Страница:
— Ладно, девушка Маша, давай собираться.
Но Зига, задумавшись с блаженной улыбкой на лице, явно опоздал со своим предложением. Маша раньше него начала одеваться. Повод-то был действительно серьезный. Следовало поспешить.
Предусмотрительный Перинис пригнал им двух лошадей, а в дороге была отработана нелепейшая, на взгляд ушлого Зиги, легенда о нападении на королеву коварных лесных разбойников. Красивее всех в этой истории выглядел Перинис, потому что он один одолел в итоге семерых укравших королеву злодеев. Жилин никак в рассказе не фигурировал. Про него королю Марку знать не полагалось. Но даже Изольде показалось уж слишком наивным и неправдоподобным скороспелое вранье Периниса, поэтому она позволила себе поинтересоваться, каким же образом и где ее украли, а также подумал ли слуга, почему королева вне пределов замка была одна, в частности без него. Итальянец только рукой махнул, мол, кто о таких мелочах думает. И оказался прав, что характерно.
И только уже совсем перед сном вдруг поинтересовался:
— А что, милая, не Тристан ли вновь объявился в наших краях?
— Что вы, дорогой мой король, о нем уж и забыли все. Нет, нет, я ничего о нем не слыхала в последнее время.
— Жаль, что о нем забыли, — странно отреагировал король. — Жаль. Я бы хотел вновь увидеть моего племянника. А собачку-то волшебную разве не он тебе прислал?
— Не слушайте, мой король, что люди говорят, — спокойно ответила Изольда. — Кто-то здесь, в Тинтайоле, по-прежнему не любит меня. А собачку волшебную с колокольцем прислала мне мать, королева Ирландии Айсидора, через одного шведского купца. Мама всегда любила подобные штучки. Я же рассказывала вам, дорогой мой господин.
— Да, да, — как бы вспомнил Марк. — А все же жаль, что там был не Тристан.
Вот такую странную фразу произнес король под конец этого разговора.
Где «там»? Почему жаль? О чем он? Но Изольда почла за лучшее не продолжать разговора. Только подумала вдруг: «А что, если Марк гораздо умнее, чем я привыкла о нем думать?»
И они, усталые оба, велели загасить свет, чтобы можно было спать спокойным и крепким сном.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
Но Зига, задумавшись с блаженной улыбкой на лице, явно опоздал со своим предложением. Маша раньше него начала одеваться. Повод-то был действительно серьезный. Следовало поспешить.
Предусмотрительный Перинис пригнал им двух лошадей, а в дороге была отработана нелепейшая, на взгляд ушлого Зиги, легенда о нападении на королеву коварных лесных разбойников. Красивее всех в этой истории выглядел Перинис, потому что он один одолел в итоге семерых укравших королеву злодеев. Жилин никак в рассказе не фигурировал. Про него королю Марку знать не полагалось. Но даже Изольде показалось уж слишком наивным и неправдоподобным скороспелое вранье Периниса, поэтому она позволила себе поинтересоваться, каким же образом и где ее украли, а также подумал ли слуга, почему королева вне пределов замка была одна, в частности без него. Итальянец только рукой махнул, мол, кто о таких мелочах думает. И оказался прав, что характерно.
* * *
Король Марк ни минуты не сомневался в честности Изольды и Периниса, он с легкостью проглотил эту сладенькую сказочку, а к тому же пребывал в отличном настроении, и соскучился без любимой жены, и обрадовался ей очень. Рассказывал все больше о своих делах, а ее почти ни о чем не расспрашивал.И только уже совсем перед сном вдруг поинтересовался:
— А что, милая, не Тристан ли вновь объявился в наших краях?
— Что вы, дорогой мой король, о нем уж и забыли все. Нет, нет, я ничего о нем не слыхала в последнее время.
— Жаль, что о нем забыли, — странно отреагировал король. — Жаль. Я бы хотел вновь увидеть моего племянника. А собачку-то волшебную разве не он тебе прислал?
— Не слушайте, мой король, что люди говорят, — спокойно ответила Изольда. — Кто-то здесь, в Тинтайоле, по-прежнему не любит меня. А собачку волшебную с колокольцем прислала мне мать, королева Ирландии Айсидора, через одного шведского купца. Мама всегда любила подобные штучки. Я же рассказывала вам, дорогой мой господин.
— Да, да, — как бы вспомнил Марк. — А все же жаль, что там был не Тристан.
Вот такую странную фразу произнес король под конец этого разговора.
Где «там»? Почему жаль? О чем он? Но Изольда почла за лучшее не продолжать разговора. Только подумала вдруг: «А что, если Марк гораздо умнее, чем я привыкла о нем думать?»
И они, усталые оба, велели загасить свет, чтобы можно было спать спокойным и крепким сном.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
в которой добрый волшебник Мырддин приходит ко многим из героев нашего повествования и в лучших традициях своей довольно странной доброты объясняет им всем, кому, когда и как следует умирать, однако на подобные речи каждый реагирует по-своему
И вновь добрый волшебник Мырддин прибыл ко двору Марка в Тинтайоль в своем замшелом обличье, узнаваемом и привычном для всех королей Логрии. Плащ его на этот раз был еще более драным и по-осеннему грязным, ненатуральная борода, путавшаяся едва ли не в ногах, всклокочена сверх всякой меры, а посох весь покрылся мхом, будто еще вчера торчал где-нибудь на болоте в виде гнилого деревца, и было страшно подумать, что произойдет, тресни старик чуть посильнее своей палкой о каменные плиты. Неимпозантная могла бы получиться сцена. Так он — чай не дурак! — и не собирался посохом по полу долбить почем зря. Просто прошел в покои короля и часа три беседовал с ним о чем-то.
Все поголовно хронисты и поэты, включая литературоведов последнего времени, о содержании этой беседы короля Корнуолла с любимым добрым волшебником жителей Логрии умалчивают, как будто сговорились. Не будем и мы нарушать сложившуюся в веках традицию. Заметим лишь, что тремя днями раньше Мырддин провел историческую беседу в Камелоте с королем Артуром, по ходу которой напоминал о скорой и неминуемой гибели всего королевства. Из пламенной речи старика получалось так, что уж и вариантов-то никаких не осталось. Другой бы на месте Артура возмутился, затрепыхался, задергался, начал бы клянчить хоть какую-никакую отсрочку. Но не было в мире более достойного короля, чем легендарный вождь логров. Лишь голову склонил он в знак полного понимания слов Мырддина. Уж если в свое время не убоялся даже слоноподобного африканского рыцаря Органона, не позволил тому отстричь свою роскошную, истинно королевскую бороду для так и не сшитого супостату богомерзкого плаща, а вышел на поединок и победил урода, наводившего ужас на многие страны, значит, и теперь не убоится король Артур никого и ничего, в том числе и самой смерти.
