Страница:
Такой бешеной злости Клодия никогда раньше еще не испытывала. Она накалила все ее чувства, обострила слух до такой степени, что могла визуализировать каждый шаг жертвы; каждое движение Клодии приобрело такую быстроту и точность, что каждый раз, когда ее удар достигал цели и мохнатый грызун взвизгивал от боли, злость охватывала ее с новой силой.
Она загнала крысу в угол напротив двери, наступила на нее и почувствовала, как маленькие кости ломаются под каблуком. Однако она все давила и давила, всхлипывая от усилий, пока не почувствовала, как тело крысы под ее ногой обмякло и стало неподвижным.
Когда же она наконец вернулась в свой угол и уселась там, дрожь все еще не отпускала ее, зато ужас и страх отступили.
«Я еще никого не убивала до этого», — подумала она, удивляясь себе и этой таинственной стороне своей натуры, о существовании которой она даже не подозревала.
Она ждала, когда же ею овладеют чувство вины и отвращения. Но вместо этого она чувствовала себя такой сильной, будто прошла тяжкое испытание, научившее ее справляться со всеми трудностями, какие бы ни встретились на пути.
— Я не собираюсь сдаваться, больше никогда! — прошептала она. — Если понадобится, буду бороться и убивать. Но я выживу.
* * *
* * *
* * *
* * *
Она загнала крысу в угол напротив двери, наступила на нее и почувствовала, как маленькие кости ломаются под каблуком. Однако она все давила и давила, всхлипывая от усилий, пока не почувствовала, как тело крысы под ее ногой обмякло и стало неподвижным.
Когда же она наконец вернулась в свой угол и уселась там, дрожь все еще не отпускала ее, зато ужас и страх отступили.
«Я еще никого не убивала до этого», — подумала она, удивляясь себе и этой таинственной стороне своей натуры, о существовании которой она даже не подозревала.
Она ждала, когда же ею овладеют чувство вины и отвращения. Но вместо этого она чувствовала себя такой сильной, будто прошла тяжкое испытание, научившее ее справляться со всеми трудностями, какие бы ни встретились на пути.
— Я не собираюсь сдаваться, больше никогда! — прошептала она. — Если понадобится, буду бороться и убивать. Но я выживу.
* * *
Утром, когда охранница пришла за оставленным накануне котелком, Клодия встретила ее решительно, встав перед ней так, что ее лицо оказалось всего в каком-то дюйме от лица негритянки.
— Унесите это, — твердо сказала она, указывая на трупик крысы, лежащий у ее ног. Женщина заколебалась, и Клодия повторила: — Унесите ее, сейчас же!
Охранница взяла дохлую крысу за кончик хвоста и уже у самого выхода оглянулась, и в ее темных глазах промелькнуло какое-то подобие уважения.
Неся пустой котелок и мертвую крысу, она покинула камеру. Вернувшись несколько минут спустя, она принесла наполненный водой котелок и чашку с едой. Клодия подавила жажду и с новообретенным чувством самоуважения указала на ведро с нечистотами.
— Это надо вычистить, — сказала она, но женщина что-то возразила на португальском.
— Хорошо, я сама, — сказала Клодия без колебаний, в упор глядя на свою мучительницу до тех пор, пока та не отвела взгляд. Только тогда она повернулась к ней спиной и подставила руки в наручниках.
— Расстегни, — приказала она, и охранница послушно достала из кармана ключ.
Клодия чуть не заплакала, когда ее руки освободились от стальных оков. Кровь хлынула в затекшие руки, и она прижала их к груди, осторожно растирая. Покусывая губы от боли, девушка с ужасом разглядывала израненные зубцами наручников запястья.
Охранница подтолкнула ее в спину, отдав какое-то распоряжение на португальском. Клодия взялась за ручку ведра и, отстранив женщину, поднялась по ступенькам. Солнечный свет и теплый свежий воздух показались ей сущим благословением.
Клодия быстро оглядела огражденное частоколом пространство. Очевидно, это была женская тюрьма, так как она увидела несколько унылых женщин, праздно стоящих в центре двора под тенью черного дерева. Все они были в набедренных повязках, и их обнаженные тела были так худы, что ребра выпирали из-под темной грязной кожи, а плоские груди висели, как уши спаниеля. Клодия удивилась: какое же преступление они совершили, что оказались здесь, а может, как и ее, их просто захватили в плен?
Она увидела, что ее бункер стоит отдельно от других. Очевидно, в нем содержали особо опасных преступников.
Ворота зоны охранялись парой дородных женщин, в камуфляжной форме тигровой раскраски, с автоматами Калашникова на изготовку. Они тут же с любопытством уставились на Клодию и оживленно заговорили между собой, явно обсуждая ее. За воротами узница увидела широкие воды реки Плангвы и на какой-то момент представила себя плещущейся в воде и смывающей накопившуюся грязь. Но охранница снова подтолкнула ее в спину, направляя в дальний угол лагеря, где находилось отхожее место.
Когда они пришли туда, охранница сделала Клодии знак, чтобы та опустошила ведро в общую яму, а сама тем временем присоединилась к двум болтающим женщинам.
Задняя стена отхожего места представляла собой и часть ограды. Однако возможности для побега не было. Бревна были толщиной с ногу Клодии и связаны прочной веревкой, а высота их на несколько футов превышала ее рост.
Она решила отложить мысли о побеге до тех пор, пока не сложится подробный план действий. Стоило ей вылить содержимое ведра в глубокую выгребную яму, как из недр отхожего места поднялся жужжащий рой навозных мух и зажужжал у нее над головой.
Зажимая нос от отвращения, Клодия попятилась было к выходу, но тут ее остановило негромкое посвистывание. Это был тихий звук, настолько слабый, что раньше она и не обратила бы на него внимания, так как она слышала его не слишком часто. Но это был тайный сигнал, которым пользовались Шон и его следопыты. Шон сказал ей однажды, что это звуки, издаваемые птицей бао-бао, поэтому сейчас это птичье посвистывание буквально парализовало ее.
Она быстро оглянулась, но охранницы были далеко — их разговор едва доносился до нее снаружи. Тогда Клодия сложила губы и неумело попыталась сымитировать свист.
Тотчас же свист повторился где-то прямо за стеной, и надежда Клодии вспыхнула с новой силой. Она поставила ведро на землю и подбежала к стене. Прижавшись к большой щели между бревнами, она чуть не вскрикнула, увидев лицо, обращенное к ней, и услышала, как до боли знакомый голос прошептал:
— Джамбо, мемсахиб.
