Страница:
Сидя в высоком кресле вертолета, генерал Чайна вспоминал все это. Ему казалось, что отсюда он видит повсеместный хаос и неразбериху. Вся страна была подобна созревшему нарыву, а в подобных случаях очень часто верх берет хитрость и жестокость.
Из всех полевых командиров генерал Чайна показал себя за эти годы наиболее способным. С каждым очередным успехом и победой его позиции укреплялись. Среди трех группировок РЕНАМО его армия была самой сильной. Номинально всем движением сопротивления руководил центральный комитет, но, как ни парадоксально, после каждой неудачи движения росли престиж и влияние именно генерала Чайны. Все больше и больше центральный комитет вынужден был считаться с его желаниями. Та скорость, с какой они выполнили его запрос о пилоте и авиационных специалистах, доказывала это, как ничто другое. Конечно, уничтожение русской эскадрильи и захват вертолета невероятно подняли его престиж и значение, в то время как обладание таким замечательным средством передвижения, на котором он теперь парит над дикими районами, сделало его положение просто уникальным по силе.
Генерал Чайна улыбнулся этой мысли и проговорил в микрофон своего летного шлема:
— Пилот, вы уже видите деревню?
— Пока нет, генерал. По моим предположениям до нее еще несколько минут полетного времени.
Португальскому пилоту недавно перевалило за тридцать. Еще слишком молод, чтобы успеть пройти огонь, воду и медные трубы, но достаточно зрел, чтобы набраться опыта и осторожности. Это был симпатичный мужчина с оливковой кожей, висячими усами и черными блестящими глазами хищной птицы. Поначалу он управлял машиной крайне аккуратно и осторожно, но с каждым часом полета, по мере того как он открывал для себя все новые и новые качества воздушной машины, его мастерство росло.
Два португальских техника взяли на себя командование русскими и следили за каждым их движением. Одним из преимуществ вертолета являлось то, что его можно было обслуживать в любых условиях и для этого не требовалось специального оборудования. Старший техник заверил генерала Чайну, что захваченных им в лагере запасных частей и инструментов вполне хватит, чтобы поддерживать вертолет в рабочем состоянии сколь угодно долго. В малом количестве им достались только ракеты и реактивные снаряды, но это компенсировалось почти миллионным запасом снарядов для 12,7-миллиметровой пушки, который они тоже захватили в лагере.
Потребовалось сто пятьдесят носильщиков, чтобы унести оборудование, а еще пятьсот носильщиков несли по двадцатипятилитровой канистре с авиационным бензином каждый. В качестве носильщиков РЕНАМО обычно использовало женщин, которых с детства тренировали переносить тяжести на голове. Захваченного количества авиационного бензина должно было хватить на двести часов полетов, а к тому времени, когда он закончится, был вполне реальный шанс захватить цистерну с горючим у ФРЕЛИМО, или на железнодорожной ветке, или на прибрежных дорогах, которые все еще были открыты для движения.
Но на данный момент генерала Чайну занимало больше рандеву, которое он назначил по радио генералу Типпу Типу, командующему южными силами РЕНАМО.
— Генерал, вижу деревню, — послышался в наушниках голос пилота.
— Очень хорошо, я тоже ее вижу, — ответил Чайна. — Поворачивайте к ней.
Когда вертолет приблизился, Шон перелез на другой сук и вытянулся вдоль него в тени густо покрытой листьями ветки. Хотя он и знал, что поворачивать лицо в сторону летящего вертолета опасно, он понадеялся на свой загар и бороду, которая не даст солнечным лучам отражаться от лица, и посмотрел на летящий вертолет
Он понимал, что их жизнь зависит от того, сумеют они укрыться от этого монстра или нет, и, глядя на вертолет, он прикидывал примерные границы поля обзора у пилота и у стрелка. Знание мертвых точек стрелка и его оружия могло стать для Шона вопросом жизни и смерти.
Он заметил, как пушки, находящиеся под кабиной воздушного корабля, резко повернулись вправо-влево и обратно, как будто стрелок специально для него продемонстрировал их возможности. Шон не знал, что это генерал Чайна, упиваясь свалившейся на него силой, играет с пультом управления, но эти движения хорошо продемонстрировали зону охвата пушек. Стволы от замка до замка могли поворачиваться только на тридцать градусов, во всех остальных случаях для поражения цели пилот должен был повернуть машину вокруг собственной оси.
Теперь вертолет был совсем близко. Шон мог разглядеть теперь даже мельчайшие детали на корпусе: от алого лозунга на носу вертолета до головок заклепок, крепящих титановые щиты. Он искал слабую точку, какую-нибудь брешь в массивной броне, но за те несколько секунд, пока вертолет проносился у него над головой, он понял, что машина неуязвима, за исключением воздухозаборников двигателя, которые, как два вытаращенных глаза, виднелись над пилотской кабиной. Воздухозаборники были закрыты дисками из легкого металла с прорезями, предназначенными для того, чтобы предотвратить попадание пыли и прочего мусора, поднятого с земли винтами при посадке или низком полете, в турбины. Однако эти прикрытия были не настолько прочны, чтобы выдержать удар ракеты «стингера». А еще Шон увидел, что именно там были и необходимые для работы зазоры, в которые человек вполне мог бы просунуть голову. Под хорошим углом с близкого расстояния хороший снайпер мог бы попасть туда пулеметной очередью и повредить турбинные лопатки. Шон знал, что даже маленький осколок от таких лопаток мог разбалансировать турбину и вызвать такую вибрацию двигателя, что он в считанные секунды разлетится на мелкие кусочки.
— Чертовски хороший выстрел, и чертовски много удачи, — пробормотал Шон, всматриваясь вверх слезящимися глазами.
Внезапно свет, отраженный от бронированного стекла кабины, изменил угол, и Шон смог увидеть внутренности кабины.
Как только он, несмотря на пластиковый летный шлем и темные очки, узнал генерала Чайну, в душе у него поднялась волна ненависти. Там сидел человек, которого он с чистой совестью мог обвинить в смерти Джоба и во всех прочих их трудностях и неприятностях.
— Ну, я еще доберусь до тебя, — пробормотал Шон. — Господи, как я хочу до тебя добраться!
Чайна, казалось, почувствовал силу его ненависти, так как слегка повернул голову в его сторону и через зеркальные солнцезащитные очки уставился прямо на ветку, где затаился Шон. Шон же всем телом вжался в спасительный сук.
