Шведов Сергей. Варяжский сокол

   – Богатый у тебя дядька, – с завистью сказал Дир Пясту.
   – Богатый, – согласился с княжичем молодой боярин. – А ведь еще недавно был гол как сокол. Но потерся подле рахдонитов, принял их веру и стал богаче самого кагана.
   – Ну, это ты хватил! – возмутился Дир.
   – Если и хватил, то не очень много, – усмехнулся Пяст. – Вот с кого пример нам с тобой надо брать, княжич. Ган Карочей ведь тоже из младших сыновей. От отца ему немного перепало, с родом он давно уже связь порвал, а смотри как разжился всем родовичам на зависть.
   Благодаря гану Карочею, княжич Дир очень скоро перезнакомился со многими итильскими беками и ганами. Особое внимание сыну великого князя Яромира оказал каган-бек Обадия, который даже задал в его честь пир, пригласив на него едва ли не всех знатных мужей Хазарии. Никто ничего у Дира не просил, никто никаких условий ему не ставил, но княжич не был настолько прост, чтобы поверить в бескорыстные симпатии беков и ганов, окружающих Обадию. Тем более что слухи, гуляющие по Итилю, о скором падении каган-бека Обадии уже достигли его ушей. Конечно, княжич Дир – невелика птица, но склонить некоторых склавинских бояр на сторону старшего сына кагана он все же может. И если бы не присутствие в Итиле князя Драгутина, то покладистых бояр нашлось бы много больше. Обадия понравился княжичу Диру, был он любезен и прост в обращении. Княжич успел даже познакомиться с детьми каган-бека, двенадцатилетним Езекией и одиннадцатилетним Манасией – очень бойкими мальчишками, преподнесшими дорогому гостю кривой арабский меч из синеватой дамасской стали, эфес и ножны которого были усыпаны драгоценными камнями. Ранее этот меч принадлежал эмиру, близкому к пророку Мухаммеду, и очень высоко ценился среди мусульман. Впрочем, и в Киеве он наверняка поразит многих. Княжич Дир тут же прицепил бесценный дар к поясу и в свою очередь отослал сыновьям каган-бека чудесную серебряную птицу с изумрудными глазами, умевшую свистеть почти как настоящая. Эта птица досталась Диру после раздела богатств, награбленных в Амастриде, и предназначалась в дар кагану Тургану. Но поскольку каган, увлеченный переговорами с князем Драгутином, не обратил на Дира никакого внимания, то княжич решил побаловать забавной игрушкой его внуков. По словам гана Карочея, Езекия и Манасия пришли в восторг от чудесного дара и от души благодарили любезного княжича Дира.
   Бесконечные пиры слегка отразились на здоровье младшего сына великого князя Яромира, и к утреннему столу он вышел с кислой физиономией. Заботливый ган Карочей тут же поднес княжичу чарку вина, но, увы, настроение Дира от этого не улучшилось.
   – Из-за девки печалится, – пояснил дядьке боярин Пяст. – Сглазила она его, не иначе.
   За утренним столом сидели по-простому, в распоясанных рубахах, без лишних ушей, так что в разговоре можно было не стесняться.
   – Сглаз – дело нешуточное, – наставительно заметил Карочей. – С такими вещами играть не след.
   – Трувар Рерик во всем виноват, – продолжал зудить с настойчивостью комара боярин Пяст. – Умыкнул девку прямо из-под нашего носа.
   – Значит, дело не в девке, – сделал неожиданный вывод Карочей.
   – А в ком же тогда?
   – В Рериках, – спокойно отозвался скиф. – Это колдуны известные. Их отца повесили даны за связь с Навьим миром.
   – Быть того не может! – ахнул Пяст.
   – Вот тебе и не может, – криво усмехнулся скиф. – Прокляты были славянскими богами и их отец Годлав, и дядя Драговит. Чудом удалось это проклятье снять. А их родной дядька, князь Трасик, на моих глазах пал на Калиновом мосту и был прилюдно назван кудесником Завидом Драконом.
   – Ничего себе Соколы! – выразил интерес к разговору Дир, которому значительно полегчало от кислого вина.
   – А Воислав Рерик отличился здесь в Итиле так, что до сих пор его ближник Тургана ган Красимир недобрым словом поминает. Черным вороном проник он в его дом и потоптал ганскую голубицу. Теперь эта голубица забрюхатела, и кого она на свет белый произведет, никому не ведомо.
   – Какая еще голубица? – не понял Дир.
