Скай Кристина. И придет ночь

   – Да не для меня опасно, а для вас. Может, Миллбэнк подослал кого-нибудь шпионить за вами.
   Его бездонные янтарные глаза сверкнули из-под маски.
   – Дурочка ты, дурочка. Это же только для тебя опасно, как ты не понимаешь? Тебе нужно меня бояться. Откуда ты знаешь, что я чувствую и что у меня на уме? Разве тебе сейчас не страшно?
   У Силвер пересохло в горле.
   – Страшно.
   – Значит, ты меня боишься.
   Силвер подняла руку в знак протеста. Ей не хотелось с ним соглашаться.
   – И вовсе я не тебя боюсь, а тех чувств, которые ты во мне будишь. Я не понимаю, что со мной происходит. – Она сглотнула: эти слова давались ей с трудом. – Но все это очень странно.
   Разбойник чертыхнулся.
   – Как же так получилось, что никто не научил тебя, что искренней быть нельзя? Никто не сказал тебе, что нужно быть холодной и расчетливой и никому не открывать своих сокровенных чувств?
   – А тебя разве этому учили?
   – Этому всех учат, – отрывисто проронил человек в черном. – Но вам, видно, посчастливилось. – Он прикоснулся к ее каштановому локону. – У вас, наверное, были очень добрые наставники.
   Силвер снова сглотнула, безнадежно пытаясь привести свои мысли в порядок.
   – Вам... вам лучше уйти. Вдруг сюда кто-нибудь заглянет? Вас схватят и... – Силвер не закончила фразы.
   – Ах, Солнышко, я им так просто в руки не дамся, уверяю вас.
   Она изо всех сил вцепилась в рубашку, которой старалась прикрыть грудь. На душе у нее кошки скребли.
   – Не смейте с этим шутить! – Голос ее оборвался, и она попыталась замаскировать свое волнение с помощью гнева. – Ненавижу всю эту глупую историю, слышите? И вас тоже ненавижу!
   – Ну конечно же, – сказал он, неторопливо перебирая пальцами в бархатных перчатках ее шелковистые волосы, – прекрасно все понимаю.
   – Нет, ни о чем вы не задумываетесь! Вы ездите, где вам хочется, и возвращаетесь сюда, когда вам взбредет в голову! Я даже не имею представления, кто вы! Я ничего о вас не знаю! И мне это не дает покоя. Я постоянно строю догадки, пытаюсь понять, что вы за человек. И отчаянно тревожусь, что они... вас...
   Он обнял ее рукой за талию. Его губы прикоснулись к ее макушке. Силвер задрожала. Ее захлестнули прежде неведомые ей чувства.
   – Нет, – твердо сказал он. – Они никогда меня не схватят. Об этом не беспокойтесь. Может, они меня убьют, но ни за что не поймают, – добавил он с иронией.
   – Вам бы только шутки шутить! – При одной мысли о том, что его могут убить, ее горло сдавил спазм. – С чего вы взяли, что я буду горевать, если вас схватят? Мне все равно, что с вами будет! Пусть вас закуют в цепи! Пусть вас бросят в тюрьму Нориджа! – Она обернулась и толкнула свободной рукой его в грудь. – Уходите. И никогда больше не возвращайтесь!
   – Как прикажете. – Но он не сдвинулся с места.
   – Приказываю. – Она сердито смахнула со щеки слезинку. – Уходите.
   Нахмурившись, он посмотрел на ее влажное от слез лицо.
   – Уходите, что стоите! Я вовсе не плачу. – Она вызывающе шмыгнула носом. – Это никакие не слезы. А вас я ненавижу, слышите? Вы самый обыкновенный ворюга! Грабитель с большой дороги! Человек, которому чужды такие понятия, как честь и благородство. – Она уже не могла остановиться. Накипевшие чувства просили выхода наружу. – Правильно про вас все говорят! Вы достойны того, чтобы вас вздернули на виселице!
   – Сущая правда.
   – Даже не пытайтесь мне возражать!
   Серебряный шрамик на губе Люка блеснул в лунном свете.
