Страница:
Пока журналист Химкин стыл столбом у открывшейся под его ногами бездны, Гонолупенко успел поручкаться с проходившим мимо демократичнейшие спикером парламента, только вчера вернувшимся с симпозиума по случаю экономических успехов Занзибара, который почему-то проходил в городе Париже. Возможно спикер ещё не совсем отошел от парижских впечатлений, а возможно успел к ним добавить в буфете, проигнорировав устав партии, предписывающий пить чай в местах, где правящая элита пьёт водку, но во всяком случае, он принял Гонолупенко за занзибарского посла и настоятельно приглашал в кабинет. – Иес, – подтвердил Гонолупенко. – Ун моменто. Прикончим файф-о-клок и гоу к вам. На чашку чая.
Удовлетворённый его согласием спикер покинул буфет, а Гонолупенко высказался в том смысле, что пора отсюда сматываться, иначе есть риск провалить всю здешнюю юпитерианскую агентуру, которая излишне нервно реагирует на присутствие резидента.
– А у вас есть агенты и в Думе? – свистящим шёпотом спросил Химкин. – Агенты влияния, – поднял указательный палец, но теперь уже уверенно к потолку Балабанов. – В подобных случаях терминология крайне важна.
Майор из-за спины Химкина показал посмеивающемуся Гонолупенко кулак. Шутки шутками, но у Химкина чего доброго может окончательно съехать крыша, и его придётся лечить за счет министерства внутренних дел, которое и без того испытывает острую нужду в деньгах.
Из суматошной Думы Балабанов вернулся в родное Управление, где проработал до позднего вечера над составлением отчёта о давным-давно уже проделанной и благополучно забытой работе. К сожалению, наше начальство обладает куцей памятью, когда речь идёт о жаловании и наградных, но цепко хранит под черепной коробкой сведенья о никому не нужных бумагах.
Появление в кабинете Оловянного едва не ввергло Балабанова в состояние близкое к тоскливому, но, к счастью, подполковнику сегодня было не до скучных отчетов. Оловянный был настолько сильно чем-то ошарашен, что с него смело можно было писать картину «Не ждали». Обычно круглые глаза его ныне казались квадратными, а где-то в глубине расширенных зрачков прятались дикие красные огоньки, предвестники начинающейся шизофрении. В общем подполковник был явно сбит с толку и не нашёл в себе моральных сил, чтобы скрыть своё состояние от подчинённого. – Получено разрешение на проведение операции под кодовым названием «Призраки», в рамках ранее объявленных мероприятий под общим названием «Ответный визит». Нам с вами, майор Балабанов, доверёна разработка плана, а также подбор лиц для его реализации. – Каких лиц? – спросил растерявшийся Балабанов. – Откуда мне знать, – огрызнулся Оловянный. – Вероятно призраков. Втравил ты меня в историю, майор, теперь хоть топись.
Подполковник обессиленно опустился на стул напротив Балабанова. Очумелость на его лице сменилась паникой. И, в общем Балабанов его понимал: одно дело статья полоумного Химкина в давно уже шизанутом «Комсомольском агитаторе», где чего только не напишут, и совсем другое – легализация призраков Генералитетом, когда они перестают быть бредом воспалённого ума и становятся объектом оперативных разработок.
– Ну, что молчишь?
Обычно подполковник говорил подчиненным «вы», но сейчас было не до милицейского политеса. Существуют эти призраки в реальности или нет, в данный момент было не самым главным. Главным было то, что они в два счёта могли похоронить карьеры, майора Балабанова и подполковника Оловянного. Возможно даже – кого-то рангом повыше. Или, страшно сказать, самого министра. Старческий маразм Хулио-Игнасио, подогретый сорокоградусной, грозил обернуться катастрофой если и не глобальной, то, во всяком случае, в рамках отдельно взятого и далеко не второстепенного министерства.
– Приказ подписан? – осторожно спросил майор у подполковника. – Сам министр подмахнул, – понизил голос до шёпота Оловянный. – Это какой-то кошмар.
Очень может быть, что подмахнул не читая. Текучка, будь она неладна. Скорее всего наверху не так поняли намёки Оловянного на Лох-Несское чудовище. Возможно, кто-то решил, что «призраки», это закодированное обозначение суперагентов, которых кто-то куда-то пытается внедрить.
– Ну и где мы теперь возьмём этих призраков?
Теперь уже в суггестию впал Балабанов. Что написано пером, то, как давно известно, топором не вырубишь. Тут нужен куда более тонкий инструментарий. Конечно, можно просто попросить аудиенцию у министра и разъяснить ему некоторое несоответствие приказа жизненным реалиям.
– Ты в своём уме? – постучал по сморщенному лбу кулаком подполковник Оловянный. -
Кому как ни министру знать, где у нас реалии, а где нет. Стоит мне только заикнуться, что никаких призраков нет и в помине, как генералитет меня на куски порвёт. Это ведь коллегия готовит приказы. Можно сказать, разум нашего министерства.
Балабанов мог бы, конечно, намекнуть, что и разум подвержен болезням, но это было бы с его стороны наглым поклёпом на Руководящий и Направляющий орган, ибо предположить, что Генералитет сбрендил, мог только карбонарий, террорист и скинхед в одном лице. Крыша может поехать у народа, но никак не у тех, кто осуществляет за ним властный надзор. А если всё-таки невероятное происходит, то самое умное, что народ может сделать, так это подстроиться под шизофрению руководящих органов и выйти из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями. В конкретном случае в роли народа предстояло выступить майору Балабанову и подполковнику Оловянному. – С приказом можно ознакомиться? – Балабанов вопросительно посмотрел на Оловянного.
