Страница:
В конце концов им удалось все-таки заснуть на несколько часов, и проснулись они удивительно свежими и отдохнувшими, чтобы продолжить тренировки с того места, на котором они вчера ночью остановились.
Пока Клодия отрабатывала приемы атак с последними из учеников, Шон и Джоб отошли к модели вертолетной базы, и Шон объяснил свой план предстоящей операции. Джоб внимательно слушал и вставлял по ходу свои замечания, пока они наконец для себя все не уяснили: подход, само нападение, отход, с учетом возможных непредвиденных обстоятельств.
— Хорошо. — Шон поднялся. — Теперь это все надо рассказать нашим парням.
Солдаты-шанганы со вниманием смотрели на них со склонов амфитеатра, пока Шон и Джоб описывали им план предстоящего рейда. Для обозначения различных подразделений они использовали речную гальку, передвигая ее вперед и постепенно окружая место базирования вертолетов. Наконец импровизированная атака началась, Клодия управляла модельками вертолетов, и под одобрительные возгласы шантанов они один за другим падали, сбитые невидимыми ракетами на землю.
— Сержант Альфонсо, — сказал Шон, устанавливая на место вертолеты, — покажите нам заново весь ход операции.
Пять раз они репетировали атаку, отрабатывая ход действий. По очереди каждый из первых номеров расчетов повторил, как будут развиваться действия, и каждый раз выражения восторга по поводу крушения «хайндов» были ничуть не менее бурными. После пятого прогона сержант Альфонсо встал и обратился к Шону от имени всего отряда.
— Нкоси Какулу, — начал он. Еще никогда раньше он не использовал подобной формы обращения к Шону. Обычно так обращались только к самым великим вождям племен. Шон сознавал, какая честь ему оказана, и это было доказательством того, что он наконец заслужил глубокое уважение и преданность этих отчаянно гордых и видавших виды солдат.
— Великий Вождь, — сказал Альфонсо, — твои дети встревожены. — Его слова вызвали одобрительный шепот и кивание головами. — Во всем, что ты нам рассказал о битве, мы не услышали ни слова о том, что ты будешь там сам и поведешь нас за собой, вселяя огонь в наши души, как это было на Большой cкале. Так скажи же своим детям, Нкоси Какулу, что ты будешь с нами в разгар битвы и что мы услышим твой львиный рык, когда хеншо будут падать с неба, а бабуины ФРЕЛИМО побегут от нас, визжа, как девственницы в самую первую ночь.
Шон поднял руки.
— Нет, вы не мои дети, — сказал он. — Вы лучшие из мужчин, такие же мужчины, какими до вас были ваши отцы. — Это была самая высокая похвала, которой он мог их удостоить. — И, чтобы осуществить эту операцию, вы не нуждаетесь в моей помощи. Я научил вас всему, что я знаю. Пламя в вашей душе пылает с тем же неистовством, что и высокая сухая трава зимой. А мне пришла пора оставить вас. Это сражение вы выиграете сами. Я должен уйти, но я всегда буду горд тем, что мы стали друзьями и сражались бок о бок, как братья.
Послышался тихий недовольный ропот, они закачали головами и начали негромко переговариваться.
Шон обернулся и увидел, что, пока он говорил, подошел генерал Чайна и теперь тихо стоял под деревьями, глядя на него. За ним стояло с дюжину офицеров из его свиты и несколько человек из личной охраны, в бордовых беретах, но все они показались совершенно незначительными, когда Чайна выступил вперед и мгновенно приковал к себе внимание присутствующих.
— Вижу, приготовления закончены, полковник Кортни, — приветствовал он Шона.
— Да, все готово, генерал.
— Не будете ли вы любезны повторить все еще раз в моем присутствии?
Шон подозвал сержанта Альфонсо.
— Объясни все еще раз, — приказал он. Генерал Чайна встал у макета базы, сцепив руки за спиной с зажатой в них щегольской тростью, и своими быстрыми проницательными глазами уставился на показательное сражение, то и дело перебивая Альфонсо вопросами.
— Почему вы решили использовать только половину ракет?
— Колонна должна пройти сквозь расположение ФРЕЛИМО незамеченной. Ракеты же очень громоздкие и тяжелые. Слишком большое количество ракет будет лишним и лишь увеличит опасность обнаружения.
Чайна кивнул, и Шон продолжил:
— Вы также должны принимать во внимание возможность неудачного исхода операции. Если такое вдруг случится, а вы поставили на кон все «стингеры»… — Шон пожал плечами.
— Да, конечно, довольно мудро оставить часть «стингеров» про запас. Даже если рейд провалится, мы не останемся абсолютно беззащитными. Продолжайте.
Альфонсо раскрывал план шаг за шагом, демонстрируя с помощью цветных камешков, как расчеты будут занимать позиции и залягут в боевой готовности в пятистах метрах от периметра базы, по два расчета на каждое защищенное мешками с песком вертолетное укрытие.
По сигналу красной ракетой штурмовая группа пойдет в атаку с юга, подрывая по пути все встречающиеся цистерны с горючим при помощи РПГ-7, и устроит лобовую атаку по всему южному периметру.
— Хеншо испугаются, как только начнется стрельба, — объяснял Альфонсо. — Они попытаются сбежать, улетев, но будет момент, когда они оторвутся от земли, но еще не высоко взлетят, замерев в воздухе, как зависает сокол перед тем, как упасть вниз камнем. В этот момент мы и расстреляем их.
Шон и Чайна обсудили каждый пункт плана, пока наконец Чайна не остался удовлетворен.
— Итак, когда выступаете?
— Они выступают, — поправил Шон. — Мне больше здесь нечего делать. Сержант Альфонсо возглавит налет. Они выступят сегодня вечером за два часа до захода солнца, чтобы проникнуть на территорию ФРЕЛИМО ночью, пробудут в укрытии весь завтрашний день и нападут завтра ночью.
— Хорошо, — согласился Чайна. — А теперь я должен обратиться к солдатам.
Он был превосходным оратором, не мог не признать Шон, слушая, как Чайна напоминает им о последствиях победы ФРЕЛИМО и призывает их к подвигам и самопожертвованию. К тому времени, как он закончил говорить, лица солдат сияли, а в глазах пылал патриотический огонь. Генерал Чайна повысил голос:
— Все вы воины, поэтому мне хотелось бы услышать, как вы поете боевой гимн РЕНАМО.
Лес наполнился эхом поющих раскатистых низких мужских голосов, и Шон вдруг почувствовал, как глаза его увлажнились от переполнявших его эмоций. Он и не осознавал, как много эти люди стали значить для него, до того самого момента, когда он собрался покинуть их.
