Синицын Олег Геннадьевич. Скалолазка и Камень Судеб (Скалолазка - 3)

   - Да-да, мы вас ждем.
   Я торопилась. Когда рейс неизвестно, а нужно еще купить билет. Если не успею, придется ждать, может быть, даже до утра.
   - Где расписаться?
   Он ткнул сухим пальцем с пожелтевшим ногтем в листок. Вверху на машинке было отпечатано: "Карточка доступа к документам по исследованию экспоната "Хромоногий Ульрих". Где-то здесь я оставила свою закорючку сегодняшним утром. Часа за два до того, как Марка увезли на автомобиле "скорой помощи".
   Мельком пробежала по списку лиц, которые обращались к архивам "болотной мумии №4". И вдруг... Строчка притянула, приковала к себе. Я не видела и не слышала ничего. Стены круглого зала и миллионы книг будто провалились в тартарары... Вновь и вновь я перечитывала короткие имя и фамилию, не веря глазам:
   "Игорь Баль..."
   - Извините, вам плохо? - Скрипучий голос архивариуса донесся словно с другой планеты.
   Я обнаружила, что вцепилась в стол, обтянутый зеленым сукном. Пальцы скребли по сукну, угрожая разодрать его.
   Короткая запись: "Игорь Баль". Рядом - уверенная и размашистая роспись. Мой отец был в этом архиве. И просматривал материалы по Хромоногому Ульриху!
   Высокие полукруглые окна над книжными ярусами закружились хороводом. Будет очень здорово, если я не грохнусь в обморок на глазах у архивариуса, ученых, туристов. Нужно взять себя в руки. Только как? Как это сделать, когда меня будто ударила тяжелая волна? Мысли путались. Единственное, что выудила из хаоса в голове:
   "Когда... когда он был здесь?"
   Дата выведена рукой отца в отдельной графе:
   "12 марта 1985 года..."
   В то время я как раз пошла в школу. Разговаривала уже на двух языках спасибо маме, - но не могла понять принцип умножения. Пять раз сложить было легче, чем умножить на пять. Дедушка в тот год смотрел какие-то пленумы по телевизору. И тихо ругался по-французски - чтобы я не поняла. Даже помню, как на Восьмое марта подарила маме картинку, на которой нарисовала полную корзину ядреных подосиновиков. А через четыре дня мой отец в Большом читальном зале города Лондона просматривал отчет сэра Лестера. До его гибели оставался месяц...
   Не могу сказать точно, поставила ли подпись, о которой просил Генри. В голове творилось нечто напоминавшее последствия взрыва. Я даже двигалась с трудом, словно контуженная.
   Из читального зала не вышла - выбралась, выкарабкалась, держась за стены. Прошла немного и села на пол возле художниц, которые сворачивали свои зарисовки Внутреннего двора. Кое-как овладела собой.
   Ни о каком возвращении в Москву не могло быть и речи. Ведь я узнала нечто невероятное!
   Девятнадцать лет назад мой отец шел по следу Фенрира!
   Часть II
   АНДАЛУССКИЙ МЕГАЛИТ
   Глава 1
   "ТАЛГО-200"
   Путешествия в поезде навеивают на меня странную смесь романтики и скуки. Чувства особенно обостряют перестук колес, осенний лес за окном.
   По крайней мере, в путешествиях по России все было именно так. Я много ездила по разным археологическим центрам (Алтай, Карелия, Дальний Восток, Кавказ, Поволжье, Прикамье). Дошло до того, что типовые переживания стали выделяться во мне, как желудочный сок - стоило только завидеть поезд, проехать под железнодорожным мостом или даже услышать упоминание о футбольном клубе "Локомотив".
   В этом поезде меня ломало. Чувства пытались принять привычный в таких обстоятельствах вид, но это оказалось невозможно. Треклятые колеса не стучали, однообразный лес сменили горные долины, о слякотной российской осени даже вспоминать было совестно, когда над горами поднималось жаркое испанское солнце. Пейзаж проносился за окном со скоростью двести километров в час. Какая скука, какой романтизм, когда, вцепившись в подлокотники, думаешь, что машинист сошел с ума?! Вовсе не обязательно так рисковать!
