Князь Горазд прибыл, когда у боярина Святополка уже лопалось терпение. Судя по всему, непогода в Киеве разыгралась не на шутку, ибо гость, обменявшись приветствиями с боярами, потянулся не к столу, а к огню. Впрочем, на этот раз боярин Любомир с чаркой не задержался, от души потчуя дорогого гостя. При этом кое-что перепало и терпеливому боярину Святополку. Надо отдать должное этому удельному князьку: он не стал ходить вокруг да около, а сразу приступил к главному.
   – Князем киевским будет Дир.
   Сказал, как отрезал. И в подтверждение своих слов протянул боярину Любомиру послание. Письмо, видимо, было столь важным и написано столь значительным лицом, что Любомир даже взопрел, читая его. Хотя нельзя сказать, что в расписанных яркими красками палатах боярина было уж слишком жарко. Осень выдалась ныне в Киеве сырой и холодной, а зима по всему обещала быть морозной и снежной. Святополк сидел скромнее скромного, не делая даже попытки заглянуть хозяину через плечо. Наконец Любомир закончил чтение и вопросительно взглянул на гостя.
   – Можно, – равнодушно махнул рукой князь Горазд. – Особой тайны здесь нет.
   Святополк с любопытством взял из рук Любомира кусок пергамента, помеченный каганской печатью. Впрочем, письмо было не от Обадии, а от каган-бека Жучина. Сведения в нем содержались весьма интересные и дававшие пищу для размышления. Отчасти они подтверждали слух, ходивший по Киеву, что князь Драгутин погиб не без участия своего младшего брата. И если это действительно так, то беспутный Дир крепко сидит на крючке у кагана. Понятным становилось и то, почему Обадия прислал в помощь княжичу не своего ближника, а никому не ведомого радимецкого удельника. Видимо, в Итиле посчитали, что открытая поддержка кагана скорее помешает Диру, чем поможет. Слухи об измене Дира и его вине распускали ближники Ждислава, которые терпеть не могли живого Драгутина, зато воспылали любовью к мертвому. И появление в Киеве того же гана Карочея стало бы косвенным признанием вины княжича. В Киеве многим было известно, какую роль сыграл расторопный шурин боярина Любомира в трагических итильских событиях, стоивших жизни многим боярам и ганам, включая самого несчастного Тургана. В письме, однако, много говорилось о Воиславе Рерике, том самом наглом варяге, который успел многим в Киеве насолить. Этот варяжский Сокол метил ни много ни мало на каганский стол, но в качестве первого шага готов был удовлетвориться столом киевским.
   – Он что же, собирается жениться на Зорице, дочери князя Драгутина? – спросил Святополк.
   – И уже получил согласие на этот брак от старшей дочери покойного князя и его зятя Искара Урса. Теперь ему остается только заручиться поддержкой княжича Дира. Так вот, бояре, этой поддержки быть не должно. Дир старший в роду, а следовательно, вправе отказать от своего имени слишком уж настойчивому жениху. Каган-бека Жучина вполне устроит, если мужем Зорицы станет боярин Пяст.
   Боярин Любомир порозовел. Ну, еще бы, ему такое возвышение сына явно было на руку. При определенном стечении обстоятельств внуки боярина вполне могли претендовать на великий стол. Помехой честолюбивым планам Любомира мог стать, правда, Искар Урс, но люди, как известно, смертны, и если хазарам удалось сковырнуть такую глыбищу, как князь Драгутин, то кто помешает им посчитаться с удалым атаманом, слишком уж вольготно устроившимся на берегах Дона. Вот только какая от всего этого радость боярину Святополку, он-то при этом раскладе в любом случае лишний.
   – Не знаю, слышали ли вы, бояре, о налете ротариев на Сарай?
   – А что такое? – удивился Любомир.
   – Во время напуска они перебили всю старшину, в том числе убили и правителя города, бека Красимира.
