Сибирцев И.. Отцовская скрипка в футляре

государственное следствие лесными делами заинтересовалось, а занимался
ими в мехколонне только твой покойный сын, то у него об этих делах
какие-нибудь записки остались. Мало ли там что. Пометил себе для
памяти мелочь какую или расчеты. Тебе, говорит, они без надобности, ты
их можешь выбросить запросто, а для следствия они могут стать
документами. Так ты мне их отдай, а я передам следователю, поскольку с
ним хорошо знаком. Порылся я у Юрия в столе, в книгах, никаких записок
нет. Так и доложил Чумакову. Чумаков вроде бы остался доволен.
- Остался доволен и не просил вас молчать о его визите? Не
обращался к вам ни с какой просьбой?
- Да вроде бы ни с какой. Хотя, постойте... Верно, пробросил: ты,
мол, сильно-то, Павел Антонович, не распространяйся о наших с тобой
разговорах. Сам знаешь, могут истолковать превратно. Ненароком
набросят тень и на Юрия. Поскольку власти, похоже, ищут жуликов.
- Что же вы нарушили приказ Чумакова? Разгласили мне ваши
секреты?
Павел Антонович смутился, но ответил с достоинством:
- Про вас он не заикался даже. Я ведь не где-нибудь среди кумушек
на базаре. А в нужном месте. И нужному человеку... Я вас, прошу
прощения, теперь уже почитаю за своего, поскольку разбираться приехали
в причинах гибели Юрия.
- Спасибо, если так, Павел Антонович, - тепло сказал Денис.
А Селянин, удивляясь своему душевному порыву, а может быть, уже
сожалея о нем, заговорил сумрачно:
- Век бы мне их не знать, дел этих лесных. Вы человек городской,
начитанный, может, посмеетесь надо мной. Да только сызмальства я вырос
в понятии, что не бывает никакой торговли на чистом сливочном мюле.
Даже присказка такая есть: не обманешь, не продать... Да зачем куда-то
далеко залетать. Бывало, Фрося моя вынесет на базарчик к рейсовому
автобусу редиску. И трухлявая есть в пучке. Так ведь она отмоет,
причешет ее, да так, что купят с лету. Или сальце выложит на прилавок,
вывернет его тем боком, в котором мясные прожилки почаще... А потому,
если говорить прямо, тянуло меня за душу, что сын мой в дела продажные
впутался. Часто его выспрашивал: все ли, мол, у тебя чисто, не имеешь
ли от кого навара, потому что выпивать стал частенько. Лес-то,
понимаете сами, он кому дрова, кому громадная ценность. А в тайге его
все еще прорва. Юрка, бывало, только усмехнется в ответ и разные
ученые словечки: ныне, мол, предприимчивость и ловкость в большом
государственном почете. Ну, а главное: не бери, мол, в голову, батя,
Федор Иннокентьевич самолично каждому бревну ведет счет и с просек
наших не спускает глаз. Покуда Федор Иннокентьевич на своей должности,
со мной все нормально...
Денис признательно думал о том, какое важное, если не сказать
сенсационное, сообщение сделал этот простодушный человек. И давая
выход неотступно преследовавшей его мысли, спросил:
- Помните, вы рассказывали мне, что Юрий увлекался "Спортлото".
Видели ли вы когда-нибудь у него карточки "Спортлото"?
- Видел. Не раз. Фрося даже выметала из избы ненужные, - и
встревожился: - А к чему бы вам это?
- Да так, к слову. Известно вам, что ваш сын имел не только
крупные сбережения, но еще и приобретал ценные вещи?
- Помню, за неделю, до того, как с ним получилось, вернулся он из
области и показал мне золотое кольцо с камушками. Купил, говорит,
дешево, по случаю. Надену, сказал, его на палец своей невесте. И
похвалился, что на кольце мастер в магазине нацарапал мелконькие
буковки Т. С., значит, Татьяне Солдатовой. - Павел Антонович,
покряхтывая, поднялся, постоял у окна, не то смотрел на тихую улицу,
не то прятал навернувшиеся слезы... Потом заговорил медленно, тяжело:
- Да, Татьяна Солдатова... Не судьба, значит. А крепко она ему зашла в
душу...