Но тут внезапно вертолет нырнул в сторону, продемонстрировав свое серое в пятнах брюхо. Вихрь от винта обрушился на дерево, встряхнув его ветки, но Шон понял, что все это была иллюзия и Чайна не заметил его.
Он проследил глазами, как огромная машина легла на новый курс, затем в нескольких милях режим работы двигателя изменился, в звуке турбин появились высокие нотки. Вертолет на какое-то мгновение завис над лесом, а потом начал снижаться и пропал из поля зрения.
Шон слез с дерева. При первых звуках приближающегося вертолета Матату загасил маленький костер, но кукурузная каша уже успела свариться.
— Поедим на ходу, — приказал Шон. Клодия тихо застонала, но все же поднялась на ноги. У нее каждый мускул на ногах и спине ныл от усталости.
— Извини, красотка, — сказал он, обнимая ее за плечи, — Чайна приземлился всего в паре миль отсюда. Возможно, в деревне Домб, и я просто уверен, что у него есть там свои войска. Нам надо уходить.
Они на ходу съели свои порции горячей липкой соленой кукурузной каши и запили ее пахнущей тиной и водорослями водой из фляжек.
— С этого дня, — сказал Шон Клодии, — мы переходим на подножный корм. Чайна дышит нам в спину.
* * *
Из всех полевых командиров генерал Чайна показал себя за эти годы наиболее способным. С каждым очередным успехом и победой его позиции укреплялись. Среди трех группировок РЕНАМО его армия была самой сильной. Номинально всем движением сопротивления руководил центральный комитет, но, как ни парадоксально, после каждой неудачи движения росли престиж и влияние именно генерала Чайны. Все больше и больше центральный комитет вынужден был считаться с его желаниями. Та скорость, с какой они выполнили его запрос о пилоте и авиационных специалистах, доказывала это, как ничто другое. Конечно, уничтожение русской эскадрильи и захват вертолета невероятно подняли его престиж и значение, в то время как обладание таким замечательным средством передвижения, на котором он теперь парит над дикими районами, сделало его положение просто уникальным по силе.
Генерал Чайна улыбнулся этой мысли и проговорил в микрофон своего летного шлема:
— Пилот, вы уже видите деревню?
— Пока нет, генерал. По моим предположениям до нее еще несколько минут полетного времени.
Португальскому пилоту недавно перевалило за тридцать. Еще слишком молод, чтобы успеть пройти огонь, воду и медные трубы, но достаточно зрел, чтобы набраться опыта и осторожности. Это был симпатичный мужчина с оливковой кожей, висячими усами и черными блестящими глазами хищной птицы. Поначалу он управлял машиной крайне аккуратно и осторожно, но с каждым часом полета, по мере того как он открывал для себя все новые и новые качества воздушной машины, его мастерство росло.
Два португальских техника взяли на себя командование русскими и следили за каждым их движением. Одним из преимуществ вертолета являлось то, что его можно было обслуживать в любых условиях и для этого не требовалось специального оборудования. Старший техник заверил генерала Чайну, что захваченных им в лагере запасных частей и инструментов вполне хватит, чтобы поддерживать вертолет в рабочем состоянии сколь угодно долго. В малом количестве им достались только ракеты и реактивные снаряды, но это компенсировалось почти миллионным запасом снарядов для 12,7-миллиметровой пушки, который они тоже захватили в лагере.
Потребовалось сто пятьдесят носильщиков, чтобы унести оборудование, а еще пятьсот носильщиков несли по двадцатипятилитровой канистре с авиационным бензином каждый. В качестве носильщиков РЕНАМО обычно использовало женщин, которых с детства тренировали переносить тяжести на голове. Захваченного количества авиационного бензина должно было хватить на двести часов полетов, а к тому времени, когда он закончится, был вполне реальный шанс захватить цистерну с горючим у ФРЕЛИМО, или на железнодорожной ветке, или на прибрежных дорогах, которые все еще были открыты для движения.
Но на данный момент генерала Чайну занимало больше рандеву, которое он назначил по радио генералу Типпу Типу, командующему южными силами РЕНАМО.
— Генерал, вижу деревню, — послышался в наушниках голос пилота.
— Очень хорошо, я тоже ее вижу, — ответил Чайна. — Поворачивайте к ней.
Когда вертолет приблизился, Шон перелез на другой сук и вытянулся вдоль него в тени густо покрытой листьями ветки. Хотя он и знал, что поворачивать лицо в сторону летящего вертолета опасно, он понадеялся на свой загар и бороду, которая не даст солнечным лучам отражаться от лица, и посмотрел на летящий вертолет
Он понимал, что их жизнь зависит от того, сумеют они укрыться от этого монстра или нет, и, глядя на вертолет, он прикидывал примерные границы поля обзора у пилота и у стрелка. Знание мертвых точек стрелка и его оружия могло стать для Шона вопросом жизни и смерти.
Он заметил, как пушки, находящиеся под кабиной воздушного корабля, резко повернулись вправо-влево и обратно, как будто стрелок специально для него продемонстрировал их возможности. Шон не знал, что это генерал Чайна, упиваясь свалившейся на него силой, играет с пультом управления, но эти движения хорошо продемонстрировали зону охвата пушек. Стволы от замка до замка могли поворачиваться только на тридцать градусов, во всех остальных случаях для поражения цели пилот должен был повернуть машину вокруг собственной оси.
Теперь вертолет был совсем близко. Шон мог разглядеть теперь даже мельчайшие детали на корпусе: от алого лозунга на носу вертолета до головок заклепок, крепящих титановые щиты. Он искал слабую точку, какую-нибудь брешь в массивной броне, но за те несколько секунд, пока вертолет проносился у него над головой, он понял, что машина неуязвима, за исключением воздухозаборников двигателя, которые, как два вытаращенных глаза, виднелись над пилотской кабиной. Воздухозаборники были закрыты дисками из легкого металла с прорезями, предназначенными для того, чтобы предотвратить попадание пыли и прочего мусора, поднятого с земли винтами при посадке или низком полете, в турбины. Однако эти прикрытия были не настолько прочны, чтобы выдержать удар ракеты «стингера». А еще Шон увидел, что именно там были и необходимые для работы зазоры, в которые человек вполне мог бы просунуть голову. Под хорошим углом с близкого расстояния хороший снайпер мог бы попасть туда пулеметной очередью и повредить турбинные лопатки. Шон знал, что даже маленький осколок от таких лопаток мог разбалансировать турбину и вызвать такую вибрацию двигателя, что он в считанные секунды разлетится на мелкие кусочки.