   – Я о ганше Ярине речь веду, – пояснил княжичу Карочей.
   – А ворон тут при чем?
   – Так говорю же, Сокол Черным Вороном обернулся и в ее ложницу проник. Только два пера после себя и оставил. Красимир теперь эти перья всему Итилю показывает. И ведь не придерешься: перья действительно вороновы.
   Дир и Пяст засмеялись: проделка Рерика им явно пришлась по душе. Однако ган Карочей сохранил на лице серьезность.
   – За голову Воислава Рерика каган Турган большие деньги обещал – сто тысяч денариев. Но дело даже не в денариях – Рерик на булаву нацелился, а такого никому не прощают.
   – Рерики в наших краях чужие, – махнул рукой Дир, – они и на княжьих-то столах не сидели, куда им до кагановой булавы.
   – Не сидели, так сядут, – возразил Карочей. – У князя Драгутина дочка на выданье, как я слышал.
   – А при чем тут дочка! – возмутился Дир. – После Драгутина я старший в роду, за мной и останется стол.
   – Так я разве спорю? – удивился Карочей. – Только ведь случается, что молодые умирают раньше старых. В бою, скажем, или от сглаза. А коли мужчин в роду не остается, то такой зять, как Воислав Рерик, в самый раз. Отец его на великом столе сидел, пусть и на пару с братом. Опять же из Меровингов он, этот Рерик. Станет он зятем великого князя Киевского, и тогда ему прямой путь откроется в каганы. Русаланы за него горой станут. Да и новгородцы поддержат внука Гостомысла.
   Княжич и боярин смотрели на многоопытного Карочея с изумлением: похоже, его пророчество не казалось им убедительным.
   – Крови ведь прольется немерено, – покачал головой Дир.
   – Это ты верно заметил, княжич, – кивнул Карочей. – И первой, скорее всего, прольется кровь твоя. Лишний ты в этом раскладе. Драгутину никогда не стать каганом, а вот его внуки вполне могут получить булаву от своего отца Рерика. Князь Воислав унаследует от Драгутина Киевский стол, а не ты, княжич Дир, можешь мне поверить. Сев в Киеве, Рерик получит в свои руки и Русь, и Хазарию.
   – А сыновья Тургана ему эту власть отдадут? – насмешливо спросил княжич.
   – А где те сыновья? Обадию после Большого ганского круга ждет изгнание, а Ханука просто глупец, который не удержит булаву. Теперь ты понимаешь, Дир, что судьба Руси и Хазарии сейчас находится в твоих руках.
   – Нет, не понимаю, – мрачно отозвался Дир.
   – А ты пораскинь мозгами, княжич, время у тебя есть. Человек ты умный и сам до всего дойдешь. А с девкой я тебе помогу. Есть у меня на примете персидский колдун. Что приворот, что сглаз – все в его власти. Хабалом его зовут. Век меня потом благодарить будешь, княжич.
   Дира разговор с ганом Карочеем заставил призадуматься. В своей собственной семье он был почти что изгоем. Даже родной отец, великий князь Яромир, прогнал его не только со двора, но и из стольного града. Что же касается Драгутина, то он брата словно бы не замечал вовсе, иной раз и на совет не звал, словно мешал ему чем-то княжич Дир. О пророчестве волхвов Световида, предсказавших победу Сокола над Гепардом, княжич слышал от новгородского боярина Вадима, но почему-то не придал этому значения. И выходит, зря не придал. До сих пор он даже не задумывался о своем праве на киевский стол. Вроде не было ни у кого сомнений, что вслед за Драгутином займет его княжич Дир. Даже если у Драгутина родятся сыновья от молодой жены, все равно Дир в роду старший, а такого еще не случалось ни в Киеве, ни в других княжествах Руси, чтобы племянники садились на стол раньше дядьев. Конечно, боярин Драгутин в свои пятьдесят лет муж крепкий, но ведь всем в этом мире дан свой срок. Дир готов был подождать и десять, и двадцать лет. А теперь, по словам гана Карочея, выходило, что ждать ему не дадут. Великому князю Яромиру жить осталось считанные месяцы, старший его сын умер, не оставив потомства, и выходит, что кроме брата Дира и дочери Зорицы у Драгутина законных наследников нет. Разве что он начнет объявлять таковыми своих многочисленных бастардов. Но с этим вряд ли согласятся киевские бояре. Значит, остается зять. Рерик из рода Меровингов, годный не только в князья, но и в каганы. Его Драгутин и объявит своим наследником после смерти Дира.
