Синицын Олег Геннадьевич. Скалолазка и Камень Судеб (Скалолазка - 3)

   - Я почувствовал твой запах... - прохрипел старик. - И еще - запах страха. Более сильный, чем когда ты спустилась с гор.
   - К сожалению, вы правы... Поэтому мне и требуется ваша помощь. Я сделаю для вас что угодно, только окажите ее... Нужно спрятать раненого человека. Его ищут.
   Лукас с некоторой брезгливостью заглянул в дом. Обозрев неприхотливую обстановку, он увидел старика и, наткнувшись взглядом на затянутые кожей пустоты в глазницах, в ужасе отшатнулся.
   - Надеюсь, это ненадолго, - добавила я.
   Фернандо не произнес ни слова в ответ. Провел скрюченной ладонью по бритой голове. Было невозможно понять, что в ней творится.
   - Я оставлю помощника, - добавила я.
   - Ты не подумай, что я вредный.
   - Нет, нисколько! Вы же приняли меня. Я уверена в вашей искренности и доброте.
   - Я долгое время не жил рядом с людьми. Очень боюсь, что привыкну к вам. Привыкну к совместным завтракам, к разговорам с кем-то, кроме себя самого. Мне будет очень плохо, когда вы уйдете.
   - Кроме вас в Андалусии у меня нет знакомых. Мне не к кому обратиться!
   Фернандо с хрипом вздохнул.
   По-прежнему находившегося без сознания Чедвика разместили в старой спальне хозяев. Слепец сказал, что не пользовался ею со дня их смерти. В доме достаточно комнат, чтобы обходиться без спальни, в которой умерли хозяева фермы.
   Когда мы перемещали американца из внедорожника в дом, Лукас тихо паниковал. Он словно угодил в могильный склеп, в котором вот-вот пробудится вампир. Особенно шугался Фернандо: опасался приблизиться к старику и каждые две минуты оттягивал воротничок рубашки, словно ему было нечем дышать.
   Состояние Чедвика не внушало уверенности. Он вроде бы дышал самостоятельно, но пульс прощупывался слабо, а с лица не сходила мертвенная бледность. Под глазами проступили темные полукружья. Сможет ли он встать на ноги без помощи врачей? Или прокол в голове навсегда оставит его инвалидом, и будущее Чедвика - бессвязная речь и кресло-каталка?
   Решила пока не думать об этом.
   Мы с Лукасом покинули комнату, в которой остались Чедвик и Слепец. Старик сидел возле постели и втирал в грудь больного какую-то едкую мазь. Иногда бережно ощупывал лицо нового гостя - думаю, так он знакомился с ним... Мы с Лукасом вышли на улицу. Солнце уже не пекло, как днем, во всем чувствовалось приближение вечера. Старые, проеденные эрозией горы казались опытными стражниками, которые не пустят чужаков в долину.
   Я обессилено прислонилась к стене дома.
   Трудно поверить, но, кажется, разобралась с Чедвиком. Не знаю, выживет ли он... Но из звериных лап "Мглы" его удалось вырвать!.. Настала пора вернуться к поискам Камня Судеб. Левиафан теперь располагает данными, в каком районе Средиземного моря появится поднебесная Башня. В помощь ему люди, сотрудничество испанских властей, вооруженные силы, что находятся в Средиземноморье. К высадке на Башню уже готовы морские пехотинцы и ученые, состоящие на службе спецотдела. Уверена, что и ничтожество Гродин в Малаге!.. Несмотря ни на что, я должна получить Камень Судеб! Если в нем содержится летопись судеб всех людей прошлого, настоящего и будущего Земли, - значит, я найду и историю своих родителей!
   - Лукас, попрошу вас остаться здесь. Помогите Фернандо присмотреть за раненым. Привезите, если потребуется, любые лекарства.
   - Вы уверены, Алена, что... что этот слепой - нормальный?
   - Не беспокойтесь. Фернандо не ест на завтрак баварских говорливых старичков.
   - Я вовсе не боюсь! - возразил Лукас. - Опасаюсь немножко.