   Впрочем, кажется, я одна такая нервозная. Остальные пассажиры, расположившиеся в креслах поезда Мадрид - Малага, видимо, путешествовали с такой скоростью не в первый раз. Привыкшие. Вся Европа окутана скоростными железнодорожными трассами. И о старом добром перестуке колес, о тоске и романтизме железнодорожных путешествий тут забыли так же, как о радостных поездках в скрипучей карете, которая иногда пахнет дамскими духами, но чаще - конским навозом.
   ...Последним вечерним рейсом вылетела из Лондона в Мадрид. Переночевала в маленькой домашней гостинице. Поднялась рано утром и на семичасовом поезде отправилась в Малагу - город на южном побережье, прославившийся золотыми пляжами и корридой.
   После промозглого Лондона в Испании с удивлением ощутила себя на КУРОРТЕ! А я и забыла, что сейчас всего лишь сентябрь. Для такой знойной страны - самый разгар сезона. Солнце, пальмы, вино, загорелые мужчины то и дело липнут, словно коты на валерьянку...
   Я бы насладилась пребыванием на курорте в полной мере, как советовал мой руководитель Семен Капитонович. Но тяжелые мысли и обстоятельства, в которых я оказалась, не позволяли расслабиться, расправить плечи, поваляться на пляже, позагорать до появления негроидного окраса, ответить на пару мужских окликов... Было не до этого!
   Хуже всего дело обстояло с деньгами. После лондонских трат на карточке "Виза" осталось что-то около ста пятидесяти евро. Дня на три хватит, если ночевать под открытым небом. Вот поэтому вместо самолета купила билет на поезд. Второй класс стоил четырнадцать евро - разумная цена за доставку моего багажа и тела в другой конец страны. И ехать не так долго - три с половиной часа.
   В соседки попалась чудаковатая тетка - жгучая брюнетка с хитрым взглядом и крупной родинкой над верхней губой. Запястья каждой руки охватывало не меньше десятка пестрых браслетов, а шею - ожерелье из разноцветных камешков. На мизинце левой руки красовался перстень с изображением крохотного черепа, который был почему-то зеленого цвета.
   Роза - так звали женщину - оказалась слишком словоохотлива. С того момента как мы уселись в кресла, я узнала, что она дважды разводилась, что племянница родила тройню к тем троим, что у нее уже были, что у брата зачах виноградник и херес стал походить на лимонад... Ее руки летали в воздухе, аккомпанируя каждому слову, будто в сурдопереводе. Периодически зеленый череп на мизинце удостаивался короткого поцелуя накрашенных губ.
   Я надеялась, что в поездке поразмышляю. А сама то и дело замирала от страха, глядя в окно, или слушала трели назойливой испанки.
   - А вы, милочка, развлекаться едете?
   Теперь еще придется на вопросы отвечать.
   - Вы угадали.
   Уже вдоволь развлеклась в Лондоне! На дне Темзы, пристегнутая к коляске, набитой стальными дисками... Интересно, какие радости ожидают меня в Малаге? Жду с нетерпением...
   - Обязательно посетите салон небесных мантр. Вам откроется истинный путь вашего сознания в космосе.
   - А если не откроется?
   - Он открывается всем. Ибо космос простирается над всеми нами. Следовательно, все сознания для него открыты.
   Череп на перстне вновь удостоился прикосновения губ. Мне показалось, что его крохотные челюсти раздвинулись от удовольствия.
   - Обязательно посетите салон! - закончила Роза.
   - Первым делом туда направлюсь, - пообещала я.
   - Правильно. Потому что аура у вас критическая.
   - Всю жизнь от нее страдаю. У всех аура как аура, а у меня критическая!