   – Кто я такой, чтобы вам возражать, Солнышко?
   По телу ее пробежала дрожь.
   – И соглашаться со мной во всем тоже не смейте! Даже не пытайтесь меня очаровать, рассыпая обещания и даря улыбки! И не шутите так больше! Со смертью шутки плохи. Она приходит тогда, когда ее меньше всего ждешь, – убежденно заявила Силвер.
   – Вы правы. В будущем я стану осмотрительнее со своими словами.
   – Вам пора. Здесь небезопасно.
   – Вы, как всегда, совершенно правы.
   – Ну так уходите же. Что вас держит? Что, если они...
   – Сейчас. – Он провел ладонью по ее щеке и прикоснулся к ее губам, которые ему не терпелось поцеловать. – Сейчас...
   Он старался не опускать глаз ниже, не смотреть на ее полную грудь под тонкой дымкой батистовой сорочки. Он прикрыл глаза и почувствовал ее особый, неповторимый аромат: благоухание лаванды и розы.
   – Ты пахнешь как сладкий, бесконечный летний день, Солнышко. Другого сравнения я подобрать не могу. Черт возьми, я не в силах ни о чем больше думать, кроме тебя. Я вижу только твою кожу, твои глаза. Я слышу только твой восхитительный низкий голос. – Его пальцы еще глубже зарылись в ее волосы. – Я постоянно мечтаю о тебе. А для человека, ведущего такой образ жизни, как я, мечты – штука очень опасная.
   Он не сводил глаз с их отражения в огромном псише. В зеркале он казался суровым и непреклонным. Она – бледной и вопрошающей.
   И юной. Господи, какой же она казалась юной!
   «Я никогда не был таким юным, – угрюмо подумал Люк. – Никогда. Даже когда мне был всего день от роду».
   Что же ему делать? Он терял рассудок всякий раз, когда видел ее. Господи, и теперь с ним происходило то же самое.
   – Пойдем со мной. – Он сам удивился этим словам, вырвавшимся у него помимо его воли.
   Она широко раскрыла глаза – зеленые крапинки среди мерцающего золота.
   – Почему?
   Люк улыбнулся: как это на нее похоже! Не «куда», не «когда», а именно «почему». Такого вопроса и следовало ожидать от этой своевольной, хрупкой женщины-девочки с золотисто-зелеными глазами. Она смотрела в самую суть вещей, не обращая внимания на такие пустяки, как условности.
   Для нее важнее всего были мотивы, которыми он руководствовался. Она хотела понять, почему он сказал это. Она пыталась разобраться, что творится у него в душе.
   Такие женщины редко встречаются. И он сделает все, чтобы ее защитить.
   Даже если оберегать ее придется от него самого.
   – Почему? – Он легонько провел пальцем по ее нижней полненькой губке. От этого прикосновения у него напряглись все мускулы. – Потому что ты очень многое для меня значишь. Мне уже давно никто так не был нужен.
   – Неубедительно, разбойник, – ответила она. Ее глаза сверкнули – мерцающие глаза, изменчивые, как море, что омывает Норфолкское побережье.
   – Черт возьми, женщина, разве ты не понимаешь, чем сейчас рискуешь? Или не видишь, кто перед тобой?
   Опасность. Казалось, все в этом человеке заставляло трепетать перед ним: его широкие плечи, янтарные глаза, сверкающие, как болотные огоньки на торфяниках. Он просто излучал угрозу.
   Но Силвер было все равно.
   Она пропала. Может, это случилось еще тогда, когда она увидела его в первый раз и чуть было не утонула в его бездонных янтарных глазах. Она погибла душой и телом, как и предупреждала ее старая нянюшка.
   «Не смотри ему в глаза! Если ты хоть раз взглянешь в его блестящие янтарные глаза, ты пропала навеки». Может, все эти смутные легенды правда?
   – Ну так покажи мне, разбойник, чем ты опасен. А может, ты просто похваляешься?
   Шрам у него над губой дрогнул. Его глаза потемнели. Казалось, что они всосали весь свет, который только был в комнате.
   – Такты меня не боишься? Она покачала головой.
