Страница:
— Духовенству?
— Вот именно духовенству. А что ты думаешь? Если я выпекаю облатки для этого ворона Литтенбурга, значит, я святой Бавон? Если бы я мог дать тебе совет, малыш, то предложил бы держаться подальше от всех, кто носит сутаны: в их сложенных ладонях прячется лицемерие.
Ян улыбнулся:
— А бургундцы?
— Что за вопрос! Мыслимо ли, чтобы нами управлял какой-то герцог Бургундский, который по фламандски-то говорит, как француз, и свояк которого англичанин? Человек, который не нашел ничего лучшего, как выдать врагу эту несчастную девчонку, Орлеанскую деву, послать ее на костер! Когда подумаешь обо всех наших детях, кровь которых проливалась десятилетиями…
Булочник яростно ударил кулаком по всходившему тесту, подняв в воздух столб белой пудры.
— Еще придет времечко золотых шпор и «Брюггской заутрени»!
— Золотых шпор?
— Как? Фландрский мальчик не знает самой славной страницы нашей истории? Стыдно!
Он оставил свою квашню и, подбоченясь, встал перед Яном.
— Придется восполнить твое образование, сынок. Слушай хорошенько: все произошло почти полтора столетия назад, но для нас это вчерашний день. Измученные, подавленные, уставшие от французской тирании, установленной Филиппом Красивым, бывшим в то время королем Франции, ремесленники Брюгге выплеснулись в одно прекрасное утро на улицы города и набросились на французов. Ураган! Одних они убивали в их кроватях, других отлавливали в переулках. Менее чем за час они захватили все городские ворота и весь город целиком. Обезумев от ярости, король послал на выручку цвет своего рыцарства. Он был полон решимости подавить восстание. Но король не учел отваги наших людей. Встреча состоялась у стен Куртре, недалеко от аббатства Тренинг. Представь сцену! С одной стороны — наши, плохо вооруженные крестьяне, с другой — рыцари, закаленные в боях. Битва явно была неравной. Командующий французской кавалерией, некий Робер д'Артуа, с боевым кличем бросил свою конницу на крестьян. И что, ты думаешь, произошло?
Ян, зачарованный, затаил дыхание.
— Разгром! Всадники наткнулись на стену из пик, выставленных нашими крестьянами, тогда как наши лучники натягивали свои луки. Ливень стрел обрушился на врага; он был таким плотным, что почернело небо. Опустошив колчаны, наши отважные воины сорвали тетивы со своих луков и кидали дуги в ноги лошадей. Кони спотыкались, а наши сбрасывали всадников с седел. Затем началась страшная резня. Бойня, которую не описать никакими словами. Почти все военачальники королевской армии погибли, другие в панике бежали; вынуждены были потом продавать свои доспехи за кусок хлеба. Семьсот золотых шпор валялись на поле битвы. Победители собрали их и, чтобы отблагодарить небо за свою победу, развешали в нефе церкви Нотр-Дам, в Куртре. — Булочник гордо добавил: — Вот чем была «Брюггская заутреня»! Земля и каналы до сих пор помнят об этом…
Ян откинул голову назад, словно оглушенный звоном скрещивающихся мечей.
Клаас вернулся к своей квашне. Хитрая улыбка заиграла на его губах, и он тихо произнес:
— Когда-нибудь я, как Тилль, по-своему рассчитаюсь с этими бургундцами. — Еще больше понизив голос, он едва слышно прошептал: — Спорынья ржи…
— Простите?
— Спорынья ржи — это небольшие наплывы удлиненной формы, на вид безобидные; они вызываются опасным грибком, который развивается в зерне, отравляя его. Достаточно добавить ее в муку, идущую на выпечку хлеба для Принценхофа…
Глаза Яна округлились.
— А потом?
Клаас зло рассмеялся:
— Нет больше бургундцев, нет больше герцога Филиппа, никого нет! Ужасный огонь пожрет внутренности этих сеньоров, у них начнутся судороги и невыносимая боль, и мало-помалу их конечности отвалятся и обратятся в пыль. Ничего не останется от их тел. Ничего! Только маленькая кучка пепла…
Мальчик испуганно подскочил на табуретке. Да это сумасшедший!
— Я… лепешка… — заикаясь выговорил он. — Мне пора возвращаться.
Булочник молча сверлил его глазами. Он походил на людоеда.
— Я напугал тебя? Ты и впрямь поверил в эти бредни? Признайся!
— Д-д-да… — с трудом произнес Ян.
Мужчина легонько шлепнул его:
— Ну-ну, я же шутил! Я не убийца. Я булочник. Я раздаю жизнь, а не смерть. Кстати, я все это выдумал. Спорынья ржи — все равно что масло на вертеле… Ты успокоился?
Нисколько не успокоенный, Ян тем не менее подтвердил это, потребовав в то же время:
— Могу я получить облатки?
— Вот они, малыш! — услышал он женский голос.
Занавеска раздвинулась, пропустив маленькую женщину с милым приветливым лицом. Мальчик торопливо взял коробку, которую она ему протягивала, и, чуть слышно поблагодарив, поспешил к выходу. Но Яну не удалось переступить порог булочной: дорогу ему преградили двое мужчин, которых он сразу узнал. Они были те самые, виденные им в церкви. Он пробормотал слова извинения, попытался проскользнуть между ними. Но вместо того чтобы отодвинуться, один схватил Яна за руку и на полуитальянском-полуфламандском жаргоне спросил:
— Это ты, что ли, сын Ван Эйка?
Мальчик не успел ответить, ответ прочитался на его испуганном лице.
— Пойдем с нами.
Ян уже пришел в себя:
— Кто вы?
Вместо ответа мужчина, державший его за руку, сжал ее еще сильнее и старался вытащить его на улицу.
— Отпустите меня!
— Заткнись, а то достанется!
— Отпустите же меня!
Было ли то состояние паники или отчаяния? Яну удалось вырваться из тисков и отскочить, ища защиты у булочника. Тот схватил скалку, которой раскатывал тесто, и потрясал ею, словно дубинкой:
— Спокойнее, минхеер.
В его голосе не слышалось агрессивности, только лишь недоумение.
Булочник поинтересовался:
— Что он сделал? Что вы от него хотите?
— Тебе, друг, если не желаешь неприятностей, советую не вмешиваться в это дело!
Произнесший это — на великолепном фламандском — шагнул к Яну с явным намерением схватить его.
— Нет! — закричал мальчик, крепче прижимаясь к булочнику.
Женщина тоже вступилась за него:
— Остановитесь, ради Бога! Не видите, что ребенок на пуган?
Ее фраза закончилась вскриком.
— Мужчина, державшийся сзади, вытащил кинжал, шагнул вперед и приставил острие лезвия к горлу булочника.
— А теперь ты отойдешь, милейший.
— Не раньше, чем пойму, что вы хотите.
