Страница:
А теперь была ночь. И была Татьяна. И был Тополь. И меня звали Сергеем. Я должен был привыкнуть отзываться на это имя.
И очень, очень болела голова.
Слева от меня валялась открытая баночка пива, и, к счастью, она оказалась не пустой. Мне стало чуточку легче, я спустился по шаткой лестнице и вышел в сени.
Татьяна наливала воду в самовар, а Тополь только вошел, поднырнув под притолоку, он даже еще не успел разогнуться и сумку свою чудовищную держал в руке. Тополь смотрел на льющуюся из ковшика в Таниной руке воду с таким пристальным вниманием, словно от этого процесса зависела вся наша дальнейшая судьба. Торжественность момента нарушил соседский кот, неожиданно свесивший с чердака свою большую черную морду и сказавший:
— Мр-р-р…
— Ух ты, лапочка, — отозвался Тополь, — пойдем я тебе рыбы дам.
Он распахнул дверь, и кот, свалившись с чердака тяжелым черным комком, охотно ринулся в комнату.
— Устал как собака, — вздохнул Тополь. — Танюш, сделай чайку поскорее. Настало время поговорить. Серьезно поговорить. Слышишь, Ясень?
— Слышу. Только башка тяжелая.
— Выпей таблетку.
— Таблетки на меня не действуют.
Это была правда. Чего я только не перепробовал в свое время, но действенными оставались для меня лишь два средства: хороший коньяк или сон в зависимости от ситуации. В остальных случаях мою головную боль излечивало время.
Тополь достал ярко-синюю блестящую облатку и протянул мне.
— Эти помогают всем. Возьми. Запивать только водой.
Таблетка и сама оказалась ярко-синей, а название я, разумеется, не запомнил. Зато эффект от таблетки запомнил навсегда. Не прошло и минуты, как невидимая нежная рука стерла в моей голове даже воспоминание о боли — так влажной тряпкой протирают пыльный плафон, и свет вспыхивает ярче. Мне показалось, что в комнате и впрямь стало светлее. Нет, мне не показалось. Я поглядел на лампочку под потолком и понял, что горит она ярче обычного.
— Знакомая история, — сказал я. — Сейчас свет погаснет.
И свет погас. Естественно, во всем доме, точнее, во всей деревне..
— Это надолго? — спросил Тополь.
— Возможно, на всю ночь, а то и на сутки. Но могут и сразу починить.
— Вот и попили чаю из самовара, — грустно констатировал Тополь.
— Ерунда, — возразила Татьяна, — я сейчас на газ чайник поставлю, а потом, если хотите, перелью в самовар. У тебя свечи есть, Сергей, или будем лучиной пользоваться?
— Ну, до лучины мы еще не скоро дойдем, потому что есть керосиновая лампа. Но и свечи тоже есть.
— Давай свечи, — распорядилась Татьяна.
Вода на плите закипела быстро. И Тополь принялся колдовать над моим захрюканным треснутым кофейником (заварочный чайник куда-то запропастился), подсыпая в него из нескольких коробочек любовно отмеряемь дозы разных сортов чая.
Пять свечей — Татьяна зачем-то зажгла их все — горели на столе тихо и торжественно, создавая в комнате атмосферу таинственного заговора.
— Слушай, Тополь, а таблетка — это надолго?
— У всех по-разному. Но на пару часов точно хватит. Вообще смотря какая боль. Такая, как у тебя, скорее всего уже и не вернется. А если вернется, так можно и повторить. Только больше двух таблеток в сутки не рекомендуется.
— А я как-то четыре слопала, — поведала Татьяна.
— Ну и чего хорошего? — отозвался Тополь. — Ты у нас и без того девушка не фригидная.
— А что, — удивился я, — влияет на это дело?
— Еще как! От передозировки люди становятся сексуально агрессивными, я бы сказал, сексуально неуемными.
— Иди ты! — сказал я и посмотрел на Татьяну.
Она игриво показала мне кончик языка и хитро улыбнулась.
— Слушайте, — не выдержал я, — у вас вообще секретная служба или бордель?
— А вот об этом мы сейчас и поговорим.
Тополь разлил по чашкам свой изысканный ароматный напиток и сел к столу. Потрескивали свечи. Дрожали язычки пламени. Колыхались тени на бревенчатых стенах. Пахло дымом, плавленым воском, жасмином, смородиновым листом и еще маракужей, что ли, — в общем, чем-то экзотическим. Я сделал глоток и почувствовал, что сейчас начну медитировать.
— Видишь ли, Разгонов, — проговорил Тополь, закуривая и глядя в стол, — я знаю, что ты не любишь ГБ.
— Откуда? — поинтересовался я, ожидая ответа типа: «А я все про тебя знаю».
Но Тополь ответил по-другому:
— Из твоего романа.
— Да у вас там что, мой роман входит в программу обязательной подготовки сотрудников?
— Где — у нас? — спросил он.
— На Лубянке, естественно.
— А мы не с Лубянки, Разгонов.
— Вот как, — не очень-то я ему верил. — Откуда же?
— Мы из Двадцать первого главка ФСБ.
— Что-то не слыхал про такой.
Тополь пристально и с интересом посмотрел на меня, но от вопроса удержался.
— А про него никто и не должен слышать. Это новое и очень секретное подразделение. Специальная служба по контролю за специальными службами. Мы поставлены над ними над всеми, и в штате у нас только старшие офицеры.
— Ну и что? — сказал я. — В некоторых главках бывшего КГБ, Пятнадцатом, например, тоже служили одни лишь старшие офицеры.
Тополь вскинул на меня глаза теперь уже с явным удивлением.
— Откуда ты знаешь про Пятнадцатый главк?
— Из своего романа, — буркнул я.
— В романе этого нет, — не приняв шутки, возразил Тополь.
— Ну нет. А что это за вопрос? Я не понял. Ты предлагаешь мне расколоться? Заложить хорошего знакомого?
— Не обязательно.
— «Не обязательно»! — передразнил я. — В вашей славной госбезопасности сотни тысяч сотрудников. И уж как минимум десять тысяч из них треплются не по делу с друзьями за рюмкой чая. Какая разница, кто из них что сказал? Платить надо больше, как на Западе, тогда все будут молчать. А еще можно на кол сажать, как при Иване Грозном, — тоже метод. Или как при отце народов: сказал лишнее — к стенке! Или куда там? Живьем в печку?
— С чего ты завелся? — не понял Тополь. — Упреки не по адресу. Я же тебе еще раз объясняю: ты будешь работать не на ГБ и не на военную разведку.
— А я этого пока не понял. Весь букет новых спецслужб в нашей стране — это либо бывшая ГБ, либо ГРУ, как бы они там ни разваливались от переизбытка демократии и разубедить меня в этом будет очень непросто.