- Павел Антонович, - чувствуя неловкость за такой разговор, начал
виновато Денис. - Могли бы вы показать это кольцо?
Павел Антонович отошел от окна, растерянно посмотрел на Дениса:
- Так нет у меня этого кольца.
- Где же оно? Мне известно, что в свой последний вечер в кафе ваш
сын надел это кольцо на палец Солдатовой, а когда она отказалась
принять подарок, забрал кольцо и положил к себе во внутренний карман
пиджака.
- Одежду Юрия, в которой он был в тот вечер, мне выдали наутро в
больнице. Точно по описи. Кольца при мертвом Юрии не было. - И вдруг
вскинулся от внезапной догадки: - Так, может, за это кольцо и убили
моего сына на дороге? Грабеж получается...
- А вы могли бы узнать это кольцо?
- Как сейчас вижу. Я ведь кроме этого кольца других за всю жизнь
не держал в руках. Ну, кольцо, значит, обыкновенное, золотое, блещет.
На цветочек похоже. Камушки сверкают сильно. И я говорил: буковки Т.
С.
И снова Павел Антонович, помрачневший, отрешившийся от
следователя, стоял у окна, смотрел на почернелые сугробы и как бы
раздумывал вслух:
- Шибко подлую роль эта Танька Солдатова сыграла в судьбе Юрия...
Я ведь к вам неспроста приехал. Когда Геннадий, старший мой, на
похороны Юрия прилетел, привез он с собой последнее письмо Юрия,
которое тот за два месяца до своей кончины отправил ему. В этом письме
прямо сказано: Татьяна всему горю главная причина.
Павел Антонович долго не мог попасть дрожащими пальцами во
внутренний карман пиджака. Наконец-то извлек пожелтевший, затертый
конверт.
Денис взял конверт, начал читать:
"Генка, братан, здравствуй! - и вдруг подумал, что он давно
занимается историей гибели Юрия Селянина, но вот впервые как бы слышит
его самого. - Как там твои сейнеры, траулеры и весь рыболовецкий флот?
Не помню уж, сколько футов надо морякам под килем для полного
спокойствия, но желаю тебе именно столько, сколько надо. А я, брат,
хоть и сухопутный, хоть и от океана черт-те в каком далеке, а сижу на
мели. Да так прочно, что никакой кран не отдерет задницу от этой мели.
Не подумай, Генка, что бедствую или обижен по службе. Живу денежно и
пьяно, но тошно. Живу в авторитете, а вот рта не могу раскрыть. Если
тявкну невзначай, такие кедры в здешней тайге повалятся, что аж земля
затрясется. Словом, срываться мне отсюда надо по-быстрому, а то как бы
меня не заглотнула "зубастая акула". Старикам, сам понимаешь,
открыться не могу. А тебе, когда увидимся, выложу все без утайки. Отец
все нудит: пора, мол, своим обзаводиться сынком, внуком, значит, Павлу
Антоновичу. Я б с радостью. Семья там и прочая прелесть. Да где она,
семья эта? Есть тут, правда, одна золотоволосая... И я, тебе честно
скажу, готов душу свою прополоскать дочиста и швырнуть к ее ногам,
пусть ходит по ней. Только, видно, и в этом я невезучий.
Она в сердце и уме держит другого.
Так что, Гена, будь благодетелем, шли вызов. Готов там у вас
быть, кем скажешь: хоть палубу, как ты говоришь, драить, хоть рыбам
обрезать хвосты. Только бы подальше от здешней благодати: "акул",
кедров, разборчивых девчонок. И вообще подальше от всех. Твой брат
Юрий".

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Капитан Стуков впустил в комнату Круглову, прикрыл за собой дверь
и сказал:
- Вот, знакомьтесь: капитан Щербаков - старший следователь УВД.
И включил магнитофон.
Стоявшая перед Денисом женщина была так вызывающе красива и так
не к месту элегантно одета, что он только хмыкнул смущенно. В
присутствии красивых женщин старший следователь УВД краснел и терялся.