Приказ, разумеется, был для внутреннего пользования, со всеми сопутствующими подобного рода документам угрозами в адрес лиц, допускающих утечку информации из стен родного учреждения. В принципе ничего такого уж сверхсекретного приказ не содержал. Были здесь призывы хранить честь мундира и как зеницу ока беречь частную собственность. Балабанов на своём веку таких грозных указивок видел-перевидел. Новым в приказе министра было только слово «экстремизм». Это жуткое слово так часто в последнее время звучало со страниц газет и экранов телевизоров, что любой даже самый тупой опер уже допёр, что именно оно будет отныне ключевым во всех сводках, отчётах, наградных листах и прочих бюрократических и поощрительных бумагах. В принципе Балабанов давно уже внутренне созрел для борьбы с экстремизмом и брался хоть сейчас продемонстрировать свою готовность начальству, если бы не одно существенное «но». Среди склонных к экстремизму фашиствующих организаций наряду со «скинхедами» в грозной бумаге были означены и никому неведомые «призраки». Причём призраки в приказе стояли даже впереди «скинхедов», что, безусловно, указывало на их особую для общества опасность. Самым существенным в приказе было то, что борьба с экстремизмом берётся под контроль самим президентом и его администрацией, и тут уж все сомнения побоку, тут уж все руки по швам и шагом марш на борьбу со странной опасностью. – Нам с тобой дана неделя, Балабанов, чтобы либо сковать, либо вовсе ликвидировать организацию «призраков» до начала операции «Ответный визит». Думай, майор, думай.
Легко сказать – думай! Балабанов произнес в спину уходящему начальнику несколько нехороших слов, но, разумеется, не вслух. Если кто-то воображает, что ликвидировать несуществующую организацию проще простого, тот ничего не понимает в оперативной работе, юриспруденции и в управляющей государством бюрократической машине. Майора, не первый год работающего в органах, стоящая передним задача просто ужаснула. Дабы не тонуть в ужасе в одиночку, он привлёк к обсуждению проблемы лейтенанта Гонолупенко, как человека имеющего большой опыт работы с опасностями виртуального уровня и обладающего от рождения практической сметкой.
Гонолупенко ознакомившись с приказом и выслушав Балабановские разъяснения, озадаченно крякнул:
– Задачка-то, брат, глобального масштаба. – Это я и без тебя знаю, – вздохнул Балабанов. – Что делать-то будем?
– Будем действовать в рамках уголовного и уголовно-процессуальных кодексов, – сморозил очевидную глупость Гонолупенко. – Перво-наперво, следует установить цели и задачи, которые ставит перед собой организация призраков, потом – внедрить в организацию агентов и выявить вождей заговора, и наконец – расколоть организацию изнутри, с последующей её ликвидацией, как действующей и опасной для общества структуры:
– Тебе же русским языком сказали, – прошипел рассерженный Балабанов, – нет такой организации.
– Уже есть, раз её антигосударственная деятельность отмечена в приказе министра. А вот тут прямо написано – «взято под контроль главой государства». По нынешним временам это не шутка – десятки генералов останутся без погон, если мы с тобой оплошаем. Да что там генералы, политический кризис нам обеспечен. Ты нынешние новости смотрел?
– А что такое? – похолодел от дурных предчувствий Балабанов. – Молодёжные погромы на улицах Москвы. Как, по-твоему, должны реагировать на это руководители партии и государства?
– Найти зачинщиков и организаторов, – пожал плечами Балабанов. – Правильно, – обрадовался чужой понятливости Гонолупенко. – Вот генералитет их и нашёл. А наша с тобой задача, врагов отловить и представить обеспокоенному электорату.
– Скинхедов?
– Ну что это за опасность, прости господи, для уважающего себя государства – скинхеды, – поморщился Гонолупенко. – Бритые сопляки в наколках. Такими только торговок семечками пугать. Нет, брат, нам грозит серьёзная опасность. Настолько серьёзная, что своими силами мы с ней никак не справимся. Против призраков надо ополчать всё цивилизованное человечество. Задачу уяснили, майор Балабанов?
Балабанов уяснил. Задачу ему, разумеется, поставил не лейтенант Гонолупенко и даже не министр – задачу поставило само время. Можно было конечно сетовать на дурость простого народа в лице Хулио-Игнасио, с его глупыми суевериями, на безответственность отечественной интеллигенции в лице Портсигарова и Химкина, сотворивших, с невольной подачи самого Балабанова, очередную видимость, но пользы от такого сетования никакой. Портсигаров прав: видимость в очередной раз оказалась для власть предержащих нужнее реальности, а следовательно, кровь из носу, должна быть подтверждена фактами. Машина заскрежетала своими шестерёнками, с наглой претензией перемолоть не одну человеческую жизнь. Самое страшное, что остановить эту машину не сможет, пожалуй, уже никто, ни генералитет, ни министр, ни даже сам президент. А майору Балабанову не остаётся ничего другого, как либо стать одним из винтиков этой машины, либо разделить участь тех, кто станет жертвой Молоха, жуткого чудовища, живущего своей непонятной ни простым смертным, ни власть предержащим жизнью.
Лейтенант Гонолупенко упаднические настроения майора Балабанова не разделял. По его мнению, никакого Молоха не существует в природе, а есть просто данность, человеческая цивилизация, которой для нормального существования нужны не только реалии, но и мифы, не только вожди, но и фантомы. И роль последних если не всегда, то очень часто оказывается значительней и весомей, чем роль реальных, наделённых властью людей. А в данной конкретной ситуации ещё большой вопрос, кто является шестерёнками и винтиками, Гонолупенко с Балабановым или Вова с Жорой.
Балабанов претензию внука шамана на мировое величие расценил как психопатию, на что Гонолупенко даже не обиделся. И, в общем, был прав: а кого, собственно, в нынешнем сумасшедшем мире можно считать нормальными?
– Значит так, – сказал Гонолупенко, подвигая к себе лист бумаги и беря в руку авторучку. – Цель организации мы знаем – власть над цивилизованным человечеством. Имена вождей нам тоже известны. Остаётся внедрить к ним агентов. Подходящие люди у меня на примете есть.
– Подожди, – спохватился слегка ошалевший от дум Балабанов, – от кого ты узнал имена вождей? – От деда Игната. Значит так: некто Рамодановский, по кличке Князь-кесарь, некто Скуратов, по кличке Малюта, и некто Берия, по кличке Лаврентий. – Ты что, с ума сошёл! – возопил Балабанов. – Где мы их найдём в нынешней Москве. – Ну, не найдём, так ликвидируем, – утешил начальника лейтенант Гонолупенко. – Больше оптимизма, товарищ майор. Правоохранительным органам не в первой работать с фантомами.
То, что не впервой, Балабанов даже и не спорил, но тут ведь имена самые что ни на есть неподходящие. Это же исторические персонажи, о которых у нас знает каждый школьник.
– Ну и что? – пожал плечами Гонолупенко. – В Европе поймали террориста по имени Ильич. Представь себе, никто даже не удивился. Посадили как миленького. А тут подумаешь князь-кесарь, да у нас и не такие сидели.