— Полковник, нам нужно поговорить наедине, — прервал его сентиментальные мысли генерал Чайна. — Пожалуйста, следуй за мной.
Шон предупредил Джоба и Клодию, чтобы они еще раз прогнали команды на симуляторах.
Он пошел следом за генералом, и когда они направились в командный бункер, Шон не обратил внимания на то, что охрана не последовала за ними, а осталась стоять у входа в амфитеатр с надменными выражениями лиц.
Дойдя до бункера, генерал Чайна провел Шона в свой подземный офис. Здесь для них уже был приготовлен чай, Шон наложил себе в кружку коричневатого сахара, размешал и с удовольствием сделал первый глоток.
— Итак, что ты хотел мне сказать? — спросил он. Чайна стоял к нему спиной, изучая висящую на стене карту, на которой цветными булавками было обозначено развивающееся наступление ФРЕЛИМО. Он не ответил на вопрос Шона, а Шону не хотелось задавать его снова. Он потягивал чай и ждал.
Из радиорубки явился связной и передал Чайне очередное сообщение. Прочитав его, Чайна издал возглас, в котором сквозили недовольство и тревога, и передвинул несколько цветных булавок. ФРЕЛИМО прорвалось на западе и неуклонно наступали.
— Мы не можем их сдержать, — не оглядываясь, наконец заметил вслух Чайна.
В бункере появился другой посыльный. Это был один из личных телохранителей Чайны в характерном бордовом берете. Он прошептал что-то генералу на ухо, и Шону показалось, что он услышал слово «американский». Это разожгло его интерес.
Чайна коротко улыбнулся и отпустил его кивком головы. Затем повернулся к Шону.
— Ничего не выйдет, — сказал он.
— Что не выйдет?
— Операция, как вы ее спланировали.
— Как известно, генерал, в войне ни в чем нельзя быть уверенным. Но я не согласен. Примерно шестьдесят процентов, что она удастся. Это неплохие шансы.
— Шансы были бы гораздо больше, возможно, около восьмидесяти процентов, если бы ты сам возглавил операцию, Кортни.
— Весьма польщен. Однако это лишь предположения. Я не собираюсь участвовать в рейде. Я возвращаюсь домой.
— Нет, полковник. Ты возглавишь атаку.
— Но мы ведь заключили сделку.
— Сделку? — Чайна рассмеялся. — Не будь таким наивным. Я заключаю сделки и расторгаю их, как только в этом возникает необходимость. Боюсь, сейчас как раз тот самый случай.
Шон вскочил на ноги, его лицо под густым загаром побелело.
— Я ухожу, — сказал он. Несмотря на ярость, его голос оставался негромким и сдержанным. — Я забираю своих людей и ухожу, сейчас же. Тебе придется убить меня, чтобы остановить.
Чайна дотронулся до своего изуродованного уха и снова улыбнулся.
— Мысль, в общем-то, не так уж и плоха. Но я думаю, до этого не дойдет.
— Посмотрим, — сказал Шон, пнув табурет, на котором сидел. Тот отлетел к стене и, ударившись об нее, опрокинулся. Шон развернулся и вышел.
— Ты вернешься, — негромко заверил его Чайна, но Шон сделал вид, что не услышал его. Он вышел на свежий воздух из душного подземелья и зашагал вниз по направлению к реке.
Он уже подошел к амфитеатру, когда понял, что что-то не в порядке.
Шанганы неподвижно сидели на своих местах, казалось, что они не двинулись с места с тех пор, как он последний раз их видел. Лицо Альфонсо было как будто высечено из черного базальта, невыразительно и скучно — та сама своеобразная глуповатая маска, которой африканцы защищают себя от сил, против которых другой защиты у них нет.
Джоб лежал на столе посреди амфитеатра. Его форма была вся в пыли, а фуражка валялась на земле. Он неуверенно помотал головой, и капли крови закапали из носа.
— Что случилось? — Шон подбежал к нему, и Джоб уставился на него, пытаясь сфокусировать взгляд. Его жестоко избили. Губы распухли и превратились в кровавые синяки, рот был полон крови. Одна бровь была рассечена, и из глубокой раны сочилась кровь и стекала вдоль переносицы. Кровь сочилась из обеих ноздрей, и при каждом вздохе в ноздрях лопались ярко-розовые пузыри. На лбу вспухли шишки, похожие на спелые виноградины, а мочка одного уха разорвана. На его перепачканной в грязи и в пыли куртке тоже виднелись пятна крови.
— Джоб, что, черт возьми, здесь?.. — Шон схватил его за плечо. — Кто?
— Я пытался их остановить! — выдавил Джоб, его глаза теперь были устремлены на Шона. — Пытался!
— Не волнуйся.
Шон хотел усадить его, но Джоб оттолкнул его руки и произнес:
— Клодия.
Шон почувствовал, как внутри него прокатывается ледяная волна ужаса.
— Клодия! — крикнул он и в ярости огляделся. — Где она, Джоб? Что произошло?
— Они забрали ее, — повторил Джоб. — Головорезы Чайны. Я пытался остановить их.
Шон схватился за пистолет.
— Где она, Джоб? — Он крепко стиснул рукоять пистолета.
— Не знаю. — Джоб вытер тыльной стороной ладони лицо и посмотрел на кровь. — Я был без сознания и не знаю, как долго.
— Чайна, ты, говноед-ублюдок! Я убью тебя! — Шон развернулся, готовый тут же броситься обратно в командный бункер.
— Шон, сначала подумай! — воскликнул Джоб, и Шон сдержался. Как часто Джоб удерживал его от необдуманных поступков только этими двумя словами: «Сначала подумай!»
Потребовалось огромное усилие воли, но через несколько секунд он сумел взять себя в руки и отбросить мысль об убийстве.
— Джоб, инструкции! — произнес он сквозь зубы. — Сожги их!
Джоб взглянул на него через пелену крови, застилавшей ему глаза.
— Сожги инструкции, — повторил Шон. — Это наша страховка. Мы единственные, кто изучил их.
Лицо Джоба просветлело.
— И дискеты! — воскликнул он.
— Точно! — сказал Шон. — И дискеты. Дай-ка мне их.
Пока Джоб торопливо запаковывал дискеты в чемоданчик, Шон прошел туда, где сидел Альфонсо, и отстегнул у него с пояса фосфорную ракету.
Работая быстро, он воспользовался шнуром от пистолета и гранатой, чтобы наспех соорудить взрывное устройство прямо внутри дипломата, где лежали дискеты. Он пропустил шнур пистолета в чеку гранаты и уложил ее в дипломат. Потом ножом проковырял дырку в крышке дипломата и продел в нее конец шнура. Закрыв дипломат, он крепко обвязал свободный конец шнура вокруг своего запястья.