А тут еще ситуация, прямо скажем, своеобразная: и высказать свое
восхищение нельзя, и глаз отвести невозможно.
Лидия Ивановна безошибочным женским чутьем оценила состояние
молодого следователя, но сказала сердито:
- Мне кажется, в этой комнате не хватает еще одного человека. Я
предупреждала Василия Николаевича, что подробно расскажу обо всем
только в присутствии Чумакова.
Денис стал объяснять, что ее требование пока невыполнимо: очную
ставку, по закону, он может устроить лишь после того, как
предварительно будут допрошены оба ее участника, то есть она,
Круглова, и Чумаков.
- Закон, конечно, что нож острый, - со вздохом сказала Круглова.
- А я мечтала, как погляжу в бесстыжие глаза товарища Чумакова. Как
выложу здесь правду-матку про то, чего простить себе не могу с той
ночи, когда погиб Юра Селянин. - Пристукнула кулаком по колену и со
слезами выкрикнула: - Не могу!.. Два года ночь ту проклятую позабыть.
Пусть мне тоже не поздоровится... Ведь мог Юрий остаться живым. Он же
шел навстречу нам. Останови я машину, ухвати Игоря за руку, когда
увидела Юрия, и был бы Юрий живой...
Денис подал ей стакан с водой и сказал настороженно:
- Я не совсем понимаю вас. Вы с Постниковым встретили на дороге
Селянина. Каким образом могли вы предотвратить его гибель?
- А так вот и могла. Только струсила в ту минуту. Побоялась
сводить под одной крышей Игоря Постникова и Юрия Селянина. Постников
ведь знал, что на Селянина я, втайне от Юрия, не могла наглядеться...
Денис посмотрел на Стукова и заметил, как тот пожал плечами:
бабья, мол, благоглупость.
- А какая опасность угрожала тогда Селянину?
- Страшная, - сказала Круглова твердо. - Останови я машину, был
бы жив Юрий. Ведь видела я, видела ясно, что у березы дожидался Юрия
злодей. - И не сдержалась, всхлипнула.
- Какой еще злодей? - сердито спросил Денис, опасаясь, что и эти
слезы, и искренние слова - всего лишь уловка для затяжки следствия,
для направления его на ложный, никуда не ведущий путь. И упрекнул: -
"Злодей!" Слово-то выбрали какое...
- А кто же он еще, как не злодей? Да еще самый лютый. - Звонкий
голос Кругловой как бы надломился и звучал вроде бы откуда-то издали,
и каждое слово давалось ей с великим трудом.
- Да кто же там стоял, в конце концов, у той березы? - не
выдержал Стуков. - Бандит, что ли, уголовник какой, вам известный?
Может, Кешка Сморчков - тогдатошная гроза здешних мест? В ту пору как
раз объявлен был на него всесоюзный розыск...
- Нет, не гроза... А гордость и краса здешних мест - Федор
Иннокентьевич Чумаков, который, по вашим словам, Василий Николаевич,
таким товарищам товарищ, что нам с вами на них и взглянуть боязно.
- Как Чумаков?! - разом воскликнули Стуков и Денис.
А Василий Николаевич начал увещевать:
- А ты, девка, не того, не переложила в тот вечер лишку, не
примерещилось тебе? Соображаешь, кого называешь?
- Соображаю. Чумаков там был. Это точно.
Денис быстро прошелся по комнате, успокаивая себя, спросил
настороженно:
- Прикажете, Круглова, понимать вас в том смысле, что товарищ, -
он нарочито выделил голосом это уважительное слово, - товарищ Чумаков
затаился в темноте у березы и дожидался идущего по дороге Юрия
Селянина, чтобы лишить его жизни? Почему же вы два года назад не
сказали об этом?
- Именно так. Чумаков! Затаился и подкарауливал Юрия... - ни
секунды не колеблясь, подтвердила Круглова. - А не сказала?.. Так ведь
меня никто не допрашивал. Все верили: Юрия задавил Касаткин. Да если
бы и спросили, не сказала бы ни словечка. Мы с Чумаковым вроде как
заложники один у другого.
