Страница:
– Час от часу не легче, – схватился за голову Оловянный. – Откуда у тебя такие сведения?
– Видел собственными глазами, как два сотрудника в форме ГПУ арестовали вышеназванного Мансурова и отконвоировали вниз по лестнице. – Так почему же вы им не воспрепятствовали, майор Балабанов?! – Как же я мог им воспрепятствовать если они, во-первых, призраки, а во-вторых, действовали в строгом соответствии с тогдашним законодательством.
– Какой кошмар, – только и сумел выдавить из себя Оловянный.
Пока подполковник докладывал по генеральским кабинетам об имевших место ночных событиях, Балабанов успел предупредить Гонолупенко о показаниях помощника депутата Полуэктова. Дело могло обернуться ой как скверно для майора Балабанова, в котором этот прыщавый придурок запросто может опознать резидента юпитерианский разведки, говорящего к тому же с арабским акцентом. Откуда он, кстати говоря, взял арабский акцент, если Балабанов разговаривал с депутатом на чистейшем русском? – Позвони Портсигарову и Коле, – проинструктировал лейтенанта Балабанов. – Пусть отловят Химкина и спрячут где-нибудь денька на два.
Через пять минут явился Оловянный с совершенно уже безумными глазами и потащил Балабанова на ковёр, объясняться с начальством. Всю нешуточность происходящих событий майор осознал ещё в приёмной, в которую из начальственного кабинета доносились голоса. О чём шёл спор Балабанов не разобрал, но отдельные слова и фразы до него долетали. Сначала он уловил слово «сибиряк», потом – «психически здоров и неоднократно проверен». Речь, судя по всему, шла именно о нём. Дважды прозвучало и на очень высокой ноте слово «абсурд», и майор охотно согласился с этим определением.
Наконец начальство решило, что пришло время впрямую пообщаться с «психически здоровым и неоднократно проверенным» сотрудником. Балабанова ввели в кабинет, где за безразмерным столом сидели, по меньшей мере, человек пятнадцать, причём только половина из них была в генеральских мундирах, остальные – в штатском.
– Так вы полагаете, что Полуэктова похитила новая хорошо законспирированная организация под названием «призраки», – сразу же взял быка за рога Генералитет.
Ничего подобного Балабанов не полагал, более того и вслух таких мнений не высказывал, видимо что-то опять напутал подполковник Оловянный. Но не станешь же бросать тень на непосредственного начальника да ещё в присутствии высокопоставленных лиц, которые прямо-таки впились глазами в майора, словно он был носителем особо важной информации, от которой зависела судьба Российского государства и всей мировой цивилизации.
– Есть некоторые основания полагать именно так, – осторожно ответил Балабанов. – Во всяком случае, именно «призраками» по оперативным данным похищены служащий муниципалитета Мансуров и журналист Химкин, первым сообщивший о неведомо откуда взявшейся организации.
Высокопоставленные лица заволновались. Нет ничего обиднее для спецслужб, как узнавать о заговорах из газет. Но в данном случае, как ни крути, а промах на лицо. – Нам уже звонили из американского посольства, – негромко заметил холёный брюнет в штатском, манеры и лощёное обличье которого не оставляли никаких сомнений, что служит он по ведомству иностранных дел. – Наши друзья выразили беспокойство по поводу исчезновения видного либерального политика и шума в прессе, в связи с ростом экстремизма в столице.
– Дались им эти скинхеды! – поморщился полноватый генерал от внутренних дел. – Теперь, как мы видим, речь идёт не только о скинхедах, – небрежно заметил лысоватый штатский, сидящий рядом с генералом.
– Но Мансуров-то тут при чём? – возмутился генерал. – Мелкий муниципальный служащий.
– Так вот именно, что муниципальный, – криво усмехнулся худой господин в штатском, скорее всего представляющий ФСБ. – Человек, отлично знающий как подземные, так и наземные городские коммуникации.
– Но тогда простите, при чём здесь сотрудники ГПУ? Это же бред какой-то, – генерал зло глянул на Балабанова.
– Возможно, это просто инсценировка, – встрял со своим мнением в спор высоких особ сибиряк.
– Это происки Сосновского, – раздался голос с противоположного конца стола.
На месте Генералитета Балабанов с ходу не стал бы отмахиваться от подобной версии. Личные впечатления майора от встреч с Кощеем Бессмертным российской политики были весьма негативными. Во всяком случае, Сосновский вполне мог подложить подлянку своим политическим противникам в самом неподходящем месте, используя при этом нестандартные методы.
– А если это действительно нечто? – спросил кто-то тихим утомлённым голосом, и Балабанов не сразу разглядел говорившего. Однако, приглядевшись к человеку, утомлённому славой и собственной значительностью, он без труда опознал в нём звезду российского политического небосклона Сержа Массальского, изрекавшего глупости и банальности с таким высокомерным выражением лица, что терялись даже наши всё вроде бы повидавшие телеаналитики. Почему именно этому вечно путающемуся не только в мыслях, но и в словах деятелю молва приписывает авторство нынешней невразумительной стратегии государственного строительства, Балабанов затруднялся ответить. В любом случае, никто из значительных персон, присутствующих в просторном кабинете, не посмел прервать лениво роняющего слова кремлёвского любимца, и все почтительно внимали новоявленному стратегу и оракулу.
– Нынешнее время, – продолжал, как ни в чём не бывало, господин Массальский, – это время новых угроз, порождённых человечеством, стремительно меняющим привычные приоритеты. А новые приоритеты в свою очередь предполагают и новые взаимоотношения с окружающей нас вроде бы привычной средой обитания. Мы привыкли к тому, что человек, по мере утверждения своих приоритетов, влияет на окружающую среду, но упустили из виду, что и окружающая среда может ответить нам тем же. То есть утвердить свои приоритеты в рамках человеческой цивилизации, используя для этой цели нестандартные и непривычные для нас способы.
Если судить по лицам собравшихся здесь людей, то никто господина Массальского не понял, что же касается Балабанова, то он даже и не стремился понять. Для него слово «интеллектуал» давно уже стало синонимом слова «придурок», и уяснить он пока что не мог одного – является ли подобного рода заявления игрой хитрых людей, пускающих таким образом пыль в глаза доверчивому электорату, готовому за каждой малопонятной фразой видеть кладезь ума, или эти деятели действительно находятся в завершающей фазе психического распада, когда мыслям становится тесно в мозгу, иссыхающем от мании величия, и они начинают беспорядочно вываливаться наружу, повергая окружающих в шок и изумление.