Владыка Корнуолла во время той беседы в Камелоте не присутствовал — так уж вышло, пропадал он опять в Сан-Любине по очередному «свинскому» делу. А жаль. Все ж таки приходился Марк королю Логрии не просто вассалом, а младшим двоюродным братом, рожденным сестрою матери Артура Игрейны. Быть может, из-за того Мырддин… Впрочем, мы ведь договорились молчать об этом. Есть иная интересная тема для рассказа.
Завершив разговор государственной важности, Мырддин попросил призвать к нему Белокурую Изольду и изъявил желание прогуляться с королевою в лес на пару-другую часиков, благо погода хорошая, какая нередко случалась ранней осенью в окрестностях Тинтайоля. И тогда вспомнил Марк, как двумя годами раньше Мырддин уже уединялся с его женою аккурат накануне испытания раскаленным железом и никакого вреда, кроме пользы, от этого не было ни королю, ни Изольде, ни кому другому при дворе. Потому согласился, не раздумывая, и проводил королеву на прогулку со спокойным как будто сердцем. А на самом-то деле предчувствие нехорошее томило душу короля Марка, вот только бессилен он был противостоять судьбе, а как человек весьма неглупый понимал, что это именно судьба явилась к нему в образе Мырддина.
Изольда отправилась в лес в сопровождении Периниса и Марты — только их двоих королева и признавала рядом с собою в последнее время. Да еще Бригитту, но ее любимая ирландская камеристка недавно вновь уехала куда-то. Марк не знал куда, в общем, это было не важно. А сам по себе сверхскромный эскорт Изольды тревоги не вызывал. Во-первых, не в дальний путь собралась, а во-вторых, рядом с Мырддином еще отродясь ни у кого никаких неприятностей не происходило.
Мог ли знать старый король, кому именно ворожит великий чародей? А что, если как раз и догадывался? Ведь люди добрые, знавшие Марка, так никогда и не сумели ответить на простой, казалось бы, вопрос: любил ли он сильнее жену свою Изольду или все-таки племянника своего Тристана?
После коротких ритуальных приветствий возникла напряженная пауза. Не просто напряженная — взрывоопасная.
Невероятную силу, с которой Тристан и Изольда мысленно потянулись друг к другу, ощутили практически все присутствовавшие на поляне. Столкновение безмолвных вопросов Тристана к Жилину и Зиги к Ивану Горюнову срезонировало еще одним мощнейшим эмоциональным всплеском. Наконец, не последними на этом фоне были сексуальные переживания Бригитты, разрывающейся теперь между хозяйкой и любовником, а также пугающее, буквально ослепляющее озарение, свалившееся на Курнебрала: «Ба! Не только Мырддин, не только Тристан Самозваный, но и все остальные на этой поляне — колдуны или как минимум люди заколдованные». Только Перинис и Марта были относительно спокойны. Девушка, впрочем, пожирала откровенно похотливым взором Зигу а могучий слуга королевы думал почему-то лишь об одном: доведется ли ему когда-нибудь овладеть хозяйкой? Абстрактно хотелось и раньше (ему вообще всегда и со всеми хотелось), но сейчас вопреки всем принятым нормам, наперекор привычному рабскому страху захотелось конкретно и особенно сильно — до зуда в паху, до судорог в руках и ногах.
Напряжение, повисшее над Красной Поляной, сделалось угрожающим. Еще секунда — и они бы все, расставаясь с рассудком, кинулись друг на друга, любя, ненавидя, страстно желая чего-то для себя и стремясь не допустить того же для других. Все мужчины были при оружии, четыре меча скрестились бы в беспорядке и уж точно окрасили бы траву на поляне в соответствующий названию цвет.
Положение спас Мырддин. Он поднял руки, отчего внезапно налетел сильнейший ветер, срывающий с деревьев еще пышную в эту пору листву, и засыпал всю поляну сплошным ковром ярко-красных, как кровь(!), кленовых листьев. И от этого колдовства напряжение сразу поутихло. А Мырддин, пользуясь моментом и не упуская инициативы ни на секунду, громко объявил:
— Братья мои во Христе, слушайте сейчас только меня.
И люди окончательно успокоились, и склонили головы, и приготовились слушать, и разве только на колени не рухнули.
— Братья мои, я разрешаю каждому из вас произнести при всех только одну фразу, но самую главную, как ему кажется, в этой ситуации. Расскажите остальным наиболее страшную правду о других, какую вы знаете, — и вам станет легче. Начинайте. Бригитта, ты первая. Пожалуйста!
— Тристан женился на Изольде Белорукой из Карэ, что в Арморике, на девушке, похожей как две капли воды на мою госпожу.
— Хорошо, — похвалил Мырддин. — Перинис, продолжайте.
— Моя королева Изольда Белокурая отдалась герцогу Жилину Зеленогурскому, я стал невольным свидетелем этого, а Тристан, уезжая в поход, заставил меня и еще двоих обесчестить леди Вазеллину.
— Отлично! Марта.
— Моя госпожа Изольда обучила меня любви, которую почитали в древние времена прекрасные эллинки на острове Лесбос, — любви между двумя женщинами, а потом герцог Зигфрид заставил меня отдаться ему, и с герцогом мне понравилось больше, хотя я очень люблю мою госпожу.
— Спасибо, Марта. Курнебрал.
— Я всегда знал, что Тристан — пришелец из Аннона, я только не знал его настоящего имени, а сегодня мне страшно, потому что я вижу: и королева пришла оттуда же, и герцог Жилин, а мы, обыкновенные люди, просто околдованы ими.
— Браво, Курнебрал! Сигурд Отважный, вам слово.
— Пожалуйста, слушайте. Тристан по дороге из Арморики в Корнуолл каждую ночь предавался любовным утехам с Бригиттой.
Три вялых хлопка ладонями были ответом Мырддина на эту реплику герцога, на лицах слуг появилось недоуменное выражение: «Ну и что?» А Тристан единственный среди всех удивился, если не сказать восхитился: «Красиво работает, скотина! Интересно, кто же из моих матросов тайный его осведомитель?»