Стуков, часто мигая, растерянно и подавленно засматривал в глаза
то Лидии Ивановне, то своему коллеге, потом шумно отдуваясь, как после
жаркой бани, достал носовой платок, обмахнул багровое, взопревшее лицо
и сказал хоть и строго, но не очень уверенно:
- Ты что же, Лидия, своими глазами видела убийство?
- Вы что, Василий Николаевич, или уж вовсе не знаете Чумакова?
Желаете, чтоб такой пройдоха и ловкач убийство совершил на глазах
всего честного народа?
- Значит, это ваши предположения? - с непонятным облегчением
спросил Денис.
- Уверенность! И полная. Чумаков даже за березу вильнул, когда мы
его осветили фарами. Постников не заметил его. А я усекла и фигуру его
медвежью, и шапку боярскую, на всю округу единственную! Василий
Николаевич, когда из Ташкента меня вез, объяснил, что Постников не
наезжал на Юрия. Да это я и сама знаю. Но Юрка-то мертвый... Кто же
мог лишить его жизни? Сердце мое чует - только Чумаков! С чего бы ему
ночью в метель прятаться за эту березу в километре от ворот завода. Он
и днем мимо нее только на машине проезжал. Таких совпадений не бывает.
Чумаков прячется ночью за березой и там же погибает Юрий!.. Мы с
Игорем до центра поселка доехали и кроме Юрия и Чумакова никого не
встретили. Разве это не доказательство? Или опять старая песня:
"Товарищ Чумаков таким товарищам товарищ..."
Денис, свыкаясь с этой ошеломляющей новостью, снова думал: сколь
велика порой брешь между доводами так называемого здравого смысла и
строгими велениями закона. И, наверное, это очень хорошо, что такая
брешь существует... Что прежде, чем доводы здравого смысла и даже
убеждения следователя станут формулировками обвинительного заключения,
будут не раз взвешены неопровержимые факты, не допускающие никакой
двусмысленности в их толковании.
Василий Николаевич Стуков, должно быть, тоже подумал об этом. И
спросил недоверчиво:
- Вы что же это, гражданка Круглова, располагаете данными, что у
товарища Чумакова были важные причины, чтобы физически устранить Юрия
Селянина?
Лидия Ивановна замолкла надолго. Разгорелись на лице красные
пятна, будто следы пощечин, потемнели кукольные глаза... И голос
изменился, осел, хрипловатым стал...
- Эх, не миновать, видно, во всем колоться... Были у него
причины, важнейшие из важнейших. Чумаков молится двум богам. Один бог
- власть, должность. Другой - даже повыше первого - деньги. А
получилось так, что Юрий Селянин мог этих богов заставить отвернуться
от Чумакова.
Лидия Ивановна сидела, подперев руками лицо, смотрела себе под
ноги, мысленно снова и снова спрашивала себя: неужели последняя черта?
Неужели нет никакого запасного выхода? И в первый раз поверила: да,
последняя, отступление невозможно. Вздохнула, подняла бледное лицо,
кивнула на жужжащий магнитофон и сказала с вызовом:
- Припасайте побольше пленки, рассказывать буду долго...

2

После именин Аркадия Лузгина, когда Чумаков вскользь упомянул про
древесину, поваленную высоковольтниками, Лидия Ивановна в первый раз
задумалась: что это?.. Перст судьбы? Благословение Рахманкула?
Ее не печалили баснословные убытки, какие несло государство от
бессмысленной порчи ценнейшего природного сырья. Всю ночь просидела
Лидия Ивановна над листком бумаги, испещренным столбиками цифр.
Подсчитывала, зачеркивала столбики, писала новые. Возбужденно потирала
руки. Выходило, что прав был тот гостеприимный председатель колхоза:
прибыли от перевозки этого бросового леса в среднеазиатские селения
намного превосходили доходы денежных дел мастера Рахманкула...
С этой утешительной мыслью и отбыла Лидия Ивановна в Ташкент.