   Я смотрела на горы, совершенно не представляя, что делать дальше. Как заполучить Камень Судеб раньше Левиафана? Конечно, можно попросить у Эрикссона фотографию щита и определить точные координаты места появления Башни. Но как добраться до нее? Участок уже наверняка охраняют. Нужна как минимум подводная лодка!.. Ладно, ерунда...
   Здесь, на ферме, ничего не решить. Пора отправиться на побережье. В Малагу или на мыс, на котором стоит отель. Думать, искать, втираться в доверие, проникать на чужие корабли... Какой бред!
   - Прекрасные места, - произнес Лукас, разглядывая окрестности. - По сравнению с Баварией немного жарковато, зато в Андалусии превосходная природа... Тут множество мальтийских дикорастущих кактусов! Я читал о них. Это чудное растение!
   - Да, я знаю.
   - Цветы на них распускаются один раз в году - всего на одну ночь. Большие и удивительно красивые! С первым лучом солнца они начинают увядать. Здесь столько таких кактусов, что, когда они зацветают в начале лета, густой, насыщенный запах ванили переполняет округу. От него невозможно спрятаться.
   - Простите, Лукас... - Из груди вдруг исчез воздух. Я не могла вздохнуть - словно меня придавило камнем. - Простите... Вы сказали мальтийский кактус цветет в начале лета? Вы уверены?
   - Конечно, уверен! Я собирался посадить такой в зимнем саду нашего замка, но...
   Я уже не слушала Лукаса. Мир сдвинулся. Съехал, свалился набок. А может быть, я упала...
   - Что с вами?
   Да, я действительно упала. Лукас помог мне подняться.
   Этого не может быть... ЭТО НЕВОЗМОЖНО!
   Слова Лукаса перевернули все планы. Ни о каком Камне Судеб не шло больше и речи...
   - Куда вы? - Крик Лукаса настиг меня уже возле двери "мицубиси". Надо же, как далеко занесли меня ноги!
   - В Москву, - бросила я.
   Часть III
   Небесная обитель
   Глава 1
   МОСКОВСКОЕ ДЕРБИ
   Кнопка звонка не работала. Пришлось барабанить по двери до тех пор, пока не послышались шаги. Взревел кот, которому Овчинников, очевидно, наступил на хвост в темноте.
   - Кто там? - шепотом спросил Леха.
   - Белая горячка.
   - Похоже, явился призрак моей бывшей жены, - констатировал Овчинников. (Вроде трезвый. Слава богу. Он мне нужен вменяемый). - Призрак, забери своего кота. Он меня обожрал. Мерзавец научился холодильник открывать, когда никого дома нет.
   - Леха, открой дверь.
   - Алена, а ты раньше не могла явиться? Посмотри на время! Час ночи!
   - Раньше не могла. Я только из Испании прилетела - и сразу к тебе. Открой дверь, заинька.
   - Не открою! А если я не один дома? Если у меня тут очень известная певица, личность которой я бы хотел сохранить в тайне?
   - Никого у тебя нет. Твою хибару даже моль игнорирует.
   - Это неправда! У меня есть моль!
   - Леха, открой. Ты мне нужен.
   Щелкнули запоры. Дверь распахнулась, и я шагнула в полутьму Лехиной квартиры. Овчинников стоял в пижаме с диснеевскими далматинцами, которую я ему подарила в прошлом году на день рождения. Я аж прослезилась от умиления. А говорил, что будет этой пижамой стекло "жигуленка" протирать. К ногам бывшего мужа прижался мой Барсик, два зеленых глаза светились ненавистью ко всему, что пахнет колбасой. Эта ненависть обычно трансформировалась у кота в тотальное уничтожение данного продукта.
   - Ну? - спросил Леха. - Чего надо-то?
   - Тебя и твою машину.
   - А до утра твое дело не подождет?
   Я поглядела на него устало. Взгляд получился таким тяжелым, что Леха даже попятился.
   У Лехиной "пятерки" не работала одна фара. На темных улицах, где отсутствовали фонари, это играло существенную роль. Как раз половины дороги не видно.