— Пусть теперь Чайна попробует забрать их у меня, — мрачно сказал он. Если дипломат вырвут у него из рук или он уронит его, веревка немедленно выдернет чеку гранаты и будут уничтожены не только все кассеты, но и те, кто окажется поблизости. Он подождал, пока Джоб не подожжет все инструкции, сваленные в кучу. Когда они разгорелись, Шон приказал Джобу.
— Стой здесь и убедись, что они сгорели полностью.
Затем, подхватив дипломат с кассетами, направился обратно в командный бункер.
— Я же сказал, что ты вернешься, — приветствовал его Чайна ледяной саркастической улыбкой, которая быстро растаяла, когда он увидел, что Шон держит в руках, и шнур, обвивающий его запястье.
Шон поднял дипломат и потряс им.
— Здесь вся твоя вертолетная эскадрилья, Чайна, — сказал он, стараясь не выдавать душившей его ярости. — Без этого твои «стингеры» — всего лишь пустые болванки.
Взгляд Чайны метнулся к выходу из комнаты.
— Даже не думай об этом, — предупредил его Шон. — Внутри дипломата граната, фосфорная граната. А этот шнур ведет прямо к ее чеке. Если я уроню его, ну, например, если неожиданно умру или кто-то попытается вырвать дипломат из моих рук, все взорвется и здесь образуется миленький костерчик, так что с пятым ноября тебя.
Они пристально глядели друг на друга, стоя по разные стороны от стола.
— Что ж, полковник, у нас с тобой пат. — Улыбка Чайны снова появилась на лице — еще холоднее и страшнее, чем была до этого.
— Где Клодия Монтерро? — спросил Шон, и Чайна громко приказал, видимо, кому-то в радиорубке:
— Приведите женщину!
Они оба замерли в ожидании, оба настороже, не отрывая друг от друга глаз.
— Мне следовало бы подумать о кассетах, — медленно сказал Чайна. — Неплохо, полковник. Очень неплохо. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты возглавил атаку.
— Кстати, пока мы еще не отошли от этой темы, — ответил Шон, — я также сжег все инструкции к «стингерам». Теперь только мы втроем — я, Джоб и Клодия — знаем, как обращаться с ними.
— А как же шанганы, Альфонсо и Фердинанд? — возразил Чайна, и Шон злобно ухмыльнулся.
— Нет, Чайна. Они знают лишь как стрелять, но не знают, как запрограммировать микропроцессор на уничтожение цели. Мы нужны тебе, Чайна. Без нас «хайнды» доберутся до тебя, и самое ужасное, что ты ничего не сможешь с этим поделать. Так что не пытайся меня обмануть. Твоя жизнь в моих руках.
У входа послышалась какая-то возня, и оба обернулись к входу, через который в комнату, где находились Шон и Чайна, втолкнули Клодию.
Ее руки опять были закованы в наручники за спиной, кепки не было, а волосы растрепаны.
— Шон! — вырвалось у нее, когда она его увидела, но двое охранников держали ее и не давали вырваться. Они резко дернули ее и прижали к противоположной стене землянки.
— Скажи своим бабуинам, чтобы они сняли с нее наручники! — рявкнул Шон, и когда они злобно уставились на него, Чайна резко приказал:
— Посадите женщину на стул!
Они усадили ее на прочное кресло красного дерева и, следуя другому приказу Чайны, пристегнули ее запястья к ручкам.
— У меня есть что-то твое, полковник, а у тебя — мое. Может, договоримся? — предложил генерал Чайна.
— Отпусти нас, — незамедлительно сказал Шон. — На границе я отдам тебе кассеты.
Но Чайна с сожалением покачал головой.
— Неприемлемо. Вот мое встречное предложение. Ты возглавишь операцию против базы «хайндов». После ее успешного завершения Альфонсо проводит вас до границы.
Шон поднял минированный дипломат над головой, и Чайна улыбнулся. В ответ он достал из ножен на поясе свой походный нож с рукояткой из слоновой кости и пятидюймовым лезвием.
По-прежнему улыбаясь, он подошел к Клодии и резким движением вырвал у нее один волосок. Держа его двумя пальцами, он поднес к нему острие ножа. Половина темного волоса мягко спланировала на утрамбованный пол землянки.
— Вот какой он острый, — негромко сказал Чайна.
— Если ты убьешь ее, тебе нечем будет торговаться. — Голос Шона едва не дрожал от напряжения, и он почувствовал, что начинает покрываться потом.
— Нет, будет чем, — ответил Чайна. — Вот этим! — И кивнул своим людям, стоящим у дверей.
Ввели кого-то, кого Шон до этого никогда не видел. Какое-то создание с почти лысой, похожей на череп головой. Волосы свисали пучками, обнажая блестящие черные пролысины. Губ практически не осталось, и в провале рта виднелись зубы, слишком большие и слишком белые для этой полусгнившей головы.
По приказу Чайны стражники сняли какую-то грязную тряпку, прикрывшую тело, совершенно обнажив его, и через мгновение Шон понял, что перед ним женщина.
Ее тело напомнило ему ужасные фотографии выживших в Дахау и Освенциме..
Она была настоящим скелетом, покрытым морщинистой кожей. Пустые груди свисали до самого живота, живот же ввалился так, что таз казался каким-то костяным сосудом. На руках и ногах вообще не осталось плоти, локти и колени были гротескно увеличены.
Шон и Клодия в ужасе уставились на нее, не в силах вымолвить ни слова.
— Взгляните на язвы в области живота, — вежливо предложил Чайна, и они тупо повиновались.
Они не сразу рассмотрели выпуклые нарывы, твердые и блестящие, как спелые черные виноградины, под кожей сплошь покрывающие всю поверхность ее живота и исчезающие в жестких космах волос на лобке.
Пока все их внимание было приковано к этой жалкой фигуре, Чайна быстрым движением руки коснулся кончиком ножа ладони Клодии. Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но та была прикована наручником к ручке кресла и лишь дернулась на короткой цепочке. Клодия уставилась на тонкую змейку яркой крови, стекавшей по указательному пальцу на пол.
— Ты зачем это сделал, мерзкий ублюдок? — зарычал Шон.
— Это всего лишь царапина, — улыбнулся Чайна.
Он медленно приблизился к скелетоподобной обнаженной негритянке, направив нож на ее ссохшийся живот.
— Крайнее истощение и эти характерные поражения на животе сами говорят за себя, — объяснил он. — Женщина страдает от того, что у нас в Африке называется «тощей болезнью».
— СПИД, — прошептала Клодия, и ее голос наполнился ужасом от одного только звука этого слова.
Шон невольно и сам отступил на шаг от стоящей перед ними ужасной фигуры.
— Да, мисс Монтерро, — согласился Чайна, — СПИД в конечной стадии.