– Ну хорошо, – обречённо вздохнул Балабанов. – А агентов ты где найдёшь? – А зачем их искать? – удивился Гонолупенко. – Портсигаров, Коля, Химкин, ну и мы с тобой внедримся в случае острой нужды, чай вам не привыкать.
Балабанов взял исписанную четким и красивым Гонолупенковским почерком докладную, тихо ужаснулся её содержанию и побрёл к подполковнику Оловянному, которого расторопность подчинённого приятно удивила. Однако, прочитав опус, состряпанный подчиненными, он впал в задумчивость.
– А нельзя ли сократить количество агентов?
– Нельзя, – раздражённо отозвался Балабанов. – Мы их не к скинхедам засылаем.
– Субсидии дополнительные потребуются, – поморщился Оловянный. – А у нас с бюджетом напряжёнка.
– Так не те люди, чтобы работать даром, – согласился с начальником Балабанов. – Пусть подбросят из президентского фонда. Опасность-то не шуточная. – Подведёшь ты меня под монастырь, майор, – затрясся от нехороших предчувствий Оловянный. – Могли бы хоть имена этим «призракам» подобрать поскромнее. – Так не я их подбирал, – возмутился Балабанов. – История.
Подполковник Оловянный спорить со старушкой историей не решился, но у Балабанова всё-таки теплилась надежда, что где-то там наверху, быть может в президентской администрации, найдутся люди, которые распознают в докладной записке бред свинячий и дадут отмашку, которая пусть и обернётся для майора Балабанова записью в личном деле о неполном служебном соответствии, но всё же снимет камень с его души.
Эта надежда теплилась в майоре аж до полвторого ночи, а потом разлетелась на куски вместе с тишиною, потревоженной всё теми же звуками шагов на лестнице в районе второго этажа. Балабанов отмобилизовался мгновенно. То бишь соскочил с постели, натянул на всякий случай штаны и, прихватив пистолет, решительно направился к двери. Выскочить на лестничную площадку он собирался как раз в тот момент, когда шаги зазвучат подле его дверей. Как ему казалось, рассчитал и сделал он всё вроде бы правильно, но, увы, шаги уже звучали этажом выше, а спустя короткое время послышался знакомый уверенный стук в дверь.
Разочарованный Балабанов даже не стал подниматься на следующий этаж, в очередной раз признавая своё поражение.
После всего пережитого на лестнице Балабанову захотелось пить, и он отправился на кухню. Прежде чем залезть в холодильник, где стояла бутылка минеральной воды, Балабанов бросил рассеянный взгляд в окно и вздрогнул, поражённый открывшимся зрелищем. Подле дверей его подъезда стоял «Воронок», абсолютно такой же, как в немалом числе фильмов на тему тридцатых годов, виденных Балабановым в кинотеатрах и по телевизору. И в довершение ко всему на лестнице опять зазвучали шаги, на этот раз кто-то спускался, столь же уверенно, как и поднимался.
Потрясённый и донельзя заинтересованный Балабанов вновь метнулся к выходу. И в этот раз он опоздал, но опоздал самую малость и мог собственными расширенными от удивления глазами наблюдать, как двое людей в синих галифе и защитного цвета гимнастёрках без погон ведут, придерживая за локти полноватого человека среднего роста в коричневом костюме и с шляпой в руке. Заслышав шум за спиной, полноватый оглянулся и бросил на Балабанова затравленный взгляд.
– Вам чего, гражданин? – лениво спросил один из гэпэушников, щуря в сторону майора наглые глаза.
– Да вот покурить вышел, – растерянно произнёс Балабанов. – А что, нельзя? – Пока можно, – холодно отозвался второй гэпэушник и подтолкнул небрежно в спину свою жертву.
Балабанов пребывал в полной растерянности. Возможно, надо было вмешаться, но с другой стороны – а по какому праву? К тому же майор забыл пистолет на холодильнике. И вообще – не станешь же стрелять в своих, выполняющих государственной важности работу. Пока Балабанов размышлял, можно ли считать своими гэпэушников тридцатых годов, вздумавших ни с того, ни с сего возобновить карательные мероприятия в начале двадцать первого века, звуки шагов смолкли.
Балабанов метнулся на кухню к окну и успел зафиксировать зорким милицейским глазом, как от подъезда отъезжает «Воронок», внушающий почти мистический ужас нашим гражданам. Майор не стал пить минеральную воду, а хлопнул молодецки полстакана водки для успокоения расстроенных визитом призраков нервов. Неврастеником майор Балабанов никогда не был, более того никто в его роду не страдал психическими расстройствами. Даже алкаши среди его близких родственников не числились. Хотя пьющие, разумеется, были. Откуда же тогда взялись эти гэпэушники? Кошмар какой-то. Поверить до конца в привидения ему мешало атеистическое воспитание, полученное в советские годы. В конце концов, какую бы там лапшу он не вешал на уши подполковнику Оловянному, мы всё-таки Россия, а не Англия, чтобы у нас вот так запросто по столице расхаживали призраки, пусть и в форме солидной организации, каковой бесспорно можно считать ГПУ-НКВД.
Выходит, правы оказались генералы из Управления, которые поставили «призраков» впереди скинхедов, возможно опираясь на пока ещё недоступную Балабанову, но полученную из надёжных источников информацию. Очень может быть, что такая организация действительно существует, наводя ужас на обывателей. Менее всего виденные майором гэпэушники были похожи на привидения. Очень хорошо откормленные и по внешнему виду тренированные ребята.
Чуть ли не до утра, перейдя с водки на минералку, майор Балабанов анализировал ситуацию. Совсем уже под утро ему в голову пришла шальная мысль, что, очень может быть, таким вот странным образом над ним подшутили друзья-шоумены. С этих, пожалуй, станется. Слегка успокоенный удачной мыслью Балабанов отправился спать, утешая себя народной мудростью, что утро вечера мудренее.
Увы, никаких разумных ответов от наступившего утра он так и не получил. Скорее уж дело окончательно запуталось и стало принимать фантасмагорические формы. Портсигаров и Коля, срочно вызванные для дачи показаний на Балабановскую квартиру, были ошарашены ночным происшествием не меньше майора. Гонолупенко, выполняя профессиональный долг, уже опрашивал соседей, а шоумены всё никак не могли успокоиться, в десятый раз выпытывая у окончательно сбитого с толку Балабанова подробности.