   - Тебя за мотоциклиста еще не принимали? - поинтересовалась я.
   - Очень смешно.
   - Совсем несмешно. А если милиция задержит?
   Он презрительно фыркнул. Ах, ну да! Чего ему волноваться?!
   - Куда едем-то?
   - Сейчас налево... да... Припаркуйся здесь.
   Леха притормозил возле длинного забора из металлических прутьев. Я вылезла из машины, вытащила из багажника завернутый в рогожу инструмент, который захватила из гаража. Овчинников тоже выбрался, выключил габариты и нерешительно топтался на месте, ежась от холода.
   - Через ворота не пойдем, - сказала я, когда мы оставили темный, практически неразличимый в ночи "жигуленок". - Полезем через забор.
   - Через забор не могу, - запротестовал Леха. - У меня травма.
   Я уже просунула лопаты между прутьями и обернулась, направив ему в лицо луч фонаря:
   - Какая еще травма?
   Овчинников замялся. Было видно, что он не особенно хочет отвечать на вопрос.
   - Травма серьезная, - наконец ответил он. - Я вчера Кузьме в "очко" проиграл квартальную премию. До сих пор оправиться не могу. Так что мне через забор нельзя.
   - Это называется моральная травма, Овчинников! Она не влияет на твою физическую форму, которая, правда, подпорчена водкой. Но если ты не можешь перелезть через забор, то я тебя перекину.
   - Да ладно, - недовольно отозвался он. - Уж как-нибудь...
   Я перебралась через забор без приключений. Не такое уж и препятствие для скалолаза. Леха влез без проблем, но, когда прыгал сверху, зацепился штаниной за пику и рухнул вниз головой. Благо упал в груду сорняков, которые свозили сюда. Не то и в самом деле получил бы серьезную травму.
   За забором было темнее, чем на улице. Мы прошли десяток шагов, и луч моего фонаря наткнулся на старый могильный крест. На табличке - "Вере Федоровне от внуков...". Овчинникову надпись не понравилась. Он закричал, пришлось заткнуть ему рот ладонью.
   - Ты куда притащила меня?! - спросил он осипшим голосом после того, как я ослабила захват.
   - Это кладбище. Что ты орешь, как базарная женщина! Никогда на кладбище не был? Перестань трястись, не позорь фамилию.
   - Алена... - Только теперь до него дошло. - Ты чего удумала? Это же подсудное дело!
   - Я не собираюсь красть искусственные цветы или рушить могильные плиты. Я пришла узнать то, что должна знать. И никто мне помешать не сможет. Поэтому сделай одолжение - не ори, не привлекай сторожей. А то я тебе лопатой по голове настучу.
   - Могла бы предупредить про кладбище. Я бы водки взял - с ней не так страшно. Знаешь, на войне перед атакой солдатам водку выдавали!
   - Знаю. Но водки у меня нет.
   В самом деле идти ночью по кладбищу - далеко не весело. Могильные кресты и надгробные плиты, выраставшие из темноты каждый раз в иных проекциях, не позволяли к ним привыкнуть, а потому каждый раз пугали Овчинникова. Он шел сзади, ежеминутно вздрагивая и вскрикивая. Я же ощущала только легкую тень настоящего испуга. После могильника в Андалусии, под завязку набитого черными костями, меня мало что могло смутить.
   По сравнению со знойной Испанией, где солнышко буйствует вовсю, московская ночь "одарила" лишь четырнадцатью градусами выше нуля. В шортах и маечке я сразу ощутила этот перепад, но чтобы переодеться, не было ни времени, ни магазинов.
   - Пришли! - сказала я.
   Леха облегченно выдохнул.
   Луч моего фонаря высветил две одинаковые гранитные плиты. На каждой строгая табличка, выполненная по заказу Министерства иностранных дел СССР. На одной - "Игорь Баль", на другой - "Ольга Баль". Годы жизни - и все. Ни фотографий, ни памятных надписей "Любим, помним, скорбим". Две надгробные плиты, отразившие дух государства, которого уже нет. Официальные донельзя как мавзолей, истоптанный вождями разных времен.