— Я постараюсь, — скромно сказал Тополь.
А Татьяна подтвердила решительно:
— Он постарается.
— Ну, валяйте, — согласился я. — Буду задавать вопросы. Хорошо? Допустим, вы — Двадцать первый главк. Директору ФСБ вы подчиняетесь?
— Да нет же! Двадцать первый главк ФСБ — это условное название. Ну, вроде как восьмое чудо света или там Четвертый Интернационал. Нет такого главка в структуре сегодняшней ФСБ. Мы пользуемся удостоверениями и вообще всеми правами сотрудников службы безопасности просто для удобства работы в этой стране. В других странах мы пользуемся другими удостоверениями.
— Ага. Значит, вы международная организация. Понятно. Но кому-то же вы подчиняетесь? Совету Объединенной Европы, Интерполу, Международному валютному фонду, Совету Безопасности ООН, ну, я не знаю, лично генеральному секретарю, в конце концов!
— Эх, Разгонов! Боясь показаться законченным параноиком с манией величия, не стану говорить, что мы над всем этим, скажу мягче: мы в стороне от всех этих организаций, мы — отдельно. Двадцать первый главк — это российское подразделение Международной службы контроля (МСК), или службы ИКС, как еще мы ее называем по первым буквам английского наименования — International Control Service. Служба возникла…
— Стоп, стоп, стоп, — прервал я его. — В общем, масонская ложа, иезуитский орден, Союз Девяти и так далее. Все понятно. Наверно, не обошлось и без зеленых человечков.
— Обошлось, — спокойно возразил Тополь.
— Слава Богу! Но я не поэтому тебя прервал. У меня вопрос, так сказать, о порядке ведения. Если ты рассказываешь мне сказки, то, по-моему, момент не очень подходящий, да к тому же по части сказок я сам специалист. А если все это правда, то, извини, почему я должен ее знать? Меня что, убьют через полчаса, потому что роль свою я уже для вас выполнил? Или мне все-таки предстоит поработать, но никто не спросит, хочу ли я этого?
Тополь надолго замолчал.
— Слушай, Верба, — произнес он наконец, — а какой дотошный парень попался!
— Писатель, — вздохнула Татьяна.
— Ну и что — писатель? Кто у нас не писатель?
И он опять замолчал надолго. Я успел выкурить целую сигарету, прежде чем он разродился новой фразой:
— Ну так вот, дорогой мой Ясень. Сергей Николаевич Малин — это не твой кагэбэшный псевдоним, как ты изволил давеча выразиться. (И когда я успел так выразиться?) Это на самом деле был такой человек. Утром ты оказался невнимателен и, я бы даже сказал, недогадлив, чем, признаться, удивил меня. Там же не твоя фотография, Разгонов.
Вот это да! Вот это промах! Действительно, люди от любви глупеют. Правда, я поглупел не только от любви. Было от чего и совсем задвинуться.
Я достал свою красную книжицу и еще раз поглядел на фото. Да нет же, лицо мое, ну ей-Богу! А вот пиджак, галстук… Господи, как же я сразу не заметил! Из-за этого досадного промаха до меня даже не сразу дошло главное, что сказал Тополь, а он между тем продолжил:
— Так вот. Сергея убили. Три дня назад. Но мы хотим, чтобы об этом никто не узнал.
Теперь уже я замолчал надолго, переваривая услышанное.
— На, выпей, — предложил Тополь, плеснув в стакан коньяка.
— Ты же сказал завязывать.
— Правильно. Но это алкоголикам следует резко выходить из запоя. А обычным пьяницам из состояния похмелья рекомендуется выползать очень плавно, потихонечку.
Я выпил и произнес. Тихо так произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Стало быть, тень воина.
Собственно, это были мысли вслух. Вольная ассоциация. Но Тополь понял.
— Ты имеешь в виду фильм Куросавы? Да, что-то вроде этого. Ты абсолютный его двойник. Даже наш антрополог подчеркнул, что подобные совпадения встречаются очень редко.
— Прелестно, — сказал я. — Редчайший экземпляр yникальный биологический вид — двойникус натуралюс. И кем же мне суждено теперь быть? Кем был ваш Сергей? Императором Японии? Прокуратором Иудеи? Президентом Тасеевской партизанской республики? Или надо брать выше?
— Бери выше, Разгонов.
— А что это за Тасеевская республика? — поинтересовалась Татьяна.
— Была такая в Красноярском крае в девятнадцатом году. А когда я там лес валил шестьдесят лет спустя, как раз ее юбилей отмечали. И на какой-то пьянке меня избрали почетным президентом.
— Ты еще и лес валил в Сибири? — удивилась Татьяна.
— Ах, где я только не был, чего я не изведал, ах, сколько душ я загубил!.. Слушай, Тополь, эта твоя таблетка — она с алкоголем как?
— Нормально, — сказал Тополь. — Очень весело.
— Ах ты, зараза! Ну, ладно. Так кто он был все-таки, ваш Сергей?
— Выражаясь в уже понятных тебе терминах, Сергей был начальником Двадцать первого главка.
— Отлично, — сказал я. — Значит, теперь вы все мои подчиненные. Почему сидите в присутствии начальника?! Встать! Выходи строиться!
— Ну, брат, начальником ты станешь, конечно, не сразу. Ясень ведь по первое был диссидентом, потом агентом, потом суперагентом и лишь после этого — шефом спецслужбы.
— Нет, — заартачился я, — так не пойдет! Мы так не договаривались. Агент из меня никакой. Я от природы человек добрый, мягкий и очень открытый. Руководить могу. Гуманно и мудро. А шпионом работать — фу, какая гадость! Не мое это дело.
— Агентами не рождаются, — серьезно и строго объяснил Тополь. — Ими становятся. И в нашей конторе умеют сделать суперагента из любого человека.
— Ну, тогда ладно, — продолжая дурачиться, согласился я.