– Так вы, господин Массальский считаете, что призраки могут быть порождением не столько человеческой цивилизации, сколько природным феноменом? – осмелился, наконец, уточнить существенное представитель министерства иностранных дел.
Господин Массальский демонстративно развёл руками, а его многозначительное лицо стало ещё многозначительнее. Генералитет опять ничего не понял ни в жестах кремлёвского оракула, ни в уточнениях мидовского интеллектуала. Балабанов, поднаторевший в среде шоуменов и усвоивший все без исключения наречия каймановского языка, на которых изъясняется наша элита, сжалился над пребывающем в мучительном недоумении Генералитетом и перевёл мысли оракула с изысканного на общедоступный:
– Господин Массальский предполагает, что призраки не что иное, как натуральные привидения, присланные Низом с целью сбора информации.
– Каким ещё Низом? – не понял Генералитет теперь уже собственного майора. – Речь идёт о персонификациях энергетических полей, носителей отрицательного заряда, именуемых в просторечии зоной действия Сатанинских сил, – пояснил Балабанов и сам ужаснулся собственным словам.
Разумеется, ужаснулся он не предстоящему предполагаемому вмешательству сатанинских сил в дела человеческие, а собственным мыслям, которые, чего доброго, могли быть предвестниками шизофрении. К счастью, господин Массальский пришёл на помощь милицейскому офицеру, впавшему в интеллектуализм.
– Господин Балабанов совершенно правильно понимает стоящую перед обществом задачу, поэтому я предлагаю именно ему поручить расследование этого запутанного дела.
Самым скверным для начальников было то, что они так и не уяснили в полной мере, какие именно задачи поставлены перед исполнительным майором, а следовательно никто не знал, каким будет конечный результат. Представитель МИДа переглянулся с представителем ФСБ. Лысоватый господин в штатским вскинул густую бровь. Генералы в мундирах недоумевающе загудели, не в силах постичь глубины замысла кремлёвского стратега, что в будущем могло обернуться большими неприятностями для проявивших расторопность не в ту сторону.
Балабанов в глубине души Генералитету сочувствовал. Золотое время, когда верховная власть чётко и однозначно формулировала свои установки и требовала их неукоснительного воплощения в жизнь, канули в лету. Ныне наверху плавал лишь тот, кто мог безошибочно вычленить из мутного потока бессмысленных фраз, неясных обещаний и расплывчатых формулировок именно ту идею, которая владела умами кремлёвских стратегов, но никогда не произносилась вслух, дабы не вызвать раздражения у вечно недовольного жизнью электората.
Балабанов из всех этих слов, недомолвок, вскидываний бровей, разведения рук и прочих мимических жестов твёрдо уяснил одно: Кремлю зачем-то понадобились факты, подтверждающие очередную невесть откуда выплывшую видимость, а если действительность будет скупа на подобные проявления, то их следует создать на уровне театрального действа, с последующей телетрансляцией срежиссированного происшествия.
Балабанов, получивший благословение из высших сфер, был отпущен в большую жизнь растерянным и расстроенным Генералитетом без обычных напутствий и накачек, ибо никто из членов Высокой Коллегии понятия не имел, каким образом можно бороться с персонификациями отрицательных энергетических полей, в просторечии именуемыми привидениями или призраками.
Если судить по внешнему виду подполковника Оловянного, то он в ближайшее время должен был либо выйти в интеллектуалы, с последующим стремительным продвижением по службе, либо окончательно рехнуться и угодить в психушку до скончания дней. Балабанову начальника было жаль. Оловянный, несмотря на занудливость и излишнее рвение, был в общем неплохим человеком. Самым главным его недостатком было то, что он слишком прямолинейно понимал распоряжения начальства и пытался воплотить их буква в букву, что по нынешним временам, склонным к лицемерию, могло в два счёта погубить его карьеру.
– Ну и как мы теперь будем отлавливать этих призраков? – спросил подполковник, со стоном падая на стул.
– А кто тебе сказал, что нам поручено их ловить? – пожал плечами Балабанов. – Так ведь… – Оловянный тоже развёл руками, как это сделал десять минут назад господин Массальский, но жест его не был бы никогда расценен аналитиками как загадочно-гениальный, скорее уж он откровенно оповещал мир о полном интеллектуальном бессилии.
– Наша задача – отслеживать проявления отрицательных энергетических полей и брать на заметку, а возможно и за шиворот лиц, подверженных их влиянию.
Всё-таки как жаль, что подполковник не прошёл школу великого шоумена Портсигарова, а потому его негибкий ум отказывается принимать новые стратегические подходы, начинающие главенствовать в мировой политике, даже в разжеванном подчинённым виде. Балабанов готов был и дальше продолжать просветительскую беседу, но в этот момент на пороге кабинета появился озабоченный лейтенант Гонолупенко, с давно ожидаемым докладом.
– Химкина похитили. – Нам об атом уже известно, – вздохнул обречённо Оловянный. – По уточнённым данным, – Гонолупенко подмигнул Балабанову, – Химкина похитили совсем не призраки, а совершенно неведомые нам службы.
– Вот тебе раз, – возмутился Балабанов, мигом догадавшийся, что дело развивается отнюдь не по написанному им сценарию. – А куда Портсигаров смотрел?
– Портсигаров опоздал буквально на пару минут. Химкина вырвали из-под самого его носа.
– А кто такой Портсигаров? – насторожился Оловянный, не вполне понимающий, о чём столь оживлённо беседуют его подчинённые.
– Это наш лучший агент в стане призраков, – пояснил Балабанов, мучительно соображающий, что это ещё за спецслужбы, вздумавшие столь бесцеремонно вмешиваться в чужую игру. – Позвольте, – возмутился Оловянный. – Как вам удалось его внедрить к призракам, если они всего лишь сгусток энергии, а не материя.
Судя по всему, подполковник Оловянный в юные годы очень усердно изучал диалектический материализм и сейчас решился, наконец, применить его на практике. К сожалению, опоздал он с этим решением, по меньшей мере, лет на двенадцать. Ныне в ходу были совсем иные философские системы, когда энергия жульничества без всяких помех со стороны власть предержащих превращалась в материальную выгоду, прикидываясь дымовой завесой из образов, слухов и телекартинок.