   Я вошла в ограду. Села на лавочку и некоторое время смотрела на могилы. Леха нерешительно мялся возле калитки. Молодец, что хоть ничего не говорил. Он знал о моей тоске по родителям. Кажется, понимал.
   - Поехали, - сказала я.
   - Господи, прости меня! - вдруг перекрестился Овчинников.
   Никогда не замечала за ним набожности.
   Последний раз землю над могилами моих родителей лопата ворошила девятнадцать лет назад. За это время почва закаменела. Охватив площадь сразу обеих могил, мы с Овчинниковым рыли одну большую яму. Фонарь я закрепила на могильном камне матери. Он бросал вниз широкий, рассеянный луч. Наши лопаты и комья бросаемой земли мелькали в нем тенями призраков.
   За три часа Леха не проронил ни слова. Работал, сжав зубы. Распрямился только однажды, чтобы перетянуть платком, вспухшие волдыри на ладонях. Я тоже ладони стерла, но продолжала махать лопатой, все глубже и глубже погружаясь в землю. Даже когда обнаружила, что не могу разогнуться и выбросить из ямы очередной ком...
   Моя лопата ударилась во что-то твердое, издав деревянный стук. И я испугалась впервые за сегодняшнюю ночь, отчетливо поняв, что вплотную подошла к запретной черте. Я стояла на краю пропасти, держа свою прежнюю жизнь, свои воспоминания в вытянутой руке. Вот вскрою гробы - и все покатится в тартарары. При любом исходе уже не будет того, что было до этого: размеренной работы в архиве, интересных, но пустых поездок за границу, Лехи, который не так и отдалился, хотя и не близок... Эта странная разделительная полоса устроена не нормами и моралью человеческого общества... Мне вдруг сделалось ясно, что существует некто, устанавливающий Правила: что - можно, а что - табу.
   Пока я думала, Леха откопал крышки. Два одинаковых гроба лежали под моими ногами. Они на удивление хорошо сохранились. Даже ткань, которая их обтягивала, не истлела. Лишь потеряла цвет... Я помнила их с детства, но теперь воспоминания семилетней девочки вытеснила новая картина. И в памяти останутся ночь, луч фонаря, две крышки, обтянутые поблекшей тканью, в глубокой яме.
   Овчинников откинулся к стене и выжидательно глядел на меня.
   - Ты уверена, что хочешь этого?
   - Нет. Не уверена, - ответила я.
   В груди все трепетало от волнения.
   - Но я должна определиться. Правда существует только в единственном варианте.
   Я сменила лопату на фомку, которую захватила из багажника "жигулей" Овчинникова. Просунула жало между досками. Надавила. Раздался треск.
   С виду гробы казались крепкими, а на самом деле время попортило дерево.
   Овчинников поморщился и отвернулся.
   Я вскрыла первую крышку. Затем вторую. И откинулась к земляной стене рядом с Лехой.
   Двенадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят пятого года мой отец изучал отчет сэра Лестера о скандинавском боге, изуродованное тело которого обнаружено в Кембриджширских болотах. Доподлинно неизвестно, чем Игорь Баль занимался потом - с середины марта до середины апреля. Кажется, он приехал домой, затем, по словам бабушки, отправился в страну, где "солнце светит круглые сутки". Бабушка подразумевала Африку, но я думаю, что речь шла о знойной Андалусии. Она рядом. Кое-где в южной Испании можно наткнуться на песчаные барханы, напоминающие об африканских пустынях. В любом случае до Испании отец не добрался и, согласно официальным сообщениям, вместе с мамой пятнадцатого апреля погиб в Аммане.
   Слепой Фернандо сказал, что отец пришел к нему, когда зацвел мальтийский дикорастущий кактус, пропитавший округу густым ванильным запахом. Но дело в том, что мальтийские кактусы цветут только один раз в году - летом! Страстный цветовод Лукас не мог ошибиться. Получается, что измученный отец пришел к Фернандо летом. ПОСЛЕ ТОГО, КАК СЛУЧИЛСЯ ВЗРЫВ В АММАНЕ!
