Страница:
– Если совсем плохо будет, прими это. Совсем немного, только пробку лизни. От одной капли сильней урсуса станешь, десять капель мертвого поднимут. Но утром примешь, к вечеру без сил упадешь. Пальцем пошевелить не сможешь. Лекарство это страшное. Силы до последней капли высасывает. А ты сама на былинку похожа.
– Я поняла, допинг это. Спасибо, баба Кэти. – Сандра бережно спрятала пузырек, потом лихорадочно начала шарить по карманам. Побежала в свою комнату, перерыла все вещи, заглянула под кровать. Перерыла все на кровати Скара.
– Санди, где ты застряла? – раздался со двора голос Скара. Не дождавшись ответа, он вошел в комнату, увидел всхлипывающую Сандру, сидящую прямо на полу. Сел рядом, взял ее лицо в ладони.
– Ну, что на этот раз натворила?
– Чешуйку Дракона потеряла.
Скар порылся в карманах.
– Держи свое сокровище. Ты ее мне отдала, когда со Свинтусом билась, забыла?
Когда Сандра села в седло, к ней подошла Птица. Хотела что-то сказать, но только посмотрела в глаза и ударила себя кулаком в грудь. Сандра попыталась ей подмигнуть. Птица долго бежала рядом, держась за стремя.
– Когда вернетесь? – окликнул кто-то с вышки.
– Нескоро! – отозвалась Сандра. От крика закружилась голова.
Час спустя она потеряла сознание и выпала из седла. Скар перегрузил часть поклажи на хромого лошака, посадил девушку перед собой, придерживая левой рукой. Очнувшись, Сандра некоторое время не могла понять, где находится. Прислушалась, стараясь не показать, что очнулась. След с Волей ехали впереди, Скар негромко беседовал с Барсученком.
– В клане Лося всего четыре человека осталось. Если хорцы с аксами объединятся, плохо нам будет, – говорил Барсученок.
– У хорцев дела не лучше наших. Одна детвора необстреленная. Я думаю, надо нам с хорцами объединиться.
– После нашего визита? Да они нас близко не подпустят!
– А ты подумай: мы у них четырех девок увели, воина и лошака потеряли. Их Клоп у нас трех девок увел, хоть и из бараков. Наравне идем, так? Клоп будет за нас, если Хартахану увидит. Его три девки – тоже. А ведь одной он обещал ошейник одеть. Теперь наших возьмем. Твой брат на их девку ошейник одел. Копыто свою девку старшему сыну отдал. Парнишке осенью пятнадцать будет, зеленый еще. Так что, девка из него ошейник выбьет. С Птицей я договорюсь. Девок с собой возьмем, считай все их бабы за нас будут. Вот только с твоей неладно получилось.
– Я воин, мне лошак нужен. Я бы ее выкупил у Свинтуса. Позднее. Разве я не прав? – вспыхнул Барсученок.
– Не знаю. Неделю назад я сказал бы, что ты прав. Умника сюда надо. Он бы рассудил.
Сандра подняла голову.
– А сами рассудить не можете? Если бы твоего лошака не убили, ты бы ей ошейник одел?
– Конечно.
– А такой, как сейчас? Без пальцев, без зубов, одел бы ошейник?
Барсученок достал из-за пазухи блестящий металлический ошейник.
– Вот он.
– Так чего ждешь?
Барсученок смерил ее презрительным взглядом, затряс руками, беззвучно зашевелил губами, произнося про себя бранные слова, и под конец ударил кулаком по коленке.
– Не поняла… – удивилась Сандра.
– Сейчас она твоя рабыня, так?
– Так.
– Ты ей кожаный ошейник дала, но она его не одела, так?
– Так.
– Что получается? На твою рабыню я одеть ошейник не могу. А ты мне ее продать не можешь. Если захочешь продать, она твой кожаный ошейник оденет, свободной станет.
– Неделю назад на ней тоже был кожаный ошейник.
– Так неделю назад она у хорцев жила, а теперь наша, из нашего форта! Поняла, что ты наделала со своим ошейником?
Сандра уткнулась лицом в кожаную куртку Скара.
– Какие же вы, мужчины дураки. Сначала об нас, девушек, ноги вытираете, потом локти себе кусаете.
СЭКОНД. ДРАКОН
СЭКОНД. САНДРА
СЭКОНД. ДРАКОН
СЭКОНД. САНДРА
СЭКОНД. ДРАКОН
СЭКОНД. САНДРА
– Я поняла, допинг это. Спасибо, баба Кэти. – Сандра бережно спрятала пузырек, потом лихорадочно начала шарить по карманам. Побежала в свою комнату, перерыла все вещи, заглянула под кровать. Перерыла все на кровати Скара.
– Санди, где ты застряла? – раздался со двора голос Скара. Не дождавшись ответа, он вошел в комнату, увидел всхлипывающую Сандру, сидящую прямо на полу. Сел рядом, взял ее лицо в ладони.
– Ну, что на этот раз натворила?
– Чешуйку Дракона потеряла.
Скар порылся в карманах.
– Держи свое сокровище. Ты ее мне отдала, когда со Свинтусом билась, забыла?
Когда Сандра села в седло, к ней подошла Птица. Хотела что-то сказать, но только посмотрела в глаза и ударила себя кулаком в грудь. Сандра попыталась ей подмигнуть. Птица долго бежала рядом, держась за стремя.
– Когда вернетесь? – окликнул кто-то с вышки.
– Нескоро! – отозвалась Сандра. От крика закружилась голова.
Час спустя она потеряла сознание и выпала из седла. Скар перегрузил часть поклажи на хромого лошака, посадил девушку перед собой, придерживая левой рукой. Очнувшись, Сандра некоторое время не могла понять, где находится. Прислушалась, стараясь не показать, что очнулась. След с Волей ехали впереди, Скар негромко беседовал с Барсученком.
– В клане Лося всего четыре человека осталось. Если хорцы с аксами объединятся, плохо нам будет, – говорил Барсученок.
– У хорцев дела не лучше наших. Одна детвора необстреленная. Я думаю, надо нам с хорцами объединиться.
– После нашего визита? Да они нас близко не подпустят!
– А ты подумай: мы у них четырех девок увели, воина и лошака потеряли. Их Клоп у нас трех девок увел, хоть и из бараков. Наравне идем, так? Клоп будет за нас, если Хартахану увидит. Его три девки – тоже. А ведь одной он обещал ошейник одеть. Теперь наших возьмем. Твой брат на их девку ошейник одел. Копыто свою девку старшему сыну отдал. Парнишке осенью пятнадцать будет, зеленый еще. Так что, девка из него ошейник выбьет. С Птицей я договорюсь. Девок с собой возьмем, считай все их бабы за нас будут. Вот только с твоей неладно получилось.