Обстановка разрядилась полностью. Мырддин сказал, завершая этот эпизод, как кинорежиссер на съемке:
— Хорошо. Закончили. Всем спасибо.
А потом добавил:
— Теперь я попрошу слуг удалиться на расстояние полета стрелы и ждать сигнала, который подаст сэр Тристан. Я должен сообщить нечто очень важное этим трем особам королевской крови: Тристану Лотианскому, Изольде Корнуоллской и Зигфриду Отважному.
И никто не посмел ослушаться величайшего из добрых волшебников.
Все четверо сидели на старых пнях посреди поляны — каждый на своем. Мырддин не позволил Ивану и Маше сесть вместе. («Не миловаться пришли, а серьезные проблемы решать!») И настроение у них было мрачное. Зига тоже веселья в компанию не добавлял. Коммерсант, не понимающий правил игры, — какое зрелище может быть более плачевным? Но он не понимал правил по той простой причине, что их, похоже, не было вовсе, и это угнетало Зигу вдвойне.
— Поговорим, — глухо отозвался Иван. — А вы хоть знаете, на чем мы сейчас сидим?
И не дождавшись ответа, сообщил:
— По преданию, четыре огромных пня служили раньше плахами. Сотням людей, виновных и неповинных, отрубили здесь головы. Вот почему эту поляну назвали Красной.
— А что, и Красную площадь потому же? — решил Зига поддержать разговор культурных людей. — Из-за Лобного места?
— Нет, — назидательно объяснила Маша. — «Красный» в старом русском языке означало «красивый». Это в школе проходят, Абдулла.
— А я в школе плохо учился, — проговорил он задумчиво.
И все помолчали. Оставалось начать вспоминать, кто где родился и кто в каком городе сидел, чтобы эта сцена окончательно превратилась в душещипательный эпизод встречи Нового года из фильма «Джентльмены удачи».
Зига вздрогнул от слишком глубокой тишины и спросил:
— А мы что, собрались здесь затем, чтобы говорить вот именно об этом?
— Пан Жилин, — строго обратился к нему Мырддин. — Мы собрались здесь, чтобы поговорить без вашего участия. Я не приглашал вас на Красную Поляну. Правда? Вы сами пришли. Ну ладно, пришли, так пришли. Я вас не гоню, но предупреждаю: ведите себя прилично. Как гость. Сидите, слушайте и не перебивайте. Вам многое будет непонятно поначалу, но вы просто слушайте, а уж я скажу, когда станет можно задавать вопросы. Договорились?
— О’кей. — Зига устало потер глаза кулаками. — Я весь внимание. Курить можно? Ой! Пардон, я и забыл, где мы…
Зига окончательно смешался, а Мырддин с презрением швырнул ему дежурную пачку «Соверена» и буркнул:
— Курить можно.
И снова обратился к Ивану с Машей:
— Спешу успокоить вас: все пока идет по плану.
— Ну ни фига же себе планы у вас! — проворчал, не сдержавшись, Иван.
— Что именно тебе не нравится, Ваня?
Быстрее ответила Маша:
— Да мы от всех известных мне вариантов легенды отошли теперь настолько далеко, что я уже не понимаю, что надо делать!
— Машенька, милая, тебе уже ничего не надо делать…
Но Маша не слышала его.
— Как вас угораздило забросить в средневековый мир вместе со мной еще и этого человека?! Он абсолютно не вписывается ни в какие рамки. Он здесь уже много лет творит все что хочет. Вы бы послушали, как он пересказывает «Младшую Эдду» — в переводе на польский с сокращениями, дополнениями и переставив местами всех героев! И вы хотите сказать…
— Машенька, я много чего хочу сказать, да ты мне не даешь. Ты для начала главное пойми: Зигфрид не пересказывает тебе «Младшую Эдду». Это, наоборот, через три сотни лет самый знаменитый из исландцев, писатель и политик Снорри Стурлусон, сидя в своем замке в Рейкьяхольте, будет пересказывать и излагать на бумаге события, реальным участником которых был твой знакомый Зигфрид Израилевич Абдуллаев. Вот ведь как получается, Маша. Ты за легенды не переживай, с ними все нормально будет. Ты за себя переживай. Впрочем, тебе и за себя переживать уже практически не надо. Я ведь с этого и начал сегодня. Дело близится к развязке. А то, как попал сюда господин… Зига… ну, если интересно, объясняю. Взрыв того чемоданчика в его квартире был чуточку сильнее, чем мы ожидали, произошел сбой в расчетах, но было поздно корректировать пространственно-временной коридор. Пустили дело на самотек, рассчитывая подправить в дальнейшем, ну и вроде неплохо получилось. И этот кот Гыня на удивление кстати пришелся вместе с приемником. А ты говоришь, Маша, о несоответствии древним текстам. Двойка тебе по истории литературы.
Зига сидел тихо-тихо, даже не обижаясь на то, что о нем говорят в третьем лице — то ли забыли уже, то ли за живого не считают. Ну и ладно! Ему было чертовски интересно, и он с лихорадочной скоростью обрабатывал в голове всю эту умопомрачительную информацию. Ай да гражданка Изотова из квартиры сверху, ай да конспиратор! Ведь ни словом не обмолвилась об этом Мырддине и всех его чудесах. А гражданка Изотова как раз успокоилась вроде, слушая про великого исландца Стурлусона и пространственно-временные коридоры. Но тут вскинулся Тристан, словно спавший все это время.
— Ладно, — почти выкрикнул он, — Сигурд Абдуллаевич Жилин, или как его там, изящно вписался в наш с вами сюжет. Допустим. Хотя и я, признаться, обалдел от такого поворота событий. Но как же быть с Изольдой Белорукой? Здесь не произойдет какого-нибудь хроноклазма?
— Не, не произойдет, — устало сказал Мырддин. — Хроноклазмов вообще не бывает. Их придумал Джон Уиндем вот в этой самой стране, но чуть-чуть попозже, лет на тысячу.
— Хорошо, — продолжал шуметь Иван, — я в конечном счете не об этом. Я о самой девушке Изольде. Вы на место живого человека прислали двойника, а ей попросту стерли память. Это же почти убийство! Вы же ее, беспомощную, как анацефала, бросили черт знает где, в лодке посередь моря. Да и теперь что за жизнь у герцогини? Это же негуманно!
