Сибирцев И.. Отцовская скрипка в футляре

разговоре четвертый - Федор Иннокентьевич Чумаков. Очень мобильный
товарищ: то выступит на первый план во всем блеске и объеме, то
скроется в такой глубокой тени, что не различишь ни лица, ни фигуры.
- Котомку-то давно собрал, Павлович? - спросил Стуков.
Пряхин встал, повернулся к нему спиной, взял из кроватки
заревевшего густым басом малыша, покачал его, подождал, пока он затих
и сказал:
- А как Постников и Жадова известили меня, что вы, Василий
Николаевич, шибко нашими гостеваниями у Жадовой интересуетесь, да
отправили с телеграммами аж в Еловку. А тут еще запрос пришел от вас
про вагоны на Среднюю Азию. И понял я, что погорел Пряхин Валентин
Павлович...
- Только ли вагоны для Кругловой грызут вам совесть?
- Только. Только с них имел я навар. Остальные шли по графику и
за ту зарплату, которую платило мне мое государство. Вот и решил я
двинуть с повинной. Может, родная милиция войдет в положение. Пятеро
все-таки на моих руках малолеток, а Зинка деру дала. Машину продал,
задаток по расписке получил - четыре тысячи.
- А дом зачем продавать надумал? - со вздохом спросил Стуков.
- Если уж по-честному, так конфисковать ведь можете. Да и Зинке,
стерве, в отместку. Меня бросила... Дом-то мой, наследственный, от
деда еще... Как хочу, так и ворочу.
- Ну, вот что, Валентин Павлович, - поднялся со стула Денис. -
Котомку вы собрали не зря. Она вам пригодится. Но мы пока вас под
стражу брать не станем, поскольку вы исполняете обязанности... детной
матери да и ведете себя искренне. Ограничимся до суда подпиской о
невыезде. Явитесь завтра утром ко мне в райотдел. А сейчас оформим акт
о сдаче вами денег, о вашей добровольной явке с повинной. Думаю, это
не противоречит истине.
Когда Денис и Стуков вышли из дома Пряхиных на улицу, Василий
Николаевич спросил:
- Ну что, Денис Евгеньевич, нашли вы свою желанную нить Ариадны?
Или это нить Зинаиды?
- Кажется, пока только Зинаиды. А если всерьез... Мы с вами
установили только то, что за вагоны Круглова давала взятки Пряхину и,
скорее всего, Жадовой. Видимо, без этой дамы здесь каша не варилась. И
что вместе с тонкомером грузили деловой лес. Но даже и при этом,
вполне возможно, Чумаков действительно скалой стоял на страже
государственных интересов...
Они остановились перед газиком, который должен был доставить их в
райотдел. Денис удержал руку Стукова, потянувшегося открыть дверцу, и
сказал:
- Василий Николаевич, мне кажется, пришло время писать по
начальству рапорт: "Для выполнения неотложных следственных
действий..." Словом, выправляйте литер до солнечного города Ташкента
да ставьте по своим каналам в известность ваших узбекских коллег, чтоб
не спускали глаз с гражданки Кругловой Лидии Ивановны, если, конечно,
после телеграммы Жадовой она не растаяла в сиянии голубого дня. А сами
вы, Василий Николаевич, первым же ташкентским авиарейсом навстречу
среднеазиатской весне. И на встречу с гражданкой Кругловой. Там
организуйте товарную экспертизу леса, поступившего из Таежногорской
ПМК, если действительно под видом тонкомера шла деловая древесина,
возьмите Круглову под стражу, этапируйте сюда. Похоже, что это хищная
и крупная птица.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

В райотделе навстречу Щербакову и Стукову поднялся рослый
черноволосый и черноусый мужчина. Одернул форменный китель и доложил:
- Таежногорский участковый инспектор старший лейтенант милиции
Сомов.
- А я представлял вас совсем молодым... - сдержанно сказал Денис.