   – А ведь ты сватался к Зорице, боярин Пяст? – покосился на старого друга Дир.
   – Сватался, – вздохнул тот. – Хотя отец остерегал. Про твоего брата Драгутина разные слухи ходят, княжич. Уж не взыщи. Говорят, что Шатун он, и не каждая женщина способна выносить зачатый от него плод. Ведь тот плод с Навьим миром связан. Вот и мать Зорицы умерла в родах.
   – И что с того? – насупился Дир.
   – Так ведь отказали мне, – пожал плечами Пяст. – И я теперь не знаю, плакать мне по этому поводу или радоваться.
   Сыну первого ближника великого князя Яромира отказал князь Драгутин. А чем бы, кажется, Пяст не пара княжне Зорице? И рода он в Киеве не последнего, и собой недурен, и богатством не обделен. Да вот не угодил чем-то отцу красавицы.
   – Так где, говоришь, живет твой персидский колдун, ган Карочей?
   – Я покажу, – кивнул головой скиф. – Сегодня ночью и отправимся.
 
   Ночь выдалась темной, к тому же накрапывал мелкий нудный дождичек. Словом, погода совсем не характерная для этого времени года, когда пробудившаяся от спячки хазарская земля ждет только ласк Даджбога, чтобы отблагодарить щедрого на любовь повелителя тепла запахом цветения своих бесчисленных садов. Ган Карочей ехал по тропе первым, высоко вздернув над головой факел, чадящий на ветру. Похоже, он плохо ориентировался в полузнакомой местности, и если бы не хазар Хвет, то киевским боярам пришлось бы долго плутать под дождем под предводительством незадачливого скифа. К счастью, верная тропа была наконец найдена, и ган Карочей произнес с видимым облегчением:
   – Здесь.
   Княжич Дир не увидел перед собой ничего, кроме высокого кургана, на вершину которого да еще в такую погоду ему взбираться никак не хотелось. Лошади скользили копытами по раскисшей земле, и был риск свалиться вниз с печальными для здоровья последствиями.
   – Это древний скифский храм, – тихо сказал Карочей, спешиваясь, – посвященный Морскому богу. Место запретное и очень опасное. Прошу никаких имен здесь не произносить и отвечать только на те вопросы, которые задаст вам колдун.
   – Но я ничего не вижу, дядя, – удивился Пяст, но примеру Карочея все-таки последовал и с коня слез.
   – Вперед, – подтолкнул в спины скиф растерявшихся киевлян.
   Блуждание в кромешной темноте, впрочем, вскоре закончилось. Дир увидел рослого человека, стоящего рядом с полыхающей огнем чашей, и невольно вздрогнул. Видимо, это и был знаменитый персидский маг, о котором говорил Карочей. Княжича ужаснули жуткие лики на стенах, но он все-таки сумел преодолеть страх и шагнул навстречу неизвестности.
   – Вижу! – неожиданно тонким голосом возвестил маг. – Вижу тень сокола у тебя за спиной.
   Княжич Дир невольно оглянулся и едва не вскрикнул от страха. Маг был прав: силуэт огромной птицы на стене явно нацелился на тень, отбрасываемую Диром. Княжич почувствовал себя очень неуютно под сенью огромных крыльев и невольно сделал шаг в сторону. Тень сокола исчезла со стены, и он с облегчением перевел дух.
   – Ты обречен, – продолжал маг, и словно бы в подтверждение его слов в медной чаше полыхнул огонь, осветивший едва ли не все темные углы огромного зала. А на черном камне, стоящем посредине, вдруг появились череп и груда человеческих костей.
   – И нет никакой надежды?
   – Пока жив Сокол – никакой. Его тень закрывает твою тень в мире том, его жизнь обрывает твою жизнь в мире этом.
   – А если убить Сокола? – спросил дрогнувшим голосом боярин Пяст.
   Маг задумался, рука его простерлась над огнем, и в воздухе вдруг запахло паленой шерстью.
   – Кроме Сокола, есть еще и Шатун, – покачал головой маг и ткнул пальцем на соседнюю стену: – Стань туда.
   Дир перешел на противоположную сторону, но результат был по-прежнему неутешителен: теперь над его тенью нависал не только сокол, но и вставший на задние лапы медведь. Боярин Пяст охнул. А лежащие на черном камне череп и кости вдруг рассыпались прахом. Дир весь покрылся мелкими капельками пота: никогда в жизни он не испытывал подобного ужаса. Духи дружно пророчили ему беду, не оставляя никакой надежды.
