Страница:
Пройдя Торговую площадь насквозь, ган направил свои стопы в Рыбный конец, где селились преимущественно рыбаки, люди в массе своей небогатые, если судить по жалким хибарам, которые здесь именовались жильем. Хибары строились из камня, из дерева, из глины, из любого подручного материала с единственной целью – дать крышу над головой людям, родной стихией которых являлось море. За красотой и соразмерностью рыбаки явно не гнались, а скудость средств не позволяла им проявить и фантазию. Улиц как таковых здесь не имелось, хибары располагались вдоль берега в живописном беспорядке, что, конечно, создавало трудности гостю, забредшему сюда с конкретной целью. К счастью, постоялый двор, расположенный здесь, был построен из добротного материала и умелой рукой, что позволило Карочею сориентироваться в окружающем хаосе. Но прежде чем перемолвиться словом с викингом Витовтом, гану следовало избавиться от поднадоевшего видока. Карочей огляделся по сторонам, словно человек, озабоченный неотложной надобностью, и шагнул за ближайший угол. Расположение жалких рыбачьих хижин позволило ему зайти замершему видоку с тыла. Спина кряжистого молодца была прикрыта лишь полотняной рубахой, которая никак не могла помешать смертельному удару. Видок осел на землю, даже не вскрикнув. Ган вытер окровавленный клинок о его одежду и спрятал нож за голенище червленого сапога.
Нельзя сказать, что в прибрежном кабачке были рады посетителю, невесть откуда забредшему, но вниманием его не обделили, сразу десяток недружелюбных глаз уставились на Карочея. Самыми недружелюбными в этом ряду оказались глаза хозяина. Ган подошел к стойке и назвал имя рабби Зиновия, для убедительности выбросив перед собой серебряную франкскую монету. Трудно сказать, то ли имя рабби так подействовало на кабатчика, то ли вид монеты, во всяком случае он расплылся в улыбке, которую при всем желании Карочей не мог бы назвать ослепительной. С зубами у волынца имелись явные проблемы.
– Ярл Витовт сидит в углу у окна, но в случае чего, любезный, на меня не ссылайся, – тихо прошептал кабатчик.
Карочей взял из рук хозяина кружку с отвратительным пойлом, которое назвать вином можно было лишь в горячечном бреду, и прямиком направился к столу, за которым в гордом одиночестве и благородной задумчивости восседал довольно примечательный по наружности человек. Лицо ярла Витовта было иссечено шрамами. Бороды он, однако, не носил, из чего Карочей заключил, что перед ним, скорее всего, либо славянин, либо балт, ибо ни один уважающий себя свей или урман не станет оголять лицо, дабы не оскорблять своим видом скандинавских богов. Зато волос на голове у Витовта хватило бы на шестерых. Расчесывать их он, видимо, не находил нужным, а мыть тем более. Засаленная повязка перехватывала его лоб, открывая миру красные кабаньи глазки, свирепые, видимо, от рождения. Сейчас в этих глазках стыло удивление. Высокочтимый Витовт не мог уразуметь, откуда взялся этот наглец, осмелившийся потревожить его одиночество.
– Я слышал, что ты на мели, ярл Витовт, – негромко произнес Карочей и, пока опешивший викинг размышлял, кулаком ему ударить навязчивого посетителя или глиняной кружкой, поспешно добавил: – Есть люди, готовые оплатить твои услуги золотом.
В кабаньих глазках зажегся интерес.
– Кто таков?
– Ган Карочей, ближник хазарского кагана.
– Занесло тебя, однако, – присвистнул Витовт, вытирая испачканные свиным салом руки о куртку из бычьей кожи.
– Охота пуще неволи, – вздохнул Карочей.
– И на кого идет охота?
– На киевского боярина.
– Плата?
– Тысяча денариев, – скромно потупил глаза ган Карочей.
– Тысяча денариев за одного боярина! – поразился щедрости нанимателя викинг.
– Я же говорю, дело выгодное и почти безопасное, – улыбнулся Карочей. – Пятьдесят мечников, надеюсь, тебя не смутят.
– Это смотря какие мечники, – заупрямился вдруг Витовт.
– Хорошо, – пошел ему навстречу ган, которому чужих денег было не жалко. – За каждого мечника я приплачу тебе по два денария.
Викинг наморщил лоб и зашевелил толстыми губами, подсчитывая нечаянно свалившуюся на него прибыль.
– Всего тысяча сто денариев, – поспешил ему на помощь Карочей.
– У этого боярина много защитников? – нахмурил выгоревшие брови викинг.
– Я бы не сказал, – пожал плечами Карочей. – Разве что Даджбог.
– Богов я не боюсь, – ухмыльнулся викинг. – Речь идет о людях.
– У боярина Драгутина в городе Волыни врагов гораздо больше, чем друзей, и среди этих врагов есть весьма могущественные люди.
– Например?
– Князья Трасик и Свентислав.
– Этих, пожалуй, будет достаточно, – задумчиво произнес Витовт, почесывая заросшую трехдневной щетиной щеку.
– Так в чем же тогда дело? – удивился Карочей.
– Сон видел, – вздохнул викинг. – Молочный поросенок на золотом блюде. А поросенок – это всегда к несчастью, ган. Эх, кабы то рыба была, я согласился бы не раздумывая. А так, надо бы с баяльником посоветоваться. Хороший у меня баяльник есть на примете, в прошлый раз он мне беду напророчил. И все сбылось, как он говорил.
– Тоже поросенка во сне видел? – спросил заинтересованный Карочей.
– Нет, деву дивную с распущенными волосами.
– А я всегда считал, что увидеть деву во сне – это к удаче, – покачал головой с сомнением Карочей.
– Вот и я так думал, ган, потому и сунулся в этот чертов поход, – расстроенно шлепнул ладонью по столу Витовт. – Ведь это же Макошь мне приснилась – богиня удачи. А баяльник мне сказал тогда, что кабы она с подобранными под плат волосами мне приснилась, тогда к удаче. А с распущенными волосами она меня и моих людей оплакивает. Не поверил я ему. Облаял непотребно. А ведь все вышло, как он предсказал, и людей я потерял, и драккар повредил, и пустым вернулся. Такие вот дела, ган.
Сон – дело серьезное. И этот невесть откуда всплывший поросенок не на шутку обеспокоил не только викинга, но и гана Карочея. Запросто это хрюкало непотребное могло им все дело погубить, тем более что бодаться им придется с одним из самых ближних к Даджбогу ведунов. Тут каждое лыко в строку. Средь баяльников, конечно, встречались всякие, иные при толковании снов попадали пальцем в небо, но Витовту, судя по всему, попался знающий, с которым посоветоваться не грех.
– А как зовут твоего баяльника?
– Баяном и зовут, – пожал плечами викинг.
Толковали сны обычно ведуны Велеса, ибо любые виденья, даже те, что наяву происходят, связаны с навьими чарами. Кому же тогда, как не ближникам Чернобога, повелителя Навьего мира, объяснять их смысл растерянным обывателям.
– Проводи меня к тому Баяну, – попросил викинга Карочей.
– Так ведь он даром толковать не будет, – развел руками Витовт.
Карочей достал из-за пазухи кожаный мешочек и высыпал на стол десять франкских денариев: – Хватит?
– Вполне, – сглотнул слюну Витовт, накрывая монеты огромной лапой. – Ну пошли, ган. Вижу, с тобой действительно можно иметь дело. Только бы поросенок не помешал, будь он неладен.
Викинг едва ли не на голову превосходил ростом далеко не хилого Карочея, а плечи у него были таковы, что трем женкам не охватить. Прямо не человек, а дуб. Такой молодец если начнет ломить, то любого сломает как былинку. Спасибо рабби Зиновию, его выбор явно оказался удачным.
Глава 5
Нельзя сказать, что в прибрежном кабачке были рады посетителю, невесть откуда забредшему, но вниманием его не обделили, сразу десяток недружелюбных глаз уставились на Карочея. Самыми недружелюбными в этом ряду оказались глаза хозяина. Ган подошел к стойке и назвал имя рабби Зиновия, для убедительности выбросив перед собой серебряную франкскую монету. Трудно сказать, то ли имя рабби так подействовало на кабатчика, то ли вид монеты, во всяком случае он расплылся в улыбке, которую при всем желании Карочей не мог бы назвать ослепительной. С зубами у волынца имелись явные проблемы.
– Ярл Витовт сидит в углу у окна, но в случае чего, любезный, на меня не ссылайся, – тихо прошептал кабатчик.
Карочей взял из рук хозяина кружку с отвратительным пойлом, которое назвать вином можно было лишь в горячечном бреду, и прямиком направился к столу, за которым в гордом одиночестве и благородной задумчивости восседал довольно примечательный по наружности человек. Лицо ярла Витовта было иссечено шрамами. Бороды он, однако, не носил, из чего Карочей заключил, что перед ним, скорее всего, либо славянин, либо балт, ибо ни один уважающий себя свей или урман не станет оголять лицо, дабы не оскорблять своим видом скандинавских богов. Зато волос на голове у Витовта хватило бы на шестерых. Расчесывать их он, видимо, не находил нужным, а мыть тем более. Засаленная повязка перехватывала его лоб, открывая миру красные кабаньи глазки, свирепые, видимо, от рождения. Сейчас в этих глазках стыло удивление. Высокочтимый Витовт не мог уразуметь, откуда взялся этот наглец, осмелившийся потревожить его одиночество.
– Я слышал, что ты на мели, ярл Витовт, – негромко произнес Карочей и, пока опешивший викинг размышлял, кулаком ему ударить навязчивого посетителя или глиняной кружкой, поспешно добавил: – Есть люди, готовые оплатить твои услуги золотом.
В кабаньих глазках зажегся интерес.
– Кто таков?
– Ган Карочей, ближник хазарского кагана.
– Занесло тебя, однако, – присвистнул Витовт, вытирая испачканные свиным салом руки о куртку из бычьей кожи.
– Охота пуще неволи, – вздохнул Карочей.
– И на кого идет охота?
– На киевского боярина.
– Плата?
– Тысяча денариев, – скромно потупил глаза ган Карочей.
– Тысяча денариев за одного боярина! – поразился щедрости нанимателя викинг.
– Я же говорю, дело выгодное и почти безопасное, – улыбнулся Карочей. – Пятьдесят мечников, надеюсь, тебя не смутят.
– Это смотря какие мечники, – заупрямился вдруг Витовт.
– Хорошо, – пошел ему навстречу ган, которому чужих денег было не жалко. – За каждого мечника я приплачу тебе по два денария.
Викинг наморщил лоб и зашевелил толстыми губами, подсчитывая нечаянно свалившуюся на него прибыль.
– Всего тысяча сто денариев, – поспешил ему на помощь Карочей.
– У этого боярина много защитников? – нахмурил выгоревшие брови викинг.
– Я бы не сказал, – пожал плечами Карочей. – Разве что Даджбог.
– Богов я не боюсь, – ухмыльнулся викинг. – Речь идет о людях.
– У боярина Драгутина в городе Волыни врагов гораздо больше, чем друзей, и среди этих врагов есть весьма могущественные люди.
– Например?
– Князья Трасик и Свентислав.
– Этих, пожалуй, будет достаточно, – задумчиво произнес Витовт, почесывая заросшую трехдневной щетиной щеку.
– Так в чем же тогда дело? – удивился Карочей.
– Сон видел, – вздохнул викинг. – Молочный поросенок на золотом блюде. А поросенок – это всегда к несчастью, ган. Эх, кабы то рыба была, я согласился бы не раздумывая. А так, надо бы с баяльником посоветоваться. Хороший у меня баяльник есть на примете, в прошлый раз он мне беду напророчил. И все сбылось, как он говорил.
– Тоже поросенка во сне видел? – спросил заинтересованный Карочей.
– Нет, деву дивную с распущенными волосами.
– А я всегда считал, что увидеть деву во сне – это к удаче, – покачал головой с сомнением Карочей.
– Вот и я так думал, ган, потому и сунулся в этот чертов поход, – расстроенно шлепнул ладонью по столу Витовт. – Ведь это же Макошь мне приснилась – богиня удачи. А баяльник мне сказал тогда, что кабы она с подобранными под плат волосами мне приснилась, тогда к удаче. А с распущенными волосами она меня и моих людей оплакивает. Не поверил я ему. Облаял непотребно. А ведь все вышло, как он предсказал, и людей я потерял, и драккар повредил, и пустым вернулся. Такие вот дела, ган.
Сон – дело серьезное. И этот невесть откуда всплывший поросенок не на шутку обеспокоил не только викинга, но и гана Карочея. Запросто это хрюкало непотребное могло им все дело погубить, тем более что бодаться им придется с одним из самых ближних к Даджбогу ведунов. Тут каждое лыко в строку. Средь баяльников, конечно, встречались всякие, иные при толковании снов попадали пальцем в небо, но Витовту, судя по всему, попался знающий, с которым посоветоваться не грех.
– А как зовут твоего баяльника?
– Баяном и зовут, – пожал плечами викинг.
Толковали сны обычно ведуны Велеса, ибо любые виденья, даже те, что наяву происходят, связаны с навьими чарами. Кому же тогда, как не ближникам Чернобога, повелителя Навьего мира, объяснять их смысл растерянным обывателям.
– Проводи меня к тому Баяну, – попросил викинга Карочей.
– Так ведь он даром толковать не будет, – развел руками Витовт.
Карочей достал из-за пазухи кожаный мешочек и высыпал на стол десять франкских денариев: – Хватит?
– Вполне, – сглотнул слюну Витовт, накрывая монеты огромной лапой. – Ну пошли, ган. Вижу, с тобой действительно можно иметь дело. Только бы поросенок не помешал, будь он неладен.
Викинг едва ли не на голову превосходил ростом далеко не хилого Карочея, а плечи у него были таковы, что трем женкам не охватить. Прямо не человек, а дуб. Такой молодец если начнет ломить, то любого сломает как былинку. Спасибо рабби Зиновию, его выбор явно оказался удачным.
Глава 5
Баяльник
Карочей, переступая порог жилища Велесова ведуна, испытал если не страх, то, во всяком случае, легкое беспокойство. Он вообще побаивался волхвов, а уж волхвов Чернобога тем более. Правда, баяльники всегда держатся ближе к простым людям, чем прочие ведуны. Вот и этот поселился не в самом богатом городском конце, и про его дом не скажешь, что здесь живет важный человек. Такие дома ставят обычно торговцы средней руки да ремесленники из самых мастеровитых. Кузнецы, например, или золотых дел мастера. У Баяна тоже в доме горел огонь, несмотря на довольно теплую погоду. Впрочем, развели его явно не для жара, а для каких-то тайных дел, ведомых только баяльнику. Обстановка помещения, куда гостей привел старый раб, была самой простой. В центре стоял грубо сколоченный стол, а по бокам от него – две широкие лавки. Впрочем, посуда на том дубовом столе оказалась золотой и серебряной, к тому же хорошей выделки, из такой и кагану, пожалуй, не срамно выпить. Вот только предназначалась она явно не для питья. Одна чаша особенно поразила гана Карочея – на ней был изображен ротарий, убивающий дракона.
– Зачем пожаловали? – оторвался наконец от очага хозяин и повернул красное распаренное лицо к гостям. Борода у Баяна была хоть и седой, но коротковатой для волхва высокого посвящения. Зато глаза, умные и острые, могли проникнуть в самые потаенные человеческие мысли. Ган под взглядом баяльника невольно поежился.
– Вот, – высыпал на стол десять денариев викинг Витовт. – Пришел с повинной. Прав ты оказался, Баян, уж прости меня неразумного.
– Учишь вас, учишь, – недовольно проворчал баяльник, – а с вас как с гуся вода. Рассказывай свой сон.
– Видел поросенка на золотом блюде, а более ничего не помню, – выпалил виновато Витовт.
– Поросенок живой был или уже поджаренный?
– Поджаренный, – с готовностью кивнул Витовт. – Весь уже золотистой корочкой взялся. Вот я и засомневался, вроде бы дело выгодное, но ведь все может быть.
– А дело морское или сухопутное? – спросил баяльник.
– Сухопутное, – подсказал ган Карочей, напряженно ему внимающий.
– Тогда к удаче, – небрежно бросил Баян, сгребая со стола монеты. – Поросенок опасен только для морских походов. В ближайшую седмицу тебе, Витовт, в воду лучше не соваться.
– Ну, спасибо, Баян, – расцвел алым маком викинг. – Снял ты большущий камень с моего сердца.
– Что надобно тебе? – резко повернулся баяльник к гану. – Вижу ведь, что за ответом пришел. Сон видел или просто сомнение вкралось в душу?
Карочей смущенно откашлялся и вопросительно глянул на викинга. Витовт понял его без слов и махнул рукой:
– Ладно, решай свои дела, ган, я тебя на улице подожду.
– Сомнение, – выдохнул Карочей, когда дверь за морским разбойником закрылась.
– Ты ведь Яхве кланяешься, – нахмурился Баян.
– Так ведь от поклона спина не переломится, – возразил Карочей. – Я ведь и славянских богов чту.
Ган полез за пояс и извлек из штанины еще один кожаный мешочек. Баян равнодушно глянул на рассыпавшиеся по столу монеты и кивнул:
– Любой дар от чистого сердца богам в радость. Так в ком или в чем ты сомневаешься?
– В человеке.
– Знатный муж или простолюдин?
– Из самых знатных он в ваших землях. Имени не могу назвать, Баян, извини, не моя эта тайна.
– Мне его имя и не нужно, – пожал плечами баяльник. – Так в чем сомнение?
– Хочу знать, чист ли этот человек пред славянскими богами, а если виновен, то в чем. Особенно пред Велесом и Макошью.
– Ноготь мне его нужен или волос, а еще лучше прядь. А со слов твоих мне его трудно представить.
Карочей призадумался. Узнает Трасик, что ган его волосы баяльнику передал для ворожбы, наверняка осерчает. Решит, чего доброго, что Карочей задумал на него порчу навести. Но и соваться в воду, не спросив броду, скифу тоже не хотелось. Вдруг великий князь Трасик действительно крупно провинился перед славянскими богами, и их гнев может обрушиться и на гана Карочея, вздумавшего ему помогать в темном деле? Конечно, у гана есть защитник, бог Яхве, но вот только захочет ли он ввязываться в распрю язычников? В конце концов, у бога иудеев своих забот хватает.
– Ладно, – кивнул скиф, – я попробую. Денарии пока себе оставь. Днями я к тебе загляну.
Баян проводил насмешливым взглядом незваного гостя и негромко кашлянул. Расшитый звездами полог, прикрывающий дальний угол, откинулся, и пред баяльником предстал человек лет пятидесяти в синем кафтане. Не каждый бы признал боярина в этом скромном обличье, но Баян слишком давно и хорошо знал Драгутина, чтобы сомневаться на его счет. Судьба свела их в городе Шемахе, но о той поре своей жизни оба не любили говорить вслух.
– Уж не по твою ли душу, Лихарь, предприняли свой поход викинг Витовт и ган Карочей? – прищурился в сторону гостя Баян.
– До моей души им не добраться, – криво усмехнулся Драгутин, – а вот что касается жизни, то очень может быть.
– Ты наступил на хвост не только князю Трасику, но и кудеснику Гордону, а этот человек не прощает обид. Кроме того, поражение Трасика на Калиновом мосту обернется и поражением Гордона.
– Почему?
– Он был тайным мужем матери Трасика Синильды. На редкость красивая, как говорят, была женщина. И на редкость властолюбивая. По-моему, ты выбрал неверный путь к цели, боярин Драгутин. Конечно, Синильда виновна в гибели Драговита, но Трасик тут, скорее всего, совершенно ни при чем. Ну хотя бы в силу возраста.
– Волхв Завид думает иначе, и с ним согласны многие ведуны бога Велеса.
– Странно, – покачал головой Баян.
– Более чем, – согласился с ним Драгутин. – Ты был знаком с княгиней Синильдой?
– Нет, я приехал в город после ее смерти. Но краем уха слышал, что в чародействе ей не было равных.
– А разве не проще было отравить князя Драговита? – спросил с усмешкой боярин.
– Ты всегда был недоверчив, Лихарь, и всегда сомневался в силе богов, – укоризненно глянул на старого друга баяльник.
– Я верю в людей, Баян, – строго сказал Драгутин, – а это, в сущности, одно и то же. Ибо через поступки людей боги выражают и свою силу, и свою слабость. Так зачем Синильде понадобилось колдовство там, где можно было обойтись ударом кинжала? Ведь князь Драговит потерял всех своих мечников в битве за город Рерик, и лужичам ничего не стоило расправиться с ним.
– Мало убить князя, – удивился вопросу даджана Баян. – Надо еще, чтобы боги одобрили эту смерть. Синильда ведь не скрывала, что наслала порчу на Годлава и Драговита, более того, она говорила об этом вслух. Но осуждать ее никто не посмел, промолчали даже каган Славомир и кудесник Световида Велимир, ибо за спиной княгини стояла божественная пара – Велес и Макошь. Промолчали они даже тогда, когда даны принесли в жертву Одину князя Годлава, ибо Один – это одно из воплощений Велеса. Рерики не могут отомстить за смерть своих отцов убийцам, поскольку и Годлава, и Драговита, по общему мнению, покарали не люди, а боги. А опровергнуть это мнение можно только на Калиновом мосту.
– Тогда почему ты решил, что мы выбрали неверный путь?
– Да потому что Трасику в ту пору было всего пятнадцать лет и он не прошел необходимых испытаний. Не мог он участвовать в чародействе, которое совершала его мать, то ли по воле богов, то ли под воздействием навьих сил. Сидрагу следовало бы обратиться к кудеснице Ангельде: только она могла бы объявить княгиню Синильду не ведуньей, а колдуньей.
– Княжич Сидраг к ней уже обращался, и она сказала ему нет. Сдается мне, что и Ангельда поучаствовала в этом деле. Знать бы еще каким образом. Ангельда ведь доводится Синильде родственницей?
– Да, – кивнул Баян. – Хочешь сказать, что против ободритских князей был составлен заговор, в котором участвовали ведуны и ведуньи Велеса и Макоши?
– А ты в этом сомневаешься? – насмешливо вскинул бровь Драгутин. – И в итоге от этого заговора пострадали не только ободритские князья, но и ведун Завид, который так и не стал кудесником.
– Думаешь, Завид решил воспользоваться удобным случаем и свести счеты со своими давними противниками?
– Думаю, он этот случай создал сам. Сидраг в любом случае обратился бы к Чернобогу, ибо иного выхода у него нет. Он ведь даже не может наследовать князю Трасику, пока его отец считается проклятым богами. А наше вмешательство просто облегчило Завиду и Сидрагу решение трудной задачи. Я одного не могу понять – почему Завид так уверен в успехе? И почему так задергался Гордон? Все вроде бы в руках кудесника, все вроде бы в его власти, а он почему-то молчит. Почему он не объявит всенародно то, что очевидно даже тебе, – Трасик невиновен в силу своего юного в ту пору возраста. Что нужно для того, чтобы наслать порчу на человека?
– Много чего нужно, – растерянно развел руками Баян. – Волосы нужны или ногти, но лучше всего кровь. Но ведь порча порче рознь. Порча, насланная с помощью Чернобога, – это еще и вечное проклятье не только для виновных, но и для их потомков.
– А если речь идет о князьях, – продолжал настаивать Драгутин, – чей род особенно близок богам?
– Чтобы волхвы Велеса приняли участие в черном обряде, направленном против князей, нужны очень веские доказательства вины. А Чернобог и вовсе не стал бы слушать никого, кроме близкого родовича обвиняемых. Родного брата или сестры, скажем.
– Вот именно, сестры. В пятнадцать лет не становятся мужчинами, зато этот возраст вполне достаточен для женщины. Князь Трасик мог участвовать в обряде порчи, если в том была необходимость.
– Но ведь это обман богини! – воскликнул потрясенный Баян. – Мужчины не могут служить Макоши!
– А Кибеле? – напомнил ему боярин Драгутин. – После того как арабы разрушили капища древних богов, их ближники бежали сначала в Византию, а потом еще дальше. Они появлялись даже в Руси, но часть из них осели в Варгии. Ты ведь тоже многому у них научился, Баян.
Баяльник смутился. В словах Драгутина было много правды, но кто, в конце концов, осудит человека, ищущего знаний? И сам боярин не раз пил из сомнительных источников, когда живал в чужих странах.
– Мною двигала необходимость, – пожал плечами Драгутин. – Эти люди были нашими союзниками в борьбе с арабами и их неистовой верой. Но сейчас положение дел иное, чужие знания способны только замутить источник, из которого мы пьем. К тому же я не уверен, что дело здесь только в ближниках Кибелы. Ведь кто-то же указал Трасику дорогу к Людовику Тевтону и заставил его ноги бить ради чужой пользы.
– Ну хорошо, – провел рукой по взмокшему от духоты лицу Баян. – Что ты хочешь от меня, Лихарь?
– Я хочу, чтобы ты открыл эту тайну гану Карочею. А уж он найдет, как ею распорядиться.
– Я свою голову подставляю!
– Так я ведь тебе за это хорошо плачу.
Драгутин похлопал по плечу старого знакомца и сердечно распрощался с ним. В Баяне он не сомневался, человек тот был проверенный и крепкий духом. Единственное, что боярин мог поставить в вину своему старому соратнику, так это чрезмерное пристрастие к магии и безграничную веру в чудеса. Сам Драгутин считал, что бог Род не затем создал этот мир, чтобы простые смертные без конца и по своему произволу меняли установленные им правила игры. Такое вряд ли под силу даже богам. А ведь многие верят, что могут управлять и богами, и этим миром. Вероятно, к таким людям принадлежала и княгиня Синильда. И кто-то очень ловко воспользовался ее заблуждением, чтобы прибрать к рукам ее сына Трасика и заставить плясать под свою дудку. По мнению Драгутина, сделать это могли двое – кудесник Гордон и кудесница Ангельда. Именно кудеснице Драгутин решил нанести визит, раз уж Гордон не жаждет с ним встречи.
– Этот чертов ган убил Бренко, – просипел Драгутину в ухо поджидавший его на углу боготур Осташ. – Позволь мне, боярин, посчитаться с ним.
– Посчитаешься, но позже, а пока следи, чтобы даже волос не упал с его головы.
– А с викингом что делать? – нахмурился Осташ.
– Не спускайте с него глаз и не торопитесь с расправой. Убьем этого – они найдут другого. Где сейчас Рерики?
– В загородной усадьбе купца Никсини.
– Пусть сидят там и не кажут глаз на улицы Волыни. Погода здесь для них сейчас не самая подходящая.
– А что тебе сказал волхв Завид?
– Ничего важного, – пожал плечами Драгутин. – Похоже, Велесовы ближники решили использовать нас втемную, не посвещая в свои тайны. Что ж, тем хуже для них.
Боярин окинул взглядом гомонящую улицу и без труда опознал своих мечников, которые, как ни старались, никак не могли слиться с местными обывателями. А Бренко, конечно, жаль, хороший был воин, вот только в соглядатаи не годился. Кабы боярин знал, с чем ему в Варгии придется столкнуться, то взял бы с собой не мечников, а скрытников – эти умели работать в любых условиях, а полем брани для них были подворотни домов.
Храм Макоши оказался куда менее красочным, чем капище Чернобога, но построен много раньше. За этими деревянными стенами чудилась седая древность, однако увидеть ее боярину и боготуру вряд ли доведется, ибо ведуньи бабьей богини тщательно берегли свои тайны. Как и предполагал Драгутин, дальше порога, да и то с черного крыльца, их не пустили, несмотря на письмо кудесницы Всемилы и высокий ранг посвящения боярина. Одетая в темный наряд ведунья сверкнула в сторону гостей строгими глазами и приказала ждать.
Ожидание длилось довольно долго. Осташ переминался с ноги на ногу и косо посматривал на стражниц, стоящих у противоположной стены. Эти, в отличие от гостей, были облачены в кольчуги и явно готовы ко всяким неожиданностям. С Макошиными стражницами боготуру сталкиваться уже доводилось в родном радимецком краю, и он пришел к выводу, что свои-то держались поприветливей лужанок.
– Кудесница Ангельда ждет вас, бояре, – торжественно произнесла вернувшаяся кареглазая ведунья и взмахнула рукой, указывая направление.
Боярин и боготур, пройдя по коридору, оказались в небольшом помещении, где их поджидала высокая худая женщина с надменно поджатыми губами. Боярин не рискнул бы вот так с ходу определить ее возраст, но за пятьдесят кудеснице уже перевалило, и довольно давно. Встретила Ангельда гостей без чести и даже сесть им не предложила. Впрочем, она и сама осталась стоять, лишь слегка опираясь спиной на украшенный резными узорами столб. Платье ее Драгутин не назвал бы богатым, но знаки на полотне указывали на высокий ранг ведуньи.
– Не приняла бы вас никогда, кабы ни просьба кудесницы Всемилы, ибо дурная слава идет о тебе, боярин Драгутин.
– У сплетен всегда длинные ноги, – насмешливо отозвался гость. – Я о тебе тоже слышал много худого, кудесница Ангельда, однако не стал торопиться с выводами.
– Зачем пожаловал, боярин? Мне недосуг выслушивать пустой брех.
– Я ведун высокого посвящения, кудесница, – надменно отозвался Драгутин. – Оскорбляя меня, ты оскорбляешь богов.
Видимо, нарисованный Драгутином в воздухе знак произвел на Ангельду впечатление, хотя неприязни в ее глазах не убавилось.
– Ты вправе задавать вопросы, ведун. Я жду.
– Почему ты отказала в поддержке княжичу Сидрагу?
– Потому что его отец Драговит виновен в страшном преступлении пред богиней. За это она лишила удачи не только его самого, но и прямых потомков. Та же участь постигла Годлава и его сыновей.
– Зачем пожаловали? – оторвался наконец от очага хозяин и повернул красное распаренное лицо к гостям. Борода у Баяна была хоть и седой, но коротковатой для волхва высокого посвящения. Зато глаза, умные и острые, могли проникнуть в самые потаенные человеческие мысли. Ган под взглядом баяльника невольно поежился.
– Вот, – высыпал на стол десять денариев викинг Витовт. – Пришел с повинной. Прав ты оказался, Баян, уж прости меня неразумного.
– Учишь вас, учишь, – недовольно проворчал баяльник, – а с вас как с гуся вода. Рассказывай свой сон.
– Видел поросенка на золотом блюде, а более ничего не помню, – выпалил виновато Витовт.
– Поросенок живой был или уже поджаренный?
– Поджаренный, – с готовностью кивнул Витовт. – Весь уже золотистой корочкой взялся. Вот я и засомневался, вроде бы дело выгодное, но ведь все может быть.
– А дело морское или сухопутное? – спросил баяльник.
– Сухопутное, – подсказал ган Карочей, напряженно ему внимающий.
– Тогда к удаче, – небрежно бросил Баян, сгребая со стола монеты. – Поросенок опасен только для морских походов. В ближайшую седмицу тебе, Витовт, в воду лучше не соваться.
– Ну, спасибо, Баян, – расцвел алым маком викинг. – Снял ты большущий камень с моего сердца.
– Что надобно тебе? – резко повернулся баяльник к гану. – Вижу ведь, что за ответом пришел. Сон видел или просто сомнение вкралось в душу?
Карочей смущенно откашлялся и вопросительно глянул на викинга. Витовт понял его без слов и махнул рукой:
– Ладно, решай свои дела, ган, я тебя на улице подожду.
– Сомнение, – выдохнул Карочей, когда дверь за морским разбойником закрылась.
– Ты ведь Яхве кланяешься, – нахмурился Баян.
– Так ведь от поклона спина не переломится, – возразил Карочей. – Я ведь и славянских богов чту.
Ган полез за пояс и извлек из штанины еще один кожаный мешочек. Баян равнодушно глянул на рассыпавшиеся по столу монеты и кивнул:
– Любой дар от чистого сердца богам в радость. Так в ком или в чем ты сомневаешься?
– В человеке.
– Знатный муж или простолюдин?
– Из самых знатных он в ваших землях. Имени не могу назвать, Баян, извини, не моя эта тайна.
– Мне его имя и не нужно, – пожал плечами баяльник. – Так в чем сомнение?
– Хочу знать, чист ли этот человек пред славянскими богами, а если виновен, то в чем. Особенно пред Велесом и Макошью.
– Ноготь мне его нужен или волос, а еще лучше прядь. А со слов твоих мне его трудно представить.
Карочей призадумался. Узнает Трасик, что ган его волосы баяльнику передал для ворожбы, наверняка осерчает. Решит, чего доброго, что Карочей задумал на него порчу навести. Но и соваться в воду, не спросив броду, скифу тоже не хотелось. Вдруг великий князь Трасик действительно крупно провинился перед славянскими богами, и их гнев может обрушиться и на гана Карочея, вздумавшего ему помогать в темном деле? Конечно, у гана есть защитник, бог Яхве, но вот только захочет ли он ввязываться в распрю язычников? В конце концов, у бога иудеев своих забот хватает.
– Ладно, – кивнул скиф, – я попробую. Денарии пока себе оставь. Днями я к тебе загляну.
Баян проводил насмешливым взглядом незваного гостя и негромко кашлянул. Расшитый звездами полог, прикрывающий дальний угол, откинулся, и пред баяльником предстал человек лет пятидесяти в синем кафтане. Не каждый бы признал боярина в этом скромном обличье, но Баян слишком давно и хорошо знал Драгутина, чтобы сомневаться на его счет. Судьба свела их в городе Шемахе, но о той поре своей жизни оба не любили говорить вслух.
– Уж не по твою ли душу, Лихарь, предприняли свой поход викинг Витовт и ган Карочей? – прищурился в сторону гостя Баян.
– До моей души им не добраться, – криво усмехнулся Драгутин, – а вот что касается жизни, то очень может быть.
– Ты наступил на хвост не только князю Трасику, но и кудеснику Гордону, а этот человек не прощает обид. Кроме того, поражение Трасика на Калиновом мосту обернется и поражением Гордона.
– Почему?
– Он был тайным мужем матери Трасика Синильды. На редкость красивая, как говорят, была женщина. И на редкость властолюбивая. По-моему, ты выбрал неверный путь к цели, боярин Драгутин. Конечно, Синильда виновна в гибели Драговита, но Трасик тут, скорее всего, совершенно ни при чем. Ну хотя бы в силу возраста.
– Волхв Завид думает иначе, и с ним согласны многие ведуны бога Велеса.
– Странно, – покачал головой Баян.
– Более чем, – согласился с ним Драгутин. – Ты был знаком с княгиней Синильдой?
– Нет, я приехал в город после ее смерти. Но краем уха слышал, что в чародействе ей не было равных.
– А разве не проще было отравить князя Драговита? – спросил с усмешкой боярин.
– Ты всегда был недоверчив, Лихарь, и всегда сомневался в силе богов, – укоризненно глянул на старого друга баяльник.
– Я верю в людей, Баян, – строго сказал Драгутин, – а это, в сущности, одно и то же. Ибо через поступки людей боги выражают и свою силу, и свою слабость. Так зачем Синильде понадобилось колдовство там, где можно было обойтись ударом кинжала? Ведь князь Драговит потерял всех своих мечников в битве за город Рерик, и лужичам ничего не стоило расправиться с ним.
– Мало убить князя, – удивился вопросу даджана Баян. – Надо еще, чтобы боги одобрили эту смерть. Синильда ведь не скрывала, что наслала порчу на Годлава и Драговита, более того, она говорила об этом вслух. Но осуждать ее никто не посмел, промолчали даже каган Славомир и кудесник Световида Велимир, ибо за спиной княгини стояла божественная пара – Велес и Макошь. Промолчали они даже тогда, когда даны принесли в жертву Одину князя Годлава, ибо Один – это одно из воплощений Велеса. Рерики не могут отомстить за смерть своих отцов убийцам, поскольку и Годлава, и Драговита, по общему мнению, покарали не люди, а боги. А опровергнуть это мнение можно только на Калиновом мосту.
– Тогда почему ты решил, что мы выбрали неверный путь?
– Да потому что Трасику в ту пору было всего пятнадцать лет и он не прошел необходимых испытаний. Не мог он участвовать в чародействе, которое совершала его мать, то ли по воле богов, то ли под воздействием навьих сил. Сидрагу следовало бы обратиться к кудеснице Ангельде: только она могла бы объявить княгиню Синильду не ведуньей, а колдуньей.
– Княжич Сидраг к ней уже обращался, и она сказала ему нет. Сдается мне, что и Ангельда поучаствовала в этом деле. Знать бы еще каким образом. Ангельда ведь доводится Синильде родственницей?
– Да, – кивнул Баян. – Хочешь сказать, что против ободритских князей был составлен заговор, в котором участвовали ведуны и ведуньи Велеса и Макоши?
– А ты в этом сомневаешься? – насмешливо вскинул бровь Драгутин. – И в итоге от этого заговора пострадали не только ободритские князья, но и ведун Завид, который так и не стал кудесником.
– Думаешь, Завид решил воспользоваться удобным случаем и свести счеты со своими давними противниками?
– Думаю, он этот случай создал сам. Сидраг в любом случае обратился бы к Чернобогу, ибо иного выхода у него нет. Он ведь даже не может наследовать князю Трасику, пока его отец считается проклятым богами. А наше вмешательство просто облегчило Завиду и Сидрагу решение трудной задачи. Я одного не могу понять – почему Завид так уверен в успехе? И почему так задергался Гордон? Все вроде бы в руках кудесника, все вроде бы в его власти, а он почему-то молчит. Почему он не объявит всенародно то, что очевидно даже тебе, – Трасик невиновен в силу своего юного в ту пору возраста. Что нужно для того, чтобы наслать порчу на человека?
– Много чего нужно, – растерянно развел руками Баян. – Волосы нужны или ногти, но лучше всего кровь. Но ведь порча порче рознь. Порча, насланная с помощью Чернобога, – это еще и вечное проклятье не только для виновных, но и для их потомков.
– А если речь идет о князьях, – продолжал настаивать Драгутин, – чей род особенно близок богам?
– Чтобы волхвы Велеса приняли участие в черном обряде, направленном против князей, нужны очень веские доказательства вины. А Чернобог и вовсе не стал бы слушать никого, кроме близкого родовича обвиняемых. Родного брата или сестры, скажем.
– Вот именно, сестры. В пятнадцать лет не становятся мужчинами, зато этот возраст вполне достаточен для женщины. Князь Трасик мог участвовать в обряде порчи, если в том была необходимость.
– Но ведь это обман богини! – воскликнул потрясенный Баян. – Мужчины не могут служить Макоши!
– А Кибеле? – напомнил ему боярин Драгутин. – После того как арабы разрушили капища древних богов, их ближники бежали сначала в Византию, а потом еще дальше. Они появлялись даже в Руси, но часть из них осели в Варгии. Ты ведь тоже многому у них научился, Баян.