Ситуация для Балабанова складывалась критическая, так что времени для философских дискуссий у него уже не оставалась. Не было никаких сомнений, что похищение Химкина обернётся катастрофой для самого Балабанова, которого наверняка уже ищут, как резидента юпитерианской разведки по наводке прыщавого помощника пропавшего депутата Полуэктова.
– Подробности внедрения господина Портсигарова в стан призраков я доложу вам вечером, товарищ подполковник. Тогда же мы обговорим финансовые проблемы, ибо это очень дорогой агент, и боюсь, что он обойдётся казне в немалую сумму. А сейчас нам нужно спасать журналиста Химкина, иначе нам не избежать грандиозного скандала в прессе.
Как раз по поводу скандала у Оловянного никаких сомнений не было, ибо журналист, это даже не депутат, это много гаже. Будет не просто скандал, а форменная истерика, с последующими кадровыми перестановками, которые неизбежно затронут подполковника Оловянного, неожиданно на свою беду оказавшегося на самом острие копья, направленного в практически неуязвимого и крайне опасного врага.
Пока Оловянный глубоко переживал возможность замаячившей на горизонте бесславной отставки, Балабанов с Гонолупенко покинули его кабинет, готовые к действиям решительным, а возможно и выходящим за рамки, предписанные законом, – Что ещё за спецслужбы? – закипел Балабанов, закрывая дверь начальственного логова.
– Есть основания полагать, что это одна из наших силовых структур решила отличиться.
– Веди Джульбарса, – распорядился майор. – Уж если кто и достанет Химкина из лап недругов, так это главный шаман Каймановых островов.
Пока Гонолупенко ходил за чёрной псиной, Балабанов в вестибюле родного Управления изучал составленный с помощью компьютера собственный портрет, который висел совершенно не на том стенде, на котором хотелось бы. Рядом красовался тоже весьма реалистически сварганенный портрет лейтенанта Гонолупенко. Помощник депутата Полуэктова оказался на редкость памятливым человеком, во всяком случае, составленные им фотороботы были весьма далеки от кубизма и прочего абстракционизма и откровенно намекали, что в похищении известного либерального политика приняли участие доблестные офицеры милиции, люди отмеченные орденами «За заслуги» самим Папой, майор Балабанов и лейтенант Гонолупенко.
К счастью, Портсигаров был на машине, довольно приличном «Форде», стоимость которого оценивалась в сумму равную Балабановскому жалованию по крайне мере за двадцать пять лет беспорочной службы. Не говоря, уже о том, что это жалование майору ещё предстояло заработать, а в свете открывающихся не радужных перспектив такой возможности могло и не представиться.
Джульбарс при виде шоуменов радостно взвизгнул и лизнул в лицо дружески настроенного к нему Колю.
– А вас разыскивает милиция, – приветствовал озабоченных офицеров, подсаживающихся к нему в машину, Портсигаров. – Весь город обклеен фотороботами. Дважды ваши изображения показывали по телевидению. Такие вот дела мистеры Балабан
и Гонлоу. Партия Либеральной Свободы обещает за ваши головы миллион долларов. Так что оцените наше с Колей благородство.
– Причём тут благородство, – ухмыльнулся Коля. – Мы просто не смогли поделить на две равные части миллион. Всё время выходило по семьсот тысяч долларов на брата.
Конечно шоумены, как люди легкомысленные и не обременённые служебными обязанностями, могли себе позволить дружеский розыгрыш, но Балабанову сегодня было не до шуток.
– Так что случилось с Химкиным? – Химкина взяли в кафе, где мы ему назначили встречу, – доложил Портсигаров, проникающийся серьёзностью ситуации. – Из чего я, между прочим, делаю вывод, что за нами не только следят, но и подслушивают наши с Колей разговоры.
После этого сообщения и без того нерадостное настроение Балабанова испортилось окончательно. Не приходилось сомневаться, что за них взялись всерьёз люди, располагающие большими возможностями. Прослушивание телефонных разговоров да ещё без санкции прокурора, это вам не шутка. По словам Портсигарова, Химкина спрятали в одном из московских отелей, а именно в известном Балабанову по приключениям двухгодичной давности «Интернационале».
– А почему его не отвезли на конспиративную квартиру? – удивился майор. – Ты ещё скажи – сразу на Лубянку, – засмеялся Портсигаров. – Такие операции, товарищ мент, никогда не проводятся официально. Химкина сначала попытаются подкупить, потом запугать, а в конце концов завербуют. Не думаю, что видный журналист будет сильно сопротивляться. Я очень удивлюсь, если в нынешней ситуации Химкин не окажется агентом всех ведущих разведок мира.
– Везёт журналюгам, – вздохнул Коля. – А тут ходишь не завербованным, как последняя сволочь. – Как это не завербованным, – возмутился Балабанов. – Да я уже генералитету доложил, что заслал вас в стан призраков. Подполковник Оловянный утрясает сейчас наверху финансовые проблемы. А благословил операцию сам Серж Массальский. – О брат, – с уважением протянул Портсигаров, – вознесло тебя, однако. Дело, выходит, серьёзнее, чем я полагал.
«Форд» лихо подрулил к парадному крыльцу «Интернационаля». Перед тем как кинуться на штурм вражеской цитадели, Портсигаров быстренько проинструктировал соратников:
– Значит так: для охраны отеля Гонолупенко сотрудник администрации потомакского лидера в чине генерала, Балабанов представляет нашу аналогичную службу. Ну и, наконец, я буду высокопоставленным сотрудником МИДа, сопровождающим высокого гостя.
– А я? – спросил Коля. – Ты будешь проводником служебной собаки. – В генеральском звании, – попробовал поторговаться Коля. – Отставить, товарищ сержант, – прикрикнул на него Портсигаров.
– А зачем Джульбарса тащить в отель?
– Я тебя умоляю, Коля, – возмутился Портсигаров. – Кто ныне селит высоких гостей в номера, не обнюхав их предварительно на предмет наличия взрывчатки. А заодно Джульбарс вынюхает нам Химкина, я на всякий случай прихватил в редакции его куртку.