   Люк приглушенно рассмеялся:
   – А напрасно, святая невинность. Я покажу тебе, почему ты должна опасаться меня.

Глава 14

   Это была глупость. Просто безумие. Легкомыслие и неспособность совладать с искушением.
   Силвер, закинув назад голову, вглядывалась в суровые черты его точеного лица и чувствовала, что она тает. Она тонула в его глазах, погружаясь в них все глубже и глубже.
   – Ты даже не знаешь, с каким огнем играешь, женщина. И играешь уже давно. Тебе неведомо, что я сейчас испытываю. – Он сжал зубы, черная шелковая маска на его лице натянулась. – Ты всего лишь девчонка. А я, Господи, я давно уже мужчина. Много лет. Для тебя было бы лучше, если бы ты никогда меня не встречала. – Он расправил плечи, нежно дотронулся до ямочки у нее на щеке. – Но рядом с тобой я снова ощущаю себя молодым. Никогда не думал, что опять почувствую себя мальчишкой. За это я всегда буду тебе благодарен.
   Прикосновение его было нежным, как лунный свет, льющийся в окно.
   – Ну так поблагодари же меня. – Слова эти выскочили у нее, прежде чем она успела прикусить язык.
   Его пальцы напряглись. И все его тело стало как натянутая струна, когда он услышал ее ответ. Его внезапно охватило желание, подобное африканскому ветру сирокко.
   Когда-то ему казалось, что он может подчинить своей воле любую страсть. Но это было не так. Как же он мог совладать с собой, перебирая облако ее каштановых волос? Прижимая к груди ее серебристое тело?
   – Значит, ты мне не веришь? – Его глаза потемнели. Он тихо выругался и прижал ее спиной к стене.
   – Нет.
   – Ну так сейчас поверишь, – решительно заявил он. Он схватил ее за запястья и поднял ее руки вверх, на уровне ее головы. Их тела сплелись, прижавшись косточка к косточке, мускул к мускулу. – Очень скоро ты меня возненавидишь.
   – Никогда, – прошептала она.
   Люк старался не замечать жар в ее глазах. Он провел пальцем по ее губам, ожидавшим поцелуя. Ее восхитительные золотисто-зеленые глаза подернулись дымкой желания.
   – Ты правда этого хочешь, Солнышко?
   В ответ она лишь задрожала, ее губы приоткрылись. Она сбросила с него шляпу и провела рукой по его темным волосам.
   Люк застонал. Теперь уже его взгляд выражал страстное желание. Наклонившись, он провел языком по ее нижней губе, всем телом ощущая охвативший Силвер трепет. Он легонько прикусил ее губку зубами и засосал ее к себе в рот.
   Она была как спелый фрукт. Он знал, что может овладеть ею прямо здесь и сейчас. Она бы не стала сопротивляться, ибо ее тоже охватила безумная страсть, по силе не уступавшая его собственной. Его пальцы запутались в ее непослушных волосах. Всем телом он ощущал ее мягкость и нежность. Тонкая батистовая сорочка казалась не толще паутинки. Господи, как же он ее хотел!
   Откинув ее голову назад, он покрыл ее лицо жадными поцелуями в надежде, что она испугается и отстранится от него. Но этого не произошло. Вместо того чтобы отпрянуть, она полностью отдалась ему. Каждое ее движение было искренне, невинно и безыскусно.
   Он снова застонал. Обольститель сам превратился в соблазненного. Он утонул в мягкой ткани ее рубашки, не в силах более сдерживать свою страсть. Он крепко обнял ее за плечи. Она тихонько вздохнула, губы ее прижались к его рту. Страсть навалилась на него, заслонила рассудок. Люк чувствовал, что умирает. Он должен остановиться. Немедленно. Иначе произойдет то, о чем они оба после будут жалеть.
   Она не создана для того, чтобы заниматься любовью от нечего делать. Она никогда не оправилась бы после такого, никогда не простила бы себя. Он должен остановиться, а не то...
   Ее язык осторожно прикоснулся к его языку. Его тело молило о пощаде. Он проклял вспыхнувшее в нем с новой силой желание, которое вызвало это ее прикосновение.
