Он был просто аморальным аристократом, который хотел ею воспользоваться. И к своему стыду, она не была уверена, что не поддастся его чарам.
   С невероятным скрипом окно открылось. Холодный влажный воздух наполнил детскую, и Вивьен глубоко вдохнула, наслаждаясь его свежестью.
   — Канцелярский клей. — Майкл наклонил голову, обследуя подоконник.
   — Простите?
   — Один из моих братьев замазал щели канцелярским клеем, вот окно сразу и не открывалось.
   Вивьен подошла ближе, взяла кусочек серого вещества и растерла пальцами.
   — Ты уверен, что это не твоих рук дело?
   — Конечно. Скорее всего это Гейб. Он самый младший и последний, кто здесь учился.
   Вивьен было очень интересно узнать побольше о детстве Майкла, и она спросила:
   — Он сейчас в Африке, не так ли? Леди Стокфорд как-то упоминала его имя.
   Майкл кивнул.
   — Гейб составляет карту джунглей, где не ступала нога белого человека, зарисовывает флору, фауну и неизвестные виды животных.
   — У ее светлости на стене в рамке висит рисунок, который он прислал. — Вивьен вспомнила высоких пятнистых существ, тянущих свои длинные стройные шеи вверх к деревьям. Жирафы — гласила надпись.
   — До сих пор Гейб присылает мне то шкуру льва, то боевое копье, то еще что-нибудь. У меня дома в Лондоне целая комната украшена его сувенирами.
   Вивьен охватило странное чувство обиды, что она никогда не увидит место, которое он называет домом, никогда не прикоснется к вещам, которые он ценит, никогда не окунется в его будничную жизнь. Конечно, это было лишь любопытство, ведь этот мужчина до сих пор остается для нее загадкой.
   Отряхнув руки от пыли, она произнесла:
   — Ее светлость говорила, что твой средний брат в армии.
   — В кавалерии. Джошуа дослужился до звания капитана и обижается, когда его называют просто солдатом.
   — Ты часто видишься со своими братьями?
   — Джош иногда останавливается в Лондоне, прежде чем приехать сюда к бабушке. Гейб уехал уже два года назад, но он всегда пишет, если встречает торговый пост или почтовый пароход.
   — Ты скучаешь по ним?
   — Конечно. — Теплая улыбка озарила лицо Майкла, и оно приняло неожиданно доброе выражение. — Нам всем так хотелось побыстрее вырасти. Мы все время мечтали о том времени, когда покинем людей, которые были нам так дороги.
   — Да, правда, — пробормотала Вивьен, удивленная его способностью испытывать такие глубокие эмоции. Она тоже Скучала по родителям и по родному цыганскому табору. Она ужасно хотела ощутить запах костра, поболтать с женщинами, послушать рассказы стариков. Как странно слышать от надменного Майкла Кеньона о его детских воспоминаниях.
   Будто жалея, что рассказал так много о себе, Майкл прошел через комнату и остановился у полки, где в ряд был установлен целый батальон игрушечных войск. Стоя спиной к Вивьен, он взял в руки миниатюрного солдатика и стал его рассматривать.
   Несколько мгновений Вивьен наблюдала за ним, представляя маленького черноволосого мальчика — как он сидел за партой или подшучивал над одним из своих братьев. Как же все-таки сильно отличалось его воспитание от ее. У нее было много свободы и совсем чуть-чуть образования и запретов. Родители в таборе были снисходительны, терпимы и до безумия любили детей. Майклу же она завидовала из-за его братьев, потому что в свое время очень хотела иметь брата или сестру.
   Подойдя к полке, она тоже взяла солдатика, оказавшегося на удивление тяжелым.
   — Это игрушки Джошуа?
   Майкл слегка нахмурился, будто вдруг вспомнил о ее присутствии.
   — Да. В этой комнате мы устраивали настоящие битвы.
   Вивьен поставила фигурку обратно и заглянула в открытую коробку. В ней лежали засохшие краски.