Баяльник смутился. В словах Драгутина было много правды, но кто, в конце концов, осудит человека, ищущего знаний? И сам боярин не раз пил из сомнительных источников, когда живал в чужих странах.
– Мною двигала необходимость, – пожал плечами Драгутин. – Эти люди были нашими союзниками в борьбе с арабами и их неистовой верой. Но сейчас положение дел иное, чужие знания способны только замутить источник, из которого мы пьем. К тому же я не уверен, что дело здесь только в ближниках Кибелы. Ведь кто-то же указал Трасику дорогу к Людовику Тевтону и заставил его ноги бить ради чужой пользы.
– Ну хорошо, – провел рукой по взмокшему от духоты лицу Баян. – Что ты хочешь от меня, Лихарь?
– Я хочу, чтобы ты открыл эту тайну гану Карочею. А уж он найдет, как ею распорядиться.
– Я свою голову подставляю!
– Так я ведь тебе за это хорошо плачу.
Драгутин похлопал по плечу старого знакомца и сердечно распрощался с ним. В Баяне он не сомневался, человек тот был проверенный и крепкий духом. Единственное, что боярин мог поставить в вину своему старому соратнику, так это чрезмерное пристрастие к магии и безграничную веру в чудеса. Сам Драгутин считал, что бог Род не затем создал этот мир, чтобы простые смертные без конца и по своему произволу меняли установленные им правила игры. Такое вряд ли под силу даже богам. А ведь многие верят, что могут управлять и богами, и этим миром. Вероятно, к таким людям принадлежала и княгиня Синильда. И кто-то очень ловко воспользовался ее заблуждением, чтобы прибрать к рукам ее сына Трасика и заставить плясать под свою дудку. По мнению Драгутина, сделать это могли двое – кудесник Гордон и кудесница Ангельда. Именно кудеснице Драгутин решил нанести визит, раз уж Гордон не жаждет с ним встречи.
– Этот чертов ган убил Бренко, – просипел Драгутину в ухо поджидавший его на углу боготур Осташ. – Позволь мне, боярин, посчитаться с ним.
– Посчитаешься, но позже, а пока следи, чтобы даже волос не упал с его головы.
– А с викингом что делать? – нахмурился Осташ.
– Не спускайте с него глаз и не торопитесь с расправой. Убьем этого – они найдут другого. Где сейчас Рерики?
– В загородной усадьбе купца Никсини.
– Пусть сидят там и не кажут глаз на улицы Волыни. Погода здесь для них сейчас не самая подходящая.
– А что тебе сказал волхв Завид?
– Ничего важного, – пожал плечами Драгутин. – Похоже, Велесовы ближники решили использовать нас втемную, не посвещая в свои тайны. Что ж, тем хуже для них.
Боярин окинул взглядом гомонящую улицу и без труда опознал своих мечников, которые, как ни старались, никак не могли слиться с местными обывателями. А Бренко, конечно, жаль, хороший был воин, вот только в соглядатаи не годился. Кабы боярин знал, с чем ему в Варгии придется столкнуться, то взял бы с собой не мечников, а скрытников – эти умели работать в любых условиях, а полем брани для них были подворотни домов.
Храм Макоши оказался куда менее красочным, чем капище Чернобога, но построен много раньше. За этими деревянными стенами чудилась седая древность, однако увидеть ее боярину и боготуру вряд ли доведется, ибо ведуньи бабьей богини тщательно берегли свои тайны. Как и предполагал Драгутин, дальше порога, да и то с черного крыльца, их не пустили, несмотря на письмо кудесницы Всемилы и высокий ранг посвящения боярина. Одетая в темный наряд ведунья сверкнула в сторону гостей строгими глазами и приказала ждать.
Ожидание длилось довольно долго. Осташ переминался с ноги на ногу и косо посматривал на стражниц, стоящих у противоположной стены. Эти, в отличие от гостей, были облачены в кольчуги и явно готовы ко всяким неожиданностям. С Макошиными стражницами боготуру сталкиваться уже доводилось в родном радимецком краю, и он пришел к выводу, что свои-то держались поприветливей лужанок.
– Кудесница Ангельда ждет вас, бояре, – торжественно произнесла вернувшаяся кареглазая ведунья и взмахнула рукой, указывая направление.
Боярин и боготур, пройдя по коридору, оказались в небольшом помещении, где их поджидала высокая худая женщина с надменно поджатыми губами. Боярин не рискнул бы вот так с ходу определить ее возраст, но за пятьдесят кудеснице уже перевалило, и довольно давно. Встретила Ангельда гостей без чести и даже сесть им не предложила. Впрочем, она и сама осталась стоять, лишь слегка опираясь спиной на украшенный резными узорами столб. Платье ее Драгутин не назвал бы богатым, но знаки на полотне указывали на высокий ранг ведуньи.
– Не приняла бы вас никогда, кабы ни просьба кудесницы Всемилы, ибо дурная слава идет о тебе, боярин Драгутин.
– У сплетен всегда длинные ноги, – насмешливо отозвался гость. – Я о тебе тоже слышал много худого, кудесница Ангельда, однако не стал торопиться с выводами.
– Зачем пожаловал, боярин? Мне недосуг выслушивать пустой брех.
– Я ведун высокого посвящения, кудесница, – надменно отозвался Драгутин. – Оскорбляя меня, ты оскорбляешь богов.
Видимо, нарисованный Драгутином в воздухе знак произвел на Ангельду впечатление, хотя неприязни в ее глазах не убавилось.
– Ты вправе задавать вопросы, ведун. Я жду.
– Почему ты отказала в поддержке княжичу Сидрагу?
– Потому что его отец Драговит виновен в страшном преступлении пред богиней. За это она лишила удачи не только его самого, но и прямых потомков. Та же участь постигла Годлава и его сыновей.