— Что? — переспросил Мырддин тихо и вкрадчиво. — Как ты сказал, Ваня? Негуманно? Да я сейчас расхохочусь, как Суламифь. Это ты-то говоришь о гуманизме? Скольких человек ты убил, Ваня? Не пробовал подсчитать? И отчего же ты с ними не обсуждал эту тему? К слову не пришлось? Так с каких же это пор ты начал задумываться о доброте и человечности? С тех пор, как, спасая от группового изнасилования, расстрелял литовскую девчонку, или с тех пор, как, решив не убивать, руководил групповым изнасилованием здешней уэльской баронессы? С какого момента, Ваня?
Вопросов задано было много, но все как один риторические, поэтому Иван ответил тоже вопросом:
— Слушайте, Мырддин, почему вы пытаетесь ударить в самое больное место?
— А ты? Для чего тебя учили попадать в болевую точку на занятиях по рукопашному бою? Чтобы результат был. Вот и я хочу, чтобы вы поняли. Другого способа нет. Хватит устраивать истерики, ребята. Вы оба очень неглупы. (Он снова как бы вывел за скобки Зигфрида: то ли Абдуллаев по определению глуп, то ли его здесь просто нет.) Вы должны понять. Послушайте, пожалуйста.
Мырддин сделал паузу, поднялся с пня и заходил по поляне, словно профессор перед доской на лекции в университете.
— Всех людей можно разделить на три основные категории, — заявил он уверенно и смело. — Ровно три: абстрактные гуманисты, конкретные негуманистыи абстрактные негуманисты. Первая категория малочисленна. К ней относятся Будда, Христос, Магомет, доктор Гааз, Мартин Лютер Кинг, Альберт Швейцер, мать Мария, Януш Корчак, ну и иже с ними. Понимаете? Эти принципиально не способны убивать и других к тому же самому призывают. Красиво. Но неконструктивно. Все равно что требовать от каждого гениальности Пушкина или Моцарта.
Прямо противоположная им категория — вторая, абстрактные негуманисты, то есть люди, убивающие ради денег, ради себя или просто так — ради самого убийства. Человеческая жизнь является для них ценностью второго, если не третьего порядка. Убийство они считают одним из способов существования, одним из развлечений, одним из видов бизнеса, не хуже и не лучше других. Таких, к сожалению, много. И это не только преступники всех мастей, разбойники, мафиози и наемники, это еще и определенная часть военных, особенно высшее командование, и, конечно, многие крупные предприниматели, иногда ученые и даже некоторые деятели искусства…
Есть третья категория людей. Если угодно, она промежуточная. Конкретные негуманистыпризывают совершать убийства только в случаях крайней необходимости, только во имя конкретной, достойной и ясной цели. Конкретные негуманисты убивают всегда не ради себя, а ради других. Даже если это самооборона, такой человек спасает себя во имя других. Ведь он нужен людям, знает об этом и всегда в первую очередь думает о них. Я и мне подобные причисляем себя именно к этой категории. Беда лишь в том, что наша категория слишком разношерстна. По формальному признаку к конкретным негуманистамотносится и полицейский, стреляющий в бандита, и безумный революционер, бросающий бомбу в тирана, и не менее безумный тиран, живущий не для себя, а для народа и палками загоняющий этот народ в светлое будущее. Вот почему некоторые из нас, пытаясь дистанцироваться от параноиков, называли себя конкретными гуманистами. Это неправда. Это не более чем попытка обмануть всех и себя заодно. Гуманизм не бывает конкретным. Гуманизм есть любовь к человечеству или, говоря иначе, к каждому человеку без исключения, а это понятие сугубо абстрактное. Я не слишком зануден, Иван? Маша?
— Нет, нет, вы все очень складненько говорите, — ядовито похвалил Иван. — Я только не пойму, к какой категории отнести тех людей, а их большинство, которые ни проповедовать, ни убивать не собираются вовсе.
— Ни к какой, Ваня. Эти люди просто еще не оформили своего отношения к нашей проблеме. Но все они — потенциальные убийцы, нереализовавшиеся представители одной из трех категорий. Можно, например, провести социологический опрос, с известной степенью точности выявить пристрастия респондентов и соответственно предсказать схему их поведения в экстраординарной ситуации. Уверяю тебя, Гаазов и Корчаков обнаружится, как всегда, не много, маньяков-садистов и хладнокровных гангстеров — на несколько порядков больше, ну а подавляющее большинство составим мы — конкретные негуманисты. Процентное соотношение будет, конечно, несколько иным, но…
Мырддин замялся, чувствуя, как внимание слушателей ослабевает, и в эту паузу тут же вклинилась давно молчавшая Маша:
— Так вот, оказывается, ради чего вы закидываете людей Бог знает в какие дали! Чтобы потом классифицировать их, разложить по полочкам, ярлычки приклеить… Милое занятие, ничего не скажешь!
— Да нет же, Маша, ты абсолютно не права. — Мырддин даже не обиделся. — С тем же успехом ты могла бы считать унизительной свою медицинскую карточку в родной поликлинике, где ты весьма скрупулезно классифицирована и пронумерована. Этап изучения подопытных кроликов нами давно пройден. Мы переходим к этапу лечения. Диагноз-то уже поставлен, и болезнь серьезная, уверяю вас, но уж очень хочется помочь этому несчастному земному человечеству!
— Это мы-то больные?! — возмутился почему-то Иван.
— Анекдот! — неожиданно объявил Мырддин. — «Ну ты, козел!» — «Это я-то козел?!» — «Да не ты, ты и на козла-то не похож!» — «Это я-то на козла не похож?!!» Вот и ты сейчас так же, Ваня. Я тебя конкретно не имел в виду. Я обо всей Земле говорю.
— А сами вы разве не с Земли? Или я чего-то не понял?
— Ах, Иван, Иван, вы еще очень многого не понимаете, да вам и не надо пока. Конечно, родом мы все с Земли. Но после того, что вы называете смертью, мы уходим на другие уровни бытия. Выше Второго поднимаются немногие, только те, кому это нужно, среди тех, кому это дано. Понятно? Короче все равно не скажешь.
Иван и Маша молча кивнули.
— Так вот, некоторые, и я как раз такой, проходят до высшего — Восьмого, чтобы подняться на Девятый. Девятый уровень — это возвращение на первый, то есть сюда, на Землю, но уже в совершенно новом качестве, с новыми возможностями и новыми целями. Ну, например, явление Иисуса своим ученикам после распятия и вознесения. Вкратце это примерно так и выглядит. А есть еще Десятый уровень, Сверхуровень. В двух словах не опишешь. Здесь было бы проще изъясняться в терминах раннего буддизма, но вы в подобных материях, как говорится, ни бельмеса не петрите. Верно? Поэтому, чтобы понятнее было, представьте себе незамысловатую математическую схему: девять уровней бытия, один выше другого, в итоге замыкаются кольцом, потому что девятый и первый — суть одно и то же. Так вот, выше, над плоскостью этого кольца, то есть уже в другом измерении, и располагается Десятый уровень бытия. Я там не был, а вот Он — как раз оттуда.
И Мырддин опять выкатил из широкого рукава давешний пластиковый полупрозрачный апельсинчик. Апельсинчик, как водится, повис в воздухе, легка дрожа и подпрыгивая, словно приветствовал всех четверых поклонами и вежливой улыбкой.
— Что это? — спросил Иван и торопливо исправился: — То есть кто это?
— Ты прав, Ваня. Это и чтои ктоодновременно. На земных языках этой сущности невозможно дать полного определения. Его безграмотно называли Богом и не менее безграмотно — гомеостатом третьего рода, Его называли Колесом Мирового Порядка и тривиальным завоевателем из космоса, Его называли моделью Вселенной и высшей формой разумной жизни. И все это правда и неправда. Сущность его не исчерпывается никаким конкретным определением.
— Такой маленький, — умилилась Маша, — и столько всего вмещает!
— Он не маленький, — возразил Мырддин, — он может быть каким угодно.
И в ту же секунду апельсин начал стремительно расти. Примерно на счет четыре (Кто считал, зачем? Ну конечно, Иван — по старой военной привычке!) пластмассовый фрукт сделался уже размером с гигантский арбуз килограммов на пятнадцать. При этом над поляной поднялся ветер, взвихривший красный кленовый ковер и закруживший листву несколькими веселыми смерчиками.
— Не надо, — жалобно попросила Маша.
— Сам знаю, что не надо, — согласился Мырддин.
И ветер тут же стих, листья улеглись, а апельсин сдулся, уменьшился до удобных глазу размеров и нырнул за пазуху к волшебнику, точно щенок, замерзший на уличном холоде.
«Хорошо, что Лушу не взяли, — вспомнил Иван по ассоциации. — Она бы излаялась вся. Животные не любят подобной чертовщины»,
— Зря ты так думаешь, Иван. — Мырддин ответил вслух на его мысли и как бы пояснил для остальных: — Собаки, между прочим, совершенно спокойно реагируют на оранжит.
Все поголовно хронисты и поэты, включая литературоведов последнего времени, о содержании этой беседы короля Корнуолла с любимым добрым волшебником жителей Логрии умалчивают, как будто сговорились. Не будем и мы нарушать сложившуюся в веках традицию. Заметим лишь, что тремя днями раньше Мырддин провел историческую беседу в Камелоте с королем Артуром, по ходу которой напоминал о скорой и неминуемой гибели всего королевства. Из пламенной речи старика получалось так, что уж и вариантов-то никаких не осталось. Другой бы на месте Артура возмутился, затрепыхался, задергался, начал бы клянчить хоть какую-никакую отсрочку. Но не было в мире более достойного короля, чем легендарный вождь логров. Лишь голову склонил он в знак полного понимания слов Мырддина. Уж если в свое время не убоялся даже слоноподобного африканского рыцаря Органона, не позволил тому отстричь свою роскошную, истинно королевскую бороду для так и не сшитого супостату богомерзкого плаща, а вышел на поединок и победил урода, наводившего ужас на многие страны, значит, и теперь не убоится король Артур никого и ничего, в том числе и самой смерти.
Владыка Корнуолла во время той беседы в Камелоте не присутствовал — так уж вышло, пропадал он опять в Сан-Любине по очередному «свинскому» делу. А жаль. Все ж таки приходился Марк королю Логрии не просто вассалом, а младшим двоюродным братом, рожденным сестрою матери Артура Игрейны. Быть может, из-за того Мырддин… Впрочем, мы ведь договорились молчать об этом. Есть иная интересная тема для рассказа.
Завершив разговор государственной важности, Мырддин попросил призвать к нему Белокурую Изольду и изъявил желание прогуляться с королевою в лес на пару-другую часиков, благо погода хорошая, какая нередко случалась ранней осенью в окрестностях Тинтайоля. И тогда вспомнил Марк, как двумя годами раньше Мырддин уже уединялся с его женою аккурат накануне испытания раскаленным железом и никакого вреда, кроме пользы, от этого не было ни королю, ни Изольде, ни кому другому при дворе. Потому согласился, не раздумывая, и проводил королеву на прогулку со спокойным как будто сердцем. А на самом-то деле предчувствие нехорошее томило душу короля Марка, вот только бессилен он был противостоять судьбе, а как человек весьма неглупый понимал, что это именно судьба явилась к нему в образе Мырддина.
Изольда отправилась в лес в сопровождении Периниса и Марты — только их двоих королева и признавала рядом с собою в последнее время. Да еще Бригитту, но ее любимая ирландская камеристка недавно вновь уехала куда-то. Марк не знал куда, в общем, это было не важно. А сам по себе сверхскромный эскорт Изольды тревоги не вызывал. Во-первых, не в дальний путь собралась, а во-вторых, рядом с Мырддином еще отродясь ни у кого никаких неприятностей не происходило.
Мог ли знать старый король, кому именно ворожит великий чародей? А что, если как раз и догадывался? Ведь люди добрые, знавшие Марка, так никогда и не сумели ответить на простой, казалось бы, вопрос: любил ли он сильнее жену свою Изольду или все-таки племянника своего Тристана?
* * *
На Красную Поляну выехали все одновременно: Изольда с Мырддином, Перинисом и Мартой; Тристан с Курнебралом и Бригиттой; и Зигфрид Отважный — без ансамбля. Зигфрида, разумеется, не приглашали, но Изольда догадывалась, что старый мафиозник Абдулла следит за ней непрерывно. Было бы странно, если бы он пропустил такую важную встречу.После коротких ритуальных приветствий возникла напряженная пауза. Не просто напряженная — взрывоопасная.
Невероятную силу, с которой Тристан и Изольда мысленно потянулись друг к другу, ощутили практически все присутствовавшие на поляне. Столкновение безмолвных вопросов Тристана к Жилину и Зиги к Ивану Горюнову срезонировало еще одним мощнейшим эмоциональным всплеском. Наконец, не последними на этом фоне были сексуальные переживания Бригитты, разрывающейся теперь между хозяйкой и любовником, а также пугающее, буквально ослепляющее озарение, свалившееся на Курнебрала: «Ба! Не только Мырддин, не только Тристан Самозваный, но и все остальные на этой поляне — колдуны или как минимум люди заколдованные». Только Перинис и Марта были относительно спокойны. Девушка, впрочем, пожирала откровенно похотливым взором Зигу а могучий слуга королевы думал почему-то лишь об одном: доведется ли ему когда-нибудь овладеть хозяйкой? Абстрактно хотелось и раньше (ему вообще всегда и со всеми хотелось), но сейчас вопреки всем принятым нормам, наперекор привычному рабскому страху захотелось конкретно и особенно сильно — до зуда в паху, до судорог в руках и ногах.
Напряжение, повисшее над Красной Поляной, сделалось угрожающим. Еще секунда — и они бы все, расставаясь с рассудком, кинулись друг на друга, любя, ненавидя, страстно желая чего-то для себя и стремясь не допустить того же для других. Все мужчины были при оружии, четыре меча скрестились бы в беспорядке и уж точно окрасили бы траву на поляне в соответствующий названию цвет.
Положение спас Мырддин. Он поднял руки, отчего внезапно налетел сильнейший ветер, срывающий с деревьев еще пышную в эту пору листву, и засыпал всю поляну сплошным ковром ярко-красных, как кровь(!), кленовых листьев. И от этого колдовства напряжение сразу поутихло. А Мырддин, пользуясь моментом и не упуская инициативы ни на секунду, громко объявил:
— Братья мои во Христе, слушайте сейчас только меня.
И люди окончательно успокоились, и склонили головы, и приготовились слушать, и разве только на колени не рухнули.
— Братья мои, я разрешаю каждому из вас произнести при всех только одну фразу, но самую главную, как ему кажется, в этой ситуации. Расскажите остальным наиболее страшную правду о других, какую вы знаете, — и вам станет легче. Начинайте. Бригитта, ты первая. Пожалуйста!
— Тристан женился на Изольде Белорукой из Карэ, что в Арморике, на девушке, похожей как две капли воды на мою госпожу.
— Хорошо, — похвалил Мырддин. — Перинис, продолжайте.
— Моя королева Изольда Белокурая отдалась герцогу Жилину Зеленогурскому, я стал невольным свидетелем этого, а Тристан, уезжая в поход, заставил меня и еще двоих обесчестить леди Вазеллину.
— Отлично! Марта.
— Моя госпожа Изольда обучила меня любви, которую почитали в древние времена прекрасные эллинки на острове Лесбос, — любви между двумя женщинами, а потом герцог Зигфрид заставил меня отдаться ему, и с герцогом мне понравилось больше, хотя я очень люблю мою госпожу.
— Спасибо, Марта. Курнебрал.
— Я всегда знал, что Тристан — пришелец из Аннона, я только не знал его настоящего имени, а сегодня мне страшно, потому что я вижу: и королева пришла оттуда же, и герцог Жилин, а мы, обыкновенные люди, просто околдованы ими.
— Браво, Курнебрал! Сигурд Отважный, вам слово.
— Пожалуйста, слушайте. Тристан по дороге из Арморики в Корнуолл каждую ночь предавался любовным утехам с Бригиттой.
Три вялых хлопка ладонями были ответом Мырддина на эту реплику герцога, на лицах слуг появилось недоуменное выражение: «Ну и что?» А Тристан единственный среди всех удивился, если не сказать восхитился: «Красиво работает, скотина! Интересно, кто же из моих матросов тайный его осведомитель?»
Обстановка разрядилась полностью. Мырддин сказал, завершая этот эпизод, как кинорежиссер на съемке:
— Хорошо. Закончили. Всем спасибо.
А потом добавил:
— Теперь я попрошу слуг удалиться на расстояние полета стрелы и ждать сигнала, который подаст сэр Тристан. Я должен сообщить нечто очень важное этим трем особам королевской крови: Тристану Лотианскому, Изольде Корнуоллской и Зигфриду Отважному.
И никто не посмел ослушаться величайшего из добрых волшебников.
* * *
— Поговорим? — предложил Мырддин по-русски, когда слуги отъехали уже достаточно далеко.Все четверо сидели на старых пнях посреди поляны — каждый на своем. Мырддин не позволил Ивану и Маше сесть вместе. («Не миловаться пришли, а серьезные проблемы решать!») И настроение у них было мрачное. Зига тоже веселья в компанию не добавлял. Коммерсант, не понимающий правил игры, — какое зрелище может быть более плачевным? Но он не понимал правил по той простой причине, что их, похоже, не было вовсе, и это угнетало Зигу вдвойне.
— Поговорим, — глухо отозвался Иван. — А вы хоть знаете, на чем мы сейчас сидим?
И не дождавшись ответа, сообщил:
— По преданию, четыре огромных пня служили раньше плахами. Сотням людей, виновных и неповинных, отрубили здесь головы. Вот почему эту поляну назвали Красной.
— А что, и Красную площадь потому же? — решил Зига поддержать разговор культурных людей. — Из-за Лобного места?
— Нет, — назидательно объяснила Маша. — «Красный» в старом русском языке означало «красивый». Это в школе проходят, Абдулла.
— А я в школе плохо учился, — проговорил он задумчиво.
И все помолчали. Оставалось начать вспоминать, кто где родился и кто в каком городе сидел, чтобы эта сцена окончательно превратилась в душещипательный эпизод встречи Нового года из фильма «Джентльмены удачи».
Зига вздрогнул от слишком глубокой тишины и спросил:
— А мы что, собрались здесь затем, чтобы говорить вот именно об этом?
— Пан Жилин, — строго обратился к нему Мырддин. — Мы собрались здесь, чтобы поговорить без вашего участия. Я не приглашал вас на Красную Поляну. Правда? Вы сами пришли. Ну ладно, пришли, так пришли. Я вас не гоню, но предупреждаю: ведите себя прилично. Как гость. Сидите, слушайте и не перебивайте. Вам многое будет непонятно поначалу, но вы просто слушайте, а уж я скажу, когда станет можно задавать вопросы. Договорились?