   — А это, должно быть, Гейбриела.
   — Он любил рисовать с тех самых пор, как только его пальцы в первый раз обхватили карандаш и кисть.
   Сделав несколько шагов в сторону, Вивьен увидела на полке несколько разбитых птичьих яиц в гнездах.
   — А это? Кто это собирал?
   — Я.
   Лаконичный ответ Майкла не вызвал дальнейших вопросов. Но Вивьен все же задала один.
   — И камни тоже? — Она показала на аккуратно расставленные на полке камни с надписями.
   Майкл кивнул.
   — Надо бы их выбросить вместе с другим мусором.
   — Нет! Эми наверняка захотела бы посмотреть, чем ты интересовался в детстве.
   — Сомневаюсь. Ей больше нравятся куклы и разные девчачьи игрушки.
   — Все дети любят слушать истории о детстве их родителей.
   Обо всем, что они любили. Все эти вещи, — Вивьен дотронулась до желтого птичьего перышка, — показывают, что ты любишь землю и природу. По крайней мере когда-то любил.
   Майкл надменно вскинул вверх бровь:
   — А ты многое можешь узнать по старым мальчишечьим вещам?
   — Возможно, да. А возможно, и нет. — Увидев гримасу на его лице, Вивьен решила высказать вслух мысль, которая только что пришла ей в голову. — Знаете, что странно, милорд?
   Оба ваших брата до сих пор преданны своим детским увлечениям. В то время как вы впустую тратите время в Лондоне.
   Майкл посмотрел на нее прищуренными глазами. И вновь его лицо приобрело снисходительное выражение. Он нежно взял ее за руку.
   — Как раз наоборот. Я занимаюсь именно тем, что интересует меня больше всего. Соблазняю женщин.
   Он сладко улыбнулся, из-за чего у Вивьен заныло внизу живота. Выдернув руку, она быстро отступила назад.
   — Я, конечно, не могу осуждать вас, аристократов, за стремление обладать огромными владениями. Но я знаю наверняка, что если ты любишь эти земли, то навсегда должен вернуться сюда. И Эми тоже.
   — Это не тебе решать. — Улыбка исчезла с лица Майкла.
   Он подошел к Вивьен, заставляя ее или отступить, или принять его объятия. — Но довольно расспросов. Давай лучше поговорим о нас.
   Вивьен отступила.
   — Тут не о чем говорить.
   — Наверняка тебе интересно, почему я впустил воровку в мой дом. И очень симпатичную воровку.
   — Я ничего не украла! — выкрикнула она, хотя знала, что он не поверит ни одному ее слову.
   — Это еще нужно доказать. Но в скором времени, возможно, мы лучше узнаем друг друга.
   Подобно крадущемуся волку, он приближался к Вивьен, заставляя ее отступать и пугая таким быстрым превращением из доброго человека в искушающего соблазнителя. Натолкнувшись на стену между небольшим столом и дубовым шкафом, она выставила вперед кулаки.
   — Предупреждаю, не смей прикасаться ко мне.
   — Как пожелаешь. — Глаза Майкла показались сонными и равнодушными. Он оперся ладонями о стену с двух сторон, его широкая грудь была в нескольких дюймах от нее. — Я не хотел испугать тебя, Вивьен. Я просто хотел немного поговорить с тобой.
   Вивьен совсем не доверяла этому сладкому голосу. Сердце ее забилось, страх и желание боролись в душе. В смятении она пыталась хоть как-то отвлечь его.
   — Тогда я скажу тебе, зачем я пришла сюда, — проговорила она. — Я хотела найти что-нибудь, касающееся Харриет.
   Майкл нахмурился:
   — Мисс Олторп?
   — Моей…матери. — Ее голос дрогнул. — Ты знал ее, Майкл.
   Может быть, расскажешь, что ты помнишь о ней?