— Матату, — она задохнулась от радости.
— Глупый маленький пигмей, — Матату произнес единственные слова, которые знал на английском. И Клодия изо всех сил удержалась, чтобы не разразиться смехом от облегчения, надежды и радости, которые вызвали в ее душе его нелепые слова приветствия.
— О, Матату, я тебя люблю, — выпалила она и схватила кусок бумаги, просунутый через щель прямо к ее лицу. В тот момент, когда ее пальцы на мгновение закрыли просвет между бревнами, Матату исчез, будто унесенный ветром.
— Матату! — закричала она шепотом, но он как сквозь землю провалился. Видимо, ее восклицание все же было слишком громким, и тут же у входа послышались шаги охранницы.
Клодия резко развернулась и присела на корточки над зловонной ямой. Стоило охраннице появиться в дверном проеме, как Клодия сердито зашипела: — Пошла вон, не видишь, я занята.
Женщина, видимо, растерялась от неожиданности и тут же исчезла. Стоило Клодии развернуть записку, узнать почерк, и она задрожала от возбуждения, но тут же испугалась, что у нее отберут послание до того, как она успеет прочитать его. Она снова сложила записку и засунула глубоко в задний карман брюк, откуда сможет достать ее, даже если ее руки опять будут в наручниках.
Теперь она снова готова была вернуться к одиночеству в своей камере. Охранница проводила ее обратно в камеру, но уже без излишней жестокости, как раньше.
Клодия поставила ведро на место. Охранница указала на ее руки, и Клодия послушно протянула их. Прикосновение металла к израненным запястьям оказалось даже более болезненным, чем прежде. Мышцы и сухожилия предплечий и плеч заныли от того, что руки опять вернулись в неестественное положение.
Стоило Клодии снова оказаться в наручниках, как к охраннице вернулась ее жестокость. Она тут же вывалила содержимое миски на пол и втоптала его в грязь.
Клодия метнулась к ней.
— Как ты смеешь! — зашипела она на нее, вплотную приблизив свое лицо к черному лицу своей мучительницы и уставившись на нее с такой злобой, что та от неожиданности даже отпрянула.
— Пошла вон! — крикнула ей Клодия. — Allez! Убирайся! — И охранница послушно покинула камеру, ворча и пытаясь неубедительно выказать свое пренебрежение.
Клодия сама изумилась своей храбрости. Она привалилась к двери, дрожа от бессильной ярости, и только потом начала осознавать, какой опасности себя подвергла, — ведь ее могли жестоко избить или лишить единственной и главной ценности — воды.
Силы ей явно придало письмо Шона, которое так рискованно и дерзко передал ей Матату под самым носом у охраны. Прислонившись к двери, она просунула руку в карман брюк и нащупала сложенный листок бумаги, просто чтобы убедиться, что он на месте. Она пока не будет читать его. Она хотела немного потянуть с этим и продлить удовольствие. Поэтому она отправилась к своему тайнику и вытащила оттуда трубочку для питья.
Напившись, она занялась кукурузной лепешкой, аккуратно выбирая зубами из грязи кусочки и пытаясь отряхнуть их от земли и грязи. Она не хотела оставлять на полу ни крошки не только потому, что была голодна, а поскольку знала, что ей понадобятся силы, и потому, что запах еды привлекает крыс. Только поев и напившись, она позволила себе насладиться чтением письма Шона.
Она достала его из кармана брюк и бережно разгладила пальцами. Затем положила его так, чтобы на него падал луч света, и наконец опустилась на колени около него.
Она читала медленно, шевеля губами, как малограмотная, проговаривая каждое слово, которое он написал, как будто хотела попробовать его на вкус.
«Будь сильной, это может продлиться еще довольно долго. Но помни, что я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю». Ее глаза наполнились слезами, когда она прочитала последние слова. Она откинулась назад и прошептала
— Я буду сильной. Я обещаю, что буду сильной, ради тебя. Я тоже люблю тебя, всем своим существом, я тебя люблю.
— Унесите это, — твердо сказала она, указывая на трупик крысы, лежащий у ее ног. Женщина заколебалась, и Клодия повторила: — Унесите ее, сейчас же!
Охранница взяла дохлую крысу за кончик хвоста и уже у самого выхода оглянулась, и в ее темных глазах промелькнуло какое-то подобие уважения.
Неся пустой котелок и мертвую крысу, она покинула камеру. Вернувшись несколько минут спустя, она принесла наполненный водой котелок и чашку с едой. Клодия подавила жажду и с новообретенным чувством самоуважения указала на ведро с нечистотами.
— Это надо вычистить, — сказала она, но женщина что-то возразила на португальском.
— Хорошо, я сама, — сказала Клодия без колебаний, в упор глядя на свою мучительницу до тех пор, пока та не отвела взгляд. Только тогда она повернулась к ней спиной и подставила руки в наручниках.
— Расстегни, — приказала она, и охранница послушно достала из кармана ключ.
Клодия чуть не заплакала, когда ее руки освободились от стальных оков. Кровь хлынула в затекшие руки, и она прижала их к груди, осторожно растирая. Покусывая губы от боли, девушка с ужасом разглядывала израненные зубцами наручников запястья.
Охранница подтолкнула ее в спину, отдав какое-то распоряжение на португальском. Клодия взялась за ручку ведра и, отстранив женщину, поднялась по ступенькам. Солнечный свет и теплый свежий воздух показались ей сущим благословением.
Клодия быстро оглядела огражденное частоколом пространство. Очевидно, это была женская тюрьма, так как она увидела несколько унылых женщин, праздно стоящих в центре двора под тенью черного дерева. Все они были в набедренных повязках, и их обнаженные тела были так худы, что ребра выпирали из-под темной грязной кожи, а плоские груди висели, как уши спаниеля. Клодия удивилась: какое же преступление они совершили, что оказались здесь, а может, как и ее, их просто захватили в плен?
Она увидела, что ее бункер стоит отдельно от других. Очевидно, в нем содержали особо опасных преступников.
Ворота зоны охранялись парой дородных женщин, в камуфляжной форме тигровой раскраски, с автоматами Калашникова на изготовку. Они тут же с любопытством уставились на Клодию и оживленно заговорили между собой, явно обсуждая ее. За воротами узница увидела широкие воды реки Плангвы и на какой-то момент представила себя плещущейся в воде и смывающей накопившуюся грязь. Но охранница снова подтолкнула ее в спину, направляя в дальний угол лагеря, где находилось отхожее место.