— Чертовски хороший выстрел, и чертовски много удачи, — пробормотал Шон, всматриваясь вверх слезящимися глазами.
Внезапно свет, отраженный от бронированного стекла кабины, изменил угол, и Шон смог увидеть внутренности кабины.
Как только он, несмотря на пластиковый летный шлем и темные очки, узнал генерала Чайну, в душе у него поднялась волна ненависти. Там сидел человек, которого он с чистой совестью мог обвинить в смерти Джоба и во всех прочих их трудностях и неприятностях.
— Ну, я еще доберусь до тебя, — пробормотал Шон. — Господи, как я хочу до тебя добраться!
Чайна, казалось, почувствовал силу его ненависти, так как слегка повернул голову в его сторону и через зеркальные солнцезащитные очки уставился прямо на ветку, где затаился Шон. Шон же всем телом вжался в спасительный сук.
Но тут внезапно вертолет нырнул в сторону, продемонстрировав свое серое в пятнах брюхо. Вихрь от винта обрушился на дерево, встряхнув его ветки, но Шон понял, что все это была иллюзия и Чайна не заметил его.
Он проследил глазами, как огромная машина легла на новый курс, затем в нескольких милях режим работы двигателя изменился, в звуке турбин появились высокие нотки. Вертолет на какое-то мгновение завис над лесом, а потом начал снижаться и пропал из поля зрения.
Шон слез с дерева. При первых звуках приближающегося вертолета Матату загасил маленький костер, но кукурузная каша уже успела свариться.
— Поедим на ходу, — приказал Шон. Клодия тихо застонала, но все же поднялась на ноги. У нее каждый мускул на ногах и спине ныл от усталости.
— Извини, красотка, — сказал он, обнимая ее за плечи, — Чайна приземлился всего в паре миль отсюда. Возможно, в деревне Домб, и я просто уверен, что у него есть там свои войска. Нам надо уходить.
Они на ходу съели свои порции горячей липкой соленой кукурузной каши и запили ее пахнущей тиной и водорослями водой из фляжек.
— С этого дня, — сказал Шон Клодии, — мы переходим на подножный корм. Чайна дышит нам в спину.
* * *
Вертолет завис в сотне футов над дорогой, проходившей через деревню Домб. Это была единственная в здешних краях дорога, а сама деревня представляла собой скопище примерно двадцати небольших домиков, которые уже давно покинули обитатели. Стекла в окнах были выбиты, а штукатурка на белых стенах местами обвалилась оставив язвы, напоминающие проказу. Термиты изъели стропила и балки, а проржавевшие и прогнувшиеся кровельные листы лохмотьями свисали с крыши. Все эти здания вдоль дороги были когда-то маленькими представительскими магазинчиками, вездесущими в Африке дукас, принадлежащими торговцам-индусам. Единственная выцветшая вывеска висела под пьяным углом между двумя красными плакатами «Пепси-колы» и напоминала о «Патель и Патель». Сама дорога была покрыта грязью, усыпана мусором и разными обломками, в давно неиспользуемых колеях росли сорняки.
— Спускайся, — приказал Чайна. Вертолет начал опускаться на дорогу, поднимая водоворот сухих листьев, обрывков бумаги, использованных полиэтиленовых пакетов и прочего мусора. На веранде под вывеской «Патель и Патель» сидели люди. Среди заброшенных домов тоже виднелись люди, человек пятьдесят, а то и больше, вооруженные до зубов, одетые в смесь камуфляжной, военной и гражданской одежды — обычная разношерстная форма африканских диверсантов.
Вертолет приземлился на разбитой дороге, и пилот сбросил обороты турбин, винт замедлил вращение, а звук двигателя перешел на тихий рокот. Генерал Чайна открыл дверцу бронированной кабины, легко спрыгнул на землю и повернулся лицом к группе людей, стоящих на крыльце главного магазина.
— Типпу Тип, — сказал он и распростер руки в братском приветствии, — как я рад тебя видеть.
Он старался говорить громко, чтобы перекричать шум двигателя.
Генерал Типпу Тип спустился по ступенькам ему навстречу, его руки тоже были широко раскинуты. Они обнялись с тем абсолютным лицемерием, с каким могут обниматься только два смертельных соперника, которые знают, что в один прекрасный день вполне могут убить друг друга.
— Старый дружище, — сказал Чайна и несколько мгновений подержал Типпу на расстоянии вытянутых рук, тепло и сердечно улыбаясь.
Типпу Тип не было его настоящим именем, он позаимствовал его, как «nom de guerre» или своего рода военный псевдоним, у одного арабского работорговца и контрабандиста слоновой кости прошлого века. Однако и само имя, и связанные с ним ассоциации прекрасно ему подходят, подумал Чайна, оглядывая его. Перед ним стоял жулик и разбойник классического покроя, человек, с которым, как бы ты к нему ни относился, надо было держать ухо востро.
Он был невысок, его макушка доходила Чайне до подбородка, зато все остальное в нем было массивным. Его грудь не уступала груди вожака стаи горилл, его руки свисали так, что костяшки пальцев болтались на уровне колен. Его голова напоминала огромный гранитный валун, балансирующий на вершине каменной пирамиды. Он брил голову, зато его борода представляла собой настоящий свисающий на грудь матрац из черных завитков. Над бородой помещались полные мясистые губы, а также широченные лоб и нос.
Лоб его был повязан хлопчатобумажным платком в веселую полоску, зато надетый на голое тело жилет из дубленой кожи антилопы куду был распахнут и обнажал массивную грудь, покрытую черными колечками шерсти, а торчащие из жилетки руки бугрились огромными рельефными мышцами.
Он улыбнулся Чайне в ответ, его зубы сверкали, как перламутр, и представляли резкий контраст с желтыми, испещренными сетью кровеносных сосудиков белками глаз.
— Твое присутствие придаст этому дню аромат цветущей мимозы, — сказал он на шанганском, и его внимание тут же переключилось на огромный вертолет, с которого высадился Чайна.