   Как же он хотел взять ее прямо сейчас! Прижать ее к стене, чтобы почувствовать на своей талии ее белоснежные бедра, перебирать пальцами ее распущенные волосы... И чтобы она шептала его имя.
   Не отдавая себе в том отчета, он поднял ее ночную рубашку и сжал в ладонях ее мягкие, спелые груди. Она чуть не задохнулась от неожиданности, но еще сильнее прижалась к нему.
   Ее соски затвердели от прикосновения к его мозолистым рукам и были похожи на спелые вишенки. Интересно, каковы они на вкус? Он умирал от страсти. Спасти его могла только она. Он желал лишь одного: ощущать жар ее тела, прижавшегося к нему.
   Он откинул ее назад так, что она изогнулась дугой. Ее белые груди лежали в его загрубевших ладонях. Он осторожно сжал один розовый сосок зубами. Она застонала.
   От этого звука кровь прилила к голове Люка и забилась у него в висках. Он опустил взгляд ниже. У него перехватило дыхание, когда он увидел ее белоснежные бедра, темный треугольник внизу. Его рукам довелось испытать так много жестокости. Да и сами они нередко бывали беспощадными по отношению к другим.
   Он не хотел, чтобы она страдала. Несмотря на охвативший его любовный пыл, Люк пытался взять себя в руки. Он не желал для нее такой судьбы. Она создана для того, чтобы любоваться летом цветущей лавандой и наслаждаться прохладой норфолкских вечеров. Для страстного желания, которое все возрастало и возрастало, пока...
   – Я не могу сделать этого, Солнышко. Не с тобой. – Он вновь опустил ее сорочку, прикрыв все восхитительные изгибы ее тела. Взор его стал суровым. – Я последний из мужчин, который должен бы так к тебе прикасаться.
   Она только хлопала глазами. До нее не доходил смысл его слов.
   – Ты что, не понимаешь, о чем я?
   В глазах ее плавал туман. Было видно, что она ничего не сознавала. Откуда ей было это знать? Господи, она слишком невинна, чтобы понять, какую страсть в нем разожгла. Но тело ее инстинктивно принимало его. Она ждала продолжения. Люк видел, как она напряжена, как она ждет этого бездонного и неизведанного.
   И он знал, что есть только один способ это закончить. Проклиная себя за то, что зашел так далеко, он нащупал шелковистый треугольник волос снизу ее бедер и, засунув пальцы чуть поглубже, начал ласкать влажные теплые ножны под ним.
   Она еле слышно застонала. Он прижался лицом к ее лицу, стараясь побороть свое желание.
   – Как же это прекрасно, Солнышко! Упругость и жар везде, к чему бы я ни прикоснулся. Откройся мне, и пусть нам будет хорошо.
   – Я... я не понимаю.
   Его пальцы скользнули еще глубже, словно ее тело всецело принадлежало ему. Он не обращал внимания на ее слабые протесты. Он хотел дать ей то, что ей было сейчас нужно, хотя она была не в силах это осмыслить.
   Зато Люк все понимал. Он был страстным, опытным любовником, хотя с любовью ему в жизни не повезло. Его пальцы непрерывно двигались, лаская ее влажную, шелковистую плоть, прикасаясь к твердому бутону ее чувственности.
   Она откинула назад голову и изогнулась дугой.
   – Нет, я не могу! Это слишком... О-о-о...
   Вдруг она широко распахнула глаза и крепко обняла его.
   У нее чуть не остановилось дыхание, в глазах появился яркий блеск. Она задрожала: страсть разлилась по ее телу, словно медленная волна прибоя, захлестнула всю ее целиком. Ее бархатная плоть крепко сжимала его твердые пальцы.
   Боль. Он чуть не умер от боли. Его спасло только затаенное чувство торжества.
   Он сделал это. Теперь она, несомненно, поймет. Теперь он может спокойно уйти и оставить ее одну: в следующий раз она поостережется делать двусмысленные предложения незнакомым мужчинам.