   – Быть того не может! – ахнул Любомир и с сочувствием глянул на побледневшего боярина Святополка, которому Красимир доводился зятем.
   – Ротарии увезли с собой жену бека и его сына. По слухам, их продали в рабство. Я что-нибудь не так сказал, боярин Святополк?
   Рука Святополка потянулась к кубку, но кубок не удержала, и красное вино хлынуло на белое покрывало, словно кровь из страшной рваной раны. Любомир подхватил кубок, вновь наполнил вином и сам поднес его гостю. Святополк залпом осушил кубок, побледневшее было лицо его вновь стало багровым, а из серых глаз плесканула ярость. Боярин Любомир зашептал что-то на ухо удивленному Горазду, видимо, объяснял, кем доводится Святополку ганша Ярина.
   – Извини, боярин, не знал, – виновато развел руками Горазд. – Я ведь к тому упомянул Сарай, что напуск на него возглавлял Воислав Рерик. Знатно он погрел там руки и вдребезги разнес цитадель.
   – Убью! – прошипел вдруг раненой змеей Святополк.
   Горазд и Любомир смотрели на него с сочувствием, но если сочувствие боярина было искренним, то в глазах берестеньского князя таился еще и корыстный расчет. Горазд отлично знал, кто на самом деле казнил бека Красимира, ибо за короткое время успел побывать не только в Итиле, но и в Сарае, в правителях которого ныне томился его родственник бек Карочей. От скифа он и узнал, что каган Обадия воспылал страстью к вдове бека Красимира, да не выгорело дело. Гордая красавица не захотела принять на своем ложе убийцу мужа и вскоре умерла при невыясненных обстоятельствах: то ли сама приняла яд, то ли кто-то поспособствовал. Но рассказывать об этом Святополку Горазд не собирался, ему куда выгоднее было свалить всю вину на залетного Сокола. Перед берестеньским князем стояла сложная задача: не только посадить на великий стол княжича Дира, но и не позволить укрепиться в Киеве Воиславу Рерику, а еще лучше просто уничтожить этого негодяя. И тогда доверие кагана Обадии к князю Горазду станет просто безграничным и в радимецких землях появится новый великий князь, преемник дряхлеющего Всеволода. Ицхак Жучин, старый надежный товарищ, сказал об этом Горазду прямо. Так что было из-за чего стараться в Киеве берестеньскому князю, ибо здесь решалась судьба не только княжича Дира.
   – Я готов тебе помочь, боярин Святополк, – сказал Горазд, – но и ты помоги нам. Как только Дир станет великим князем, мы устраним Воислава Рерика. А пока его ротарии нужны нам, чтобы сдерживать сторонников князя Ждислава.
   Двести ротариев, присланных Искаром Урсом, взяли под контроль киевский Детинец, поставленный чуть ли не во времена князя Кия. Однако, увы, Дир не стал здесь полным хозяином. Даже власть в тереме, где прошло его детство, ему приходилось делить с варяжским выскочкой Воиславом Рериком. Залетный Сокол сразу дал понять, что Дир находится у ротариев под подозрением. И как напоминание об итильском предательстве к княжичу был приставлен брат Воислава Сивар. Именно кулак этого молодца опрокинул в свое время княжича на залитый кровью пол дворца гана Бегича. Воспоминание, что ни говори, не из самых приятных в жизни Дира. Раскаяния за совершенное тогда предательство княжич не чувствовал. Ведь в конечном счете все сейчас поворачивалось именно так, как предсказывал бек Карочей. Воислав Рерик действительно посватался к дочери Драгутина Зорице, и их брак был условием союза с Искаром Урсом, без помощи которого Диру, конечно, не утвердиться на великом столе. Этим людям Дир нужен был как таран, с помощью которого они хотели опрокинуть плотные ряды сторонников князя Ждислава. Ну а потом, когда с Ждиславом будет покончено, настанет черед самого Дира. Тянуть с этим Рерик не будет, ибо только смерть бездетного князя открывает мужу княжны Зорицы путь к великому столу. Смерть грозила княжичу отовсюду, и, быть может, поэтому он с готовностью принял руку помощи, протянутую ему каганом Обадией. Письмо от кагана привез князь Горазд, он же привел с собой дружину в пятьсот мечников, которая сразу же изменила расстановку сил в Киеве в пользу сторонников Дира, кои за последние дни сильно выросли в числе. Заколебавшаяся было дружина покойного князя Яромира во главе с воеводой Святополком ныне твердо заявила о своей поддержке княжича Дира. Таким образом под его рукой собралось столько мечников, что можно было уже не опасаться прямого насилия со стороны князя Ждислава. В таких условиях Дир начал подумывать о том, как бы половчее избавиться от нежелательных союзников в лице ротариев Воислава Рерика. Однако князь Горазд и боярин Любомир настоятельно советовали ему не торопиться.