- Вообще-то товарищ Сомов в нашем райотделе один из самых
глазастых участковых, - мгновенно разгадав подтекст слов Дениса,
уважительно подчеркнул Стуков.
Сомов, пряча смущение, кашлянул в кулак и заговорил:
- Спасибо, Василий Николаевич, на добром слове. Но чего уж
теперь... В песне-то про нас поется правильно: "Служба дни и ночи". А
в жизни нашей, инспекторской, да еще на таком вот участке, служба и
вовсе бессонная... А ведь участковый тоже человек. Могут выдаться у
него и крестины, и именины, и свадьбы, и похороны. И хозяйство опять
же требует свое время. А тебя в любой час и с покоса, и с полка в
баньке, и из-за свадебного стола призывают к исполнению...
- С чем прибыли, старший лейтенант? - давая понять, что
неприятная для всех троих тема исчерпана, спросил Денис.
- Воротясь из отпуска, - с облегчением начал Сомов, - получил я
указание немедленно информировать райотдел о появлении в поселке новых
лиц. Так вот, вчера на наш аэродром, не знаю, заинтересует ли вас это
или нет, прибыл товарищ Чумаков. Его встречали на машине Афонин и
Постников. Товарищ Чумаков весь день провел в конторе ПМК, а вечером
проведал Павла Селянина и Кузьму Яблокова. Чудно! Филиппыч говорит:
раньше его Федор Иннокентьевич не наведывал никогда, а тут прямо-таки
зазывал с собой на охоту. После чего выехал в районные руководящие
организации. - Сомов выжидательно взглянул на Дениса. Тот слегка
улыбнулся и сказал:
- Очень интересует нас ваше сообщение, товарищ Сомов. Несите свою
трудную службу и дальше. - И, обращаясь к Стукову, продолжал: -
Следовательно, завтра у меня с Чумаковым первое свидание. Давайте,
Василий Николаевич, условимся так: о ваших выводах в отношении
Постникова никому ни слова. Пусть Постников пока походит в
подозреваемых, тем более, что его роль в махинациях с лесом неясна.
- На первое свидание товарища Чумакова повесткой известить или
вызвать по телефону? - спросил Стуков.
- Ничего не предпринимайте. Он явится сам.

2

Он действительно явился и сразу заполнил собой всю небольшую
комнату: рослый, выхоленный, словно бы излучающий основательность,
добротность, надежность. И тотчас же почти ослепил Дениса горячим
блеском темно-серых выпуклых глаз и сахарно-белых зубов в широкой
улыбке.
Еще не здороваясь, по-хозяйски скинул со своих плеч и неспешно
водрузил на вешалку пальто с шалевым норковым воротником и норковую
шапку, делавшие его неуловимо похожим на старомосковского барина
прошлого века - либерала, гурмана и члена Английского клуба.
Вальяжно подошел к столу, с той же ослепительной улыбкой протянул
Денису руку и произнес переливчато:
- Чумаков Федор Иннокентьевич.
Денис назвал себя и не без удивления подумал о том, что, кажется,
почти десятилетняя следовательская практика и почти бессонная ночь в
ожидании встречи с этим человеком, за долгие часы которой Денис один
за другим прикидывав и браковал варианты своего поведения в
предстоящем разговоре с Чумаковым, оказались совершенно напрасными.
Правила игры в этой встрече станет задавать не он, капитан милиции
Денис Щербаков, а этот искусный в житейской дипломатии человек.
Злясь на себя за излишнюю предупредительность тона. Денис сказал:
- Садитесь, пожалуйста.
- Благодарю вас, - с достоинством ответствовал Чумаков,
основательно утвердился на стуле, вновь разулыбался и молвил:
- Заглянул, так сказать, на старое пепелище. Начальник этого
учреждения, Михаил Григорьевич Нестеров, - давнишний мой сотоварищ по
охоте. Только подполковник сейчас на сочинском солнышке запасает
калории. Словом, потоптался я по коридору да незванно-непрошенно
нагрянул к вам. Исправить неловкость, которую допустил в нашем
суматошном телефонном разговоре. В общем, простите великодушно, Денис
Евгеньевич. И, как говорится, забудем.