Когда они пришли туда, охранница сделала Клодии знак, чтобы та опустошила ведро в общую яму, а сама тем временем присоединилась к двум болтающим женщинам.
Задняя стена отхожего места представляла собой и часть ограды. Однако возможности для побега не было. Бревна были толщиной с ногу Клодии и связаны прочной веревкой, а высота их на несколько футов превышала ее рост.
Она решила отложить мысли о побеге до тех пор, пока не сложится подробный план действий. Стоило ей вылить содержимое ведра в глубокую выгребную яму, как из недр отхожего места поднялся жужжащий рой навозных мух и зажужжал у нее над головой.
Зажимая нос от отвращения, Клодия попятилась было к выходу, но тут ее остановило негромкое посвистывание. Это был тихий звук, настолько слабый, что раньше она и не обратила бы на него внимания, так как она слышала его не слишком часто. Но это был тайный сигнал, которым пользовались Шон и его следопыты. Шон сказал ей однажды, что это звуки, издаваемые птицей бао-бао, поэтому сейчас это птичье посвистывание буквально парализовало ее.
Она быстро оглянулась, но охранницы были далеко — их разговор едва доносился до нее снаружи. Тогда Клодия сложила губы и неумело попыталась сымитировать свист.
Тотчас же свист повторился где-то прямо за стеной, и надежда Клодии вспыхнула с новой силой. Она поставила ведро на землю и подбежала к стене. Прижавшись к большой щели между бревнами, она чуть не вскрикнула, увидев лицо, обращенное к ней, и услышала, как до боли знакомый голос прошептал:
— Джамбо, мемсахиб.
— Матату, — она задохнулась от радости.
— Глупый маленький пигмей, — Матату произнес единственные слова, которые знал на английском. И Клодия изо всех сил удержалась, чтобы не разразиться смехом от облегчения, надежды и радости, которые вызвали в ее душе его нелепые слова приветствия.
— О, Матату, я тебя люблю, — выпалила она и схватила кусок бумаги, просунутый через щель прямо к ее лицу. В тот момент, когда ее пальцы на мгновение закрыли просвет между бревнами, Матату исчез, будто унесенный ветром.
— Матату! — закричала она шепотом, но он как сквозь землю провалился. Видимо, ее восклицание все же было слишком громким, и тут же у входа послышались шаги охранницы.
Клодия резко развернулась и присела на корточки над зловонной ямой. Стоило охраннице появиться в дверном проеме, как Клодия сердито зашипела: — Пошла вон, не видишь, я занята.
Женщина, видимо, растерялась от неожиданности и тут же исчезла. Стоило Клодии развернуть записку, узнать почерк, и она задрожала от возбуждения, но тут же испугалась, что у нее отберут послание до того, как она успеет прочитать его. Она снова сложила записку и засунула глубоко в задний карман брюк, откуда сможет достать ее, даже если ее руки опять будут в наручниках.
Теперь она снова готова была вернуться к одиночеству в своей камере. Охранница проводила ее обратно в камеру, но уже без излишней жестокости, как раньше.
Клодия поставила ведро на место. Охранница указала на ее руки, и Клодия послушно протянула их. Прикосновение металла к израненным запястьям оказалось даже более болезненным, чем прежде. Мышцы и сухожилия предплечий и плеч заныли от того, что руки опять вернулись в неестественное положение.
Стоило Клодии снова оказаться в наручниках, как к охраннице вернулась ее жестокость. Она тут же вывалила содержимое миски на пол и втоптала его в грязь.
Клодия метнулась к ней.
— Как ты смеешь! — зашипела она на нее, вплотную приблизив свое лицо к черному лицу своей мучительницы и уставившись на нее с такой злобой, что та от неожиданности даже отпрянула.
— Пошла вон! — крикнула ей Клодия. — Allez! Убирайся! — И охранница послушно покинула камеру, ворча и пытаясь неубедительно выказать свое пренебрежение.
Клодия сама изумилась своей храбрости. Она привалилась к двери, дрожа от бессильной ярости, и только потом начала осознавать, какой опасности себя подвергла, — ведь ее могли жестоко избить или лишить единственной и главной ценности — воды.
Силы ей явно придало письмо Шона, которое так рискованно и дерзко передал ей Матату под самым носом у охраны. Прислонившись к двери, она просунула руку в карман брюк и нащупала сложенный листок бумаги, просто чтобы убедиться, что он на месте. Она пока не будет читать его. Она хотела немного потянуть с этим и продлить удовольствие. Поэтому она отправилась к своему тайнику и вытащила оттуда трубочку для питья.
Напившись, она занялась кукурузной лепешкой, аккуратно выбирая зубами из грязи кусочки и пытаясь отряхнуть их от земли и грязи. Она не хотела оставлять на полу ни крошки не только потому, что была голодна, а поскольку знала, что ей понадобятся силы, и потому, что запах еды привлекает крыс. Только поев и напившись, она позволила себе насладиться чтением письма Шона.
Она достала его из кармана брюк и бережно разгладила пальцами. Затем положила его так, чтобы на него падал луч света, и наконец опустилась на колени около него.
Она читала медленно, шевеля губами, как малограмотная, проговаривая каждое слово, которое он написал, как будто хотела попробовать его на вкус.
«Будь сильной, это может продлиться еще довольно долго. Но помни, что я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю». Ее глаза наполнились слезами, когда она прочитала последние слова. Она откинулась назад и прошептала
— Я буду сильной. Я обещаю, что буду сильной, ради тебя. Я тоже люблю тебя, всем своим существом, я тебя люблю.
* * *
— Может, они и дерутся, как женщины, — заметил сержант Альфонсо, рассматривая кучу захваченного зимбабвийского армейского снаряжения. — Но, по крайней мере, экипированы как настоящие воины.
Форма поставлялась англичанами как часть военной помощи режиму Мугабе, обещанной после свержения режима Яна Смита. Мундиры были отличного качества, и Альфонсо со своими людьми охотно расстались со своей старой поношенной формой тигровой раскраски. С особенным удовольствием они переобулись, сменив свои стоптанные ботинки и грязные кроссовки на черные блестящие кожаные десантные сапоги.