   – Если бы дружина Воислава Рерика состояла из простых мечников, ими можно было бы пренебречь. Но русы-ротарии имеют право голоса на любом вече, наряду с боярами и старшими дружинниками, – разъяснил княжичу суть дела боярин Любомир. – Потеря их голосов может обернуться для нас поражением. Кроме того, многие бояре, ганы и старшие дружинники смотрят в сторону Искара Урса, бросившего вызов кагану Обадии, и их поддержка нам тоже не помешает в противостоянии со сторонниками Ждислава, настроенными в пользу Византии. Ныне ромеи действуют в Киеве очень бойко и золота на подкуп старшины не жалеют. Нельзя в такой обстановке ссориться с атаманами и князем Русалании Искаром.
   – Но Воислав требует Зорицу в жены, – огорченно вздохнул Дир. – Воля ваша, бояре, но если этот человек получит хоть какие-то права на киевский стол, то нам всем не поздоровится.
   – Он что же, влюбился в девушку? – спросил князь Горазд.
   – Рерик ее еще в глаза не видел, – пояснил собравшимся боярин Пяст, – и не очень-то рвется смотреть.
   – Вот и скажи ему, что девка – это не кот в мешке. И ты не можешь отдавать ее силком за первого встречного, – посоветовал Любомир. – В Киеве-де так не принято. А коли Зорица даст согласие, то с твоей стороны возражений не будет.
   – Выкрасть бы ее да спрятать, – мечтательно проговорил боярин Пяст.
   – Зорицу варяги стерегут пуще глаза, – покачал головой Дир. – Рерик сразу дал понять, что мне не верит. Так и сказал: сначала мне девка, а потом тебе великий стол.
   Горазд с Любомиром переглянулись: варяг оказался умнее, чем можно было ожидать от залетного молодца. Впрочем, наверняка за его спиной стоят волхвы, которые очень хорошо умеют просчитывать ситуацию. Похоже, этого нежелательного брака действительно не удастся избежать, но в крайнем случае никто ведь не помешает боярину Пясту жениться на вдове. Сам князь Горазд не собирался пачкаться в крови ротария. Русы умеют мстить, надо отдать им должное. А этот Рерик не просто рус, он еще и князь из рода Меровингов. Следовательно, за него будут мстить вдвойне. А Горазду никак не улыбалось провести остаток жизни в бегах, на задворках Ойкумены, и это в тот самый момент, когда перед ним замаячил великий княжеский стол в Радимецкой земле. Убить Воислава Рерика должен боярин Святополк, в отместку за погубленных дочь и зятя. И пусть все свершилось не совсем так, как это мнилось киевскому боярину, но если все пойдет по задуманному Гораздом плану, то Святополку никогда не узнать правды.
   – А духу у него хватит? – спросил Горазд у Любомира, когда за княжичем Диром закрылась дверь.
   – Ты кого имеешь в виду, князь?
   – Боярина Святополка.
   – Хватит, – уверенно отозвался Любомир. – Недаром же он при князе Яромире ходил в воеводах. Страшен в гневе боярин Святополк и неудержим, как река в половодье. Как бы он этого варяга не убил раньше, чем завершится вече.