Куртка была довольно поношенной и местами грязноватой, а посему Джульбарс обнюхивал её брезгливо. Но тут уж ничего не поделаешь – служба. Коля, хоть и разжалованный из генералов в сержанты, был, тем не менее, чрезвычайно горд выпавшей на его долю честью работать с самой что ни на есть настоящей служебно-розыскной собакой, награждённой к тому же медалью «За спасение утопающего Отечества».
Однако службе безопасности отеля появление черной собаки на территории, вверенной их заботам, почему-то не понравилось, и она не замедлила прорасти двумя деревянными идолами по бокам от озабоченных проблемами людей. На нервический вскрик какой-то зарубежной дамы, испугавшейся дружелюбно улыбнувшегося ей милицейского кобеля, примчался управляющий отелем, с истерическими претензиями к гостям. – Сидоров, сотрудник МИДа, – холодно отреагировал на его истерику шоумен. – Вам разве не звонили из управления делами президента?
– В некотором роде я не в курсе, – засмущался сбитый отпором заведующий. – Сейчас выясню.
– Не надо выяснять, – раздражённо одёрнул его Портсигаров. – Позвольте представить вам генерала Чарльза Хиггинса, высокопоставленного сотрудника службы безопасности сами понимаете какой страны. А это полковник Барановский из ФАПСИ.
Ни Джульбарса, ни Колю Портсигаров заведующему не представил, чем чрезвычайно огорчил обоих: Коля обиженно засопел, чёрный пёс показал великолепныё клыки, заставив нервно дёрнуться конопатого охранника, продолжавшего стыть столбом в двух шагах от высоких гостей.
– Хэллоу, – сказал генерал Хиггинс. – Вочезнонэйм?
Балабанов па привычке приготовившийся было переводить с каймановского, прикусил язык, во-первых, переводить ему по статусу не полагалось, особенно в присутствии знатока иностранных дел и языков Портсигарова, а во-вторых, он понятия не имел, что сие слово означает.
– Алекс Мыскин, – назвал себя заведующий. – Можно просто Алекс.
Ничего особенного этот худой и вертлявый просто Алекс собой не представлял. Можно сказать, типичный выходец из сословия советских завсегдатаев вещевых рынков, волею судеб вознесенных ныне в головокружительные выси, под крыши приватизированных небоскрёбов, где они смотрятся столь же уместно, как плохо выдрессированные обезьяны в кабинах современных авиалайнеров.
– Иес, – важно кивнул головой просто Чарльз. – Ваш отель, как это по-русски, очень бьючифул.
– Прекрасный отель, – перевёл Портсигаров. – Генералу понравилось. Возможно, здесь разместится значительная часть потомакской делегации.
– Это честь для нас, – расплылся в ослепительной улыбке Алекс. – Уверяю вас, вы не пожалеете, мистер Хиггинс. У нас первоклассная кухня. И великолепное обслуживание.
– Надо проверить отель на предмет террористов, – по топорному вмешался в великосветский разговор полковник Барановский и кивнул головой на пса, изнывающего в служебном рвении.
– Увы, – царственно развёл руки Портсигаров, словно бы извиняясь за чужую бестактность. – Международное положение вам хорошо известно.
– У нас прекрасная служба безопасности, – понимающе кивнул головой господин Мыскин. – Но, разумеется, мы не в претензии. Миша с Васей вас проводят. – Хватит одного Васи, – отмахнулся от услужливого заведующего полковник ФАПСИ. – Не надо привлекать к вам излишнего внимания.
– Сэнкью вери матч, – поблагодарил мистера Алекса мистер Чарльз. – Да, – резко обернулся к господину Мыскину Балабанов. – Не надо афишировать наш визит. Вы меня понимаете?
– Безусловно, – молитвенно сложил руки на груди просто Алекс. – Конфиденциальность я гарантирую.
Что ему гарантирует господин Мыскин, майор Балабанов не понял, да это было не важно. Главное, чтобы этот сукин сын не поднял шум раньше времени и не взбаламутил похитителей журналиста Химкина. Отель «Интернациональ» насчитывал немыслимое количество этажей и для того, чтобы обойти их все времени требовалось вагон и маленькая тележка. Дабы ускорить процесс, Балабанов счёл возможным опросить охранника Васю, который вконец сомлел от соседства высокопоставленных лиц. Весьма представительная внешность охранника мало соответствовала внутреннему содержанию. Балабанову пришлось затратить массу усилий и использовать весь свой розыскной опыт, чтобы через десять минут наконец выяснить, что человек, похожий на Химкина действительно приехал в отель в сопровождении трёх лиц и поселился в районе восьмого, а возможно девятого этажа. Услужливый Вася готов был уточнить информацию у соответствующих лиц, но Балабанов его остановил.
– Не надо ничего уточнять. Проводите нас на восьмой этаж. Это наши коллеги, присланные для предварительного осмотра местности. Мы сами установим с ними контакт.
Ничего не понявший Вася, тем не менее, кивнул головой и повёл гостей не к роскошному лифту с постояльцами отеля, а к весьма скромному, которым пользовалась обслуга. Входящий в роль ищейки Джульбарс обнюхал тесноватую кабину, но ничего примечательного не обнаружил. К сожалению, ничего не обнаружил он и на восьмом этаже, хотя вроде бы обнюхал все двери.
– Может это куртка не Химкина? – раздраженно спросил Балабанов у Портсигарова. – Скорее это наш Джульбарс нюх потерял, – тяжело вздохнул шоумен.
– Нюх у собаки на высочайшем уровне, – обиделся за своего подопечного «сержант» Коля. – Просто охранник ошибся.
Вася смущенно откашлялся: – Я же сказал – предположительно на восьмом. – Так ведите на девятый, милейший, – с металлом в голосе приказал «полковник ФАПСИ». – Вы, надеюсь, понимаете, в какое неловкое положение ставите нас перед зарубежным гостем, и что подумают о нас на Потомаке.
– Так точно понимаю, – вытянул руки по швам исполнительный Вася.
– Тогда вперёд, – приказал Балабанов. – И помните, в случае промашки Родина вам не простит.
Теперь след искал не только Джульбарс, но и проникшийся, наконец, ответственностью Вася. Совместными усилиями, обнюхав подол платья проходившей мимо горничной, оба с уверенностью указали на дверь ближайшего номера. Причём Вася некультурно ткнул в дверь пальцем, а Джульбарс деликатно гавкнул.