Я не верил ему. Не верил фантастическим сказкам про восьмое чудо света — Двадцать первый главк. Однако история с двойником, кажется, была настоящей. Иначе как еще объяснить, зачем я им понадобился? И ветровое стекло «Ниссана» было вполне реальным, и немыслимые синие таблетки… Ощущалась огромная сила, стоящая за этим нескладным звездолетчиком Тополем и этой шальной фигуристкой Вербой. Оставалось только понять, кто же за ними действительно стоит и чего они на самом деле добиваются. А путь к пониманию был у меня только один — согласие на все их условия, работа с ними. Строго говоря, у меня вообще не было выбора. Я слишком серьезно вхлопался в эту историю. Татьяну я уже просто любил, по-настоящему любил, не вру. А Тополь, честно говоря, был мне искренне симпатичен. С образом гэбэшного офицера (а я знавал одного при личном контакте) он у меня никак не монтировался. Уж скорее вспоминался придуманный мною накануне Центральный Комитет бандитской партии бывшего Советского Союза. Может, их пресловутая служба контроля и была на самом деле международной мафией, но, если Генеральным секретарем ЦК у них Тополь, а одним из членов Политбюро — Татьяна, я готов вступить в эту мафию-партию даже рядовым бойцом. А еще каким-то краешком сознания я понимал: бежать невозможно. Я уже слишком много знаю, и, если побегу, они будут стрелять. Люди они, конечно, замечательные, может, потом даже всплакнут, но огонь откроют на поражение, обязательно откроют. Потому что инструкция. И потому что привычка — вторая натура. И все-таки я оставался с ними не за страх, а за совесть, точнее — за любовь. За любовь и за любопытство.
Свечи уже догорали. Я закурил последнюю в пачке сигарету и спросил:
— Так что я должен делать, ребята?
— Молодчага, Ясень! Мне нравится твой вопрос. Отвечаю: завтра у нас день отдыха и общей подготовки, а вот послезавтра — ответственная операция по захвату убийцы Ясеня.
— Ясеня?
— Да, твоего двойника.
— И вы так быстро узнали, кто его убил?
— Мы умеем работать, приятель, — ответил Тополь по киношному лихо. Потом сам улыбнулся этой хвастливои фразе и добавил: — Если честно, то нам повезло. Но подробности расследования как-нибудь в другой раз, тем более что оно еще не закончено. Мы ведь, как водится, знаем пока только исполнителя. Его необходимо взять, и взять довольно хитро, чтобы использовать не как «языка», а как наживку на более крупную рыбу. В общем, все, что надо, я объясню тебе завтра в деталях, а если успеем, расскажу и многое другое, как говорится, из области лирики. Понятно?
— Понятно. А этот исполнитель — кто он?
— Профессиональный киллер высшего класса по кличке Золтан. Возраст — сорок два. Вес — около восьмидесяти. Мастер спорта по боксу. Семь лет службы в спецназе ГРУ. Афган, Карабах, Босния. Сорок шесть заказных убийств за три последних года. Ни одной судимости. Связи на уровне кабинета министров. Покровительство двух сильнейших бандитских группировок. Счет в швейцарском банке. Личная охрана. В общем, еще один Карлос. Санчес Карлос Рамирес Ильич. Слыхал про такого? Сидит сейчас во Франции.
— Слыхал.
— Еще вопросы есть?
— Почему вы не посадили этого Золтана раньше, если так много о нем знаете?
— Потому что не всех надо сразу сажать. И не всех можно. К тому же Золтан последние годы работал все время за границей. Ему приписывают только четыре убийства в России. Это — пятое. Но причастность к тем четырем доказать не удалось. Не думай, что все так просто.
— А я и не думаю. Ладно, объясни мне теперь мою роль в операции захвата.
— Пожалуйста, только вкратце. Подробности тоже завтра. Ты должен показать ему свое лицо и сделать выстрел из газового пистолета. Убивать нельзя — требуется лишь напугать. По нашим расчетам, он будет полностью выбит из колеи появлением перед ним собственноручно уничтоженного три дня назад суперагента Ясеня. По имеющимся у нас неофициальным данным, Золтан склонен к мистицизму и панически боится всякой нечисти: вурдалаков, привидений, зомби. А как профессионал он отлично помнит, что размозжил тебе голову весьма основательно. Поэтому, сам понимаешь, все козыри будут в твоих руках. Ну а подстраховку мы берем на себя.
— Где это будет происходить?
— На его даче в Завидове.
— Рядом с Ельциным?
— Не совсем. Но Завидово то самое.
— Понятно. Отсюда недалеко.
— Вот именно. Поэтому и завтрашний день мы проведем в здешних краях — на нашей базе под Тверью. Потренируемся. Я бы с удовольствием в твоей деревне остался. Красиво тут. И люди все такие приветливые, лишних вопросов не задают. Но от греха лучше уедем. Кстати, кроме Дарьи Петровны, видел тебя кто-нибудь?
— Никто. В эти выходные удивительным образом ни один из москвичей не приехал — как сговорились все. А постоянные жители — сам видел, сколько их тут, — к общению мало предрасположены.
— Это точно. Но утром из дома все-таки не вылезай. Запомни: ты сегодня же, еще с утра, уехал отсюда на «Ниссане», а остались мы, твои друзья. Это очень важно, Михаил. Ты понял?
— Понял, но меня как-то больше волнует завтрашняя операция. Что, Татьяна тоже будет участвовать в захвате?
— Нет, но она хочет там быть вместе с нами. Это ее право.
— Она большой человек в вашей конторе?
— О да, — сказал Тополь, — высшая категория причастности.
— Не понял. По званию она кто?
— По званию-то она, конечно, полковник, с другим документом просто работать тяжело. Но дело не в этом. Ты ведь уже должен понять, Разгонов, что в службе ИКС чины и звания — не главное. У нас другая система ценностей. У нас есть категории причастности. И те, кто принадлежит к высшей категории, не подчиняются друг другу, среди нас всякое подчинение просто бессмысленно. Впрочем, извини, тут надо все по порядку.
— Нет-нет, и так нормально, Тополь, я, кажется, уже начинаю въезжать.
— Ты все поймешь. Ясень. Просто, по-моему, нельзя cразу. Для тебя слишком многое поменялось за один день. Правда, Разгонов? Правда, Ясень? Правда, Сергей?
— Правда, — сказал я. — На сегодня хватит.
— И я про то же. — Тополь встал. — Танюшка, сделаешь чего-нибудь пожрать перед сном, а?
— Слушаюсь, Андреич, только чуть позже.
— Ладно, и, кстати, можешь теперь говорить этому типу все, что тебе заблагорассудится.
— А можно этот тип задаст последний на сегоднешний день вопрос?
— Можно. Какой?
— Ты действительно Горбовский?
— Нет. Я действительно Леонид Андреевич и я действительно люблю Стругацких, а Горбовский я по матери. Когда пришло время выбирать себе гэбэшный псевдоним, я назвал именно эту фамилию. А изначально, по отцу, я Вайсберг. Кстати, ты, часом, не антисемит?
— А что, похож?
— Да ну вас к черту! — возмутилась Татьяна. — Разгонов, пойдем воздухом подышим.
— Пойдем.
Мы вышли на улицу. Там было удивительно здорово. Небо в звездах. Роса на траве. Трели ночных птиц.
— Татьяна, скажи мне, это все правда — то, что он рассказал?
