Страница:
– Вы не подскажете, на чьё имя снят этот номер? – вежливо спросил Портсигаров у горничной, перепуганной домогательствами охранника. – Какой-то нефтяник из Сибири, – нехотя ответила горничная. – Представительный такой, правда жмот. Подмигивал, подмигивал, а авансировал всего доллар.
– Ну, это не сибиряк, – заявил Балабанов. – Если ограничивался только подмигиванием.
– И не нефтяник, – констатировал Коля. – Если дал на чай только доллар. – С ним два амбала и еще какой-то задохлик, видимо секретарь, – продолжала сдавать скупых клиентов мстительная горничная. – Спасибо, девушка, – поблагодарил сотрудницу отеля Портсигаров. – Ваша помощь для нас бесценна.
Горничная, стрельнув глазами навылет в благородно склонившегося перед ней шоумена, удалилась, вдохновенно виляя бёдрами. Балабанов приступил к решающей фазе операции по спасению Химкина, то есть попытался плечом открыть дверь. Дверь, однако, не поддалась, чем поставила присутствующих в неловкое положение – Будем ломать? – спросил Коля. – У меня отмычка есть, – выступил вперёд услужливый охранник. – Действуйте, юноша, – кивнул головой Балабанов. – Видимо наши товарищи просто уснули, сморенные усталостью после трудов праведных на благо Отечества.
Дверь распахнулась беззвучно, и Балабанов первым ворвался в помещение. Разумеется, номер не был президентским, но сибиряка размеры и обстановка шикарных апартаментов поразили даже больше, чем фигура уныло сидевшего в кресле Химкина. Всё-таки, надо честно признать, ведомство, похитившее журналиста, было побогаче Балабановского, ибо снять номер «люкс» пусть и не в самой первосортной гостинице стоит наверняка немалых денег. Впрочем, не исключено, что у вставшего навстречу гостям господина с физиономией и повадками бульдога, были богатые спонсоры.
При виде возникшего на пороге резидента юпитерианской разведки мистера Балабана, журналист Химкин испуганно взвизгнул и метнулся в угол. А охранявшие его амбалы начали лихорадочно шарить подмышками, словно пытались щекоткой вызвать у себя приступ веселого и незлобивого смеха. Заметив, что ни у Балабанова, ни у сопровождающих его лиц в руках нет оружия, представительный господин махнул рукой в сторону подручных, призывая их к спокойствию.
– Вот и отлично, товарищ майор, – сказал липовый нефтяник и липовый сибиряк. – Рад, что именно мне удалось вас задержать и препроводить в прокуратуру. – А с кем, собственно, имею честь? – вежливо полюбопытствовал Балабанов, присаживаясь в кресло, которое только что покинул перепуганный до икоты Химкин.
К сожалению, стульев на всех не хватило, и Коле с Джульбарсом пришлось встать у стенки, тогда как услужливого Васю и вовсе выставили из номера. – Подполковник Иванов, – соврал, не моргнув глазом, представительный.
То есть подполковником он вполне мог быть, но вот Ивановым – вряд ли. Впрочем, Балабанов не собирался спорить с липовым Ивановым, липовым сибиряком и липовым нефтяником по столь пустяковому поводу, как фамилия.
– Значит, ваше ведомство всё-таки ведёт просушку, – ласково улыбнулся Балабанов. – А как же примат закона над произволом?
– Это делалось в интересах господина Полуэктова. – А прокурор в курсе?
– При чём здесь прокурор? – поморщился «нефтяник». – Ваша вина установлена. Журналист Химкин подтвердит в суде, что вы угрожали Полуэктову, вымогая у него компромат.
– Вы очень самоуверенны, господин Иванов, – вежливо улыбнулся собеседнику Портсигаров. – Не называю вас подполковником только потому, что вас, скорее всего, уже разжаловали в рядовые. За похищение известного журналиста.
– Не смешите меня, господин шоумен. На вас, кстати, мы тоже собрали обширный материал. А Химкина никто не похищал, он приехал сюда добровольно.
По лицу господина Химкина было видно, что он хоть и не собирается оспаривать заявление представителя спецслужб, но испытывает робкое сомнение в своём праве не только на свободу передвижения, но и на свободу слова. Не дождавшись поддержки со стороны журналиста, бульдог перешёл в атаку:
– Вас будут судить, майор Балабанов, вы замарали честь мундира, и не думаю, что вас спасут высокие покровители, какие бы посты они не занимали.
– У вас неверные сведения, рядовой Иванов. Я не майор и не Балабанов.
На этот раз липовый сибиряк смеялся минут пять. К начальнику присоединились и два амбала, для которых, похоже, щекотание подмышкой было любимейшим занятием и не всегда безуспешным, если судить по идиотскому похихикиванию. – Химкин нам много чего рассказал интересного, господин резидент юпитерианской разведки. – По-вашему Химкин идиот? – полюбопытствовал Балабанов. – В этом у меня нет никаких сомнений.
– Ну и какая будет цена показаниям идиота в суде? – Слушайте, майор, не морочьте мне голову, – рассердился Иванов. – Повторяю вам, бывший подполковник, что я не майор, а офицер ФАПСИ полковник Барановский, выполняющий ответственное задние в рамках операции под кодовым названием «Ответный визит». Вот и мистер Чарльз Хиггинс вам подтвердит. – Иес, – сказал Гонолупенко. – Колонел Барановский вери гуд.
– Наглая ложь! – голос «нефтяника» впервые за время разговора дрогнул. – Этот мулат никто иной, как лейтенант Гонолупенко. У меня сведения на вас из самых надёжных источников, майор Балабанов.
– Очень жаль, господин Иванов, что ваш источник забыл вам сообщить, что лейтенант Гонолупенко уже неделю как в отпуске, а под его именем на время операции задействован наш коллега, господин Хиггинс. Мне право неловко перед господином генералом за ваше глупое упрямство. Вы разве не слышали ничего об экстремистской организации «Призраки»? – Ну, допустим, – нехотя отозвался «бульдог». – Но какое всё это имеет отношение к похищению депутата Полуэктова?
– Самое прямое, – вмешался в разговор Портсигаров. – Сначала воруют видного депутата, потом видного журналиста.
– Вот именно, – строго глянул в сторону смущённых амбалов «полковник Барановский». – Причём оба, и депутат, и журналист, обладают ценнейшей информацией о загадочной организации. Создается впечатление, что кто-то заметает следы. Вы на кого работаете, господин Иванов? Или вы не Иванов?