   При одной только мысли о том, что она может точно так же страстно отдать свое красивое тело другому, Люка охватил гнев. Интересно, почему эта мысль вызвала у него такую злость? Она широко открыла глаза. Он ожидал увидеть в них неуверенность, сожаление, боль и даже гнев. Но был совершенно не готов к такой радости и искренности.
   – Нет, Солнышко! Только не смотри на меня так!
   – Почему? Что-то неладно?
   Она обняла его за шею и, вздохнув, прижалась лицом к его лицу. Люк нахмурился, стараясь не поддаваться охватившему его ощущению огромной нежности.
   – Нет, все хорошо. Но это так опасно, что даже словами не выразить.
   Он тихо выругался, прижался губами к ее лбу, да так и застыл, пытаясь побороть свое желание, стараясь снова стать рассудительным и ответственным.
   Хоть раз за всю свою беспутную жизнь.
   – Я не понимаю...
   – Вижу. – Он вздохнул, стараясь не обращать внимания на желание, которое все еще не покинуло его. У него снова начала ныть рана на груди. Он уперся локтем в стену, надеясь, что это облегчит боль.
   Она так и застыла.
   – Тебе больно! Почему ты мне ничего не сказал?
   Снова эта ее искренность и откровенность. Рядом с ней он вновь чувствовал себя так, словно ему восемнадцать. Обычно он ощущал себя глубоким стариком, хотя был еще молод: ему на долю выпало слишком много жизненных испытаний.
   – Не стоит. Уже почти не болит, – соврал он.
   – Все равно надо было сказать.
   – Зачем?
   – Как зачем? Я бы обработала рану. У меня столько масел: лаванда, розмарин... – В голосе ее слышалась тревога.
   Ее забота и волнение вызвали в Люке странное сочувствие к ней.
   «Шел бы ты отсюда. Уходи, пока не причинил ей настоящую боль».
   – Не стоит. Уверяю, со мной все в полном порядке. Вдруг за занавеской что-то зашебуршилось. Из-за нее появились два гибких силуэта. Уши их стояли торчком, они вертели хвостами.
   – Что, мои красавцы?
   Два пушистых комочка, пробежав по полу, очутились в его руках.
   – Ч-что это?
   – Мои хорьки. Правда, красавцы? Они умнее многих людей, которых я знаю.
   – Хорьки? – изумленно повторила Силвер.
   – И не просто хорьки, Солнышко. Позвольте отрекомендовать вам двух самых ловких воришек по эту сторону Ньюгейта. Это миледи Отдайка. – Он указал на серую самочку. – А это милорд Кошелек. – Второй зверек был черным, бусинки его зеленых глаз хитро поблескивали.
   – Отдай-ка кошелек. – Силвер тихонько рассмеялась. И как только разбойнику пришло в голову так назвать зверюшек!
   – Именно. Искушение назвать их так было слишком сильно, и я не смог совладать с ним. Я слабый человек.
   Хорьки начали пищать. Люк посмотрел на них, прищурив глаза. Затем он выглянул в окно.
   – Похоже, мои маленькие друзья пришли предупредить меня, чтобы я ждал гостей.
   – Они караулят на улице?
   Люк утвердительно кивнул.
   – Кто же...
   – А это, моя хорошая, я и собираюсь выяснить.
   Она схватила его за руку:
   – Но там же опасно! Ты не должен отсюда уходить!
   Его губы тронула еле заметная улыбка.
   – А всего несколько минут назад ты хотела, чтобы я ушел, Солнышко.
   Губы ее задрожали.
   – Но не тогда, когда ты можешь угодить прямиком в ловушку.
   Он прикоснулся к ее щеке. В глазах у него застыло какое-то темное, неуловимое выражение.
   – О собственной персоне я позабочусь. А ты вот лучше о себе подумай. – Он повернулся к окну и осторожно отвел занавеску. Его хорьки вскочили к нему на плечи. – Ага, а вот, кажется, и наш гость. Похоже, он один.
   – Но как же ты спустишься?
   – Так же, как и забрался сюда: по липе, что растет под окнами. – Некоторое время он не сводил с Силвер глаз. Лунный свет освещал его плотно сжатую челюсть. – Не стоит полагаться на меня, Силвер Сен-Клер. Пока не закончится эта эпопея с угрозами, не стоит доверять никому.