— Правда, Мишка.
— Но это же совершенно невероятно!
— Да, Мишка, мне тоже было очень трудно поверить. Но ты постарайся. У тебя получится. Ты же фантаст.
— Бред, Танюшка, какой-то бред. Ты считаешь, я должен на вас работать?
— Ты ничего не должен, дурачок! Просто я очень хочу, чтобы ты был с нами. И Тополь тоже хочет. Ты нам нужен. И не только потому, что ты двойник Сергея. Пойми, нас очень, очень мало. Но мы многое можем, когда мы вместе. Очень многое. Понимаешь, от нас зависит весь мир, все люди в мире зависят от нас, понимаешь?
— Ни черта я не понимаю, ни черта! Кто вы такие, в конце концов? Можешь ты объяснить мне это просто, в двух словах? Тополь вот не смог. Или не захотел.
— В двух словах? — задумалась Татьяна. — Нет, в двух не получится. Я попробую объяснить тебе словами Сергея, но их будет больше, чем два. Ладно? Так вот, нашим миром реально управляют алчность и злоба, то есть деньги и секретные службы. Деньги принадлежат по большей части людям нечестным и малообразованным, а в спецслужбах работают беспринципные, озверевшие и зачастую тупые. Меж тем жизнь на планете теплится благодаря совсем другой и очень небольшой части человечества: поэтам целителям, философам, мастерам, проповедникам, самоотверженным героям, у которых нет ни денег, ни власти. Так вот Сергей всегда мечтал соединить несоединимое. И он решил создать спецслужбу из поэтов и честных людей. Все, конечно, смеялись. А он ее создал. Так и возник Двадцать первый главк. Все. Если коротко.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно серьезно.
— Да вы же просто шизики! Я всегда догадывался, что этой страной управляют сумасшедшие. Но чтобы такие!..
— Наверно, — спокойно согласилась Татьяна. — Наверно, мы психи. Правда, у нас десятки тысяч отборных бойцов по всему миру, тысячи специалистов-ученых и самая современная техника на вооружении. И президенты великих держав с нами советуются, прежде чем что-нибудь серьезное предпринять. А в остальном, по большому счету, мы и вправду шизики…
— Хватит, Танюшка, правда, хватит, — взмолился я, чувствуя, как в голове снова зарождается боль. — Тополь был прав: на сегодня хватит.
Мы оба сели на лавочку под стеной дома, молча закурили и стали смотреть на звезды.
Глава пятая
И очень, очень болела голова.
Слева от меня валялась открытая баночка пива, и, к счастью, она оказалась не пустой. Мне стало чуточку легче, я спустился по шаткой лестнице и вышел в сени.
Татьяна наливала воду в самовар, а Тополь только вошел, поднырнув под притолоку, он даже еще не успел разогнуться и сумку свою чудовищную держал в руке. Тополь смотрел на льющуюся из ковшика в Таниной руке воду с таким пристальным вниманием, словно от этого процесса зависела вся наша дальнейшая судьба. Торжественность момента нарушил соседский кот, неожиданно свесивший с чердака свою большую черную морду и сказавший:
— Мр-р-р…
— Ух ты, лапочка, — отозвался Тополь, — пойдем я тебе рыбы дам.
Он распахнул дверь, и кот, свалившись с чердака тяжелым черным комком, охотно ринулся в комнату.
— Устал как собака, — вздохнул Тополь. — Танюш, сделай чайку поскорее. Настало время поговорить. Серьезно поговорить. Слышишь, Ясень?
— Слышу. Только башка тяжелая.
— Выпей таблетку.
— Таблетки на меня не действуют.
Это была правда. Чего я только не перепробовал в свое время, но действенными оставались для меня лишь два средства: хороший коньяк или сон в зависимости от ситуации. В остальных случаях мою головную боль излечивало время.
Тополь достал ярко-синюю блестящую облатку и протянул мне.
— Эти помогают всем. Возьми. Запивать только водой.
Таблетка и сама оказалась ярко-синей, а название я, разумеется, не запомнил. Зато эффект от таблетки запомнил навсегда. Не прошло и минуты, как невидимая нежная рука стерла в моей голове даже воспоминание о боли — так влажной тряпкой протирают пыльный плафон, и свет вспыхивает ярче. Мне показалось, что в комнате и впрямь стало светлее. Нет, мне не показалось. Я поглядел на лампочку под потолком и понял, что горит она ярче обычного.
— Знакомая история, — сказал я. — Сейчас свет погаснет.
И свет погас. Естественно, во всем доме, точнее, во всей деревне..
— Это надолго? — спросил Тополь.
— Возможно, на всю ночь, а то и на сутки. Но могут и сразу починить.
— Вот и попили чаю из самовара, — грустно констатировал Тополь.
— Ерунда, — возразила Татьяна, — я сейчас на газ чайник поставлю, а потом, если хотите, перелью в самовар. У тебя свечи есть, Сергей, или будем лучиной пользоваться?
— Ну, до лучины мы еще не скоро дойдем, потому что есть керосиновая лампа. Но и свечи тоже есть.
— Давай свечи, — распорядилась Татьяна.
Вода на плите закипела быстро. И Тополь принялся колдовать над моим захрюканным треснутым кофейником (заварочный чайник куда-то запропастился), подсыпая в него из нескольких коробочек любовно отмеряемь дозы разных сортов чая.
Пять свечей — Татьяна зачем-то зажгла их все — горели на столе тихо и торжественно, создавая в комнате атмосферу таинственного заговора.
— Слушай, Тополь, а таблетка — это надолго?
— У всех по-разному. Но на пару часов точно хватит. Вообще смотря какая боль. Такая, как у тебя, скорее всего уже и не вернется. А если вернется, так можно и повторить. Только больше двух таблеток в сутки не рекомендуется.
— А я как-то четыре слопала, — поведала Татьяна.
— Ну и чего хорошего? — отозвался Тополь. — Ты у нас и без того девушка не фригидная.
— А что, — удивился я, — влияет на это дело?
— Еще как! От передозировки люди становятся сексуально агрессивными, я бы сказал, сексуально неуемными.
— Иди ты! — сказал я и посмотрел на Татьяну.
Она игриво показала мне кончик языка и хитро улыбнулась.
— Слушайте, — не выдержал я, — у вас вообще секретная служба или бордель?
— А вот об этом мы сейчас и поговорим.
Тополь разлил по чашкам свой изысканный ароматный напиток и сел к столу. Потрескивали свечи. Дрожали язычки пламени. Колыхались тени на бревенчатых стенах. Пахло дымом, плавленым воском, жасмином, смородиновым листом и еще маракужей, что ли, — в общем, чем-то экзотическим. Я сделал глоток и почувствовал, что сейчас начну медитировать.