Зависть Типпу Типа была так велика, что Чайне показалось, будто она, как горящая сера, оставляет в воздухе запах, а на языке вкус.
Эта машина изменила тонкий и крайне неустойчивый баланс, существовавший между двумя наиболее влиятельными военачальниками РЕНАМО. Типпу Тип не мог отвести от вертолета глаз. Было вполне очевидно, что он хотел бы рассмотреть машину поближе, но Чайна взял его за локоть и повел обратно в тень веранды. Пилот не выключал до конца двигатели, и как только Чайна и хозяин вышли из-под винта, он запустил двигатель на полную мощность и потянул ручку на себя. Машина поднялась в воздух и, развернувшись, легла на обратный курс.
Типпу Тип вывернулся из рук Чайны и, прикрыв глаза от солнца ладонью, проводил улетающую машину взглядом. В его затуманенных завистью глазах был такой голод, будто он наблюдал, как прекрасная обнаженная женщина совершает перед ним непристойные действия. Чайна позволил ему поглазеть на это зрелище до тех пор, пока вертолет не пропал из виду. Он отослал эту прекрасную машину обратно только потому, что прекрасно знал и понимал Типпу Типа. Он знал: оставь он машину здесь, соблазн будет настолько велик, что трудно будет удержаться, а предательство и коварство для них обоих были так же естественны, как для других людей дыхание.
Типпу Тип вдруг затрясся и без видимых причин рассмеялся.
— Мне сказали, что ты уничтожил целую эскадрилью и захватил одну из этих штук, и я сказал: «Чайна — это лев среди людей, и это мой брат!»
— Пойдем, брат, — согласился Чайна. — На солнце жарко.
На веранде в тени для них уже были приготовлены стулья, а две женщины Типпу Типа принесли им глиняные горшки с пивом, густым, как каша, и освежающе терпким. Девушки были еще подростками, маленькие красавицы с глазами лани. Типпу любил женщин и всегда окружал себя ими. Это одна из его слабостей, подумал Чайна и улыбнулся снисходительной улыбкой. Сам он пользовался и мальчиками и девочками с одинаковым наслаждением, но только ради краткого разнообразия, и вовсе не относился к этому как к жизненной необходимости. Женщины только на мгновение привлекли его внимание, и он опять повернулся к генералу Типпу.
Телохранители удалились за пределы слышимости, и Типпу Тип взмахом руки велел девушкам удалиться.
— А ты, брат? — спросил Чайна. — Как твои ратные дела? Я слышал, что ты прихватил ФРЕЛИМО за голову, засунул ее между его ног и дал ему вдоволь наглядеться на собственную задницу. Это так?
Конечно, это была неправда. Как командующий южной группировкой РЕНАМО Типпу Тип был ближе к порту и столице Мапуту, которая была центром правительственной власти. Таким образом, он в большей степени нуждался в военной помощи Южной Африки, поскольку стоял на линии постоянных атак и контратак ФРЕЛИМО. Чайна знал, что за последние несколько месяцев войска Типпу Типа потерпели несколько жестоких поражений, в результате чего потеряли много людей и большие территории на юге, но сейчас Типпу зачмокал губами и закивал головой.
— Мы проглотили все, что ФРЕЛИМО послало против нас. Проглотили, ни икнув, ни перднув.
Они слегка поспорили за кружкой пива, улыбаясь и посмеиваясь, но наблюдая друг за другом, как львы за добычей, готовые в любой момент прыгнуть на противника или защищаться до конца. Чайна пробормотал:
— Я рад услышать, что у тебя дела идут хорошо. Я прибыл сюда посмотреть, может быть, мой вертолет поможет тебе в борьбе с ФРЕЛИМО. — Он раскинул руки в отчаянном жесте. — Но я вижу, моя помощь тебе не нужна.
Это была макиавеллиевская интрига, и Чайна наблюдал, как ее острие пробило оборону Типпу Типа и выражение лица его собеседника изменилось. Чайна знал, что попросить о помощи такого человека, как он, было бы серьезной тактической ошибкой. Типпу Типа носом, как гиена, чувствовал любую слабость. Чайна использовал вертолет как приманку, покрутил его несколько мгновений перед глазами соперника и тут же легким взмахом руки отослал прочь.
Типпу мигал и улыбался, но под этой маской дружелюбия судорожно искал ответ. Он тоже ненавидел признавать свои ошибки и поражения перед тем, кто, как он знал, может воспользоваться этим самым бесстыжим способом, но в то же время ему страшно хотелось заполучить эту баснословную машину.
— Я с радостью приму помощь от брата, — вежливо согласился он, — особенно от брата, который разъезжает по небу на собственном хеншо. — А затем быстро добавил: — Может быть, и я смогу оказать ему взамен какую-нибудь небольшую услугу?
«Ловкий мошенник! — с восторгом подумал Чайна. — Он прекрасно знает, что я приехал сюда не ради сочувствия. Он знает, что мне что-то надо».
Оба они тут же отступили и по африканской манере спрятались за щиты любезностей и банальностей, возвращаясь к главной теме лишь намеками и почти кокетливо.
— Я устроил ловушку для ФРЕЛИМО, — похвастался Типпу Тип. — Я отошел из лесов около Сейва.
На самом деле он был выбит из этих бесценных местных лесов после тяжелых боев, столкнувшись с самыми яростными атаками ФРЕЛИМО за все время с начала этой долгой кампании.
— Хитро, — согласился Чайна, позволив промелькнуть в этой фразе нотке сарказма. — Это очень здорово придумано — оставить ФРЕЛИМО лес, а с их стороны было большой глупостью сунуться туда.
Леса вокруг Сави были настоящей сокровищницей — железные деревья, которые за их плотную мелковолокнистую древесину еще называют деревьями слоновой кости, высотой в семьдесят футов. Великолепное родезийское красное дерево, бревна которого достигают пяти футов в диаметре, и, кроме того, самое редкое и ценное из африканских деревьев, тамботи, или африканский сандал, с его богатой узорами и ароматной древесиной.
Возможно, нигде больше на континенте не было такой концентрации такой ценной древесины. Это составляло последний национальный ресурс разоренной страны. Сначала были истреблены слоновьи стада затем из пулеметов с воздуха были расстреляны носороги и буйволы. Советские и северокорейские рыбаки вычерпали едва ли не всех креветок и всю рыбу в богатых теплых мозамбикских прибрежных водах. А другие иностранцы по лицензии и с одобрения ФРЕЛИМО изрядно понизили поголовье крокодилов в озере Кабора-Басса. Нетронутыми остались только леса.