Он дотронулся до одного из твердых, как мрамор, шанкров на животе женщины кончиком ножа, но, когда он разрезал фурункул и гнойная жидкость, черная, как деготь, медленно начала сочиться из ранки, стекая тонкой струйкой на свалявшийся пучок ее лобковых волос, она никак не среагировала.
— Кровь, — прошептал Чайна и нежно зачерпнул ее кончиком блестящего серебристого лезвия. — Теплая живая кровь, в которой буквально кишат вирусы.
Он поднес ее к лицу Шона, и тот инстинктивно отшатнулся от лезвия, с кончика которого капала кровь.
— Да, — кивнул Чайна, — нечто такое, от чего даже самые смелые трепещут в страхе. Самая неотвратимая, самая медленная, самая отвратительная смерть, которая когда-либо существовала на свете.
Свободной рукой он обхватил запястье Клодии.
— А теперь подумайте об этой, другой крови. Сладкая, яркая кровь полной жизни красивой молодой женщины.
Царапина на руке Клодии была свежая, но кровь из нее почти прекратила течь.
— Кровь к крови, — прошептал Чайна, — больная кровь к здоровой крови.
Он поднес зараженное лезвие к руке Клодии, и она застыла, побледнев, незаметно пытаясь высвободиться из оков, лицо ее от ужаса стало бледным как мел, и она не могла оторвать взгляда от ножа.
— Кровь к крови, — повторил Чайна. — Так мы позволим им смешаться или нет?
Шон не мог произнести ни слова, он лишь тупо покачал головой, уставившись на нож.
— Ну так что, полковник, сделать это или нет? — спросил Чайна. — Теперь все зависит только от тебя. — Он поднес лезвие еще ближе к ране на гладкой загорелой коже Клодии. — Еще дюйм, полковник, — прошептал Чайна, и тут вдруг Клодия закричала; это был звенящий вопль ужаса и страха, но Чайна даже не вздрогнул. Он не смотрел ей в лицо, и рука, в которой был нож, была твердой и непоколебимой.
— Так что же мы будем делать, полковник Кортни? — спросил он.
Он опустил нож и коснулся ее запястья плоской стороной лезвия, оставляя на незапятнанной коже пятнышко зараженной крови всего в нескольких дюймах выше царапины на руке Клодии, затем медленно двинул нож вниз.
— Решай быстрее, полковник. Еще несколько секунд, и будет слишком поздно. — Нож оставлял на коже яркую полоску крови, похожую на липкий след какой-то омерзительной улитки. Он неотвратимо приближался к открытой ране.
— Хватит! — закричал Шон. — Остановись!
Чайна приподнял нож и вопросительно посмотрел на Шона.
— Означает ли это, что мы достигли соглашения?
— Да, черт тебя подери! Я сделаю это!
Чайна отбросил зараженный нож в угол землянки, затем открыл один из ящиков стола и достал бутылку с антисептиком. Он смочил свой носовой платок в концентрированной жидкости, а затем осторожно стер полосу зараженной крови с кожи Клодии.
Напряжение, в котором она находилась все эти минуты, наконец оставило ее, и девушка обмякла в кресле. Она тяжело дышала и мелко дрожала, как котенок, оставленный под дождем.
— Освободи ее, — хрипло сказал Шон, но Чайна отрицательно покачал головой.
— Сначала мы должны уточнить условия нашего соглашения.
— Хорошо, — прорычал Шон. — И первое условие то, что эта женщина отправляется на дело вместе со мной. Больше никаких темниц, полных крыс.
Чайна сделал вид, что обдумывает сказанное, затем кивнул.
— Хорошо, но вторым условием будет то, что если вы хоть в чем-то подведете меня, Альфонсо немедленно убьет ее.
— Позови сюда Альфонсо, — потребовал Шон. Испарина еще не высохла на его лбу, а голос был все еще хриплым и неуверенным. — Я хочу сам услышать, как ты отдаешь ему этот приказ.
Альфонсо стоял по стойке смирно и с каменным выражением лица слушал, что ему говорил генерал Чайна.
— Однако если операция провалится, если ФРЕЛИМО вас перехватит до того, как вы достигнете базы, или если хоть одному из хеншо удастся скрыться…
Шон перебил его.
— Нет, генерал, на стопроцентный успех надеяться просто наивно. Давайте рассуждать разумно и реально. Если мне удастся взорвать все, кроме шести вертолетов, то можно будет считать, что я свою часть сделки выполнил.
Чайна нахмурился и покачал головой.
— Даже шести «хайндов» будет достаточно, чтобы обеспечить нам поражение. Я разрешаю тебе оставить два. Если больше чем двум «хайндам» удастся уцелеть, я буду считать твою миссию проваленной, и тебе придется заплатить за это жизнью твоих друзей и своей собственной. — Он снова повернулся к Альфонсо и продолжал его инструктировать: — Итак, сержант, ты будешь подчиняться всем приказам полковника, проводя нападение на базу ФРЕЛИМО точно так, как он запланировал, но если операция провалится, если больше чем два хеншо уцелеют, командование полностью перейдет в твои руки. И первой твоей обязанностью будет застрелить этих двух белых и их черного слугу. Ты должен будешь застрелить их немедленно.
Альфонсо, услышав приказ, едва ли не сонно моргнул. Он даже не повернул головы в сторону Шона, и Шон подумал: а интересно, выполнит ли он этот приказ, несмотря на их товарищеские отношения, на дружбу, которая зародилась между ними, несмотря на то что Альфонсо назвал его Нкоси Какулу и Баба и просил возглавить своих людей?
Альфонсо происходил из племени шанганов и был воином с глубоким чувством родовой верности и абсолютного подчинения своему вождю и старейшинам племени.
«Да, — подумал Шон, — он, возможно, и испытывает небольшое сожаление, но сделает это без колебаний».
Он громко заявил:
— Хорошо, Чайна, теперь мы все выяснили. Освободи мисс Монтерро.
Стражники сняли с нее наручники, и генерал Чайна вежливо помог ей подняться с кресла.
— Прошу меня извинить за доставленные неприятности, мисс Монтерро, но я уверен, вы понимаете, насколько это было необходимо.
Клодия неуверенно встала на ноги, пошатываясь, подошла к Шону и вцепилась в него обеими руками.
— Итак, желаю вам счастливого пути и удачной охоты. — Чайна напоследок шутливо отдал им честь. — Так или иначе, боюсь, мы больше не встретимся.
Шон не стал отвечать. Держа в одной руке дипломат с дискетами, а другой обняв Клодию за плечи, он направился к выходу.