— Видишь ли, Разгонов, — проговорил Тополь, закуривая и глядя в стол, — я знаю, что ты не любишь ГБ.
— Откуда? — поинтересовался я, ожидая ответа типа: «А я все про тебя знаю».
Но Тополь ответил по-другому:
— Из твоего романа.
— Да у вас там что, мой роман входит в программу обязательной подготовки сотрудников?
— Где — у нас? — спросил он.
— На Лубянке, естественно.
— А мы не с Лубянки, Разгонов.
— Вот как, — не очень-то я ему верил. — Откуда же?
— Мы из Двадцать первого главка ФСБ.
— Что-то не слыхал про такой.
Тополь пристально и с интересом посмотрел на меня, но от вопроса удержался.
— А про него никто и не должен слышать. Это новое и очень секретное подразделение. Специальная служба по контролю за специальными службами. Мы поставлены над ними над всеми, и в штате у нас только старшие офицеры.
— Ну и что? — сказал я. — В некоторых главках бывшего КГБ, Пятнадцатом, например, тоже служили одни лишь старшие офицеры.
Тополь вскинул на меня глаза теперь уже с явным удивлением.
— Откуда ты знаешь про Пятнадцатый главк?
— Из своего романа, — буркнул я.
— В романе этого нет, — не приняв шутки, возразил Тополь.
— Ну нет. А что это за вопрос? Я не понял. Ты предлагаешь мне расколоться? Заложить хорошего знакомого?
— Не обязательно.
— «Не обязательно»! — передразнил я. — В вашей славной госбезопасности сотни тысяч сотрудников. И уж как минимум десять тысяч из них треплются не по делу с друзьями за рюмкой чая. Какая разница, кто из них что сказал? Платить надо больше, как на Западе, тогда все будут молчать. А еще можно на кол сажать, как при Иване Грозном, — тоже метод. Или как при отце народов: сказал лишнее — к стенке! Или куда там? Живьем в печку?
— С чего ты завелся? — не понял Тополь. — Упреки не по адресу. Я же тебе еще раз объясняю: ты будешь работать не на ГБ и не на военную разведку.
— А я этого пока не понял. Весь букет новых спецслужб в нашей стране — это либо бывшая ГБ, либо ГРУ, как бы они там ни разваливались от переизбытка демократии и разубедить меня в этом будет очень непросто.
— Я постараюсь, — скромно сказал Тополь.
А Татьяна подтвердила решительно:
— Он постарается.
— Ну, валяйте, — согласился я. — Буду задавать вопросы. Хорошо? Допустим, вы — Двадцать первый главк. Директору ФСБ вы подчиняетесь?
— Да нет же! Двадцать первый главк ФСБ — это условное название. Ну, вроде как восьмое чудо света или там Четвертый Интернационал. Нет такого главка в структуре сегодняшней ФСБ. Мы пользуемся удостоверениями и вообще всеми правами сотрудников службы безопасности просто для удобства работы в этой стране. В других странах мы пользуемся другими удостоверениями.
— Ага. Значит, вы международная организация. Понятно. Но кому-то же вы подчиняетесь? Совету Объединенной Европы, Интерполу, Международному валютному фонду, Совету Безопасности ООН, ну, я не знаю, лично генеральному секретарю, в конце концов!
— Эх, Разгонов! Боясь показаться законченным параноиком с манией величия, не стану говорить, что мы над всем этим, скажу мягче: мы в стороне от всех этих организаций, мы — отдельно. Двадцать первый главк — это российское подразделение Международной службы контроля (МСК), или службы ИКС, как еще мы ее называем по первым буквам английского наименования — International Control Service. Служба возникла…
— Стоп, стоп, стоп, — прервал я его. — В общем, масонская ложа, иезуитский орден, Союз Девяти и так далее. Все понятно. Наверно, не обошлось и без зеленых человечков.
— Обошлось, — спокойно возразил Тополь.
— Слава Богу! Но я не поэтому тебя прервал. У меня вопрос, так сказать, о порядке ведения. Если ты рассказываешь мне сказки, то, по-моему, момент не очень подходящий, да к тому же по части сказок я сам специалист. А если все это правда, то, извини, почему я должен ее знать? Меня что, убьют через полчаса, потому что роль свою я уже для вас выполнил? Или мне все-таки предстоит поработать, но никто не спросит, хочу ли я этого?
Тополь надолго замолчал.
— Слушай, Верба, — произнес он наконец, — а какой дотошный парень попался!
— Писатель, — вздохнула Татьяна.
— Ну и что — писатель? Кто у нас не писатель?
И он опять замолчал надолго. Я успел выкурить целую сигарету, прежде чем он разродился новой фразой:
— Ну так вот, дорогой мой Ясень. Сергей Николаевич Малин — это не твой кагэбэшный псевдоним, как ты изволил давеча выразиться. (И когда я успел так выразиться?) Это на самом деле был такой человек. Утром ты оказался невнимателен и, я бы даже сказал, недогадлив, чем, признаться, удивил меня. Там же не твоя фотография, Разгонов.
Вот это да! Вот это промах! Действительно, люди от любви глупеют. Правда, я поглупел не только от любви. Было от чего и совсем задвинуться.
Я достал свою красную книжицу и еще раз поглядел на фото. Да нет же, лицо мое, ну ей-Богу! А вот пиджак, галстук… Господи, как же я сразу не заметил! Из-за этого досадного промаха до меня даже не сразу дошло главное, что сказал Тополь, а он между тем продолжил:
— Так вот. Сергея убили. Три дня назад. Но мы хотим, чтобы об этом никто не узнал.
Теперь уже я замолчал надолго, переваривая услышанное.
— На, выпей, — предложил Тополь, плеснув в стакан коньяка.
— Ты же сказал завязывать.
— Правильно. Но это алкоголикам следует резко выходить из запоя. А обычным пьяницам из состояния похмелья рекомендуется выползать очень плавно, потихонечку.
Я выпил и произнес. Тихо так произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Стало быть, тень воина.
Собственно, это были мысли вслух. Вольная ассоциация. Но Тополь понял.
— Ты имеешь в виду фильм Куросавы? Да, что-то вроде этого. Ты абсолютный его двойник. Даже наш антрополог подчеркнул, что подобные совпадения встречаются очень редко.
— Прелестно, — сказал я. — Редчайший экземпляр yникальный биологический вид — двойникус натуралюс. И кем же мне суждено теперь быть? Кем был ваш Сергей? Императором Японии? Прокуратором Иудеи? Президентом Тасеевской партизанской республики? Или надо брать выше?
— Бери выше, Разгонов.