— О’кей. — Зига устало потер глаза кулаками. — Я весь внимание. Курить можно? Ой! Пардон, я и забыл, где мы…
Зига окончательно смешался, а Мырддин с презрением швырнул ему дежурную пачку «Соверена» и буркнул:
— Курить можно.
И снова обратился к Ивану с Машей:
— Спешу успокоить вас: все пока идет по плану.
— Ну ни фига же себе планы у вас! — проворчал, не сдержавшись, Иван.
— Что именно тебе не нравится, Ваня?
Быстрее ответила Маша:
— Да мы от всех известных мне вариантов легенды отошли теперь настолько далеко, что я уже не понимаю, что надо делать!
— Машенька, милая, тебе уже ничего не надо делать…
Но Маша не слышала его.
— Как вас угораздило забросить в средневековый мир вместе со мной еще и этого человека?! Он абсолютно не вписывается ни в какие рамки. Он здесь уже много лет творит все что хочет. Вы бы послушали, как он пересказывает «Младшую Эдду» — в переводе на польский с сокращениями, дополнениями и переставив местами всех героев! И вы хотите сказать…
— Машенька, я много чего хочу сказать, да ты мне не даешь. Ты для начала главное пойми: Зигфрид не пересказывает тебе «Младшую Эдду». Это, наоборот, через три сотни лет самый знаменитый из исландцев, писатель и политик Снорри Стурлусон, сидя в своем замке в Рейкьяхольте, будет пересказывать и излагать на бумаге события, реальным участником которых был твой знакомый Зигфрид Израилевич Абдуллаев. Вот ведь как получается, Маша. Ты за легенды не переживай, с ними все нормально будет. Ты за себя переживай. Впрочем, тебе и за себя переживать уже практически не надо. Я ведь с этого и начал сегодня. Дело близится к развязке. А то, как попал сюда господин… Зига… ну, если интересно, объясняю. Взрыв того чемоданчика в его квартире был чуточку сильнее, чем мы ожидали, произошел сбой в расчетах, но было поздно корректировать пространственно-временной коридор. Пустили дело на самотек, рассчитывая подправить в дальнейшем, ну и вроде неплохо получилось. И этот кот Гыня на удивление кстати пришелся вместе с приемником. А ты говоришь, Маша, о несоответствии древним текстам. Двойка тебе по истории литературы.
Зига сидел тихо-тихо, даже не обижаясь на то, что о нем говорят в третьем лице — то ли забыли уже, то ли за живого не считают. Ну и ладно! Ему было чертовски интересно, и он с лихорадочной скоростью обрабатывал в голове всю эту умопомрачительную информацию. Ай да гражданка Изотова из квартиры сверху, ай да конспиратор! Ведь ни словом не обмолвилась об этом Мырддине и всех его чудесах. А гражданка Изотова как раз успокоилась вроде, слушая про великого исландца Стурлусона и пространственно-временные коридоры. Но тут вскинулся Тристан, словно спавший все это время.
— Ладно, — почти выкрикнул он, — Сигурд Абдуллаевич Жилин, или как его там, изящно вписался в наш с вами сюжет. Допустим. Хотя и я, признаться, обалдел от такого поворота событий. Но как же быть с Изольдой Белорукой? Здесь не произойдет какого-нибудь хроноклазма?
— Не, не произойдет, — устало сказал Мырддин. — Хроноклазмов вообще не бывает. Их придумал Джон Уиндем вот в этой самой стране, но чуть-чуть попозже, лет на тысячу.
— Хорошо, — продолжал шуметь Иван, — я в конечном счете не об этом. Я о самой девушке Изольде. Вы на место живого человека прислали двойника, а ей попросту стерли память. Это же почти убийство! Вы же ее, беспомощную, как анацефала, бросили черт знает где, в лодке посередь моря. Да и теперь что за жизнь у герцогини? Это же негуманно!
— Что? — переспросил Мырддин тихо и вкрадчиво. — Как ты сказал, Ваня? Негуманно? Да я сейчас расхохочусь, как Суламифь. Это ты-то говоришь о гуманизме? Скольких человек ты убил, Ваня? Не пробовал подсчитать? И отчего же ты с ними не обсуждал эту тему? К слову не пришлось? Так с каких же это пор ты начал задумываться о доброте и человечности? С тех пор, как, спасая от группового изнасилования, расстрелял литовскую девчонку, или с тех пор, как, решив не убивать, руководил групповым изнасилованием здешней уэльской баронессы? С какого момента, Ваня?
Вопросов задано было много, но все как один риторические, поэтому Иван ответил тоже вопросом:
— Слушайте, Мырддин, почему вы пытаетесь ударить в самое больное место?
— А ты? Для чего тебя учили попадать в болевую точку на занятиях по рукопашному бою? Чтобы результат был. Вот и я хочу, чтобы вы поняли. Другого способа нет. Хватит устраивать истерики, ребята. Вы оба очень неглупы. (Он снова как бы вывел за скобки Зигфрида: то ли Абдуллаев по определению глуп, то ли его здесь просто нет.) Вы должны понять. Послушайте, пожалуйста.
Мырддин сделал паузу, поднялся с пня и заходил по поляне, словно профессор перед доской на лекции в университете.
— Всех людей можно разделить на три основные категории, — заявил он уверенно и смело. — Ровно три: абстрактные гуманисты, конкретные негуманистыи абстрактные негуманисты. Первая категория малочисленна. К ней относятся Будда, Христос, Магомет, доктор Гааз, Мартин Лютер Кинг, Альберт Швейцер, мать Мария, Януш Корчак, ну и иже с ними. Понимаете? Эти принципиально не способны убивать и других к тому же самому призывают. Красиво. Но неконструктивно. Все равно что требовать от каждого гениальности Пушкина или Моцарта.