- Забудем, - чуть растерянно повторил Денис.
Такое начало разговора никак не укладывалось в ночные прогнозы
Дениса. Ожидал, что Чумаков с порога станет возмущаться задержкой
Постникова, а Чумаков настроен на самый мирный светский разговор,
который может позволить себе человек, уверенный в благополучном исходе
этого разговора. На красивом диковатой красотою лице Федора
Иннокентьевича нет и тени тревоги.
- Вот, значит, вы какой, Денис Евгеньевич Щербаков - старший
следователь и прочая, и прочая... - Чумаков щедро обдал Дениса теплом
своего взгляда и вдруг продекламировал: -Здравствуй, племя, младое,
незнакомое!..
- Незнакомое - верно, - удивляясь тому, с какой легкостью и
непринужденностью уходит Чумаков от главной цели своего визита, с
усмешкой подтвердил Денис. - Но такое ли уж младое?
- И не говорите, Денис Евгеньевич, младое, - горячо возразил
Чумаков. - Конечно, если по паспорту считать, по меркам
демографической науки мы с вами, в общем-то, в рамках одного
поколения. Вам, как я понимаю, тридцать, мне сорок два. Но если
помнить крутые уроки истории, мы с вами представители разных
поколений. Между нами - война со всеми ее последствиями...
- Но вас тоже миновала окопная юность, - довольно сухо напомнил
Денис, давая понять Чумакову, что тому пора переходить к истинной цели
своего визита. А истинной целью могли быть лишь судьба Постникова и
проявленный следователем интерес к операциям с лесом в разговоре с
руководством ПМК. О чем, естественно, Федор Иннокентьевич
иноформирован досконально.
Однако Чумаков вроде бы даже и не заметил сухости тона Дениса.
Лицо его притуманилось скорбью, поостывший взгляд устремился в себя, и
заговорил он очень проникновенно о том, что, видимо, действительно не
гасло в его душе:
- Совершенно справедливо заметили: в окопах не сидел, в атаки не
ходил, рожей в грязь не плюхался под бомбами. Орденов за ратные
подвиги, естественно, не имею... В июне сорок первого мне было три
года. - Чумаков, не то скрывая волнение, не то нарочито выплескивая
его, похлопал себя по карману, извлек пачку сигарет, радушно протянул
ее Денису: - Не угодно?
- Спасибо, не курю, - сказал Денис, думая о том, что вроде
случайно предложенный Чумаковым поворот в их разговоре позволит и ему,
Денису, вооружиться любопытными фактами.
- Кабы не проклятый июнь сорок первого года, - разгоняя рукой
облачко дыма, продолжал Чумаков, - вырос бы я интеллигентным сыном
интеллигентных родителей. Ходил бы в музыкальную школу со скрипочкой в
футляре, учился бы в средней школе с английским, а то и французским
языком... и был бы не технарем, как сейчас, а наделенным звучными
титулами комментатором нетленных шедевров мировой культуры.