– Я воин, мне лошак нужен. Я бы ее выкупил у Свинтуса. Позднее. Разве я не прав? – вспыхнул Барсученок.
– Не знаю. Неделю назад я сказал бы, что ты прав. Умника сюда надо. Он бы рассудил.
Сандра подняла голову.
– А сами рассудить не можете? Если бы твоего лошака не убили, ты бы ей ошейник одел?
– Конечно.
– А такой, как сейчас? Без пальцев, без зубов, одел бы ошейник?
Барсученок достал из-за пазухи блестящий металлический ошейник.
– Вот он.
– Так чего ждешь?
Барсученок смерил ее презрительным взглядом, затряс руками, беззвучно зашевелил губами, произнося про себя бранные слова, и под конец ударил кулаком по коленке.
– Не поняла… – удивилась Сандра.
– Сейчас она твоя рабыня, так?
– Так.
– Ты ей кожаный ошейник дала, но она его не одела, так?
– Так.
– Что получается? На твою рабыню я одеть ошейник не могу. А ты мне ее продать не можешь. Если захочешь продать, она твой кожаный ошейник оденет, свободной станет.
– Неделю назад на ней тоже был кожаный ошейник.
– Так неделю назад она у хорцев жила, а теперь наша, из нашего форта! Поняла, что ты наделала со своим ошейником?
Сандра уткнулась лицом в кожаную куртку Скара.
– Какие же вы, мужчины дураки. Сначала об нас, девушек, ноги вытираете, потом локти себе кусаете.
СЭКОНД. ДРАКОН
Дни слились в один. О Сандре по-прежнему ничего не известно. Каждые два-три дня Лира перегоняет на новое место два сопровождающих нас флаера. Событий мало. Было нападение летающих ящеров. Первого я перекусил пополам, еще трех сбил из пистолета. Остальные отстали. Не смогли подняться за мной выше пяти километров. Была встреча с одичавшей кошкой размером с рысь. Ветка испугала ее визгом, чем потом очень гордилась. Было нападение хищного ящера. Он весил вдвое меньше меня, всего две-три тонны, но напал. У него была огромная пасть, полная зубов и скверного запаха, но замедленная реакция. Я ударил его задней лапой в живот, ошарашил апперкотом, подсек хвостом, повалил на бок. Раскрутил за ноги и бросил в реку. Он плыл вниз по течению и ругал меня на своем языке. Был шторм над океаном. И была встреча с экипажем парусного судна, разбившегося на рифах.
Их было чуть меньше ста. Когда я сел, лежащие на камнях люди лишь повернули головы в мою сторону. Капитан нехотя поднялся, подошел, отдал честь. Спросил, построить людей, или не обязательно. Ни удивления, ни страха. Я решил не выходить из образа. Сказал, что их время еще не пришло, поэтому я здесь, чтобы спасти их. Новость была встречена спокойно, с легким оживлением. Началась челночная операция. Я перевозил их по пять человек за раз на ближайший остров – зеленый райский уголок километрах в тридцати от скалы. Думал, это никогда не кончится, но уложился в пятнадцать часов. Капитан, как и полагается, отправился последним рейсом. Со мной матросы не разговаривали, боялись. Но Ветке выложили все, а я слушал рассказы по радио. Судно выбросило на скалы штормом. Спаслись все. Капитан приказал строить плоты. Успели выгрузить топоры, пилы, веревки, две бочки с пресной водой. Но ветер изменился, корабль сорвался со скал и затонул.
Среди матросов было пятеро раненых. Капитан спросил, заберу ли я их. Я вызвал сопровождавший нас флаер с медицинским модулем, уложил пострадавших в биованны. Набрал программу, запретил прикасаться к флаеру. Объяснил всем, что через пять дней люди выйдут здоровыми, а флаер улетит.
Было уже поздно, и я решил заночевать здесь же. Ветка обрадовалась. Матросы вились вокруг нее косяком, но она, задрав юбку, продемонстрировала кольцо непорочности, и ее считали чуть ли не святой.
Капитан оказался железным, несгибаемым человеком. Я беседовал с ним у костра. Он уже разбил людей на бригады. Одной поручил строить хижины, другой – новый корабль в лагуне, третьей, ныряльщикам – ловить катару. Что такое катара, я не понял, но спрашивать не стал. Может, губка, может, жемчуг, может еще что. Через год – обещал он команде – все вернутся домой толстыми и богатыми. Никто в этом не сомневался. Он был философом, этот капитан. «Ты отличный парень, я тебе по клотик благодарен, но я в тебя не верю. Ты нарушаешь гармонию мироздания» – говорил он мне. «А в кентавров ты веришь?» – спросил я и протянул ему фотографию Кенти. Он долго ее рассматривал. Ему очень хотелось в нее верить, но истина была дороже. «Нет, она тоже нарушает гармонию мироздания». «Но я сижу рядом с тобой». «Это сейчас. А завтра улетишь. Может, если б ты остался с нами подольше, я нашел бы твое место в картине мира. Но ты улетишь.» «Да, завтра я улечу» – сказал я и подарил ему нож космодесантника с фонариком в рукоятке. Это был не совсем честный подарок. В рукоятке ножа смонтирован также радиомаяк-автоответчик. Если нож будет при нем, я всегда смогу найти его и поговорить. О звездах, о жизни, о гармонии мироздания.
Их было чуть меньше ста. Когда я сел, лежащие на камнях люди лишь повернули головы в мою сторону. Капитан нехотя поднялся, подошел, отдал честь. Спросил, построить людей, или не обязательно. Ни удивления, ни страха. Я решил не выходить из образа. Сказал, что их время еще не пришло, поэтому я здесь, чтобы спасти их. Новость была встречена спокойно, с легким оживлением. Началась челночная операция. Я перевозил их по пять человек за раз на ближайший остров – зеленый райский уголок километрах в тридцати от скалы. Думал, это никогда не кончится, но уложился в пятнадцать часов. Капитан, как и полагается, отправился последним рейсом. Со мной матросы не разговаривали, боялись. Но Ветке выложили все, а я слушал рассказы по радио. Судно выбросило на скалы штормом. Спаслись все. Капитан приказал строить плоты. Успели выгрузить топоры, пилы, веревки, две бочки с пресной водой. Но ветер изменился, корабль сорвался со скал и затонул.
