Скай Кристина. И придет ночь

   Скоро выпустят новую партию этих духов, изготовленных из цветов драгоценных семян лаванды, которые вернул ей Люк той ночью в Лэвиндер-Клоузе. Эта лаванда будет цвести для их детей и внуков как знак неувядающей любви, пронесенной через поколения.
   – Конечно, – прошептала она.
   – Даже когда званый прием закончится, – негромко произнес Люк, – не душись ничем, кроме «Мильфлера».
   У Силвер снова перехватило дыхание. Так происходило всегда, когда он выражал свою любовь к ней. Она знала, что ей крупно повезло, и поклялась, что сделает все, чтобы он был счастлив. Если бы только его родители не пригласили сегодня столько народу!
   – Но, Люк, я не знаю даже, что мне говорить!
   – А ты говори с ними о духах и очаруешь их так же, как и принца-регента. Он, кстати, тоже обещал быть.
   Силвер вздохнула:
   – Ладно, думаю, я справлюсь. – Нахмурившись она взглянула на свою картину: – Тебе не кажется, что здесь слишком много красного цвета?
   Он ничего не ответил.
   – А?
   – Хм-м... – произнес Люк. Он подошел поближе и обнял Силвер за талию. Сегодня от него исходил аромат бергамота, гиацинта и дубового мха.
   Он тоже вдыхал ее лавандовый запах, ее безудержную жажду жизни и не переставал благодарить Бога за то, что три месяца назад их свело странное стечение обстоятельств. Силвер пахла, как благоухает весной Норфолк. Такие ароматы источает Булонский лес в июне, а Тоскана осенью.
   Он еще свозит ее в эти места и будет смотреть, как она рисует, как освещает все вокруг своей красотой.
   Все в свое время, конечно. А пока Люку и так забот хватает. Он не спеша развязал атласную ленту, украшавшую ее пояс.
   – Думаю, чрезмерно насыщенные цвета. Даже жарко. Слишком... много красного.
   Его легко двигавшиеся пальцы слегка задели ее полную грудь.
   – Чересчур много красного?.. – вздохнула Силвер. Ее прерывистое дыхание возбуждало Люка. Ему хотелось знать, чувствует ли она такую же страсть, что и он.
   – Боюсь, что так. – Его загрубелые пальцы притронулись к ее нежным соскам, которые уже затвердели. – Очень мило. Но не в меру яркие цвета.
   Силвер резко повернулась к нему. Ее золотисто-зеленые глаза сверкали гневом.
   – Непомерно яркие цвета! А вчера ты сказал, что...
   В ответ Люк улыбнулся невинной улыбкой:
   – Крыши, моя дорогая. Они немного непропорциональны по отношению к площади. Взгляни-ка сама.
   Силвер нахмурилась и внимательно посмотрела на яркое полотно.
   – Было очень трудно уловить перспективу. Да и к тому же это вино, что твои родители заставили меня выпить за обедом...
   – Они любят тебя и хотят, чгобы ты была счастлива, Солнышко. В недостатке заботливости их обвинить нельзя.
   – Это уж точно. – Склонив голову, Силвер любовалась очертаниями далекой площади Сан-Марко, что блестела на ярком полуденном солнце. – А что случилось с Миллбэнком? Я заметила, что ты не хочешь это обсуждать.
   – Не хочу! – мрачно отрезал Люк. Он вспомнил, какая судьба постигла похитителей Силвер. Сэра Чарлза Миллбэнка сослали на острова в Индийском океане, где он пробудет до конца дней своих. Хамид проведет остаток жизни, проклиная прочные каменные стены индийской тюрьмы. Лорд Ренвик тоже получил по заслугам. Он был отправлен в качестве пленника алжирскому дею без права выкупа и теперь на собственной шкуре испытает все унижения, которые довелось претерпеть Люку.
   О Блэквуде с недавних пор тоже не было ни слуху ни духу. Люк бросил играть роль разбойника. Это было уже ни к чему.
   Да, все закончилось как нельзя лучше. Но Люку почему-то не хотелось волновать Силвер, описывая ей все в подробностях. К тому же она отличалась мягкосердечностью и могла попросить о снисхождении к своим врагам.
   А Люк на это ни за что не пойдет.
   – Твои родственники очень добры ко мне. Йен обещал научить меня читать следы, а Индия – подарить одно из своих любимых ружей.
   – Узнаю свою кровожадную сестренку, – усмехнулся Люк. – Да и ты хороша. Вы с ней похожи. Если сегодня на тебя кто-нибудь косо посмотрит, смело доставай пистолет и стреляй в мерзавца.
   – Люк, будь серьезен.
   – Я стараюсь, Солнышко, но с тобой очень трудно сохранять глубокомыслие, – сказал он хрипловатым голосом. – Ты еще не сообщила, что тебе подарила бабушка.
   – Герцогиня? – Силвер запнулась, щеки ее залил нежный румянец.
   – Что на этот раз затеяла эта неутомимая старушка, душа моя?
   – Боюсь, что это что-то очень... личное. – Силвер прикусила губу. – Она мне хочет подарить то, в чем я буду спать.
   Страсть Люка возрастала с каждой минутой. Господи, она просто сводит его с ума! Как же он ее любит!
   Его пальцы поднялись чуть выше. Ему не терпелось прикоснуться к ее бархатной, горячей коже. И он нашел то, что искал. Голова Силвер невольно откинулась назад и прижалась к плечу Люка.
   – Они похожи на то, что ты ожидал увидеть? – В ее голосе появилась легкая хрипотца. – Я имею в виду крыши.
   Люк зловеще улыбнулся и, взяв ее мягкие, цвета слоновой кости, груди в ладони, начал ласкать набухшие розовые соски. Одна пуговица на ее лифе расстегнулась.