— Очень хорошо. Я сейчас объясню…
Резким движением с ужасающей решимостью его рука описала полукруг на горле булочника. Тотчас хлынула кровь, потом стала брызгать толчками. Несчастный поднес руку к горлу, но сразу тяжело повалился на пол.
Теперь ничто не отделяло Яна от нападавших. Тот, что стоял ближе, поднял его и понес к выходу. Его сообщник тщательно вытер лезвие кинжала о платье женщины, оцепеневшей и стоявшей с открытым ртом. Он ухмыльнулся и выбежал на улицу.
Тошнота подступила к горлу Яна, когда его несли по улочкам. Перекинутый через плечо, он раскачивался, небо дрожало над ним и смешивалось с брусчаткой мостовой.
Мужчина так сильно сжимал его, что перехватывало дыхание. Куда его тащили? Что это за люди? Они не могли быть ни агентами, ни судебными исполнителями; служители закона так не убивают! Ян завопил:
— На помощь! Помогите!
Удивленные прохожие оборачивались на проходившее трио, но никто не осмелился вмешаться.
На углу тупичка смирно стояли две белоногие лошади. Мужчина, тащивший мальчика, забросил его, словно обычный сверток, на шею одного животного, а другой вскочил в седло. Через несколько мгновений они во весь опор пронеслись на улицам, проскочили городские ворота и помчались в направлении канала, который связывал Дамму со Слейсом и Брюгге.
Лежа на животе, подпрыгивая на гриве, Ян смотрел в землю, убегавшую из-под копыт в безудержном ритме. Страх, ужасный страх сковывал его члены и путал мысли.
Они скакали вдоль канала. Можно было видеть воду, рябившую под солнцем. Бешеная скачка прекратилась, когда подъехали к самой кромке. Ян смутно расслышал голос, произнесший:
— Порядок.
Потом:
— Вокруг никого. Нечего терять время.
Он вновь почувствовал железные объятия. Бегло мелькнуло небо, земля с коричневыми пятнами, напомнившая Яну — бог знает почему — оспинки Ван Эйка. Пока его тащили к воде, он нашел в себе силы выговорить:
— Пощадите!
Тяжелая рука легла на затылок. Он вновь увидел рябь на поверхности канала. «Ну вот, — своими биениями говорило ему сердце, — ты скоро умрешь, тебя утопят». Обезумев от страха, Ян попытался отбиваться, но мужчины были сильнее.
Очутившись в холодной воде, все его тело сжалось. Ян открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, но в легкие ринулась вода. Он еще успел заметить окружавшие его пузырьки воздуха, а потом появилось необычное ощущение, будто солнце проваливается во мрак вместе с ним.
ГЛАВА 13
— Вот именно духовенству. А что ты думаешь? Если я выпекаю облатки для этого ворона Литтенбурга, значит, я святой Бавон? Если бы я мог дать тебе совет, малыш, то предложил бы держаться подальше от всех, кто носит сутаны: в их сложенных ладонях прячется лицемерие.
Ян улыбнулся:
— А бургундцы?
— Что за вопрос! Мыслимо ли, чтобы нами управлял какой-то герцог Бургундский, который по фламандски-то говорит, как француз, и свояк которого англичанин? Человек, который не нашел ничего лучшего, как выдать врагу эту несчастную девчонку, Орлеанскую деву, послать ее на костер! Когда подумаешь обо всех наших детях, кровь которых проливалась десятилетиями…
Булочник яростно ударил кулаком по всходившему тесту, подняв в воздух столб белой пудры.
— Еще придет времечко золотых шпор и «Брюггской заутрени»!
— Золотых шпор?
— Как? Фландрский мальчик не знает самой славной страницы нашей истории? Стыдно!
Он оставил свою квашню и, подбоченясь, встал перед Яном.
— Придется восполнить твое образование, сынок. Слушай хорошенько: все произошло почти полтора столетия назад, но для нас это вчерашний день. Измученные, подавленные, уставшие от французской тирании, установленной Филиппом Красивым, бывшим в то время королем Франции, ремесленники Брюгге выплеснулись в одно прекрасное утро на улицы города и набросились на французов. Ураган! Одних они убивали в их кроватях, других отлавливали в переулках. Менее чем за час они захватили все городские ворота и весь город целиком. Обезумев от ярости, король послал на выручку цвет своего рыцарства. Он был полон решимости подавить восстание. Но король не учел отваги наших людей. Встреча состоялась у стен Куртре, недалеко от аббатства Тренинг. Представь сцену! С одной стороны — наши, плохо вооруженные крестьяне, с другой — рыцари, закаленные в боях. Битва явно была неравной. Командующий французской кавалерией, некий Робер д'Артуа, с боевым кличем бросил свою конницу на крестьян. И что, ты думаешь, произошло?
Ян, зачарованный, затаил дыхание.
— Разгром! Всадники наткнулись на стену из пик, выставленных нашими крестьянами, тогда как наши лучники натягивали свои луки. Ливень стрел обрушился на врага; он был таким плотным, что почернело небо. Опустошив колчаны, наши отважные воины сорвали тетивы со своих луков и кидали дуги в ноги лошадей. Кони спотыкались, а наши сбрасывали всадников с седел. Затем началась страшная резня. Бойня, которую не описать никакими словами. Почти все военачальники королевской армии погибли, другие в панике бежали; вынуждены были потом продавать свои доспехи за кусок хлеба. Семьсот золотых шпор валялись на поле битвы. Победители собрали их и, чтобы отблагодарить небо за свою победу, развешали в нефе церкви Нотр-Дам, в Куртре. — Булочник гордо добавил: — Вот чем была «Брюггская заутреня»! Земля и каналы до сих пор помнят об этом…
Ян откинул голову назад, словно оглушенный звоном скрещивающихся мечей.
Клаас вернулся к своей квашне. Хитрая улыбка заиграла на его губах, и он тихо произнес:
— Когда-нибудь я, как Тилль, по-своему рассчитаюсь с этими бургундцами. — Еще больше понизив голос, он едва слышно прошептал: — Спорынья ржи…
— Простите?
— Спорынья ржи — это небольшие наплывы удлиненной формы, на вид безобидные; они вызываются опасным грибком, который развивается в зерне, отравляя его. Достаточно добавить ее в муку, идущую на выпечку хлеба для Принценхофа…
Глаза Яна округлились.
— А потом?
Клаас зло рассмеялся:
— Нет больше бургундцев, нет больше герцога Филиппа, никого нет! Ужасный огонь пожрет внутренности этих сеньоров, у них начнутся судороги и невыносимая боль, и мало-помалу их конечности отвалятся и обратятся в пыль. Ничего не останется от их тел. Ничего! Только маленькая кучка пепла…
Мальчик испуганно подскочил на табуретке. Да это сумасшедший!
— Я… лепешка… — заикаясь выговорил он. — Мне пора возвращаться.
Булочник молча сверлил его глазами. Он походил на людоеда.