Среди матросов было пятеро раненых. Капитан спросил, заберу ли я их. Я вызвал сопровождавший нас флаер с медицинским модулем, уложил пострадавших в биованны. Набрал программу, запретил прикасаться к флаеру. Объяснил всем, что через пять дней люди выйдут здоровыми, а флаер улетит.
Было уже поздно, и я решил заночевать здесь же. Ветка обрадовалась. Матросы вились вокруг нее косяком, но она, задрав юбку, продемонстрировала кольцо непорочности, и ее считали чуть ли не святой.
Капитан оказался железным, несгибаемым человеком. Я беседовал с ним у костра. Он уже разбил людей на бригады. Одной поручил строить хижины, другой – новый корабль в лагуне, третьей, ныряльщикам – ловить катару. Что такое катара, я не понял, но спрашивать не стал. Может, губка, может, жемчуг, может еще что. Через год – обещал он команде – все вернутся домой толстыми и богатыми. Никто в этом не сомневался. Он был философом, этот капитан. «Ты отличный парень, я тебе по клотик благодарен, но я в тебя не верю. Ты нарушаешь гармонию мироздания» – говорил он мне. «А в кентавров ты веришь?» – спросил я и протянул ему фотографию Кенти. Он долго ее рассматривал. Ему очень хотелось в нее верить, но истина была дороже. «Нет, она тоже нарушает гармонию мироздания». «Но я сижу рядом с тобой». «Это сейчас. А завтра улетишь. Может, если б ты остался с нами подольше, я нашел бы твое место в картине мира. Но ты улетишь.» «Да, завтра я улечу» – сказал я и подарил ему нож космодесантника с фонариком в рукоятке. Это был не совсем честный подарок. В рукоятке ножа смонтирован также радиомаяк-автоответчик. Если нож будет при нем, я всегда смогу найти его и поговорить. О звездах, о жизни, о гармонии мироздания.
СЭКОНД. САНДРА
Остановились за час до захода солнца. Девушек посадили у толстого дерева. След развел костер, Скар достал фляжку с бульоном для Воли, разогрел в специальном горшочке. Сандра хотела помочь, но сделав несколько шагов, отказалась от этой мысли, вернулась под дерево. Чувствовала себя намного хуже, чем утром.
– Воля, если тебе Барсученок ошейник предложит, ты примешь? – спросила она.
– Пусть на своего лошака оденет, – прошамкала та.
– Зря ты так. Он воин, а какой же воин без лошака? Воинам часто приходится делать не то, что хочется, а то, что нужно.
– Хочешь меня ему отдать? Тебя Скар на лошака менял?
– Он со мной хуже сделал. Думала, никогда не прощу, – Сандра задумалась. Разговор шел не так. – Воля, ты присмотрись к Барсученку внимательней. Не отталкивай его сразу. Пожалуйста.
Воля долго смотрела Сандре в глаза.
– Правда, что ты завров завернула? – неожиданно спросила она.
– Я вожаку в пасть факел забросила. А завернул он, или нет – не видела. Спиной об землю так трахнулась, что в нуль ушла.
– А правда, что ты матку побила?
– Я не хотела. Так надо было.
– Птица говорила, ты запретила мужчинам матку убивать.
– Ты забудь об этом, – испугалась Сандра. – Лось узнает – убьет ее. И не запретила, а просила за нее.
– Как ты просила, мы через две двери слышали. Странная ты. Какая-то ненастоящая. Настоящая ты должна быть тихой, робкой.
– Я притворяюсь. Только ты да Умник заметили.
– Зачем?
Ответить не успела. Опять накатила волна слабости, зазвенело в ушах.
– … говорю тебе, она.
– Не может быть, ей только дети болеют.
Сандра открыла глаза.
– Может. Я издалека приехала, там вашими болезнями не болеют. У меня к ним иммунитета нет. Говорите, что меня ждет?
Мужчины смущенно отвели взгляды. У Сандры похолодело в животе.
– Скар… Сколько?
– Взрослые ей не болеют. Только маленькие дети. До обмороков очень редко доходит. Но если дошло… – Скар не знал, куда девать глаза. – Дня два. Редко – три.
– До шаттла успеем доехать?
– Не знаю. Говорю же, взрослые ей не болеют. Нам еще три дня ехать. Медленно едем. Лошаки измотаны, им бы недельку отдохнуть. А тут – по два седока. Если б вы с Волей в седле держались… А так – вдвоем на лошаке…
– А я – сегодня утром в обморок…
Ужинали в мрачном молчании. Волю кормил с ложки Барсученок. Вопреки опасениям Сандры, Воля не противилась. Поужинав, тут же легли спать.
Мужчины встали первые, с восходом солнца. Развели костер, приготовили завтрак. Разбудили девушек. После завтрака занялись руками Воли. След размотал бинты. Барсученок застонал.
– Скар, взгляни, – позвал След.
Скар, шептавший что-то на ухо Сандре, подошел, долго щупал, спрашивая, где болит, выругался вполголоса. Поднялся, хлопнул Барсученка по плечу, кивнул, и они пошли в лес. След подбросил дров в костер, достал тяжелый широкий нож из седельной сумки, начал править лезвие. Скар с Барсученком вернулись из леса, волоча довольно толстый березовый ствол. Бросили на землю. Скар провел ножом, снял верхний слой коры. Барсучонок порылся в седельной сумке, достал пузатую фляжку с вином, Воля сделала несколько больших глотков. След кончил править лезвие, прокалил его в пламени костра.
– Скар, подойди сюда, – позвала Сандра. – Вы хотите на этом бревне ей руки отрубить?
Скар кивнул.
– Нельзя ножом. Она кровью истечет. Лазером надо. У тебя лазерный пистолет с собой? – спросила его шопотом.
Скар опять кивнул.
– Доставай.
– Ты же просила никому не показывать.
– Ребята, отойдите, пожалуйста, подальше. Не нужно вам смотреть на то, что сейчас здесь будет, – крикнула Сандра.
– И лошаков уведите, – добавил Скар, доставая из седельной сумки сверток.