Как только все переоделись в новенькую форму и собрались на плацу, Шон и Джоб проверили каждого и проинструктировали всех по поводу правильного ношения каждой детали снаряжения. Главный портной всюду следовал за ними, тут же подгоняя все несоответствия в размерах.
— Им не обязательно выглядеть безупречно, — сказал Шон, — они не должны быть одеты парадно, достаточно просто опрятного вида, на тот случай, если они вдруг привлекут чье-то внимание. Нам просто некогда терять время на тщательную подгонку формы.
После того как солдаты полностью экипировались, Шон и Джоб в течение оставшегося дня и большей части ночи разрабатывали детальный план операции. Вначале они уселись по разные стороны стола в комнате связи при штабе и попытались вспомнить мельчайшие детали плана базы Большая скала. К полуночи они остались довольны картиной, которая у них сложилась. Однако Шон, наученный опытом, знал, как трудно для новичка соотнести физическую реальность с картой. А по неофициальным данным он знал, что большинство солдат его отряда не умели ни писать, ни читать.
Оставшуюся часть ночи они работали над сооружением модели базы, устроив ее посреди плаца, освещаемого фонарем. Джоб, обладающий художественными наклонностями, изготовил макеты строений базы из древесины баобаба и, используя гальку различных цветов с берега реки, выложил взлетную полосу и дороги по периметру.
Утром весь отряд был построен и осмотрен капитаном Джобом и сержантом Альфонсо. Затем они собрались вокруг модели базы, которая была встречена с большим одобрением, вызвав оживленные споры и комментарии.
Вначале Шон обрисовал общий ход операции, передвигая спичечные коробки по галечным дорожкам, чтобы воссоздать диверсионную атаку по периметру базы, отъезд груженых грузовиков и встречу на дороге Умтали. Закончив объяснения, он передал указку сержанту Альфонсо.
— Теперь, сержант, объясните это нам еще раз. — Каждый раз, когда сержант допускал случайные ошибки и оплошности, солдаты горячо реагировали. Закончив, он передал указку своему капралу, чтобы тот тоже повторил задание. После пяти таких повторов все запомнили ход операции буквально наизусть, так что даже генерал Чайна был поражен.
— Надеюсь, что ты сможешь выполнить его так же хорошо, как объяснил, — сказал он Шону.
— Только обеспечь грузовики! — пообещал Шон.
— Сержант Альфонсо поддерживал связь с теми, кто захватил эти грузовики. Он знает, где их прячут. Тот майор, форму которого ты носишь, был убит как раз при выполнении этой операции.
— Когда это произошло? — спросил Шон.
— Около двух месяцев назад.
— Прекрасно! — едко заметил Шон. — Это означает, что грузовики простояли там все это время. И ты полагаешь, что они все еще там или уже служат новым хозяевам?
— Полковник, — ответил генерал с такой ледяной улыбкой, что Шон все понял и почувствовал отвращение, — для тебя и мисс Монтерро лучше было бы, если они были там. — Он перестал улыбаться. — А пока отряд получает провизию и необходимую амуницию, нам с тобой нужно обговорить последние детали. Прошу за мной, полковник.
Войдя в переговорную комнату командного бункера, Чайна повернулся к Шону с мрачным выражением лица.
— Этой ночью я получил радиотелеграмму от моего агента в Большой скале. Он передает, что риск очень велик. Но у нас экстренный случай. Обучение системе «стингеров» завершено. Они получили приказ вывезти оружие с Большой скалы в течение следующих семидесяти двух часов. Все будет зависеть только от наличия самолетов. Шон тихо присвистнул:
— Семьдесят два часа — тот самый пункт, который мы не учли.
— Полковник, как я уже сказал, тебе бы лучше сделать это как можно скорее. Если не получится, ты мне больше не будешь нужен, и я снова начну вспоминать прошлое. — И он многозначительно дотронулся до своего поврежденного уха. Шон молча смотрел на него до тех пор, пока тот не продолжил: — Однако не все так плохо, полковник. Мой агент встретит вас в Умтали и даст полную информацию о зданиях, где хранятся «стингеры». Помещение, где они складируются, раньше использовалось как лекционный зал и учебный центр. Мой человек проводит вас до базы. Охранники у ворот его хорошо знают. Он проведет вас внутрь и покажет учебный центр.
— Это уже что-то, — проворчал Шон. — Где мы с ним встретимся?
— В Умтали есть ночной клуб «Звездная пыль». Там обычно собирается всякий сброд и местные шлюхи. Он там будет сидеть каждый вечер с восьми до полуночи. Альфонсо знает этот клуб. Он тебя туда проводит.
— Как я узнаю его?
— Он будет в футболке с изображением Супермена, — сказал Чайна, а Шон закрыл глаза как будто от боли, пока Чайна говорил. — Его зовут Катберт.
Шон закачал головой и прошептал:
— Просто поверить не могу, что все это происходит со мной! Какой-то Катберт в футболке Супермена! — Он встряхнул головой, будто избавляясь от наваждения. — А как насчет носильщиков у Святой Марии?
—Что-нибудь придумаем, — заверил его Чайна. — Носильщики перейдут границу завтра ночью и спрячутся в горах рядом с местом встречи в ожидании вашего подхода.
Шон кивнул и сменил направление разговора.
— Если мы отправимся сейчас, сколько времени у нас уйдет, чтобы добраться до места, где спрятаны «юнимоги»?
— Думаю, завтра до обеда вы уже будете там.
— Есть еще что-нибудь, что мы должны обсудить? — спросил Шон, и когда Чайна покачал головой, он закинул АК через плечо, взял небольшую брезентовую сумку, где лежала форма майора и его личные вещи.
— До встречи, генерал.
— До встречи. И обещаю хорошо заботиться о мисс Монтерро. Так что не волнуйся.
Форма поставлялась англичанами как часть военной помощи режиму Мугабе, обещанной после свержения режима Яна Смита. Мундиры были отличного качества, и Альфонсо со своими людьми охотно расстались со своей старой поношенной формой тигровой раскраски. С особенным удовольствием они переобулись, сменив свои стоптанные ботинки и грязные кроссовки на черные блестящие кожаные десантные сапоги.
Как только все переоделись в новенькую форму и собрались на плацу, Шон и Джоб проверили каждого и проинструктировали всех по поводу правильного ношения каждой детали снаряжения. Главный портной всюду следовал за ними, тут же подгоняя все несоответствия в размерах.