– Видел собственными глазами, как два сотрудника в форме ГПУ арестовали вышеназванного Мансурова и отконвоировали вниз по лестнице. – Так почему же вы им не воспрепятствовали, майор Балабанов?! – Как же я мог им воспрепятствовать если они, во-первых, призраки, а во-вторых, действовали в строгом соответствии с тогдашним законодательством.
– Какой кошмар, – только и сумел выдавить из себя Оловянный.
Пока подполковник докладывал по генеральским кабинетам об имевших место ночных событиях, Балабанов успел предупредить Гонолупенко о показаниях помощника депутата Полуэктова. Дело могло обернуться ой как скверно для майора Балабанова, в котором этот прыщавый придурок запросто может опознать резидента юпитерианский разведки, говорящего к тому же с арабским акцентом. Откуда он, кстати говоря, взял арабский акцент, если Балабанов разговаривал с депутатом на чистейшем русском? – Позвони Портсигарову и Коле, – проинструктировал лейтенанта Балабанов. – Пусть отловят Химкина и спрячут где-нибудь денька на два.
Через пять минут явился Оловянный с совершенно уже безумными глазами и потащил Балабанова на ковёр, объясняться с начальством. Всю нешуточность происходящих событий майор осознал ещё в приёмной, в которую из начальственного кабинета доносились голоса. О чём шёл спор Балабанов не разобрал, но отдельные слова и фразы до него долетали. Сначала он уловил слово «сибиряк», потом – «психически здоров и неоднократно проверен». Речь, судя по всему, шла именно о нём. Дважды прозвучало и на очень высокой ноте слово «абсурд», и майор охотно согласился с этим определением.
Наконец начальство решило, что пришло время впрямую пообщаться с «психически здоровым и неоднократно проверенным» сотрудником. Балабанова ввели в кабинет, где за безразмерным столом сидели, по меньшей мере, человек пятнадцать, причём только половина из них была в генеральских мундирах, остальные – в штатском.
– Так вы полагаете, что Полуэктова похитила новая хорошо законспирированная организация под названием «призраки», – сразу же взял быка за рога Генералитет.
Ничего подобного Балабанов не полагал, более того и вслух таких мнений не высказывал, видимо что-то опять напутал подполковник Оловянный. Но не станешь же бросать тень на непосредственного начальника да ещё в присутствии высокопоставленных лиц, которые прямо-таки впились глазами в майора, словно он был носителем особо важной информации, от которой зависела судьба Российского государства и всей мировой цивилизации.
– Есть некоторые основания полагать именно так, – осторожно ответил Балабанов. – Во всяком случае, именно «призраками» по оперативным данным похищены служащий муниципалитета Мансуров и журналист Химкин, первым сообщивший о неведомо откуда взявшейся организации.
Высокопоставленные лица заволновались. Нет ничего обиднее для спецслужб, как узнавать о заговорах из газет. Но в данном случае, как ни крути, а промах на лицо. – Нам уже звонили из американского посольства, – негромко заметил холёный брюнет в штатском, манеры и лощёное обличье которого не оставляли никаких сомнений, что служит он по ведомству иностранных дел. – Наши друзья выразили беспокойство по поводу исчезновения видного либерального политика и шума в прессе, в связи с ростом экстремизма в столице.
– Дались им эти скинхеды! – поморщился полноватый генерал от внутренних дел. – Теперь, как мы видим, речь идёт не только о скинхедах, – небрежно заметил лысоватый штатский, сидящий рядом с генералом.
– Но Мансуров-то тут при чём? – возмутился генерал. – Мелкий муниципальный служащий.
– Так вот именно, что муниципальный, – криво усмехнулся худой господин в штатском, скорее всего представляющий ФСБ. – Человек, отлично знающий как подземные, так и наземные городские коммуникации.
– Но тогда простите, при чём здесь сотрудники ГПУ? Это же бред какой-то, – генерал зло глянул на Балабанова.
– Возможно, это просто инсценировка, – встрял со своим мнением в спор высоких особ сибиряк.
– Это происки Сосновского, – раздался голос с противоположного конца стола.
На месте Генералитета Балабанов с ходу не стал бы отмахиваться от подобной версии. Личные впечатления майора от встреч с Кощеем Бессмертным российской политики были весьма негативными. Во всяком случае, Сосновский вполне мог подложить подлянку своим политическим противникам в самом неподходящем месте, используя при этом нестандартные методы.
– А если это действительно нечто? – спросил кто-то тихим утомлённым голосом, и Балабанов не сразу разглядел говорившего. Однако, приглядевшись к человеку, утомлённому славой и собственной значительностью, он без труда опознал в нём звезду российского политического небосклона Сержа Массальского, изрекавшего глупости и банальности с таким высокомерным выражением лица, что терялись даже наши всё вроде бы повидавшие телеаналитики. Почему именно этому вечно путающемуся не только в мыслях, но и в словах деятелю молва приписывает авторство нынешней невразумительной стратегии государственного строительства, Балабанов затруднялся ответить. В любом случае, никто из значительных персон, присутствующих в просторном кабинете, не посмел прервать лениво роняющего слова кремлёвского любимца, и все почтительно внимали новоявленному стратегу и оракулу.
– Нынешнее время, – продолжал, как ни в чём не бывало, господин Массальский, – это время новых угроз, порождённых человечеством, стремительно меняющим привычные приоритеты. А новые приоритеты в свою очередь предполагают и новые взаимоотношения с окружающей нас вроде бы привычной средой обитания. Мы привыкли к тому, что человек, по мере утверждения своих приоритетов, влияет на окружающую среду, но упустили из виду, что и окружающая среда может ответить нам тем же. То есть утвердить свои приоритеты в рамках человеческой цивилизации, используя для этой цели нестандартные и непривычные для нас способы.
Если судить по лицам собравшихся здесь людей, то никто господина Массальского не понял, что же касается Балабанова, то он даже и не стремился понять. Для него слово «интеллектуал» давно уже стало синонимом слова «придурок», и уяснить он пока что не мог одного – является ли подобного рода заявления игрой хитрых людей, пускающих таким образом пыль в глаза доверчивому электорату, готовому за каждой малопонятной фразой видеть кладезь ума, или эти деятели действительно находятся в завершающей фазе психического распада, когда мыслям становится тесно в мозгу, иссыхающем от мании величия, и они начинают беспорядочно вываливаться наружу, повергая окружающих в шок и изумление.