След с Барсученком переглянулись. След пожал плечами, взял под узцы лошадей и повел в лес. Барсученок, недоуменно оглядываясь, побрел за ним. Воля, казалось, ничего не слышала. Она сидела, мерно покачивая головой, положив на колени изувеченные руки. Скар подошел к ней и, неожиданно, сильно ударил по голове рукояткой ножа. Подхватил обмякшее тело, бережно уложил на землю. Достал из свертка лазерный пистолет, настроил, показал настройку Сандре. Девушка убавила мощность луча. Скар поднял правую руку Воли, примерился, полоснул лучом по ладони наискось, чуть выше большого пальца. Сноровисто и ловко перевязал, удивляясь, что кровь почти не идет. Повторил операцию на левой руке. Поднял обрубки ладоней и бросил в костер. Сандра вдохнула сладковатый дым, зажмурилась, прижала ладонь ко рту, борясь с позывами к рвоте. Скар спрятал пистолет, позвал мужчин. Барсученок начал проиводить Волю в чувства. Влил в рот вина, похлопал по щекам. След взглянул на срезанную лазерным лучом траву, две обгорелые полоски на земле, присвистнул, посмотрел на Сандру. Девушка почти успокоила свой желудок и теперь размазывала ладонями по лицу грязь и слезы. След покачал головой, но ничего не сказал. Воля застонала, открыла глаза, подняла к лицу перебинтованные руки. Указала глазами на фляжку с вином. Барсученок прижал горлышко к ее губам, и она выпила все, до капли. Потом хрипло рассмеялась, морщась от боли.
– Ты чего? – удивился Барсученок.
– Больше не хочешь одеть на меня ошейник?
Барсученок вопросительно посмотрел на Сандру. Девушка кивнула.
– Воля, если тебе Барсученок ошейник предложит, ты примешь? – спросила она.
– Пусть на своего лошака оденет, – прошамкала та.
– Зря ты так. Он воин, а какой же воин без лошака? Воинам часто приходится делать не то, что хочется, а то, что нужно.
– Хочешь меня ему отдать? Тебя Скар на лошака менял?
– Он со мной хуже сделал. Думала, никогда не прощу, – Сандра задумалась. Разговор шел не так. – Воля, ты присмотрись к Барсученку внимательней. Не отталкивай его сразу. Пожалуйста.
Воля долго смотрела Сандре в глаза.
– Правда, что ты завров завернула? – неожиданно спросила она.
– Я вожаку в пасть факел забросила. А завернул он, или нет – не видела. Спиной об землю так трахнулась, что в нуль ушла.
– А правда, что ты матку побила?
– Я не хотела. Так надо было.
– Птица говорила, ты запретила мужчинам матку убивать.
– Ты забудь об этом, – испугалась Сандра. – Лось узнает – убьет ее. И не запретила, а просила за нее.
– Как ты просила, мы через две двери слышали. Странная ты. Какая-то ненастоящая. Настоящая ты должна быть тихой, робкой.
– Я притворяюсь. Только ты да Умник заметили.
– Зачем?
Ответить не успела. Опять накатила волна слабости, зазвенело в ушах.
– … говорю тебе, она.
– Не может быть, ей только дети болеют.
Сандра открыла глаза.
– Может. Я издалека приехала, там вашими болезнями не болеют. У меня к ним иммунитета нет. Говорите, что меня ждет?
Мужчины смущенно отвели взгляды. У Сандры похолодело в животе.
– Скар… Сколько?
– Взрослые ей не болеют. Только маленькие дети. До обмороков очень редко доходит. Но если дошло… – Скар не знал, куда девать глаза. – Дня два. Редко – три.
– До шаттла успеем доехать?
– Не знаю. Говорю же, взрослые ей не болеют. Нам еще три дня ехать. Медленно едем. Лошаки измотаны, им бы недельку отдохнуть. А тут – по два седока. Если б вы с Волей в седле держались… А так – вдвоем на лошаке…
– А я – сегодня утром в обморок…
Ужинали в мрачном молчании. Волю кормил с ложки Барсученок. Вопреки опасениям Сандры, Воля не противилась. Поужинав, тут же легли спать.
Мужчины встали первые, с восходом солнца. Развели костер, приготовили завтрак. Разбудили девушек. После завтрака занялись руками Воли. След размотал бинты. Барсученок застонал.
– Скар, взгляни, – позвал След.
Скар, шептавший что-то на ухо Сандре, подошел, долго щупал, спрашивая, где болит, выругался вполголоса. Поднялся, хлопнул Барсученка по плечу, кивнул, и они пошли в лес. След подбросил дров в костер, достал тяжелый широкий нож из седельной сумки, начал править лезвие. Скар с Барсученком вернулись из леса, волоча довольно толстый березовый ствол. Бросили на землю. Скар провел ножом, снял верхний слой коры. Барсучонок порылся в седельной сумке, достал пузатую фляжку с вином, Воля сделала несколько больших глотков. След кончил править лезвие, прокалил его в пламени костра.
– Скар, подойди сюда, – позвала Сандра. – Вы хотите на этом бревне ей руки отрубить?
Скар кивнул.
– Нельзя ножом. Она кровью истечет. Лазером надо. У тебя лазерный пистолет с собой? – спросила его шопотом.
Скар опять кивнул.
– Доставай.
– Ты же просила никому не показывать.
– Ребята, отойдите, пожалуйста, подальше. Не нужно вам смотреть на то, что сейчас здесь будет, – крикнула Сандра.
– И лошаков уведите, – добавил Скар, доставая из седельной сумки сверток.
След с Барсученком переглянулись. След пожал плечами, взял под узцы лошадей и повел в лес. Барсученок, недоуменно оглядываясь, побрел за ним. Воля, казалось, ничего не слышала. Она сидела, мерно покачивая головой, положив на колени изувеченные руки. Скар подошел к ней и, неожиданно, сильно ударил по голове рукояткой ножа. Подхватил обмякшее тело, бережно уложил на землю. Достал из свертка лазерный пистолет, настроил, показал настройку Сандре. Девушка убавила мощность луча. Скар поднял правую руку Воли, примерился, полоснул лучом по ладони наискось, чуть выше большого пальца. Сноровисто и ловко перевязал, удивляясь, что кровь почти не идет. Повторил операцию на левой руке. Поднял обрубки ладоней и бросил в костер. Сандра вдохнула сладковатый дым, зажмурилась, прижала ладонь ко рту, борясь с позывами к рвоте. Скар спрятал пистолет, позвал мужчин. Барсученок начал проиводить Волю в чувства. Влил в рот вина, похлопал по щекам. След взглянул на срезанную лазерным лучом траву, две обгорелые полоски на земле, присвистнул, посмотрел на Сандру. Девушка почти успокоила свой желудок и теперь размазывала ладонями по лицу грязь и слезы. След покачал головой, но ничего не сказал. Воля застонала, открыла глаза, подняла к лицу перебинтованные руки. Указала глазами на фляжку с вином. Барсученок прижал горлышко к ее губам, и она выпила все, до капли. Потом хрипло рассмеялась, морщась от боли.
– Ты чего? – удивился Барсученок.
– Больше не хочешь одеть на меня ошейник?