Мозамбикское правительство отчаянно нуждалось в иностранной валюте, сильнее, чем все остальные молодые независимые африканские государства. Уже несколько десятилетий страна вела изнурительную партизанскую войну, досуха обескровившую ее экономику Эти леса являлись последней ценностью, которую можно было продать за твердую валюту.
— Они ввели туда рабочие батальоны, двадцать, а может быть, тридцать тысяч рабов, — сказал Типпу Тип.
— Так много? — с интересом спросил Чайна. — Где они столько набрали?
— Они согнали с земли последних крестьян, совершили налеты на лагеря беженцев, собрали всех бродяг и безработных в трущобах Мапуту. Они назвали это «Демократической программой всеобщей занятости» и теперь мужчины и женщины работают от восхода до заката за десять эскудо в день, а ежедневное пропитание обходится им в пятнадцать эскудо. — Типпу Тип откинул голову и засмеялся, правда, скорее с восхищением. — Иногда ФРЕЛИМО не такие уж и дураки, — признал он. — Получается, что рабочие трудовых батальонов сами платят правительству по пять эскудо в день за привилегию валить государственный лес, да, великолепно придумано!
— И ты позволяешь ФРЕЛИМО делать это? — спросил Чайна.
Но его не интересовало положение рабочих батальонов. Одно шестидесятифутовое бревно тамботи оценивалось примерно в пятьдесят тысяч американских долларов, а леса простирались на сотни тысяч акров.
— Конечно, я позволяю им это делать, — согласился Типпу Тип. — Они не смогут вывезти бревна, пока не восстановят железную или автомобильную дороги. А пока они складывают бревна в штабеля около старой железнодорожной станции. Мои лазутчики учитывают каждое добавленное в штабель бревно.
Из кармана своей жилетки из кожи антилопы куду Типпу Тип достал потрепанную записную книжку в пластиковой обложке и показал Чайне цифры, аккуратно записанные синей шариковой ручкой на последней странице.
Чайна сохранял равнодушное выражение лица, но, когда он прочитал общую цифру, его глаза под солнцезащитными очками в золотой оправе заблестели. Эта сумма в долларах могла бы финансировать военные расходы обеих армий на ближайшие пять лет, этой суммы вполне бы хватило, чтобы купить союз наций или устроить маленький военный переворот и стать пожизненным президентом страны.
— Наступает время, когда мне пора вернуться в леса и забрать там товар, который для меня подготовило ФРЕЛИМО.
— А как ты собираешься экспортировать древесину? Бревно тамботи весит сотню тонн, кто его у тебя купит?
Типпу Тип хлопнул в ладоши и крикнул одного из своих помощников, который сидел на корточках в тени дома на противоположной стороне улицы. Солдат вскочил и поспешил туда, где сидели два генерала. Он присел и на растрескавшемся бетонном полу веранды между стульями генералов разложил полевую карту, которую, чтобы она не скручивалась, придавил двумя кусками бетона. Типпу Тип и Чайна наклонились и принялись ее рассматривать.
— Вот леса, — Типпу Тип обвел пальцем большую площадь, расположенную между реками Рио-Сави и Лимпопо, как раз точно на юг от его позиций. — ФРЕЛИМО устроило склады древесины здесь, здесь и здесь.
— Дальше, — подбодрил его Чайна.
— Самый южный склад всего лишь в тридцати милях от северного берега Лимпопо, в тридцати милях от границы с Южной Африкой.
— Южная Африка порвала с нами отношения, они подписали соглашение с Чиссано и ФРЕЛИМО, — заметил Чайна.
— Договора и соглашения — всего лишь бумажки, — отмахнулся Типпу Тип. — Мы здесь говорим о древесине стоимостью в полмиллиарда американских долларов. Я уже получил подтверждение от наших надежных союзников на юге, что, если я сумею организовать доставку, они организуют переправку товара через границу и оплату через один из лиссабонских или цюрихских банков. — Он сделал паузу. — ФРЕЛИМО заготовило для меня товар, мне остается только забрать его и доставить по назначению.
— А мой новый вертолет поможет тебе забрать товар? — высказал предположение Чайна.
— Помочь — да, но я вполне могу добиться того же результата и собственными силами.
— Возможно, но совместную операцию можно будет провести быстрее и с большей уверенностью в успехе, — сказал Чайна. — С моим хеншо и поддержкой с севера мы меньше чем через неделю выбьем ФРЕЛИМО из леса.
Типпу Тип притворился, что обдумывает предложение, затем кивнул головой и деликатно заметил:
— Конечно, я могу вознаградить тебя за помощь, выделив тебе скромный процент от стоимости захваченного нами леса.
— Скромный — это не то слово, которое мне подходит, — вздохнул Чайна. — Я предпочитаю старый добрый социалистический термин «поровну», давай считать, что мы в равной доле?
Типпу Тип протестующе вскинул руки, и можно было подумать, что он покраснел.
— Это за пределами разумного, брат.
Еще час они торговались и спорили, медленно приближаясь к заключению сделки по дележу национального достояния и судьбы десяти тысяч людей в трудовых батальонах.
— Мои лазутчики донесли, что люди в лесоповальных лагерях на грани истощения, — в определенный момент заметил Типпу Тип. — ФРЕЛИМО посадило их на такой рацион, что почти все они больны и истощены до предела. Каждый день они сотнями умирают и сейчас валят в два раза меньше деревьев, чем пару месяцев назад. У ФРЕЛИМО уже не осталось людей для их замены, и вся эта затея потихоньку подходит к концу. Если мы будем ждать дальше, то выиграем немного. Надо атаковать немедленно, пока не начались дожди.
Чайна взглянул на свои дорогие часы, такой же символ его положения, как звезды на погонах. Вертолет вернется за ним через полчаса, пора кончать торговаться и заключать сделку. За несколько минут они обговорили последние детали, и Чайна, как бы между прочим, заметил:
— У меня к тебе еще одно дело.
Но его тон сразу же насторожил Типпу Типа, и тот переключил все свое внимание на просьбу «брата». Он подался вперед и положил свои руки, такие же громадные и сильные, как лапы медведя-гризли, на колени.