* * *
Пока Клодия отрабатывала приемы атак с последними из учеников, Шон и Джоб отошли к модели вертолетной базы, и Шон объяснил свой план предстоящей операции. Джоб внимательно слушал и вставлял по ходу свои замечания, пока они наконец для себя все не уяснили: подход, само нападение, отход, с учетом возможных непредвиденных обстоятельств.
— Хорошо. — Шон поднялся. — Теперь это все надо рассказать нашим парням.
Солдаты-шанганы со вниманием смотрели на них со склонов амфитеатра, пока Шон и Джоб описывали им план предстоящего рейда. Для обозначения различных подразделений они использовали речную гальку, передвигая ее вперед и постепенно окружая место базирования вертолетов. Наконец импровизированная атака началась, Клодия управляла модельками вертолетов, и под одобрительные возгласы шантанов они один за другим падали, сбитые невидимыми ракетами на землю.
— Сержант Альфонсо, — сказал Шон, устанавливая на место вертолеты, — покажите нам заново весь ход операции.
Пять раз они репетировали атаку, отрабатывая ход действий. По очереди каждый из первых номеров расчетов повторил, как будут развиваться действия, и каждый раз выражения восторга по поводу крушения «хайндов» были ничуть не менее бурными. После пятого прогона сержант Альфонсо встал и обратился к Шону от имени всего отряда.
— Нкоси Какулу, — начал он. Еще никогда раньше он не использовал подобной формы обращения к Шону. Обычно так обращались только к самым великим вождям племен. Шон сознавал, какая честь ему оказана, и это было доказательством того, что он наконец заслужил глубокое уважение и преданность этих отчаянно гордых и видавших виды солдат.
— Великий Вождь, — сказал Альфонсо, — твои дети встревожены. — Его слова вызвали одобрительный шепот и кивание головами. — Во всем, что ты нам рассказал о битве, мы не услышали ни слова о том, что ты будешь там сам и поведешь нас за собой, вселяя огонь в наши души, как это было на Большой cкале. Так скажи же своим детям, Нкоси Какулу, что ты будешь с нами в разгар битвы и что мы услышим твой львиный рык, когда хеншо будут падать с неба, а бабуины ФРЕЛИМО побегут от нас, визжа, как девственницы в самую первую ночь.
Шон поднял руки.
— Нет, вы не мои дети, — сказал он. — Вы лучшие из мужчин, такие же мужчины, какими до вас были ваши отцы. — Это была самая высокая похвала, которой он мог их удостоить. — И, чтобы осуществить эту операцию, вы не нуждаетесь в моей помощи. Я научил вас всему, что я знаю. Пламя в вашей душе пылает с тем же неистовством, что и высокая сухая трава зимой. А мне пришла пора оставить вас. Это сражение вы выиграете сами. Я должен уйти, но я всегда буду горд тем, что мы стали друзьями и сражались бок о бок, как братья.
Послышался тихий недовольный ропот, они закачали головами и начали негромко переговариваться.
Шон обернулся и увидел, что, пока он говорил, подошел генерал Чайна и теперь тихо стоял под деревьями, глядя на него. За ним стояло с дюжину офицеров из его свиты и несколько человек из личной охраны, в бордовых беретах, но все они показались совершенно незначительными, когда Чайна выступил вперед и мгновенно приковал к себе внимание присутствующих.
— Вижу, приготовления закончены, полковник Кортни, — приветствовал он Шона.
— Да, все готово, генерал.
— Не будете ли вы любезны повторить все еще раз в моем присутствии?
Шон подозвал сержанта Альфонсо.
— Объясни все еще раз, — приказал он. Генерал Чайна встал у макета базы, сцепив руки за спиной с зажатой в них щегольской тростью, и своими быстрыми проницательными глазами уставился на показательное сражение, то и дело перебивая Альфонсо вопросами.
— Почему вы решили использовать только половину ракет?
— Колонна должна пройти сквозь расположение ФРЕЛИМО незамеченной. Ракеты же очень громоздкие и тяжелые. Слишком большое количество ракет будет лишним и лишь увеличит опасность обнаружения.
Чайна кивнул, и Шон продолжил:
— Вы также должны принимать во внимание возможность неудачного исхода операции. Если такое вдруг случится, а вы поставили на кон все «стингеры»… — Шон пожал плечами.
— Да, конечно, довольно мудро оставить часть «стингеров» про запас. Даже если рейд провалится, мы не останемся абсолютно беззащитными. Продолжайте.
Альфонсо раскрывал план шаг за шагом, демонстрируя с помощью цветных камешков, как расчеты будут занимать позиции и залягут в боевой готовности в пятистах метрах от периметра базы, по два расчета на каждое защищенное мешками с песком вертолетное укрытие.
По сигналу красной ракетой штурмовая группа пойдет в атаку с юга, подрывая по пути все встречающиеся цистерны с горючим при помощи РПГ-7, и устроит лобовую атаку по всему южному периметру.
— Хеншо испугаются, как только начнется стрельба, — объяснял Альфонсо. — Они попытаются сбежать, улетев, но будет момент, когда они оторвутся от земли, но еще не высоко взлетят, замерев в воздухе, как зависает сокол перед тем, как упасть вниз камнем. В этот момент мы и расстреляем их.
Шон и Чайна обсудили каждый пункт плана, пока наконец Чайна не остался удовлетворен.
— Итак, когда выступаете?
— Они выступают, — поправил Шон. — Мне больше здесь нечего делать. Сержант Альфонсо возглавит налет. Они выступят сегодня вечером за два часа до захода солнца, чтобы проникнуть на территорию ФРЕЛИМО ночью, пробудут в укрытии весь завтрашний день и нападут завтра ночью.
— Хорошо, — согласился Чайна. — А теперь я должен обратиться к солдатам.
Он был превосходным оратором, не мог не признать Шон, слушая, как Чайна напоминает им о последствиях победы ФРЕЛИМО и призывает их к подвигам и самопожертвованию. К тому времени, как он закончил говорить, лица солдат сияли, а в глазах пылал патриотический огонь. Генерал Чайна повысил голос:
— Все вы воины, поэтому мне хотелось бы услышать, как вы поете боевой гимн РЕНАМО.
Лес наполнился эхом поющих раскатистых низких мужских голосов, и Шон вдруг почувствовал, как глаза его увлажнились от переполнявших его эмоций. Он и не осознавал, как много эти люди стали значить для него, до того самого момента, когда он собрался покинуть их.
— Полковник, нам нужно поговорить наедине, — прервал его сентиментальные мысли генерал Чайна. — Пожалуйста, следуй за мной.
Шон предупредил Джоба и Клодию, чтобы они еще раз прогнали команды на симуляторах.
Он пошел следом за генералом, и когда они направились в командный бункер, Шон не обратил внимания на то, что охрана не последовала за ними, а осталась стоять у входа в амфитеатр с надменными выражениями лиц.