Барсученок вопросительно посмотрел на Сандру. Девушка кивнула.
СЭКОНД. ДРАКОН
Время летит, а о Сандре все еще никаких известий. На планете уже 108 ежиков. Лира построила их в шеренгу на расстоянии десяти метров друг от друга и прочесывает местность по расходящейся спирали. Десять квадратных километров в час. 320 в сутки. Первичная обработка информации производится здесь же, на планете, компьютерами двух флаеров: утонувшего в болоте и того, который доставил киберов. Наиболее интересные кадры передаются наверх, на орбитальную, для рассмотрения человеком. Ежики могли бы двигаться и быстрее, но компьютеры захлебываются. Это слабенькие модели, всего по 64 процессора в каждом. Вполне достаточно для управления одним флаером, но на анализ картинок, поступающих от 54 ежиков, мозгов маловато.
И вдруг – удача! Без малого в ста километрах от места аварии, прямо на стволе дерева вырезана четкая надпись. «САНДРА БЫЛА ТУТ. СКАР МОЙ ХОЗЯИН». Первая половина надписи ясна. Скар – шрам – скорее всего, имя. На планете рабовладельческое общество. Видимо, Сандра попала в рабство, если у нее появился хозяин. Бедная девочка.
– Лира, покажи, пожалуйста, карту, – пытаемся рассмотреть что-то на малюсеньком экране коммуникатора Ветки.
– Здесь разбился шаттл. Здесь ежики нашли надпись. Если через эти точки провести прямую, триста километров – никакого жилья. Потом – поселок. Видите? – Лира показывает на карте, мы с Веткой почти ничего не видим, но дружно поддакиваем.
– Если отсюда пойти направо, – продолжает Лира, – то до этого поселка всего двести километров, а налево – около ста двадцати.
– Лира, мне сердце-вещун говорит, начинай с дальнего! Помнишь, я тебе рассказывал про теорию стервозности. Закон сохранения подлости – бутерброд падает маслом вниз, а то, что ищешь, всегда лежит в последнем ящике! Гони ежиков к дальнему, не ошибешься. Слушай дальше. Пора начинать второй этап. Спроси у Уголька, готова ли складная нуль-т камера. Если готова, пусть сбрасывает на поверхность. Как сбрасывать, она знает.
– Я в курсе. Как тебя – в конусе.
– Правильно. Мне осталось всего две тысячи триста километров. Умру, но завтра буду у шаттла.
Возбужденный, ложусь спать. С каждым днем быт все больше и больше упрощается. Дичаем. Костер разводим через день – готовим еду для Ветки и закладываем в термос. Спим под открытым небом. Ставить палатку – такая морока. Опять же, на это время надо. Сегодня я летел двадцать часов подряд. Устал как три тысячи чертей. Ветка пристраивается под крылом. В воздухе она научилась дремать, лежа на моей спине. Львы спят двадцать часов в сутки. Этот рекорд она давно побила. Правда, здесь сутки длиннее. За дни путешествия Ветка загорела, возмужала, набралась смелости и внутреннего достоинства. Больше не напоминает запуганное бледное пещерное растение. Вот если бы еще поменьше болтала… Наверно, я слишком многого хочу от жизни. Или старею. Мы разучились делать глупости, значит мы состарились. Не помню, кто. Но если он прав, то я – вечно молодой. Это надо обмозговать. Потом. Утром.
Где же все навигационные спутники? Какой дурак выбирал для них орбиты? Я не выбирал, я запускал, как получится. Некогда было. Теперь нужно знать место, а они все разлетелись. До шаттла не больше полусотни километров. Вопрос, в какую сторону.
Сажусь. То, что я принял в темноте за траву, оказалось вершинами папоротников. Складываю крылья, чтоб не порвать перепонки, и проваливаюсь еще на десять метров. Вроде, зубы все уцелели, но нижняя челюсть ноет.
– Ква куии-и! – гневно восклицает Ветка. Это фраза из лексикона зубастого динозавра, с которым я дрался. Я повторил ее как-то раз, когда наступил лапой в костер. Ветка попросила перевести. Сказал, что это непереводимое идиоматическое выражение. Ругательство, допустимое в приличном обществе.
– Извини, малышка. Не ушиблась?
– Пустяки. Когда я скатилась с главной лестницы храма, было еще хуже.
Это местный, не земной лес. Редкие стволы папоротников, густая листва где-то сверху, под ногами мягкий мох. Ложусь в него, вытягиваю усталые крылья.
– А ужинать?
– Извини, Ветка. Приготовь себе что-нибудь. Я очень устал.
– Я о тебе и говорю. Кожа да кости остались. Вчера голодным лег, сегодня. И потом, ты не кушаешь, а мне голодно.
Накрываю голову крылом и делаю вид, что уснул. Ветка некоторое время ворчит, потом сворачивается калачиком у меня под боком. Прикрываю ее крылом, и это последнее, что помню.
И вдруг – удача! Без малого в ста километрах от места аварии, прямо на стволе дерева вырезана четкая надпись. «САНДРА БЫЛА ТУТ. СКАР МОЙ ХОЗЯИН». Первая половина надписи ясна. Скар – шрам – скорее всего, имя. На планете рабовладельческое общество. Видимо, Сандра попала в рабство, если у нее появился хозяин. Бедная девочка.
– Лира, покажи, пожалуйста, карту, – пытаемся рассмотреть что-то на малюсеньком экране коммуникатора Ветки.
– Здесь разбился шаттл. Здесь ежики нашли надпись. Если через эти точки провести прямую, триста километров – никакого жилья. Потом – поселок. Видите? – Лира показывает на карте, мы с Веткой почти ничего не видим, но дружно поддакиваем.
– Если отсюда пойти направо, – продолжает Лира, – то до этого поселка всего двести километров, а налево – около ста двадцати.
– Лира, мне сердце-вещун говорит, начинай с дальнего! Помнишь, я тебе рассказывал про теорию стервозности. Закон сохранения подлости – бутерброд падает маслом вниз, а то, что ищешь, всегда лежит в последнем ящике! Гони ежиков к дальнему, не ошибешься. Слушай дальше. Пора начинать второй этап. Спроси у Уголька, готова ли складная нуль-т камера. Если готова, пусть сбрасывает на поверхность. Как сбрасывать, она знает.
– Я в курсе. Как тебя – в конусе.
– Правильно. Мне осталось всего две тысячи триста километров. Умру, но завтра буду у шаттла.