— Я преследую небольшую группку белых преступников. Похоже, они хотят добраться до южноафриканской границы.
Затем Чайна вкратце описал группу Шона и закончил:
— Я хочу, чтобы ты предупредил все свои войска в районе отсюда до Лимпопо, чтобы они были внимательны при встрече с этой группой.
— Белый мужчина и белая женщина, молодая белая женщина. Звучит интересно, мой брат, — задумчиво заметил Типпу Тип.
— Мужчина особенно важен. Женщина — американка и может представлять ценность как заложница, а в остальном она особого интереса не представляет.
— Для меня женщина всегда представляет ценность, — возразил Типпу Тип. — Особенно если она молодая и белая. Я люблю время от времени менять черных и белых. Ну, давай заключим еще одну сделку, мой брат, теперь поровну. Если я задержу этих белых беглецов, то ты берешь себе мужчину, а я оставляю у себя женщину. Идет?
Чайна ненадолго задумался, потом кивнул головой.
— Хорошо, ты получишь ее, но я хочу заполучить мужчину живым и невредимым.
— Именно в таком виде я хочу женщину, — хихикнул Типпу Тип. — Итак, опять по рукам.
Он протянул правую руку, и Чайна пожал ее. Посмотрев друг другу в глаза, оба поняли, что этот жест ничего не значит, что их соглашение будет действительным до тех пор, пока устраивает обоих, и что оно будет расторгнуто без всякого предупреждения, если обстоятельства вдруг переменятся.
— А теперь расскажи мне об этой молодой белой женщине, — предложил Типпу Тип. — Где ее последний раз видели, и что ты сделал, чтобы поймать ее?
— Спускайся, — приказал Чайна. Вертолет начал опускаться на дорогу, поднимая водоворот сухих листьев, обрывков бумаги, использованных полиэтиленовых пакетов и прочего мусора. На веранде под вывеской «Патель и Патель» сидели люди. Среди заброшенных домов тоже виднелись люди, человек пятьдесят, а то и больше, вооруженные до зубов, одетые в смесь камуфляжной, военной и гражданской одежды — обычная разношерстная форма африканских диверсантов.
Вертолет приземлился на разбитой дороге, и пилот сбросил обороты турбин, винт замедлил вращение, а звук двигателя перешел на тихий рокот. Генерал Чайна открыл дверцу бронированной кабины, легко спрыгнул на землю и повернулся лицом к группе людей, стоящих на крыльце главного магазина.
— Типпу Тип, — сказал он и распростер руки в братском приветствии, — как я рад тебя видеть.
Он старался говорить громко, чтобы перекричать шум двигателя.
Генерал Типпу Тип спустился по ступенькам ему навстречу, его руки тоже были широко раскинуты. Они обнялись с тем абсолютным лицемерием, с каким могут обниматься только два смертельных соперника, которые знают, что в один прекрасный день вполне могут убить друг друга.
— Старый дружище, — сказал Чайна и несколько мгновений подержал Типпу на расстоянии вытянутых рук, тепло и сердечно улыбаясь.
Типпу Тип не было его настоящим именем, он позаимствовал его, как «nom de guerre» или своего рода военный псевдоним, у одного арабского работорговца и контрабандиста слоновой кости прошлого века. Однако и само имя, и связанные с ним ассоциации прекрасно ему подходят, подумал Чайна, оглядывая его. Перед ним стоял жулик и разбойник классического покроя, человек, с которым, как бы ты к нему ни относился, надо было держать ухо востро.
Он был невысок, его макушка доходила Чайне до подбородка, зато все остальное в нем было массивным. Его грудь не уступала груди вожака стаи горилл, его руки свисали так, что костяшки пальцев болтались на уровне колен. Его голова напоминала огромный гранитный валун, балансирующий на вершине каменной пирамиды. Он брил голову, зато его борода представляла собой настоящий свисающий на грудь матрац из черных завитков. Над бородой помещались полные мясистые губы, а также широченные лоб и нос.
Лоб его был повязан хлопчатобумажным платком в веселую полоску, зато надетый на голое тело жилет из дубленой кожи антилопы куду был распахнут и обнажал массивную грудь, покрытую черными колечками шерсти, а торчащие из жилетки руки бугрились огромными рельефными мышцами.
Он улыбнулся Чайне в ответ, его зубы сверкали, как перламутр, и представляли резкий контраст с желтыми, испещренными сетью кровеносных сосудиков белками глаз.
— Твое присутствие придаст этому дню аромат цветущей мимозы, — сказал он на шанганском, и его внимание тут же переключилось на огромный вертолет, с которого высадился Чайна.
Зависть Типпу Типа была так велика, что Чайне показалось, будто она, как горящая сера, оставляет в воздухе запах, а на языке вкус.
Эта машина изменила тонкий и крайне неустойчивый баланс, существовавший между двумя наиболее влиятельными военачальниками РЕНАМО. Типпу Тип не мог отвести от вертолета глаз. Было вполне очевидно, что он хотел бы рассмотреть машину поближе, но Чайна взял его за локоть и повел обратно в тень веранды. Пилот не выключал до конца двигатели, и как только Чайна и хозяин вышли из-под винта, он запустил двигатель на полную мощность и потянул ручку на себя. Машина поднялась в воздух и, развернувшись, легла на обратный курс.
Типпу Тип вывернулся из рук Чайны и, прикрыв глаза от солнца ладонью, проводил улетающую машину взглядом. В его затуманенных завистью глазах был такой голод, будто он наблюдал, как прекрасная обнаженная женщина совершает перед ним непристойные действия. Чайна позволил ему поглазеть на это зрелище до тех пор, пока вертолет не пропал из виду. Он отослал эту прекрасную машину обратно только потому, что прекрасно знал и понимал Типпу Типа. Он знал: оставь он машину здесь, соблазн будет настолько велик, что трудно будет удержаться, а предательство и коварство для них обоих были так же естественны, как для других людей дыхание.
Типпу Тип вдруг затрясся и без видимых причин рассмеялся.
— Мне сказали, что ты уничтожил целую эскадрилью и захватил одну из этих штук, и я сказал: «Чайна — это лев среди людей, и это мой брат!»
— Пойдем, брат, — согласился Чайна. — На солнце жарко.
