Шведов Сергей. На Муромской дороге

   – Даёшь партию, – крикнул мушкетёр-пенсионер. – Какой же это вождь без дружины проверенных в деле соратников.
   – Есть такая партия, – твёрдо сказал витязь от сил чрезвычайных. – Как есть? – ахнули от столов. – А как же мы? Что же это делается, господа, – мы же элита как-никак?! Неужто без нас теперь банкеты будут проводить?
   Тусовка заволновалась, послышались протестующие выкрики, вроде «Без нас не будет единства» и «Народ не поймёт варваров, кинувших творческую интеллигенцию»
   – Тихо, – рявкнул Портсигаров. – Всех накормим. Но порядок должен быть. На следующий банкет пропускать будем только по партийным билетам.
   – А взносы? – насторожился мушкетёр. – Взносы брать не будем, – твёрдо пообещал витязь от сил внутренних. – Деньги на партийное строительство внесут олигархи.
   – А если не внесут?
   – Отберём заводы, пароходы и прочую мелочь, – пообещал витязь от сил чрезвычайных. – Не дадим кормиться от бюджета.
   – Круто, – ахнули от столов. – Это же авторитаризм какой-то, хороших людей от бюджета отлучать.
   – Достойных допустим, – дрогнул сердцем витязь от сил чрезвычайных. – Из тех, кто докажет преданность идее.
   – А какая у вас идея? – полюбопытствовал Фаринелли. – Медвежья, – спокойно пояснил витязь от избытка сил собственных. – Кто медведей любит, тот с нами, а кто к медведям равнодушен, тот оппортунист. – Простенько, но со вкусом, – одобрил Запейкин. – Будут ли преследоваться сексуальные меньшинства?
   – Будут, – твёрдо пообещал витязь от сил внутренних, – но только в том случае, если медвежья идея окажется им не по плечу.
   – А как же демократия? – стоял на своём желчный, запивая очередной кусок водкой.
   – На фига козе баян, а медведю демократия, – хмыкнул Коля. – Партия власти, вот что нам нужно.
   – Медведь – животное специфическое, – вынырнул из-за чужих спин Юрий Тамерланович Голышенко. – Его кормят только летом, а зимой он лапу сосёт.
   Слова Тамерланыча произвели на публику прямо-таки ошеломляющее впечатление. Творческие личности так и застыли с куском у рта. Многим тут же пришло на ум, что медвежья идея в некотором роде двойственна. Есть в ней диалектические противоречия, почти как в марксизме. Правда, в марксизме противоречия классовые, а здесь сезонные.
   – Это провокатор, – сказал витязь от сил внутренних, указывая перстом на Тамерланыча. – Гоните его от стола.
   Однако оппозиционер не стал дожидаться, когда против него применят физическое воздействие, и ретировался с поразительной быстротой.
   – Не надо путать нас с дикими животными, – сказал витязь от сил чрезвычайных в ответ на провокацию либерала. – Мы медведи цивилизованные, а прирученных медведей кормят круглогодично.
   Тусовка, расстроенная Голышенко, успокоилась, однако, только тогда, когда внесли новую партию водки. Балабанов хотел было хлопнуть ещё одну рюмашку за единство цивилизованных медведей, но его остановил шёпот Гонолупенко: – Джульбарс пропал.
   – Как пропал? – ахнул капитан. – Да быть того не может!
   Пропажа чёрного пса не на шутку встревожила не только Балабанова, но и Портсигарова с Колей. После того, как организованные тут же поиски Джульбарса не дали результата, шоумены пришли к однозначному выводу – ценного пса похитили политические противники.
   – Тамерланыч, – догадался Коля. – Недаром он у стола крутился.
   Балабанов припомнил медийного агента, которого он вроде бы опознал, хотя и со спины, но по безалаберности и легкомыслию упустил. А у медийца между тем наверняка была Джульбарсова цепочка. Вот на эту цепочку несчастного дисциплинированного пса и подловили.