Возбужденный, ложусь спать. С каждым днем быт все больше и больше упрощается. Дичаем. Костер разводим через день – готовим еду для Ветки и закладываем в термос. Спим под открытым небом. Ставить палатку – такая морока. Опять же, на это время надо. Сегодня я летел двадцать часов подряд. Устал как три тысячи чертей. Ветка пристраивается под крылом. В воздухе она научилась дремать, лежа на моей спине. Львы спят двадцать часов в сутки. Этот рекорд она давно побила. Правда, здесь сутки длиннее. За дни путешествия Ветка загорела, возмужала, набралась смелости и внутреннего достоинства. Больше не напоминает запуганное бледное пещерное растение. Вот если бы еще поменьше болтала… Наверно, я слишком многого хочу от жизни. Или старею. Мы разучились делать глупости, значит мы состарились. Не помню, кто. Но если он прав, то я – вечно молодой. Это надо обмозговать. Потом. Утром.
Где же все навигационные спутники? Какой дурак выбирал для них орбиты? Я не выбирал, я запускал, как получится. Некогда было. Теперь нужно знать место, а они все разлетелись. До шаттла не больше полусотни километров. Вопрос, в какую сторону.
Сажусь. То, что я принял в темноте за траву, оказалось вершинами папоротников. Складываю крылья, чтоб не порвать перепонки, и проваливаюсь еще на десять метров. Вроде, зубы все уцелели, но нижняя челюсть ноет.
– Ква куии-и! – гневно восклицает Ветка. Это фраза из лексикона зубастого динозавра, с которым я дрался. Я повторил ее как-то раз, когда наступил лапой в костер. Ветка попросила перевести. Сказал, что это непереводимое идиоматическое выражение. Ругательство, допустимое в приличном обществе.
– Извини, малышка. Не ушиблась?
– Пустяки. Когда я скатилась с главной лестницы храма, было еще хуже.
Это местный, не земной лес. Редкие стволы папоротников, густая листва где-то сверху, под ногами мягкий мох. Ложусь в него, вытягиваю усталые крылья.
– А ужинать?
– Извини, Ветка. Приготовь себе что-нибудь. Я очень устал.
– Я о тебе и говорю. Кожа да кости остались. Вчера голодным лег, сегодня. И потом, ты не кушаешь, а мне голодно.
Накрываю голову крылом и делаю вид, что уснул. Ветка некоторое время ворчит, потом сворачивается калачиком у меня под боком. Прикрываю ее крылом, и это последнее, что помню.
СЭКОНД. САНДРА
Барсученок быстрым движением достал ошейник из-за пазухи и защелкнул на шее Воли. Минуту девушка молча двигала плечами, крутила головой, привыкая к новому ощущению холодного металла на коже, потом подняла глаза на юношу.
– У меня на две руки два пальца осталось. Всю жизнь будешь меня с ложечки кормить.
– Буду.
– У меня зубов нет. Будешь мне каши варить.
– Сварю. Кусаться зато не будешь.
Воля опять невесело рассмеялась. Хриплый, лающий смех становился все громче. Барсученок растерянно оглянулся.
– У нее истерика, – пояснил Скар.
Барсученок потряс девушку за плечи, отвесил две пощечины.
– Это месть… Наказание тебе… за лошака… за Свинтуса, – Воля мотала головой, выталкивая через смех слова. Постепенно она успокоилась.
– Подурачились, и хватит. Спасибо тебе за хорошую шутку. Снимай ошейник, пока я Слова не произнесла, – голос снова был спокойный и злой. Барсученок взял в ладони ее лицо и осторожно поцеловал в губы.
– Ты принимаешь мой ошейник?
– Ты будешь жалеть об этом.
Барсученок опять поцеловал ее.
– Ты принимаешь мой ошейник?
– Я, Воля, принимаю твой ошейник. – Девушка упала лицом ему на грудь. Скар со Следом переглянулись, улыбнулись и пошли запрягать лошаков. Сандра смотрела, широко раскрыв глаза, приоткрыв рот, сжав кулачки перед грудью.
День выдался тяжелый и бесконечно долгий. Сандра хотела сесть на хромого лошака, но Скар посадил перед собой. Ехали шагом, иногда, на открытых местах, переходя на быструю рысь. Раза три или четыре Воля пересаживалась от Барсученка к Следу, а Скар и Сандра садились на хромого лошака, чтобы дать отдохнуть усталым животным. Больше половины пути Сандра провела в полузабытье, положив голову на плечо Скара. В остальное время с интересом прислушивалась к разговорам мужчин. Те беседовали о женщинах, как всегда не обращая внимания на то, что предмет их разговора находится тут же.
– …не просто осмелели. Они уже в людей стреляют.
– Но сила-то у нас. У кого сила, у того и власть.
– А знаешь, что на эту тему Умник говорит?
– Нет.
– Нельзя так сильно раскачивать качели. Мы сейчас власть на себя оттянули. Рано или поздно природа отыграется.
– И что будет?
– Матриархат.
– Не ругайся. Что это такое?
– Это когда вся власть к бабам перейдет. Что тебе матка скажет, то и будешь делать.
– Жуть. Неужто такое бывает?
– А ты подумай, их же втрое больше, чем нас. Умник говорит, что Хартахана – прототип. Ну, первый блин, значит. И все, что она делает, это первый шаг к матриархату.
– Как это?
– Глупости! – возмутилась Сандра. – Я не первый блин, я посланец светлого будущего! Вот!
– Слышали? – спросил Скар. Все рассмеялись.
– У меня на две руки два пальца осталось. Всю жизнь будешь меня с ложечки кормить.
– Буду.
– У меня зубов нет. Будешь мне каши варить.
– Сварю. Кусаться зато не будешь.
Воля опять невесело рассмеялась. Хриплый, лающий смех становился все громче. Барсученок растерянно оглянулся.
– У нее истерика, – пояснил Скар.
Барсученок потряс девушку за плечи, отвесил две пощечины.
– Это месть… Наказание тебе… за лошака… за Свинтуса, – Воля мотала головой, выталкивая через смех слова. Постепенно она успокоилась.
– Подурачились, и хватит. Спасибо тебе за хорошую шутку. Снимай ошейник, пока я Слова не произнесла, – голос снова был спокойный и злой. Барсученок взял в ладони ее лицо и осторожно поцеловал в губы.
– Ты принимаешь мой ошейник?
– Ты будешь жалеть об этом.
Барсученок опять поцеловал ее.
– Ты принимаешь мой ошейник?
– Я, Воля, принимаю твой ошейник. – Девушка упала лицом ему на грудь. Скар со Следом переглянулись, улыбнулись и пошли запрягать лошаков. Сандра смотрела, широко раскрыв глаза, приоткрыв рот, сжав кулачки перед грудью.