   – Подожди! Семена – ты вернул их мне, а я так тебя и не отблагодарила.
   Но он уже перепрыгнул через подоконник и легко спустился вниз по веткам липы. Занавески за ним сомкнулись. Снаружи все было тихо. По ее щекам струились жаркие слезы.
   «Твою маму я тоже когда-то называл «Силвер», знала ли ты об этом, Сюзанна? Она получила это прозвище не без причины, но это наш с ней секрет. Может, ты тоже оправдаешь свое прозвище, я не знаю. Ты сама все поймешь, когда отдашь сердце тому, кто тебя полюбит. Дай-то Бог, чтобы это было так!
   Но выбирай не спеша. Будь осмотрительна. Здесь, в Лэвиндер-Клоузе, хранятся все тайны, которые тебе надо знать. Больше я ничего не могу сказать. Со временем ты сама отыщешь ответы на все вопросы».

Глава 15

   Сэр Чарлз Миллбэнк любовался роскошными формами своей пассии, которые едва прикрывал прозрачный шелк.
   – Иди ко мне, искусительница.
   Француженка захлопала густо насурьмленными веками и захихикала.
   – Подожди, англичанин. Сначала я выпить еще вина.
   Баронет побагровел и нахмурился: ему уже надоело ждать. Однако он наполнил стакан для своей непредсказуемой спутницы.
   – Не этот кружка, мой Чарлз. Хрустальный кружка, пожалуйста.
   Выругавшись себе под нос, Миллбэнк послушно выполнил и это ее требование.
   – Этот есть хороший, этот есть очень красивый. Я из нее пить. – Анжелика элегантно подняла хрустальный кубок и залпом опрокинула все его содержимое в горло. Струйка стекла по ее подбородку. – Какой блаженство! Мне нужен салфетка, милый Чарлз, – промурлыкала она.
   – Льняная салфетка недостойна того, чтобы прикасаться к твоим губам, плутовка. Я сам об этом позабочусь. – Он нагнулся к ней и провел языком по струйке шерри. – Какое же это шерри сладкое, киска! Но до тебя ему далеко.
   Англичанин заключил ее в объятия и повлек к элегантному маленькому шезлонгу, который она выпросила у него во время его предыдущего визита. Шезлонг был изготовлен в Париже и обит китайским шелком. Она надулась:
   – Только не в мой элегантный шезлонг, Чарлз. Это не есть принято. – Но, заметив раздражение на его лице, она тут же улыбнулась ему самой соблазнительной улыбкой. – Здесь, глупый. На этот милый кушетка у окно. – Она погладила рукой огромную, но слегка потертую тахту, стоявшую перед задернутым занавесками альковом, окно которого выходило на главную улицу Кингсдон-Кросса.
   Сэр Чарлз начинал злиться. – Я прождал уже полночи, Анжелика. Мне начинают надоедать твои игры. Я как никак человек с именем. И с деньгами.
   Дерзкая обольстительница вскочила на полные ножки и вытянулась во весь свой небольшой росток. Она недотягивала даже до пяти футов.
   – Вы забывать свое место, месье. Я есть куртизанка высший ранг. С таким женщина нужно деликатный обращение. Я только учить вас искусству любви. – Она нежно пощекотала его под подбородком, чтобы смягчить резкость своих слов. – Но так как вы быть сегодня хороший мальчик, я сделаю себя более удобной. – Подарив ему нежный взгляд, она поднялась и разгладила складки ткани на бедрах.
   Лицо сэра Чарлза покрылось красными пятнами. Он потянулся к ней. Он уже не мог сдерживаться и жаждал предаться ночным удовольствиям, но в ответ услышал только дразнящий смех.
   – Как вы нетерпеливы! Не сразу, не сразу, мой дорогой Чарлз. – Француженка удалилась в соседнюю комнату.
   Она нарочно оставила дверь открытой, чтобы ее покровитель мог созерцать каждое ее соблазнительное движение, пока она раздевалась. С каждой минутой Миллбэнк возбуждался все больше.