Дойдя до бункера, генерал Чайна провел Шона в свой подземный офис. Здесь для них уже был приготовлен чай, Шон наложил себе в кружку коричневатого сахара, размешал и с удовольствием сделал первый глоток.
— Итак, что ты хотел мне сказать? — спросил он. Чайна стоял к нему спиной, изучая висящую на стене карту, на которой цветными булавками было обозначено развивающееся наступление ФРЕЛИМО. Он не ответил на вопрос Шона, а Шону не хотелось задавать его снова. Он потягивал чай и ждал.
Из радиорубки явился связной и передал Чайне очередное сообщение. Прочитав его, Чайна издал возглас, в котором сквозили недовольство и тревога, и передвинул несколько цветных булавок. ФРЕЛИМО прорвалось на западе и неуклонно наступали.
— Мы не можем их сдержать, — не оглядываясь, наконец заметил вслух Чайна.
В бункере появился другой посыльный. Это был один из личных телохранителей Чайны в характерном бордовом берете. Он прошептал что-то генералу на ухо, и Шону показалось, что он услышал слово «американский». Это разожгло его интерес.
Чайна коротко улыбнулся и отпустил его кивком головы. Затем повернулся к Шону.
— Ничего не выйдет, — сказал он.
— Что не выйдет?
— Операция, как вы ее спланировали.
— Как известно, генерал, в войне ни в чем нельзя быть уверенным. Но я не согласен. Примерно шестьдесят процентов, что она удастся. Это неплохие шансы.
— Шансы были бы гораздо больше, возможно, около восьмидесяти процентов, если бы ты сам возглавил операцию, Кортни.
— Весьма польщен. Однако это лишь предположения. Я не собираюсь участвовать в рейде. Я возвращаюсь домой.
— Нет, полковник. Ты возглавишь атаку.
— Но мы ведь заключили сделку.
— Сделку? — Чайна рассмеялся. — Не будь таким наивным. Я заключаю сделки и расторгаю их, как только в этом возникает необходимость. Боюсь, сейчас как раз тот самый случай.
Шон вскочил на ноги, его лицо под густым загаром побелело.
— Я ухожу, — сказал он. Несмотря на ярость, его голос оставался негромким и сдержанным. — Я забираю своих людей и ухожу, сейчас же. Тебе придется убить меня, чтобы остановить.
Чайна дотронулся до своего изуродованного уха и снова улыбнулся.
— Мысль, в общем-то, не так уж и плоха. Но я думаю, до этого не дойдет.
— Посмотрим, — сказал Шон, пнув табурет, на котором сидел. Тот отлетел к стене и, ударившись об нее, опрокинулся. Шон развернулся и вышел.
— Ты вернешься, — негромко заверил его Чайна, но Шон сделал вид, что не услышал его. Он вышел на свежий воздух из душного подземелья и зашагал вниз по направлению к реке.
Он уже подошел к амфитеатру, когда понял, что что-то не в порядке.
Шанганы неподвижно сидели на своих местах, казалось, что они не двинулись с места с тех пор, как он последний раз их видел. Лицо Альфонсо было как будто высечено из черного базальта, невыразительно и скучно — та сама своеобразная глуповатая маска, которой африканцы защищают себя от сил, против которых другой защиты у них нет.
Джоб лежал на столе посреди амфитеатра. Его форма была вся в пыли, а фуражка валялась на земле. Он неуверенно помотал головой, и капли крови закапали из носа.
— Что случилось? — Шон подбежал к нему, и Джоб уставился на него, пытаясь сфокусировать взгляд. Его жестоко избили. Губы распухли и превратились в кровавые синяки, рот был полон крови. Одна бровь была рассечена, и из глубокой раны сочилась кровь и стекала вдоль переносицы. Кровь сочилась из обеих ноздрей, и при каждом вздохе в ноздрях лопались ярко-розовые пузыри. На лбу вспухли шишки, похожие на спелые виноградины, а мочка одного уха разорвана. На его перепачканной в грязи и в пыли куртке тоже виднелись пятна крови.
— Джоб, что, черт возьми, здесь?.. — Шон схватил его за плечо. — Кто?
— Я пытался их остановить! — выдавил Джоб, его глаза теперь были устремлены на Шона. — Пытался!
— Не волнуйся.
Шон хотел усадить его, но Джоб оттолкнул его руки и произнес:
— Клодия.
Шон почувствовал, как внутри него прокатывается ледяная волна ужаса.
— Клодия! — крикнул он и в ярости огляделся. — Где она, Джоб? Что произошло?
— Они забрали ее, — повторил Джоб. — Головорезы Чайны. Я пытался остановить их.
Шон схватился за пистолет.
— Где она, Джоб? — Он крепко стиснул рукоять пистолета.
— Не знаю. — Джоб вытер тыльной стороной ладони лицо и посмотрел на кровь. — Я был без сознания и не знаю, как долго.
— Чайна, ты, говноед-ублюдок! Я убью тебя! — Шон развернулся, готовый тут же броситься обратно в командный бункер.
— Шон, сначала подумай! — воскликнул Джоб, и Шон сдержался. Как часто Джоб удерживал его от необдуманных поступков только этими двумя словами: «Сначала подумай!»
Потребовалось огромное усилие воли, но через несколько секунд он сумел взять себя в руки и отбросить мысль об убийстве.
— Джоб, инструкции! — произнес он сквозь зубы. — Сожги их!
Джоб взглянул на него через пелену крови, застилавшей ему глаза.
— Сожги инструкции, — повторил Шон. — Это наша страховка. Мы единственные, кто изучил их.
Лицо Джоба просветлело.
— И дискеты! — воскликнул он.
— Точно! — сказал Шон. — И дискеты. Дай-ка мне их.
Пока Джоб торопливо запаковывал дискеты в чемоданчик, Шон прошел туда, где сидел Альфонсо, и отстегнул у него с пояса фосфорную ракету.
Работая быстро, он воспользовался шнуром от пистолета и гранатой, чтобы наспех соорудить взрывное устройство прямо внутри дипломата, где лежали дискеты. Он пропустил шнур пистолета в чеку гранаты и уложил ее в дипломат. Потом ножом проковырял дырку в крышке дипломата и продел в нее конец шнура. Закрыв дипломат, он крепко обвязал свободный конец шнура вокруг своего запястья.
— Пусть теперь Чайна попробует забрать их у меня, — мрачно сказал он. Если дипломат вырвут у него из рук или он уронит его, веревка немедленно выдернет чеку гранаты и будут уничтожены не только все кассеты, но и те, кто окажется поблизости. Он подождал, пока Джоб не подожжет все инструкции, сваленные в кучу. Когда они разгорелись, Шон приказал Джобу.