— А что это за Тасеевская республика? — поинтересовалась Татьяна.
— Была такая в Красноярском крае в девятнадцатом году. А когда я там лес валил шестьдесят лет спустя, как раз ее юбилей отмечали. И на какой-то пьянке меня избрали почетным президентом.
— Ты еще и лес валил в Сибири? — удивилась Татьяна.
— Ах, где я только не был, чего я не изведал, ах, сколько душ я загубил!.. Слушай, Тополь, эта твоя таблетка — она с алкоголем как?
— Нормально, — сказал Тополь. — Очень весело.
— Ах ты, зараза! Ну, ладно. Так кто он был все-таки, ваш Сергей?
— Выражаясь в уже понятных тебе терминах, Сергей был начальником Двадцать первого главка.
— Отлично, — сказал я. — Значит, теперь вы все мои подчиненные. Почему сидите в присутствии начальника?! Встать! Выходи строиться!
— Ну, брат, начальником ты станешь, конечно, не сразу. Ясень ведь по первое был диссидентом, потом агентом, потом суперагентом и лишь после этого — шефом спецслужбы.
— Нет, — заартачился я, — так не пойдет! Мы так не договаривались. Агент из меня никакой. Я от природы человек добрый, мягкий и очень открытый. Руководить могу. Гуманно и мудро. А шпионом работать — фу, какая гадость! Не мое это дело.
— Агентами не рождаются, — серьезно и строго объяснил Тополь. — Ими становятся. И в нашей конторе умеют сделать суперагента из любого человека.
— Ну, тогда ладно, — продолжая дурачиться, согласился я.
Я не верил ему. Не верил фантастическим сказкам про восьмое чудо света — Двадцать первый главк. Однако история с двойником, кажется, была настоящей. Иначе как еще объяснить, зачем я им понадобился? И ветровое стекло «Ниссана» было вполне реальным, и немыслимые синие таблетки… Ощущалась огромная сила, стоящая за этим нескладным звездолетчиком Тополем и этой шальной фигуристкой Вербой. Оставалось только понять, кто же за ними действительно стоит и чего они на самом деле добиваются. А путь к пониманию был у меня только один — согласие на все их условия, работа с ними. Строго говоря, у меня вообще не было выбора. Я слишком серьезно вхлопался в эту историю. Татьяну я уже просто любил, по-настоящему любил, не вру. А Тополь, честно говоря, был мне искренне симпатичен. С образом гэбэшного офицера (а я знавал одного при личном контакте) он у меня никак не монтировался. Уж скорее вспоминался придуманный мною накануне Центральный Комитет бандитской партии бывшего Советского Союза. Может, их пресловутая служба контроля и была на самом деле международной мафией, но, если Генеральным секретарем ЦК у них Тополь, а одним из членов Политбюро — Татьяна, я готов вступить в эту мафию-партию даже рядовым бойцом. А еще каким-то краешком сознания я понимал: бежать невозможно. Я уже слишком много знаю, и, если побегу, они будут стрелять. Люди они, конечно, замечательные, может, потом даже всплакнут, но огонь откроют на поражение, обязательно откроют. Потому что инструкция. И потому что привычка — вторая натура. И все-таки я оставался с ними не за страх, а за совесть, точнее — за любовь. За любовь и за любопытство.
Свечи уже догорали. Я закурил последнюю в пачке сигарету и спросил:
— Так что я должен делать, ребята?
— Молодчага, Ясень! Мне нравится твой вопрос. Отвечаю: завтра у нас день отдыха и общей подготовки, а вот послезавтра — ответственная операция по захвату убийцы Ясеня.
— Ясеня?
— Да, твоего двойника.
— И вы так быстро узнали, кто его убил?
— Мы умеем работать, приятель, — ответил Тополь по киношному лихо. Потом сам улыбнулся этой хвастливои фразе и добавил: — Если честно, то нам повезло. Но подробности расследования как-нибудь в другой раз, тем более что оно еще не закончено. Мы ведь, как водится, знаем пока только исполнителя. Его необходимо взять, и взять довольно хитро, чтобы использовать не как «языка», а как наживку на более крупную рыбу. В общем, все, что надо, я объясню тебе завтра в деталях, а если успеем, расскажу и многое другое, как говорится, из области лирики. Понятно?
— Понятно. А этот исполнитель — кто он?
— Профессиональный киллер высшего класса по кличке Золтан. Возраст — сорок два. Вес — около восьмидесяти. Мастер спорта по боксу. Семь лет службы в спецназе ГРУ. Афган, Карабах, Босния. Сорок шесть заказных убийств за три последних года. Ни одной судимости. Связи на уровне кабинета министров. Покровительство двух сильнейших бандитских группировок. Счет в швейцарском банке. Личная охрана. В общем, еще один Карлос. Санчес Карлос Рамирес Ильич. Слыхал про такого? Сидит сейчас во Франции.
— Слыхал.
— Еще вопросы есть?
— Почему вы не посадили этого Золтана раньше, если так много о нем знаете?
— Потому что не всех надо сразу сажать. И не всех можно. К тому же Золтан последние годы работал все время за границей. Ему приписывают только четыре убийства в России. Это — пятое. Но причастность к тем четырем доказать не удалось. Не думай, что все так просто.
— А я и не думаю. Ладно, объясни мне теперь мою роль в операции захвата.
— Пожалуйста, только вкратце. Подробности тоже завтра. Ты должен показать ему свое лицо и сделать выстрел из газового пистолета. Убивать нельзя — требуется лишь напугать. По нашим расчетам, он будет полностью выбит из колеи появлением перед ним собственноручно уничтоженного три дня назад суперагента Ясеня. По имеющимся у нас неофициальным данным, Золтан склонен к мистицизму и панически боится всякой нечисти: вурдалаков, привидений, зомби. А как профессионал он отлично помнит, что размозжил тебе голову весьма основательно. Поэтому, сам понимаешь, все козыри будут в твоих руках. Ну а подстраховку мы берем на себя.
— Где это будет происходить?
— На его даче в Завидове.
— Рядом с Ельциным?
— Не совсем. Но Завидово то самое.
— Понятно. Отсюда недалеко.
— Вот именно. Поэтому и завтрашний день мы проведем в здешних краях — на нашей базе под Тверью. Потренируемся. Я бы с удовольствием в твоей деревне остался. Красиво тут. И люди все такие приветливые, лишних вопросов не задают. Но от греха лучше уедем. Кстати, кроме Дарьи Петровны, видел тебя кто-нибудь?
— Никто. В эти выходные удивительным образом ни один из москвичей не приехал — как сговорились все. А постоянные жители — сам видел, сколько их тут, — к общению мало предрасположены.