На веранде в тени для них уже были приготовлены стулья, а две женщины Типпу Типа принесли им глиняные горшки с пивом, густым, как каша, и освежающе терпким. Девушки были еще подростками, маленькие красавицы с глазами лани. Типпу любил женщин и всегда окружал себя ими. Это одна из его слабостей, подумал Чайна и улыбнулся снисходительной улыбкой. Сам он пользовался и мальчиками и девочками с одинаковым наслаждением, но только ради краткого разнообразия, и вовсе не относился к этому как к жизненной необходимости. Женщины только на мгновение привлекли его внимание, и он опять повернулся к генералу Типпу.
Телохранители удалились за пределы слышимости, и Типпу Тип взмахом руки велел девушкам удалиться.
— А ты, брат? — спросил Чайна. — Как твои ратные дела? Я слышал, что ты прихватил ФРЕЛИМО за голову, засунул ее между его ног и дал ему вдоволь наглядеться на собственную задницу. Это так?
Конечно, это была неправда. Как командующий южной группировкой РЕНАМО Типпу Тип был ближе к порту и столице Мапуту, которая была центром правительственной власти. Таким образом, он в большей степени нуждался в военной помощи Южной Африки, поскольку стоял на линии постоянных атак и контратак ФРЕЛИМО. Чайна знал, что за последние несколько месяцев войска Типпу Типа потерпели несколько жестоких поражений, в результате чего потеряли много людей и большие территории на юге, но сейчас Типпу зачмокал губами и закивал головой.
— Мы проглотили все, что ФРЕЛИМО послало против нас. Проглотили, ни икнув, ни перднув.
Они слегка поспорили за кружкой пива, улыбаясь и посмеиваясь, но наблюдая друг за другом, как львы за добычей, готовые в любой момент прыгнуть на противника или защищаться до конца. Чайна пробормотал:
— Я рад услышать, что у тебя дела идут хорошо. Я прибыл сюда посмотреть, может быть, мой вертолет поможет тебе в борьбе с ФРЕЛИМО. — Он раскинул руки в отчаянном жесте. — Но я вижу, моя помощь тебе не нужна.
Это была макиавеллиевская интрига, и Чайна наблюдал, как ее острие пробило оборону Типпу Типа и выражение лица его собеседника изменилось. Чайна знал, что попросить о помощи такого человека, как он, было бы серьезной тактической ошибкой. Типпу Типа носом, как гиена, чувствовал любую слабость. Чайна использовал вертолет как приманку, покрутил его несколько мгновений перед глазами соперника и тут же легким взмахом руки отослал прочь.
Типпу мигал и улыбался, но под этой маской дружелюбия судорожно искал ответ. Он тоже ненавидел признавать свои ошибки и поражения перед тем, кто, как он знал, может воспользоваться этим самым бесстыжим способом, но в то же время ему страшно хотелось заполучить эту баснословную машину.
— Я с радостью приму помощь от брата, — вежливо согласился он, — особенно от брата, который разъезжает по небу на собственном хеншо. — А затем быстро добавил: — Может быть, и я смогу оказать ему взамен какую-нибудь небольшую услугу?
«Ловкий мошенник! — с восторгом подумал Чайна. — Он прекрасно знает, что я приехал сюда не ради сочувствия. Он знает, что мне что-то надо».
Оба они тут же отступили и по африканской манере спрятались за щиты любезностей и банальностей, возвращаясь к главной теме лишь намеками и почти кокетливо.
— Я устроил ловушку для ФРЕЛИМО, — похвастался Типпу Тип. — Я отошел из лесов около Сейва.
На самом деле он был выбит из этих бесценных местных лесов после тяжелых боев, столкнувшись с самыми яростными атаками ФРЕЛИМО за все время с начала этой долгой кампании.
— Хитро, — согласился Чайна, позволив промелькнуть в этой фразе нотке сарказма. — Это очень здорово придумано — оставить ФРЕЛИМО лес, а с их стороны было большой глупостью сунуться туда.
Леса вокруг Сави были настоящей сокровищницей — железные деревья, которые за их плотную мелковолокнистую древесину еще называют деревьями слоновой кости, высотой в семьдесят футов. Великолепное родезийское красное дерево, бревна которого достигают пяти футов в диаметре, и, кроме того, самое редкое и ценное из африканских деревьев, тамботи, или африканский сандал, с его богатой узорами и ароматной древесиной.
Возможно, нигде больше на континенте не было такой концентрации такой ценной древесины. Это составляло последний национальный ресурс разоренной страны. Сначала были истреблены слоновьи стада затем из пулеметов с воздуха были расстреляны носороги и буйволы. Советские и северокорейские рыбаки вычерпали едва ли не всех креветок и всю рыбу в богатых теплых мозамбикских прибрежных водах. А другие иностранцы по лицензии и с одобрения ФРЕЛИМО изрядно понизили поголовье крокодилов в озере Кабора-Басса. Нетронутыми остались только леса.
Мозамбикское правительство отчаянно нуждалось в иностранной валюте, сильнее, чем все остальные молодые независимые африканские государства. Уже несколько десятилетий страна вела изнурительную партизанскую войну, досуха обескровившую ее экономику Эти леса являлись последней ценностью, которую можно было продать за твердую валюту.
— Они ввели туда рабочие батальоны, двадцать, а может быть, тридцать тысяч рабов, — сказал Типпу Тип.
— Так много? — с интересом спросил Чайна. — Где они столько набрали?
— Они согнали с земли последних крестьян, совершили налеты на лагеря беженцев, собрали всех бродяг и безработных в трущобах Мапуту. Они назвали это «Демократической программой всеобщей занятости» и теперь мужчины и женщины работают от восхода до заката за десять эскудо в день, а ежедневное пропитание обходится им в пятнадцать эскудо. — Типпу Тип откинул голову и засмеялся, правда, скорее с восхищением. — Иногда ФРЕЛИМО не такие уж и дураки, — признал он. — Получается, что рабочие трудовых батальонов сами платят правительству по пять эскудо в день за привилегию валить государственный лес, да, великолепно придумано!
— И ты позволяешь ФРЕЛИМО делать это? — спросил Чайна.
Но его не интересовало положение рабочих батальонов. Одно шестидесятифутовое бревно тамботи оценивалось примерно в пятьдесят тысяч американских долларов, а леса простирались на сотни тысяч акров.