— Я напугал тебя? Ты и впрямь поверил в эти бредни? Признайся!
— Д-д-да… — с трудом произнес Ян.
Мужчина легонько шлепнул его:
— Ну-ну, я же шутил! Я не убийца. Я булочник. Я раздаю жизнь, а не смерть. Кстати, я все это выдумал. Спорынья ржи — все равно что масло на вертеле… Ты успокоился?
Нисколько не успокоенный, Ян тем не менее подтвердил это, потребовав в то же время:
— Могу я получить облатки?
— Вот они, малыш! — услышал он женский голос.
Занавеска раздвинулась, пропустив маленькую женщину с милым приветливым лицом. Мальчик торопливо взял коробку, которую она ему протягивала, и, чуть слышно поблагодарив, поспешил к выходу. Но Яну не удалось переступить порог булочной: дорогу ему преградили двое мужчин, которых он сразу узнал. Они были те самые, виденные им в церкви. Он пробормотал слова извинения, попытался проскользнуть между ними. Но вместо того чтобы отодвинуться, один схватил Яна за руку и на полуитальянском-полуфламандском жаргоне спросил:
— Это ты, что ли, сын Ван Эйка?
Мальчик не успел ответить, ответ прочитался на его испуганном лице.
— Пойдем с нами.
Ян уже пришел в себя:
— Кто вы?
Вместо ответа мужчина, державший его за руку, сжал ее еще сильнее и старался вытащить его на улицу.
— Отпустите меня!
— Заткнись, а то достанется!
— Отпустите же меня!
Было ли то состояние паники или отчаяния? Яну удалось вырваться из тисков и отскочить, ища защиты у булочника. Тот схватил скалку, которой раскатывал тесто, и потрясал ею, словно дубинкой:
— Спокойнее, минхеер.
В его голосе не слышалось агрессивности, только лишь недоумение.
Булочник поинтересовался:
— Что он сделал? Что вы от него хотите?
— Тебе, друг, если не желаешь неприятностей, советую не вмешиваться в это дело!
Произнесший это — на великолепном фламандском — шагнул к Яну с явным намерением схватить его.
— Нет! — закричал мальчик, крепче прижимаясь к булочнику.
Женщина тоже вступилась за него:
— Остановитесь, ради Бога! Не видите, что ребенок на пуган?
Ее фраза закончилась вскриком.
— Мужчина, державшийся сзади, вытащил кинжал, шагнул вперед и приставил острие лезвия к горлу булочника.
— А теперь ты отойдешь, милейший.
— Не раньше, чем пойму, что вы хотите.
— Очень хорошо. Я сейчас объясню…
Резким движением с ужасающей решимостью его рука описала полукруг на горле булочника. Тотчас хлынула кровь, потом стала брызгать толчками. Несчастный поднес руку к горлу, но сразу тяжело повалился на пол.
Теперь ничто не отделяло Яна от нападавших. Тот, что стоял ближе, поднял его и понес к выходу. Его сообщник тщательно вытер лезвие кинжала о платье женщины, оцепеневшей и стоявшей с открытым ртом. Он ухмыльнулся и выбежал на улицу.
Тошнота подступила к горлу Яна, когда его несли по улочкам. Перекинутый через плечо, он раскачивался, небо дрожало над ним и смешивалось с брусчаткой мостовой.
Мужчина так сильно сжимал его, что перехватывало дыхание. Куда его тащили? Что это за люди? Они не могли быть ни агентами, ни судебными исполнителями; служители закона так не убивают! Ян завопил:
— На помощь! Помогите!
Удивленные прохожие оборачивались на проходившее трио, но никто не осмелился вмешаться.
На углу тупичка смирно стояли две белоногие лошади. Мужчина, тащивший мальчика, забросил его, словно обычный сверток, на шею одного животного, а другой вскочил в седло. Через несколько мгновений они во весь опор пронеслись на улицам, проскочили городские ворота и помчались в направлении канала, который связывал Дамму со Слейсом и Брюгге.
Лежа на животе, подпрыгивая на гриве, Ян смотрел в землю, убегавшую из-под копыт в безудержном ритме. Страх, ужасный страх сковывал его члены и путал мысли.
Они скакали вдоль канала. Можно было видеть воду, рябившую под солнцем. Бешеная скачка прекратилась, когда подъехали к самой кромке. Ян смутно расслышал голос, произнесший:
— Порядок.
Потом:
— Вокруг никого. Нечего терять время.
Он вновь почувствовал железные объятия. Бегло мелькнуло небо, земля с коричневыми пятнами, напомнившая Яну — бог знает почему — оспинки Ван Эйка. Пока его тащили к воде, он нашел в себе силы выговорить:
— Пощадите!
Тяжелая рука легла на затылок. Он вновь увидел рябь на поверхности канала. «Ну вот, — своими биениями говорило ему сердце, — ты скоро умрешь, тебя утопят». Обезумев от страха, Ян попытался отбиваться, но мужчины были сильнее.
Очутившись в холодной воде, все его тело сжалось. Ян открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, но в легкие ринулась вода. Он еще успел заметить окружавшие его пузырьки воздуха, а потом появилось необычное ощущение, будто солнце проваливается во мрак вместе с ним.
ГЛАВА 13
В какой момент почувствовал он, как ослаблялись сжимавшие его тиски, как они разомкнулись совсем? Может, это почудилось или душа расставалась с телом? Подобно рыбе, выплывшей из глубин, Ян вынырнул на поверхность; его голова стремительно выскочила из воды. Икая, он откинулся на спину, пораженный вновь увиденным светом. Вокруг него мелькали тени. Послышался крик. Приглушенный крик, издаваемый падающим телом. Шум борьбы. Мгновение тишины, прервавшееся удаляющимся топотом копыт. После этого он немного пришел в себя.
— Все в порядке?
Гигантская тень заслонила солнце. Ян бессильно пролепетал:
— Сьер Идельсбад?
— Ты узнал меня, значит, живой.
Опешив, Ян посмотрел по сторонам. Один из его врагов лежал на земле: рукоятка кинжала торчала из груди. Другой исчез.
Мальчик кивнул на труп:
— Это… вы его?..
— Я.
Идельсбад помог Яну встать, показал на лошадь, стоящую у тополя.
— Надо сматываться.
— Как вы меня нашли?
— У тебя короткая память. Разве я не сказал тебе однажды, что в мои обязанности входит все знать?
— Вы следили за мной?
Гигант не ответил.
— Давай пошли!
— Куда вы меня отвезете?
— Туда, где ты должен был остаться: домой.
Ян шагнул назад.
— И речи быть не может!
— Как? А ну-ка повтори!
— И речи быть не может о том, чтобы я вернулся к Маргарет.
Идельсбад схватил мальчика за руку и бесцеремонно повел за собой.
— Ты пойдешь туда, куда я тебе прикажу. И точка!
Ян, извиваясь, упал на землю.
— Нет!
Гигант показал на труп:
— Этого урока тебе мало? В следующий раз меня может не оказаться рядом и я не сумею помочь тебе. Ты возвращаешься домой.
— Только…
— Только что?
— Вы спасли мне жизнь. Вы должны и впредь защищать меня!
Идельсбад натянуто расхохотался:
— Нет, подумать только, какая наглость!
Ян, не обратив внимания на насмешку, продолжил:
— Впрочем, вы мне не сказали, почему…
— Почему?
— За что эти люди пытались меня убить? Вы должны это знать! Вы знаете все, потому что это входит в ваши обязанности.
Идельсбад заметно смутился.
— Ну вот еще… Вообрази, что я ничего не знаю.
— Убили моего отца, а теперь моя очередь.
Последовала очень короткая пауза.
— Никто не убивал твоего отца. Ван Эйк умер естественной смертью.
Мальчик недоверчиво взглянул на него:
— Вы в этом уверены?
Гигант подтвердил.
— Но почему? Чем вы докажете?
— Я знаю, вот и все. А теперь хватит трепаться, я отвезу тебя в Брюгге.
— Но я хочу знать!
Идельсбад не вытерпел:
— Ну, хватит! Если хочешь поиграть жизнью — играй, она твоя, а не моя. Имеющий уши да слышит!
Раздраженно отбросив руку мальчика, он забрал свой кинжал и быстрым шагом направился к лошади. Собираясь вскочить на нее, он услышал звонкий голос Яна:
— Подождите!
Гигант вспрыгнул в седло.
— Подождите меня!
Ян вцепился в стремя.
— Вы не можете оставить меня здесь!
Идельсбад окинул его сердитым взглядом.
— Я увезу тебя в Брюгге. Домой.
Мальчик утвердительно кивнул.
— Забирайся!
За время поездки они не обменялись ни словом. Только когда проезжали через Гентские ворота, Ян застенчиво произнес:
— Я хочу есть.
— После всего, что ты пережил… Знавал я таких, которые теряли аппетит на несколько дней.
Уже двое суток я питаюсь одними яблоками.
— Ладно, поешь дома. Впрочем, мы почти приехали.
Действительно, уже показалась церковь Сен-Клер. А от нее начиналась улица Нёв-Сен-Жилль.
Ян увидел очертания дома Ван Эйка, освещенного солнцем. Смутное волнение, смешанное с отчаянием, охватило его. Ян уже представил, как Маргарет изливает на него накопившийся гнев. Слава Богу, есть Кателина… Она будет его щитом. Он вновь увидит ее и постарается все ей объяснить. И в итоге благополучно выберется из этой злосчастной авантюры. А потом… Ян подумает. Верно было одно — при первом же удобном случае он опять убежит. Он убежит в Слейс. На этот раз никто его не догонит.
Задумавшись, Ян не заметил, что Идельсбад остановил лошадь.
— В чем дело? — спросил мальчик.
Не дождавшись ответа, он посмотрел туда, куда был устремлен взгляд гиганта, и увидел трех мужчин, перекрывавших подступ к дому.
— Что это?..
Он не закончил вопроса, потому что Идельсбад повернул лошадь и во всю прыть помчался обратно, все время прямо. Остановился он лишь у Бургских ворот.
— Чума побери этих фламандцев! — Обернувшись, он спросил: — Что же ты такого натворил? Какое преступление совершил?
— Преступление? Бежать из места, где чувствуешь себя несчастным, — преступление?
— Тут что-то не так. Ты что-нибудь скрываешь от меня.
— Ничего. Клянусь вам!
— Не верю я ни одному твоему слову. Пора бы поговорить. Ты доставишь мне удовольствие, если выложишь все начистоту!
Идельсбад зло пришпорил лошадь, помчавшись в этот раз к крепостным стенам.
Часом позже они въезжали в деревушку Хёке. Несколько домишек, крытых соломой. Немощеная улица. Небольшая часовня. Идельсбад спешился у дряхлой избушки.
Внутри пахло гниющим деревом. Вся обстановка состояла из колченогого стола, скамьи без подлокотников, двух табуреток, сундука из ореховых досок, стоявшего справа от камина без подставки для дров, в котором слабо горело несколько торфяных брикетов. Через открытую дверь комнатушки была видна крошечная кухонька.
— Садись. Я тебя слушаю.
Мальчик уныло спросил:
— Что вам рассказать? Я ничего не знаю. — И добавил: — Я есть хочу.
— Есть! Есть! За тобой по пятам гонятся убийцы, а ты только и думаешь, как бы набить брюхо.
— Если уж умирать, то предпочитаю умереть с полным животом.
Идельсбад буркнул с досадой:
— Мы не в гостинице! Пойду поищу что-нибудь.
Он ушел на кухню и вернулся с краюхой хлеба, несколькими ломтиками сала, луком-пореем; все это было навалено вперемешку в глубокую тарелку.
— Вот все мое богатство. Тебе должно хватить.
— Великолепно. Обожаю сало!
Гигант поставил тарелку на стол и уселся напротив Яна.
— Теперь ты должен мне обо всем рассказать. Начиная со смерти Ван Эйка.
Мальчик старался ничего не упустить. Во всяком случае, ничего важного. Когда он закончил, Идельсбад, озабоченный как никогда, осведомился:
— Ты ничего не забыл?
— Не думаю… — Ян отодвинул тарелку и спросил: — Могу я тоже задавать вам вопросы?
— Если хочешь. А я еще подумаю, отвечать или нет.
— Вы только что мне сказали: «Никто твоего отца не убивал. Ван Эйк умер естественной смертью». Почему? Как вы можете быть в этом уверены?
— Потому что в тот вечер я был рядом с ним.
Ян смотрел на него, от изумления открыв рот.
— Да, — продолжил Идельсбад. — И заранее предупреждаю, что я непричастен к его смерти. Мы мирно беседовали. Он вдруг поднес руку к груди. Его лицо посерело. Он рухнул на пол прежде, чем я успел что-либо понять. Я бросился к нему. Несколько секунд Ван Эйк тяжело дышал, затем… все кончилось.
— А вино? Там нашли пустой кубок. Капитан предположил отравление.
— Это вино выпил я, точнее, допил после смерти Ван Эйка. Мне нужно было взбодриться.
— Человек, толкнувший меня, — тоже вы?
— Да, но я не знал, что это был ты. Сначала я толкнул, а думать стал потом.
Ян пожал плечами:
— Если бы вы и знали, что это был я, от этого ничего бы не изменилось.
— Пожалуй. Я не стал бы рисковать и слушать, как ты орешь, поднимая на ноги весь дом.
— Но что вы там делали? Капитан утверждал, что взлома не было. Как вы проникли в дом?
— Через дверь палисадника. Ван Эйк сам мне открыл.
Ян сгорбился.
— Ничего не понимаю. Абсолютно ничего! — Подняв голову, он враждебно бросил: — Но кто вы на самом деле? — Он окинул взглядом скудную обстановку. — Во всяком случае, вы не сержант и не агент, сыска. Иначе вы не жили бы здесь, в таком месте!
— Ты прав. Я даже не фламандец. Меня зовут не Тилль Идельсбад, а Франсиску Дуарте.
— Итальянец?
— Португалец. Есть разница!
— Однако вы отлично говорите на нашем языке.
— Мать моя была родом из Гента. А я способный. Я также хорошо говорю на испанском, итальянском и тосканском.
Мальчик встал и, заложив руки за спину, возбужденно заходил по комнате.
— Здорово вы нас провели! — вскричал он, ощущая поднимающийся гнев. — Вы обманули моего отца, заставили его поверить…
— Твоего отца? Поговорим о твоем отце! Обычный шпион на содержании у герцога Бургундского! Вот кем в действительности был великий Ван Эйк. И избавь меня, пожалуйста, от уроков морали!
Ян застыл на месте.
— Что вы сказали?
— Истинную правду.
— Мой отец — шпион? Вы лжете!
— Сядь-ка. Я все тебе объясню. Но при одном условии…
— Каком?
— Не терплю, когда меня перебивают. Да и рассказ будет долгим.
Сжав кулаки, мальчик уселся на табурет и стал ждать.
— В день, когда я застал тебя в Ватерхалле, — начал Идельсбад, — мне показалось, что ты обожаешь корабли и море.
— О да! Мне часто снится, что я моряк.
— В таком случае то, что я расскажу, должно заинтересовать тебя: речь пойдет о кораблях и море. — Он выдержал паузу и продолжил: — В течение очень долгого времени люди считали, что районы Средиземноморья являются всего лишь диском, окруженным океаном, который простирается до стен, подпирающих небо. Некоторые думали, что если на севере океан превращается в лед, то на юге он закипает от жары. Но постепенно эти ложные представления изменились, особенно после первых Крестовых походов, благодаря не только арабам, ознакомившим нас с работами географов Древней Греции, но и рассказам венецианского путешественника Марко Поло…
— Тот, который привез из Бадашхана[16] ляпис-лазурь? Отец говорил о нем.
Идельсбад нахмурился:
— Я, кажется, предупредил тебя, что ужасно не люблю, когда меня перебивают. Итак, я говорил… благодаря рассказам этого венецианского путешественника Марко Поло, который открыл нам существование Сипангу и Китая. Таким образом, мы осознали, что Африку и Азию окружает один и тот же океан и по нему можно добраться до Китая, если плыть к западу. — Он спросил: — Кто самый злейший враг христианского мира? Кто отваживается хлынуть на наши земли и все разрушить?
Ян мгновенно ответил:
— Турки!
— Турки, но также и арабы. Одним словом: ислам. Как отвести угрозу? Как разбить их или хотя бы ослабить? Через путешественников мы узнали, что по ту сторону Турецкой империи есть большое королевство, сильное и богатое, правит им христианин, священник Иоанн. Его владения, если верить, простираются до западного побережья Африки, так что вполне можно добраться туда через Атлантику. Заключив с ним союз, можно обойти турок с тыла и разбить их. Кроме военных целей, есть и финансовая выгода, которую можно было бы извлечь из этого предприятия. Страны, которым удалось бы открыть новые морские пути, непосредственно попали бы в эти края, богатые золотом, пряностями и рабами, и они покончили бы с посредниками и десятиной, теряемой на каждой сделке. Вот, к примеру, знай, что гвоздика, которую покупают на Яве за два дуката, в Малакке стоит от десяти до четырнадцати, а в Каликуте — от пятидесяти до шестидесяти. Ты легко можешь представить, какой цены она достигает на рынках Лиссабона или Антверпена. Португалии и Испании эти новые морские пути позволили бы подорвать монополию Венеции и Генуи. Вызов им бросил один исключительный человек. Великий князь. Мой господин и друг.
— Вы — друг князя?
— Самого благородного: Энрике. Сына покойного короля Жоао Первого. С детства у него была только одна страсть: море. Инфант Педро по возвращении из Венеции подарил ему книгу Марко Поло, а также карту всех известных частей света, составленную на основе отчетов торговцев пряностями. Энрике уединился в Саграх, на высоком мысу, омываемом водяной пылью. Он жил там без протокола и подобающей пышности, между арсеналом и библиотекой, в которой собрал все рассказы о путешествиях. Жадный до новостей, он разослал секретных агентов в Богемию и Вену, они добыли ему трактаты, чрезвычайно ценную документацию, хранившуюся в архивах монастырей или коллегий. Из итальянских городов, с островов Средиземного моря и даже с Востока, из Индии он пригласил магов, астрологов, лоцманов, а также рулевых и людей, опытных в кораблевождении и обращении с парусами. Отдалившись от двора, он целиком посвятил себя решению трудной и увлекательной задачи, пытаясь поставить точку в неразберихе достоверного и вымышленного, отделить возможное от невозможного.
Ян поинтересовался:
— А сам-то он моряк?
— Парадоксально, но Энрике практически никогда не выходил в море, разве что на военном корабле для выполнения боевой задачи. Но вот уже более двадцати лет он посылает наши корабли к берегам Африки. Ты знаешь, что ходить на кораблях — опасное дело. Были у него, конечно, и удачи. Античное рулевое весло было заменено рулем, поворачивающимся на петлях, укрепленным под ахтерштевнем и приводимым в движение брусом. Магнитный камень сейчас посажен на ось, помещен в самшитовую коробку и подсвечивается ночью. Применение астролябии и расчетных таблиц помогает, конечно, ориентироваться, но весьма приблизительно. Но это все же лучше, чем прежде. Однако, несмотря на все эти улучшения, остается опасность заблудиться. Уходя к берегам Гвинеи, наши моряки погружались во мрак и неизвестность.
— Это что-то необыкновенное! — воскликнул очарованный Ян. — Какая отвага!
— Лет двадцать назад Энрике прослышал о богатых островах на западе и решил отправить на их поиски две однопарусные барки с тремя своими оруженосцами: Жоао Гонсальвесом, по прозвищу Зарко, Триштамом Вазом и… мной.
— Значит, вы моряк?
Идельсбад подтвердил.
Огонек восхищения вспыхнул в глазах мальчика, и он с удвоенным вниманием стал слушать продолжение повествования.
— Жестоким испытанием оказалось это путешествие. Нас сносило течениями, много раз мы теряли направление, но в конце концов пристали к одному острову. Мы поспешили окрестить его, назвав Порто-Санто; для нас он был спасением. Песчаный и плоский, к сожалению, он оказался бедным; зато там в изобилии росли деревья, из которых добывают экстракт драцены, этот волшебный бальзам, затягивающий раны.
— Он применяется и в живописи. Из всех красок он больше всех походит на кровь. Отец часто пользовался им. Но прошу простить меня, продолжайте, пожалуйста.