   Роза внимательно посмотрела на меня, непроизвольно дернув губой, над которой располагалась родинка. Наверное, пыталась понять: не иронизирую ли? А я, вцепившись в подлокотники, заглядывала в затемненное окно и удивлялась, как поезд до сих пор не сошел с рельс и не врезался в одну из скал, пролетавших за окном.
   - В Андалусии есть много мистических и загадочных мест, - поведала неутомимая соседка. - Каждый человек, заботящийся о своем сознании, обязан посетить их.
   Она говорила о сознании как о какой-то вещи! "Заботится"... Словно его можно завернуть в тряпочку, спрятать в сундук, а по праздникам доставать, чтобы установить связь с космосом!
   - Посмотрите, - тем временем произнесла Роза, доставая из сумки альбом. Она открыла его, и я с удивлением обнаружила там довольно неплохие карандашные зарисовки.
   - Это вы рисовали?
   - Ну а кто же, милочка? Кто же, как не я? - Она начала листать страницы, и я убедилась, что в трясину псевдорелигий затянуло очень неплохую художницу. - Это Ущелье Грез. Если провести там неделю и три раза в день жевать вереск, то можно увидеть картины далекого прошлого. Эпизоды из жизни иберов и кельтов. Не увидит только тот, кто не верит... А это мавританская башня Салясат Арбаа. Там живут призраки замученных крестоносцев. Видите, они летают вокруг нее?
   Она перевернула лист. На следующей странице был изображен небольшой холм, лишенный растительности. На нем стояли три прямоугольных камня, сложенные буквой "П".
   - Что это?
   - Очень древнее и зловещее сооружение. Мертвенный Мегалит. Он стоит высоко в горах Кордильера-Пенибетики.
   - Чем же он примечателен?
   - Холодом смерти, веющим от него... - Она сделала большие глаза. - За все время, что он известен людям, на холме, на который опираются камни Мегалита, не прижился ни единый кустик, ни единая травинка. Какие-то ученые брали анализы, а потом делали разные опыты. И определили, что в той земле нет даже бактерий. Такое впечатление, что земля, на которой установлен Мегалит, проклята для всего живого.
   Я уставилась на рисунок. Непривычно сумасшедшая скорость, с которой летел поезд, продолжала вызывать легкое онемение в груди. Но мне казалось, что оно проистекает от рисунка, на который я смотрела. Лысая земля, а на ней - тройка тяжелых плит.
   "Мертвенный Мегалит", - повторила я про себя, словно пробуя эти слова на вкус.
   - Кто установил эти камни?
   - Доподлинно неизвестно. Как и неизвестно, для чего они служили... А теперь извините меня, милочка. Ваше общество было очень приятным, но вынуждена покинуть вас.
   Я сперва подумала, что будет остановка, Роза встанет и, забрав многочисленные сумки, покинет вагон. Даже начала оглядываться. Но поезд скорости не снижал, а Роза не собиралась покидать кресло.
   - Я должна выйти из тела, чтобы прочесть одну важную мантру в безвоздушном пространстве, - пояснила она, заметив мое недоумение.
   - Надеюсь, вы еще вернетесь? - уточнила я, желая знать, сколько тишины мне отпущено.
   - Естественно. Мне же нужно сойти в Малаге!
   В очередной раз чмокнув череп на перстне, она сложила руки в замок, закрыла глаза и беззвучно что-то зашептала. Я наконец получила в свое распоряжение немного времени. Встала с кресла и прогулялась до тамбура. Остановилась возле окна.
   Фотографии с айсберга я оставила Эрикссону. Пришлось вернуться за ними на пристань, с которой меня сбросил Саша, и собрать все, что не унесло ветром. Новые отпечатки заказать не успела, но у меня осталась пленка-негатив.
   Я достала ее из кармана, бережно расправила, чтобы не наделать царапин. Подняла и посмотрела на свет потолочной лампы.