День выдался тяжелый и бесконечно долгий. Сандра хотела сесть на хромого лошака, но Скар посадил перед собой. Ехали шагом, иногда, на открытых местах, переходя на быструю рысь. Раза три или четыре Воля пересаживалась от Барсученка к Следу, а Скар и Сандра садились на хромого лошака, чтобы дать отдохнуть усталым животным. Больше половины пути Сандра провела в полузабытье, положив голову на плечо Скара. В остальное время с интересом прислушивалась к разговорам мужчин. Те беседовали о женщинах, как всегда не обращая внимания на то, что предмет их разговора находится тут же.
– …не просто осмелели. Они уже в людей стреляют.
– Но сила-то у нас. У кого сила, у того и власть.
– А знаешь, что на эту тему Умник говорит?
– Нет.
– Нельзя так сильно раскачивать качели. Мы сейчас власть на себя оттянули. Рано или поздно природа отыграется.
– И что будет?
– Матриархат.
– Не ругайся. Что это такое?
– Это когда вся власть к бабам перейдет. Что тебе матка скажет, то и будешь делать.
– Жуть. Неужто такое бывает?
– А ты подумай, их же втрое больше, чем нас. Умник говорит, что Хартахана – прототип. Ну, первый блин, значит. И все, что она делает, это первый шаг к матриархату.
– Как это?
– Глупости! – возмутилась Сандра. – Я не первый блин, я посланец светлого будущего! Вот!
– Слышали? – спросил Скар. Все рассмеялись.
СЭКОНД. ДРАКОН
Чудное утро. Лучи солнца пробиваются сквозь листву, лес светлый и прозрачный. Ветка уже проснулась и куда-то убежала. Достаю пеленгатор, определяю направление и дистанцию до ее радиомаячка. Триста метров на запад. Там я вчера видел ручей или речку. Иду к воде. Лес кончается. Слышу голос Ветки. Раздвигаю кусты и выглядываю. Очень симпатичный песчаный пляжик. Уголек сидит на хвосте и рассматривает Ветку. Нижняя челюсть у нее отвисла, и вообще, ни разу в жизни не видел такого изумленного дракона. Ветка стоит перед ней на коленях, заламывая руки.
– Черная Птица, не забирай меня сейчас! Дай мне хоть три дня еще. Я только жить начала. Потом что хочешь со мной делай, но только не сейчас! Я сама к тебе приду…
– Ветка, это же я!
– Я знаю, что нельзя просить, но хоть денек еще! – Ветка размазывает слезы по мордашке.
– Ветка, это я, Уголек! Ты не узнаешь меня? Я вчера тебе про облака рассказывала.
Немая сцена. До чего они сейчас похожи. Этюд с них писать – «Изумление». Ветка, наконец, приходит в себя, бежит к Угольку. Та подхватывает ее, прижимает к груди, баюкает, как маленького ребенка. У меня от умиления слезы наворачиваются. Вот если б кто меня так любил!
Даю им три минуты на изъявление чувств, потом выхожу из леса.
– Мастер!!! – Уголек роняет Ветку, перепрыгивает через нее и бросается мне на шею.
– Подруги так не поступают! – бормочет обиженная Ветка, поднимаясь с песка и потирая ушибленный зад.
– … не в конусе, а через нуль-т. Сама знаю, что в конусе опасно. И совсем необязательно сразу ругаться. А очки я просто одеть не успела. Вот, примерь новые. Я тебе тоже привезла.
Снимаю защитные очки, одеваю те, которые привезла Уголек. Елки-палки, это не просто очки! Зеленые цифры сверху – это часы. Этот индикатор – компас. А эта строка сверху – явно меню компьютерного терминала. Так, понятно. В очках – компьютер, коммуникатор, прибор ночного видения и много-много всякого. Слышал о таких человеческих, даже одевал когда-то. Но не понравились. Они были для невесомости, два кило весили. Через час шея уставала. Вызываю на дисплей карту. Впечатление, будто смотрю на мир через стекло, на котором нарисована карта. Движением глаза регулирую яркость и контрастность. Мир за стеклами очков тускнеет, зато карта наливается красками. Видны все детали. Мерцающая точка – это мы, слева шаттл, справа нуль-камера. Кружок на краю карты – тот самый поселок. Гашу карту, возвращаю реальный мир.
– Уголек, не снимай, пожалуйста, очки. И не лезь на рожон. Нуль-камера сколько весит?
– Около тонны.
– Попытайся дотащить ее до шаттла. Возьми с собой Ветку, а я полетел в поселок.
– Господин, ты же еще не завтракал!
– Мастер, лучше будет, если я полечу в поселок.
– Это почему?
– Сандра тебя боится. Вдруг она от тебя прятаться станет…
– Вот те раз. Я же ей ничего плохого не делал.
– Когда ты видишь ее рядом с Сэмом, у тебя всегда настроение портится. Она в твоем присутствии даже смотреть на него боится, не то, чтобы рядом сесть.
Если спасаемый начинает прятаться от спасателей… Собственно, из-за этого я и застрял тысячу лет назад в данном континууме.
– Хорошо. Только… Уголек..!
– Все бу-де-ет хорошо, Ма-астер… – умчалась. Мощно она берет с низкого старта. Может, пора думать о драконьих видах спорта?
Ветка поднимается на ноги, отплевывается, вытряхивает песок из волос.
– Подруги так не делают!
– Черная Птица, не забирай меня сейчас! Дай мне хоть три дня еще. Я только жить начала. Потом что хочешь со мной делай, но только не сейчас! Я сама к тебе приду…
– Ветка, это же я!
– Я знаю, что нельзя просить, но хоть денек еще! – Ветка размазывает слезы по мордашке.
– Ветка, это я, Уголек! Ты не узнаешь меня? Я вчера тебе про облака рассказывала.
Немая сцена. До чего они сейчас похожи. Этюд с них писать – «Изумление». Ветка, наконец, приходит в себя, бежит к Угольку. Та подхватывает ее, прижимает к груди, баюкает, как маленького ребенка. У меня от умиления слезы наворачиваются. Вот если б кто меня так любил!
Даю им три минуты на изъявление чувств, потом выхожу из леса.
– Мастер!!! – Уголек роняет Ветку, перепрыгивает через нее и бросается мне на шею.
– Подруги так не поступают! – бормочет обиженная Ветка, поднимаясь с песка и потирая ушибленный зад.
– … не в конусе, а через нуль-т. Сама знаю, что в конусе опасно. И совсем необязательно сразу ругаться. А очки я просто одеть не успела. Вот, примерь новые. Я тебе тоже привезла.