— Им не обязательно выглядеть безупречно, — сказал Шон, — они не должны быть одеты парадно, достаточно просто опрятного вида, на тот случай, если они вдруг привлекут чье-то внимание. Нам просто некогда терять время на тщательную подгонку формы.
После того как солдаты полностью экипировались, Шон и Джоб в течение оставшегося дня и большей части ночи разрабатывали детальный план операции. Вначале они уселись по разные стороны стола в комнате связи при штабе и попытались вспомнить мельчайшие детали плана базы Большая скала. К полуночи они остались довольны картиной, которая у них сложилась. Однако Шон, наученный опытом, знал, как трудно для новичка соотнести физическую реальность с картой. А по неофициальным данным он знал, что большинство солдат его отряда не умели ни писать, ни читать.
Оставшуюся часть ночи они работали над сооружением модели базы, устроив ее посреди плаца, освещаемого фонарем. Джоб, обладающий художественными наклонностями, изготовил макеты строений базы из древесины баобаба и, используя гальку различных цветов с берега реки, выложил взлетную полосу и дороги по периметру.
Утром весь отряд был построен и осмотрен капитаном Джобом и сержантом Альфонсо. Затем они собрались вокруг модели базы, которая была встречена с большим одобрением, вызвав оживленные споры и комментарии.
Вначале Шон обрисовал общий ход операции, передвигая спичечные коробки по галечным дорожкам, чтобы воссоздать диверсионную атаку по периметру базы, отъезд груженых грузовиков и встречу на дороге Умтали. Закончив объяснения, он передал указку сержанту Альфонсо.
— Теперь, сержант, объясните это нам еще раз. — Каждый раз, когда сержант допускал случайные ошибки и оплошности, солдаты горячо реагировали. Закончив, он передал указку своему капралу, чтобы тот тоже повторил задание. После пяти таких повторов все запомнили ход операции буквально наизусть, так что даже генерал Чайна был поражен.
— Надеюсь, что ты сможешь выполнить его так же хорошо, как объяснил, — сказал он Шону.
— Только обеспечь грузовики! — пообещал Шон.
— Сержант Альфонсо поддерживал связь с теми, кто захватил эти грузовики. Он знает, где их прячут. Тот майор, форму которого ты носишь, был убит как раз при выполнении этой операции.
— Когда это произошло? — спросил Шон.
— Около двух месяцев назад.
— Прекрасно! — едко заметил Шон. — Это означает, что грузовики простояли там все это время. И ты полагаешь, что они все еще там или уже служат новым хозяевам?
— Полковник, — ответил генерал с такой ледяной улыбкой, что Шон все понял и почувствовал отвращение, — для тебя и мисс Монтерро лучше было бы, если они были там. — Он перестал улыбаться. — А пока отряд получает провизию и необходимую амуницию, нам с тобой нужно обговорить последние детали. Прошу за мной, полковник.
Войдя в переговорную комнату командного бункера, Чайна повернулся к Шону с мрачным выражением лица.
— Этой ночью я получил радиотелеграмму от моего агента в Большой скале. Он передает, что риск очень велик. Но у нас экстренный случай. Обучение системе «стингеров» завершено. Они получили приказ вывезти оружие с Большой скалы в течение следующих семидесяти двух часов. Все будет зависеть только от наличия самолетов. Шон тихо присвистнул:
— Семьдесят два часа — тот самый пункт, который мы не учли.
— Полковник, как я уже сказал, тебе бы лучше сделать это как можно скорее. Если не получится, ты мне больше не будешь нужен, и я снова начну вспоминать прошлое. — И он многозначительно дотронулся до своего поврежденного уха. Шон молча смотрел на него до тех пор, пока тот не продолжил: — Однако не все так плохо, полковник. Мой агент встретит вас в Умтали и даст полную информацию о зданиях, где хранятся «стингеры». Помещение, где они складируются, раньше использовалось как лекционный зал и учебный центр. Мой человек проводит вас до базы. Охранники у ворот его хорошо знают. Он проведет вас внутрь и покажет учебный центр.
— Это уже что-то, — проворчал Шон. — Где мы с ним встретимся?
— В Умтали есть ночной клуб «Звездная пыль». Там обычно собирается всякий сброд и местные шлюхи. Он там будет сидеть каждый вечер с восьми до полуночи. Альфонсо знает этот клуб. Он тебя туда проводит.
— Как я узнаю его?
— Он будет в футболке с изображением Супермена, — сказал Чайна, а Шон закрыл глаза как будто от боли, пока Чайна говорил. — Его зовут Катберт.
Шон закачал головой и прошептал:
— Просто поверить не могу, что все это происходит со мной! Какой-то Катберт в футболке Супермена! — Он встряхнул головой, будто избавляясь от наваждения. — А как насчет носильщиков у Святой Марии?
—Что-нибудь придумаем, — заверил его Чайна. — Носильщики перейдут границу завтра ночью и спрячутся в горах рядом с местом встречи в ожидании вашего подхода.
Шон кивнул и сменил направление разговора.
— Если мы отправимся сейчас, сколько времени у нас уйдет, чтобы добраться до места, где спрятаны «юнимоги»?
— Думаю, завтра до обеда вы уже будете там.
— Есть еще что-нибудь, что мы должны обсудить? — спросил Шон, и когда Чайна покачал головой, он закинул АК через плечо, взял небольшую брезентовую сумку, где лежала форма майора и его личные вещи.
— До встречи, генерал.
— До встречи. И обещаю хорошо заботиться о мисс Монтерро. Так что не волнуйся.
* * *
Все члены группы были тяжело нагружены. Каждый помимо своего снаряжения нес двухдневный запас провизии и воды, запасные ленты для ручных пулеметов РПД, гранаты и ракеты для гранатометов РПГ-7.
Несмотря на то, что из-за груза они не могли передвигаться бегом, идущий впереди сержант Альфонсо сразу задал высокий темп. Еще до наступления ночи они пересекли передовые позиции РЕНАМО и вступили в «зону опустошения» — нейтральную территорию, где был риск напороться на патрули ФРЕЛИМО. Шон отдал приказ перегруппироваться. Теперь они шли гуськом, с интервалом в десять метров, а разведчикам на флангах, в голове и хвосте колонны, велел быть готовыми к неожиданной атаке. Они шли всю ночь, делая десятиминутные привалы каждые два часа, и к рассвету преодолели почти сорок миль. Пока отряд отдыхал, Шон прошел к голове колонны и присел на корточки рядом с Джобом и Альфонсо.