   Кадры хорошо знакомы - прямо как страницы семейного альбома. Я успела их выучить, перебирая фотографии по поводу и без повода. Единственное неудобство - мелко очень...
   Просмотрев пленку от начала до конца, отыскала кадр с ледяной стелой, которая изображала этапы странствий Фенрира. Долго вглядывалась, но толком ничего не увидела. Слишком мелко для меня - близорукой работницы архива.
   А кадр крайне важен. Когда Роза показывала свои рисунки, у меня возникла догадка, связанная с этим снимком. Где бы достать лупу, чтобы изучить его как следует?
   Тут, наверное, негде. Нужно добраться до Малаги, и там, в пункте "Проявка за час" отпечатать все заново.
   На том и порешила.
   Сотовый телефон я благополучно уничтожила еще в номере лондонского отеля. Вроде удобное изобретение, но по сигналу с его антенны можно запросто вычислить местонахождение хозяина. Я пару раз уже горела на таком спецэффекте. Поэтому еще в самолете решила обойтись без мобильника. Прибыв в Мадрид, купила телефонную карту, по которой можно звонить со стационарных аппаратов. Там они имелись на каждом углу. Выследить меня теперь практически невозможно. По крайней мере, я надеялась на это.
   В вагоне скоростного поезда стационарный телефон находился неподалеку от тамбура, прямо за небольшим баром. Я набрала код России и телефонный номер. Терпеливо ждала, пока женщина возьмет трубку. Она никогда не торопится. Некоторое время вслушивается в трели, словно пытаясь вычислить по ним фамилию звонящего. Затем не спеша идет к аппарату... Она всегда говорила мне: "Если звонящий не дождался ответа и бросил трубку, значит, дело у него было несрочное и поверхностное. Следовательно, нет нужды с таким человеком и разговаривать".
   - Алло? - произнес знакомый голос.
   - Бабушка! Это я, Алена!
   - А-а, привет, мелкая!
   - Бабуль! - обиделась я. - Не называй меня так. Давно уже не мелкая. Выросла, побывала замужем, развелась!
   - Ну так что, тебя после этого крупной называть?
   Я растерянно выдохнула в трубку.
   - И не пыхти! - добавила бабушка.
   - Я не пыхчу.
   - Пыхтишь, а значит, еще себя и за волосы дергаешь.
   Она словно рядом стояла! Я моментально отпустила прядь.
   - Не дергаю! - упрямо произнесла я в трубку.
   - Кому-нибудь другому расскажи. Тому, кто тебя не знает... Ну, что поведаешь?
   Я сглотнула, во рту слегка пересохло.
   - Ба... Хочу спросить об отце.
   - Снова... - Из ее голоса исчезла издевка. - Я вроде тебе все рассказала, что в памяти осталось.
   - В какую страну он ездил перед тем, как... как это случилось?
   Она помолчала.
   - Мы часто не знали, куда он уезжает. Даже Оля не знала. Один телефонный звонок, и он мгновенно срывался. Подхватит свою сумку, бросит в нее пару рубашек да джинсы - и укатит месяца на два. Потом в газете появляется его статья про Гондурас или Анголу. Только по этим статьям и определяли, где он бывал. Сам редко рассказывал.
   - Ты не знаешь, был ли он в Испании, а точнее - в Андалусии, перед той поездкой?
   - Статьи про Испанию не было, - ответила бабушка. - Это я точно помню. Но за неделю перед роковой поездкой вернулся откуда-то загорелый и очень задумчивый. Бродил по комнате и без конца крутил в руке пулю свою на цепочке - прямо как мусульманин четки. Пуля была его талисманом, он с ней не расставался с армии. Говорил, что удачу приносит.
   Точно знаю, что за месяц до смерти отец находился в Лондоне. Получить там загар он явно не мог - тем более в марте. Где же он загорел? До или после Лондона?
   - А потом, значит, отправился в Африку, - задумчиво произнесла я.
   - Так сказал.
   - Но ведь ты утверждала, что он никогда не говорил, куда едет.