   Невозможно, чтобы это было другое лето. Игорь Баль мог обнаружить Мертвенный Мегалит, лишь ознакомившись с исследованиями болотной мумии. Именно он провел линию на фотографии, проследив путь викингов. Он узнал об Андалусии лишь весной - в ГОД СВОЕЙ ГИБЕЛИ. И оставил об этом ясную запись в учетной карточке Большого читального зала. Фернандо не мог столкнуться с отцом в другой год, скажем, в предыдущий. Просто в силу того что отец еще не ведал о могильном холме. Возможно, даже не подозревал о Фенрире и Камне Судеб! Время не пришло. Вот и выходит, что Игорь Баль явился к Фернандо летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого года!
   Эта догадка и привела меня в Москву. Правда, существует момент простой, как деревянное полено, - способный разбить мои хрустальные надежды в пух и прах... А вдруг старик перепутал дни? Вдруг встреча состоялась в начале апреля, но что-то перемкнуло в ветхом мозгу Слепца, и два события появление отца весной и цветение мальтийских кактусов летом - наложились друг на друга?.. Такое объяснение тоже возможно. Старик просто ошибся, чего не бывает с пожилыми людьми!
   Но если старик перепутал дни, тогда почему гробы родителей у моих ног ПУСТЫ?!!
   Два одинаковых гроба, которые я помню с детства, оказались обычной бутафорией! Тела моих родителей не лежали в них никогда! И не могли лежать, потому что через полтора месяца после своих похорон Игорь Баль появился в Испании, у слепого Фернандо. Вымотанный, измученный, преследуемый, но ЖИВОЙ!
   - Что это значит? - спросил Леха, глядя на закопанные в землю деревянные ящики, в которых все эти годы покоился воздух.
   Всего лишь то, что некто похоронил вместо моих родителей пустоту! Разумеется, гробы привезли закрытыми - никто из родственников не должен был заметить фальсификацию. Бабушка объяснила, что на родителей нельзя смотреть - настолько они изуродованы. Она и не подозревала, что в них никого нет. Кто-то устроил целое представление. С похоронами, с выступлением коллег и секретаря какого-то там райкома партии. Кому это потребовалось? И главное - зачем? Где же мои родители?
   Я не знала, что мне делать со всем этим. Сделалось страшно. Если в трудных поисках Камня Судеб меня поддерживал милый и хороший человек доктор Эрикссон, то в раскрытии тайны родителей я одинока. Где-то глубоко внутри я готова была согласиться на то, чтобы сегодняшней ночью все-таки обнаружились тела моих папы и мамы. И все бы закончилось, и все бы вернулось на круги своя. Я забыла бы бред, произнесенный Бейкером. И слова Чедвика о корабле "Бельмонд", Свои подозрения я готова была оставить на этом кладбище. Но не вышло...
   Никуда мне не деться от Испании, от гигантской Башни, которая появится в момент солнечного затмения! От Камня, который хранит в себе судьбы мира!.. Путь один. По нему шел отец, и я должна пройти следом. Должна выяснить, что произошло. Это не моя прихоть. Это моя судьба.
   - Давай выбираться отсюда, - сказала я Овчинникову.
   Мы с трудом выкарабкались из раскопа. Гробы - часть моей истории, такой же пустой, как они, - остались внизу, освещенные слабеющим лучом фонаря. Батарейки садились. Что-то гасло и во мне. В конце концов и я далеко не "энерджайзер".
   Леха собрал лопаты. Я сняла фонарь с каменной плиты над псевдомогилой матери...
   Из темноты послышался хруст травы.
   Я вздрогнула. Овчинников оглянулся.
   Откуда-то возникли автоматные стволы. Четкий мужской голос произнес:
   - Ни с места! Не двигаться!
   Серьезно настроенные преследователи все-таки добрались до меня! Сколько ни старалась, ни пряталась - убежать не удалось. Автоматные дула подтверждали мой вывод, настырно целясь в тощую грудь. И в Лехину тоже.