Родители-то мои получали зарплату в Московской филармонии. О скрипочке
в футляре вспомнил я не для красного словца. Мне исполнилась всего
неделя, когда отец с матерью получили дипломы Московской
консерватории. По этому случаю прославленный профессор презентовал
отцу старинной работы скрипку, на футляре которой была монограмма:
"Иннокентию Чумакову и его сыну Федору с искренней надеждой..." В
октябре сорок первого отец и мать - говорят, она была талантливой
певицей - добровольно отправились под Можайск в составе фронтовой
концертной бригады. И погибли во время концерта от одной немецкой
бомбы. В наследство от родителей мне осталась скрипка с обязывающей
надписью маэстро на футляре да недописанное письмо отца, в котором он
восторженно напоминал, что скрипка - лучший инструмент на земле,
основа симфонических оркестров и инструментальных ансамблей. И завещал
мне, чтоб я никогда не изменял скрипке. Словом, призывал к творческому
подвигу... Однако и скрипку, и отцовское завещание воспринял я много
позже со слов сестры отца - тети Шуры. Она стала мне опекуном и первым
наставником в жизни. Была она человеком не шибко большой грамоты,
крутого нрава, отоваривала продуктовые карточки в закрытом
распределителе. Так что голодуха военных лет нас миновала. Но в
девятом классе остался я совершенно один. Померла тетя Шура. Мешок с
сахаром подхватила в недобрый час. Пришлось мне кормиться одному.
Тогда-то, чуть ли не ребенком, на всю жизнь открыл я важную истину: ни
одна копейка не дается даром, а в рубле копеек этих сто... Как же
тяжело мне доставались эти рубли-копейки. Случайная работенка, скудные
харчи, а чаще и вовсе впроголодь. И все-таки хватило сил вырвать в
школе золотую медаль и двинуть в институт. В Московский
энергетический!.. Жаждал строить линии высокого напряжения. Так
сказать, артерии жизни современной цивилизации.
Чумаков торжественно, точно гимн услышал, поднялся со стула,
размашисто шагнул за спину Дениса, сделал второй шаг, но ударился
грудью об угол сейфа. Однако же продолжал с пафосом:
- А годы-то были романтичнейшие... Старт широкого наступления на
Сибирь, Братская ГЭС, Красноярская ГЭС, песню пели: "ЛЭП-500 - не
простая линия..." Ради будущего диплома я разгружал вагоны на станции
Москва-Сортировочная, сторожил ларьки на Цветном бульваре, подметал
асфальт на Садовом кольце. Словом, был, по Федору Достоевскому,
униженным и оскорбленным. И подобно его любимому герою Родиону
Раскольникову - в гордости своей уязвлен сильно. Не стану скрывать,
честолюбив был тоже не менее его. Однако же старушку-процентщицу не
убил. - Чумаков усмехнулся. - Хотя страдал от хронического безденежья.
И завидовал моим однокашникам, кого в те времена называли стилягами.
Честно вам скажу, от поисков той процентщицы спасла меня повышенная
романтичность в оценке своей профессии. Виделся я себе этаким Ермаком
Тимофеевичем эпохи НТР во главе дружины высоковольтников на сибирских
просторах. В конце концов достиг кое-чего. Недавно прикинул - за
семнадцать лет после института я эти "непростые линии" протянул больше
чем на половину земного экватора. Не обижен по службе. Ценят в нашем
самом многопрофильном в Союзе министерстве. И ордена появились.
Словом, не зря жизнь живу: хотя течет она при ЭВМ и опорах, а вот
отцовская скрипка в футляре покоится на антресолях... На черный
день... Знатоки утверждают - целое состояние...
По мере того как Федор Иннокентьевич нанизывал подробности своей
далеко не прямой и не гладкой жизни, Денис проникался к нему все
большим сочувствием. Когда же Чумаков, пусть несколько высокопарно,
заговорил о своей романтической профессии, о том, что проложенными им
высоковольтными линиями можно опоясать половину земного экватора,
Денис почувствовал, что близок к тому, чтобы разделить всеобщее
восхищение этим человеком. Следователь Денис Щербаков верил, что,
независимо от возможных конфликтов Чумакова с законом, перед ним
мастер своего нелегкого дела, человек, могущий и имеющий право вести
за собой людей.
А Федор Иннокентьевич вопросительно взглянул на Дениса, улыбнулся
грустно и сказал:
- Играть на скрипке я так и не научился. И даже не знаю, есть ли
у меня музыкальный слух. Пою, простите, только на дружеских застольях.