Не прошло и двух месяцев, как Лидия Ивановна возвратилась под
крышу родного дома.
- Я теперь, мама, важный человек. Права мне даны такие большие. -
Она многозначительно кивнула на привезенный с собой тощий портфельчик.
- Вскоре передо мною всяк станет шапку ломать. А ты говоришь,
недоучка, балаболка.
- "Не хвались, идучи на рать..." - проворчала Анна Федоровна.
На следующее утро Лидия Ивановна, приняв самый деловой вид, на
какой только была способна, явилась в райисполком.
- Здравствуйте. Я - особоуполномоченный группы среднеазиатских
колхозов по заготовке для них леса. Вот мои документы.
И, припомнив застольные речи Чумакова, пустилась в пространные
рассуждения о вреде бесхозяйственности, в результате которой гибнут
тысячи кубометров поваленной строителями высоковольтных линий
древесины, о ее поистине золотой ценности. И, конечно же, о дружбе
народов, о долге сибиряков помочь хлопкоробам в жилищном и
хозяйственном строительстве.
Ответили ей, как того она и ожидала:
- Езжайте к Чумакову, утрясите детали. С нашей стороны возражений
нет. - И начертали соответствующие резолюции.
С тем же тощеньким портфельчиком в руках прибыла Лидия Ивановна в
малознакомый ей Таежногорск. И надо же случиться такой приятной, а
главное - полезной встрече. Не успела Лидия Ивановна сойти с автобуса,
как попала в объятия своей еще со школьных лет знакомой, Надежды
Гавриловны Жадовой.
- Лидка!
- Надька!
- Ой, какая у тебя шубка миленькая! - Заплывшие глаза Жадовой
поблескивали восхищенно. - Удачная цигейка.
Лидия Ивановна приосанилась, но сказала почти равнодушно:
- Нет, натуральный мех.
Взгляд Жадовой вспыхнул откровенной завистью:
- Да, да, конечно. Я не сразу вспомнила, что ты замужем и,
говорят, за денежным тузом.
- Я приехала сюда одна.
Жадова, сообразив, что допустила бестактность, попробовала замять
неловкость шуткой:
- Ты, Лида, в школу, что ли, снова поступать с таким
портфельчиком?
Но Лидия Ивановна, холодно глядя на Жадову, с видимым усилием,
точно портфель был набит кирпичами, приподняла его и сказала:
- В этом портфельчике, Надя, все мое будущее. - И добавила
загадочно: - А может быть, и твое. Ты ведь, кажется, заместитель
начальника станции?
- Уже начальник. - Теперь Жадова не скрывала гордости.
- Тогда мы дружим с тобой, Надежда! Моя Надежда!..
Спустя полчаса, в уютном домике Жадовой подруги шептались о
баснословных барышах, какие можно огрести, если весь поваленный людьми
Чумакова строевой лес переправить в Среднюю Азию...
- Только вот как его заполучить, строевой-то, - озабоченно
прикидывала Лидия Ивановна. - Начальство Чумакова может разрешить
продажу только тонкомера да разных древесных отходов.
- Надо искать способы. - Жадова выразительно прищелкнула
пальцами. - Сухая ложка, как говорится, рот дерет...
Лидия Ивановна только и ожидала такого намека.
- Ты считаешь, Надя, что Чумаков... - с напускным испугом начала
Лидия Ивановна, но тут же заспорила с собой: - А что? Чумаков тоже
человек. А человек, известно, ищет где и что лучше... Время дураков
бессребреников прошло. В цене комфорт. А даже за маленький комфорт
надо платить большие деньги...
Лидия Ивановна говорила и не слышала свои слова. В эти решающие
мгновения она видела и слышала своего Рахманкула...
А ее полузабытая школьная знакомая, которая, оказывается, так
кстати имеет доступ к бесценным вагонам, казалось, давно ожидала Лидию
и этого разговора, подхватила на лету ее мысли.
