Страница:
К этому можно добавить, что из-за трудностей в снабжении горючим, неумения ремонтировать технику и нехватки средств связи для управления на марше оба участвовавших в польском походе советских танковых корпуса отстали по темпам движения от кавалерийских дивизий. Все это были те самые «овраги», которые в «бумажных» играх не учитывались и о которых ничего не говорилось и в написанном Баграмяном и Ивановым докладе. Жуков, как кажется, не представлял себе в полной мере недостатков, присущих танковым и механизированным соединениям Красной Армии, недооценивал трудности тылового обеспечения войск в боевых условиях. Когда в Великую Отечественную пришлось драться по-настоящему, за все недоработки мирного времени пришлось платить самой дорогой ценой — человеческими жизнями. А Семен Михайлович зря сомневался, что тыл у вермахта работает как часы. Очень скоро Красной Армии на собственной шкуре предстояло убедиться в справедливости этой оценки.
Можно предположить, что неудачу «восточных» в первой игре списали на мощь восточнопрусских укреплений и ошибки Мерецкова при планировании игры. Успех же советской стороны во второй игре выглядел вполне закономерным. Его объясняли не просчетами командовавших войсками «западных», «юго-западных» и «южных» Павлова и Кузнецова, а правильностью выбора направления главного удара. Поэтому наиболее близким к истине выглядит то описание разбора игр, которое дает Мерецков — без выступлений Павлова, Жукова, Кулика и прочих, с одной только робкой попыткой начальника управления Генштаба Ватутина заступиться за своего шефа. И о назначении Жукова Сталин объявил сразу же, очевидно, приняв это решение еще до встречи с Мерецковым и другими военачальниками. Основную роль тут сыграло поведение Георгия Константиновича во время оперативно-стратегических игр и его выступление на совещании. Баграмян и Иванов перестарались, написали слишком хороший доклад. Сталин решил, что докладчик вполне подходит для должности начальника Генерального штаба. Никто не вспомнил давнюю аттестацию, подписанную Рокоссовским, где категорически не рекомендовалось привлекать Жукова к штабной работе. На самом деле, Георгию Константиновичу лучше всего подошла бы должность, на которую был возвращен Мерецков, — заместителя наркома обороны по вопросам боевой подготовки и военного обучения. Здесь бы Жуков принес куда больше пользы.
Георгий Константинович в мемуарах утверждал, что был не в восторге от нового назначения: «Я ждал всего, но только не такого решения, и, не зная толком, что ответить, растерянно молчал. Потом сказал:
— Я никогда не работал в штабах. Всегда был в строю. Начальником Генерального штаба быть не могу.
— Политбюро решило назначить вас, — сказал Сталин, делая ударение на слове «решило».
Понимая, что всякие возражения бесполезны, я поблагодарил за доверие и сказал:
— Ну, а если не получится из меня хороший начальник Генштаба, буду проситься обратно в строй.
— Ну вот и договорились. Завтра будет постановление ЦК, — сказал Сталин.
Через четверть часа я был у наркома обороны. Улыбаясь, он сказал: «Знаю, как ты отказывался от должности начальника Генштаба. Только что мне звонил товарищ Сталин. Теперь поезжай в округ и скорее возвращайся в Москву. Вместо тебя командующим округом будет назначен генерал-полковник Кирпонос, но ты его не жди, за командующего можно пока оставить начальника штаба округа Пуркаева».
В точности повторялась история с Мерецковым. Опять кандидат на высокую должность просил не назначать его, и снова Сталин требовал немедленно принять дела, а в случае, если работа не заладится, обещал отпустить с миром на другой пост.
Парадокс, однако, заключался в том, что, согласившись на сталинское предложение, Георгий Константинович, сам того не ведая, возможно, спас себе жизнь. Во всяком случае, если бы Жуков не стал в январе 41-го начальником Генерального штаба РККА, то его карьера вполне могла очень скоро пойти под откос. Ведь тогда герой Халхин-Гола остался бы командовать Киевским округом и имел все шансы повторить судьбу генерала Кирпоноса, погибшего в сентябре 41-го при выходе из киевского окружения, или, в лучшем случае, оказаться в немецком плену. Правда, генерала армии в первые месяцы войны могли назначить и на более высокий пост — главкомом Юго-Западного направления. Такое назначение вряд ли бы предотвратило катастрофу основных сил Юго-Западного фронта на Днепре. Сталин до последнего пытался удержать Киев и запрещал думать об отходе. На Георгия Константиновича могли возложить ответственность за поражение, и не исключено, что в дальнейшем Сталин неохотно назначал бы его командовать фронтами. А на посту начальника Генерального штаба Жуков оказался более защищен от высочайшего гнева. Сталин понимал, что возложить вину за поражения первых месяцев войны на руководство центрального аппарата Наркомата обороны рискованно — в общественном сознании нарком обороны и начальник Генштаба слишком тесно ассоциировались с самим Иосифом Виссарионовичем.