– Он призрак, – сделал вывод стоящий у стены в героический позе со скрещенными на груди руками Коля, а Джульбарс в подтверждение его слов испустил душераздирающий вой, заставив вздрогнуть и побледнеть подручных «нефтяника».
– Собака и та реагирует, – вскольз заметил Портсигаров.
Подручные лже-Иванова подозрительно косились, то на чёрного пса, то на своего начальника, и на лицах обоих было написано сомнение. Разжалованный Портсигаровым подполковник не мог не заметить падения своего авторитета в глазах подчинённых. – Скорее уж это я могу вас считать призраком, господин Барановский-Балабанов, или как вас там. – Логично, – кивнул головой Портсигаров. – Нелогично другое: почему призраком может быть некий Балабанов и не может быть некий Иванов? Ведь это именно вы похитили журналиста, милейший, и если бы не наше здесь появление, то судьба господина Химкина была бы незавидной.
Липовый нефтяник раздражённо выругался, спор показался ему совершенно идиотским, что отчасти было верно. К сожалению, он совершил крупную ошибку, ввязавшись в него, и оказался в неловком положении человека, которому приходится доказывать, что он это он, а не кто либо другой. Положение привычное для рядовых граждан, по рассеянности забывающих документы дома, но совершенно нетерпимое для сотрудника специальных органов.
– Я подполковник Барсуков, – решился, наконец, на отчаянный шаг господин лже-Иванов. – Попрошу и вас, господа, предъявить документы.
Балабанов охотно взял чужое удостоверение и собственными глазами убедился, что лицо на документе отдалённо напоминает лицо стоящего перед ним гражданина, но ровным счётом ничего не доказывает. В конце концов, если нефтяник Иванов может быть призраком, то почему им не может быть подполковник Барсуков.
– Но вы-то, между прочим, тоже не майор Балабанов, – возмутился вконец замороченный Барсуков, возвращая оппоненту милицейское удостоверение. – Вы полковник Барановский.
– Правильно, – согласился Портсигаров. – Но в отличие от вас, милейший, товарищ полковник сразу и честно назвал коллегам своё настоящее имя, дабы избежать недоразумений. Так же поступил и генерал Хиггинс. А вот вы, липовый наш, финтили
до того самого момента, пока не запахло жаренным, и специально обученная собака не заподозрила в вас оборотня, засланного нечистой силой в ряды доблестных сотрудников спецслужб. Как эксперт, привлечённый к делу по просьбе главы администрации президента, я вынужден констатировать: улики, собранные против господина, именующего себя Ивановым-Барсуковым, весьма и весьма серьёзны.
– Я выполнял приказ, – огрызнулся Барсуков.
– Чей приказ? – мягко полюбопытствовал Балабанов. – Назовите мне имя своего начальника.
– С какой стати я буду называть имя генерала какому-то авантюристу!
– Имя его начальника Вельзевул, – произнёс загробным голосом Коля, а Джульбарс подтвердил его слова продолжительным воем.
Первым не выдержал напряжения Химкин: побледнев как покойник, он распластался на ковре прямо у ног растерявшихся амбалов. И журналиста можно было понять, редкий человек сохранит самообладание в шаге от преисподней.
– А может, они все трое призраки? – предположил Коля.
Подельники господина Барсукова-Иванова ошалело переглянулись. Потом выразили робкий протест, ссылаясь на подтверждающие их личность документы. – Старший лейтенант Забродин и лейтенант Василенко, – вслух прочитал полковник Барановский. – Здесь все в порядке, да и собака на них не реагирует.
Последнее было абсолютной правдой. Джульбарс подошедший чуть ли не вплотную к вышеозначенным лицам, только добродушно вилял хвостом да косил на струхнувших амбалов плутоватым глазом. – Итак, господин Никто, у вас есть единственная возможность доказать свой статус человека – это вывести нас на депутата Полуэктова, явив его живым и здоровым, – резюмировал Балабанов.
– Не на того напали, – выругался Барсуков. – Дырку от бублика вы у меня получите, а не депутата Полуэктова.
– Ну что же, – сокрушенно покачал головой Балабанов, – иных доказательств причастности господина Никто к сатанинской рати, пожалуй, не требуется. Товарищи офицеры, – обернулся он к Василенко и Забродину, – приказываю вам доставить неопознанного субъекта на Лубянку и доложить генералу, что задержан он по приказу полковника ФАПСИ Барановского, как причастный к похищению депутата Полуэктова и журналиста Химкина, а также за порочащие его связи с Низом, в частности с небезызвестным Вельзевулом. Выполняйте.
– Есть, – дуэтом ответили амбалы. – Идиоты, – взвизгнул бульдог побитой собачонкой. – Он же вам лапшу на уши вешает. Я не призрак. – На Лубянке разберутся, – холодно осадил скандалиста Портсигаров. – Всего вам хорошего, рядовой Иванов.
Подполковник Барсуков, а может быть действительно уже не подполковник, видимо сообразил, что продолжение спора в столь невыгодных для него условиях совершенно бессмысленно и только усугубит провальную ситуацию, в которой он оказался. Не устраивать же драку с собственными подчинёнными на потеху торжествующим врагам. – Мы с тобой ещё встретимся, Балабанов, – процедил, уходя, сквозь зубы разоблачённый агент Низа.
Майор собрался было ему достойно ответить, но тут за дверью послышался шум, отвлекший его внимание. Если судить по звуку, то упало нечто весьма тяжелое, но в то же время не железное, хотя не исключено, что деревянное. Первыми выскочившие в коридор Коля с Джульбарсом наткнулись на тело охранника Васи. Беглый осмотр, проведённый Балабановым, показал, что Вася стал, скорее всего, жертвой собственного любопытства, ибо подслушанный разговор произвёл на молодого человека очень большое впечатление, закончившееся тривиальным обмороком. И Васю, в общем-то, можно понять: не каждый же день у нас разоблачают призраков, связанных с потусторонним миром.
Васю довольно быстро привели в чувство и сдали с рук на руки всё той же вовремя подвернувшейся горничной, после чего, прихватив оклемавшегося Химкина, в быстром темпе покинули отель «Интернациональ», забыв попрощаться с любезным господином Мыскиным.
– Я разочарован вами, агент Химкин, – сказал, садясь в машину, Балабанов. – Вы едва не стали тенью в царстве мёртвых, доверившись безответственному субъекту. – Я тут совершенно не при чём, – попробовал оправдаться журналист. – У них была запись нашего разговора в Думе с депутатом Полуэктовым. А я только подтвердил, что мы это действительно мы.