- Конечно, если ты, Лида, станешь в разных сферах добиваться
нарядов и разрешений на лес да вагоны, так до своей старости, может, и
добьешься. А если ты, так сказать, подмажешь телегу, так она и
скрипеть не будет и пойдет куда надо. И не ты станешь искать наряды и
разрешения - они тебя найдут сами.
На этих словах Надежда Гавриловна приостановилась и спросила
озабоченно:
- А есть ли чем телегу-то, в смысле, подмазать? Или у тебя одни
только полномочия да заклинания про дружбу народов?
- Есть. Есть и полномочия, и чем подмазать телегу есть...
Она замолчала. Думала о том, что предусмотрительно поступила в
колхозах, которые она представляла в этом поселочке, поставив им
условие, что за каждый закупленный кубометр леса они будут выплачивать
ей по десять рублей комиссионных. Хватит, чтобы подмазать и телегу, и
вагоны. И себе останется, как говорится, на хлеб с маслом да на чай с
сахаром...
Но говорить об этом даже с доброжелательной и щедрой на советы
Жадовой все-таки не стоит. Она компаньонка, да в таком деле
поостеречься нелишне.
И Лидия Ивановна постаралась увести разговор от опасной темы. И
со вздохом призналась:
- Права ты, Надежда... Не подмажешь, не поедешь.. И платить надо
за комфорт, - и, передавая инициативу разговора Жадовой, сказала: - А
боязно к Чумакову с таким делом. Больно он важный и правильный...
Может и в милицию сдать!..
Жадова суетливо затопталась по комнате, крыльями взмахивали полы
ее халата.
- Да, Чумаков крепкий орешек. Верно: и важный, и правильный. К
нему с таким делом не подступишься. Язык проглотишь со страху. - Она
метнулась к окну, выглянула во двор и, словно бы рассмотрев там
кого-то, возбужденно хлопнула себя по лбу:
- А знаешь, Лида, можно не подступаться к Чумакову, если уж такой
мандраж перед ним. Есть у меня, понимаешь, на примете один здешний
парень - Юрий Селянин. Работает в отделе снабжения в хозяйстве
Чумакова. И вообще, говорят, Федор Иннокентьевич очень ценит его.
Приглашу-ка Селянина на пельмени...
- Ой, Надька, век тебе не забуду такую услугу...
А увидела Юрия Селянина и чуть не позабыла про все дела. Бывают
же такие казусы в бабьей жизни. Кажется, ничем этот Юрий не взял - ни
ростом, ни статью, ни красотою лица. А как вошел, как взглянула на
него Лидия Ивановна, так будто жаркой волной окатило ее.
Не отводила от него заблестевших глаз и вдруг, чего уж давно не
случалось с нею, покраснела, поймала в себе желание оплести руками шею
этого парня, притиснуть его к себе, обжечь поцелуями еще мальчишеское
лицо. Пусть будет что будет. Пусть судят и пересуживают здешние
кумушки занятную новость про то, как не первой молодости баба
совратила и закружила желторотого юнца... Надька-то Жадова с какой
ухмылочкой поглядывает. Почуяла, стерва! Бабы на такие тайны ох как
догадливы...
Будь прокляты эти придуманные во зло нормальным людям бесконечные
"нельзя". Открыться в любви приглянувшемуся парню - нельзя. Делать
деньги, как делал их Рахманкул, - нельзя. Жить на эти деньги в полное
удовольствие, жить так, чтобы все лопались от зависти, - опять нельзя.
ОБХСС не дремлет...
Лидия Ивановна неприязненно покосилась на Жадову, потом на
Селянина, удивленно взиравшего, с чего бы такая гордая и красивая баба
то краснеет, то бледнеет, - и сказала ласково:
- Будьте нашим гостем.
Юрий охотно ел пельмени, еще охотнее прихлебывал из рюмочки
коньячок и беседу вел самую интеллигентную: об изъянах и достоинствах
наших и зарубежных вокально-инструментальных ансамблей, фигурном
катании, киноактере Михаиле Боярском...
А в душе недоумевал: с чего вдруг затащили к себе в дом эти
малознакомые ему старухи, уставили стол коньяком, дорогими закусками,
кормят, поят, слушают будто мудреца, и смотрят такими глазищами, что
аж озноб продирает.