– Не был я пьян, – стоял на своем Балабанов. – Разве что рюмку водки выпил во время обеденного перерыва в Думе.
– Может, водка была отравленной? – предположил Коля. – Ты соображай, что городишь, – возмутился Балабанов. – Это же можно сказать не просто забегаловка, а святая святых всей демократической системы. Не станут там палёную водку продавать.
– Ну, это положим, – поддержал Портсигаров Колю. – Если взять в расчет законы и постановления, которые они там принимают, то совсем уж сбрасывать со счетов подобное предположение никак нельзя. Очень может быть, что наши доблестные органы опять проморгали крупномасштабную диверсию. Сейчас, брат, такие порошочки выпускают в секретных и не очень лабораториях, что увидишь не только гэпэушников, но и опричников Ивана Грозного.
После этих слов знающего человека Балабанова прошиб холодный пот. Организация, которую он по простоте душевной считал несуществующей, стала принимать грозные прямо-таки пугающие очертания. Чтобы решиться на диверсию в Думе, надо, обладать поистине невероятной наглостью и огромными возможностями.
Вернувшийся с оперативного задания Гонолупенко доложил, что никто из соседей «Воронка» не видел, о гэпэушниках не слышал, и вообще – моя хата с краю, я ничего не знаю.
– По глазам вижу, что врут, а ухватить не за что, – вздохнул Гонолупенко. – Запугали, – констатировал Коля. – Что, в общем-то, и неудивительно.
– А кто проживает в пятьдесят шестой квартире, установил? – спросил майор у Гонолупенко.
– Мансуров Семён Венедиктович, – зачитал лейтенант по бумажке, – пятьдесят второго года рождения, муниципальный служащий, женат, соседями характеризуется положительно. По моим сведениям, супруга вышеозначенного Мансурова сейчас
в отъезде, навещает родных. А самого Семёна Венедиктовича нет ни дома, ни на работе. Пропал словом. Коллеги по работе слегка волнуются, поскольку Мансуров человек на редкость пунктуальный.
– Может ещё объявится, – выразил робкую надежду Коля. – Мало ли: седина в бороду, а бес в ребро.
– Когда бес в ребро, – наставительно заметил Портсигаров, – время проводят с девками, а не с сотрудниками ГПУ.
Замечание было по делу, и Коле пришлось прикусить язычок. Балабанов воспользовался удобным случаем для вербовки агентов в рамках операции «Призраки».
Интеллигенты, как водится, закочевряжились, не желая связывать себя контрактами с любимыми народом органами.
– Никогда, – гордо сказал Портсигаров. – Тем более за такие деньги. – Деньги будут, – соблазнял Балабанов. – Подбросят из президентского фонда. В конце концов, это ты, Портсигаров, кашу заварил.
– Какую кашу? Когда? Да ни сном, ни духом, – обиделся шоумен. – А кто три дня назад грозился устроить Армагеддон? – Было, – поддержал неожиданно милиционеров Коля. – Ты, по-моему, даже Химкину звонил.
Портсигаров, припёртый к стене, начал медленно что-то припоминать. А Балабанов в который уже раз ругнул себя за то, что переборщил тогда со спиртным. Нельзя нашу творческую интеллигенцию поить водкой. Рюмку вина и кружку пива, это самое большое, что можно этим людям позволить. Иначе они запросто доведут страну не только до Армагеддона, но и до экономической катастрофы. – Ну, старик, – развёл руками шоумен, – войди и ты в моё положение. У меня кинофорум на носу, презентация книги Будимира Ковыля «Бред сивой кобылы в период течки», а тут ещё ты со своим Жорой. А кто они такие, эти призраки, и какие цели перед собой ставят?
– Цели у них глобальные, если верить Химкину. А в главарях у них князь-кесарь Рамодановский.
– Ну Химкин! Ну удружил, – покачал головой Портсигаров. – Я ведь просил его помягче. Ладно, менты, уговорили. Так и быть, внедряюсь в организацию и беру бразды правления на себя. Можете доложить начальству, Портсигаров не подведёт.
Как раз в шоуменах Балабанов не сомневался, в данную минуту его мучило совсем другое: куда подевался Мансуров, и что могла означать вся эта интермедия с переодеваниями, которую он имел возможность наблюдать сегодня ночью.
В родном управлении майора огорошили ещё одной новостью, которая могла не только сильно подорвать наш имидж в глазах цивилизованного мира, но и поколебать основы государственности. Непонятно куда пропал посланник лондонского изгнанника депутат Полуэктов. Если верить словам его помощника, то видного политического деятеля похитила юпитерианская разведка. Подполковник Оловянный буквально вибрировал от бешенства. Да что там Оловянный, всё Управление гудело, как потревоженный улей. Всё начальство от полковников до генералов металось по лестницам из кабинета в кабинет, подгоняя и без того взмыленных от непосильной задачи оперативников. По слухам, сам президент отдал указание, найти Полуэктова в течение суток и явить во всей красе миру. – Вы где пропадаете, товарищ майор, – взвился доведённый Генералитетом до отчаяния подполковник Оловянный.
– Ищу Мансурова, – доложил Балабанов.
– На кой чёрт мне ваш Мансуров, когда всё Управление ищет Полуэктова?! Этот его помощник полный идиот. Сам генерал его допрашивал. Несёт такую бредятину, что волосы дыбом встают. Нам приказано задержать журналиста Химкина, который, по словам помощника, причастен к этому грязному делу.
– А где сейчас помощник? – осторожно полюбопытствовал Балабанов. – Составляет фотороботы. С его слов стало известно, что возглавляют похитителей двое: высокий шатен, говорящий с сильным арабским акцентом и среднего роста полноватый мулат, вообще не говорящий по-русски. Последний представился пресс-атташе посольства Каймановых островов. Разумеется, всё это оказалось липой. Но какая наглость: выкрасть депутата чуть ли не из стен Думы!
– А Полуэктова выкрали из стен Думы? – До этого мы ещё не дошли, – возмутился Оловянный – Депутата выкрали из собственной квартиры. То есть вчера вечером он там был, а по утру его на месте не оказалось.
– Так может он с девками гужуется? – пожал плечами Балабанов. – Ты соображай, что городишь, – обиделся подполковник. – Речь идёт о депутате. – Виноват, – поправился Балабанов. – Может, у него ночная встреча с избирательницами или, скажем, парламентские слушания в казино.