— Сколько еще до грузовиков? — поинтересовался Шон.
— Почти дошли, — ответил Альфонсо, — они вон там, в долине.
Они были на лесистом склоне холма. Впереди начиналась сильно пересеченная, изрытая оврагами и рытвинами местность. Шон сразу понял, почему генерал Чайна выбрал для обороны именно этот район Сьерра-да-Горгонгоза. В этой дикой местности совершенно не было дорог, и атакующей армии пришлось бы штурмовать бесконечное количество укреплений, созданных самой природой.
Долина, на которую указал Альфонсо, находилась в нескольких милях от них. Местность постепенно выровнялась и превратилась в широкую травянистую равнину. Островки темного леса то и дело перемежались участками, заросшими травой.
Альфонсо указал на горизонт.
— Вон там проходит железная дорога и шоссе, ведущее к побережью… — Он не договорил, так как Шон схватил его за руку, призывая к тишине, и замер, прислушиваясь.
Прошло несколько секунд, пока на фоне шелеста листьев на утреннем ветру они не различили звуки, которые вскоре превратились в завывание турбин и стрекот лопастей.
— Вон они! — Джоб, у которого было отличное зрение, указал на маленькое пятнышко напротив темного фона холмов и лесов.
— «Хайнды», — подтвердил Шон, и Альфонсо тут же скомандовал:
— Всем в укрытие!
Колонна рассеялась, все попрятались кто куда и наблюдали, как приближаются штурмовики, то взмывая вверх, то опускаясь прямо к холмам, направляясь к позициям РЕНАМО, чтобы совершить очередной налет на укрепления Чайны.
Шон рассматривал их в русский бинокль, полученный им из запасов РЕНАМО. Впервые он получил возможность спокойно рассмотреть «хайнды» со стороны. Сейчас в воздухе было четыре вертолета, и Шон предположил, что эскадрилья из двенадцати «хайндов» может делать три захода звеньями из четырех машин.
— Боже мой, до чего же они уродливы, — пробормотал он. Казалось невозможным, чтобы нечто столь тяжелое и громоздкое могло преодолеть земное притяжение. Двигатели помещались в верхней части фюзеляжа, под главным ротором, и образовывали что-то вроде горба. Воздухозаборники турбин нависали над кабиной. Брюхо было огромным, как у беременной свиньи. Нос уродовала турель с укрепленным на ней многоствольным крупнокалиберным пулеметом, а под короткими кургузыми крыльями и распухшим брюхом свисали ракеты и скорострельные пушки, торчали антенны радаров.
Позади громоздких двигателей виднелись еще какие-то устройства, о которых, казалось, вспомнили и которые приделали в последний момент.
— Глушители выхлопа, — Шон вспомнил статью, которую он читал в одном из авиажурналов, которые в свое время выписывал. Эти штуки маскировали выхлоп двух турбодвигателей, защищая машину от инфракрасных датчиков вражеских ракет. Автор статьи восхвалял их эффективность, но, хотя они и делали машину практически неуязвимой для ракет с инфракрасным наведением, их вес в сочетании с весом титановой брони значительно снижал скорость и дальность полета. Шон пожалел, что читал статью не слишком внимательно и сейчас не мог припомнить упоминавшиеся в ней данные о скорости и дальности полета.
Штурмовики пролетали примерно в миле к востоку от них, направляясь прямо на север.
— Генерал получит сегодня на завтрак неплохое шоу, — заметил Джоб, вылезая из укрытия, чтобы собрать отряд и продолжить путь.
Хотя они шли всю ночь, не замедляя шаг, даже Шон был впечатлен дисциплиной и выправкой отряда Альфонсо.
«Почти как скауты, — решил он и ухмыльнулся про себя. — Впрочем, нет. Никто не может быть лучше скаутов».
Время от времени Шон отставал, чтобы проверить арьергард колонны и то, как люди, замыкающие колонну, маскируют следы. Потому что сейчас была велика опасность, что патрули ФРЕЛИМО могут их обнаружить. Он отстал всего на сотню метров от колонны, опустился на колени, чтобы получше рассмотреть землю, как вдруг почувствовал, что он не один и кто-то на него смотрит.
Шон резко бросился вперед, одновременно срывая автомат с плеча, и, дважды перекувыркнувшись, нырнул за лежащий неподалеку ствол дерева рядом с тропинкой. Тут он замер, держа палец на спусковом крючке и наблюдая за кустами, где, как ему показалось, он заметил еле уловимое движение.
Через секунду из кустов донеслось озорное хихиканье. Шон приподнял голову и сердито прошептал:
— Я же тебе говорил, никогда не подбирайся ко мне таким образом.
Голова Матату высунулась из травы и приветливо заулыбалась.
— Ты стареешь, мой бвана. Я бы мог украсть твои носки и ботинки, и ты бы этого даже не заметил.
— А я бы мог прострелить твой коричневый затылок насквозь. Ты нашел ее?
Матату кивнул, и его улыбка исчезла.
— Где она?
— Полдня пешком вверх по течению. В тюрьме с другими женщинами.
— Она в порядке?
Матату колебался, сказать ли ему правду или то, что хотелось бы услышать хозяину. Затем он вздохнул и покачал головой.
— Они держат ее в земляной дыре, закованной в наручники, и заставляют выносить ведра с дерьмом… — Он осекся, видя реакцию Шона, и быстро добавил: — Но она обрадовалась, когда увидела меня.
— Ты передал ей письмо?
— Ндио. Она спрятала его в одежду.
— Тебя никто не видел?
Впрочем, вопрос был ниже достоинства Матату, и Шон улыбнулся.
— Знаю, никто не увидит Матату, если он этого… — Шон прервался, и оба посмотрели на небо.
Слабо, издалека, доносился звук работающих турбин.
— «Хайнды» возвращаются после налета на лагерь РЕНАМО, — пробормотал Шон. Листья мешали разглядеть летящие машины, но, судя по звукам, они проследовали дальше на юг.
«С такой ограниченной дальностью полета их база не должна находиться слишком далеко», — решил Шон и задумчиво посмотрел на Матату.
— Матату, те индеки… мог бы ты найти то место, откуда они прилетают и куда возвращаются?
Во взгляде Матату на мгновение промелькнуло сомнение, но потом он улыбнулся своей широкой улыбкой.