   – Твои враги очень сильны, добрый молодец, – тихо сказал маг, – на их стороне сила Навьего мира, но ни Световид, ни Даджбог не придут тебе на помощь, ибо Сокол и Шатун владеют волшебными заклятьями, что сковывают волю богов.
   – Разве боги не всесильны? – удивился Пяст.
   – Всесильна лишь волшба, – торжественно произнес персидский маг. – Именно она способна призвать на помощь силу, которая разорвет сотканную вокруг тебя паутину.
   – И что это за сила? – хрипло спросил князь Дир.
   – Тебе способен помочь только Морской бог скифов, в храме которого ты находишься. Но он спит, и разбудить его можно только жертвой.
   – Я готов заплатить любую цену, – забеспокоился княжич.
   – Разбудить Морского бога можно только кровью скифского царя или кровью Меровинга, ибо этот род в родстве с Морским богом Китоврасом. Я все сказал.
   Персидский маг отступил в тень, а потом исчез, словно его и не было. Княжич Дир вытер рукавом пот с лица и взглянул на гана Карочея осоловевшими глазами.
   – Я ничего не понял.
   – В таком случае, ты скоро умрешь, – спокойно отозвался скиф. – Нам пора, бояре. Здесь оставаться опасно. Невидимые слуги Морского бога не любят нерешительных.
   Исход из древнего скифского храма был похож на бегство. Дир слышал за спиной то ли смех, то ли вздохи, то ли неразборчивое бормотание, а потому мчался вслед за Карочеем, как на крыльях. Хазар Хвет подвел беглецам коней. Карочей с Пястом легко взлетели в седла, а взволнованный Дир никак не мог попасть ногой в стремя.
   – Плохая примета, – покачал головой Карочей.
   Дир сумел утвердиться в седле только с помощью хазара Хвета. Княжича била мелкая противная дрожь, и он с трудом удержал поводья коня, рванувшегося с места. Норовистый конь поднялся на дыбы, чудом не сбросив при этом незадачливого седока, и заржал так жалобно, что у Дира едва не разорвалось сердце. И в этот момент на небе сверкнула молния. Четыре всадника, нахлестывая коней, ринулись прочь от загадочного кургана.
   Дир пришел в себя только во дворце гана Карочея, после поднесенной хозяином доброй чарки вина.
   – Прости, княжич, – развел руками скиф, – для тебя старался.
   – Уж больно страшен этот твой персидский колдун, – покачал головой Пяст.
   – Клин, сестричад, вышибают клином, а навью силу можно одолеть только с помощью силы колдовской. Страшен не колдун, страшен бог, к которому он готов обратиться за помощью. Китоврасу всегда жертвовали кровью, причем кровью знатных мужей, но и он никогда не обносил дарами своих печальников. А за плечами сильного властителя всегда должен стоять сильный бог. Ну а все остальное ты видел сам, княжич Дир. Конечно, выбор за тобой: ты можешь просто с достоинством принять смерть, а можешь бросить вызов судьбе и стать в один ряд с каган-беком Обадией и его верными ближниками. Боги не любят слабых правителей и, прежде чем дать им власть, проверяют их на прочность.
   – Что я должен сделать? – спросил дрогнувшим голосом Дир.
   – Нам нужна кровь Рериков, чтобы пробудить Китовраса, – твердо сказал Карочей.
   – А что будет, когда Морской бог проснется?
   – Не знаю, – честно сказал скиф. – Возможно, сотрясение земли, возможно, огненный вихрь, возможно, народное безумие. Но нам нечего терять. Мы готовы целиком положиться на Хабала, который обещал направить силу Морского бога в созидательное русло.
   – Хорошо, – сказал Дир почти твердым голосом. – Я согласен.

Глава 3
Бунт черни

   Заговорщики собрались во дворце бека Вениамина. Кроме самого хозяина, здесь были Ицхак Жучин, рабби Иегуда и ган Борислав Сухорукий. Гостеприимный хозяин не обделил гостей ни чаркой, ни яствами, но к еде почти никто не притронулся. Даже рабби Иегуда потерял аппетит. Все присутствующие, как по команде, глянули на вошедшего гана Карочея. Скиф подошел к столу и, не спрашивая разрешения хозяина, осушил кубок. Никто на бесцеремонность нового гостя даже внимания не обратил.
   – Он согласился, – спокойно сказал Карочей, отставляя пустую посудину.
   Бек Вениамин икнул. Сказалось, видимо, нервное напряжение. Рабби Иегуда забарабанил по столу длинными сухими пальцами. И только Ицхак и Борислав сохраняли полную невозмутимость.