   - Тогда почему-то сказал.
   Я знаю, что отец шел по следу Фенрира. Но Волк интересует всех не только своей бурной биографией. И Эрикссона, и Глеба Кирилловича с покалеченным Сашей, и таинственных близнецов из "Гринпис", и мерзавца Гродина интересует Священный Камень. Артефакт непонятного назначения, который был найден конунгом и где-то спрятан.
   Получается, что отец тоже его разыскивал!
   Этот вывод привел меня в некоторое замешательство. Последние дни моих родителей вдруг омрачила загадочная тень Священного Камня. Артефакт представился мне треугольным обломком скалы, углы острые, грани - как лезвия... Отец знал, откуда в Кембриджшир пришли викинги. Уверена, что именно его рукой обведен контур забора на фотографии из архива. Он нашел, куда следует отправиться.
   Только добрался ли он до Андалусии? Или смерть его остановила?
   Не знаю ответа... Возможно, что-то смогу выяснить, оказавшись там...
   - Алена... Алена... - Бабушка пыталась докричаться до меня сквозь расстояние. - Ты куда пропала?
   - Я здесь, - откликнулась я, выходя из задумчивости.
   - Где - здесь?
   - Здесь... В Москве... - Не стала говорить, что путешествую по тем местам, о которых только что спрашивала. Хотя бабушке и семьдесят один, соображает она как вычислительный процессор. Мигом сведет концы с концами, упрекнет меня в неверии, самодурстве и глупости; призовет не ворошить прошлое. Она уже говорила это, когда я пришла к ней с расспросами. Два месяца назад.
   - Здесь я, здесь, - повторила я.
   - Заходи, милая, вечером за яблочками. Такие яблочки на даче уродились - просто тают во рту!
   - Не могу. У меня... кошка рожает.
   Бабушка на секунду замолчала, а потом спросила:
   - Алена, а куда подевался твой кот?
   Господи! Зачем я про кошку ляпнула! Ведь в самом деле мой пожиратель рыбы зовется Барсиком!
   - Ну, соседи уехали на Кипр, а кошку мне оставили. Она как раз в положении, если так можно сказать о кошках, и готова вот-вот разродиться. Но ведь домашняя, и рожает в первый раз - надо помочь... - Фраза получилась длинная, как ленточный червь, и неуклюжая.
   Бабушка настороженно молчала. Я ждала ответа. Евро улетали с телефонной карты, как цифры на секундомере.
   - Правильно! - сказала наконец бабушка. - Конечно, надо помочь ... Я сама к тебе приеду.
   Мигом представила, как бабушка поднимается ко мне на четвертый этаж, долго давит на звонок. Не дождавшись ответа, своим ключом открывает дверь... При виде разгрома, царящего в квартире, каменеет на пороге, а в ее глазах возникает немой вопрос: милая, твоя кошка родила пятерых бешеных бульдогов?
   Пока я быстро соображала, как невинно закончить разговор, он оборвался сам. Внезапно и совершенно неожиданным образом.
   Скорый поезд "Талго-200" резко затормозил.
   Разные виды транспорта, в которых я путешествую, периодически попадают в катастрофы. Это происходит гораздо чаще среднестатистического показателя. Нужно над этим задуматься. Но, пожалуй, в следующий раз...
   Торможение состава было резким, никак не походим на плановую остановку. Дикая скорость - двести километров в час - резко упала до нуля. Меня бросило на пол с такой силой, что я выдрала из автомата телефонную трубку, которую держала в руке. Так и завершила разговор с бабушкой. Удачно или неудачно не время судить. Шею бы сохранить в целости!
   Вокруг стоял грохот. Люди падали с кресел. Обрушился бар, и по полу покатились бутылки с баварским пивом. Все перекрывал душераздирающий визг колес - от него не защитила даже шумоизоляция вагона.