31 января 1941 года Жуков, завершив передачу дел в Киеве, приехал в Москву и на следующий день приступил к исполнению новых обязанностей. Его первоочередной задачей стала подготовка Красной Армии к будущей войне. И, к сожалению, далеко не во всем Георгий Константинович здесь преуспел.
Как раз в феврале 41-го началось формирование 20 новых механизированных корпусов, хотя к тому времени еще не было завершено формирование первых 9 мехкорпусов, к созданию которых приступили еще летом 40-го. Жуков, будучи начальником Генштаба, никак не возражал против этого шага. Между тем несложно было понять, что лучше иметь меньшее число полностью укомплектованных корпусов, чем значительно большее число соединений, не оснащенных в должной мере вооружением и техникой. Но гигантомания была свойственна советской военной организации и планированию.
Новые механизированные корпуса имели вдвое больше танков, чем прежние танковые (1031 против 560). Количество же средств связи не увеличилось, а уровень подготовки личного состава оказался еще ниже. Управлять такими корпусами стало практически невозможно. В начале Великой Отечественной войны они превратились в обузу. Сотни неисправных танков, застрявшие на дорогах, только мешали передвижению войск, а потом стали легкой добычей врага. Командир одной из танковых дивизий полковник С.И. Богданов, впоследствии дослужившийся до маршала бронетанковых войск, накануне войны совершенно справедливо утверждал, что его танковая дивизия стала слабее танковой бригады, из которой была развернута: «Бронебойных снарядов очень мало. В экипажах по одному-два бойца из новобранцев. Опытных танкистов при формировании дивизии поставили на должности среднего комсостава: командиры танков стали командирами взводов, механики-водители — помощниками командиров рот по технической части. Штабы полков еще два месяца назад были штабами батальонов… Если бутылку вина разбавить тремя бутылками воды, это будет уже не вино…». Получалась парадоксальная ситуация: чем более, интенсивно готовилась Красная Армия к войне, тем менее боеспособной она становилась. Количество танков и самолетов постоянно росло, а обеспеченность их опытными экипажами падала. Увеличивался и дефицит горючего, что не позволяло должным образом готовить летчиков и танкистов. Тимошенко и Жуков не могли и не хотели переломить эту опасную тенденцию в развитии советских вооруженных сил.
В феврале 1941 года был также принят мобилизационный план со зловещим названием «Гроза» (окончательная его доработка затянулась до начала войны). Он предусматривал совершенно фантастические сроки приведения в боевую готовность и развертывания по штатам военного времени большинства соединений Красной Армии. Так, войска первого эшелона на Западе, включавшие 114 дивизий и укрепрайонов первой линии, а также 85 процентов войск ПВО, все воздушно-десантные войска, более трех четвертей ВВС и 34 артиллерийских полка Резерва Главного Командования должны были завершить отмобилизование в течение 2-6 часов с момента объявления мобилизации. Это следовало сделать за счет призыва приписного состава и использования автотранспорта из близлежащих районов. 58 дивизий второго эшелона завершали отмобилизование на 2-3 сутки. Еще 60 дивизий должны были стать полностью боеготовыми на 4-5 сутки мобилизации, а оставшаяся 71 дивизия — на 6-10 сутки. Авиация полностью отмобилизовывалась на 3-4 сутки, причем все боевые части, непосредственно обслуживающие их тыловые подразделения и первый эшелон войск ПВО, планировалось привести в боевую готовность уже через 2-4 часа после объявления мобилизации. Абсурдность всех этих сроков выявилась лишь с началом войны, когда призывники с недавно присоединенных территорий расходились по домам или переходили на сторону немцев, местный автотранспорт оказался негоден к эксплуатации, а многие самолеты погибли на аэродромах, так и не успев подняться в воздух.
Нельзя сказать, будто о неблагополучном положении с обеспечением мобилизации не поступало в Генштаб никаких сведений. Например, штаб Киевского особого военного округа 2 января 1941 года, когда командующим еще числился Жуков, доносил в Генеральный штаб: «Мобзапас огнеприпасов в КОВО крайне незначительный. Он не обеспечивает войска округа даже на период первой операции… В округе совершенно нет мобзапаса материальной части артиллерии и ручного (стрелкового. — Б. С.) оружия. Нет никаких указаний по накоплению этих запасов для обеспечения первых месяцев войны». Не лучше было положение и в других приграничных округах. Так, к 1 апреля 1941 года горючего и масел на складах Наркомата обороны было чуть больше 20 процентов от мобилизационной нормы. Очень плохо обстояло дело с обеспеченностью средствами связи. Ощущалась острая нехватка автозапчастей. Не лучше было положение и с приписным личным составом. Даже в начале июня 41-го дивизии западных округов не имели списков призывников, в случае войны направляемых к ним по мобилизации, что исключало проведение отмобилизования в запланированные сроки.