– Так вы, господин Массальский считаете, что призраки могут быть порождением не столько человеческой цивилизации, сколько природным феноменом? – осмелился, наконец, уточнить существенное представитель министерства иностранных дел.
Господин Массальский демонстративно развёл руками, а его многозначительное лицо стало ещё многозначительнее. Генералитет опять ничего не понял ни в жестах кремлёвского оракула, ни в уточнениях мидовского интеллектуала. Балабанов, поднаторевший в среде шоуменов и усвоивший все без исключения наречия каймановского языка, на которых изъясняется наша элита, сжалился над пребывающем в мучительном недоумении Генералитетом и перевёл мысли оракула с изысканного на общедоступный:
– Господин Массальский предполагает, что призраки не что иное, как натуральные привидения, присланные Низом с целью сбора информации.
– Каким ещё Низом? – не понял Генералитет теперь уже собственного майора. – Речь идёт о персонификациях энергетических полей, носителей отрицательного заряда, именуемых в просторечии зоной действия Сатанинских сил, – пояснил Балабанов и сам ужаснулся собственным словам.
Разумеется, ужаснулся он не предстоящему предполагаемому вмешательству сатанинских сил в дела человеческие, а собственным мыслям, которые, чего доброго, могли быть предвестниками шизофрении. К счастью, господин Массальский пришёл на помощь милицейскому офицеру, впавшему в интеллектуализм.
– Господин Балабанов совершенно правильно понимает стоящую перед обществом задачу, поэтому я предлагаю именно ему поручить расследование этого запутанного дела.
Самым скверным для начальников было то, что они так и не уяснили в полной мере, какие именно задачи поставлены перед исполнительным майором, а следовательно никто не знал, каким будет конечный результат. Представитель МИДа переглянулся с представителем ФСБ. Лысоватый господин в штатским вскинул густую бровь. Генералы в мундирах недоумевающе загудели, не в силах постичь глубины замысла кремлёвского стратега, что в будущем могло обернуться большими неприятностями для проявивших расторопность не в ту сторону.
Балабанов в глубине души Генералитету сочувствовал. Золотое время, когда верховная власть чётко и однозначно формулировала свои установки и требовала их неукоснительного воплощения в жизнь, канули в лету. Ныне наверху плавал лишь тот, кто мог безошибочно вычленить из мутного потока бессмысленных фраз, неясных обещаний и расплывчатых формулировок именно ту идею, которая владела умами кремлёвских стратегов, но никогда не произносилась вслух, дабы не вызвать раздражения у вечно недовольного жизнью электората.
Балабанов из всех этих слов, недомолвок, вскидываний бровей, разведения рук и прочих мимических жестов твёрдо уяснил одно: Кремлю зачем-то понадобились факты, подтверждающие очередную невесть откуда выплывшую видимость, а если действительность будет скупа на подобные проявления, то их следует создать на уровне театрального действа, с последующей телетрансляцией срежиссированного происшествия.
Балабанов, получивший благословение из высших сфер, был отпущен в большую жизнь растерянным и расстроенным Генералитетом без обычных напутствий и накачек, ибо никто из членов Высокой Коллегии понятия не имел, каким образом можно бороться с персонификациями отрицательных энергетических полей, в просторечии именуемыми привидениями или призраками.
Если судить по внешнему виду подполковника Оловянного, то он в ближайшее время должен был либо выйти в интеллектуалы, с последующим стремительным продвижением по службе, либо окончательно рехнуться и угодить в психушку до скончания дней. Балабанову начальника было жаль. Оловянный, несмотря на занудливость и излишнее рвение, был в общем неплохим человеком. Самым главным его недостатком было то, что он слишком прямолинейно понимал распоряжения начальства и пытался воплотить их буква в букву, что по нынешним временам, склонным к лицемерию, могло в два счёта погубить его карьеру.
– Ну и как мы теперь будем отлавливать этих призраков? – спросил подполковник, со стоном падая на стул.
– А кто тебе сказал, что нам поручено их ловить? – пожал плечами Балабанов. – Так ведь… – Оловянный тоже развёл руками, как это сделал десять минут назад господин Массальский, но жест его не был бы никогда расценен аналитиками как загадочно-гениальный, скорее уж он откровенно оповещал мир о полном интеллектуальном бессилии.
– Наша задача – отслеживать проявления отрицательных энергетических полей и брать на заметку, а возможно и за шиворот лиц, подверженных их влиянию.
Всё-таки как жаль, что подполковник не прошёл школу великого шоумена Портсигарова, а потому его негибкий ум отказывается принимать новые стратегические подходы, начинающие главенствовать в мировой политике, даже в разжеванном подчинённым виде. Балабанов готов был и дальше продолжать просветительскую беседу, но в этот момент на пороге кабинета появился озабоченный лейтенант Гонолупенко, с давно ожидаемым докладом.
– Химкина похитили. – Нам об атом уже известно, – вздохнул обречённо Оловянный. – По уточнённым данным, – Гонолупенко подмигнул Балабанову, – Химкина похитили совсем не призраки, а совершенно неведомые нам службы.
– Вот тебе раз, – возмутился Балабанов, мигом догадавшийся, что дело развивается отнюдь не по написанному им сценарию. – А куда Портсигаров смотрел?
– Портсигаров опоздал буквально на пару минут. Химкина вырвали из-под самого его носа.
– А кто такой Портсигаров? – насторожился Оловянный, не вполне понимающий, о чём столь оживлённо беседуют его подчинённые.
– Это наш лучший агент в стане призраков, – пояснил Балабанов, мучительно соображающий, что это ещё за спецслужбы, вздумавшие столь бесцеремонно вмешиваться в чужую игру. – Позвольте, – возмутился Оловянный. – Как вам удалось его внедрить к призракам, если они всего лишь сгусток энергии, а не материя.
Судя по всему, подполковник Оловянный в юные годы очень усердно изучал диалектический материализм и сейчас решился, наконец, применить его на практике. К сожалению, опоздал он с этим решением, по меньшей мере, лет на двенадцать. Ныне в ходу были совсем иные философские системы, когда энергия жульничества без всяких помех со стороны власть предержащих превращалась в материальную выгоду, прикидываясь дымовой завесой из образов, слухов и телекартинок.