— Это точно. Но утром из дома все-таки не вылезай. Запомни: ты сегодня же, еще с утра, уехал отсюда на «Ниссане», а остались мы, твои друзья. Это очень важно, Михаил. Ты понял?
— Понял, но меня как-то больше волнует завтрашняя операция. Что, Татьяна тоже будет участвовать в захвате?
— Нет, но она хочет там быть вместе с нами. Это ее право.
— Она большой человек в вашей конторе?
— О да, — сказал Тополь, — высшая категория причастности.
— Не понял. По званию она кто?
— По званию-то она, конечно, полковник, с другим документом просто работать тяжело. Но дело не в этом. Ты ведь уже должен понять, Разгонов, что в службе ИКС чины и звания — не главное. У нас другая система ценностей. У нас есть категории причастности. И те, кто принадлежит к высшей категории, не подчиняются друг другу, среди нас всякое подчинение просто бессмысленно. Впрочем, извини, тут надо все по порядку.
— Нет-нет, и так нормально, Тополь, я, кажется, уже начинаю въезжать.
— Ты все поймешь. Ясень. Просто, по-моему, нельзя cразу. Для тебя слишком многое поменялось за один день. Правда, Разгонов? Правда, Ясень? Правда, Сергей?
— Правда, — сказал я. — На сегодня хватит.
— И я про то же. — Тополь встал. — Танюшка, сделаешь чего-нибудь пожрать перед сном, а?
— Слушаюсь, Андреич, только чуть позже.
— Ладно, и, кстати, можешь теперь говорить этому типу все, что тебе заблагорассудится.
— А можно этот тип задаст последний на сегоднешний день вопрос?
— Можно. Какой?
— Ты действительно Горбовский?
— Нет. Я действительно Леонид Андреевич и я действительно люблю Стругацких, а Горбовский я по матери. Когда пришло время выбирать себе гэбэшный псевдоним, я назвал именно эту фамилию. А изначально, по отцу, я Вайсберг. Кстати, ты, часом, не антисемит?
— А что, похож?
— Да ну вас к черту! — возмутилась Татьяна. — Разгонов, пойдем воздухом подышим.
— Пойдем.
Мы вышли на улицу. Там было удивительно здорово. Небо в звездах. Роса на траве. Трели ночных птиц.
— Татьяна, скажи мне, это все правда — то, что он рассказал?
— Правда, Мишка.
— Но это же совершенно невероятно!
— Да, Мишка, мне тоже было очень трудно поверить. Но ты постарайся. У тебя получится. Ты же фантаст.
— Бред, Танюшка, какой-то бред. Ты считаешь, я должен на вас работать?
— Ты ничего не должен, дурачок! Просто я очень хочу, чтобы ты был с нами. И Тополь тоже хочет. Ты нам нужен. И не только потому, что ты двойник Сергея. Пойми, нас очень, очень мало. Но мы многое можем, когда мы вместе. Очень многое. Понимаешь, от нас зависит весь мир, все люди в мире зависят от нас, понимаешь?
— Ни черта я не понимаю, ни черта! Кто вы такие, в конце концов? Можешь ты объяснить мне это просто, в двух словах? Тополь вот не смог. Или не захотел.
— В двух словах? — задумалась Татьяна. — Нет, в двух не получится. Я попробую объяснить тебе словами Сергея, но их будет больше, чем два. Ладно? Так вот, нашим миром реально управляют алчность и злоба, то есть деньги и секретные службы. Деньги принадлежат по большей части людям нечестным и малообразованным, а в спецслужбах работают беспринципные, озверевшие и зачастую тупые. Меж тем жизнь на планете теплится благодаря совсем другой и очень небольшой части человечества: поэтам целителям, философам, мастерам, проповедникам, самоотверженным героям, у которых нет ни денег, ни власти. Так вот Сергей всегда мечтал соединить несоединимое. И он решил создать спецслужбу из поэтов и честных людей. Все, конечно, смеялись. А он ее создал. Так и возник Двадцать первый главк. Все. Если коротко.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно серьезно.
— Да вы же просто шизики! Я всегда догадывался, что этой страной управляют сумасшедшие. Но чтобы такие!..
— Наверно, — спокойно согласилась Татьяна. — Наверно, мы психи. Правда, у нас десятки тысяч отборных бойцов по всему миру, тысячи специалистов-ученых и самая современная техника на вооружении. И президенты великих держав с нами советуются, прежде чем что-нибудь серьезное предпринять. А в остальном, по большому счету, мы и вправду шизики…
— Хватит, Танюшка, правда, хватит, — взмолился я, чувствуя, как в голове снова зарождается боль. — Тополь был прав: на сегодня хватит.
Мы оба сели на лавочку под стеной дома, молча закурили и стали смотреть на звезды.
Глава пятая
ЯЙЦОМ И СЫРОМ
Я проснулся на рассвете. Боже, в который раз я просыпалcя за эти безумно долгие сутки, разорванные на несколько кусочков и очень плохо склеенные, словно оператор в монтажной был пьян, порезал края пленки, залил все клеем и заляпал грязными пальцами. Фрагменты этого cюрреалистического фильма, который я начал смотреть, oпоздав давеча на автобус, соотносились очень слабо, и теперь я проснулся с жутким ощущением непоправимости. Не было уже ни эйфории, ни амнезии, ни романтического ожидания борьбы и приключений — был только банальный, противный, липкий страх. И даже какое-то омерзение от собственных поступков.
Сколько раз я говорил себе, что нет на свете ничего хуже спецслужб. Хотя, черт возьми, иногда очень приятно смотреть на них в кино, иногда очень увлекательно читать о них в книгах и искренне сочувствовать этим суперменам, иногда и в жизни невозможно без восторга смотреть на то, как они работают — блистательные профессионалы — в стране, которая скоро погибнет от засилья дилетантов во всех областях.
А может, страна гибнет как раз от рук этих самых профессионалов?
Вот именно. Потому что они — профессиональные убийцы, профессиональные перегрызатели глоток, профессиональные восходители на вершины власти. И все. Больше они ничего не умеют. И когда они захватят всю власть, полностью, страна погибнет, а вместе с нею погибнет мир.
И я теперь буду этому способствовать.
Я вдруг вспомнил, как меня хотели убить. Это было впервые в жизни, но во вчерашней круговерти я как бы не придал значения этому эпизоду: ну, еще одно приключение, не более. Теперь же я вдруг осознал: есть люди, и похоже, это настоящие мастера своего дела, которые всерьез намерены меня убить, возможно, таких людей даже много, и уже вчера все могло сложиться по-другому. Когда же следующий раз, когда? Я должен спросить об этом. Хотя, впрочем, это ведь частность, действительно мелочь. Главные вопросы другие: куда я попал, кто я, зачем это все?