   – Надо придержать воеводу. С убийством Сокола торопиться не след. Нужен удобный случай, чтобы даже тень подозрения не пала на княжича Дира.
 
   Для тайного убийства, как и для войны, нужно золото, и кому как не воеводе Святополку это знать. Вот только где его взять в таких количествах, чтобы не вызвать беспокойства ни у князя Ждислава, ни у волхвов, зорко наблюдающих за происходящими в Киеве событиями. Своим купцам верить нельзя, каждый из них либо в ту, либо в другую сторону клонится, и слух о том, что боярину Святополку срочно понадобились деньги, сразу же распространится по всему городу. И уж конечно, все решат, что понадобились они ему для черного дела. И начнут вставлять палки в колеса. В таких случаях лучше всего обращаться к чужаку. Такой чужак имелся на примете у боярина Святополка. Перс Джелал всего лишь год прожил в Киеве и необходимыми связями еще не оброс. Воевода знал о старом купце только то, что на него можно положиться, а более ему и не надо было. Богатый перс выбрал место для проживания недалеко от Детинца. Терем он поставил деревянный, видимо для того, чтобы не слишком выбиваться из ряда боярских и купеческих усадеб. Осторожный и, судя по всему, много битый человек.
   Купец принял боярина с честью. Имени не спросил, но по лицу было видно, что узнал первого ближника покойного князя Яромира.
   – Чем могу служить, уважаемый боярин? – спросил перс, жестом приглашая гостя к столу. Здравную чашу боярину поднесла кареглазая женщина, а уж кем она доводилась купцу, женой, дочерью или просто челядинкой, Святополк допытываться не стал. Не его это дело – лезть в уклад чужого дома.
   – Деньги мне нужны, уважаемый Джелал. Десять тысяч денариев.
   Сумма была названа немалая, но купец даже бровью не повел. Видимо, знал, что боярин Святополк способен вернуть деньги в срок да еще и с процентами.
   – Не могу дать всю сумму сразу, боярин, – вежливо посетовал Джелал. – В Сарае был казнен рабби Иосиф, с которым я издавна вел дела, и у меня возникли большие сложности, которые я надеюсь в ближайшее время разрешить.
   – Его убили ротарии вместе с беком Красимиром? – проявил осведомленность Святополк.
   – Боюсь, ты ошибаешься, боярин, – покачал головой Джелал. – Бека Красимира и рабби Иосифа вкупе со всей сарайской старшиной казнили в присутствии кагана Обадии и по его приказу.
   – За что? – спросил боярин осипшим голосом.
   – За участие в языческом жертвоприношении. Мой приказный Акрам присутствовал при казни. Так что сведения у меня из первых рук.
   – А что стало с женой бека? – тяжело глянул на купца Святополк. – Говори, перс!
   – Она умерла в Итиле, боярин. Прости за худую весть.
   – Ганша Ярина – моя дочь.
   – Я это знал, боярин, но полагал, что тебя известили о ее смерти.
   – Каган? – прямо спросил воевода.
   – Не знаю, – вздохнул Джелал. – Но умерла она в его дворце.
   – А ребенок?
   – Я постараюсь выяснить, но это займет много времени.
   Этот перс убил последнюю надежду в душе боярина Святополка. Ярина была его младшей и любимой дочерью. И дернул же бес воеводу отдать ее на чужую сторону. Но ведь и жених попался хорош. Первый ближник кагана Тургана. Где тот Турган и где теперь его ближник? Не сберег ган Красимир Ярину, не сдержал слово, данное отцу. Вот только спрашивать теперь не с кого. Разве что в стране Вырай им теперь доведется свидеться. И даже отомстить за дочь теперь некому боярину Святополку, ибо до кагана Обадии ему не дотянуться, ни сил не хватит, ни золота.
   – А о Воиславе Рерике что ты знаешь?
