как оно вновь покрывается невесомым пухом. Глупо получилось с этим камнем. Недоглядел. А солдаты – молодцы. Из катапульты, с первого выстрела по движущейся мишени! Теперь дня три не смогу летать. Плохо, что люди видели, как я в дом вошел. Могут на меня охоту устроить. Что мне тогда с ними делать? Не убивать же. Буря очень даже кстати пришлась. Дала передышку. Как минимум, до завтра. Это надо использовать.
   Ложусь в угол, носом к двери. По привычке пытаюсь накрыть голову крылом, но скафандр не позволяет. Засыпаю почти мгновенно.
   Просыпаюсь от сигнала рации.
   – Мастер, Кора говорит, эта керамика поглощает 98 % электромагнитного излучения на частоте радаров.
   – Ищите в оптическом и инфракрасном диапазонах.
   – Ищем.
   – Как комиссия?
   – Мама очень довольна. Все считают, что в местных делах и политике ты ни бельмеса. Секешь только в машинах и формулах. И вообще, простой, наивный, честный парень. Я подслушала тайное собрание стабилистов, их лозунг теперь – «Не будите спящего дракона». Кстати, это дядя Матфей им его подкинул.
   Дядя Матфей. Интересно, это на самом деле так, или фигура речи?
   – Хорошо, Уголек, ложись спать. Конец связи.
 
   Просыпаюсь от непонятного шума со стороны города. Стряхиваю пыль и смотрю на часы. Я проспал почти сутки. Местные! 30 часов! Снимаю шлем, выхожу на крыльцо. К дому движется странная процессия. Бьют барабаны, немузыкально завывают трубы, периодически кто-то лупит в гонг. Пристрелить бы мерзавца. Процессия останавливается метрах в двадцати от меня. Вперед выходят трое.
   – Обычно я убиваю тех, кто приближается ко мне с оружием, – говорю я. Все поспешно складывают оружие на землю. Любопытно. Значит, командую парадом я.
   – Эй, парень с гонгом, иди сюда. – Парень подходит. – Положи свою музыку на землю, – кладет деревянную раму, в которой на цепях подвешен медный гонг. Достаю лазерный пистолет. Узким лучом обрезаю цепи, потом широким расплавляю гонг. Парень в ужасе смотрит на лужицу металла и дымящуюся землю у своих ног.
   – Свободен, – говорю я. Он забирает раму и спешит на свое место.
   – Так что вы хотели мне сказать? – обращаюсь к парламентерам.
   – Властелин Смерти, не наказывай весь город. Мы привели виновных, – строй расступается, я вижу солдат, закованных в цепи. В первом ряду – расчет катапульты, дальше – отделение лучников. Прохожу мимо строя, останавливаюсь напротив командира лучников.
   – Где твое оружие, солдат?
   Кто-то тотчас подносит лук, колчан стрел, короткий меч. Поднимаю и осматриваю лук. Стофунтовый – мощная игрушка. Для человека, разумеется.
   – Этим ты хотел остановить меня?