   Поезд продолжал тормозить. Меня прижало к перегородке, отделяющей салон от туалета и тамбура. Каждым органом, каждой частичкой своего тела я чувствовала, как гасится огромная инерция состава. Руки, ноги и затылок прилипли к стеклопластиковой стенке, словно притянутые магнитом. Наверняка космонавты испытывают нечто подобное, когда руководитель подготовительной программы добавляет им пару q на центрифуге.
   Визг оборвался на высокой ноте. Тяжесть испарилась, руки-ноги отлипли от переборки.
   Состав замер.
   Я поднялась, сжимая вырванную трубку. Первый вопрос - где мы?
   За окном темнели вспаханные холмы. По ним параллельно железнодорожному полотну тянулась черная полоса дороги с белыми столбиками. Чуть поодаль виднелся ломаный контур гор. Не похоже на станцию.
   Оказалось, что я поднялась самой первой. Остальные пассажиры нашего вагона еще не очухались. Кто-то сидел неподвижно, шокированный, кто-то вытаскивал застрявшее колено, кто-то переворачивался из положения вверх ногами. В наступившей тишине слышались стоны, охи, скрип кресел и хруст расправляемых суставов.
   В дальнем конце вагона распахнулась дверь. Из нее вылетела растрепанная проводница. Промчавшись между рядами кресел, перепрыгнув через кого-то, подбежала ко мне. На лице растерянность, сбившаяся заколка болталась на кончиках длинных волос.
   - Срочно! Дайте мне позвонить!
   И принялась вырывать у меня телефонную трубку.
   Драться с обезумевшей проводницей я не стала - просто отдала бесполезную вещь. Она прижала трубку к уху и принялась набивать какой-то номер. Оборванный провод болтался возле локтя.
   - А что случилось? - поинтересовалась я, когда проводница, ничего не добившись, начала стучать по клавише отбоя.
   - Такого еще не было! - задыхаясь, пролепетала она. - Кто-то оставил тяжелый грузовик на переезде... Хорошо, что Рауль заметил. Мы едва не столкнулись... Алло! Алло!
   Впрочем, о причинах появления на рельсах волшебного грузовичка долго гадать не пришлось. Через ту же дверь, из которой появилась проводница, в вагон вошел... Нет, не скажу, что старый и добрый знакомый. Новый и чрезвычайно злой.
   Чук!
   Я сразу отличила его от брата, потому что на лице белела повязка.
   Игривой походкой латинос двигался по проходу. Он внимательно оглядывал вагон и улыбался каждому пассажиру, с которым встречался взглядом. Слоган на его майке поменялся. Там теперь пламенело: "Не дайте семьям норвежских китобоев умереть от голода!" Под буквами - лицо маленькой девочки, при взгляде на которое сердце разрывалось от жалости.
   Не знаю, в каком отделении "Гринпис" состоят братья, но их особенная любовь к животным заставила задуматься: а не прячут ли "амигос" в кармане охотничий билет?.. Впрочем, тут-то они охотились за двуногим существом. У меня не было сомнений, кого Чук высматривает среди помятых и испуганных лиц.
   Близнецы откуда-то узнали, что я еду на этом поезде. И перехватили меня самым наглым образом - поставили грузовик на переезде, вынудив машиниста остановить состав. Рискованный трюк, даже безумный... Машинист мог вовремя не увидеть грузовик, мог не успеть повернуть рукоять тормоза... Вдруг вспомнилось: один из братьев без долгих раздумий сиганул за мной с четвертого этажа из моей квартиры в Хамовниках...
   Латинос еще не увидел меня - я оказалась последней на его пути. Но если буду и дальше так тупо стоять, контакт с ним неизбежен, а это сплошные неприятности и членовредительство.
   Поэтому я шмыгнула в тамбур.
   Створки выходных дверей с затемненными окнами были сомкнуты плотно. Вручную не открыть, но на стене торчал красный штырь, под которым на двух языках сообщалось, что это рычаг аварийного открывания дверей. Была и маленькая просьба не дергать его без нужды. Но чем же считать появление озлобленного братца, как не аварией?