Ситуация для Балабанова складывалась критическая, так что времени для философских дискуссий у него уже не оставалась. Не было никаких сомнений, что похищение Химкина обернётся катастрофой для самого Балабанова, которого наверняка уже ищут, как резидента юпитерианской разведки по наводке прыщавого помощника пропавшего депутата Полуэктова.
– Подробности внедрения господина Портсигарова в стан призраков я доложу вам вечером, товарищ подполковник. Тогда же мы обговорим финансовые проблемы, ибо это очень дорогой агент, и боюсь, что он обойдётся казне в немалую сумму. А сейчас нам нужно спасать журналиста Химкина, иначе нам не избежать грандиозного скандала в прессе.
Как раз по поводу скандала у Оловянного никаких сомнений не было, ибо журналист, это даже не депутат, это много гаже. Будет не просто скандал, а форменная истерика, с последующими кадровыми перестановками, которые неизбежно затронут подполковника Оловянного, неожиданно на свою беду оказавшегося на самом острие копья, направленного в практически неуязвимого и крайне опасного врага.
Пока Оловянный глубоко переживал возможность замаячившей на горизонте бесславной отставки, Балабанов с Гонолупенко покинули его кабинет, готовые к действиям решительным, а возможно и выходящим за рамки, предписанные законом, – Что ещё за спецслужбы? – закипел Балабанов, закрывая дверь начальственного логова.
– Есть основания полагать, что это одна из наших силовых структур решила отличиться.
– Веди Джульбарса, – распорядился майор. – Уж если кто и достанет Химкина из лап недругов, так это главный шаман Каймановых островов.
Пока Гонолупенко ходил за чёрной псиной, Балабанов в вестибюле родного Управления изучал составленный с помощью компьютера собственный портрет, который висел совершенно не на том стенде, на котором хотелось бы. Рядом красовался тоже весьма реалистически сварганенный портрет лейтенанта Гонолупенко. Помощник депутата Полуэктова оказался на редкость памятливым человеком, во всяком случае, составленные им фотороботы были весьма далеки от кубизма и прочего абстракционизма и откровенно намекали, что в похищении известного либерального политика приняли участие доблестные офицеры милиции, люди отмеченные орденами «За заслуги» самим Папой, майор Балабанов и лейтенант Гонолупенко.
К счастью, Портсигаров был на машине, довольно приличном «Форде», стоимость которого оценивалась в сумму равную Балабановскому жалованию по крайне мере за двадцать пять лет беспорочной службы. Не говоря, уже о том, что это жалование майору ещё предстояло заработать, а в свете открывающихся не радужных перспектив такой возможности могло и не представиться.
Джульбарс при виде шоуменов радостно взвизгнул и лизнул в лицо дружески настроенного к нему Колю.
– А вас разыскивает милиция, – приветствовал озабоченных офицеров, подсаживающихся к нему в машину, Портсигаров. – Весь город обклеен фотороботами. Дважды ваши изображения показывали по телевидению. Такие вот дела мистеры Балабан
и Гонлоу. Партия Либеральной Свободы обещает за ваши головы миллион долларов. Так что оцените наше с Колей благородство.
– Причём тут благородство, – ухмыльнулся Коля. – Мы просто не смогли поделить на две равные части миллион. Всё время выходило по семьсот тысяч долларов на брата.
Конечно шоумены, как люди легкомысленные и не обременённые служебными обязанностями, могли себе позволить дружеский розыгрыш, но Балабанову сегодня было не до шуток.
– Так что случилось с Химкиным? – Химкина взяли в кафе, где мы ему назначили встречу, – доложил Портсигаров, проникающийся серьёзностью ситуации. – Из чего я, между прочим, делаю вывод, что за нами не только следят, но и подслушивают наши с Колей разговоры.
После этого сообщения и без того нерадостное настроение Балабанова испортилось окончательно. Не приходилось сомневаться, что за них взялись всерьёз люди, располагающие большими возможностями. Прослушивание телефонных разговоров да ещё без санкции прокурора, это вам не шутка. По словам Портсигарова, Химкина спрятали в одном из московских отелей, а именно в известном Балабанову по приключениям двухгодичной давности «Интернационале».
– А почему его не отвезли на конспиративную квартиру? – удивился майор. – Ты ещё скажи – сразу на Лубянку, – засмеялся Портсигаров. – Такие операции, товарищ мент, никогда не проводятся официально. Химкина сначала попытаются подкупить, потом запугать, а в конце концов завербуют. Не думаю, что видный журналист будет сильно сопротивляться. Я очень удивлюсь, если в нынешней ситуации Химкин не окажется агентом всех ведущих разведок мира.
– Везёт журналюгам, – вздохнул Коля. – А тут ходишь не завербованным, как последняя сволочь. – Как это не завербованным, – возмутился Балабанов. – Да я уже генералитету доложил, что заслал вас в стан призраков. Подполковник Оловянный утрясает сейчас наверху финансовые проблемы. А благословил операцию сам Серж Массальский. – О брат, – с уважением протянул Портсигаров, – вознесло тебя, однако. Дело, выходит, серьёзнее, чем я полагал.
«Форд» лихо подрулил к парадному крыльцу «Интернационаля». Перед тем как кинуться на штурм вражеской цитадели, Портсигаров быстренько проинструктировал соратников:
– Значит так: для охраны отеля Гонолупенко сотрудник администрации потомакского лидера в чине генерала, Балабанов представляет нашу аналогичную службу. Ну и, наконец, я буду высокопоставленным сотрудником МИДа, сопровождающим высокого гостя.
– А я? – спросил Коля. – Ты будешь проводником служебной собаки. – В генеральском звании, – попробовал поторговаться Коля. – Отставить, товарищ сержант, – прикрикнул на него Портсигаров.
– А зачем Джульбарса тащить в отель?
– Я тебя умоляю, Коля, – возмутился Портсигаров. – Кто ныне селит высоких гостей в номера, не обнюхав их предварительно на предмет наличия взрывчатки. А заодно Джульбарс вынюхает нам Химкина, я на всякий случай прихватил в редакции его куртку.