   В первый момент я подумала, что теперь точно угодила в пасть Левиафана. Вкрутит в висок штырь и бросит на поиски Камня. И стану я его сыскным псом-зомби - копией Чедвика, каким тот был до недавнего времени.
   Я в самом деле решила, что "Мгла" выследила меня. Руки у Кларка такие длиннющие, что дотянулись даже до России с ее медведями. Власть Левиафана показалась мне безграничной, а взор - как всевидящее око Саурона. Иногда от него можно спрятаться, но вот и осечка вышла...
   Однако я ошибалась. Просто фан-клуб моих "воздыхателей" пополнился. И выяснил это открывший рот Леха:
   - Чего-то я не слышал, чтобы кладбищенских сторожей оснащали "Вихрями"!
   - Молчать! Руки за голову!
   Только тут я обратила внимание, что человек из темноты говорит на чистом русском. Без малейшего акцента.
   - Леша, не перечь им... - начала я, задрав руки. - Не поможет.
   - Нет, постойте! - произнес непослушный Леха и сделал полшага вперед. Я - оперуполномоченный РУБОП капитан Алексей Овчинников! В чем дело? Кто вы такие? На каком основании угрожаете оружием? Мы проводим вполне официальную эксгумацию.
   Леха обычно любит розыгрыши, но здесь не шутил. Он на самом деле работал в управлении по борьбе с организованной преступностью, пол года назад получил звание капитана. Правда, последние несколько лет активно губил печень и морально разлагался, но происходило это вне службы...
   - Специальная операция ФСБ! - объявил один из тех, кто держал оружие. Руки за голову!
   Федеральная служба безопасности? Вот так номер!
   Тягаться с ними Овчинникову не по силам. Да и вооружение неравное. Два короткоствольных "Вихря" против лопаты.
   - Что вам нужно? - спросил Леха. - Оставьте девушку! Это могила ее родителей - она пуста.
   Он сделал еще шаг, оказавшись в полуметре от стволов.
   - Ни с места - или откроем огонь! - повысив тон, произнес фээсбэшник. Руки за голову!
   Последнее относилось к Лехе. Я-то давно положила ладони на затылок.
   - Хорошо, - подозрительно спокойно произнес Овчинников.
   Он медленно поднимал руки, почему-то сжатые в кулаки. Только спустя мгновение я поняла почему.
   Не успела опомниться, как Овчинников разжал ладони. Оказалось, что они были полны песка! Который и полетел в глаза обладателей "Вихрей".
   Послышался короткий мат.
   - Беги, Алена! - крикнул Овчинников, круша кого-то в темноте.
   До меня донеслись звуки ударов.
   Лучшего момента для бегства придумать невозможно. Я дернулась, сделала шаг и замерла. Как бросить Леху в такой ситуации? А если с ним что-то случится?! Я же после этого съем себя заживо!
   Моя нерешительность заставила Овчинникова рявкнуть:
   - Что стоишь, дура?! Беги! - Он обернулся ко мне, в луче света появилось его разъяренное лицо. - Мне они ничего не сделают. Ну звания лишат, ну под суд отдадут... А тебя - попросту пристрелят! Беги!
   И я рванула. В темноту, через груду земли, натыкаясь на железные ограды и камни. Гаснущий фонарь остался там, где продолжали драться Леха и люди из ФСБ. Я летела, не разбирая дороги, по чьи-то могилам, по цветам... Спотыкаясь и падая... Не оглядываясь...
   Звуки потасовки за спиной вдруг сменились топотом со всех сторон. Замелькали узкие лучи фонарей, неподалеку чьи-то голоса комментировали каждое мое столкновение с могильным крестом, трещали динамики радиотелефонов.
   Кладбище забито фээсбэшниками! И все они ловят меня! Не Леху же!
   Сзади прозвучала короткая очередь. У меня сжалось сердце, но я не остановилась. Даже думать не стала, что она может значить. Леха велел мне спасаться. И я сделаю это!