— Матату может выследить любого, человека, животного или индеки, куда бы они ни пошли, — сказал он уверенно.
— Тогда иди! — приказал Шон. — Найди это место. Там будут машины и много белых людей. Они будут хорошо охраняться. Не позволяй им себя схватить.
Матату оскорбленно посмотрел на Шона, и Шон пожал плечами, давая понять, что он всего лишь волнуется за него.
— Когда разыщешь это место, возвращайся назад в лагерь генерала Чайны на реке Пунгва. Я тебя там встречу.
Без вопросов, как собака бросается, чтобы найти упавшего фазана, Матату поднялся, готовый к отправлению, и подвернул свою набедренную повязку.
— До встречи, ступай с миром, мой бвана.
— Ступай с миром, Матату, — повторил за ним тихо Шон, и маленький человечек пустился рысью на юг. Шон проводил его взглядом, а затем поспешил вдогонку за отрядом Альфонсо.
«Они держат ее в земляной дыре, закованной в наручники», — слова, сказанные Матату, эхом отдавались в его ушах, разжигая воображение, злость и решимость.
«Держись, любовь моя. Я скоро приду к тебе», — пообещал он ей и себе.
Несмотря на то, что из-за груза они не могли передвигаться бегом, идущий впереди сержант Альфонсо сразу задал высокий темп. Еще до наступления ночи они пересекли передовые позиции РЕНАМО и вступили в «зону опустошения» — нейтральную территорию, где был риск напороться на патрули ФРЕЛИМО. Шон отдал приказ перегруппироваться. Теперь они шли гуськом, с интервалом в десять метров, а разведчикам на флангах, в голове и хвосте колонны, велел быть готовыми к неожиданной атаке. Они шли всю ночь, делая десятиминутные привалы каждые два часа, и к рассвету преодолели почти сорок миль. Пока отряд отдыхал, Шон прошел к голове колонны и присел на корточки рядом с Джобом и Альфонсо.
— Сколько еще до грузовиков? — поинтересовался Шон.
— Почти дошли, — ответил Альфонсо, — они вон там, в долине.
Они были на лесистом склоне холма. Впереди начиналась сильно пересеченная, изрытая оврагами и рытвинами местность. Шон сразу понял, почему генерал Чайна выбрал для обороны именно этот район Сьерра-да-Горгонгоза. В этой дикой местности совершенно не было дорог, и атакующей армии пришлось бы штурмовать бесконечное количество укреплений, созданных самой природой.
Долина, на которую указал Альфонсо, находилась в нескольких милях от них. Местность постепенно выровнялась и превратилась в широкую травянистую равнину. Островки темного леса то и дело перемежались участками, заросшими травой.
Альфонсо указал на горизонт.
— Вон там проходит железная дорога и шоссе, ведущее к побережью… — Он не договорил, так как Шон схватил его за руку, призывая к тишине, и замер, прислушиваясь.
Прошло несколько секунд, пока на фоне шелеста листьев на утреннем ветру они не различили звуки, которые вскоре превратились в завывание турбин и стрекот лопастей.
— Вон они! — Джоб, у которого было отличное зрение, указал на маленькое пятнышко напротив темного фона холмов и лесов.
— «Хайнды», — подтвердил Шон, и Альфонсо тут же скомандовал:
— Всем в укрытие!
Колонна рассеялась, все попрятались кто куда и наблюдали, как приближаются штурмовики, то взмывая вверх, то опускаясь прямо к холмам, направляясь к позициям РЕНАМО, чтобы совершить очередной налет на укрепления Чайны.
Шон рассматривал их в русский бинокль, полученный им из запасов РЕНАМО. Впервые он получил возможность спокойно рассмотреть «хайнды» со стороны. Сейчас в воздухе было четыре вертолета, и Шон предположил, что эскадрилья из двенадцати «хайндов» может делать три захода звеньями из четырех машин.
— Боже мой, до чего же они уродливы, — пробормотал он. Казалось невозможным, чтобы нечто столь тяжелое и громоздкое могло преодолеть земное притяжение. Двигатели помещались в верхней части фюзеляжа, под главным ротором, и образовывали что-то вроде горба. Воздухозаборники турбин нависали над кабиной. Брюхо было огромным, как у беременной свиньи. Нос уродовала турель с укрепленным на ней многоствольным крупнокалиберным пулеметом, а под короткими кургузыми крыльями и распухшим брюхом свисали ракеты и скорострельные пушки, торчали антенны радаров.
Позади громоздких двигателей виднелись еще какие-то устройства, о которых, казалось, вспомнили и которые приделали в последний момент.
— Глушители выхлопа, — Шон вспомнил статью, которую он читал в одном из авиажурналов, которые в свое время выписывал. Эти штуки маскировали выхлоп двух турбодвигателей, защищая машину от инфракрасных датчиков вражеских ракет. Автор статьи восхвалял их эффективность, но, хотя они и делали машину практически неуязвимой для ракет с инфракрасным наведением, их вес в сочетании с весом титановой брони значительно снижал скорость и дальность полета. Шон пожалел, что читал статью не слишком внимательно и сейчас не мог припомнить упоминавшиеся в ней данные о скорости и дальности полета.
Штурмовики пролетали примерно в миле к востоку от них, направляясь прямо на север.
— Генерал получит сегодня на завтрак неплохое шоу, — заметил Джоб, вылезая из укрытия, чтобы собрать отряд и продолжить путь.
Хотя они шли всю ночь, не замедляя шаг, даже Шон был впечатлен дисциплиной и выправкой отряда Альфонсо.
«Почти как скауты, — решил он и ухмыльнулся про себя. — Впрочем, нет. Никто не может быть лучше скаутов».
Время от времени Шон отставал, чтобы проверить арьергард колонны и то, как люди, замыкающие колонну, маскируют следы. Потому что сейчас была велика опасность, что патрули ФРЕЛИМО могут их обнаружить. Он отстал всего на сотню метров от колонны, опустился на колени, чтобы получше рассмотреть землю, как вдруг почувствовал, что он не один и кто-то на него смотрит.
Шон резко бросился вперед, одновременно срывая автомат с плеча, и, дважды перекувыркнувшись, нырнул за лежащий неподалеку ствол дерева рядом с тропинкой. Тут он замер, держа палец на спусковом крючке и наблюдая за кустами, где, как ему показалось, он заметил еле уловимое движение.