   – Знаю, что лютый враг он кагану Обадии. Но тот ли он Сокол, которому суждено сразить Гепарда, даже и не скажу.
   – Я хочу с ним повидаться, но так, чтобы об этом никто не знал.
   – Думаю, я сумею помочь тебе, боярин. Мой приказный Акрам знаком с Рериком и пользуется его доверием.
   – Хорошо. А о деньгах мы с тобой поговорим позже, уважаемый Джелал.
   – Я всегда в твоем распоряжении, боярин Святополк.
 
   Киев был переполнен боярами и ганами, съехавшимися на Большое Вече. В иные времена они и не знали бы, чем заняться, кроме пиров. Ибо кому же наследовать великому князю Яромиру, как не его старшему в роду сыну? Обычай этот от отцов и дедов идет, и кабы не нужда, никто об ином претенденте даже не заикнулся. А тут извольте видеть – князь Дир. А у того князя ветер в голове и молоко на губах не обсохло. Кагана Обадию надо благодарить, Змея Тугарина, который осиротил ныне Полянскую землю, лишив ее разумного и сильного правителя. И лишил, судя по всему, с дальним прицелом. Рахдониты-то давно к киевскому торгу тянутся, видимо, теперь пришло их время. Вот ведь времена настали, не знаешь, в какую сторону голову повернуть. Ждислав ведь тоже не подарок, понаведет в город ромеев, – и куда тогда истинным киевлянам податься? К Христу овручский князь склоняется. А чем же наши славянские боги хуже, бояре? Куда ни кинь – всюду клин.
   – А что ты предлагаешь, боярин Облога?
   – Спроси что-нибудь полегче, боярин Голован.
   – Может, взять да и кликнуть великим князем Искара Урса, – предложил боярин Ратмир. – Умом не скорбен. Доблестью известен и в Хазарии, и в Руси.
   – Ну рассудил, боярин, – ахнул Облога. – Завтра же нас с юга припрут хазары, а с запада – ромеи, и тогда уж действительно хоть караул кричи.
   – Не позволит Обадия слиться Киевщине и Русалании в объятиях, – поддержал Облогу Голован. – Да и зачем нам урс на столе, коли есть свой природный киевский князь. Молод-де Дир и глуп. А кто из нас не был молодым и глупым? Возраст – дело наживное, бояре. Не успеем оглянуться, как у нас на столе будет сидеть муж в силе и славе. Да и так ли уж глуп Дир, если успел заручиться поддержкой и атаманов, и кагана Обадии? Это надо суметь так извернуться, бояре, чтобы привлечь на свою сторону и хазар, и ротариев.
   – Где ты хазар-то видишь? – удивился Облога.
   – А князь Горазд, это, по-твоему, кто? Да его на тот берестеньский стол Ицхак Жучин ставил. Как хотите, бояре, но я против кагана и атаманов не пойду. Выберем Ждислава – в крови захлебнемся. Ибо если Ждислав – великий князь, то кто тогда не князь? Да разве ж мало у нас бояр, кои свой род ведут от Кия, Щека или Хорива? Взять хотя бы тебя, боярин Облога, – чем не великий князь?
   – Шутишь все, боярин Голован?
   – Да какие уж тут шутки, бояре, если воевода Святополк, прежде к Ждиславу склонявшийся, резко в сторону княжича Дира повернул. И заявил об этом открыто. А у Святополка нюх не нашему чета.
   – Может, заплатили? – раздумчиво произнес боярин Всеслав.
   – А что, у ромеев злата меньше, чем у хазар? – усмехнулся Голован. – Мне Ждислав две тысячи денариев сулил, коли скажу слово в его защиту.
   – Как две?! – ахнул Ратмир. – А нам с боярином Всеславом всего по пятьсот заплатили.
   – Это ты продешевил, боярин, – захохотал Облога. – Помяни мое слово, ротарии из твоего дома больше выметут.
   – Неужели до крови дойдет? – покачал головой осторожный боярин Всеслав.