   – Анжелика, ты еще не готова?
   В ответ раздался заливистый смех.
   – Еще одна напиток, мон амор. С каждый день ваш выбор все лучше.
   Так как вино выбрала сама Анжелика, а он лишь заплатил кругленькую сумму за доставку из Бордо, похвала эта была явно незаслуженна. Но тем не менее сэру Чарлзу она была приятна. Он прихорашивался, одергивал жилет на выпирающем животике. Затем прочистил горло.
   – Конечно, крошка моя. – Он попытался изобразить французский акцент, но это ему не удалось. Он налил еще один бокал вина и поднес его Анжелике.
   – Нет, нет, мон шер. Поставьте ее у окно. Я буду еще чуть-чуть долго. Вам это есть нравится?
   Так как в данный момент на ней было лишь прозрачное неглиже из кисеи жесткой отделки и пара перламутровых сережек, сэр Чарлз ответил утвердительно. Вообще-то сейчас она его так влекла, что пульсирующая жилка у него на виске готова была лопнуть от напряжения. Он поставил бокал Анжелики, куда она сказала, и подлил себе вина. Руки у него при этом тряслись.
   Вдруг из-под занавески высунулась чья-то рука. Пальцы в перчатке схватили бокал Анжелики, который на несколько секунд исчез за занавеской, а затем вновь появился на столе, уже пустой. Выплыв из соседней комнаты, француженка первым делом взглянула на свой бокал. Лицо ее скривила недовольная гримаса.
   – Чарлз, противный мальчик! Почему ты не дать мне мой вино?
   – Вино? Клянусь, я налил тебе полный бокал, Анжелика. И поставил его у окна, как ты и просила!
   – Я видеть только бокал из стекло, а внутри вино нет, уверять вас!
   Сэр Чарлз пожал плечами. Его сознание было уже порядком затуманено вином, которого он за этот вечер успел хлебнуть изрядно. Он покорно налил еще один бокал и поставил его на прежнее место. Анжелика же тем временем любовалась своим нарумяненным лицом в зеркале, висевшем над камином.
   Рука в перчатке опять опустошила хрустальный бокал, а затем вновь вернула его на место.
   Оглянувшись, француженка топнула ножкой:
   – Это есть один из ваш английский шутка?
   Сэр Чарлз с изумлением посмотрел на свою любовницу:
   – Какого черта? О чем ты говоришь, Ангел? Я только что собственноручно налил полный бокал!
   Француженка снова топнула ножкой, обутой в атласную туфельку.
   – Вы знаете, что я не желать, чтобы меня называть так!
   – Не хочешь, чтобы я называл тебя «Ангел»?
   – Именно! Не этот имя! Вы оказать мне большой услугу никогда так меня не называть.
   – Окажете мне большую услугу, если никогда не будете меня так называть, – пробормотал смущенный англичанин.
   – Очень хорошо, теперь вы поправлять мой английский! Я не есть достаточно хороша для вас! Я, Анжелика, который доставлять удовольствий Наполеон и сам король Людовик!
   Ей была свойственна галльская вспыльчивость. Сэр Чарлз нахмурился:
   – Успокойся, не надо так распаляться, киска моя. Я хотел только сказать...
   – Что я есть глупый! Что я есть задний часть осла, да?!
   – Я ничего подобного не думал, Ангел... э-э-э... Анжелика. Я просто хотел сказать, что...
   – Что ты хотеть сказать, есть совершенно ясно! Я больше не имею настроение для компания. А сейчас ты уходить. Пока я не бросить в тебя эта бокал!
   Сэр Чарлз побледнел, вспомнив, сколько стоил хрустальный бокал, который она сейчас с такой злостью сжимала в своих белых, надушенных пальчиках.
   – Ты не так меня поняла, Анжелика. Давай не будем ссориться. Во всем виноват только я. Я, должно быть, дал тебе не тот бокал. – Заметив, что она смягчается, он поспешил протянуть ей очередной бокал вина. – Давай поскорее забудем об этой глупой ссоре.