Прямо противоположная им категория — вторая, абстрактные негуманисты, то есть люди, убивающие ради денег, ради себя или просто так — ради самого убийства. Человеческая жизнь является для них ценностью второго, если не третьего порядка. Убийство они считают одним из способов существования, одним из развлечений, одним из видов бизнеса, не хуже и не лучше других. Таких, к сожалению, много. И это не только преступники всех мастей, разбойники, мафиози и наемники, это еще и определенная часть военных, особенно высшее командование, и, конечно, многие крупные предприниматели, иногда ученые и даже некоторые деятели искусства…
Есть третья категория людей. Если угодно, она промежуточная. Конкретные негуманистыпризывают совершать убийства только в случаях крайней необходимости, только во имя конкретной, достойной и ясной цели. Конкретные негуманисты убивают всегда не ради себя, а ради других. Даже если это самооборона, такой человек спасает себя во имя других. Ведь он нужен людям, знает об этом и всегда в первую очередь думает о них. Я и мне подобные причисляем себя именно к этой категории. Беда лишь в том, что наша категория слишком разношерстна. По формальному признаку к конкретным негуманистамотносится и полицейский, стреляющий в бандита, и безумный революционер, бросающий бомбу в тирана, и не менее безумный тиран, живущий не для себя, а для народа и палками загоняющий этот народ в светлое будущее. Вот почему некоторые из нас, пытаясь дистанцироваться от параноиков, называли себя конкретными гуманистами. Это неправда. Это не более чем попытка обмануть всех и себя заодно. Гуманизм не бывает конкретным. Гуманизм есть любовь к человечеству или, говоря иначе, к каждому человеку без исключения, а это понятие сугубо абстрактное. Я не слишком зануден, Иван? Маша?
— Нет, нет, вы все очень складненько говорите, — ядовито похвалил Иван. — Я только не пойму, к какой категории отнести тех людей, а их большинство, которые ни проповедовать, ни убивать не собираются вовсе.
— Ни к какой, Ваня. Эти люди просто еще не оформили своего отношения к нашей проблеме. Но все они — потенциальные убийцы, нереализовавшиеся представители одной из трех категорий. Можно, например, провести социологический опрос, с известной степенью точности выявить пристрастия респондентов и соответственно предсказать схему их поведения в экстраординарной ситуации. Уверяю тебя, Гаазов и Корчаков обнаружится, как всегда, не много, маньяков-садистов и хладнокровных гангстеров — на несколько порядков больше, ну а подавляющее большинство составим мы — конкретные негуманисты. Процентное соотношение будет, конечно, несколько иным, но…
Мырддин замялся, чувствуя, как внимание слушателей ослабевает, и в эту паузу тут же вклинилась давно молчавшая Маша:
— Так вот, оказывается, ради чего вы закидываете людей Бог знает в какие дали! Чтобы потом классифицировать их, разложить по полочкам, ярлычки приклеить… Милое занятие, ничего не скажешь!
— Да нет же, Маша, ты абсолютно не права. — Мырддин даже не обиделся. — С тем же успехом ты могла бы считать унизительной свою медицинскую карточку в родной поликлинике, где ты весьма скрупулезно классифицирована и пронумерована. Этап изучения подопытных кроликов нами давно пройден. Мы переходим к этапу лечения. Диагноз-то уже поставлен, и болезнь серьезная, уверяю вас, но уж очень хочется помочь этому несчастному земному человечеству!
— Это мы-то больные?! — возмутился почему-то Иван.
— Анекдот! — неожиданно объявил Мырддин. — «Ну ты, козел!» — «Это я-то козел?!» — «Да не ты, ты и на козла-то не похож!» — «Это я-то на козла не похож?!!» Вот и ты сейчас так же, Ваня. Я тебя конкретно не имел в виду. Я обо всей Земле говорю.
— А сами вы разве не с Земли? Или я чего-то не понял?
— Ах, Иван, Иван, вы еще очень многого не понимаете, да вам и не надо пока. Конечно, родом мы все с Земли. Но после того, что вы называете смертью, мы уходим на другие уровни бытия. Выше Второго поднимаются немногие, только те, кому это нужно, среди тех, кому это дано. Понятно? Короче все равно не скажешь.
Иван и Маша молча кивнули.
— Так вот, некоторые, и я как раз такой, проходят до высшего — Восьмого, чтобы подняться на Девятый. Девятый уровень — это возвращение на первый, то есть сюда, на Землю, но уже в совершенно новом качестве, с новыми возможностями и новыми целями. Ну, например, явление Иисуса своим ученикам после распятия и вознесения. Вкратце это примерно так и выглядит. А есть еще Десятый уровень, Сверхуровень. В двух словах не опишешь. Здесь было бы проще изъясняться в терминах раннего буддизма, но вы в подобных материях, как говорится, ни бельмеса не петрите. Верно? Поэтому, чтобы понятнее было, представьте себе незамысловатую математическую схему: девять уровней бытия, один выше другого, в итоге замыкаются кольцом, потому что девятый и первый — суть одно и то же. Так вот, выше, над плоскостью этого кольца, то есть уже в другом измерении, и располагается Десятый уровень бытия. Я там не был, а вот Он — как раз оттуда.
И Мырддин опять выкатил из широкого рукава давешний пластиковый полупрозрачный апельсинчик. Апельсинчик, как водится, повис в воздухе, легка дрожа и подпрыгивая, словно приветствовал всех четверых поклонами и вежливой улыбкой.
— Что это? — спросил Иван и торопливо исправился: — То есть кто это?
— Ты прав, Ваня. Это и чтои ктоодновременно. На земных языках этой сущности невозможно дать полного определения. Его безграмотно называли Богом и не менее безграмотно — гомеостатом третьего рода, Его называли Колесом Мирового Порядка и тривиальным завоевателем из космоса, Его называли моделью Вселенной и высшей формой разумной жизни. И все это правда и неправда. Сущность его не исчерпывается никаким конкретным определением.
— Такой маленький, — умилилась Маша, — и столько всего вмещает!
— Он не маленький, — возразил Мырддин, — он может быть каким угодно.
И в ту же секунду апельсин начал стремительно расти. Примерно на счет четыре (Кто считал, зачем? Ну конечно, Иван — по старой военной привычке!) пластмассовый фрукт сделался уже размером с гигантский арбуз килограммов на пятнадцать. При этом над поляной поднялся ветер, взвихривший красный кленовый ковер и закруживший листву несколькими веселыми смерчиками.
— Не надо, — жалобно попросила Маша.
— Сам знаю, что не надо, — согласился Мырддин.
И ветер тут же стих, листья улеглись, а апельсин сдулся, уменьшился до удобных глазу размеров и нырнул за пазуху к волшебнику, точно щенок, замерзший на уличном холоде.
«Хорошо, что Лушу не взяли, — вспомнил Иван по ассоциации. — Она бы излаялась вся. Животные не любят подобной чертовщины»,
— Зря ты так думаешь, Иван. — Мырддин ответил вслух на его мысли и как бы пояснил для остальных: — Собаки, между прочим, совершенно спокойно реагируют на оранжит.