   Глаза Майкла приобрели холодное и скептическое выражение, но он все же ответил:
   — Она была высокая и худая как жердь. Она не выносила шуток, ругательных записок, передаваемых под столом. Когда мы слишком шумели, она отправляла нас к отцу, и тот хорошенько нас наказывал.
   — И что же он делал?
   — Давал хорошую трепку и частенько предлагал стакан джина.
   — Джин? Ребенку?
   Майкл посмотрел на нее с циничным равнодушием.
   — Мисс Олторп об этом и не догадывалась. Однако я был слишком юн, чтобы ценить джин по достоинству, и всегда отказывался. Впрочем, как и мои братья.
   В недоумении Вивьен покачала головой:
   — И все же отец не должен провоцировать своего сына! Вам следовало бы обо всем рассказать матери, чтобы она это прекратила.
   — Я и говорил, — пожав плечами, сказал Майкл, — но она считала, что жена должна подчиняться мужу, и никогда не подвергала сомнению поступки отца. Она лишь укрывалась в церкви и молилась за нас.
   Какая странная грустная семейная история. Бедняжки дети не могут найти защиты и понимания у своих родителей.
   Вивьен тут же вспомнила своих добросердечных приемных отца и мать, которые всегда давали ей понять, что она любима. Она прекрасно проводила время с ними, их совместные часы были полны смеха, тепла и радости.
   — Тогда вам нужно было сказать об этом Харриет Олторп или бабушке. Они вас защитили бы.
   Тень нетерпения показалась на лице Майкла.
   — Это было давно, и все уже забыто.
   Он слегка опустил голову, наблюдая за ней с ленивым интересом, как кошка играет с мышкой. Вивьен вполне осознавала, как близко находятся его руки, еще дюйм, и их поза превратится в объятия. Его мужской запах окутывал ее, так же как и тепло, идущее от его тела.
   — Насчет Харриет Олторп, — продолжила она тему чересчур живым голосом, — интересно…
   — Довольно о ней. — Майкл свысока посмотрел на ее губы. — Меня больше интересуешь ты, Вивьен. И влечение между нами.
   — Это все лишь в твоем воображении.
   Майкл ухмыльнулся:
   — Один поцелуй, и я докажу обратное. Однако я не хочу давать тебе еще одну возможность укусить меня.
   К своему стыду, Вивьен прекрасно понимала, что ей нравятся его умелые поцелуи.
   — Отойди. Ты меня не поймаешь в ловушку.
   — И не собираюсь. Наоборот, дашь ли ты мне шанс искупить мои грехи?
   — Если тебе нужно искупление, то иди в свою аристократическую церковь.
   Он вновь засмеялся, небрежно, будто случайно, коснувшись рукой ее брови. Необыкновенно нежное прикосновение.
   — Ты слишком прелестна, чтобы говорить такие гадости.
   Скажи мне, Вивьен, почему ты так не любишь мужчин?
   «Я презираю только тебя». Она проглотила язвительный ответ, вспомнив, какой хитрый план она придумала, чтобы влюбить его в себя и потом, когда вернется в табор, издеваться над ним. С усилием Вивьен попыталась изобразить нечто похожее на улыбку.
   — Возможно, скоро я встречу человека, который знает, чего на самом деле хочет женщина.
   Жаждущий взгляд Майкла ласкал все ее тело сверху вниз.
   — И это значит…
   — Милорд, — проговорила она хриплым голосом, — вы не можете ожидать от меня доверия к человеку, которому еще предстоит доказать, что он достоин этого.
   — Но как же, Бога ради, мужчина может добиться твоего расположения?
   — Ухаживаниями, разумеется.
   Брови Майкла опустились, он пристально, как ястреб, посмотрел на Вивьен.
   — Ты имеешь в виду задаривать тебя подарками или, еще лучше, драгоценностями?
   Она покачала головой:
   — Я имею в виду обращаться со мной вежливо и галантно, а не хватать и приставать, — Майкл еще больше нахмурился:
   — Я не приставал к тебе.
   — Тогда как ты назовешь тот случай в замке?
   — Удивительная прелюдия. Пока ты не передумала.