   – Дойдет, если крикнем Ждислава, – твердо сказал Голован. – В этом ни у кого не должно быть сомнений. Слишком непростые люди окружили Дира, чтобы вот так взять и отдать власть абы кому. Вы про Итиль вспомните. Собрались ганы проводить Обадию если не в последний путь, то в путь дальний, а вышло так, что ушел в страну Вырай сам Турган с большой ганской свитой.
   – Так ведь чернь взъярилась, – попробовал возразить Всеслав.
   – Чернь без причины не ярится, – отрезал Голован. – А нам, бояре, следует крепко подумать, прежде чем кидаться в омут с головой. Ибо омут может оказаться кровавым.
   Про Голована все бояре знали, что он с воеводой Святополком дружен, а потому и не удивились его речам. Но и без Голована многим уже становилось ясно, за кем ныне верх будет. А князю Ждиславу следовало либо щедрее ромейской казной трясти, либо брать власть в Киеве силой, не дожидаясь Большого Веча. Вот тогда у бояр и ганов выбор был бы невелик. Он же рядился да мямлил, пока беспутный вроде бы мальчишка Дир не собрал вокруг себя большую силу. А за кем сила, за тем и правда.

Глава 9
Большое Вече

   Перс Джелал сдержал слово. Боярин Святополк, незамеченным скользнувший вечером в дом купца, с интересом глянул на поднявшегося ему навстречу белокурого варяга с черными как смоль усами. Больше в зале никого не оказалось, если не считать самого Джелала и скромно одетого человека с невыразительным лицом. Последний, видимо, и был тем самым приказным Акрамом, о котором говорил перс. Судя по всему, Воислав Рерик робостью не отличался, коли решился пойти на встречу с незнакомым боярином без подмоги. Впрочем, такого молодца за здорово живешь и десятерым не взять. Боярин Святополк немало повоевал на своем веку и научился разбираться в людях. А глаза у варяга строгие и властные – этот никому спуску не даст, если сядет на великий стол. Все-таки порода она и есть порода. Славного ротария родила Умила дочь Гостомысла. А ведь отцом этого молодца мог бы стать боярин Святополк, но запоздал в свое время со сватовством, вот и опередил его залетный ободритский князь. Черные усы этому молодцу не иначе как от деда достались, а белокур он, конечно, в мать. Князь Годлав, сколь помнил его Святополк, был рыжеват. Да и нрав он имел беспечный, тем, наверное, и покорил сердце красавицы Умилы. А вот сын у них почему-то смурным родился. То ли жизнь крепко била княжича, то ли кровь деда Гостомысла, человека сурового нрава, взяла верх над хмельной кровью отца-ободрита.
   – Слышал я, князь Воислав, что знатно ты погулял в городе Сарае?
   Сказал это Святополк просто для того, чтобы разговор начать, а Рерик почему-то дернулся и побледнел, словно его ударили.
   – Врать не хочу тебе, боярин. Есть моя вина перед тобой. Черным Вороном я прилетел к Ярине, а она ждала Сокола. Потому и не пошла со мной.
   – Выходит, неспроста казнил Обадия бека Красимира? – прищурился Святополк.
   – Неспроста. Закрутил я в том Сарае навий хоровод. Вот и остался черный след на тех, кто был мне дорог. Сына Богумила Ярина от меня родила. Так уж получилось, боярин, не обессудь.
   – Как умерла Ярина?
   – Не захотела стать наложницей кагана, вот и приняла яд. Вернуть ее из страны Света я не могу, боярин. Но с Змеем Тугарином посчитаюсь. Клянусь Световидом. Еще не родился Дракон, который бы устоял против меча ротария.
   – Ты мне внука верни, Рерик. Коль Ярина тебе его не отдала, то пусть за моим родом числится.
   – Ладно, боярин. В этом твоя воля. Но помни, чей он сын.