   – Теперь они нашего кобелька так запрячут, что и следов не найдем, – сокрушался Коля.
   – Иес, – мрачно изрёк Гонолупенко. – Капут гастролям в Каменных палатах. – Не доглядели, – едва не пустил слезу Коля. – А ведь как выл – куда там собаке Баскервилей. Ну, Тамерланыч, ну гад, ведь без гроша в кармане оставил. – Тебя одного, что ли, – горько усмехнулся Портсигаров. – Специализация у него такая – монетарист.
   Балабанов мучительно искал выход из создавшейся ситуации, и после выпитой от огорчения рюмки его вдруг осенило:
   – Я знаю, где у них лежбище. Наверняка они и Джульбарса там прячут. Здоровенное такое здание.
   «Мерседес» рванул с места испуганной собачонкой и в два счёта домчал озабоченных государственными проблемами людей до мрачного сооружения. Оплот экономической мысли был забит народом под завязку. Да и у входа царило оживление. Ухоженные господа в шикарных костюмах бодренько выскакивали из забугорных лимузинов и неспешно поднимались по парадному крыльцу в сопровождении бдительной охраны. Разговоры, как успел уловить поднаторевший с помощью Гонолупенко в иностранных языках Балабанов, велись исключительно по-английски. Стингер попытался было сунуться в солидное здание в качестве зарубежного гостя, но каймановсний язык в цитадели англоманов был не в почёте, и внука шамана вместе с переводчиком вышвырнули со скандалом за порог.
   – Живут же сволочи, – выдохнул с ненавистью Балабанов. – Экономисты. Трём свиньям корма разделить не могут, а туда же. – Свой интерес они грамотно просчитывают, – не согласился с капитаном Гонолупенко.
   – Свой интерес каждый дурак просчитать сможет. Для этого незачем институт открывать.
   Портсигаров грязно ругался, глядя на оплот монетаризма. Коля плевался в сторону забугорных лимузинов, что едва не вызвало дипломатический скандал с далеко идущими последствиями, ибо оплёванный автомобиль оказался американским. Какой-то зачуханный атташе-кейс принял абсолютно невинный плевок российского интеллигента за оскорбление звёздно-полосатого флага.
   Подоспевший на помощь шоуменам Балабанов в два счета осадил сноба с кейсом: – Куда прёшь, зараза, разуй глаза, перед тобой посол великой Каймановской державы. – Ху из Кайманы? – не понял атташе.
   – Вот ведь шовинист великодержавный, – возмутился Портсигаров. – И куда только ООН смотрит. Как звёздно-полосатый, так уже можно оскорблять посла дружественной нам державы.
   – Янки гоу хоу, – сказал Гонолупенко. – Но пасаран. – Вот, – возликовал Коля. – Долой глобализацию и американизацию.
   – Короче, вали отсюда, империалист, – ласково посоветовал атташе-кейсу Балабанов. – Каймановский посол человек нервный, запросто может тебе рыло начистить, а у
   тебя под рукой ни «Томагавка», ни «Аппачи».
   Атташе-кейс оценил неравенство сил и ретировался по направлению к зданию, где, видимо, /ох уж эти янки!/ настучал охране на дружески пошутивших с ним людей. Здоровенные амбалы, числом превосходящие шоуменов вдвое, упругим и решительным шагом спустились с крыльца и направились к белому «Мерседесу». – Отступление перед численно превосходящим противником нельзя расценивать как бегство, – заметил Коля, садясь в лимузин. – Иес, – подтвердил Гонолупенко, устраиваясь рядом. – Пора и нам гоу хоу.
   Злобствующие перекормленные молодчики погрозили противникам глобализации пудовыми кулаками, что в белом «Мерседесе» расценили, как хамство, но в силу интеллигентского воспитания оставили неприличные жесты без последствий. – Что они здесь стерегут с таким рвением, экономические программы, что ли? – удивился Коля. – Так кому они нужны, кроме нашего недоразвитого правительства. – Боятся, что побьют, – предположил Балабанов. – Народ осерчает и…
   – Пока наш народ осерчает, этого института здесь ужё не будет, как и нашей экономики, впрочем, – хмыкнул Коля.
   – Надо спасать державу, – подвёл итог дискуссии Портсигаров.
   – Как ты её спасать собираешься? – вздохнул Коля. – Мобилизуешь революционных матросов на штурм оплота монетаризма?
   – Мы пойдём другим путём. – Это, какие же другие пути ты знаешь? – Я знаю другие пути, – возвестил Балабанов. – Подземные. – В дерьмо не полезу, – заартачился Коля. – Я, конечно, люблю державу, но не до такой же степени безобразия.
   – По ковровой дорожке проведу, – гордо заверил Балабанов. – Ни ног не замараешь, ни рук.
   После недолгого спора Портсигарова с Колей решено было рискнуть и наведаться в логово врага через чёрный ход. Марианны дома не было, так что никто спасителям Отечества препятствий не чинил. Увидев хитрый шкаф, Портсигаров только языком прицокнул от изумления. Коля на всякий случай обстучал стенки шкафа, но никакого подвоха не обнаружил.
   – Самый обычный лифт, – заверил его Балабанов. – Работает, как часы. – Знаю я, как у нас часы работают, – вздохнул Коля. – Застрянем где-нибудь на полпути и будем до пенсии лифтёра ждать.
   Спуск, однако, прошёл без сучка и задоринки, а ковровая дорожка и вовсе произвела на Колю хорошее впечатление. Балабанов, уже имевший опыт блуждания по подземному лабиринту, вывел своих спутников точно к цели. К сожалению, то ли по случаю не слишком позднего времени, то ли в силу иных, пока неясных причин, но здание, где окопались светочи экономической мысли, было заполнено народом. На внедрившихся через черный ход шоуменов никто не обратил внимания. Во всяком случае, во время прохода по коридору их не окликнули и не остановили. – Берём в заложники Голышенко и обмениваем его на Джульбарса, – набросал план действий Портсигаров.
   – Ой, не согласятся, – засомневался Коля. – Кому он нужен, этот Тамерланыч. – Как-никак видный деятель либерального движения, – не очень уверенно заступился за Голышенко Портсигаров. – Будем надеяться, что собаку на него выменять всё же удастся.
   Кабинет Тамерланыча взяли штурмом, отодвинув в сторону секретаршу. Пока Балабанов отключал связь, Гонолупенко с Портсигаровым уже крутили руки хозяину кабинета.
   – Попался, вражина, – зловеще прошипел Коля. – Под трибунал пойдёшь.
   – Под какой ещё трибунал? – возмутился Голышенко, посвёркивая маленькими глазками на непрошенных посетителей.
   – Революционный вестимо, – пояснил Портсигаров. – Матросы уже взяли телеграф, спец. войска штурмуют Белый дом.
   – Переворот! – ахнул Тамерланыч. – Вы за это ответите! – Это перед кем же я буду отвечать, если народ на моей стороне? – Перед цивилизованным человечеством, – истерично взвизгнул Голышенко. – Во видал, – показал ему кулак Балабанов, для пущей убедительности поднося его к самому носу агента цивилизантов. – Аргумент революции и её правовая база. – Пособники тоталитаризма, – зло процедил либерал.
   – Я комиссар Временного правительства, – сделал громкое заявление Портсигаров. – Мы пособники авторитаризма и попрошу нас с тоталитаристами не путать. – Ваши требования? – обрел, наконец, необходимее равновесиё Тамерланыч. – Назови имена заговорщиков, – вошёл в роль следователя Портсигаров.
   – Не было заговора. Была политическая борьба. – Ты мне зубы не заговаривай, – возмутился Портсигаров. – А атташе-кейс из американского посольства? Родиной торгуешь, паразит.
   – Попрошу не оскорблять. – Оскорблять не будем, – пообещал Коля. – Будем бить. Ты наши методы знаешь, Юрий
   Тамерланович: с врагами революции, как с врагами революции. Короче: списки заговорщиков на стол. Пса Джульбарса на ковёр. И смотри у меня, без фокусов. Иначе в силу революционной необходимости шлёпнем тебя и без трибуналов.
   К некоторому удивлению Балабанова, Тамерланыч в переворот поверил. И от этой своей глупой доверчивости даже покрылся холодным потом. Нельзя сказать, что он совсем растекся по столу, но обмяк, это точно.
   – А ведь мы догадывались, – глухо сказал он. – И вот, опоздали.
   – Догадывались, – зловеще захохотал Коля. – Да вас Аристарх открытым текстом предупреждал о заговоре генералов. А Химкин все уши прожужжал о юпитерианском нашествии.
   – Как о нашествии? – ахнул Голышенко. – Речь ведь шла о питерских?! – Питерские на тарелках не летают, – пояснил неучу Балабанов. – Два часа назад юпитерианский десант высадился на Красной площади и на берегах Потомака. Карта твоих хозяев бита, Голышенко.
   – Какой кошмар, – схватился за голову Тамерланыч. – А мы ведь Химкина за идиота держали.
   – Фидоренко, по-твоему, тоже идиот? – возмутился Портсигаров. – А он ведь говорил – ждём Инструктора. Сосновский давно уже на сторону юпитерских переметнулся. Налимов икру мечет у летающих тарелок. И только ты, Тамерланыч, вздумал разыгрывать из себя идиота-героя. Как хочешь, но я тебя не узнаю. Твой опыт, научные заслуги вполне могут быть востребованы не только нижегородскими, но и юпитерскими.
   – Это что, предложение о сотрудничестве? – В будущем, при правильном поведении, я не исключаю и этого, – кивнул головой Портсигаров. – Ну а пока что я предлагаю тебе жизнь в обмен на информацию и пса Джульбарса.
   – А при чём здесь собака? – Собака – это наше знамя, – пояснил Коля. – Символ авторитарной революции. Потом мы её переделаем в медведя.
   – Как переделаете? – Откормим с помощью Инструктора. Всё-таки собака, как символ державности, смотрится не очень. Пойдут намёки на полицейскую сущность режима. А медведь совсем другое дело.
   – Ладно, – процедил сквозь зубы Голышенко. – Пишите расписку.
   Портсигаров просить себя не заставил, и пока Тамерланыч с помощью Гонолупенко и Балабанова потрошил свой сейф, шоумен набросал на бумажке текст мандата, где гарантировал опальному либералу не только жизнь, но и сохранение имущества. Печать для мандата он одолжил у того же Голышенко, заявив при этом, что всё имущество экономического института переходит в собственность народа. После чего «комиссар временного правительства» размашисто расписался на документе.
   Мандат Тамерланычу, однако, отдали только после того, как он связался с подручными и велел привести в кабинет Джульбарса на украденной Химкиным у Стингера цепи.
   Собаку привёл рассеянный охранник, которого Балабанов с Гонолупенко, продемонстрировав профессиональную сноровку, скрутили ещё в дверях, не дав ему рта раскрыть. Перепуганная секретарша хлопала испуганно глазами, Тамерланыч тяжело сопел,
   Джульбарс прямо-таки взвыл от радости, увидев знакомые лица. Гавкать он не мог по причине надетого на пасть намордника. – Вот оно, ваше понимание свободы, – указал на пса Коля. – Но на всех у твоих потомакских хозяев, намордников не хватит.
   – Йес, – сказал Гонолупенко. – Пора гоу хоу отсюдова.
   Прихватив пса Джульбарса и забыв секретные документы, отважная четвёрка поспешно ретировалась из кабинета отечественного столпа либерализма. Тамерланыч не нашёл ничего лучше, как прошипеть вслед гостям гадкое слово «ренегаты». Гости, опьянённые успехом, на слова хозяина не обиделись, для перебранки задерживаться не стали, а торжественно протестовали по коридору.
   Попадавшаяся навстречу почтенная публика вела себя пристойно, а с Джульбарсом, освобождённым от намордника, даже почтительно. Травмированный пленением кобель почтительности либералов не верил и рыкал в их сторону со всей злостью ущемлённого милицейского самолюбия. До укусов дело, правда, не дошло. Балабанов, гуманист и по природе и по роду профессии, удержал Джульбарса от кровавой расправы над коварными либералами.
   – Закон есть закон, – сказал он сочувственно кобелю. – Отольются ещё им наши слёзы.
   Видимо, Тамерланыч слегка очухался от пережитого потрясения, а возможно охранник объяснил струхнувшему начальнику, что грозовыми событиями в городе и не пахнет, а равнодушные к революции матросы по-прежнему несут свою службу на кораблях. И вообще: «Аврора» в Москва-реку пока что не заходила. За спиной поспешавших шоуменов раздался вой сирены. И откуда-то из глубины здания послышался вопль Тамерланыча «держите грабителей», вызвавший жуткую нервозность в набитом людьми здании. Портсигаров внёс свою лепту в набирающую силу истерию. С криками «караул» и «пожар» он бросился к гидранту и открыл воду. Мощная струя сшибла какого-то рассеянно-элегантного господина, к счастью иностранца, который завопил на чистейшем английском нечто грубое и возможно даже непечатное. К сожалению, переводчика с английского под рукой у шоуменов не оказалось, и они гурьбой бросились вниз по лестнице. А сверху им вслед неслись вопли уже не только по-английски, но и по-нижегородски:
   – Держите грабителей!
   По нижегородски кричали Киндер с Кучерявым, бесновавшиеся где-то вверху под струями бившей из гидранта воды.
   – Прямо гибель `"Титаника", – сказал, обернувшись, Коля. – Жаль, видеокамеру не захватили.
   – Время, – одёрнул шоуменов Балабанов. – Налимов уже заждался на боевом посту.
   Балабанов как в воду глядел. Налимов действительно дрых у решётки, преграждавшей путь из подземного лабиринта в Каменные палаты. Вот ведь кадры подобрались вокруг Папы, ну никакой ответственности перед старушкой Историей. Балабанов, как человек дисциплинированный, подошёл к решётке и негромко произнёс оговоренный пароль:
   – Привет из Сибири.
   На Налимова эти невинные, в общем-то, слова произвели прямо-таки ошеломляющее впечатление. Глаза его не только открылись, но буквально едва не вылезли из орбит. Руки мелко затряслись и взлетели к потолку.
   – Всех сдам, начальник, – завизжал он вместо оговоренного отзыва. – Всё возмещу государству. Век воли не видать.
   – Тихо, – рявкнул на него Балабанов. – Сними замок.
   Налимов подчинился как сомнамбула. Своего недавнего собеседника он признал только через пять минут, да и то с помощью Портсигарова, слегка пощекотавшего ему рёбра и прошептавшего на ухо:
   – Тебе привет от Сосновского.
   Налимов, наконец, окончательно проснулся и вздохнул с облегчением: – Господи, как вы меня напугали.
   – То-то, я смотрю, вцепился в решётку, едва оторвали, – хмыкнул Коля. – С такими нервами, брат, тебе место в психушке, а не в Каменных палатах.
   – Да уж скорее бы всё закончилось, – дёрнулся Налимов. – Которую ночь во сне наручники вижу. Пропади она пропадом такая работа.
   – А Сам-то как? – осторожно спросил Балабанов. – Папе-то что, – вздохнул Налимов. – Он ведь жизни не знает. Сидит себе, перебирает бумажки и воображает, что кругом тишь да гладь да божья благодать. А тут хоть топись. Волокушин сказал, что если дело так и дальше пойдёт, то не миновать нам революции и лесоповала. А Сосновский его поддержал. Вот тут меня и заколотило. Шутка сказать – живого царя от власти отстранить. Я как нашу историю прочитал, так всё во мне оборвалось: царевича Дмитрия зарезали, Петра Третьегo канделябрами забили, Павла Первого задушили шарфом. Вот как власть-то в России меняется. А эти в одну дуду – надо искать преемника, иначе всем хана. Верите, месяц у Марианны в задней комнате отсиживался, дверного скрипа боялся. Но ведь всё равно нашли, даже когда мёртвым прикинулся. За шиворот ухватили и опять швырнули в политику. – Всё о кей, – похлопал Коля по плечу нервного Налимова. – Король умер, да здравствует король. – Как умер? – ахнул Налимов. – А мне Сосновский сказал, что всё обойдётся без крови.
   – И правильно сказал, – утешил Налимова Портсигаров. – Мы же не мясники и не гвардии преображенцы.
   – Самого подготовили к визиту шаманова посланца? – строго спросил Балабанов, которому надоели причитания интеллигентного сотрудника администрации. – Марианна полдня Папе про звёзды рассказывала и настоятельно рекомендовала послушать заезжего ясновидца.
   – Добро, – сухо сказал Балабанов. – Иди, проверь, всё ли чисто. А мы за тобой следом. – Только я попрошу без крови, ради Бога. У меня же потом кровавые мальчики в глазах будут всю оставшуюся жизнь. – Идите, Налимов, – рявкнул Балабанов. – Что вы дёргаетесь как институтка перед брачной ночью.
   На Налимова командирский окрик подействовал незамедлительно – приказ он отправился выполнять чуть ли не бегом. Капитан посмотрел ему вслед и покачал головой:
   – Шизофреник ещё почище Химкина.
   Гонолупенко, лишнего слова не говоря, стал отстёгивать цепь с ошейника Джульбарса. Милицейский пес вел себя дисциплинированно, зато заегозил, заволновался шоумен Коля, который в этой невинной процедуре углядел невесть что.
   – Я не смогу, не смогу, – замахал он руками. – Ну ладно бы – гвардейскими шарфами, а то – собачьей цепью, нас же потомки проклянут. Сволочь, Сосновский! Мы так не договаривались, мужики.
   – Смирно, – рявкнул на него Гонолупенко на чистейшем русском языке. – Интеллигенция, мать вашу. Сгною в тайных подвалах ГПУ.
   Коля до того поразился преображению Гонолупенко из заезжей знаменитости в родную и до боли памятную власть, что застыл истуканом, вытянув руки по швам.
   – Останешься с Джульбарсом, – распорядился в сторону Коли Балабанов, – и на мои слова «всё в воле астрала, господин президент» скомандуешь Джульбарсу – «вой!». – Я извиняюсь, гражданин начальник, а если псина не выполнит команду?
   – Тогда вой сам. И погромче, понял? – Так точно, – по-военному чётко отозвался Коля.
   Оставив Джульбарса на попечение взволнованного шоумена, за угол отправились втроём. Полного доверия к Налимову у Балабанова не было. Запросто мог сдать охране, просто по слабости нервов. Да ещё и наплести с три короба по поводу злоумышленников, тайком пробравшихся в Каменные палаты. Источавший до сих пор оптимизм Портсигаров подобрался и построжал лицом. Наверняка воображал себя графом Орловым и думал о канделябре.
   – Сюда, – послышался голос Налимова.
   Балабанов первым решительно шагнул на этот голос и едва не столкнулся с взвизгнувшим от ужаса неврастеником. Капитан уже собрался выругаться, но тут его взгляд упал на стоящую за спиной интеллигента мрачновато – лысоватую личность. Личность тоже нервничала, но в отличие от эмоционального Налимова на визг не переходила.
   – Волокушин, – представился мрачноватый. – Балабанов, – чётко отрекомендовался капитан. – По специальному заданию Инструктора.