– Всё может быть, – вздохнул Оловянный. – А что у тебя с призраками? – Сегодня ночью ими был похищен служащих муниципалитета Мансуров Семён Венедиктович. Похищен прямо из квартиры и увезён в «Воронке» в неизвестном направлении.
Удовлетворённый его согласием спикер покинул буфет, а Гонолупенко высказался в том смысле, что пора отсюда сматываться, иначе есть риск провалить всю здешнюю юпитерианскую агентуру, которая излишне нервно реагирует на присутствие резидента.
– А у вас есть агенты и в Думе? – свистящим шёпотом спросил Химкин. – Агенты влияния, – поднял указательный палец, но теперь уже уверенно к потолку Балабанов. – В подобных случаях терминология крайне важна.
Майор из-за спины Химкина показал посмеивающемуся Гонолупенко кулак. Шутки шутками, но у Химкина чего доброго может окончательно съехать крыша, и его придётся лечить за счет министерства внутренних дел, которое и без того испытывает острую нужду в деньгах.
Из суматошной Думы Балабанов вернулся в родное Управление, где проработал до позднего вечера над составлением отчёта о давным-давно уже проделанной и благополучно забытой работе. К сожалению, наше начальство обладает куцей памятью, когда речь идёт о жаловании и наградных, но цепко хранит под черепной коробкой сведенья о никому не нужных бумагах.
Появление в кабинете Оловянного едва не ввергло Балабанова в состояние близкое к тоскливому, но, к счастью, подполковнику сегодня было не до скучных отчетов. Оловянный был настолько сильно чем-то ошарашен, что с него смело можно было писать картину «Не ждали». Обычно круглые глаза его ныне казались квадратными, а где-то в глубине расширенных зрачков прятались дикие красные огоньки, предвестники начинающейся шизофрении. В общем подполковник был явно сбит с толку и не нашёл в себе моральных сил, чтобы скрыть своё состояние от подчинённого. – Получено разрешение на проведение операции под кодовым названием «Призраки», в рамках ранее объявленных мероприятий под общим названием «Ответный визит». Нам с вами, майор Балабанов, доверёна разработка плана, а также подбор лиц для его реализации. – Каких лиц? – спросил растерявшийся Балабанов. – Откуда мне знать, – огрызнулся Оловянный. – Вероятно призраков. Втравил ты меня в историю, майор, теперь хоть топись.
Подполковник обессиленно опустился на стул напротив Балабанова. Очумелость на его лице сменилась паникой. И, в общем Балабанов его понимал: одно дело статья полоумного Химкина в давно уже шизанутом «Комсомольском агитаторе», где чего только не напишут, и совсем другое – легализация призраков Генералитетом, когда они перестают быть бредом воспалённого ума и становятся объектом оперативных разработок.
– Ну, что молчишь?
Обычно подполковник говорил подчиненным «вы», но сейчас было не до милицейского политеса. Существуют эти призраки в реальности или нет, в данный момент было не самым главным. Главным было то, что они в два счёта могли похоронить карьеры, майора Балабанова и подполковника Оловянного. Возможно даже – кого-то рангом повыше. Или, страшно сказать, самого министра. Старческий маразм Хулио-Игнасио, подогретый сорокоградусной, грозил обернуться катастрофой если и не глобальной, то, во всяком случае, в рамках отдельно взятого и далеко не второстепенного министерства.
– Приказ подписан? – осторожно спросил майор у подполковника. – Сам министр подмахнул, – понизил голос до шёпота Оловянный. – Это какой-то кошмар.
Очень может быть, что подмахнул не читая. Текучка, будь она неладна. Скорее всего наверху не так поняли намёки Оловянного на Лох-Несское чудовище. Возможно, кто-то решил, что «призраки», это закодированное обозначение суперагентов, которых кто-то куда-то пытается внедрить.
– Ну и где мы теперь возьмём этих призраков?
Теперь уже в суггестию впал Балабанов. Что написано пером, то, как давно известно, топором не вырубишь. Тут нужен куда более тонкий инструментарий. Конечно, можно просто попросить аудиенцию у министра и разъяснить ему некоторое несоответствие приказа жизненным реалиям.
– Ты в своём уме? – постучал по сморщенному лбу кулаком подполковник Оловянный. -
Кому как ни министру знать, где у нас реалии, а где нет. Стоит мне только заикнуться, что никаких призраков нет и в помине, как генералитет меня на куски порвёт. Это ведь коллегия готовит приказы. Можно сказать, разум нашего министерства.
Балабанов мог бы, конечно, намекнуть, что и разум подвержен болезням, но это было бы с его стороны наглым поклёпом на Руководящий и Направляющий орган, ибо предположить, что Генералитет сбрендил, мог только карбонарий, террорист и скинхед в одном лице. Крыша может поехать у народа, но никак не у тех, кто осуществляет за ним властный надзор. А если всё-таки невероятное происходит, то самое умное, что народ может сделать, так это подстроиться под шизофрению руководящих органов и выйти из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями. В конкретном случае в роли народа предстояло выступить майору Балабанову и подполковнику Оловянному. – С приказом можно ознакомиться? – Балабанов вопросительно посмотрел на Оловянного.
Приказ, разумеется, был для внутреннего пользования, со всеми сопутствующими подобного рода документам угрозами в адрес лиц, допускающих утечку информации из стен родного учреждения. В принципе ничего такого уж сверхсекретного приказ не содержал. Были здесь призывы хранить честь мундира и как зеницу ока беречь частную собственность. Балабанов на своём веку таких грозных указивок видел-перевидел. Новым в приказе министра было только слово «экстремизм». Это жуткое слово так часто в последнее время звучало со страниц газет и экранов телевизоров, что любой даже самый тупой опер уже допёр, что именно оно будет отныне ключевым во всех сводках, отчётах, наградных листах и прочих бюрократических и поощрительных бумагах. В принципе Балабанов давно уже внутренне созрел для борьбы с экстремизмом и брался хоть сейчас продемонстрировать свою готовность начальству, если бы не одно существенное «но». Среди склонных к экстремизму фашиствующих организаций наряду со «скинхедами» в грозной бумаге были означены и никому неведомые «призраки». Причём призраки в приказе стояли даже впереди «скинхедов», что, безусловно, указывало на их особую для общества опасность. Самым существенным в приказе было то, что борьба с экстремизмом берётся под контроль самим президентом и его администрацией, и тут уж все сомнения побоку, тут уж все руки по швам и шагом марш на борьбу со странной опасностью. – Нам с тобой дана неделя, Балабанов, чтобы либо сковать, либо вовсе ликвидировать организацию «призраков» до начала операции «Ответный визит». Думай, майор, думай.