- Чумаков снова разулыбался ослепляюще и радушно: - Так, может быть,
мы с вами сочиним его, застолье-то? Не до песен, конечно, а так, по
рюмочке коньячку для приятной беседы. Время обеденное. Как вам эта
идея? - И, заранее уверенный в согласии Дениса, поднялся, снял с
вешалки шапку.
"Мелковато, - оценил мысленно Денис. - Неужели только ради
рюмочки коньячку проведена эта словесная артподготовка?" Но сказал с
искренним дружелюбием:
- На службе ведь я, и коньяк-то нынче...
- Дороговат, хотите сказать? - озорно подхватил Чумаков. - Так
ведь не дороже жизни, Денис Евгеньевич. А жизнь-то, она ой как дорога
и быстротечна. И надо следовать советам врачей: дышать свежим
воздухом. А у вас душновато здесь и, пардон, очень уж неуютно,
казенно.
- Да, с вашим бывшим кабинетом в ПМК не сравнишь, - радуясь тому,
что Чумаков намерен продолжить разговор, и, возможно, удастся вывести
его на более близкую к существу дела орбиту, согласился Денис.
- И с нынешним в тресте тоже, - как бы мимоходом пробросил
Чумаков. - А здесь, прямо скажу, бедновато.
- Да, небогато. - Денис хотел было ограничиться этим лаконичным
признанием, но, мгновенно оценив выгоды для себя случайно поднятой
Чумаковым темы, продолжал словоохотливо: - Пока небогато. Но убежден -
не за горами время, когда построим подлинные Дворцы юстиции, Дворцы
правосудия, внушающие гражданам благоговение перед законом.
- А вы, Денис Евгеньевич, простите, фантаст! Да еще пылкий!
Дворцов культуры покуда не достает. Жилья, знаете ли.. А вам Дворцы
правосудия подавай, и не менее того... - Он заговорил горячо, с
неподдельным волнением, как произносил, должно быть, речи с самых
высоких трибун: - Слышали, возможно, в первые годы революции песня
была: "Церкви и тюрьмы сровняем с землей". Тоже, знаете ли,
фантазировали пылко. А в реальности-то сегодня и церковный благовест
слышен, и тюрьмы, как их там ни называйте "следственный изолятор",
"колония", функционируют, и достаточно интенсивно. И сровнять их с
землей время еще не приспело. Воруют, дорогой Денис Евгеньевич, и
много. И в пьяном виде физиономии ни за что ни про что кровянят. И
другие совершают более тяжкие эксцессы. А ведь шестьдесят с лишком лет
прошло. Не сровняли! Не вышло! Думаю, и за сто лет не сровняем. Так
сказать, вечная проблема! - закончил он с неожиданным торжеством.
- Снимем! Снимем, Федор Иннокентьевич, эту вечную проблему, как
сняли многие другие, не менее жгучие. Сровняем тюрьмы с землей. Вы
говорите: не вышло за шестьдесят лет! Они же полны драматизма, борьбы,
лишений. В первые годы революции решение многих социальных проблем
виделось простым и однозначным. Считали, что социализм автоматически
снимает "вечные проблемы". Но на то они и первые годы... Покончили же
за эти шестьдесят лет - это факт и вместе с тем наша гордость,-
покончили с профессиональной преступностью. У нас нет гангстерских
синдикатов и всюду проникающей мафии. Но вот мелкие воришки,
карманники еще есть, и есть, так сказать, более "интеллигентные" -
казнокрады, взяточники, спекулянты - еще не вывелись. Для их
скорейшего искоренения потребны и Дворцы правосудия, и специальные
службы, и названные вами специальные учреждения...
Чумаков невозмутимо и вроде бы согласно кивал в лад словам
Дениса. Потом заметил с покровительственной ухмылкой:
- Вот спасибо вам, просветили меня, темного. Значит, снова
виноваты во всем пережитки проклятого капитализма?
- В немалой степени - да! Частнособственническая идеология уходит
корнями в глубокое прошлое. И она очень живуча. Но списывать все наши
беды, живучесть преступности только на пережитки - это крайне
облегченный ответ. Тут множество аспектов: нравственные,
экономические, гражданские и, если хотите, даже биологические. Нельзя
забывать известных противоречий нашей жизни. Социализм еще не
устраняет имущественного неравенстве граждан. Это порождает у какой-то
части людей жажду стяжательства, накопительства. А различные
диспропорции, дефицит? Это же питательная среда для спекулянтов. Ну, а
пьянство, безнравственность, моральная распущенность, жестокость иных
субъектов... Словом, обществу нужны Дворцы правосудия, нужно привитие
каждому гражданину благоговения перед законом...
Чумаков помолчал, обдумывая услышанное, и сказал ухмыляясь,
только ухмылка стала зыбкою - не то по-прежнему покровительственной,
не то грустной:
- В общем-то, убедительно, Помогай вам бог в вашем многотрудном
деле. Осточертела честным людям преступность. Только, простите, ваша
ли это стезя? Не в обиду будет сказано, вы - не бесстрастный страж
закона, а скорее проповедник, лектор.
"И отлично, - порадовался Денис. - Похожу покуда и в
проповедниках". А вслух дружелюбно сказал:
- Вам нельзя отказать в проницательности. Перед отъездом сюда
была у меня мысль расстаться со следственной работой и пойти на
кафедру в университет. Но вот срочная командировка сюда и... - Денис
взмахнул рукой, намеренно обрывая фразу.
По мнению Дениса, Чумаков просто не мог не задать вопроса, что
изменило жизненные планы следователя и привело его в Шарапово.
Однако Чумаков ни о чем не спросил, а как бы мимоходом сказал:
- Собрались в университет? Так у меня же ректор, профессор
Медников, можно сказать, близкий друг. По субботам частенько сходимся
за пулькой. Если будет нужда, готов поспособствовать...
- Спасибо. Я уж как-нибудь сам.
- Как хотите, - покладисто сказал Чумаков. И, против ожидания
Дениса, опять пустился в философствование:
- Верно сказано: "Человек предполагает, а бог располагает". Вы,
стало быть, на кафедру, а вам - командировочку в Шарапово. Вот и
размышляйте в этом Шарапово о причинах живучести преступности да
ворошите прошлое, в который раз уже проверяйте, что именно стряслось
два года назад с Юрием Селяниным. Нелегок ваш хлеб, не позавидуешь.
Столько хлопот, и все ради чего? Единственно ради того, чтобы поменять
подследственного Касаткина на подследственного Постникова...
Наконец-то произнесено имя человека, ради которого, конечно же, и
пришел сюда Чумаков и, умело отвлекая Дениса от главной цели визита,
все-таки пришел к ней. Конечно, сказать, что Постников не виноват в
гибели Селянина, Денис счел преждевременным и промолчал, стойко
выдержав вопрошающий и нетерпеливый взгляд Чумакова.
Так и не распознав реакции собеседника, Чумаков продолжал не без
пафоса:
- Ах, Постников, Постников! И как только я, старый волк в
кадровых вопросах, мог совершить такую ошибку. Я уже приказ заготовил
поставить его главным инженером треста!
Денис вежливо улыбнулся и, переходя в контратаку, спросил
подчеркнуто равнодушно:
- И что же помешало вам отдать ваш приказ?
Чумаков мог безупречно владеть собой и все-таки на мгновение, на
одно лишь мгновение что-то дрогнуло в его лице.
- Шутить изволите. Постников у вас в обвиняемых ходит. Плакался
мне в жилетку. И улики против него самые веские. Видел же рабочий
Яблоков на шоссе его автомашину с брезентовым тентом. Яблоков и тогда
твердил об этом, но Касаткин спутал все карты и вам, и мне.
- Но Постников не признает себя виновным, - подбросил хворосту в
огонь Денис. - Говорит, что в этот вечер безвыходно сидел дома.
- Это как же дома?! - гневно зарокотал Чумаков. - Он же сам перед
отъездом сюда открылся мне, что в тот вечер мертвецки пьяным вел
машину и в кабине с ним была его подружка Круглова. Кто же кроме
Постникова мог задавить Селянина...
"А на предварительном следствии вы, товарищ Чумаков, настаивали,
что всему виной сильное опьянение Селянина..." - отметил про себя
Денис.
- С вами Постников откровенничал. Верил вам как близкому и
доброжелательному к нему человеку, а с нами запирается. - Денис
замолк, снова взвешивал то, что должен был сказать сейчас, уже не мог
не сказать, даже, возможно, вселив этим в Чумакова враждебность к
себе. Враждебность, которая будет сильно мешать дальнейшей
следственной работе с этим очень искусным в житейской тактике
человеком. И пробросил как бы мимоходом: - И правильно делает, что не
признает себя виновным в гибели Селянина. Надо уметь стоять за себя.
За свою свободу, за свое доброе имя...
Выпуклые большие глаза Чумакова на мгновение стали еще больше. Но
голос остался спокойным, доброжелательным, даже ироничным.
- Простите, не понимаю подтекста. Я все время полагал, что
беседую со следователем. А оказывается, говорю с адвокатом.
- Нет, вы беседуете именно со следователем, - сказал Денис и,
стремясь хотя бы в порядке психологического эксперимента поколебать
невозмутимость собеседника, побудить его к опрометчивым словам и
поступкам, продолжил: - Со следователем, коллега которого, капитан
Стуков, к счастью для Постникова, для исхода всего дела, произвел
тщательные расчеты скорости движения по дороге Селянина... - Денис
подробно изложил Чумакову сущность этих расчетов. - Согласитесь,
выводы Стуков сделал сенсационные.
- Воистину, с вами не соскучишься, - сказал Чумаков без прежней
бархатистости в голосе. - Прямо-таки шкатулка сюрпризов. Но позвольте
мне, грешному, и попенять вам. Все-таки я руководитель вышеозначенного
Постникова, могли бы, как говорится, поставить в известность о его
алиби и без внешних эффектов.
Денис с удивлением уловил глубоко в себе нечто похожее на
профессиональную гордость: оказывается, непробиваемый, неуязвимый
Чумаков, как и все люди, подвержен и волнению, и растерянности.
Похоже, что своим сообщением Денис попал в самое больное, самое
уязвимое место этого человека. Теперь Денис знал точно: Чумакову
больше всего на свете хотелось обвинить Постникова, сделать его
ответственным за смерть Селянина. Почему?
- Поверьте, Федор Иннокентьевич, никаких эффектов, - дружелюбно
сказал Денис и даже руками развел: виноват, мол, что получилось так
нескладно. - Сказал вам об этом, когда пришлось к слову. До этого я с
удовольствием слушал вас. А вообще-то, сообщил вам совершенно
доверительно. Тайна следствия не подлежит разглашению.
- Тогда, если это не еще более страшная тайна следствия, может
быть, посвятите, почему освобожденный от обвинения Постников до сих
пор не знает об этом и ему не разрешен выезд из Таежногорска?
- Так он же в служебной командировке в Таежногорской ПМК и даже
призвал вас прибыть для решения кардинальных вопросов перспективного
развития колонны. - Денис с невозмутимым видом достал папку, вынул из
нее телеграфный бланк, подал Чумакову. - Получали, Федор
Иннокентьевич?
- Получал, - даже не заглянув в текст телеграммы, подтвердил
Чумаков. - Разочарован я вами, товарищ Щербаков. Больны вы
подозрительностью. Это что же такое получается? Похоже, вы даже за
моей служебной перепиской установили контроль?
Сделав вид, что не слышит и не замечает гнева в голосе Чумакова,