   — Ты не дал мне выбора. Ты слишком тупоголов, чтобы увидеть свои собственные недостатки.
   — Опять, — недовольно продолжал Майкл, — ты просто придираешься к мужчинам. Этот твой Януш, должно быть, грубиян и неряха.
   Вивьен напряглась. Почему Майкл его вспомнил? Может, он… ревнует? Она расплылась в мечтательной улыбке, чтобы еще сильнее досадить Майклу.
   — Позволь поправить твою ошибку насчет Януша, — сказала она, намеренно ласково произнося это имя, — он прекрасный человек с замечательным характером. И, честно говоря, он гораздо больший джентльмен, чем ты.
   Майкл стиснул зубы.
   — Неужели?
   — Именно так, — беззаботно отреагировала Вивьен. — Вы, аристократы, совсем мало знаете о настоящем рыцарском поведении.
   — А Януш знает?
   — Конечно. Ты же не думаешь, что меня может заинтересовать мужчина, который плохо обращается со мной, не так ли?
   Вот так. Пусть знает, что ее нужно уважать, а не приставать.
   Майкл в задумчивости прикрыл глаза.
   — Так ты думаешь, что цыган более умело ухаживает за женщиной, чем благородный джентльмен?
   — Да, без сомнения.
   Довольно неожиданно Майкл взял ее руку и поднес к губам. Он нежно поцеловал ее, заставив Вивьен вновь почувствовать прилив страсти. Разумеется, она спрятала свои истинные чувства.
   Затем он встал в полный рост, от его ухмылки веяло зловещим продолжением.
   — Ну что же, если ты хочешь ухаживаний, ты их получишь. Но в итоге, дорогая моя, я жду вознаграждения.
 
   — Ах, молодость, — вздохнула Инид, — какие они живые и энергичные. Сразу хочется, чтобы снова было восемнадцать.
   Розочки сидели на солнышке в саду у Дауэр-Хаус. Укутавшись в шали, чтобы спрятаться от холодного утреннего воздуха, они наблюдали, как Вивьен и Эми играют в прятки. Отголоски их смеха наполнили сердце Люси умиротворением.
   — Когда тебе было восемнадцать, — довольно сухо заметила Оливия, — ты была глупа и импульсивна.
   — Так же как и ты, — кисло отреагировала Люси, поворачиваясь к своей подруге, морщинки на ее лице все еще хранили надменную элегантность. — Как все мы. А помнишь бал в Лэндздоуне?
   Оливия фыркнула, а Инид захихикала. Люси знала, что эти двое никогда не забудут тот романтический, но унизительный вечер.
   — Да, мы были тогда такими проказницами, не так ли? — Пухлое лицо Инид озарила довольная улыбка. — И разумеется, мы были самыми прелестными леди на балу.
   — Все восхищались нами, — согласилась Люси, наклоняясь, чтобы чокнуться бокалами с остальными, после чего они пригубили шерри.
   — Но ведь не поэтому все глазели на нас, — осадила подруг Оливия, — мы сами из себя сделали посмешище. Не понимаю, как только вы сумели втянуть меня в такую пошлую аферу.
   — О, не будь такой сварливой, — проговорила Инид, — никто из нас больше и не посмотрит на пудру, это уж точно.
   — И уж, конечно, никому из нас не искупить этого позора.
   — Леди, давайте не будем ссориться, — предложила Люси, поставив стакан на железный подлокотник кресла. — Как же мы были наивны, что напудрили соски, пытаясь их скрыть под платьем. Но мы же не знали, что в зале будет так жарко и мы все вспотеем.
   — Это правда, — вздохнула Оливия, — если бы мы догадались одеть корсеты, то ничего не проявилось бы на белых платьях.
   Люси улыбнулась:
   — И никто не стал бы называть нас Розочками.
   Инид наклонилась к подругам, ее глаза бегали:
   — Чарльз первым заметил, помните? И тут же предложил Люси выйти за вето замуж. Преклонив одно колено, перед всем залом.