   – Не передумал бы в последний миг, – проскрипел треснувшим голосом старый рабби.
   – С ним будет мой сестричад, боярин Пяст. Надеюсь, он не позволит ему повернуть обратно.
   – А где состоится встреча?
   – Во дворце гана Бегича.
   Дворец асского гана располагался недалеко от кремника, и это создавало заговорщикам немалые трудности. За стенами Итильской цитадели находилось около четырех тысяч мечников личной дружины кагана. Удачей заговорщиков было то, что князь Драгутин и каган Турган решили встретиться тайно в укромном месте, дабы обговорить все возникшие проблемы еще до начала Большого ганского круга. Похоже, каган не чувствовал приближения опасности, иначе он не рискнул бы спокойно разъезжать по городу в сопровождении всего двух десятков мечников. Впрочем, разъезжать – это громко сказано. От ворот кремника до дома Бегича было чуть более тысячи шагов. Ган Борислав посчитал их лично. Именно здесь для заговорщиков крылась главная опасность. Если мечники кагана успеют вмешаться в кровавую заварушку во дворце Бегича, то заговор провалится с треском и весьма печальными последствиями для Обадии и его ближников. Каган Турган не настолько глуп, чтобы поверить в бунт черни, вспыхнувший без особой причины.
   – А сколько человек приведет с собой Драгутин? – спросил Ицхак.
   – С ним будут атаман Огнеяр, средний сын новгородского князя Избор, боготур Осташ, боярин Забота и братья Рерики. А с каганом будут ган Мамай, ган Кочубей, рабби Исайя, ну и Бегич, естественно.
   – А сколько людей у Бегича в доме? – спросил Жучин.
   – Ган распустил своих мечников и челядь, чтобы во дворце не было лишних ушей.
   – А Дира пригласили на встречу?
   – Нет, – усмехнулся Карочей. – Но княжич устроил по этому поводу большой шум и своего добился.
   – Ты отобрал для него мечников?
   – Сто лучших рубак Хазарии, а то и всей Ойкумены. Этим людям заплачено столько, что им хватит на всю оставшуюся жизнь.
   – Хорошо, если их жизнь будет недолгой, – сухо заметил рабби Иегуда.
   – Мы позаботимся и об этом, – холодно сказал Жучин и, обернувшись к Сухорукому, спросил: – Сколько у тебя людей, ган Борислав?
   – Пять тысяч заводил. Эти начнут громить дворцы ганов, беков и богатых купцов, с криками о боге Китоврасе, восставшем из морских глубин. Думаю, к ним присоединятся еще тысяч пятьдесят разного сброда.
   – А зачем же дворцы беков грабить? – обиженно заметил Вениамин.
   – Именно беков! – вскинул на него сердитые глаза Иегуда. – Мой дворец не забудьте, уважаемый ган.
   – Не извольте сомневаться, уважаемый рабби, – ласково улыбнулся ему Паук. – Оберем до нитки.
   Самоотверженность рабби Иегуды Карочея позабавила, впрочем, все ценное из этого дворца наверняка уже вывезено, так же как и из дворцов других ганов и беков, участвующих в заговоре.
   – А сколько наших людей присоединится к толпе? – спросил рабби Иегуда.
   – Двадцать тысяч отборных мечников, переодетых простолюдинами, – ответил Жучин. – В основном это наемники. Им хорошо заплатили. Во главе их стоят преданные каган-беку Обадии десятники и сотники, которые знают имена и местонахождение всех неугодных нам ганов.
   – Половину из них следует бросить на кремник, благо в отсутствие кагана мечники, скорее всего, не станут запирать ворота, – подсказал ган Карочей.
   – Разумно, – поддержал скифа Вениамин.
   – Вот ты и позаботься об этом, уважаемый бек, – распорядился Жучин.
   – Я прошу увеличить количество моих людей вдвое, – попросил Карочей. – Дворец Бегича надо осаждать не мешкая и со всех сторон. Иначе князь и боярин могут ускользнуть через подземный ход.
   В этом действительно заключалась едва ли не самая главная опасность для заговора. Бегич – хитрая лиса, и вряд ли он ограничился одним входом-выходом из своей норы. Если бы не это обстоятельство, Карочей не стал бы связываться с княжичем Диром. Именно его головорезы должны были помешать вождям, обреченным на заклание, уйти от мечей заговорщиков.
   – Но ведь их сто человек, – удивился рабби Иегуда, – а противостоять им будут от силы десять.
   – Эти десять – едва ли не лучшие бойцы Ойкумены, – отрезал Карочей. – Я хочу, чтобы мы действовали наверняка, беки. Если уйдет хотя бы один из этих людей, у нас будет множество неприятностей.
   – Ган прав, – поддержал скифа Ицхак Жучин. – Я приведу к дому Бегича еще пятьсот человек, как только начнется нападение.
   – Думаю, пришла пора расходиться, – сказал, поднимаясь из-за стола, ган Борислав. – До темноты осталось всего ничего. И пусть нам поможет ваш бог Яхве.
 
   Каган Турган прибыл, когда стемнело и в доме гана Бегича зажгли светильники. Князь Драгутин, князь Избор, атаман Огнеяр и боготур Осташ ждали хазар за столом. Осташ успел посетовать на отсутствие княжича Дира, но озабоченный Драгутин махнул рукой на беспутного мальчишку. Ган Бегич встретил повелителя Хазарии на крыльце и препроводил дорогих гостей в зал. Как и было оговорено заранее, Тургана сопровождали только два ближника – Мамай и Кочубей. Драгутин встал из-за стола и первым шагнул навстречу вошедшим. И князь, и каган, и сопровождающие их вожди пришли хоть и при мечах, но без брони, чему надлежало подчеркнуть мирный характер встречи. Турган и Драгутин одновременно протянули друг другу руки, демонстрируя тем самым честность своих намерений. После этого рукопожатиями обменялись все присутствующие. Турган, прежде чем сесть за стол, оглянулся на двери. У входа застыли два ражих молодца, удивительно похожих друг на друга.
   – Они присмотрят, чтобы нам никто не помешал, – пояснил Бегич.
   Ражие молодцы были в броне и при мечах, но каган махнул на это рукой. За дверью расположились двадцать его мечников, способных оторвать головы дюжине таких молодцов в мгновение ока. Да и с какой стати боярину Драгутину затевать с каганом ссору накануне Большого ганского круга, столь выгодного им обоим.
   – Братину по кругу, – распорядился на правах хозяина дома ган Бегич. Никто из присутствующих ему не возразил, и все охотно отпили по глотку отличного вина, привезенного из далекой Колхиды. На этом пир завершился, ибо обсуждать накопившиеся разногласия следовало на трезвую голову.
   – Откуда шум? – удивился новгородец Избор, кося глазами на забранное пластинами из слюды окно.
   – Либо пьяные хазары передрались, либо вспыльчивые ганы затеяли разборку, – усмехнулся Кочубей. – Итиль – большой город, бояре, и забияк у нас хватает.
   – Сивар, – повернулся к молодцам Драгутин, – проверь, кто там буянит на крыльце у гана Бегича.
   Сивар высунул было голову за дверь и тут же обернулся к вождям:
   – Это княжич Дир. Он запоздал к началу.
   – Мой младший брат, – развел руками Драгутин. – Забияки, увы, живут не только в Итиле. Пропустите его.
   – Пропустите княжича Дира, – крикнул веселый Сивар. – Иначе все вино без него выпьют.
   К удивлению присутствующих, княжич Дир ворвался в зал не один, да и в прихожей слышалась перебранка и звон оружия. Каган удивленно глянул на Бегича, но тот лишь пожал плечами. Если судить по лицу боярина Драгутина, то он тоже ничего не понимал.
   – В чем дело, Дир? – спросил Драгутин у младшего брата.
   – Чернь напала на кремник, – просипел белый как полотно княжич. – Они бунтуют по всему Итилю и грабят ганские дворцы. Еще немного, и они будут здесь.
   – Надо уходить, – сказал боготур Осташ, обнажая меч. – Ган Бегич, где у тебя подземный ход?
   Асский ган успел только привстать с лавки, когда пущенный умелой рукой нож пробил его ничем не защищенную грудь. На губах стоящего рядом с княжичем Диром чернявого мечника появилась кривая улыбка, а его рука, освободившаяся от ножа, опустилась на рукоять меча. Впрочем, обнажить этот меч ему не позволил Трувар, который с криком «измена!» снес ловкому убийце голову. Впрочем, об измене кричали уже и в прихожей, где шла нешуточная рубка. Боярин Забота, охранявший вход, обрушился со своими мечниками на приведенных княжичем Диром людей с тыла, сбоку на них ударили опомнившиеся хазары кагана. А в лоб изменникам уже летели мечи быстро разобравшихся в ситуации вождей.