— Стой здесь и убедись, что они сгорели полностью.
Затем, подхватив дипломат с кассетами, направился обратно в командный бункер.
— Я же сказал, что ты вернешься, — приветствовал его Чайна ледяной саркастической улыбкой, которая быстро растаяла, когда он увидел, что Шон держит в руках, и шнур, обвивающий его запястье.
Шон поднял дипломат и потряс им.
— Здесь вся твоя вертолетная эскадрилья, Чайна, — сказал он, стараясь не выдавать душившей его ярости. — Без этого твои «стингеры» — всего лишь пустые болванки.
Взгляд Чайны метнулся к выходу из комнаты.
— Даже не думай об этом, — предупредил его Шон. — Внутри дипломата граната, фосфорная граната. А этот шнур ведет прямо к ее чеке. Если я уроню его, ну, например, если неожиданно умру или кто-то попытается вырвать дипломат из моих рук, все взорвется и здесь образуется миленький костерчик, так что с пятым ноября тебя.
Они пристально глядели друг на друга, стоя по разные стороны от стола.
— Что ж, полковник, у нас с тобой пат. — Улыбка Чайны снова появилась на лице — еще холоднее и страшнее, чем была до этого.
— Где Клодия Монтерро? — спросил Шон, и Чайна громко приказал, видимо, кому-то в радиорубке:
— Приведите женщину!
Они оба замерли в ожидании, оба настороже, не отрывая друг от друга глаз.
— Мне следовало бы подумать о кассетах, — медленно сказал Чайна. — Неплохо, полковник. Очень неплохо. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты возглавил атаку.
— Кстати, пока мы еще не отошли от этой темы, — ответил Шон, — я также сжег все инструкции к «стингерам». Теперь только мы втроем — я, Джоб и Клодия — знаем, как обращаться с ними.
— А как же шанганы, Альфонсо и Фердинанд? — возразил Чайна, и Шон злобно ухмыльнулся.
— Нет, Чайна. Они знают лишь как стрелять, но не знают, как запрограммировать микропроцессор на уничтожение цели. Мы нужны тебе, Чайна. Без нас «хайнды» доберутся до тебя, и самое ужасное, что ты ничего не сможешь с этим поделать. Так что не пытайся меня обмануть. Твоя жизнь в моих руках.
У входа послышалась какая-то возня, и оба обернулись к входу, через который в комнату, где находились Шон и Чайна, втолкнули Клодию.
Ее руки опять были закованы в наручники за спиной, кепки не было, а волосы растрепаны.
— Шон! — вырвалось у нее, когда она его увидела, но двое охранников держали ее и не давали вырваться. Они резко дернули ее и прижали к противоположной стене землянки.
— Скажи своим бабуинам, чтобы они сняли с нее наручники! — рявкнул Шон, и когда они злобно уставились на него, Чайна резко приказал:
— Посадите женщину на стул!
Они усадили ее на прочное кресло красного дерева и, следуя другому приказу Чайны, пристегнули ее запястья к ручкам.
— У меня есть что-то твое, полковник, а у тебя — мое. Может, договоримся? — предложил генерал Чайна.
— Отпусти нас, — незамедлительно сказал Шон. — На границе я отдам тебе кассеты.
Но Чайна с сожалением покачал головой.
— Неприемлемо. Вот мое встречное предложение. Ты возглавишь операцию против базы «хайндов». После ее успешного завершения Альфонсо проводит вас до границы.
Шон поднял минированный дипломат над головой, и Чайна улыбнулся. В ответ он достал из ножен на поясе свой походный нож с рукояткой из слоновой кости и пятидюймовым лезвием.
По-прежнему улыбаясь, он подошел к Клодии и резким движением вырвал у нее один волосок. Держа его двумя пальцами, он поднес к нему острие ножа. Половина темного волоса мягко спланировала на утрамбованный пол землянки.
— Вот какой он острый, — негромко сказал Чайна.
— Если ты убьешь ее, тебе нечем будет торговаться. — Голос Шона едва не дрожал от напряжения, и он почувствовал, что начинает покрываться потом.
— Нет, будет чем, — ответил Чайна. — Вот этим! — И кивнул своим людям, стоящим у дверей.
Ввели кого-то, кого Шон до этого никогда не видел. Какое-то создание с почти лысой, похожей на череп головой. Волосы свисали пучками, обнажая блестящие черные пролысины. Губ практически не осталось, и в провале рта виднелись зубы, слишком большие и слишком белые для этой полусгнившей головы.
По приказу Чайны стражники сняли какую-то грязную тряпку, прикрывшую тело, совершенно обнажив его, и через мгновение Шон понял, что перед ним женщина.
Ее тело напомнило ему ужасные фотографии выживших в Дахау и Освенциме..
Она была настоящим скелетом, покрытым морщинистой кожей. Пустые груди свисали до самого живота, живот же ввалился так, что таз казался каким-то костяным сосудом. На руках и ногах вообще не осталось плоти, локти и колени были гротескно увеличены.
Шон и Клодия в ужасе уставились на нее, не в силах вымолвить ни слова.
— Взгляните на язвы в области живота, — вежливо предложил Чайна, и они тупо повиновались.
Они не сразу рассмотрели выпуклые нарывы, твердые и блестящие, как спелые черные виноградины, под кожей сплошь покрывающие всю поверхность ее живота и исчезающие в жестких космах волос на лобке.
Пока все их внимание было приковано к этой жалкой фигуре, Чайна быстрым движением руки коснулся кончиком ножа ладони Клодии. Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но та была прикована наручником к ручке кресла и лишь дернулась на короткой цепочке. Клодия уставилась на тонкую змейку яркой крови, стекавшей по указательному пальцу на пол.
— Ты зачем это сделал, мерзкий ублюдок? — зарычал Шон.
— Это всего лишь царапина, — улыбнулся Чайна.
Он медленно приблизился к скелетоподобной обнаженной негритянке, направив нож на ее ссохшийся живот.
— Крайнее истощение и эти характерные поражения на животе сами говорят за себя, — объяснил он. — Женщина страдает от того, что у нас в Африке называется «тощей болезнью».
— СПИД, — прошептала Клодия, и ее голос наполнился ужасом от одного только звука этого слова.
Шон невольно и сам отступил на шаг от стоящей перед ними ужасной фигуры.
— Да, мисс Монтерро, — согласился Чайна, — СПИД в конечной стадии.
Он дотронулся до одного из твердых, как мрамор, шанкров на животе женщины кончиком ножа, но, когда он разрезал фурункул и гнойная жидкость, черная, как деготь, медленно начала сочиться из ранки, стекая тонкой струйкой на свалявшийся пучок ее лобковых волос, она никак не среагировала.