   — Да, — пробормотала Люси. Давно забытые радости и печали всплыли в ее памяти. — В любви нам всем тогда повезло.
   Инид глубоко вздохнула.
   — Я тогда впервые танцевала с Говардом. Он был такой застенчивый, что ему никогда не хватило бы смелости подойти ко мне, — Инид снова захихикала, — пока он не увидел мои «розочки».
   — Едва ли он был слишком робким, — насмешливо заметила Оливия, — наутро ты уже носила его ребенка. — Суровое выражение ее лица сменилось улыбкой. Не насмешкой, а искренней улыбкой былых воспоминаний.
   — Ты ведь тоже влюбилась в тот вечер. — Люси погладила руку Оливии, покоящуюся на рукоятке трости. — В блистательного лорда Фейвершема, который клялся, что никогда не женится, потому что ни одна женщина не была достаточно хороша для него.
   — У Родерика было нечто большее, чем просто очарование. — Взгляд Оливии устремился в никуда, будто она вернулась в прошлое. Но в этом взгляде угадывалась и печаль, печаль, которая разбила сердце Люси.
   С уверенным воодушевлением она подняла бокал и произнесла очередной тост:
   — Должна сказать, я вполне удовлетворена тем, как повернулась моя жизнь. Определенно. Если бы тот вечер прошел иначе, я, возможно, вышла бы замуж за кого-нибудь другого и тогда не сидела бы здесь и не смотрела на мою милую правнучку.
   Оливия печально улыбнулась:
   — Люси, ты всегда умудрялась во всем находить что-нибудь хорошее.
   Некоторое время Розочки молчали, попивая вино и наблюдая за маленькой девочкой и юной женщиной, кувыркающимися в траве. На этот раз они кружились в какой-то замысловатой игре и вскоре, смеясь, упали друг на дружку.
   Инид повернулась к Люси, и ее лицо приняло серьезное выражение.
   — Эми такая прелестная маленькая девочка. Как жаль, что она потеряла мать в таком нежном возрасте.
   — Вот и еще одна причина, чтобы Вивьен с Майклом поженились, — продолжила тему Оливия. — Кстати, как продвигается их роман?
   — Думаю, неплохо, — сказала Люси. — Каждое утро они ездили на лошадях. А сегодня он послал ей несколько книг.
   Не бог весть какой страстный подарок, но она была очарована. Да, и она укусила его, значит, он, должно быть, пытался ее поцеловать.
   — А возможно, он пытался добиться кое-чего более неприличного, — горя любопытством предположила Инид. — Вы не думаете, что он уже переспал с ней?
   Оливия стукнула тростью о камни:
   — Если этот негодник осмелился сделать это, он женится на ней немедленно. Уж я за этим прослежу.
   — Мой внук благородный человек, — резко заметила Люси. — И если уж он покусился на ее невинность, он поступит как подобает.
   — Кстати, где сегодня наш мальчик? — поинтересовалась Инид.
   — Пытается заняться хозяйственными делами, — ответила Люси, — но он оставил вместо себя сторожевого пса. — Она показала рукой со стаканом шерри в сторону мисс Мортимер, которая сидела на скамье в противоположном конце сада и плела кружево. — Мне бы хотелось ненавидеть эту женщину, но она такая… такая милая. И Эми без ума от нее.
   Оливия вскинула брови:
   — Очень странно, что Стокфорд отказался оттого, чтобы ты присматривала за девочкой, пока она здесь гостит.
   — Я всегда думала, это потому, что Эбби-Стокфорд хранит столько печальных для него воспоминаний, — сказала Инид.
   — За три года он наверняка успокоился, — как всегда разумно предположила Оливия. — Мы все потеряли мужей и все же собрались с силами и продолжаем жить. Вот что должен делать каждый перед лицом трагедии.