— Затем мы вернулись в Португалию и сообщили инфанту о нашем открытии. Он снова отослал нас на Порто-Санто, но уже с семенами, орудиями труда, рабами. На наше несчастье, к нам присоединился один генуэзец, синьор Перестрелло. В день отплытия какой-то доброжелатель подарил ему беременную крольчиху, которую он выпустил на волю по прибытии на остров. Ее потомство оказалось столь плодовитым, что все первые посевы были уничтожены.
Ян не мог удержаться, чтобы не прыснуть со смеху.
— На нашем месте, — проворчал Идельсбад, — ты бы не смеялся. Но хватит отступлений. Разочарованные, мы решили плыть дальше, к неясным очертаниям, которые по вечерам выныривали из тумана. Никогда не забыть мне наше волнение, когда мы высадились на этот большой остров, поросший густым лесом с опьяняющей листвой, из которой сочилась живительная влага, с множеством разно цветных ящериц и птиц. Мы назвали его Мадейрой.
— А почему?
— Из-за бесчисленных лесов. Madeira — дерево на португальском. Впоследствии мы посадили там виноградные лозы, привезенные с Кипра, сахарный тростник из Сицилии и развели рогатый скот. Вот так мы осуществляли основные положения плана Энрике. Ему мало было одного лишь открытия. Необходимо было извлекать из него пользу. Вполне вероятно, что кое-кто побывал на Мадейре еще до нас. Но именно мы, на этот раз не лавируя, проложили туда дорогу, построили первый дом, посадили первую виноградную лозу, развели первых домашних животных.
Мальчик восхищенно кивнул и не удержался от вопроса:
— Но какое отношение все эти приключения имеют к моему отцу?
— Непосредственное. Потерпи. Подобные экспедиции следовали одна за другой без перерыва. Продолжаются они и сейчас. Девять лет назад один монашествующий рыцарь из дома инфанта, Гонсальвес Велго Габрал, после нескольких попыток добрался до другого архипелага, о котором много раз упоминали моряки, спасшиеся с судов, отнесенных ветром. Эти острова напоминали больших хищных птиц, и им дали название Азоры, что значит «Ястребы» на моем языке. Там мы тоже поднимали целину, убирали камни, пытались вывести сельскохозяйственные культуры, приспособленные к влажному климату. Постепенно освоили девять островов. Двумя годами позже, в тысяча четыреста тридцать четвертом году, один из наших знаменитых капитанов дважды обогнул мыс Божадор, доказав, что можно идти против сильных течений и ветров, которые не удалось еще победить ни одному народу. А через несколько месяцев один из наших экипажей обогнул мыс Блан. Эта экспедиция обязана своим успехом новой конструкции корабля — каравелле, изобретенной нашими кораблестроителями и такелажниками. Это было лучшее судно из всех, когда-либо выходивших в море. Ты должен был заметить его в порту Слейса.
— Все в порядке?
Гигантская тень заслонила солнце. Ян бессильно пролепетал:
— Сьер Идельсбад?
— Ты узнал меня, значит, живой.
Опешив, Ян посмотрел по сторонам. Один из его врагов лежал на земле: рукоятка кинжала торчала из груди. Другой исчез.
Мальчик кивнул на труп:
— Это… вы его?..
— Я.
Идельсбад помог Яну встать, показал на лошадь, стоящую у тополя.
— Надо сматываться.
— Как вы меня нашли?
— У тебя короткая память. Разве я не сказал тебе однажды, что в мои обязанности входит все знать?
— Вы следили за мной?
Гигант не ответил.
— Давай пошли!
— Куда вы меня отвезете?
— Туда, где ты должен был остаться: домой.
Ян шагнул назад.
— И речи быть не может!
— Как? А ну-ка повтори!
— И речи быть не может о том, чтобы я вернулся к Маргарет.
Идельсбад схватил мальчика за руку и бесцеремонно повел за собой.
— Ты пойдешь туда, куда я тебе прикажу. И точка!
Ян, извиваясь, упал на землю.
— Нет!
Гигант показал на труп:
— Этого урока тебе мало? В следующий раз меня может не оказаться рядом и я не сумею помочь тебе. Ты возвращаешься домой.
— Только…
— Только что?
— Вы спасли мне жизнь. Вы должны и впредь защищать меня!
Идельсбад натянуто расхохотался:
— Нет, подумать только, какая наглость!
Ян, не обратив внимания на насмешку, продолжил:
— Впрочем, вы мне не сказали, почему…
— Почему?
— За что эти люди пытались меня убить? Вы должны это знать! Вы знаете все, потому что это входит в ваши обязанности.
Идельсбад заметно смутился.
— Ну вот еще… Вообрази, что я ничего не знаю.
— Убили моего отца, а теперь моя очередь.
Последовала очень короткая пауза.
— Никто не убивал твоего отца. Ван Эйк умер естественной смертью.
Мальчик недоверчиво взглянул на него:
— Вы в этом уверены?
Гигант подтвердил.
— Но почему? Чем вы докажете?
— Я знаю, вот и все. А теперь хватит трепаться, я отвезу тебя в Брюгге.
— Но я хочу знать!
Идельсбад не вытерпел:
— Ну, хватит! Если хочешь поиграть жизнью — играй, она твоя, а не моя. Имеющий уши да слышит!
Раздраженно отбросив руку мальчика, он забрал свой кинжал и быстрым шагом направился к лошади. Собираясь вскочить на нее, он услышал звонкий голос Яна:
— Подождите!
Гигант вспрыгнул в седло.
— Подождите меня!
Ян вцепился в стремя.
— Вы не можете оставить меня здесь!
Идельсбад окинул его сердитым взглядом.
— Я увезу тебя в Брюгге. Домой.
Мальчик утвердительно кивнул.
— Забирайся!
За время поездки они не обменялись ни словом. Только когда проезжали через Гентские ворота, Ян застенчиво произнес:
— Я хочу есть.
— После всего, что ты пережил… Знавал я таких, которые теряли аппетит на несколько дней.
Уже двое суток я питаюсь одними яблоками.
— Ладно, поешь дома. Впрочем, мы почти приехали.
Действительно, уже показалась церковь Сен-Клер. А от нее начиналась улица Нёв-Сен-Жилль.
Ян увидел очертания дома Ван Эйка, освещенного солнцем. Смутное волнение, смешанное с отчаянием, охватило его. Ян уже представил, как Маргарет изливает на него накопившийся гнев. Слава Богу, есть Кателина… Она будет его щитом. Он вновь увидит ее и постарается все ей объяснить. И в итоге благополучно выберется из этой злосчастной авантюры. А потом… Ян подумает. Верно было одно — при первом же удобном случае он опять убежит. Он убежит в Слейс. На этот раз никто его не догонит.
Задумавшись, Ян не заметил, что Идельсбад остановил лошадь.
— В чем дело? — спросил мальчик.