   Перед глазами внезапно выросла высокая кладбищенская ограда из железных прутьев. Не останавливаясь, я прыгнула на нее и одним махом перебросила тело на другую сторону.
   Что-то не рассчитала и свалилась на тротуар. Здорово грохнулась!..
   Улица была погружена в темноту. Лишь в нескольких метрах, где забор переходил в старую кирпичную стену, обклеенную плакатами к мюзиклу "Иствикские ведьмы", горел одинокий фонарь. Кроме участка тротуара он освещал человека в старом потертом костюме и поношенных ботинках. Этот человек поджидал явно меня!
   Подняв пистолет, Глеб Кириллович неспешно приближался. Холодный стальной взгляд из-под морщинистых век выдавал в нем старого чекиста.
   - А! Консультант по вопросам взаимодействия! - Я с трудом поднялась, держась за прутья ограды. - Так и думала. Не похожи вы с Сашей на представителей международной компании. Особенно мне понравился трюк с кредитной карточкой. Ни в чем себе не отказывайте! С трудом рисуется образ нефтяных магнатов, которые жалеют денег на поиски такого бесценного артефакта, как Камень Судеб!
   - Довольно болтать.
   Топот с разных сторон известил о приближении не меньше десятка бойцов спецподразделения. В черных масках и черных бронежилетах, рассматривая меня сквозь прицелы "Вихрей", они взяли нас с Глебом Кирилловичем в плотный полукруг. Я прижалась к забору. Теперь точно не убежать.
   Башня, появляющаяся в Средиземном море в момент солнечного затмения, сделалась для меня далекой и недоступной.
   - Что-то не вижу Саши, - произнесла я, картинно оглянувшись. Наверное, вставляет себе зубы.
   - Ты напрасно скалишься, Овчинникова, - произнес Глеб Кириллович непарализованной стороной рта. - Я предупреждал, чтобы ты не делала глупостей.
   - Ну и что же? Пристрелите меня здесь и похороните в могиле моих родителей?
   - Зачем? Упрячем в глубокие подвалы, оставшиеся со времен НКВД. О них не знают журналисты. Каждодневные инъекции клозапина подавят волю. Мы выкачаем из тебя все, что ты знаешь, а затем сделаем сумасшедшей. Ты будешь царапать стены, сдирая ногти. Станешь подолгу смотреть на люминесцентную лампу, выжигая сетчатку. Все случившееся покажется тебе кошмарным сном, ты будешь рассказывать его окружающим, и они будут воспринимать его как бред.
   За спинами бойцов я увидела человека, который держал смирительную рубашку. Глеб Кириллович не лжет! Черт, дело плохо! Хуже некуда.
   - Оказывается, вам не нужен Камень, - произнесла я. - Что ж, "Мгла" заберет его уже через пятнадцать часов и получит возможность предвидеть будущее. А вам останется пытать жалкую переводчицу. Завидный размен.
   - О Камне мы поговорим в другом месте. В пушечных подвалах... ВЗЯТЬ ЕЕ!!
   Полукруг бойцов с автоматами надвинулся на меня и остановился. Все замерли, вопросительно глядя на предмет, который я достала из-за пояса.
   - Стойте! - В выставленной перед собой руке я сжимала прелюдийский жезл. - Не подходите ко мне!
   - Это что за железяка? - поинтересовался кто-то.
   - Палочка-выручалочка, - сказала я. - Если приблизитесь, то погибнете в страшных муках.
   Из-под масок донеслись смешки.
   - Кто-нибудь, спасите меня! - притворно воскликнул один из бойцов.
   - Хорошая чесалка для спины!
   - А как эта железяка против пули?
   Смешки подчиненных рассердили старого чекиста. Он нахмурился, морщины сделались резкими и глубокими.
   - Прекратите болтать и возьмите девчонку! - жестко приказал Глеб Кириллович, стоя за спинами бойцов. - Или не в силах справиться с дохлой молодкой?
   Смех как обрезало. Замечание задело вояк. Они угрюмо замерли, выставив стволы вперед. Сквозь строй протиснулся человек со смирительной рубашкой.