   — Я абсолютно с тобой согласна, это ненормально горевать так долго, — медленно произнесла Люси, вспомнив, как быстро Майкл ушел от нее вчера, когда она заговорила о Грейс. — Сначала у меня было странное впечатление от их брака. Как будто он что-то недоговаривает. Что-то очень плохое.
   Инид наклонилась вперед, ее карие глаза расширились и заблестели.
   — Что же, Люси? Что ты имеешь в виду?
   — Ну, вы же знаете, если даже брак начинается, как волшебная сказка, то не всегда имеет счастливое продолжение. — Вся троица одобрительно закивала, соглашаясь. — У Майкла и Грейс были романтические бурные отношения.
   — Он увел ее у Брендона, — сказала Оливия, отчетливо проговаривая каждое слово. — Мой внук слишком долго тянул с предложением.
   — Майкл безумно любил ее, — сказала Инид. — Когда леди Грейс заходила в комнату, его лицо просто сияло.
   Люси закивала, все больше расстраиваясь.
   — Тогда почему он все время злится, когда я вспоминаю ее имя? Почему он отворачивается от меня, как будто что-то скрывает?
   — Мужчины часто прячут свою боль за злостью, — сказала в ответ Оливия. — Честно говоря, мужчины всегда предпочитают прятать свои чувства.
   — Майкл обычно искал у меня поддержки, — Люси все больше нервничала, — но эта трагедия совершенно его изменила. Он отвернулся от всех, кроме Эми.
   — Тогда вопрос стоит так, — заключила Оливия, — почему он избегает этих мест, если не из-за горя?
   — И почему ограждает от тебя Эми? — негодующе добавила Инид.
   Сердце Люси сжалось, она сделала глоток из бокала, вновь обращая свой взгляд к маленькой девочке с копной сияющих медных волос, которая прыгала и резвилась, пока Вивьен пыталась отряхнуть траву со своего белого фартука. Затем обе взялись за руки и побежали к леди. Их лица сияли от счастья.
   — Не знаю, — с грустью в голосе произнесла Люси. — Но я хочу во всем разобраться. Пройдет немного времени, и я оставлю Эми здесь со мной.
   — Как? — удивилась Оливия. — Стокфорд непреклонен в своем решении держать девочку у себя.
   С едва заметной улыбкой на лице Люси сделала знак, чтобы ее подруги наклонились ближе.
   — Так вот, дорогие Розочки, слушайте внимательно. У меня есть план.

Глава 12
Пригоршня звездной пыли

   Майкл терпеть не мог, когда его дурачили. Ему было ужасно неприятно осознавать тот факт, что он увиливал от своих обязанностей. А больше всего его раздражало то, что он упустил возможность разоблачить цыганку.
   Упершись кулаками в бедра, Майкл смотрел, как высокий двухколесный экипаж исчезает в сумрачном свете. В воздухе чувствовалась осенняя прохлада, но Майклу было совсем не до этого. Двое здоровых стражников увозили Тадиуса Тремейна, закованного в железные кандалы, в местную тюрьму, где он будет находиться до судебного разбирательства.
   Вивьен действительно ничего не крала, а преступником оказался его собственный управляющий.
   Этим утром после того, как Майкл отправил Тремейна уладить небольшие разногласия с соседями по поводу границ, он тщательно просмотрел все бухгалтерские книги. Затем он объехал всех своих наемных рабочих, оценивая и записывая их нужды, беды, разрушения и планируя возмещение убытков и необходимые восстановительные работы.
   С течением дня ярость Майкла все возрастала. Херрингтоны были далеко не единственной обманутой семьей. Его рабочих наглым образом обворовали, украв честно заработанные гроши немного здесь, немного там, но вполне достаточно, чтобы, даже не подталкивая к забастовке, довести их до состояния нищеты. Оказывается, Тадиус Тремейн снабжал рабочих плохими инструментами, отказывался ремонтировать их дома, в несколько раз увеличивал ренту и понижал зарплату. К тому же он очень умно управлялся с бухгалтерскими книгами, чтобы скрывать следы своей преступной деятельности.