Вот в каком настроении довелось мне проснуться. Нежные чувства к Татьяне и восторженное уважение к «человеку из будущего» Горбовскому никак этого настроения не улучшали, а к упомянутой вскользь идее моего двойника об охранке, состоящей целиком из поэтов и мечтателей, относиться всерьез было трудновато. В свое время, работая над романом, я, наверно, слишком много прочел всяких книг о ВЧК, гестапо, Моссаде, ГРУ, ФБР и прочих замечательных изобретениях человечества. В памяти ocталось, застряло, налипло множество омерзительных подробностей, и сейчас от воспоминаний этих даже замутило. Мы снова спали с Татьяной на сеновале, и я, бесцеремонно растолкав ее, спросил (это вместо «Как почивали, сударыня? С добрым утром!»):
— Во что я влип, Верба?! Ядрена корень, я хочу знать наконец, во что я вхлопался!
Татьяна даже не обиделась. Приподнялась, поглядела на меня, потерла глаза и спросила заботливо:
— Ты боишься?
— Очень боюсь.
— За себя?
— Не только. И не только боюсь. Мне противно. Стыдно. Мерзко. Я не верю тебе и не верю Тополю. И мне стыдно, что я не верю. Но я знаю, что верить нельзя. Верить просто глупо.
— Ты не хочешь с нами работать?
— Да я жить не хочу, дурилка ты картонная! Вы меня что, спросили, хочу ли я с вами работать?
— Спросили, — невозмутимо ответила она.
— Когда? — ошалело поинтересовался я. — Зачем ты врешь?
— Остановись, Ясень. Спать хочется ужасно. Но ты меня все-таки послушай минутку. Все, что ты сейчас говоришь, — это совершенно нормально. Я вчера разговаривалa с нашим психологом Кедром, и он меня предупредил о вoзможности такой реакции с твоей стороны именно на yтро. У тебя утро — неблагоприятный период суток, особенно первый час после пробуждения. Ну и вообще все через это проходят. Немножко странно, что ты до сих пор не спросил, откуда взялся «Ниссан» у дороги и почему мы cебя уже вторые сутки так странно или, как ты любишь говорить, так шизоидно вербуем. Я бы на твоем месте давно уже спросила. Но ты не спрашиваешь. У тебя другой характер. У тебя на первом месте оценка роли спецслужб в развитии человечества, а уже на втором — Михаил Разгонов и его роль в русской революции. Это тоже нормально, этo даже очень хорошо. Потому что ведь и Сергей был задвинут на глобализме. Однако для меня странно, честное слово, странно. Ну признайся, ты ведь еще не задал себе этого вопроса: почему они вербуют меня именно так?
Сколько раз я говорил себе, что нет на свете ничего хуже спецслужб. Хотя, черт возьми, иногда очень приятно смотреть на них в кино, иногда очень увлекательно читать о них в книгах и искренне сочувствовать этим суперменам, иногда и в жизни невозможно без восторга смотреть на то, как они работают — блистательные профессионалы — в стране, которая скоро погибнет от засилья дилетантов во всех областях.
А может, страна гибнет как раз от рук этих самых профессионалов?
Вот именно. Потому что они — профессиональные убийцы, профессиональные перегрызатели глоток, профессиональные восходители на вершины власти. И все. Больше они ничего не умеют. И когда они захватят всю власть, полностью, страна погибнет, а вместе с нею погибнет мир.
И я теперь буду этому способствовать.
Я вдруг вспомнил, как меня хотели убить. Это было впервые в жизни, но во вчерашней круговерти я как бы не придал значения этому эпизоду: ну, еще одно приключение, не более. Теперь же я вдруг осознал: есть люди, и похоже, это настоящие мастера своего дела, которые всерьез намерены меня убить, возможно, таких людей даже много, и уже вчера все могло сложиться по-другому. Когда же следующий раз, когда? Я должен спросить об этом. Хотя, впрочем, это ведь частность, действительно мелочь. Главные вопросы другие: куда я попал, кто я, зачем это все?
Вот в каком настроении довелось мне проснуться. Нежные чувства к Татьяне и восторженное уважение к «человеку из будущего» Горбовскому никак этого настроения не улучшали, а к упомянутой вскользь идее моего двойника об охранке, состоящей целиком из поэтов и мечтателей, относиться всерьез было трудновато. В свое время, работая над романом, я, наверно, слишком много прочел всяких книг о ВЧК, гестапо, Моссаде, ГРУ, ФБР и прочих замечательных изобретениях человечества. В памяти ocталось, застряло, налипло множество омерзительных подробностей, и сейчас от воспоминаний этих даже замутило. Мы снова спали с Татьяной на сеновале, и я, бесцеремонно растолкав ее, спросил (это вместо «Как почивали, сударыня? С добрым утром!»):
— Во что я влип, Верба?! Ядрена корень, я хочу знать наконец, во что я вхлопался!
Татьяна даже не обиделась. Приподнялась, поглядела на меня, потерла глаза и спросила заботливо:
— Ты боишься?
— Очень боюсь.
— За себя?
— Не только. И не только боюсь. Мне противно. Стыдно. Мерзко. Я не верю тебе и не верю Тополю. И мне стыдно, что я не верю. Но я знаю, что верить нельзя. Верить просто глупо.
— Ты не хочешь с нами работать?
— Да я жить не хочу, дурилка ты картонная! Вы меня что, спросили, хочу ли я с вами работать?
— Спросили, — невозмутимо ответила она.
— Когда? — ошалело поинтересовался я. — Зачем ты врешь?
— Остановись, Ясень. Спать хочется ужасно. Но ты меня все-таки послушай минутку. Все, что ты сейчас говоришь, — это совершенно нормально. Я вчера разговаривалa с нашим психологом Кедром, и он меня предупредил о вoзможности такой реакции с твоей стороны именно на yтро. У тебя утро — неблагоприятный период суток, особенно первый час после пробуждения. Ну и вообще все через это проходят. Немножко странно, что ты до сих пор не спросил, откуда взялся «Ниссан» у дороги и почему мы cебя уже вторые сутки так странно или, как ты любишь говорить, так шизоидно вербуем. Я бы на твоем месте давно уже спросила. Но ты не спрашиваешь. У тебя другой характер. У тебя на первом месте оценка роли спецслужб в развитии человечества, а уже на втором — Михаил Разгонов и его роль в русской революции. Это тоже нормально, этo даже очень хорошо. Потому что ведь и Сергей был задвинут на глобализме. Однако для меня странно, честное слово, странно. Ну признайся, ты ведь еще не задал себе этого вопроса: почему они вербуют меня именно так?