Легко сказать – думай! Балабанов произнес в спину уходящему начальнику несколько нехороших слов, но, разумеется, не вслух. Если кто-то воображает, что ликвидировать несуществующую организацию проще простого, тот ничего не понимает в оперативной работе, юриспруденции и в управляющей государством бюрократической машине. Майора, не первый год работающего в органах, стоящая передним задача просто ужаснула. Дабы не тонуть в ужасе в одиночку, он привлёк к обсуждению проблемы лейтенанта Гонолупенко, как человека имеющего большой опыт работы с опасностями виртуального уровня и обладающего от рождения практической сметкой.
Гонолупенко ознакомившись с приказом и выслушав Балабановские разъяснения, озадаченно крякнул:
– Задачка-то, брат, глобального масштаба. – Это я и без тебя знаю, – вздохнул Балабанов. – Что делать-то будем?
– Будем действовать в рамках уголовного и уголовно-процессуальных кодексов, – сморозил очевидную глупость Гонолупенко. – Перво-наперво, следует установить цели и задачи, которые ставит перед собой организация призраков, потом – внедрить в организацию агентов и выявить вождей заговора, и наконец – расколоть организацию изнутри, с последующей её ликвидацией, как действующей и опасной для общества структуры:
– Тебе же русским языком сказали, – прошипел рассерженный Балабанов, – нет такой организации.
– Уже есть, раз её антигосударственная деятельность отмечена в приказе министра. А вот тут прямо написано – «взято под контроль главой государства». По нынешним временам это не шутка – десятки генералов останутся без погон, если мы с тобой оплошаем. Да что там генералы, политический кризис нам обеспечен. Ты нынешние новости смотрел?
– А что такое? – похолодел от дурных предчувствий Балабанов. – Молодёжные погромы на улицах Москвы. Как, по-твоему, должны реагировать на это руководители партии и государства?
– Найти зачинщиков и организаторов, – пожал плечами Балабанов. – Правильно, – обрадовался чужой понятливости Гонолупенко. – Вот генералитет их и нашёл. А наша с тобой задача, врагов отловить и представить обеспокоенному электорату.
– Скинхедов?
– Ну что это за опасность, прости господи, для уважающего себя государства – скинхеды, – поморщился Гонолупенко. – Бритые сопляки в наколках. Такими только торговок семечками пугать. Нет, брат, нам грозит серьёзная опасность. Настолько серьёзная, что своими силами мы с ней никак не справимся. Против призраков надо ополчать всё цивилизованное человечество. Задачу уяснили, майор Балабанов?
Балабанов уяснил. Задачу ему, разумеется, поставил не лейтенант Гонолупенко и даже не министр – задачу поставило само время. Можно было конечно сетовать на дурость простого народа в лице Хулио-Игнасио, с его глупыми суевериями, на безответственность отечественной интеллигенции в лице Портсигарова и Химкина, сотворивших, с невольной подачи самого Балабанова, очередную видимость, но пользы от такого сетования никакой. Портсигаров прав: видимость в очередной раз оказалась для власть предержащих нужнее реальности, а следовательно, кровь из носу, должна быть подтверждена фактами. Машина заскрежетала своими шестерёнками, с наглой претензией перемолоть не одну человеческую жизнь. Самое страшное, что остановить эту машину не сможет, пожалуй, уже никто, ни генералитет, ни министр, ни даже сам президент. А майору Балабанову не остаётся ничего другого, как либо стать одним из винтиков этой машины, либо разделить участь тех, кто станет жертвой Молоха, жуткого чудовища, живущего своей непонятной ни простым смертным, ни власть предержащим жизнью.
Лейтенант Гонолупенко упаднические настроения майора Балабанова не разделял. По его мнению, никакого Молоха не существует в природе, а есть просто данность, человеческая цивилизация, которой для нормального существования нужны не только реалии, но и мифы, не только вожди, но и фантомы. И роль последних если не всегда, то очень часто оказывается значительней и весомей, чем роль реальных, наделённых властью людей. А в данной конкретной ситуации ещё большой вопрос, кто является шестерёнками и винтиками, Гонолупенко с Балабановым или Вова с Жорой.
Балабанов претензию внука шамана на мировое величие расценил как психопатию, на что Гонолупенко даже не обиделся. И, в общем, был прав: а кого, собственно, в нынешнем сумасшедшем мире можно считать нормальными?
– Значит так, – сказал Гонолупенко, подвигая к себе лист бумаги и беря в руку авторучку. – Цель организации мы знаем – власть над цивилизованным человечеством. Имена вождей нам тоже известны. Остаётся внедрить к ним агентов. Подходящие люди у меня на примете есть.
– Подожди, – спохватился слегка ошалевший от дум Балабанов, – от кого ты узнал имена вождей? – От деда Игната. Значит так: некто Рамодановский, по кличке Князь-кесарь, некто Скуратов, по кличке Малюта, и некто Берия, по кличке Лаврентий. – Ты что, с ума сошёл! – возопил Балабанов. – Где мы их найдём в нынешней Москве. – Ну, не найдём, так ликвидируем, – утешил начальника лейтенант Гонолупенко. – Больше оптимизма, товарищ майор. Правоохранительным органам не в первой работать с фантомами.
То, что не впервой, Балабанов даже и не спорил, но тут ведь имена самые что ни на есть неподходящие. Это же исторические персонажи, о которых у нас знает каждый школьник.
– Ну и что? – пожал плечами Гонолупенко. – В Европе поймали террориста по имени Ильич. Представь себе, никто даже не удивился. Посадили как миленького. А тут подумаешь князь-кесарь, да у нас и не такие сидели.
– Ну хорошо, – обречённо вздохнул Балабанов. – А агентов ты где найдёшь? – А зачем их искать? – удивился Гонолупенко. – Портсигаров, Коля, Химкин, ну и мы с тобой внедримся в случае острой нужды, чай вам не привыкать.