   – Даже не знаю, чего я ожидал, Солнышко. – Он еще дальше просунул руки между материей и бархатистой кожей. – Я уже так много всего повидал.
   Силвер резко повернулась к нему. Щеки ее горели алым румянцем, глаза сверкали.
   – Люсьен Тибериус Деламер, сию же секунду убери от меня руки!
   – Я имел в виду крыши, – хрипловатым голосом пояснил ее муж. Взгляд его горел страстью.
   В его глазах была целая вселенная любви. Он никогда не думал, что ему посчастливится встретить такую женщину.
   – Да ты... ты...
   – Влюбленный дурак? Обезумевший от любви болван?
   – Правда? – прошептала она. – А мне-то думалось, что это я очумевшая от любви дурочка.
   – Чувство, которое я к тебе испытываю, неописуемо. Невыразимо. Неискупимо. Мне нет спасения.
   Расстегнулась еще одна пуговица. Силвер задрожала, когда руки Люка опустились ниже и обняли все ее тело.
   – Ты знаешь, что у тебя веснушки?
   – Как бестактно с твоей стороны напоминать мне об этом!
   – Чепуха, любовь моя. Они просто очаровательны. В прошлый раз я насчитал семьдесят четыре. Это если не учитывать крошечную веснушку у тебя на носу, а жаль, она просто прелестна. Ах да, еще это морковное пятнышко на твоей верхней губе.
   При одной мысли о ее веснушках у Люка кружилась голова. Он готов был умереть за каждую из них. – Это от солнца. Ах, Люк, здесь так чудесно!
   Силвер вздохнула и, откинувшись, прижалась спиной к его груди. Она смотрела, как по сверкающему каналу плывет гондола.
   – Не забудь, завтра у нас деловая встреча с одним человеком, который хочет продать нам саженцы лаванды.
   Люк что-то пробормотал сквозь зубы.
   – Что ты сказал, любимый? Я не расслышала.
   Он, собственно говоря, и не хотел, чтобы она это расслышала.
   – Надеюсь, эти саженцы не доставят нам столько хлопот, как последняя партия лаванды.
   – Чушь. Подумаешь, несколько мышек!
   – Несколько! Да их было чуть ли не двести. У Кромвеля едва удар не случился, когда они повыпрыгивали из ящиков. А мои хорьки неделю с дуба не слезали.
   Силвер негромко рассмеялась:
   – Ладно, завтра я проявлю больше строгости. Мы вместе с тобой обследуем каждую пядь на ферме и проверим, нет ли там мышей, – фыркнул. – Кроме того, не стоит так сердиться на бедных мышек. Именно благодаря им я сумела разгадать тайное послание моего отца, где спрятано золото. Если бы Кромвель не начал удирать от мышей через кусты, я бы никогда не поняла смысл тайного узора, оставленного им для меня в лаванде.
   – Да, твой отец проявил большую изобретательность. Золото было закопано под двенадцатым кустиком в пятом ряду: ведь двенадцатое мая – твоего рождения.
   Силвер прикорнула на плече у Люка.
   – В дневнике он написал, чтобы я не забывала о своем дне рождения, но я не поняла намека, пока не увидела круг, высаженный кустиками погибающей лаванды. Наверное, он нарочно посадил больные растения с учетом того, что лет через шесть они начнут сохнуть. Я этого не замечала до того самого дня, когда Кромвель опрометью бросился от мышей. Подумать только, там было все: и золото, и сумка из клеенки с его записями, и даже рецепт «Мильфлера»! У меня было такое чувство, словно... словно...
   – Словно что, любимая?
   – Словно я услышала его голос и ощутила, как он прикоснулся к моему плечу.
   Где-то за каналом начали бить в церковные колокола. Силвер вздрогнула и еще плотнее прижалась к Люку. Он поморщился.
   – Что, ноют раны?
   – Нет, шалунья. Ты не забыла, что этим вечером мои родители пригласили нас названый прием?
   Глаза Силвер блестели.
   – Мы... не опоздаем?
   – Не должны.
   Она обняла его за талию. – Они решат, что я совсем стыд потеряла, что так тебя задерживаю.
   – Они подумают только то, что их сын очень, очень счастлив с тобой, Солнышко.
   – Но твоя спина, Люк! На ней же свежие шрамы!
   – Когда ты ко мне прикасаешься, любимая, проходит всякая боль.
   Силвер бережно погладила шрамик у него над губой.
   – Да, я умею нежно дотрагиваться. Хочешь, я сейчас ласково прикоснусь к тебе, разбойник?
   Люк застонал, когда она расстегнула его рубашку. Он прижал ее к себе и повалил на теплую, влажную землю, от которой исходил аромат сосновых иголок и розмарина. В небе над ними пронеслась стая белых голубей.
   – Прижмись ко мне теснее, Силвер. Прикасайся ко мне всегда...
   Он обнимал ее всю, чувствуя ее горячую, шелковистую кожу, вдыхая ее аромат, слушал ее смех и стоны. И боль, столько лет жившая в его сердце, растворялась и исчезала без следа.
 
   Предзакатное солнце высвечивало дивный пейзаж. Город стал похож на полотна Тинторетто. Канал Сан-Марко горел алым, персиковым и фиолетовым цветами. Крыши Дворца дожей, площади Сан-Марко и шпили собора Святого Марка сверкали золотом. Постепенно золотой цвет сменился серебряным, лазурным, а затем – густым индиго. Пелена ночи накрыла смеющихся любовников. Им казалось, что город где-то бесконечно далеко.
   На Венецию опустилась ночь. В небе светила полная луна.
   Дул легкий ветерок.
   Словом, это была чудесная ночь любви.