Куртка была довольно поношенной и местами грязноватой, а посему Джульбарс обнюхивал её брезгливо. Но тут уж ничего не поделаешь – служба. Коля, хоть и разжалованный из генералов в сержанты, был, тем не менее, чрезвычайно горд выпавшей на его долю честью работать с самой что ни на есть настоящей служебно-розыскной собакой, награждённой к тому же медалью «За спасение утопающего Отечества».
Однако службе безопасности отеля появление черной собаки на территории, вверенной их заботам, почему-то не понравилось, и она не замедлила прорасти двумя деревянными идолами по бокам от озабоченных проблемами людей. На нервический вскрик какой-то зарубежной дамы, испугавшейся дружелюбно улыбнувшегося ей милицейского кобеля, примчался управляющий отелем, с истерическими претензиями к гостям. – Сидоров, сотрудник МИДа, – холодно отреагировал на его истерику шоумен. – Вам разве не звонили из управления делами президента?
– В некотором роде я не в курсе, – засмущался сбитый отпором заведующий. – Сейчас выясню.
– Не надо выяснять, – раздражённо одёрнул его Портсигаров. – Позвольте представить вам генерала Чарльза Хиггинса, высокопоставленного сотрудника службы безопасности сами понимаете какой страны. А это полковник Барановский из ФАПСИ.
Ни Джульбарса, ни Колю Портсигаров заведующему не представил, чем чрезвычайно огорчил обоих: Коля обиженно засопел, чёрный пёс показал великолепныё клыки, заставив нервно дёрнуться конопатого охранника, продолжавшего стыть столбом в двух шагах от высоких гостей.
– Хэллоу, – сказал генерал Хиггинс. – Вочезнонэйм?
Балабанов па привычке приготовившийся было переводить с каймановского, прикусил язык, во-первых, переводить ему по статусу не полагалось, особенно в присутствии знатока иностранных дел и языков Портсигарова, а во-вторых, он понятия не имел, что сие слово означает.
– Алекс Мыскин, – назвал себя заведующий. – Можно просто Алекс.
Ничего особенного этот худой и вертлявый просто Алекс собой не представлял. Можно сказать, типичный выходец из сословия советских завсегдатаев вещевых рынков, волею судеб вознесенных ныне в головокружительные выси, под крыши приватизированных небоскрёбов, где они смотрятся столь же уместно, как плохо выдрессированные обезьяны в кабинах современных авиалайнеров.
– Иес, – важно кивнул головой просто Чарльз. – Ваш отель, как это по-русски, очень бьючифул.
– Прекрасный отель, – перевёл Портсигаров. – Генералу понравилось. Возможно, здесь разместится значительная часть потомакской делегации.
– Это честь для нас, – расплылся в ослепительной улыбке Алекс. – Уверяю вас, вы не пожалеете, мистер Хиггинс. У нас первоклассная кухня. И великолепное обслуживание.
– Надо проверить отель на предмет террористов, – по топорному вмешался в великосветский разговор полковник Барановский и кивнул головой на пса, изнывающего в служебном рвении.
– Увы, – царственно развёл руки Портсигаров, словно бы извиняясь за чужую бестактность. – Международное положение вам хорошо известно.
– У нас прекрасная служба безопасности, – понимающе кивнул головой господин Мыскин. – Но, разумеется, мы не в претензии. Миша с Васей вас проводят. – Хватит одного Васи, – отмахнулся от услужливого заведующего полковник ФАПСИ. – Не надо привлекать к вам излишнего внимания.
– Сэнкью вери матч, – поблагодарил мистера Алекса мистер Чарльз. – Да, – резко обернулся к господину Мыскину Балабанов. – Не надо афишировать наш визит. Вы меня понимаете?
– Безусловно, – молитвенно сложил руки на груди просто Алекс. – Конфиденциальность я гарантирую.
Что ему гарантирует господин Мыскин, майор Балабанов не понял, да это было не важно. Главное, чтобы этот сукин сын не поднял шум раньше времени и не взбаламутил похитителей журналиста Химкина. Отель «Интернациональ» насчитывал немыслимое количество этажей и для того, чтобы обойти их все времени требовалось вагон и маленькая тележка. Дабы ускорить процесс, Балабанов счёл возможным опросить охранника Васю, который вконец сомлел от соседства высокопоставленных лиц. Весьма представительная внешность охранника мало соответствовала внутреннему содержанию. Балабанову пришлось затратить массу усилий и использовать весь свой розыскной опыт, чтобы через десять минут наконец выяснить, что человек, похожий на Химкина действительно приехал в отель в сопровождении трёх лиц и поселился в районе восьмого, а возможно девятого этажа. Услужливый Вася готов был уточнить информацию у соответствующих лиц, но Балабанов его остановил.
– Не надо ничего уточнять. Проводите нас на восьмой этаж. Это наши коллеги, присланные для предварительного осмотра местности. Мы сами установим с ними контакт.
Ничего не понявший Вася, тем не менее, кивнул головой и повёл гостей не к роскошному лифту с постояльцами отеля, а к весьма скромному, которым пользовалась обслуга. Входящий в роль ищейки Джульбарс обнюхал тесноватую кабину, но ничего примечательного не обнаружил. К сожалению, ничего не обнаружил он и на восьмом этаже, хотя вроде бы обнюхал все двери.
– Может это куртка не Химкина? – раздраженно спросил Балабанов у Портсигарова. – Скорее это наш Джульбарс нюх потерял, – тяжело вздохнул шоумен.
– Нюх у собаки на высочайшем уровне, – обиделся за своего подопечного «сержант» Коля. – Просто охранник ошибся.
Вася смущенно откашлялся: – Я же сказал – предположительно на восьмом. – Так ведите на девятый, милейший, – с металлом в голосе приказал «полковник ФАПСИ». – Вы, надеюсь, понимаете, в какое неловкое положение ставите нас перед зарубежным гостем, и что подумают о нас на Потомаке.
– Так точно понимаю, – вытянул руки по швам исполнительный Вася.
– Тогда вперёд, – приказал Балабанов. – И помните, в случае промашки Родина вам не простит.
Теперь след искал не только Джульбарс, но и проникшийся, наконец, ответственностью Вася. Совместными усилиями, обнюхав подол платья проходившей мимо горничной, оба с уверенностью указали на дверь ближайшего номера. Причём Вася некультурно ткнул в дверь пальцем, а Джульбарс деликатно гавкнул.