Балабанов взял исписанную четким и красивым Гонолупенковским почерком докладную, тихо ужаснулся её содержанию и побрёл к подполковнику Оловянному, которого расторопность подчинённого приятно удивила. Однако, прочитав опус, состряпанный подчиненными, он впал в задумчивость.
– А нельзя ли сократить количество агентов?
– Нельзя, – раздражённо отозвался Балабанов. – Мы их не к скинхедам засылаем.
– Субсидии дополнительные потребуются, – поморщился Оловянный. – А у нас с бюджетом напряжёнка.
– Так не те люди, чтобы работать даром, – согласился с начальником Балабанов. – Пусть подбросят из президентского фонда. Опасность-то не шуточная. – Подведёшь ты меня под монастырь, майор, – затрясся от нехороших предчувствий Оловянный. – Могли бы хоть имена этим «призракам» подобрать поскромнее. – Так не я их подбирал, – возмутился Балабанов. – История.
Подполковник Оловянный спорить со старушкой историей не решился, но у Балабанова всё-таки теплилась надежда, что где-то там наверху, быть может в президентской администрации, найдутся люди, которые распознают в докладной записке бред свинячий и дадут отмашку, которая пусть и обернётся для майора Балабанова записью в личном деле о неполном служебном соответствии, но всё же снимет камень с его души.
Эта надежда теплилась в майоре аж до полвторого ночи, а потом разлетелась на куски вместе с тишиною, потревоженной всё теми же звуками шагов на лестнице в районе второго этажа. Балабанов отмобилизовался мгновенно. То бишь соскочил с постели, натянул на всякий случай штаны и, прихватив пистолет, решительно направился к двери. Выскочить на лестничную площадку он собирался как раз в тот момент, когда шаги зазвучат подле его дверей. Как ему казалось, рассчитал и сделал он всё вроде бы правильно, но, увы, шаги уже звучали этажом выше, а спустя короткое время послышался знакомый уверенный стук в дверь.
Разочарованный Балабанов даже не стал подниматься на следующий этаж, в очередной раз признавая своё поражение.
После всего пережитого на лестнице Балабанову захотелось пить, и он отправился на кухню. Прежде чем залезть в холодильник, где стояла бутылка минеральной воды, Балабанов бросил рассеянный взгляд в окно и вздрогнул, поражённый открывшимся зрелищем. Подле дверей его подъезда стоял «Воронок», абсолютно такой же, как в немалом числе фильмов на тему тридцатых годов, виденных Балабановым в кинотеатрах и по телевизору. И в довершение ко всему на лестнице опять зазвучали шаги, на этот раз кто-то спускался, столь же уверенно, как и поднимался.
Потрясённый и донельзя заинтересованный Балабанов вновь метнулся к выходу. И в этот раз он опоздал, но опоздал самую малость и мог собственными расширенными от удивления глазами наблюдать, как двое людей в синих галифе и защитного цвета гимнастёрках без погон ведут, придерживая за локти полноватого человека среднего роста в коричневом костюме и с шляпой в руке. Заслышав шум за спиной, полноватый оглянулся и бросил на Балабанова затравленный взгляд.
– Вам чего, гражданин? – лениво спросил один из гэпэушников, щуря в сторону майора наглые глаза.
– Да вот покурить вышел, – растерянно произнёс Балабанов. – А что, нельзя? – Пока можно, – холодно отозвался второй гэпэушник и подтолкнул небрежно в спину свою жертву.
Балабанов пребывал в полной растерянности. Возможно, надо было вмешаться, но с другой стороны – а по какому праву? К тому же майор забыл пистолет на холодильнике. И вообще – не станешь же стрелять в своих, выполняющих государственной важности работу. Пока Балабанов размышлял, можно ли считать своими гэпэушников тридцатых годов, вздумавших ни с того, ни с сего возобновить карательные мероприятия в начале двадцать первого века, звуки шагов смолкли.
Балабанов метнулся на кухню к окну и успел зафиксировать зорким милицейским глазом, как от подъезда отъезжает «Воронок», внушающий почти мистический ужас нашим гражданам. Майор не стал пить минеральную воду, а хлопнул молодецки полстакана водки для успокоения расстроенных визитом призраков нервов. Неврастеником майор Балабанов никогда не был, более того никто в его роду не страдал психическими расстройствами. Даже алкаши среди его близких родственников не числились. Хотя пьющие, разумеется, были. Откуда же тогда взялись эти гэпэушники? Кошмар какой-то. Поверить до конца в привидения ему мешало атеистическое воспитание, полученное в советские годы. В конце концов, какую бы там лапшу он не вешал на уши подполковнику Оловянному, мы всё-таки Россия, а не Англия, чтобы у нас вот так запросто по столице расхаживали призраки, пусть и в форме солидной организации, каковой бесспорно можно считать ГПУ-НКВД.
Выходит, правы оказались генералы из Управления, которые поставили «призраков» впереди скинхедов, возможно опираясь на пока ещё недоступную Балабанову, но полученную из надёжных источников информацию. Очень может быть, что такая организация действительно существует, наводя ужас на обывателей. Менее всего виденные майором гэпэушники были похожи на привидения. Очень хорошо откормленные и по внешнему виду тренированные ребята.
Чуть ли не до утра, перейдя с водки на минералку, майор Балабанов анализировал ситуацию. Совсем уже под утро ему в голову пришла шальная мысль, что, очень может быть, таким вот странным образом над ним подшутили друзья-шоумены. С этих, пожалуй, станется. Слегка успокоенный удачной мыслью Балабанов отправился спать, утешая себя народной мудростью, что утро вечера мудренее.
Увы, никаких разумных ответов от наступившего утра он так и не получил. Скорее уж дело окончательно запуталось и стало принимать фантасмагорические формы. Портсигаров и Коля, срочно вызванные для дачи показаний на Балабановскую квартиру, были ошарашены ночным происшествием не меньше майора. Гонолупенко, выполняя профессиональный долг, уже опрашивал соседей, а шоумены всё никак не могли успокоиться, в десятый раз выпытывая у окончательно сбитого с толку Балабанова подробности.
– Не был я пьян, – стоял на своем Балабанов. – Разве что рюмку водки выпил во время обеденного перерыва в Думе.
– Может, водка была отравленной? – предположил Коля. – Ты соображай, что городишь, – возмутился Балабанов. – Это же можно сказать не просто забегаловка, а святая святых всей демократической системы. Не станут там палёную водку продавать.