Не дождавшись ответа, он посмотрел туда, куда был устремлен взгляд гиганта, и увидел трех мужчин, перекрывавших подступ к дому.
— Что это?..
Он не закончил вопроса, потому что Идельсбад повернул лошадь и во всю прыть помчался обратно, все время прямо. Остановился он лишь у Бургских ворот.
— Чума побери этих фламандцев! — Обернувшись, он спросил: — Что же ты такого натворил? Какое преступление совершил?
— Преступление? Бежать из места, где чувствуешь себя несчастным, — преступление?
— Тут что-то не так. Ты что-нибудь скрываешь от меня.
— Ничего. Клянусь вам!
— Не верю я ни одному твоему слову. Пора бы поговорить. Ты доставишь мне удовольствие, если выложишь все начистоту!
Идельсбад зло пришпорил лошадь, помчавшись в этот раз к крепостным стенам.
Часом позже они въезжали в деревушку Хёке. Несколько домишек, крытых соломой. Немощеная улица. Небольшая часовня. Идельсбад спешился у дряхлой избушки.
Внутри пахло гниющим деревом. Вся обстановка состояла из колченогого стола, скамьи без подлокотников, двух табуреток, сундука из ореховых досок, стоявшего справа от камина без подставки для дров, в котором слабо горело несколько торфяных брикетов. Через открытую дверь комнатушки была видна крошечная кухонька.
— Садись. Я тебя слушаю.
Мальчик уныло спросил:
— Что вам рассказать? Я ничего не знаю. — И добавил: — Я есть хочу.
— Есть! Есть! За тобой по пятам гонятся убийцы, а ты только и думаешь, как бы набить брюхо.
— Если уж умирать, то предпочитаю умереть с полным животом.
Идельсбад буркнул с досадой:
— Мы не в гостинице! Пойду поищу что-нибудь.
Он ушел на кухню и вернулся с краюхой хлеба, несколькими ломтиками сала, луком-пореем; все это было навалено вперемешку в глубокую тарелку.
— Вот все мое богатство. Тебе должно хватить.
— Великолепно. Обожаю сало!
Гигант поставил тарелку на стол и уселся напротив Яна.
— Теперь ты должен мне обо всем рассказать. Начиная со смерти Ван Эйка.
Мальчик старался ничего не упустить. Во всяком случае, ничего важного. Когда он закончил, Идельсбад, озабоченный как никогда, осведомился:
— Ты ничего не забыл?
— Не думаю… — Ян отодвинул тарелку и спросил: — Могу я тоже задавать вам вопросы?
— Если хочешь. А я еще подумаю, отвечать или нет.
— Вы только что мне сказали: «Никто твоего отца не убивал. Ван Эйк умер естественной смертью». Почему? Как вы можете быть в этом уверены?
— Потому что в тот вечер я был рядом с ним.
Ян смотрел на него, от изумления открыв рот.
— Да, — продолжил Идельсбад. — И заранее предупреждаю, что я непричастен к его смерти. Мы мирно беседовали. Он вдруг поднес руку к груди. Его лицо посерело. Он рухнул на пол прежде, чем я успел что-либо понять. Я бросился к нему. Несколько секунд Ван Эйк тяжело дышал, затем… все кончилось.
— А вино? Там нашли пустой кубок. Капитан предположил отравление.
— Это вино выпил я, точнее, допил после смерти Ван Эйка. Мне нужно было взбодриться.
— Человек, толкнувший меня, — тоже вы?
— Да, но я не знал, что это был ты. Сначала я толкнул, а думать стал потом.
Ян пожал плечами:
— Если бы вы и знали, что это был я, от этого ничего бы не изменилось.
— Пожалуй. Я не стал бы рисковать и слушать, как ты орешь, поднимая на ноги весь дом.
— Но что вы там делали? Капитан утверждал, что взлома не было. Как вы проникли в дом?
— Через дверь палисадника. Ван Эйк сам мне открыл.
Ян сгорбился.
— Ничего не понимаю. Абсолютно ничего! — Подняв голову, он враждебно бросил: — Но кто вы на самом деле? — Он окинул взглядом скудную обстановку. — Во всяком случае, вы не сержант и не агент, сыска. Иначе вы не жили бы здесь, в таком месте!
— Ты прав. Я даже не фламандец. Меня зовут не Тилль Идельсбад, а Франсиску Дуарте.
— Итальянец?
— Португалец. Есть разница!
— Однако вы отлично говорите на нашем языке.
— Мать моя была родом из Гента. А я способный. Я также хорошо говорю на испанском, итальянском и тосканском.
Мальчик встал и, заложив руки за спину, возбужденно заходил по комнате.
— Здорово вы нас провели! — вскричал он, ощущая поднимающийся гнев. — Вы обманули моего отца, заставили его поверить…
— Твоего отца? Поговорим о твоем отце! Обычный шпион на содержании у герцога Бургундского! Вот кем в действительности был великий Ван Эйк. И избавь меня, пожалуйста, от уроков морали!
Ян застыл на месте.
— Что вы сказали?
— Истинную правду.
— Мой отец — шпион? Вы лжете!
— Сядь-ка. Я все тебе объясню. Но при одном условии…
— Каком?
— Не терплю, когда меня перебивают. Да и рассказ будет долгим.
Сжав кулаки, мальчик уселся на табурет и стал ждать.
— В день, когда я застал тебя в Ватерхалле, — начал Идельсбад, — мне показалось, что ты обожаешь корабли и море.
— О да! Мне часто снится, что я моряк.
— В таком случае то, что я расскажу, должно заинтересовать тебя: речь пойдет о кораблях и море. — Он выдержал паузу и продолжил: — В течение очень долгого времени люди считали, что районы Средиземноморья являются всего лишь диском, окруженным океаном, который простирается до стен, подпирающих небо. Некоторые думали, что если на севере океан превращается в лед, то на юге он закипает от жары. Но постепенно эти ложные представления изменились, особенно после первых Крестовых походов, благодаря не только арабам, ознакомившим нас с работами географов Древней Греции, но и рассказам венецианского путешественника Марко Поло…
— Тот, который привез из Бадашхана[16] ляпис-лазурь? Отец говорил о нем.
Идельсбад нахмурился:
— Я, кажется, предупредил тебя, что ужасно не люблю, когда меня перебивают. Итак, я говорил… благодаря рассказам этого венецианского путешественника Марко Поло, который открыл нам существование Сипангу и Китая. Таким образом, мы осознали, что Африку и Азию окружает один и тот же океан и по нему можно добраться до Китая, если плыть к западу. — Он спросил: — Кто самый злейший враг христианского мира? Кто отваживается хлынуть на наши земли и все разрушить?
Ян мгновенно ответил:
— Турки!