Через секунду из кустов донеслось озорное хихиканье. Шон приподнял голову и сердито прошептал:
— Я же тебе говорил, никогда не подбирайся ко мне таким образом.
Голова Матату высунулась из травы и приветливо заулыбалась.
— Ты стареешь, мой бвана. Я бы мог украсть твои носки и ботинки, и ты бы этого даже не заметил.
— А я бы мог прострелить твой коричневый затылок насквозь. Ты нашел ее?
Матату кивнул, и его улыбка исчезла.
— Где она?
— Полдня пешком вверх по течению. В тюрьме с другими женщинами.
— Она в порядке?
Матату колебался, сказать ли ему правду или то, что хотелось бы услышать хозяину. Затем он вздохнул и покачал головой.
— Они держат ее в земляной дыре, закованной в наручники, и заставляют выносить ведра с дерьмом… — Он осекся, видя реакцию Шона, и быстро добавил: — Но она обрадовалась, когда увидела меня.
— Ты передал ей письмо?
— Ндио. Она спрятала его в одежду.
— Тебя никто не видел?
Впрочем, вопрос был ниже достоинства Матату, и Шон улыбнулся.
— Знаю, никто не увидит Матату, если он этого… — Шон прервался, и оба посмотрели на небо.
Слабо, издалека, доносился звук работающих турбин.
— «Хайнды» возвращаются после налета на лагерь РЕНАМО, — пробормотал Шон. Листья мешали разглядеть летящие машины, но, судя по звукам, они проследовали дальше на юг.
«С такой ограниченной дальностью полета их база не должна находиться слишком далеко», — решил Шон и задумчиво посмотрел на Матату.
— Матату, те индеки… мог бы ты найти то место, откуда они прилетают и куда возвращаются?
Во взгляде Матату на мгновение промелькнуло сомнение, но потом он улыбнулся своей широкой улыбкой.
— Матату может выследить любого, человека, животного или индеки, куда бы они ни пошли, — сказал он уверенно.
— Тогда иди! — приказал Шон. — Найди это место. Там будут машины и много белых людей. Они будут хорошо охраняться. Не позволяй им себя схватить.
Матату оскорбленно посмотрел на Шона, и Шон пожал плечами, давая понять, что он всего лишь волнуется за него.
— Когда разыщешь это место, возвращайся назад в лагерь генерала Чайны на реке Пунгва. Я тебя там встречу.
Без вопросов, как собака бросается, чтобы найти упавшего фазана, Матату поднялся, готовый к отправлению, и подвернул свою набедренную повязку.
— До встречи, ступай с миром, мой бвана.
— Ступай с миром, Матату, — повторил за ним тихо Шон, и маленький человечек пустился рысью на юг. Шон проводил его взглядом, а затем поспешил вдогонку за отрядом Альфонсо.
«Они держат ее в земляной дыре, закованной в наручники», — слова, сказанные Матату, эхом отдавались в его ушах, разжигая воображение, злость и решимость.
«Держись, любовь моя. Я скоро приду к тебе», — пообещал он ей и себе.
* * *
Они пересекли вторую горную гряду, стараясь прятаться в тени кустов, чтобы их передвижение не было заметно на фоне ясного неба. Альфонсо показал вперед на открывшуюся внизу долину.
— Вот как мы перегнали сюда грузовики, — объяснил он, и Шон увидел, что единственным входом в долину является сухое речное русло. Но даже по нему загнать сюда машины, минуя скальные выступы и булыжники, там и сям торчащие из гладкого речного песка, представлялось непростой задачей.
— Где же вы их спрятали? — спросил Шон, не опуская бинокля, и Альфонсо ответил:
— Сейчас покажу.
Они расставили часовых вдоль гряды, чтобы те предупредили остальных о внезапном появлении вражеских патрулей. Затем Альфонсо повел колонну вниз в ущелье. Чем ниже они спускались, тем круче становилась дорога, и скалы по обеим сторонам встали стеной. Чтобы добраться до сухого русла реки, они вынуждены были идти по узкой звериной тропе. В этом узком ущелье было невыносимо жарко — свежий воздух сюда не доходил, а скалы поглощали солнечное тепло и изливали его на несчастных путников.
— Где грузовики? — нетерпеливо спросил Шон, и Альфонсо показал на скалы напротив.
— Вон там, — сказал он, и Шон уже хотел было раздраженно огрызнуться, когда вдруг понял, что ветер и вода много веков назад выточили в скалах множество углублений.
— Пещеры? — спросил он, и Альфонсо повел их, утопающих по щиколотку в песке, к подножию скал.
Входы в некоторые пещеры были засыпаны мелкими каменными обломками, другие пещеры обвалились или были загромождены нанесенным в них водами реки мусором. Альфонсо указал на одну из них и отдал своим людям приказ. Они сложили оружие на землю и начали расчищать вход.
— Вот как мы перегнали сюда грузовики, — объяснил он, и Шон увидел, что единственным входом в долину является сухое речное русло. Но даже по нему загнать сюда машины, минуя скальные выступы и булыжники, там и сям торчащие из гладкого речного песка, представлялось непростой задачей.
— Где же вы их спрятали? — спросил Шон, не опуская бинокля, и Альфонсо ответил:
— Сейчас покажу.
Они расставили часовых вдоль гряды, чтобы те предупредили остальных о внезапном появлении вражеских патрулей. Затем Альфонсо повел колонну вниз в ущелье. Чем ниже они спускались, тем круче становилась дорога, и скалы по обеим сторонам встали стеной. Чтобы добраться до сухого русла реки, они вынуждены были идти по узкой звериной тропе. В этом узком ущелье было невыносимо жарко — свежий воздух сюда не доходил, а скалы поглощали солнечное тепло и изливали его на несчастных путников.
— Где грузовики? — нетерпеливо спросил Шон, и Альфонсо показал на скалы напротив.
— Вон там, — сказал он, и Шон уже хотел было раздраженно огрызнуться, когда вдруг понял, что ветер и вода много веков назад выточили в скалах множество углублений.
— Пещеры? — спросил он, и Альфонсо повел их, утопающих по щиколотку в песке, к подножию скал.
Входы в некоторые пещеры были засыпаны мелкими каменными обломками, другие пещеры обвалились или были загромождены нанесенным в них водами реки мусором. Альфонсо указал на одну из них и отдал своим людям приказ. Они сложили оружие на землю и начали расчищать вход.