Снимаю защитные очки, одеваю те, которые привезла Уголек. Елки-палки, это не просто очки! Зеленые цифры сверху – это часы. Этот индикатор – компас. А эта строка сверху – явно меню компьютерного терминала. Так, понятно. В очках – компьютер, коммуникатор, прибор ночного видения и много-много всякого. Слышал о таких человеческих, даже одевал когда-то. Но не понравились. Они были для невесомости, два кило весили. Через час шея уставала. Вызываю на дисплей карту. Впечатление, будто смотрю на мир через стекло, на котором нарисована карта. Движением глаза регулирую яркость и контрастность. Мир за стеклами очков тускнеет, зато карта наливается красками. Видны все детали. Мерцающая точка – это мы, слева шаттл, справа нуль-камера. Кружок на краю карты – тот самый поселок. Гашу карту, возвращаю реальный мир.
– Уголек, не снимай, пожалуйста, очки. И не лезь на рожон. Нуль-камера сколько весит?
– Около тонны.
– Попытайся дотащить ее до шаттла. Возьми с собой Ветку, а я полетел в поселок.
– Господин, ты же еще не завтракал!
– Мастер, лучше будет, если я полечу в поселок.
– Это почему?
– Сандра тебя боится. Вдруг она от тебя прятаться станет…
– Вот те раз. Я же ей ничего плохого не делал.
– Когда ты видишь ее рядом с Сэмом, у тебя всегда настроение портится. Она в твоем присутствии даже смотреть на него боится, не то, чтобы рядом сесть.
Если спасаемый начинает прятаться от спасателей… Собственно, из-за этого я и застрял тысячу лет назад в данном континууме.
– Хорошо. Только… Уголек..!
– Все бу-де-ет хорошо, Ма-астер… – умчалась. Мощно она берет с низкого старта. Может, пора думать о драконьих видах спорта?
Ветка поднимается на ноги, отплевывается, вытряхивает песок из волос.
– Подруги так не делают!
СЭКОНД. САНДРА
– Скар, мы же сначала туда ехали, а теперь повернули.
– Прямая дорога не всегда самая безопасная. Там земли Аксов, а там – Хорцев. Мы – между.
– Понятно. А если нападут?
– Вряд ли. Мы же не за товаром едем, а по делу.
– А как они узнают, что мы по делу?
– Когда в набег идут, девок не берут.
– Когда к шаттлу подъедете, дождитесь там моих друзей. Три воина и Ливия. Покажешь им чешуйку Дракона, скажешь, чтоб Волю в биованну положили. Не забудешь? Они помогут.
– Ты сама скажешь.
– Вернешься, проследи, чтоб матка сделала все, что я в плане записала. План я Умнику отдала.
– Сама проследишь. Мы завтра к вечеру приедем.
– Я не доеду. Я сегодня утром лекарство бабы Кэти приняла.
– Почему ты мне не сказала, бестолочь! Все бабы – дуры! Славная моя, ты только продержись. Мы без остановки поедем, мы всю ночь ехать будем, лошаков загоним, но к утру приедем. Ты держись, ладно?
– Скар, я точно знаю, что мне не доехать. Я себе изменила. Себе нельзя изменять.
– Когда я твой пистолет взял? Хочешь, я их всех в болото выброшу?
– Нет. Отдай их Сэму, когда приедешь. Я себя предала, когда тебя полюбила. Скар, ты меня любишь?
– Глупышка, я же тебе ошейник предлагал.
– Ты не говорил, что меня любишь.
– Я этого никому не говорил.
– Скажи мне.
– Нашла время нежности разводить. Не могу я днем такие слова говорить. Люди смеяться будут.
– Значит, не любишь… Скар, отсюда море далеко?
– Да. Зачем тебе море?
– Никогда не видела. Рядом жила, пять минут лету, все некогда было. Теперь не увижу. И Фудзияму не увижу. Мама говорила, нет ничего красивей, чем рассвет над Фудзи. А сама не видела. Ей ее мама рассказывала.
– Что это – Фудзи?
– Гора. Вершина вся белая, снегами покрыта. Светится…
– Далеко она? Санди… САНДИ!!! Ты меня слышишь?! Санди! Я люблю тебя, слышишь!?
Подскакал След. Взял ее руку, пощупал пульс. Проверил пульс на горле.
– Она жива, Скар.
– Прямая дорога не всегда самая безопасная. Там земли Аксов, а там – Хорцев. Мы – между.
– Понятно. А если нападут?
– Вряд ли. Мы же не за товаром едем, а по делу.
– А как они узнают, что мы по делу?
– Когда в набег идут, девок не берут.
– Когда к шаттлу подъедете, дождитесь там моих друзей. Три воина и Ливия. Покажешь им чешуйку Дракона, скажешь, чтоб Волю в биованну положили. Не забудешь? Они помогут.
– Ты сама скажешь.
– Вернешься, проследи, чтоб матка сделала все, что я в плане записала. План я Умнику отдала.
– Сама проследишь. Мы завтра к вечеру приедем.
– Я не доеду. Я сегодня утром лекарство бабы Кэти приняла.
– Почему ты мне не сказала, бестолочь! Все бабы – дуры! Славная моя, ты только продержись. Мы без остановки поедем, мы всю ночь ехать будем, лошаков загоним, но к утру приедем. Ты держись, ладно?
– Скар, я точно знаю, что мне не доехать. Я себе изменила. Себе нельзя изменять.
– Когда я твой пистолет взял? Хочешь, я их всех в болото выброшу?
– Нет. Отдай их Сэму, когда приедешь. Я себя предала, когда тебя полюбила. Скар, ты меня любишь?
– Глупышка, я же тебе ошейник предлагал.
– Ты не говорил, что меня любишь.
– Я этого никому не говорил.
– Скажи мне.
– Нашла время нежности разводить. Не могу я днем такие слова говорить. Люди смеяться будут.
– Значит, не любишь… Скар, отсюда море далеко?
– Да. Зачем тебе море?
– Никогда не видела. Рядом жила, пять минут лету, все некогда было. Теперь не увижу. И Фудзияму не увижу. Мама говорила, нет ничего красивей, чем рассвет над Фудзи. А сама не видела. Ей ее мама рассказывала.
– Что это – Фудзи?
– Гора. Вершина вся белая, снегами покрыта. Светится…
– Далеко она? Санди… САНДИ!!! Ты меня слышишь?! Санди! Я люблю тебя, слышишь!?
Подскакал След. Взял ее руку, пощупал пульс. Проверил пульс на горле.
– Она жива, Скар.