   Глаза у Воислава стали почти черными, и Святополк с некоторым испугом подумал, что ободритский князь, без страха черпающий силу из Навьего мира, много бед может сотворить на Руси. Этого Сокола ни стрела, ни меч не остановят, так и пойдет по человеческим головам к предначертанной богами цели. А уж куда приведет его эта дорога, в страну Света или Навий мир, об этом ведают разве что Белобог с Чернобогом.
   – Зачем тебе Зорица? – строго спросил воевода. – На княжий стол, что ли, метишь?
   – Мне ни девка не нужна, боярин, ни киевский стол. Князь Дир жив только волею старшего своего брата князя Драгутина, а иначе голова его давно слетела с плеч, за страшную его вину. Не можем мы его оставить без присмотра, иначе он станет легкой добычей Обадии.
   – На Зорицу глаз положил боярин Пяст, а убить тебя мне доверено.
   – Боярин Пяст приговорен волхвами к смерти за измену. А его отец боярин Любомир – за связь с Драконом. Мы не можем допустить, чтобы близ киевского стола укрепились сторонники кагана Обадии.
   – Боярина Любомира не так просто сломить, ротарий. За ним целая рать родовичей и мечников. В крови мы утонем по милости волхвов, так им и передай. А уж когда он сядет пестуном подле княжича Дира, то волхвам и вовсе его не достать. Спор о власти у Ждислава не с княжичем Диром идет, а с боярином Любомиром. Как только Зорица станет женой Пяста, так дни Дира будут сочтены.
   – Я это знаю, боярин Святополк. И именно поэтому дочь князя Драгутина никогда не станет женой человека, предавшего ее отца.
   – Она станет твоей женой?
   – Нет, боярин. Я буду убит раньше. И убит тобою.
   – Ты с ума сошел, князь?! – ошарашенно воскликнул Святополк.
   – Ты убьешь не Сокола, боярин, а Черного Ворона.
   – А разве Черного Ворона можно убить? – прищурился боярин.
   – Видимо, нет. Ибо кто же тогда прилетит на брачный пир боярина Пяста?
   – А что будет с Зорицей, ты подумал?
   – Она будет женой твоего сына, Святополк, именно он вынесет ее из навьего хоровода. Именно ты будешь пестуном при князе Дире, пока этот олух в ум войдет. А если великий князь начнет косить глазом в сторону Итиля, напомни ему о доме гана Бегича и Черном Вороне, охотящемся за его душой.
   Не ошибся боярин Святополк в этом варяге. Нет, не ошибся. Будет он каганом или нет, это еще вилами по воде писано, но Змею Тугарину он много крови попортит, если вообще его не изведет.
   – Ладно, князь, – усмехнулся в седые усы боярин. – Пусть будет Черный Ворон.
 
   Боярин Любомир и князь Горазд слушали Святополка с большим интересом. Здесь же за столом сидели и Дир с Пястом, но эти только похихикивали на разумные речи воеводы. Дир был сильно под хмельком и вновь потянулся к кубку, но его руку перехватил боярин Любомир:
   – Не время напиваться, княжич. Завтра тебе пред тысячью глаз стоять и ответ держать. После отпразднуем и начало твоего княжения, и свадьбу Пяста.
   На завтра назначена была свадьба Воислава Рерика с Зорицей. Княжич Дир дал слово варягу в присутствии многих людей и отступить уже не мог. Зато оставалась надежда, что не доживет залетный князь до светлого дня. И надежду эту подарил Диру не кто иной, как воевода Святополк.
   – А ротарии ничего не заподозрят? – спросил осторожный Любомир. – Большой крови не хотелось бы.
   – Так что тут заподозришь? – пожал плечами Святополк. – Повадился Ясный Сокол к чужой жене, а того не взял в расчет, что муж может до срока домой вернуться. А тут уж рус ты или простой мечник – большой разницы нет. Каждый вправе спросить за нанесенное ему бесчестье с мечом в руке. А все знают, что купец Рудяга – человек вспыльчивый и ревнивый.