— Конечно, я позволяю им это делать, — согласился Типпу Тип. — Они не смогут вывезти бревна, пока не восстановят железную или автомобильную дороги. А пока они складывают бревна в штабеля около старой железнодорожной станции. Мои лазутчики учитывают каждое добавленное в штабель бревно.
Из кармана своей жилетки из кожи антилопы куду Типпу Тип достал потрепанную записную книжку в пластиковой обложке и показал Чайне цифры, аккуратно записанные синей шариковой ручкой на последней странице.
Чайна сохранял равнодушное выражение лица, но, когда он прочитал общую цифру, его глаза под солнцезащитными очками в золотой оправе заблестели. Эта сумма в долларах могла бы финансировать военные расходы обеих армий на ближайшие пять лет, этой суммы вполне бы хватило, чтобы купить союз наций или устроить маленький военный переворот и стать пожизненным президентом страны.
— Наступает время, когда мне пора вернуться в леса и забрать там товар, который для меня подготовило ФРЕЛИМО.
— А как ты собираешься экспортировать древесину? Бревно тамботи весит сотню тонн, кто его у тебя купит?
Типпу Тип хлопнул в ладоши и крикнул одного из своих помощников, который сидел на корточках в тени дома на противоположной стороне улицы. Солдат вскочил и поспешил туда, где сидели два генерала. Он присел и на растрескавшемся бетонном полу веранды между стульями генералов разложил полевую карту, которую, чтобы она не скручивалась, придавил двумя кусками бетона. Типпу Тип и Чайна наклонились и принялись ее рассматривать.
— Вот леса, — Типпу Тип обвел пальцем большую площадь, расположенную между реками Рио-Сави и Лимпопо, как раз точно на юг от его позиций. — ФРЕЛИМО устроило склады древесины здесь, здесь и здесь.
— Дальше, — подбодрил его Чайна.
— Самый южный склад всего лишь в тридцати милях от северного берега Лимпопо, в тридцати милях от границы с Южной Африкой.
— Южная Африка порвала с нами отношения, они подписали соглашение с Чиссано и ФРЕЛИМО, — заметил Чайна.
— Договора и соглашения — всего лишь бумажки, — отмахнулся Типпу Тип. — Мы здесь говорим о древесине стоимостью в полмиллиарда американских долларов. Я уже получил подтверждение от наших надежных союзников на юге, что, если я сумею организовать доставку, они организуют переправку товара через границу и оплату через один из лиссабонских или цюрихских банков. — Он сделал паузу. — ФРЕЛИМО заготовило для меня товар, мне остается только забрать его и доставить по назначению.
— А мой новый вертолет поможет тебе забрать товар? — высказал предположение Чайна.
— Помочь — да, но я вполне могу добиться того же результата и собственными силами.
— Возможно, но совместную операцию можно будет провести быстрее и с большей уверенностью в успехе, — сказал Чайна. — С моим хеншо и поддержкой с севера мы меньше чем через неделю выбьем ФРЕЛИМО из леса.
Типпу Тип притворился, что обдумывает предложение, затем кивнул головой и деликатно заметил:
— Конечно, я могу вознаградить тебя за помощь, выделив тебе скромный процент от стоимости захваченного нами леса.
— Скромный — это не то слово, которое мне подходит, — вздохнул Чайна. — Я предпочитаю старый добрый социалистический термин «поровну», давай считать, что мы в равной доле?
Типпу Тип протестующе вскинул руки, и можно было подумать, что он покраснел.
— Это за пределами разумного, брат.
Еще час они торговались и спорили, медленно приближаясь к заключению сделки по дележу национального достояния и судьбы десяти тысяч людей в трудовых батальонах.
— Мои лазутчики донесли, что люди в лесоповальных лагерях на грани истощения, — в определенный момент заметил Типпу Тип. — ФРЕЛИМО посадило их на такой рацион, что почти все они больны и истощены до предела. Каждый день они сотнями умирают и сейчас валят в два раза меньше деревьев, чем пару месяцев назад. У ФРЕЛИМО уже не осталось людей для их замены, и вся эта затея потихоньку подходит к концу. Если мы будем ждать дальше, то выиграем немного. Надо атаковать немедленно, пока не начались дожди.
Чайна взглянул на свои дорогие часы, такой же символ его положения, как звезды на погонах. Вертолет вернется за ним через полчаса, пора кончать торговаться и заключать сделку. За несколько минут они обговорили последние детали, и Чайна, как бы между прочим, заметил:
— У меня к тебе еще одно дело.
Но его тон сразу же насторожил Типпу Типа, и тот переключил все свое внимание на просьбу «брата». Он подался вперед и положил свои руки, такие же громадные и сильные, как лапы медведя-гризли, на колени.
— Я преследую небольшую группку белых преступников. Похоже, они хотят добраться до южноафриканской границы.
Затем Чайна вкратце описал группу Шона и закончил:
— Я хочу, чтобы ты предупредил все свои войска в районе отсюда до Лимпопо, чтобы они были внимательны при встрече с этой группой.
— Белый мужчина и белая женщина, молодая белая женщина. Звучит интересно, мой брат, — задумчиво заметил Типпу Тип.
— Мужчина особенно важен. Женщина — американка и может представлять ценность как заложница, а в остальном она особого интереса не представляет.
— Для меня женщина всегда представляет ценность, — возразил Типпу Тип. — Особенно если она молодая и белая. Я люблю время от времени менять черных и белых. Ну, давай заключим еще одну сделку, мой брат, теперь поровну. Если я задержу этих белых беглецов, то ты берешь себе мужчину, а я оставляю у себя женщину. Идет?
Чайна ненадолго задумался, потом кивнул головой.
— Хорошо, ты получишь ее, но я хочу заполучить мужчину живым и невредимым.
— Именно в таком виде я хочу женщину, — хихикнул Типпу Тип. — Итак, опять по рукам.
Он протянул правую руку, и Чайна пожал ее. Посмотрев друг другу в глаза, оба поняли, что этот жест ничего не значит, что их соглашение будет действительным до тех пор, пока устраивает обоих, и что оно будет расторгнуто без всякого предупреждения, если обстоятельства вдруг переменятся.
— А теперь расскажи мне об этой молодой белой женщине, — предложил Типпу Тип. — Где ее последний раз видели, и что ты сделал, чтобы поймать ее?