— Турки, но также и арабы. Одним словом: ислам. Как отвести угрозу? Как разбить их или хотя бы ослабить? Через путешественников мы узнали, что по ту сторону Турецкой империи есть большое королевство, сильное и богатое, правит им христианин, священник Иоанн. Его владения, если верить, простираются до западного побережья Африки, так что вполне можно добраться туда через Атлантику. Заключив с ним союз, можно обойти турок с тыла и разбить их. Кроме военных целей, есть и финансовая выгода, которую можно было бы извлечь из этого предприятия. Страны, которым удалось бы открыть новые морские пути, непосредственно попали бы в эти края, богатые золотом, пряностями и рабами, и они покончили бы с посредниками и десятиной, теряемой на каждой сделке. Вот, к примеру, знай, что гвоздика, которую покупают на Яве за два дуката, в Малакке стоит от десяти до четырнадцати, а в Каликуте — от пятидесяти до шестидесяти. Ты легко можешь представить, какой цены она достигает на рынках Лиссабона или Антверпена. Португалии и Испании эти новые морские пути позволили бы подорвать монополию Венеции и Генуи. Вызов им бросил один исключительный человек. Великий князь. Мой господин и друг.
— Вы — друг князя?
— Самого благородного: Энрике. Сына покойного короля Жоао Первого. С детства у него была только одна страсть: море. Инфант Педро по возвращении из Венеции подарил ему книгу Марко Поло, а также карту всех известных частей света, составленную на основе отчетов торговцев пряностями. Энрике уединился в Саграх, на высоком мысу, омываемом водяной пылью. Он жил там без протокола и подобающей пышности, между арсеналом и библиотекой, в которой собрал все рассказы о путешествиях. Жадный до новостей, он разослал секретных агентов в Богемию и Вену, они добыли ему трактаты, чрезвычайно ценную документацию, хранившуюся в архивах монастырей или коллегий. Из итальянских городов, с островов Средиземного моря и даже с Востока, из Индии он пригласил магов, астрологов, лоцманов, а также рулевых и людей, опытных в кораблевождении и обращении с парусами. Отдалившись от двора, он целиком посвятил себя решению трудной и увлекательной задачи, пытаясь поставить точку в неразберихе достоверного и вымышленного, отделить возможное от невозможного.
Ян поинтересовался:
— А сам-то он моряк?
— Парадоксально, но Энрике практически никогда не выходил в море, разве что на военном корабле для выполнения боевой задачи. Но вот уже более двадцати лет он посылает наши корабли к берегам Африки. Ты знаешь, что ходить на кораблях — опасное дело. Были у него, конечно, и удачи. Античное рулевое весло было заменено рулем, поворачивающимся на петлях, укрепленным под ахтерштевнем и приводимым в движение брусом. Магнитный камень сейчас посажен на ось, помещен в самшитовую коробку и подсвечивается ночью. Применение астролябии и расчетных таблиц помогает, конечно, ориентироваться, но весьма приблизительно. Но это все же лучше, чем прежде. Однако, несмотря на все эти улучшения, остается опасность заблудиться. Уходя к берегам Гвинеи, наши моряки погружались во мрак и неизвестность.
— Это что-то необыкновенное! — воскликнул очарованный Ян. — Какая отвага!
— Лет двадцать назад Энрике прослышал о богатых островах на западе и решил отправить на их поиски две однопарусные барки с тремя своими оруженосцами: Жоао Гонсальвесом, по прозвищу Зарко, Триштамом Вазом и… мной.
— Значит, вы моряк?
Идельсбад подтвердил.
Огонек восхищения вспыхнул в глазах мальчика, и он с удвоенным вниманием стал слушать продолжение повествования.
— Жестоким испытанием оказалось это путешествие. Нас сносило течениями, много раз мы теряли направление, но в конце концов пристали к одному острову. Мы поспешили окрестить его, назвав Порто-Санто; для нас он был спасением. Песчаный и плоский, к сожалению, он оказался бедным; зато там в изобилии росли деревья, из которых добывают экстракт драцены, этот волшебный бальзам, затягивающий раны.
— Он применяется и в живописи. Из всех красок он больше всех походит на кровь. Отец часто пользовался им. Но прошу простить меня, продолжайте, пожалуйста.
— Затем мы вернулись в Португалию и сообщили инфанту о нашем открытии. Он снова отослал нас на Порто-Санто, но уже с семенами, орудиями труда, рабами. На наше несчастье, к нам присоединился один генуэзец, синьор Перестрелло. В день отплытия какой-то доброжелатель подарил ему беременную крольчиху, которую он выпустил на волю по прибытии на остров. Ее потомство оказалось столь плодовитым, что все первые посевы были уничтожены.
Ян не мог удержаться, чтобы не прыснуть со смеху.
— На нашем месте, — проворчал Идельсбад, — ты бы не смеялся. Но хватит отступлений. Разочарованные, мы решили плыть дальше, к неясным очертаниям, которые по вечерам выныривали из тумана. Никогда не забыть мне наше волнение, когда мы высадились на этот большой остров, поросший густым лесом с опьяняющей листвой, из которой сочилась живительная влага, с множеством разно цветных ящериц и птиц. Мы назвали его Мадейрой.
— А почему?
— Из-за бесчисленных лесов. Madeira — дерево на португальском. Впоследствии мы посадили там виноградные лозы, привезенные с Кипра, сахарный тростник из Сицилии и развели рогатый скот. Вот так мы осуществляли основные положения плана Энрике. Ему мало было одного лишь открытия. Необходимо было извлекать из него пользу. Вполне вероятно, что кое-кто побывал на Мадейре еще до нас. Но именно мы, на этот раз не лавируя, проложили туда дорогу, построили первый дом, посадили первую виноградную лозу, развели первых домашних животных.
Мальчик восхищенно кивнул и не удержался от вопроса:
— Но какое отношение все эти приключения имеют к моему отцу?
— Непосредственное. Потерпи. Подобные экспедиции следовали одна за другой без перерыва. Продолжаются они и сейчас. Девять лет назад один монашествующий рыцарь из дома инфанта, Гонсальвес Велго Габрал, после нескольких попыток добрался до другого архипелага, о котором много раз упоминали моряки, спасшиеся с судов, отнесенных ветром. Эти острова напоминали больших хищных птиц, и им дали название Азоры, что значит «Ястребы» на моем языке. Там мы тоже поднимали целину, убирали камни, пытались вывести сельскохозяйственные культуры, приспособленные к влажному климату. Постепенно освоили девять островов. Двумя годами позже, в тысяча четыреста тридцать четвертом году, один из наших знаменитых капитанов дважды обогнул мыс Божадор, доказав, что можно идти против сильных течений и ветров, которые не удалось еще победить ни одному народу. А через несколько месяцев один из наших экипажей обогнул мыс Блан. Эта экспедиция обязана своим успехом новой конструкции корабля — каравелле, изобретенной нашими кораблестроителями и такелажниками. Это было лучшее судно из всех, когда-либо выходивших в море. Ты должен был заметить его в порту Слейса.