— Кровь, — прошептал Чайна и нежно зачерпнул ее кончиком блестящего серебристого лезвия. — Теплая живая кровь, в которой буквально кишат вирусы.
Он поднес ее к лицу Шона, и тот инстинктивно отшатнулся от лезвия, с кончика которого капала кровь.
— Да, — кивнул Чайна, — нечто такое, от чего даже самые смелые трепещут в страхе. Самая неотвратимая, самая медленная, самая отвратительная смерть, которая когда-либо существовала на свете.
Свободной рукой он обхватил запястье Клодии.
— А теперь подумайте об этой, другой крови. Сладкая, яркая кровь полной жизни красивой молодой женщины.
Царапина на руке Клодии была свежая, но кровь из нее почти прекратила течь.
— Кровь к крови, — прошептал Чайна, — больная кровь к здоровой крови.
Он поднес зараженное лезвие к руке Клодии, и она застыла, побледнев, незаметно пытаясь высвободиться из оков, лицо ее от ужаса стало бледным как мел, и она не могла оторвать взгляда от ножа.
— Кровь к крови, — повторил Чайна. — Так мы позволим им смешаться или нет?
Шон не мог произнести ни слова, он лишь тупо покачал головой, уставившись на нож.
— Ну так что, полковник, сделать это или нет? — спросил Чайна. — Теперь все зависит только от тебя. — Он поднес лезвие еще ближе к ране на гладкой загорелой коже Клодии. — Еще дюйм, полковник, — прошептал Чайна, и тут вдруг Клодия закричала; это был звенящий вопль ужаса и страха, но Чайна даже не вздрогнул. Он не смотрел ей в лицо, и рука, в которой был нож, была твердой и непоколебимой.
— Так что же мы будем делать, полковник Кортни? — спросил он.
Он опустил нож и коснулся ее запястья плоской стороной лезвия, оставляя на незапятнанной коже пятнышко зараженной крови всего в нескольких дюймах выше царапины на руке Клодии, затем медленно двинул нож вниз.
— Решай быстрее, полковник. Еще несколько секунд, и будет слишком поздно. — Нож оставлял на коже яркую полоску крови, похожую на липкий след какой-то омерзительной улитки. Он неотвратимо приближался к открытой ране.
— Хватит! — закричал Шон. — Остановись!
Чайна приподнял нож и вопросительно посмотрел на Шона.
— Означает ли это, что мы достигли соглашения?
— Да, черт тебя подери! Я сделаю это!
Чайна отбросил зараженный нож в угол землянки, затем открыл один из ящиков стола и достал бутылку с антисептиком. Он смочил свой носовой платок в концентрированной жидкости, а затем осторожно стер полосу зараженной крови с кожи Клодии.
Напряжение, в котором она находилась все эти минуты, наконец оставило ее, и девушка обмякла в кресле. Она тяжело дышала и мелко дрожала, как котенок, оставленный под дождем.
— Освободи ее, — хрипло сказал Шон, но Чайна отрицательно покачал головой.
— Сначала мы должны уточнить условия нашего соглашения.
— Хорошо, — прорычал Шон. — И первое условие то, что эта женщина отправляется на дело вместе со мной. Больше никаких темниц, полных крыс.
Чайна сделал вид, что обдумывает сказанное, затем кивнул.
— Хорошо, но вторым условием будет то, что если вы хоть в чем-то подведете меня, Альфонсо немедленно убьет ее.
— Позови сюда Альфонсо, — потребовал Шон. Испарина еще не высохла на его лбу, а голос был все еще хриплым и неуверенным. — Я хочу сам услышать, как ты отдаешь ему этот приказ.
Альфонсо стоял по стойке смирно и с каменным выражением лица слушал, что ему говорил генерал Чайна.
— Однако если операция провалится, если ФРЕЛИМО вас перехватит до того, как вы достигнете базы, или если хоть одному из хеншо удастся скрыться…
Шон перебил его.
— Нет, генерал, на стопроцентный успех надеяться просто наивно. Давайте рассуждать разумно и реально. Если мне удастся взорвать все, кроме шести вертолетов, то можно будет считать, что я свою часть сделки выполнил.
Чайна нахмурился и покачал головой.
— Даже шести «хайндов» будет достаточно, чтобы обеспечить нам поражение. Я разрешаю тебе оставить два. Если больше чем двум «хайндам» удастся уцелеть, я буду считать твою миссию проваленной, и тебе придется заплатить за это жизнью твоих друзей и своей собственной. — Он снова повернулся к Альфонсо и продолжал его инструктировать: — Итак, сержант, ты будешь подчиняться всем приказам полковника, проводя нападение на базу ФРЕЛИМО точно так, как он запланировал, но если операция провалится, если больше чем два хеншо уцелеют, командование полностью перейдет в твои руки. И первой твоей обязанностью будет застрелить этих двух белых и их черного слугу. Ты должен будешь застрелить их немедленно.
Альфонсо, услышав приказ, едва ли не сонно моргнул. Он даже не повернул головы в сторону Шона, и Шон подумал: а интересно, выполнит ли он этот приказ, несмотря на их товарищеские отношения, на дружбу, которая зародилась между ними, несмотря на то что Альфонсо назвал его Нкоси Какулу и Баба и просил возглавить своих людей?
Альфонсо происходил из племени шанганов и был воином с глубоким чувством родовой верности и абсолютного подчинения своему вождю и старейшинам племени.
«Да, — подумал Шон, — он, возможно, и испытывает небольшое сожаление, но сделает это без колебаний».
Он громко заявил:
— Хорошо, Чайна, теперь мы все выяснили. Освободи мисс Монтерро.
Стражники сняли с нее наручники, и генерал Чайна вежливо помог ей подняться с кресла.
— Прошу меня извинить за доставленные неприятности, мисс Монтерро, но я уверен, вы понимаете, насколько это было необходимо.
Клодия неуверенно встала на ноги, пошатываясь, подошла к Шону и вцепилась в него обеими руками.
— Итак, желаю вам счастливого пути и удачной охоты. — Чайна напоследок шутливо отдал им честь. — Так или иначе, боюсь, мы больше не встретимся.
Шон не стал отвечать. Держа в одной руке дипломат с дискетами, а другой обняв Клодию за плечи, он направился к выходу.
* * *
Они выступили за два часа до наступления темноты. Колонна получилась нескладной, поскольку пусковые установки и запасные ракеты затрудняли движение; не говоря уже о весе ракет, упаковочные ящики были чересчур длинными и громоздкими. Им пришлось тащиться сквозь густые заросли кустарника, где узкая тропинка мешала им в случае опасности или угрозы своевременно отреагировать на возможную опасность.