   Рванула на себя красный рычаг. С шипением створки раскрылись, в лицо ударил солнечный свет.
   В полутора метрах внизу начиналась потускневшая от пыли насыпь из крупной щебенки. Прыгнула на нее, не раздумывая. Камни хрустнули, я не удержалась на ногах. Небо и земля завертелись перед глазами.
   Недолгое кувыркание остановила мокрая канава. Я ухнула лицом в затхлую воду, скопившуюся на дне. Мигом вскочила на ноги и стала пробираться через заросли камыша, который отозвался рассерженным шелестом. На четвереньках вскарабкалась на крутой обрыв, цепляясь за скользкую траву. Быстрее! Братец Чук находится еще в середине вагона, но вскоре появится.
   И когда я оказалась на вершине, намереваясь дать деру и скрыться среди вспаханных холмов... мне в лицо уставился ствол израильского "узи". Непререкаемый авторитет, освобождающий от мыслей и зыбких надежд.
   - Допрыгалась, - произнес Гек и сверкнул фиксой. - Сеньорита, вы кое-что должны нам, помните?.. Негатив!
   Я, наивная, полагала, что сбегу от братцев. От одного клона ушла - и тут же напоролась на другого...
   Несколько выстрелов прозвучали резко, пронзительно.
   Сердце испуганно сжалось.
   Лишь спустя секунду я поняла, что выстрелы не похожи на трескотню "узи". Четыре громких удара, каждый из которых - размеренный, основательный...
   Гек повалился на траву. Грудь была пробита в четырех местах. На желтой майке распустились багровые лепестки. Тонкая струйка крови сбежала изо рта на подбородок, розовый пузырь надулся и лопнул на приоткрывшихся губах. Последний выдох настырного латиноса.
   Стоящий позади него Чедвик опустил пистолет, который сжимал обеими руками. Невысокий, невзрачный американец с лысиной и редкими светлыми волосами на висках. Мой баварский знакомый, сгинувший внезапно и, как я думала, навсегда.
   Я не верила своим глазам. Мой ангел-хранитель явился с того света!
   - Чедвик! - изумленно пролепетала я.
   Он протянул раскрытую ладонь. Я вложила в нее руку.
   Андалусское солнце нещадно пекло. Словно в Африке - и это не пустое сравнение! До черного континента не так далеко.
   - Быстрее к машине, - сказал Чедвик.
   Глава 2
   СТАРЫЙ ДРУГ
   С невысокого холма мы сбежали к дороге, на обочине которой стоял красный джип с открытым верхом. Чедвик прыгнул за руль, я устроилась рядом. Педаль газа провалилась под ступней американца, джип взревел и ринулся вперед, пожирая колесами плавящийся асфальт. Поезд, в котором остался Чук, исчез из вида.
   Некоторое время ехали молча. Я не решалась заговорить, просто развалилась в кресле, откинув голову. Отходила от пережитого приключения. Чедвик гнал машину и часто посматривал в зеркальце заднего вида. Над правым ухом у него виднелся кусок лейкопластыря, под которым проступал бугорок. Чедвик где-то поранился, а может, вскочил обыкновенный чирей...
   Потоки воздуха трепали волосы и приятно освежали лицо. Солнце светило прямо в глаза, и Чедвик надел черные очки. Правая дужка ткнулась в лейкопластырь, он невольно поморщился и аккуратно направил ее за ухо.
   - Вроде чисто, - произнес он, в очередной раз глянув в зеркальце заднего вида.
   - Это хорошо, - рассудила я. - "узи", приставленный к моему лбу, высосал все соки!
   - Не стоит расслабляться. "Мгла" может настигнуть в любой момент. У них достаточно средств.
   - Нет, я не расслабляюсь. Просто десять минут назад попрощалась с жизнью, а теперь пытаюсь вернуться обратно.
   Чедвик уставился на дорогу.
   - Спасибо вам, - тихо произнесла я.