   К тому времени как управляющий вернулся, у Майкла уже было достаточно доказательств, чтобы обвинить его. Тремейн, разумеется, все отрицал, негодующе вертя головой. Но лишь до тех пор, пока Майкл не обнаружил приличную кучу золотых монет, спрятанных под одной из деревянных половиц пола в доме управляющего. Только тогда мошенник с лицом, похожим на мордочку крота, поспешил раскаяться, что-то невнятно бормоча. Моля о милости и прощении, он прикрывался тем, что деньги были крайне нужны для его больной матери в Уэльсе.
   Майкл презрительно выслушал эту историю. Были и другие вещи, которые он обнаружил в скромном жилище управляющего — это и серебряные столовые приборы, и икона, и тяжелые золотые подсвечники. Все те вещи, в воровстве которых он обвинял Вивьен.
   Там же он нашел золотые карманные часы, огромный чемодан, туго набитый модной одеждой, и потрепанную брошюру о Соединенных Штатах Америки, земле надежд и возможностей.
   Но вместо этого Тадиус Тремейн отправится в далекую Австралию.
   Позади Майкла послышался шорох. Повернувшись, он обнаружил всех слуг, столпившихся у открытых дверей. Лакеи, служанки, повара, придворные стояли в сумрачном свете факелов с широко открытыми глазами. Некоторые отступили назад, будто хотели спрятаться от глаз Майкла. С низко опущенными головами, бегающими глазами, они что-то невнятно и несмело бормотали.
   Майкл нахмурился. Они не должны бояться увольнения.
   — Вам не нужно бояться, — произнес он, — виноват только Тремейн.
   Миссис Барнсуорт сделала несколько шагов вперед, руки ее были скрещены на пышной груди.
   — Мы услышали новости, милорд, — сказала домработница, — и хотели бы сказать… спасибо, что избавили нас от него.
   Остальные замахали в воздухе кулаками, одобрительно бормоча и кивая головами.
   Майкл подозрительно спросил:
   — С кем-нибудь из вас Тремейн обращался плохо?
   — Он был очень жадным, милорд. Он правда занижал нашу плату.
   Майкл ругнулся себе под нос.
   — Вам нужно было сообщить об этом мне.
   — Мы думали, вы нам не поверите, милорд, — пропела служанка, ей было не больше двадцати. Заметив на себе всеобщее внимание, она зарделась и замолчала, спрятав лицо в фартук.
   Дворецкий посмелее прочистил горло и добавил:
   — Дейзи имеет в виду, милорд, что мистер Тремейн говорил, что действует от вашего имени.
   Такие новости поразили Майкла, но больше огорчили, нежели разозлили его. Тремейн нагло лгал рабочим, чем напрочь разрушал их доверие к Майклу. Неужели его люди настолько плохо знали Майкла, что могли поверить в его способность так жестоко с ними поступать? — Кажется, Тремейн наговорил много лжи, — сказал Майкл. — Я хочу, чтобы все знали, что ваша первоначальная зарплата будет восстановлена и вы получите все, что у вас украли. Кроме того, вы все получите компенсацию за причиненные вам неудобства.
   Воодушевленный ропот пронесся по толпе, послышалось несколько радостных выкриков и робких аплодисментов.
   — В таком случае мы вам очень благодарны, — покачивая головой, сказала миссис Барнсуорт, — и хочу еще добавить, мы очень рады, что вы вернулись насовсем.
   Насовсем? Это, должно быть, бабушка распространяет слухи о его возвращении навсегда. Потому что она хочет…
   Эми. Целый день разбираясь с делами, он практически забыл о своей дочери. Он не может чувствовать себя спокойно, пока не привезет ее туда, где сможет приглядывать за ней.
   Как только слуги вернулись к своим обязанностям, Майкл попросил домработницу задержаться и тут же спросил:
   — Детская уже готова?
   Миссис Барнсуорт уставилась на него в недоумении, схватившись пухлыми пальчиками за фартук: