Смит Уилбур. Время умирать

   Наконец он отвернулся от реки и направился по тропинке к палатке Джоба. Тот ел в одиночестве у костра, прислуживала ему самая молодая жена. Увидев приближающегося Шона, он коротко что-то ей бросил, и она ушла. Потом он снял с углей кофейник с кофе, налил кружку и добавил туда сгущенного молока из стоящей рядом банки.
   Шон присел на резную скамеечку и взял протянутую кружку. Потом он заговорил на сидебельском:
   — Что бы ты подумал о человеке, который отправился следом за Тукутелой в его потаенные места в болотах Замбези?
   — Человек столь глупый просто не заслуживает, чтобы о нем думали. — Джоб подул на кофе, чтобы остудить его, и они довольно долго просидели в молчании.
   Матату, который в это время спал в своей хижине неподалеку, видимо, почувствовал присутствие хозяина, проснулся и вылез наружу, сонно моргая и зевая на утреннем солнце, а потом примостился у ног Шона. Тот на мгновение положил руку на плечо маленького ндороба, и тот буквально затрепетал от удовольствия. Матату можно было и не спрашивать. Он в любом случае пошел бы с Шоном куда угодно, не задавая вопросов, без малейших колебаний. Поэтому Шон продолжал говорить только с Джобом.
   — Джоб, мой старый друг, мы знаем друг друга много лет. Позволь, я скажу тебе еще одну вещь, над которой ты можешь поразмыслить. Монтерро хочет продолжать охоту на этого слона и предлагает за это полмиллиона долларов. Что ты скажешь насчет полумиллиона долларов?
   Джоб вздохнул.
   — А что тут говорить! Когда выступаем?
   Шон стиснул его руку и поднялся.
   Рикардо все еще сидел за столом, перед ним стояла чашка кофе, а изо рта торчала сигара. Клодия сидела напротив, и они явно о чем-то спорили. Щеки девушки пылали румянцем, но стоило Шону появиться в палатке, как она замолчала.
   — Капо, — сказал Шон. — Ты просто понятия не имеешь, что нас ждет по ту сторону границы. Это почти то же самое, что во Вьетнаме, только американской армии там нет. Ты понимаешь?
   — Все равно я хочу туда, — упрямо заявил Рикардо.
   — Хорошо. Тогда вот мои условия. Ты подпишешь гарантийное письмо, в котором письменно подтвердишь, что всю ответственность за происходящее берешь на себя. Я ни за что не отвечаю.
   — Договорились.
   — Далее, я хочу письменное долговое обязательство на всю сумму, в случае твоей гибели оплачиваемое наследниками.
   — Неси бумагу и ручку.
   — А знаешь что, Капо? Да ведь ты попросту рехнулся.
   — Само собой, — улыбнулся Рикардо. — А ты, что ли, нет?
   — О, рехнулся еще при рождении! — расхохотался Шон, и они обменялись крепким рукопожатием. Затем Шон вновь посерьезнел. — Я хочу облететь те места на самолете, чтобы убедиться, что нас не ожидают какие-нибудь неприятные сюрпризы. Если там все чисто, мы пересечем границу сегодня же ночью. Это будет означать долгие переходы, причем пойдем мы налегке. Я хочу, чтобы мы управились за десять дней, не более.
   Рикардо согласно кивнул, и тогда Шон сказал:
   — А теперь советую отдохнуть. Силы тебе еще понадобятся.
   Он уже хотел было повернуться и уйти, когда заметил направленный на него полный ярости взгляд Клодии.
   — Я свяжусь по радио с Римой, чтобы она прислала сюда самолет. И уже завтра вы будете в столице. А там она посадит вас на первый же рейс в Анкоридж.
   Клодия уже собиралась ответить, когда Рикардо накрыл ее руки ладонью.
   — Хорошо, — сказал он. — Она уедет. Я позабочусь об этом.
   — Еще как уедет, — сказал Шон. — Уж, конечно, в Мозамбик мы ее с собой не возьмем.

* * *

   Шон заклеивал липкой лентой опознавательные знаки на крыльях и фюзеляже «бичкрафта», чтобы их не было видно с земли. Он удостоверился в том, что лента прочно держится на металлической поверхности и поток воздуха не сорвет ее. Тем временем Джоб проверил неприкосновенный запас на борту самолета на случай вынужденной посадки. Тяжелую двустволку Шона он заменил облегченной «30.06» с черным прикладом из стекловолокна.
   Они взлетели, и Шон сразу круто повернул на запад, удерживая самолет футах в пятидесяти от вершин деревьев. На коленях он держал карту и проверял каждый появляющийся впереди ориентир. Джоб сидел рядом, в кресле справа, а Матату — позади Джоба. Спустя столько лет Матату все еще боялся полетов, его часто укачивало. Поэтому Шон не захотел, чтобы тот сидел у него за спиной:
   — Этого глупого маленького пигмея снова будет тошнить на меня.
   Поэтому на сей раз пришлось рискнуть Джобу.
   Они достигли границы и полетели вдоль нее на север, внимательно осматривая разворачивающийся под ними пейзаж, но так и не заметили ни следов передвижения войск, ни каких-либо признаков присутствия человека вообще. Через полчаса на горизонте они заметили блеск воды — целое море, образованное возведенной на реке Замбези плотиной.
   — Кабора-Басса, — хмыкнул Шон.
   Гидроэлектростанцию — одну из крупнейших в Южной Африке — построили португальцы, незадолго до того как их колония обрела независимость.
   Южная Африка использовала все возможности электростанции, перегоняя энергию по энергосистеме на свои огромные шахты в Палаборе и Трансваале, а весь получаемый от ее продажи доход мозамбикские власти тратили на поддержание находящейся в крайне тяжелом положении экономики страны. Но в настоящее время Кабора-Басса не вырабатывала ни единого киловатта энергии. Высоковольтные линии, ведущие на юг, вывели из строя повстанцы, а правительственные войска были настолько деморализованы, что даже не пытались защитить команды ремонтников от постоянных нападений.
   — Сейчас турбины наверняка превратились в груды ржавого металлолома. Еще очко в пользу африканских марксистов, — усмехнулся Шон, развернув самолет на 180 градусов к югу. По этому курсу он и полетел дальше в глубь Мозамбика, двигаясь зигзагообразно, чтобы охватить большую площадь, и по-прежнему пытаясь обнаружить жилые поселения или подвижные войсковые соединения.
   Им попадались только клочки когда-то обрабатываемых земель, теперь заросшие сорняками и кустарником, выжженные деревни. Вокруг остовов домов без крыш не наблюдалось ни малейших признаков присутствия человека.
   Шон заинтересовался дорогой между Вилла де Маника и Кабора-Басса и пролетел вдоль нее около десяти миль. Самолет шел так низко, что они могли различить даже колеи, оставшиеся от множества когда-то проезжавших здесь колес, и растущие в них сорняки. Видимо, ни одна машина не проходила по ним уже многие месяцы, а возможно, и годы. Дренажная система была разрушена, мосты уничтожены, на обочинах чернели ржавые остовы сгоревших машин.
   Теперь пилот повернул на запад, ища место, которое все трое так хорошо помнили. Когда они подлетели ближе, Шон увидел два симметричных холма, которые они назвали Инхлозане — «девичья грудь». Южнее лежало место слияния двух небольших речек, в это время года представлявших собой цепочку зеленоватых лужиц, поблескивающих среди белого песка.
   Джоб указал вперед.
   — Смотрите!
   Матату на заднем сиденье, забыв о страхе высоты, тут же зашелся кудахтающим смехом и тронул Шона за плечо.
   — Инхлозане. Ты помнишь, бвана?
   Шон сделал круг над слиянием рек, все трое смотрели вниз. Сейчас ничто не напоминало о том, что здесь когда-то находился лагерь партизан. Последний раз они были здесь весной семьдесят шестого в качестве скаутов.
   При допросе одного из взятых в плен повстанцев выяснилось, что где-то в этом районе существует лагерь по подготовке партизан. Высшее родезийское командование направило для аэрофотосъемки местности один из реактивных «вампиров». Лагерь был тщательно замаскирован, использовались все возможности камуфляжа. Но родезийские наблюдатели были высококвалифицированными специалистами, большинство — бывшие служащие Королевских воздушных сил Великобритании. Не так уж сложно спрятать землянки, бараки — пусть даже в них живут сотни мужчин и женщин, — но практически невозможно скрыть связывающие строения тропинки. Ежедневно сотни людей снуют между жилыми бараками и хижинами, где проходят занятия. От столовых до уборных, от склада с дровами до реки, где берут воду. Сотни ног день за днем вытаптывают дорожки и тропинки, напоминающие узор прожилок на сухом листе.
   — Около двух, может быть, двух с половиной сотен, — заявил командир разведэскадрильи на организованном вскоре совещании. — Они там уже шесть месяцев, обучение почти закончено. Скорее всего, ждут окончания дождей, чтобы начать действовать.
   Нападение двухсот хорошо обученных террористов могло поставить родезийские силы безопасности едва ли не в критическую ситуацию.
   — Опережающий удар, — приказал родезийский главнокомандующий, генерал Питер Уолс. — У вас сутки на подготовку плана нападения. Кодовое название операции — «Попай».
   Между скаутами Баллантайна и скаутами Селуса всегда было ожесточенное соперничество, поэтому Шон буквально торжествовал, когда для участия в наземной операции выбрали его команду, а не парней Селуса.
   Они летели на древней «дакоте». Пятьдесят человек в полном походном снаряжении теснились на скамейках вдоль бортов самолета, сидя на собственных парашютах. Негров и белых было почти поровну, но лица и тех и других, в разводах камуфляжной краски, выглядели практически одинаково. Прыгали с высоты трех тысяч футов. Парашют едва успевал раскрыться, а ноги уже касались земли. Десантники в шутку называли себя живыми бомбами.
   Район высадки находился на территории Мозамбика в двенадцати милях от лагеря партизан и в девяноста шести милях от границы. За час до заката все скауты были на земле. Триста человек собрались вместе и приготовились с наступлением ночи двинуться вперед.
   При свете луны они совершили марш-бросок. Груз каждого скаута равнялся приблизительно ста фунтам, причем большую часть этого веса составляли ручные пулеметы. После полуночи они добрались до реки и расположились в засаде на южном берегу, внимательно наблюдая за изрядно пересохшим руслом. На противоположном берегу, прямо напротив них, находился тренировочный лагерь.
   Шон и Джоб проползли вдоль берега. Шон лично проверил каждую позицию, шепотом разговаривая с людьми, каждого из которых он знал по имени. Остаток ночи скауты бодрствовали, лежа за пулеметами. Ночной ветерок доносил с противоположного берега запахи горящего дерева и готовящейся еды.
   На рассвете на другом берегу, в лесу, что скрывал лагерь, горн протрубил побудку. Скауты увидели, как в предрассветном сумраке среди деревьев замелькали человеческие фигуры.
   Через двадцать минут с запада, вместе с наконец прорезавшимся светом утра, налетели «вампиры» и буквально засыпали лагерь напалмовыми бомбами. Клубящиеся столбы оранжевого пламени в обрамлении какого-то адского черного дыма поднялись в небо, стирая краски рассвета. Жар и едкий химический запах напалма через несколько мгновений достигли и того берега, где залегли скауты. «Вампиры» сбросили бомбы только вдоль северной границы лагеря, чтобы стеной огня отрезать повстанцам путь к отступлению.
   Бомбардировщики «канберры» появились секунд через двадцать после исчезновения «вампиров». Они обрушили на лагерь дождь разрывных и фугасных бомб. Тяжелые взрывы взметали фонтаны грязи и мусора. Толпа уцелевших партизан, охваченная паникой, с криками выбежала из леса.
   Путь на север отрезал горящий напалм, поэтому партизаны кинулись на юг. Поток людей вливался в реку, прямо на ждущие их в лесу пулеметы. Шон позволил им подойти поближе, бесстрастно изучая бегущих. Женщин и мужчин было почти поровну, но в толпе трудно было определить, кто есть кто. Они не носили специальной формы. Кое на ком были шорты цвета хаки и футболки с портретами лидеров или напечатанными на груди лозунгами. Некоторые были в голубых джинсах и коротких куртках, третьи — в одном нижнем белье. Но большинство очень юные: подростки шестнадцати-девятнадцати лет. Напуганные, они, не разбирая дороги, слепо мчались вперед, спасаясь от пожара, напалма и фугасных бомб.
   Люди барахтались в воде, — песок на дне замедлял движения, — и все время оглядывались назад, на языки пламени, бушующие в лагере. Никто не замечал пулеметчиков, поджидающих их на противоположном берегу.
   Словно яма, заполненная крысами, русло реки кишело телами борющихся за жизнь людей. Когда первый из бегущих наконец выбрался на берег и начал взбираться по крутому склону, Шон пронзительно свистнул. Этот сигнал тотчас же заглушил грохот трехсот пулеметов.
   Годы войны закалили Шона, но сейчас даже ему показалась ужасной эта кровавая бойня. С близкого расстояния пулеметные очереди разрывали человеческое тело на куски, затем переходили к следующему. Белый песок, взметаемый выстрелами, стоял в воздухе плотной пеленой. Мечущиеся в пыли фигуры казались привидениями, которые внезапно растворялись, когда человек падал, сраженный очередью.
   Грохот выстрелов продолжался около четырех минут. Затем, когда не осталось ни единой мишени, все смолкло. Было расстреляно около пятнадцати тысяч патронов. Стволы пулеметов раскалились, как конфорки на плите, и теперь, остывая, тихонько потрескивали. Несмотря на то, что скауты, казалось, оглохли от непрерывной стрельбы, они явственно слышали стоны и крики раненых.
   Шон снова свистнул. Отряд вышел на берег, и цепь стрелков двинулась вперед.
   Шон приказал, чтобы в плен брали только офицеров и политкомиссаров. Пересекая реку, они добивали тех, кто подавал признаки жизни, приставляя дула винтовок прямо к голове. Один выстрел на каждого, чтобы быть уверенными, что партизаны не оправятся от ран и не будут потом нападать на родезийские фермы, отрубая руки и ноги тем из чернокожих поселенцев, которые отказывались снабжать их едой и женщинами. Когда в русле не осталось ни одного живого человека, скауты тщательно прочесали лагерь. В землянки бросали гранаты, хижины предварительно обыскивали в поисках документов и карт. Как все истинные марксисты, партизаны были помешаны на идее все протоколировать. Захват архива, в сущности, и являлся одной из основных целей операции «Попай».
   Шон, возглавлявший отряд, первым обнаружил штаб, находившийся в самом центре лагеря. Опознавательным знаком служил цветастый флаг, свисавший с флагштока перед хижиной.
   Входить через дверь было опасно. Шон дал длинную очередь вдоль тростниковой стены и нырнул головой вперед в окно. В комнате оказался высокий чернокожий человек в голубых джинсах. Он вытаскивал пачки документов из ящиков, которые заменяли шкафы, и сваливал их на полу, очевидно, намереваясь поджечь. При виде скаута он бросил бумаги, которые держал в руках, и потянулся к кобуре.
   Шон ударом ноги сбил его и, когда противник упал, огрел его прикладом пониже уха. Тотчас же рядом, словно улыбающийся гном, появился О'Датату и наклонился над потерявшим сознание партизаном, явно собираясь перерезать ему горло.
   — Подожди, — удержал его Шон. — Он нам еще пригодится.
   В этот момент в хижину ворвался Джоб, держа наготове тяжелый пулемет.
   — Отлично, капитан, — сказал Шон и приказал: — Возьми людей, чтобы перетащить весь этот хлам. Через двадцать минут здесь будут вертушки.
   Родезийским воздушным войскам отчаянно не хватало вертолетов, и для этой операции их было выделено только два. Один нагрузили захваченными документами. Почти пять тонн бумаги — списки террористических групп, их организация, основные объекты нападения, записи о поставках продовольствия, о денежном довольствии, тренировочные инструкции, коммунистическая пропагандистская литература, карты с планами операций и маршрутами отступления, планы борьбы армии повстанцев на будущее. Все это было самым настоящим сокровищем. Захват архива наносил повстанцам куда более ощутимый урон, чем несколько сот лежащих в русле реки убитых. Но это сокровище заняло драгоценный вертолет.
   Второй «алуэтт» Шон использовал для перевозки пленных и раненых. Среди скаутов оказалось больше потерь, чем он рассчитывал. Трое пострадали при приземлении: разорванные хрящи и растянутые связки. Пятеро были ранены несколькими наиболее сообразительными партизанами, которые успели оказать сопротивление. Один из повстанцев, притворившись мертвым, бросил гранату в цепь стрелков: один скаут был убит, двоих задело осколками. Скауты всегда забирали убитых, чтобы достойно похоронить товарищей, и тело погибшего уже упаковали в зеленый пластиковый пакет.
   Кроме раненых, на вертолете отправляли восемь человек, которые, возможно, являлись офицерами или политкомиссарами. Лидеры партизан не носили знаков отличия, но обычно их было легко узнать по более дорогой одежде, темным очкам, наручным часам и набору шариковых ручек в нагрудном кармане.
   Вертолет не мог вместить всех пассажиров, поэтому Шон вынужден был взять пятерых пленников с собой, выбрав тех, кто выглядел достаточно сильными, чтобы выдержать темп перехода скаутов. Среди них оказался и тот человек, которого Шон захватил в штабе.
   Через сорок пять минут после начала атаки вертолеты покинули лагерь, приготовились уходить и скауты. Скорее всего, ФРЕЛИМО не будет торопиться с ответным ударом, думал Шон, но он не хотел рисковать. На берегу реки он осмотрел мертвую выжженную землю, где произошла кровавая резня. Времени, чтобы подсчитать количество убитых, не было, но это было и не важно. Воздушные скауты снова обследуют район, и примерные подсчеты можно будет произвести по фотографиям.
   — Не меньше пятнадцати сотен, — наконец решил Шон. Груды тел лежали рядами, словно свежескошенная пшеница, и над ними уже вилось серое облако мух.
   Шон отвернулся и крикнул:
   — Хорошо! Вперед!
   Первый отряд из пятидесяти человек бегом сорвался с места. Военные грузовики пересекут границу и вскоре встретят отряд, но людям все равно предстояло пройти около тридцати миль. Для десантников с полной выкладкой это был настоящий марафон. Хорошо хоть, что была расстреляна большая часть боезапаса, да и магазины почти опустели.
   Джоб торопливо подбежал к тому месту на берегу, где стоял Шон.
   — Пленник, которого мы захватили, полковник… Я узнал его. Это сам товарищ Чайна.
   — Ты уверен? — Впрочем, Шону не требовалось вторичного подтверждения. — Черт, если б знал, отправил бы его на вертушке.
   Товарищ Чайна возглавлял списки тех, кого разыскивали родезийские военные силы. Он командовал северо-восточным сектором, что приравнивалось в войсках повстанцев к званию генерал-майора, и был одним из самых удачливых их военачальников. У службы разведки имелось к нему много вопросов, и он мог рассказать много интересного.
   — Проверь, чтобы его надежно охраняли, — коротко приказал Шон. — В общем, обращайся с ним, как с молодой женушкой.
   — Чайна отказывается идти, — сказал Джоб. — Мы не можем пристрелить его и не можем нести его, он это знает.
   Шон быстро зашагал к тому месту, где стояли охранники и пленник. Чайна сидел на корточках, руки были заложены за голову.
   — Быстро встать и вперед! — приказал Шон.
   Вместо ответа товарищ Чайна плюнул ему на ботинки. Шон расстегнул кобуру, вытащил «магнум-357» и приставил его к виску пленника.
   — Вставай, — повторил он. — Это твой последний шанс.
   — Ты не выстрелишь, — ухмыльнулся Чайна. — Не посмеешь.
   Шон выстрелил. Дуло пистолета было направленно поверх плеча, а ствол прижат к уху.
   Товарищ Чайна вскрикнул и обеими руками схватился за ухо. От выстрела лопнула барабанная перепонка, и тут же у него между пальцами показалась тонкая струйка крови.
   — Вставай! — сказал Шон, и Чайна, все еще держась за ухо, снова плюнул. Шон приложил дуло к другому его уху.
   — А после ушей мы возьмем острый прут и поработаем над твоими глазами.
   Товарищ Чайна медленно поднялся.
   — По двое, шагом марш! — принял командование Джоб и подтолкнул Чайну в спину.
   Шон еще раз окинул взглядом поле боя. Все было сделано быстро и чисто — то, что у скаутов принято называть «большой убой».
   — Ладно, Матату, — мягко сказал Шон. — Пора домой. — И маленький ндороб побежал впереди него.
   Когда товарищ Чайна споткнулся и упал, корчась от приступа боли, Шон вколол ему дозу морфия из аптечки и дал воды из своей фляжки.
   — Для солдата революции, который убивает детей и отрубает ноги старухам, наш поход должен казаться приятной прогулкой в парке, — сказал ему Шон. — Соберись, Чайна, или я вообще отстрелю твои уши. — Он и Джоб взяли пленника под руки, поставили на ноги и некоторое время — пока не начал действовать морфий — почти несли его. При этом они сохраняли темп колонны скаутов, которые бежали через лес по каменистым холмам.
   — Вы убили сегодня несколько сотен наших людей. — Морфий развязал Чайне язык. — Да, одну битву сегодня вы выиграли, полковник Кортни, но завтра мы выиграем войну. — Его голос звучал хрипло, и в нем слышались нотки уверенности и правоты.
   — Откуда ты знаешь мое имя? — удивленно спросил Шон
   — Вы популярны, полковник, вернее сказать, непопулярны. Под вашим командованием эта свора псов-убийц стала еще опаснее, чем под предводительством самого Баллантайна.
   — Благодарю за комплимент, старина. Не слишком ли рано ты объявляешь победу?
   — Выигрывают войну те, кто контролирует страну ночью.
   — Мао Цзэдун, — улыбнулся Шон. Очень подходящая цитата.
   — Мы контролируем эту страну, мы скрываемся в ваших городах и деревнях. Белые фермеры пали духом, их жены устали от войны. Черные поселенцы почти открыто сочувствуют нашему делу. Великобритания и весь мир против вас. Даже в самой Южной Африке и те немногие, кто еще за вас, разочаровываются в борьбе. Скоро, очень скоро…
   Они бежали и спорили. Шон не мог побороть невольного восхищения своим пленником. Чайна обладал острым живым умом, превосходно владел английским и разбирался в политике и военной тактике. Он был в отличной физической форме, очень вынослив. Шон чувствовал, как напрягались стальные мускулы на его руке, когда поддерживал его. Немногие смогли бы выдержать такой темп марша, испытывая боль от разорванной перепонки.
   «Из него вышел бы отличный скаут, — думал Шон. — Вот если бы нам удалось перевербовать его!»
   Ведь многие ценные сотрудники, работающие сейчас на Шона, являлись бывшими партизанами, умело перевербованными родезийской разведкой.
   Пока они бежали, Шон пристально изучал Чайну. Он был на несколько лет моложе Шона. Точеные черты жителя нильской долины, скорее эфиопские, чем машонские. Узкий нос с широкой переносицей, губы — четко очерченные, а не широкие и вывернутые, как у большинства негров. Даже морфий не смог затуманить блеска мысли в больших темных глазах. Он был красив, при этом наверняка жесток и безжалостен — без этого ему бы нипочем не достигнуть его нынешнего положения.
   «Да, он мне нужен, — наконец решил Шон. — Бог мой, да он стоит целого полка! — И полковник еще крепче стиснул руку пленника жестом собственника. — Малыша обработают по полной программе».
   В середине дня авангард наткнулся на патруль ФРЕЛИМО, который бойцы смели с дороги, даже не замедляя бега. Когда мимо пробегал основной отряд, тела в пятнистом камуфляже лежали на обочине дороги.
   Скауты встретились с автоколонной уже после полудня. Грузовики сопровождало несколько бронетранспортеров. Встречающие привезли в переносных холодильниках охлажденное пиво, показавшееся людям, которые покрыли семьдесят две мили за семь часов, настоящим нектаром.
   Шон протянул банку товарищу Чайне. — Извини за ухо, — сказал он и отсалютовал жестяной банкой.
   — Я бы поступил с тобой так же, — одними губами улыбнулся Чайна, но глаза остались непроницаемы. — Ну, за встречу? — предложил он тост.
   — За эту, и за следующую, — согласился Шон и вскоре передал Чайну в руки отряда охранников под командованием белого сержанта. Затем он забрался в головную машину, чтобы завершить вывод отряда с вражеской территории.
   Шон отдал команду трогаться, и через десять с половиной часов после начала атаки они вернулись на базу. Ян Смит, премьер-министр, лично вышел на связь, чтобы поздравить полковника Кортни и сообщить о награде — пряжка к серебряному кресту.
   Шон узнал о побеге товарища Чайны, только когда колонна прибыла вечером в лагерь.
   По-видимому, Чайна разрезал брезентовый верх грузовика и ускользнул, пока охрана дремала. Скованный наручниками, он выпрыгнул из машины, которая шла на полной скорости. Из-за пыли, поднимаемой колесами грузовика, беглеца не заметили, а он тем временем откатился под высокие стебли слоновьей травы на обочине, в которых и скрылся.
   Два месяца спустя Шон увидел рапорт разведки, в котором указывалось, что именно Чайна стоял во главе нападения и уничтожения конвоя с продовольствием на дороге Монт-Дарвин.
 
   — Да, Матату, я все помню, — ответил Шон на вопрос африканца и, прежде чем развернуть «бичк-рафт», сделал еще один круг над местом, где находилась база террористов.
   Ему еще не приходилось залетать так далеко на юг, до самой железной дороги, соединявшей порт Бейра с границей Зимбабве, у которой не было собственного выхода к морю.
   Эта территория как раз и являлась основным центром сосредоточения активности регулярных подразделений и повстанцев. Местность буквально кишела отрядами ФРЕЛИМО и войсками Зимбабве, причем обе стороны имели на вооружении ракеты РПД. И те и другие с радостью расстреляли бы самолет без опознавательных знаков, летящий на низкой высоте.