Лидия Ивановна, всегда уверенная в своей красоте и неотразимости,
чувствовала себя отвергнутой: милый, но неказистый Селянин не обращал
на нее никакого внимания.
Лидия Ивановна пожирала глазами этого птенчика и мысленно
клялась: когда осуществятся ее планы и у нее будет много денег, она
непременно купит, что бы это ни стоило, эти руки, эти глаза, эти губы.
Только ради этого и стоит затевать то, что задумала она...
Наконец Жадова согнала со своего лица блаженную улыбку, с какою
слушала излияния Селянина, и сказала озабоченно:
- Юрий, значит, такое дело. Гостья наша, Лида, значит, сюда не на
побывку приехала, а по государственной надобности. И нужна ей наша
помощь.
Юрий положил вилку, отодвинул рюмку:
- Какой же я в государственных делах помощник? Я человек
маленький.
- Не такой и маленький, если разобраться, - назидательно начала
Жадова. - Снабженец! - Она вскинула к потолку пухлую руку. - К тому же
запросто вхож к одному влиятельному человеку.
- К Федору Иннокентьевичу, что ли? - Юрий приосанился. - Верно, у
нас с товарищем Чумаковым все нормально, все по уму. А чего требуется?
Какая помощь государству? Экскаватор, может? Или кран? Мне запросто
замолвить словечко.
- Ты лучше, Юрий, замолви, чтоб принял Чумаков нашу Лидию
Ивановну. Да поласковее. Лес ей, понимаешь, нужен, который валите на
просеках. Не абы какой, а деловая древесина.
- Лес! - Юрий оживился. - Я обязательно передам Федору
Иннокентьевичу. Обещать ничего не могу, но товарищ Чумаков частенько
насчет леса беспокоится: как наладить его сбыт, поскольку
бесхозяйственность и порча народного добра.

3

Но или плохо объяснил Юрий Федору Иннокентьевичу нужды Кругловой,
или основных дел у него было невпроворот, только встретил он Лидию
Ивановну холодно. Едва кивнул начальственно, ткнул пальцем воздух,
указуя на стул. А когда Лидия Ивановна с ослепительной улыбкой
сказала, что они знакомы: встречались на дне рождения архитектора
Лузгина, он лишь плечами пожал безразлично, буркнул: "Возможно". Когда
же Лидия Ивановна стала пространно излагать цель приезда в Таежногорск
и, желая угодить Федору Иннокентьевичу, его же словами заговорила о
нетерпимости к бесхозяйственности и о дружбе народов, помянула о том,
что запаслась разрешением райисполкома, он прервал ее властным тоном:
- Короче, гражданочка, короче. Селянин, - Чумаков кивнул на
присутствовавшего при их встрече Юрия, - описал мне вашу миссию. И в
райисполкоме против продажи вам леса действительно не возражают.
Полагаю, не возразят и в тресте. Но я еще на всякий случай свяжусь с
главком. Договоримся сразу с вами так: меня ваша коммерция не касается
совершенно. Меня по этим вопросам беспокоить не надо. Для решения
таких непроизводственных задач у нас существует товарищ Селянин. Так
что держите связь с ним. А вообще... Он сделал паузу и энергично
пристукнул ладонью по столу: - Я дам только порубочные остатки. А ваше
дело найти рабочих разделать лес на просеках, вывезти на станцию,
изыскать вагоны, погрузить и отправить по адресам. Нас, то есть
механизированную колонну, эти ваши операции не касаются абсолютно.
Меня интересует только, чтобы все было по закону. Чтобы имелся договор
с колхозами, оплата была предварительная и по чековым книжкам. Вам все
ясно? Деньги на кон - и лес ваш.
Лидия Ивановна, подавленная жестокостью этих условий и сложностью
разом рухнувших на нее проблем, пролепетала:
- Ясно, Федор Иннокентьевич.
- Ну, коли ясно - по рукам, - удовлетворенно подытожил Чумаков. -