– Ну, это положим, – поддержал Портсигаров Колю. – Если взять в расчет законы и постановления, которые они там принимают, то совсем уж сбрасывать со счетов подобное предположение никак нельзя. Очень может быть, что наши доблестные органы опять проморгали крупномасштабную диверсию. Сейчас, брат, такие порошочки выпускают в секретных и не очень лабораториях, что увидишь не только гэпэушников, но и опричников Ивана Грозного.
После этих слов знающего человека Балабанова прошиб холодный пот. Организация, которую он по простоте душевной считал несуществующей, стала принимать грозные прямо-таки пугающие очертания. Чтобы решиться на диверсию в Думе, надо, обладать поистине невероятной наглостью и огромными возможностями.
Вернувшийся с оперативного задания Гонолупенко доложил, что никто из соседей «Воронка» не видел, о гэпэушниках не слышал, и вообще – моя хата с краю, я ничего не знаю.
– По глазам вижу, что врут, а ухватить не за что, – вздохнул Гонолупенко. – Запугали, – констатировал Коля. – Что, в общем-то, и неудивительно.
– А кто проживает в пятьдесят шестой квартире, установил? – спросил майор у Гонолупенко.
– Мансуров Семён Венедиктович, – зачитал лейтенант по бумажке, – пятьдесят второго года рождения, муниципальный служащий, женат, соседями характеризуется положительно. По моим сведениям, супруга вышеозначенного Мансурова сейчас
в отъезде, навещает родных. А самого Семёна Венедиктовича нет ни дома, ни на работе. Пропал словом. Коллеги по работе слегка волнуются, поскольку Мансуров человек на редкость пунктуальный.
– Может ещё объявится, – выразил робкую надежду Коля. – Мало ли: седина в бороду, а бес в ребро.
– Когда бес в ребро, – наставительно заметил Портсигаров, – время проводят с девками, а не с сотрудниками ГПУ.
Замечание было по делу, и Коле пришлось прикусить язычок. Балабанов воспользовался удобным случаем для вербовки агентов в рамках операции «Призраки».
Интеллигенты, как водится, закочевряжились, не желая связывать себя контрактами с любимыми народом органами.
– Никогда, – гордо сказал Портсигаров. – Тем более за такие деньги. – Деньги будут, – соблазнял Балабанов. – Подбросят из президентского фонда. В конце концов, это ты, Портсигаров, кашу заварил.
– Какую кашу? Когда? Да ни сном, ни духом, – обиделся шоумен. – А кто три дня назад грозился устроить Армагеддон? – Было, – поддержал неожиданно милиционеров Коля. – Ты, по-моему, даже Химкину звонил.
Портсигаров, припёртый к стене, начал медленно что-то припоминать. А Балабанов в который уже раз ругнул себя за то, что переборщил тогда со спиртным. Нельзя нашу творческую интеллигенцию поить водкой. Рюмку вина и кружку пива, это самое большое, что можно этим людям позволить. Иначе они запросто доведут страну не только до Армагеддона, но и до экономической катастрофы. – Ну, старик, – развёл руками шоумен, – войди и ты в моё положение. У меня кинофорум на носу, презентация книги Будимира Ковыля «Бред сивой кобылы в период течки», а тут ещё ты со своим Жорой. А кто они такие, эти призраки, и какие цели перед собой ставят?
– Цели у них глобальные, если верить Химкину. А в главарях у них князь-кесарь Рамодановский.
– Ну Химкин! Ну удружил, – покачал головой Портсигаров. – Я ведь просил его помягче. Ладно, менты, уговорили. Так и быть, внедряюсь в организацию и беру бразды правления на себя. Можете доложить начальству, Портсигаров не подведёт.
Как раз в шоуменах Балабанов не сомневался, в данную минуту его мучило совсем другое: куда подевался Мансуров, и что могла означать вся эта интермедия с переодеваниями, которую он имел возможность наблюдать сегодня ночью.
В родном управлении майора огорошили ещё одной новостью, которая могла не только сильно подорвать наш имидж в глазах цивилизованного мира, но и поколебать основы государственности. Непонятно куда пропал посланник лондонского изгнанника депутат Полуэктов. Если верить словам его помощника, то видного политического деятеля похитила юпитерианская разведка. Подполковник Оловянный буквально вибрировал от бешенства. Да что там Оловянный, всё Управление гудело, как потревоженный улей. Всё начальство от полковников до генералов металось по лестницам из кабинета в кабинет, подгоняя и без того взмыленных от непосильной задачи оперативников. По слухам, сам президент отдал указание, найти Полуэктова в течение суток и явить во всей красе миру. – Вы где пропадаете, товарищ майор, – взвился доведённый Генералитетом до отчаяния подполковник Оловянный.
– Ищу Мансурова, – доложил Балабанов.
– На кой чёрт мне ваш Мансуров, когда всё Управление ищет Полуэктова?! Этот его помощник полный идиот. Сам генерал его допрашивал. Несёт такую бредятину, что волосы дыбом встают. Нам приказано задержать журналиста Химкина, который, по словам помощника, причастен к этому грязному делу.
– А где сейчас помощник? – осторожно полюбопытствовал Балабанов. – Составляет фотороботы. С его слов стало известно, что возглавляют похитителей двое: высокий шатен, говорящий с сильным арабским акцентом и среднего роста полноватый мулат, вообще не говорящий по-русски. Последний представился пресс-атташе посольства Каймановых островов. Разумеется, всё это оказалось липой. Но какая наглость: выкрасть депутата чуть ли не из стен Думы!
– А Полуэктова выкрали из стен Думы? – До этого мы ещё не дошли, – возмутился Оловянный – Депутата выкрали из собственной квартиры. То есть вчера вечером он там был, а по утру его на месте не оказалось.
– Так может он с девками гужуется? – пожал плечами Балабанов. – Ты соображай, что городишь, – обиделся подполковник. – Речь идёт о депутате. – Виноват, – поправился Балабанов. – Может, у него ночная встреча с избирательницами или, скажем, парламентские слушания в казино.
– Всё может быть, – вздохнул Оловянный. – А что у тебя с призраками? – Сегодня ночью ими был похищен служащих муниципалитета Мансуров Семён Венедиктович. Похищен прямо из квартиры и увезён в «Воронке» в неизвестном направлении.