– И совершенно напрасно это сделали, – ворчливо заметил Балабанов. – Вы Химкин там действительно были, но нас с Гонолупенко там не было. Нашим обличьем воспользовались призраки. Вы меня поняли?
Если судить по лицу Химкина, то в эту минуту он вообще ничего не способен был понять, а потому Балабанов решил отложить разговор до более подходящего случая.
– Ах чёрт, я же опаздываю, – спохватился Портсигаров и увеличил и без того немалую скорость до запредельной.
– Куда опаздываешь? – удивился Балабанов, оборачиваясь назад, где в хвост Портсигаровскому «Форду» уже подстраивались доблестные сотрудники ГИБДД.
– На пресс-конференцию Будимира Ковыля, – крякнул раздраженно шоумен. – А вам, менты, придётся отмазывать меня от гаишников.
– Надо бы тебе мигалку выхлопотать, – сказал Балабанов. – Всё-таки и ты теперь секретный агент не только МВД, но и Кремля, и надо, чтобы об этом знало, как можно больше народу.
– Это Химкину карты в руки, – посоветовал Коля. – Он в два счёта на всю страну раззвонит.
Портсигаров затормозил так резко, что Балабанов едва не соприкоснулся с лобовым стеклом «Форда». И пока ошалевший майор приходил в себя, сотрясая воздух непарламентскими выражениями, шоумен уже вылетел из машины и метнулся очумевшей борзой в распахнутые предупредительно двери знакомого Балабанову здания. Сибиряк без труда припомнил, что именно здесь состоялся его московский дебют в роли переводчика звезды Каймановской эстрады мистера Стингера. Сегодня здесь тоже кучковалась изрядная толпа, но по какому поводу она собралась, и кто такой этот Будимир Ковыль, ещё предстояло выяснить.
Минут пять у Балабанова ушло на разбирательство с гаишниками, которые прямо таки вибрировали от возмущения по поводу нахального «Форда» с обычными номерами, который, однако, вел себя на дороге так, словно вез важное лицо. Претензия Балабанова на сановное величие было отвергнуто с порога, попытка воззвать к милицейской солидарности тоже не нашла отклика в разгорячённых сердцах, пришлось в который уже раз являть миру генерала Чарльза Хиггинса, манеры и осанка которого произвели на сотрудников ГИБДД столь сильное впечатление, что они немедленно ретировались, убоявшись международного скандала.
Чтобы не стоять истуканами на крыльце, решили почтить своим присутствием пресс-конференцию неведомого Ковыля, что оказалось, однако, совсем непростым делом. Зал был забит приглашенными под завязку, и без пропусков в помещение уже не пускали. К счастью, Коля был опознан устроителями как близкое по духу лицо, и вместе с известным шоуменом в зал просочились не только Балабанов с Гонолупенко, но и Джульбарс. Балабанов, не успевший пообедать, непрочь был перекусить за чужой счёт, но, увы, программа мероприятия ничего подобного не предусматривала. Вместо пищи телесной устроители предлагали страждущим исключительно пищу духовную.
Из путаных объяснений Коли и Химкина выяснилось, что Будимир Ковыль в младенческие годы то ли был похищен буддийскими монахами, то ли сам к ним ушёл. А путанными объяснения были потому, что никто доподлинно биографии знаменитого писателя не знал, а слухи из его окружения исходили противоречивые.
Так или иначе, но достоверно было известно, что Будимир Ковыль был допущен в Шамбалу и пробыл там несколько лет. Что такое Шамбала никто тоже объяснить не смог, но произносилось это слово с таким придыханием и закатыванием глаз к самому потолку, что создавалось впечатление, будто Будимир Ковыль живым возносился на небо. И в общем, как вскоре выяснилось, в своих предположениях Балабанов был прав – Шамбала, это не то, чтобы самый Верх, но где-то рядом. Почему Ковыля выперли из Шамбалы, не знал никто, но предположения строились самые разные, и в большинстве своем эти предположения были крайне нелестные для популярного писателя и медиума. Короче говоря, если Будимир Ковыль и был ангелом, то ангелом явно падшим. Балабанов не утерпел и понукаемый любопытным Гонолупенко купил капитальный труд Ковыля под названием «Сексуальная музыка небесных сфер» аж за сто двадцать рубликов
Первая же страница потрясла майора обилием матерщины до такой степени, что он немедленно захлопнул книгу, ибо посчитал верхом неприличия читать её вслух даже в очень раскованной и просвещенной компании.
– Видал я таких медиумов и не только среди небесных сфер, – солидарно с Балабановым вздохнул Гонолупенко.
Продвинутый Коля выразил возмущение тупостью погрязших в буднях средних милицейских чинов, не способных оценить полёт воображения истинного интеллектуала. Службист Балабанов возразил возмущённому интеллигенту, что полёт писателя Ковыля он оценил бы сроком в пятнадцать суток, а в случае рецидивов впаял бы ещё год исправительных работ с конфискаций капитальных трудов. – Теперь я понимаю, почему тебе являются привидения специфического рода, – обиделся на опричника Коля.
Будимир Ковыль был, наконец, явлен заскучавшей публике. И, надо сказать, своим внешним видом особенного впечатления на собравшихся не произвёл. Фоторепортёры, правда, защелкали фотоаппаратами, но это уж скорее по долгу службы, ибо снимать-то, в общем, было нечего. Будимир Ковыль оказался бритым наголо худым человеком небольшого роста, облачённым в грязно-жёлтую хламиду, расписанную непонятными Балабанову знаками:
Разочарован был не только Балабанов, из задних рядов, где собралась невесть как попавшая на мероприятие молодёжь, начали уже подсвистывать. Майор в данном случае был абсолютно с молодежью солидарен. Собрали людей, ни выпивки тебе, ни закуски, а без них мат, это ни что иное, как злостное хулиганство. – Эстет, – бросил в сторону недовольно бурчащего Балабанова Коля.
Слово было хоть и малопонятным, но вряд ли оскорбительным, а потому Балабанов решил пропустить его мимо ушей. Тем более что Будимир Ковыль заговорил неожиданно басовитым и громким голосом. К счастью, в устной речи он обходился без нецензурных выражений, в противном случае Балабанову волей неволей пришлось бы исполнять служебный долг и определять медиума в тюремные сферы на пятнадцать суток.
По мнению Балабанова, Ковыль порол ахинею, во всяком случае, за первые десять минут его речи майор не уловил ничего, что хотя бы отдалённо напоминало законченную мысль. К пятнадцатой минуте Балабанов всё-таки усвоил, что речь идёт о страданиях кобылы, разумеется сексуальных, в которую вселилась странствующая по миру душа Будимира Ковыля. Почему душа вселилась именно в Кобылу, а не в жеребца, Балабанов не понял, а Будимир Ковыль не объяснил, поскольку для писателя это был уже пройденный этап в творчестве, и он говорил о нём без большого подъёма. Зато, перейдя к творческим планам, Ковыль оживился, а вместе с ним оживился и Балабанов, поскольку в словах медиума зазвучали знакомые мотивы. Оказывается, медиум собирался ни много, ни мало, как погрузиться в век шестнадцатый, чтобы на своей шкуре испытать все прелести опричнины, в сексуальном, разумеется, плане, чтобы потом поделиться впечатлениями с читателями.
– А как он собирается попасть в шестнадцатый век? – спросил заинтересованный Балабанов у Коли.
– Полёт воображения, – пожал плечами шоумен.
Однако ответ интеллектуала майора милиции не удовлетворил, ему как раз показалось, что медиум говорил о поездке в шестнадцатый век вполне предметно, как иные прочие рассуждают о поездке к морю или к любимой тёще на блины. Балабанов даже вслух выразил надежду, что посланец Шамбалы знает координаты вокзала, с которого отправляются поезда в прошлое, а возможно и в будущее. Обиженный Коля назвал эту надежду идиотской и даже обвинил Балабанова в том, что тот хочет надеть оковы совкового реализма на парящую в экзистенциализме либеральную душу.
Пресс-конференция Ковыля тем временем закончилась и закончилась конфузом. Разочарованы были все: и профессиональные охотники за скандалами, в смысле журналисты, и дилетантствующая публика, которая ждала то ли раздачи слонов, то ли хождения по проволоке, то ли просто парения над столом, словом чего-то из ряда вон выходящего, а получила даже более чем ничего. Если бы пригласительные билеты были платными, то публика непременно бы потребовала деньги обратно, к счастью, устроители подобный оборот событий предусмотрели, и недовольство обманутых граждан обернулось пшиком. То бишь свистом, ропотом и матерными ругательствами.
Ехидный Коля не преминул указать сотрудникам милиции на хулиганские действия толпы, однако Гонолупенко в ответ заявил, что цитирование современных классиков у нас законом не возбраняется, тем более на вечерах, посвящённых их творчеству. Зал стремительно пустел, освобождаясь от обывателей, недовольных несостоявшимся зрелищем, зато появился Портсигаров, который прямо-таки клокотал от ярости. – Кретины! – прорычал он. – Провалить такое мероприятие! Чтобы я хотя бы ещё раз связался с этим засушенным кришнаитом. Что он вообще понимает в Шамбале и заветах великого Рабаматахатраурпы.
– А кто он такой, этот Рабамата? – полюбопытствовал Гонолупенко.
– Какая разница, – огрызнулся не на шутку разъярённый Портсигаров. – Чтобы он провалился в Тартар, этот Будимир Ковыль! Я убил на него кучу времени, пригласил нужных людей, созвал море журналистов, а этот страдающий манией величий придурок всё отменил за пять минут до начала представления. Его, видите ли, будут слушать и так. Он-де пророк Камасутры Вдохновения. Боже, избавь нас от идиотов, а всё остальное мы сделаем сами.
– А что он действительно был в детстве похищен буддистами? – полюбопытствовал Балабанов.
– Я тебя умоляю, провинциал, – всплеснул руками Портсигаров. – Нельзя же понимать всё так буквально. В детстве этот сукин сын сидел со мной за одной партой и списывал сочинения из моей тетради. Это я придумал ему биографию. Я вывел его на вершину интеллектуализма. И вот она человеческая благодарность. В тот самый момент, когда наступила пора сбора урожая радужных купюр, этот кретин свихнулся. Прибабахнутым, положим, он был всегда, но есть же и пределы сумасшествия для порядочных людей.
Монолог Портсигарова прервал какой-то потасканного вида гражданин, который зашипел ему что-то испуганно в правое ухо.
– Соблазнённых девственниц гони в шею, блудницам выдай по сто рублей, а буддийским монахам – кукиш с маслом.
– Так ведь побьют, – охнул нервный и потасканный. – Эти бритоголовые шуток не понимают.
– А зачем ты мне скинхедов привел? Я тебе кого заказывал? – взревел Портсигаров. – Я тебе буддистов заказывал?
– Ну не было там буддистов, – всплеснул руками замученный неврастеник. – Да и какая разница: и те бритые, и эти.
– С кем приходится работать, – вскинул руки к небесам Портсигаров. – Ладно, выдай скинхедам по литру пива, и чтобы я их здесь больше не видел.
Из последующего обмена мнениями между шоуменом и его подручным Балабанов заключил, что зрелище действительно намечалось грандиозное, с участием многих персон из богемных и около богемных кругов. Но тогда тем более странно, что Будимир Ковыль, отнюдь не новичок в литературном бизнесе, если верить Портсигарову, вдруг, ни с того, ни с сего, отказался от столь мощной рекламной акции, сулившей если не всемирную, то всемосковскую славу.
– Хочешь сказать, что на него кто-то повлиял? – покосился в сторону Балабанова Портсигаров.
– Во всяком случае, меня заинтересовали его планы путешествий в прошлое нашей замечательной страны, и я непрочь составить ему компанию.
Коля выразительно покрутил пальцем у виска, намекая на то, что с ума у нас сходят не только творческие личности, но и сотрудники правоохранительных органов. Однако Портсигаров отнёсся к делу куда серьёзнее:
– Вообще-то Сенька человек со странностями, но не до такой же степени, чтобы свихнуться на примитивной машине времени в стиле Герберта Уэллса. – Какой ещё Сенька? – не сразу врубился Балабанов. – По-твоему, наш Ковыль Будимиром родился, что ли, – усмехнулся Портсигаров. – По паспорту он всего-навсего Семён Васильевич Ковалёв, с соответствующей биографией, то бишь учился в литинституте, был оттуда изгнан за пьянку и склонность к нетрадиционному сексу. Лет десять болтался по желтым газетенкам, пока я его не подобрал и не вывел в люди. Уйму денег, между прочим, в этого негодяя вбухал. На раскрутке «Сексуальной музыки небесных сфер» едва язву желудка не нажил. Не говоря уже о моральной травме, полученной при штудировании этого капитального труда.
– Мата там могло быть и поменьше, – вскольз заметил Гонолупенко. – Мат там самое ценное, – отмахнулся Портсигаров. – Всё остальное на уровне горячечного бреда.
– Ну, это не сибиряк, – заявил Балабанов. – Если ограничивался только подмигиванием.
– И не нефтяник, – констатировал Коля. – Если дал на чай только доллар. – С ним два амбала и еще какой-то задохлик, видимо секретарь, – продолжала сдавать скупых клиентов мстительная горничная. – Спасибо, девушка, – поблагодарил сотрудницу отеля Портсигаров. – Ваша помощь для нас бесценна.
Горничная, стрельнув глазами навылет в благородно склонившегося перед ней шоумена, удалилась, вдохновенно виляя бёдрами. Балабанов приступил к решающей фазе операции по спасению Химкина, то есть попытался плечом открыть дверь. Дверь, однако, не поддалась, чем поставила присутствующих в неловкое положение – Будем ломать? – спросил Коля. – У меня отмычка есть, – выступил вперёд услужливый охранник. – Действуйте, юноша, – кивнул головой Балабанов. – Видимо наши товарищи просто уснули, сморенные усталостью после трудов праведных на благо Отечества.
Дверь распахнулась беззвучно, и Балабанов первым ворвался в помещение. Разумеется, номер не был президентским, но сибиряка размеры и обстановка шикарных апартаментов поразили даже больше, чем фигура уныло сидевшего в кресле Химкина. Всё-таки, надо честно признать, ведомство, похитившее журналиста, было побогаче Балабановского, ибо снять номер «люкс» пусть и не в самой первосортной гостинице стоит наверняка немалых денег. Впрочем, не исключено, что у вставшего навстречу гостям господина с физиономией и повадками бульдога, были богатые спонсоры.
При виде возникшего на пороге резидента юпитерианской разведки мистера Балабана, журналист Химкин испуганно взвизгнул и метнулся в угол. А охранявшие его амбалы начали лихорадочно шарить подмышками, словно пытались щекоткой вызвать у себя приступ веселого и незлобивого смеха. Заметив, что ни у Балабанова, ни у сопровождающих его лиц в руках нет оружия, представительный господин махнул рукой в сторону подручных, призывая их к спокойствию.
– Вот и отлично, товарищ майор, – сказал липовый нефтяник и липовый сибиряк. – Рад, что именно мне удалось вас задержать и препроводить в прокуратуру. – А с кем, собственно, имею честь? – вежливо полюбопытствовал Балабанов, присаживаясь в кресло, которое только что покинул перепуганный до икоты Химкин.
К сожалению, стульев на всех не хватило, и Коле с Джульбарсом пришлось встать у стенки, тогда как услужливого Васю и вовсе выставили из номера. – Подполковник Иванов, – соврал, не моргнув глазом, представительный.
То есть подполковником он вполне мог быть, но вот Ивановым – вряд ли. Впрочем, Балабанов не собирался спорить с липовым Ивановым, липовым сибиряком и липовым нефтяником по столь пустяковому поводу, как фамилия.
– Значит, ваше ведомство всё-таки ведёт просушку, – ласково улыбнулся Балабанов. – А как же примат закона над произволом?
– Это делалось в интересах господина Полуэктова. – А прокурор в курсе?
– При чём здесь прокурор? – поморщился «нефтяник». – Ваша вина установлена. Журналист Химкин подтвердит в суде, что вы угрожали Полуэктову, вымогая у него компромат.
– Вы очень самоуверенны, господин Иванов, – вежливо улыбнулся собеседнику Портсигаров. – Не называю вас подполковником только потому, что вас, скорее всего, уже разжаловали в рядовые. За похищение известного журналиста.
– Не смешите меня, господин шоумен. На вас, кстати, мы тоже собрали обширный материал. А Химкина никто не похищал, он приехал сюда добровольно.
По лицу господина Химкина было видно, что он хоть и не собирается оспаривать заявление представителя спецслужб, но испытывает робкое сомнение в своём праве не только на свободу передвижения, но и на свободу слова. Не дождавшись поддержки со стороны журналиста, бульдог перешёл в атаку:
– Вас будут судить, майор Балабанов, вы замарали честь мундира, и не думаю, что вас спасут высокие покровители, какие бы посты они не занимали.
– У вас неверные сведения, рядовой Иванов. Я не майор и не Балабанов.
На этот раз липовый сибиряк смеялся минут пять. К начальнику присоединились и два амбала, для которых, похоже, щекотание подмышкой было любимейшим занятием и не всегда безуспешным, если судить по идиотскому похихикиванию. – Химкин нам много чего рассказал интересного, господин резидент юпитерианской разведки. – По-вашему Химкин идиот? – полюбопытствовал Балабанов. – В этом у меня нет никаких сомнений.
– Ну и какая будет цена показаниям идиота в суде? – Слушайте, майор, не морочьте мне голову, – рассердился Иванов. – Повторяю вам, бывший подполковник, что я не майор, а офицер ФАПСИ полковник Барановский, выполняющий ответственное задние в рамках операции под кодовым названием «Ответный визит». Вот и мистер Чарльз Хиггинс вам подтвердит. – Иес, – сказал Гонолупенко. – Колонел Барановский вери гуд.
– Наглая ложь! – голос «нефтяника» впервые за время разговора дрогнул. – Этот мулат никто иной, как лейтенант Гонолупенко. У меня сведения на вас из самых надёжных источников, майор Балабанов.
– Очень жаль, господин Иванов, что ваш источник забыл вам сообщить, что лейтенант Гонолупенко уже неделю как в отпуске, а под его именем на время операции задействован наш коллега, господин Хиггинс. Мне право неловко перед господином генералом за ваше глупое упрямство. Вы разве не слышали ничего об экстремистской организации «Призраки»? – Ну, допустим, – нехотя отозвался «бульдог». – Но какое всё это имеет отношение к похищению депутата Полуэктова?
– Самое прямое, – вмешался в разговор Портсигаров. – Сначала воруют видного депутата, потом видного журналиста.
– Вот именно, – строго глянул в сторону смущённых амбалов «полковник Барановский». – Причём оба, и депутат, и журналист, обладают ценнейшей информацией о загадочной организации. Создается впечатление, что кто-то заметает следы. Вы на кого работаете, господин Иванов? Или вы не Иванов?
– Он призрак, – сделал вывод стоящий у стены в героический позе со скрещенными на груди руками Коля, а Джульбарс в подтверждение его слов испустил душераздирающий вой, заставив вздрогнуть и побледнеть подручных «нефтяника».
– Собака и та реагирует, – вскольз заметил Портсигаров.
Подручные лже-Иванова подозрительно косились, то на чёрного пса, то на своего начальника, и на лицах обоих было написано сомнение. Разжалованный Портсигаровым подполковник не мог не заметить падения своего авторитета в глазах подчинённых. – Скорее уж это я могу вас считать призраком, господин Барановский-Балабанов, или как вас там. – Логично, – кивнул головой Портсигаров. – Нелогично другое: почему призраком может быть некий Балабанов и не может быть некий Иванов? Ведь это именно вы похитили журналиста, милейший, и если бы не наше здесь появление, то судьба господина Химкина была бы незавидной.
Липовый нефтяник раздражённо выругался, спор показался ему совершенно идиотским, что отчасти было верно. К сожалению, он совершил крупную ошибку, ввязавшись в него, и оказался в неловком положении человека, которому приходится доказывать, что он это он, а не кто либо другой. Положение привычное для рядовых граждан, по рассеянности забывающих документы дома, но совершенно нетерпимое для сотрудника специальных органов.
– Я подполковник Барсуков, – решился, наконец, на отчаянный шаг господин лже-Иванов. – Попрошу и вас, господа, предъявить документы.
Балабанов охотно взял чужое удостоверение и собственными глазами убедился, что лицо на документе отдалённо напоминает лицо стоящего перед ним гражданина, но ровным счётом ничего не доказывает. В конце концов, если нефтяник Иванов может быть призраком, то почему им не может быть подполковник Барсуков.
– Но вы-то, между прочим, тоже не майор Балабанов, – возмутился вконец замороченный Барсуков, возвращая оппоненту милицейское удостоверение. – Вы полковник Барановский.
– Правильно, – согласился Портсигаров. – Но в отличие от вас, милейший, товарищ полковник сразу и честно назвал коллегам своё настоящее имя, дабы избежать недоразумений. Так же поступил и генерал Хиггинс. А вот вы, липовый наш, финтили
до того самого момента, пока не запахло жаренным, и специально обученная собака не заподозрила в вас оборотня, засланного нечистой силой в ряды доблестных сотрудников спецслужб. Как эксперт, привлечённый к делу по просьбе главы администрации президента, я вынужден констатировать: улики, собранные против господина, именующего себя Ивановым-Барсуковым, весьма и весьма серьёзны.
– Я выполнял приказ, – огрызнулся Барсуков.
– Чей приказ? – мягко полюбопытствовал Балабанов. – Назовите мне имя своего начальника.
– С какой стати я буду называть имя генерала какому-то авантюристу!
– Имя его начальника Вельзевул, – произнёс загробным голосом Коля, а Джульбарс подтвердил его слова продолжительным воем.
Первым не выдержал напряжения Химкин: побледнев как покойник, он распластался на ковре прямо у ног растерявшихся амбалов. И журналиста можно было понять, редкий человек сохранит самообладание в шаге от преисподней.
– А может, они все трое призраки? – предположил Коля.
Подельники господина Барсукова-Иванова ошалело переглянулись. Потом выразили робкий протест, ссылаясь на подтверждающие их личность документы. – Старший лейтенант Забродин и лейтенант Василенко, – вслух прочитал полковник Барановский. – Здесь все в порядке, да и собака на них не реагирует.
Последнее было абсолютной правдой. Джульбарс подошедший чуть ли не вплотную к вышеозначенным лицам, только добродушно вилял хвостом да косил на струхнувших амбалов плутоватым глазом. – Итак, господин Никто, у вас есть единственная возможность доказать свой статус человека – это вывести нас на депутата Полуэктова, явив его живым и здоровым, – резюмировал Балабанов.
– Не на того напали, – выругался Барсуков. – Дырку от бублика вы у меня получите, а не депутата Полуэктова.
– Ну что же, – сокрушенно покачал головой Балабанов, – иных доказательств причастности господина Никто к сатанинской рати, пожалуй, не требуется. Товарищи офицеры, – обернулся он к Василенко и Забродину, – приказываю вам доставить неопознанного субъекта на Лубянку и доложить генералу, что задержан он по приказу полковника ФАПСИ Барановского, как причастный к похищению депутата Полуэктова и журналиста Химкина, а также за порочащие его связи с Низом, в частности с небезызвестным Вельзевулом. Выполняйте.
– Есть, – дуэтом ответили амбалы. – Идиоты, – взвизгнул бульдог побитой собачонкой. – Он же вам лапшу на уши вешает. Я не призрак. – На Лубянке разберутся, – холодно осадил скандалиста Портсигаров. – Всего вам хорошего, рядовой Иванов.
Подполковник Барсуков, а может быть действительно уже не подполковник, видимо сообразил, что продолжение спора в столь невыгодных для него условиях совершенно бессмысленно и только усугубит провальную ситуацию, в которой он оказался. Не устраивать же драку с собственными подчинёнными на потеху торжествующим врагам. – Мы с тобой ещё встретимся, Балабанов, – процедил, уходя, сквозь зубы разоблачённый агент Низа.
Майор собрался было ему достойно ответить, но тут за дверью послышался шум, отвлекший его внимание. Если судить по звуку, то упало нечто весьма тяжелое, но в то же время не железное, хотя не исключено, что деревянное. Первыми выскочившие в коридор Коля с Джульбарсом наткнулись на тело охранника Васи. Беглый осмотр, проведённый Балабановым, показал, что Вася стал, скорее всего, жертвой собственного любопытства, ибо подслушанный разговор произвёл на молодого человека очень большое впечатление, закончившееся тривиальным обмороком. И Васю, в общем-то, можно понять: не каждый же день у нас разоблачают призраков, связанных с потусторонним миром.
Васю довольно быстро привели в чувство и сдали с рук на руки всё той же вовремя подвернувшейся горничной, после чего, прихватив оклемавшегося Химкина, в быстром темпе покинули отель «Интернациональ», забыв попрощаться с любезным господином Мыскиным.
– Я разочарован вами, агент Химкин, – сказал, садясь в машину, Балабанов. – Вы едва не стали тенью в царстве мёртвых, доверившись безответственному субъекту. – Я тут совершенно не при чём, – попробовал оправдаться журналист. – У них была запись нашего разговора в Думе с депутатом Полуэктовым. А я только подтвердил, что мы это действительно мы.
– И совершенно напрасно это сделали, – ворчливо заметил Балабанов. – Вы Химкин там действительно были, но нас с Гонолупенко там не было. Нашим обличьем воспользовались призраки. Вы меня поняли?
Если судить по лицу Химкина, то в эту минуту он вообще ничего не способен был понять, а потому Балабанов решил отложить разговор до более подходящего случая.
– Ах чёрт, я же опаздываю, – спохватился Портсигаров и увеличил и без того немалую скорость до запредельной.
– Куда опаздываешь? – удивился Балабанов, оборачиваясь назад, где в хвост Портсигаровскому «Форду» уже подстраивались доблестные сотрудники ГИБДД.
– На пресс-конференцию Будимира Ковыля, – крякнул раздраженно шоумен. – А вам, менты, придётся отмазывать меня от гаишников.
– Надо бы тебе мигалку выхлопотать, – сказал Балабанов. – Всё-таки и ты теперь секретный агент не только МВД, но и Кремля, и надо, чтобы об этом знало, как можно больше народу.
– Это Химкину карты в руки, – посоветовал Коля. – Он в два счёта на всю страну раззвонит.
Портсигаров затормозил так резко, что Балабанов едва не соприкоснулся с лобовым стеклом «Форда». И пока ошалевший майор приходил в себя, сотрясая воздух непарламентскими выражениями, шоумен уже вылетел из машины и метнулся очумевшей борзой в распахнутые предупредительно двери знакомого Балабанову здания. Сибиряк без труда припомнил, что именно здесь состоялся его московский дебют в роли переводчика звезды Каймановской эстрады мистера Стингера. Сегодня здесь тоже кучковалась изрядная толпа, но по какому поводу она собралась, и кто такой этот Будимир Ковыль, ещё предстояло выяснить.
Минут пять у Балабанова ушло на разбирательство с гаишниками, которые прямо таки вибрировали от возмущения по поводу нахального «Форда» с обычными номерами, который, однако, вел себя на дороге так, словно вез важное лицо. Претензия Балабанова на сановное величие было отвергнуто с порога, попытка воззвать к милицейской солидарности тоже не нашла отклика в разгорячённых сердцах, пришлось в который уже раз являть миру генерала Чарльза Хиггинса, манеры и осанка которого произвели на сотрудников ГИБДД столь сильное впечатление, что они немедленно ретировались, убоявшись международного скандала.
Чтобы не стоять истуканами на крыльце, решили почтить своим присутствием пресс-конференцию неведомого Ковыля, что оказалось, однако, совсем непростым делом. Зал был забит приглашенными под завязку, и без пропусков в помещение уже не пускали. К счастью, Коля был опознан устроителями как близкое по духу лицо, и вместе с известным шоуменом в зал просочились не только Балабанов с Гонолупенко, но и Джульбарс. Балабанов, не успевший пообедать, непрочь был перекусить за чужой счёт, но, увы, программа мероприятия ничего подобного не предусматривала. Вместо пищи телесной устроители предлагали страждущим исключительно пищу духовную.
Из путаных объяснений Коли и Химкина выяснилось, что Будимир Ковыль в младенческие годы то ли был похищен буддийскими монахами, то ли сам к ним ушёл. А путанными объяснения были потому, что никто доподлинно биографии знаменитого писателя не знал, а слухи из его окружения исходили противоречивые.
Так или иначе, но достоверно было известно, что Будимир Ковыль был допущен в Шамбалу и пробыл там несколько лет. Что такое Шамбала никто тоже объяснить не смог, но произносилось это слово с таким придыханием и закатыванием глаз к самому потолку, что создавалось впечатление, будто Будимир Ковыль живым возносился на небо. И в общем, как вскоре выяснилось, в своих предположениях Балабанов был прав – Шамбала, это не то, чтобы самый Верх, но где-то рядом. Почему Ковыля выперли из Шамбалы, не знал никто, но предположения строились самые разные, и в большинстве своем эти предположения были крайне нелестные для популярного писателя и медиума. Короче говоря, если Будимир Ковыль и был ангелом, то ангелом явно падшим. Балабанов не утерпел и понукаемый любопытным Гонолупенко купил капитальный труд Ковыля под названием «Сексуальная музыка небесных сфер» аж за сто двадцать рубликов
Первая же страница потрясла майора обилием матерщины до такой степени, что он немедленно захлопнул книгу, ибо посчитал верхом неприличия читать её вслух даже в очень раскованной и просвещенной компании.
– Видал я таких медиумов и не только среди небесных сфер, – солидарно с Балабановым вздохнул Гонолупенко.
Продвинутый Коля выразил возмущение тупостью погрязших в буднях средних милицейских чинов, не способных оценить полёт воображения истинного интеллектуала. Службист Балабанов возразил возмущённому интеллигенту, что полёт писателя Ковыля он оценил бы сроком в пятнадцать суток, а в случае рецидивов впаял бы ещё год исправительных работ с конфискаций капитальных трудов. – Теперь я понимаю, почему тебе являются привидения специфического рода, – обиделся на опричника Коля.
Будимир Ковыль был, наконец, явлен заскучавшей публике. И, надо сказать, своим внешним видом особенного впечатления на собравшихся не произвёл. Фоторепортёры, правда, защелкали фотоаппаратами, но это уж скорее по долгу службы, ибо снимать-то, в общем, было нечего. Будимир Ковыль оказался бритым наголо худым человеком небольшого роста, облачённым в грязно-жёлтую хламиду, расписанную непонятными Балабанову знаками:
Разочарован был не только Балабанов, из задних рядов, где собралась невесть как попавшая на мероприятие молодёжь, начали уже подсвистывать. Майор в данном случае был абсолютно с молодежью солидарен. Собрали людей, ни выпивки тебе, ни закуски, а без них мат, это ни что иное, как злостное хулиганство. – Эстет, – бросил в сторону недовольно бурчащего Балабанова Коля.
Слово было хоть и малопонятным, но вряд ли оскорбительным, а потому Балабанов решил пропустить его мимо ушей. Тем более что Будимир Ковыль заговорил неожиданно басовитым и громким голосом. К счастью, в устной речи он обходился без нецензурных выражений, в противном случае Балабанову волей неволей пришлось бы исполнять служебный долг и определять медиума в тюремные сферы на пятнадцать суток.
По мнению Балабанова, Ковыль порол ахинею, во всяком случае, за первые десять минут его речи майор не уловил ничего, что хотя бы отдалённо напоминало законченную мысль. К пятнадцатой минуте Балабанов всё-таки усвоил, что речь идёт о страданиях кобылы, разумеется сексуальных, в которую вселилась странствующая по миру душа Будимира Ковыля. Почему душа вселилась именно в Кобылу, а не в жеребца, Балабанов не понял, а Будимир Ковыль не объяснил, поскольку для писателя это был уже пройденный этап в творчестве, и он говорил о нём без большого подъёма. Зато, перейдя к творческим планам, Ковыль оживился, а вместе с ним оживился и Балабанов, поскольку в словах медиума зазвучали знакомые мотивы. Оказывается, медиум собирался ни много, ни мало, как погрузиться в век шестнадцатый, чтобы на своей шкуре испытать все прелести опричнины, в сексуальном, разумеется, плане, чтобы потом поделиться впечатлениями с читателями.
– А как он собирается попасть в шестнадцатый век? – спросил заинтересованный Балабанов у Коли.
– Полёт воображения, – пожал плечами шоумен.
Однако ответ интеллектуала майора милиции не удовлетворил, ему как раз показалось, что медиум говорил о поездке в шестнадцатый век вполне предметно, как иные прочие рассуждают о поездке к морю или к любимой тёще на блины. Балабанов даже вслух выразил надежду, что посланец Шамбалы знает координаты вокзала, с которого отправляются поезда в прошлое, а возможно и в будущее. Обиженный Коля назвал эту надежду идиотской и даже обвинил Балабанова в том, что тот хочет надеть оковы совкового реализма на парящую в экзистенциализме либеральную душу.
Пресс-конференция Ковыля тем временем закончилась и закончилась конфузом. Разочарованы были все: и профессиональные охотники за скандалами, в смысле журналисты, и дилетантствующая публика, которая ждала то ли раздачи слонов, то ли хождения по проволоке, то ли просто парения над столом, словом чего-то из ряда вон выходящего, а получила даже более чем ничего. Если бы пригласительные билеты были платными, то публика непременно бы потребовала деньги обратно, к счастью, устроители подобный оборот событий предусмотрели, и недовольство обманутых граждан обернулось пшиком. То бишь свистом, ропотом и матерными ругательствами.
Ехидный Коля не преминул указать сотрудникам милиции на хулиганские действия толпы, однако Гонолупенко в ответ заявил, что цитирование современных классиков у нас законом не возбраняется, тем более на вечерах, посвящённых их творчеству. Зал стремительно пустел, освобождаясь от обывателей, недовольных несостоявшимся зрелищем, зато появился Портсигаров, который прямо-таки клокотал от ярости. – Кретины! – прорычал он. – Провалить такое мероприятие! Чтобы я хотя бы ещё раз связался с этим засушенным кришнаитом. Что он вообще понимает в Шамбале и заветах великого Рабаматахатраурпы.
– А кто он такой, этот Рабамата? – полюбопытствовал Гонолупенко.
– Какая разница, – огрызнулся не на шутку разъярённый Портсигаров. – Чтобы он провалился в Тартар, этот Будимир Ковыль! Я убил на него кучу времени, пригласил нужных людей, созвал море журналистов, а этот страдающий манией величий придурок всё отменил за пять минут до начала представления. Его, видите ли, будут слушать и так. Он-де пророк Камасутры Вдохновения. Боже, избавь нас от идиотов, а всё остальное мы сделаем сами.
– А что он действительно был в детстве похищен буддистами? – полюбопытствовал Балабанов.
– Я тебя умоляю, провинциал, – всплеснул руками Портсигаров. – Нельзя же понимать всё так буквально. В детстве этот сукин сын сидел со мной за одной партой и списывал сочинения из моей тетради. Это я придумал ему биографию. Я вывел его на вершину интеллектуализма. И вот она человеческая благодарность. В тот самый момент, когда наступила пора сбора урожая радужных купюр, этот кретин свихнулся. Прибабахнутым, положим, он был всегда, но есть же и пределы сумасшествия для порядочных людей.
Монолог Портсигарова прервал какой-то потасканного вида гражданин, который зашипел ему что-то испуганно в правое ухо.
– Соблазнённых девственниц гони в шею, блудницам выдай по сто рублей, а буддийским монахам – кукиш с маслом.
– Так ведь побьют, – охнул нервный и потасканный. – Эти бритоголовые шуток не понимают.
– А зачем ты мне скинхедов привел? Я тебе кого заказывал? – взревел Портсигаров. – Я тебе буддистов заказывал?
– Ну не было там буддистов, – всплеснул руками замученный неврастеник. – Да и какая разница: и те бритые, и эти.
– С кем приходится работать, – вскинул руки к небесам Портсигаров. – Ладно, выдай скинхедам по литру пива, и чтобы я их здесь больше не видел.
Из последующего обмена мнениями между шоуменом и его подручным Балабанов заключил, что зрелище действительно намечалось грандиозное, с участием многих персон из богемных и около богемных кругов. Но тогда тем более странно, что Будимир Ковыль, отнюдь не новичок в литературном бизнесе, если верить Портсигарову, вдруг, ни с того, ни с сего, отказался от столь мощной рекламной акции, сулившей если не всемирную, то всемосковскую славу.
– Хочешь сказать, что на него кто-то повлиял? – покосился в сторону Балабанова Портсигаров.
– Во всяком случае, меня заинтересовали его планы путешествий в прошлое нашей замечательной страны, и я непрочь составить ему компанию.
Коля выразительно покрутил пальцем у виска, намекая на то, что с ума у нас сходят не только творческие личности, но и сотрудники правоохранительных органов. Однако Портсигаров отнёсся к делу куда серьёзнее:
– Вообще-то Сенька человек со странностями, но не до такой же степени, чтобы свихнуться на примитивной машине времени в стиле Герберта Уэллса. – Какой ещё Сенька? – не сразу врубился Балабанов. – По-твоему, наш Ковыль Будимиром родился, что ли, – усмехнулся Портсигаров. – По паспорту он всего-навсего Семён Васильевич Ковалёв, с соответствующей биографией, то бишь учился в литинституте, был оттуда изгнан за пьянку и склонность к нетрадиционному сексу. Лет десять болтался по желтым газетенкам, пока я его не подобрал и не вывел в люди. Уйму денег, между прочим, в этого негодяя вбухал. На раскрутке «Сексуальной музыки небесных сфер» едва язву желудка не нажил. Не говоря уже о моральной травме, полученной при штудировании этого капитального труда.
– Мата там могло быть и поменьше, – вскольз заметил Гонолупенко. – Мат там самое ценное, – отмахнулся Портсигаров. – Всё остальное на уровне горячечного бреда.