   – Я в курсе, – кивнул Волокушин. – Следуйте за мной.
   Волокушин вывел гостей из подземелья наверх и повёл переходами, от вида которых у сибиряка даже дух перехватило. Истраченного на отделку стен, дверных ручек и прочих прибамбасов золота вполне хватило бы на то, чтобы родной Балабановский колхоз, да что там колхоз, весь район вышел в передовики не только во всероссийском, но, пожалуй, и в мировом масштабе. И пока Балабанов размышлял, благородно ли с его стороны будет стырить золотую ручку от двери и обменять её потом на комбайн или горюче-смазочные материалы, Волокушин ввел гостей в огромный кабинет, где сидел опухший старик и подслеповато щурился на горевший в камине огонь. Балабанов не сразу сообразил, что перед ним Отец Российской Демократии. А сообразил он только тогда, когда старик обернулся и спросил у вытянувшегося в струнку Волокушина:
   – Чта?
   Налимов за спиной Балабанова икнул, Портсигаров кхекнул, сам капитан растерянно сморгнул, и только сержант Гонолупенко, выступив вперёд, ответил на приветствие первого лица:
   – Хаудуюду, мистер президент. – Здравия желаем, ваше высокопревосходительство, – вспомнил о своих обязанностях переводчика Балабанов.
   – А этот негр вроде как чаю попросил? – недоумённо развёл руками хозяин Каменных палат. – Вот ведь иностранец, понимаешь, чай он к нам пришёл дуть. – Это каймановский язык такой забавный, – поспешил на помощь «переводчику» Портсигаров.
   – Понавыдумывали языков, понимаешь, – обиделся хозяин. – Никс фирштейн чай, – поправился Гонолупенко. – Исключительно рашн водка. – Соображает, – прицокнул языком отец демократии. – Ну, садись к столу, как там тебя…
   – Стингер, – подсказал Балабанов.
   – А ты зачем, понимаешь, всё время в чужой разговор встреваешь? Смотри какой прыткий.
   – Это переводчик, – вежливо прокашлялся Волокушин. – Ну, тогда и ты садись, – кивнул хозяин. – А третий кто? – Портсигаров, – щёлкнул каблуками шоумен. – Представитель российской интеллигенции.
   – Этого добра у нас хватает, – добродушно кивнул головой Папа. – Звание, что ли, пришёл просить?
   – Никак нет, – мгновенно нашёлся Портсигаров. – Орден «За заслуги». – Первой степени небось? – Третьей, – без смущения поправил его Портсигаров. – Мы своё место знаем. – Люблю, понимаешь, скромных, – восхитился Папа и, обернувшись к Волокушину, властно распорядился: – Дай, и сейчас же, а то знаю я тебя, заволокитишь. И этому дай, – кивнул он на Балабанова. – Люблю, понимаешь, языкастых.
   – А иностранцу как же? – подсказал Портсигаров, примеривая орден. – Обидится ещё, раззвонит, что обошли?
   – Дай, пусть знают нашу доброту.
   Волокушин обиженно засопел, но прыткий Портсигаров уже запустил руку в коробку и выудил оттуда лишний орденок.
   – Четвёртый-то кому? – зашипел на него жадный Волокушин. – Подарок каймановскому шаману, – не моргнув глазом, соврал Портсигаров.
   Хозяин на протесты Волокушина только рукой махнул, а шоумен сунул орден в карман пиджака. Стингер, добрая душа, получив высокую награду, в долгу не остался и повесил на грудь Самому Джульбарсову цепь.
   – Презент, – сказал он на чистейшем каймановском языке. – От шамана. – Чта? – не понял чужого речения Папа.
   – Он говорит, что всё в воле астрала, господин президент.
   В ответ на эти громко произнесённые Балабановым слава под полом кабинета громко завыла собака. Капитану даже показалось, что завыли дуэтом две собаки, и он не сразу сообразил, откуда взялась вторая.