В «Воспоминаниях и размышлениях» приводится замечательный разговор Жукова со Сталиным, происходивший, судя по всему, в феврале 41-го, еще до начала массовой переброски германских войск на Восток: «Помню, как однажды в ответ на мой доклад о том, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и наземную разведку, И.В. Сталин сказал:
— Они боятся нас. По секрету скажу вам, наш посол имел серьезный разговор лично с Гитлером, и тот ему конфиденциально сообщил: «Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе».
Насчет «переподготовки» или укрытия германских войск от налетов английской авиации (о такой версии со ссылкой на будто бы поступившее к Сталину письмо Гитлера Жуков говорил Симонову) Иосифа Виссарионовича обмануть было трудно. В эти объяснения он не верил. Зато не сомневался, что Красная Армия сильнее вермахта, у нее гораздо больше танков, самолетов и артиллерии. Поэтому, думал Сталин, Гитлер должен его бояться и принимать оборонительные меры на своих восточных границах против возможного советского нападения. Сам Сталин, вопреки распространенному заблуждению, Гитлера не боялся.
Фюрер и позднее продолжал с генсеком ту же игру. 5 мая 1941 года в Москве встретились германский посол в СССР В. фон Шуленбург и советский посол в Германии В.Г. Деканозов. За неделю до этого Шуленбург виделся с Гитлером и теперь познакомил своего советского коллегу с взглядами фюрера на состояние отношений между Москвой и Берлином. Гитлер, в частности, был недоволен, что СССР пытается распространить свое влияние на Балканы и даже заключил договор с Югославией в самый канун германского нападения на эту страну. Как записал Деканозов в дневнике, «Шуленбург в своей беседе с Гитлером заявил… что слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией, которые, начиная с января этого года, так усиленно циркулируют в Берлине и в Германии вообще и о которых рассказывают проезжающие через Москву немцы, конечно, затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве… На его заявление Гитлер ему ответил, что он в силу упомянутых действий Советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии. Его, Гитлера, жизненный опыт научил быть очень осторожным, а события последних лет сделали его еще более осторожным». После того как концентрация вермахта на Востоке породила слухи о скорой германо-советской войне, Гитлер сделал вид, что, наконец, решился назвать истинную причину своих действий. Никакая эта не переподготовка войск для последующей операции против Англии, а страх перед советскими намерениями силой или демонстрацией силы добиться своих целей. Похоже, что не только Сталин, но и Тимошенко с Жуковым почти до самого 22 июня верили в оборонительный характер германских мероприятий у советских границ и продолжали подготовку наступательной операции. Например, в сводке разведывательного отдела штаба Западного особого округа от 5 июня 1941 года отмечали наращивание германских войск у границы. Но в выводах подчеркивалось, что усиление группировки происходит «преимущественно артиллерийскими и авиационными частями», причем одновременно немцы «форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО». Говорилось также, будто «антивоенные настроения в германской армии принимают более широкие размеры». Подобные донесения, поступавшие в Генштаб, скорее должны были создать у Жукова убеждение, что вермахт готовится к обороне против возможного советского вторжения, но сам на СССР в ближайшее время нападать не собирается. Да и кто рискнет наступать, если солдаты вот-вот могут воткнуть штык в землю! Пропагандистские клише, ничего общего не имевшие с действительным настроением немецких солдат, сослужили плохую службу.
В марте 1941 года был принят новый план стратегического развертывания Красной Армии на Западе. В нем были учтены результаты январских игр. Если предыдущий план, одобренный в сентябре 40-го, помимо главного удара советских войск на Юго-Западном направлении, также допускал, в качестве запасного варианта, перенесение основных усилий против восточно-прусской группировки, то теперь было окончательно выбрано юго-западное направление главного удара. В мартовском плане стратегического развертывания подчеркивалось: «Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям». Сталину же нужен был блицкриг. Но и новый план стратегического развертывания, как и предыдущий, недооценивал немецкую группировку на западном направлении. По условиям оперативно-стратегических игр января 1941 года Восточный фронт «западных» (будущая группа армий «Центр») насчитывал всего 20 пехотных дивизий, подкрепленных несколькими танковыми и механизированными соединениями. И в мартовском плане наиболее вероятным считался такой вариант развертывания вермахта, когда к северу от нижнего течения реки Западный Буг и до Балтийского моря (на фронте будущих групп армий «Центр» и «Север») дислоцировалось от 30 до 40 пехотных, от 3 до 5 танковых и от 2 до 4 моторизованных дивизий. В действительности же, 22 июня одна только группа армий «Центр» располагала не меньшим числом соединений: 29 пехотных, 9 танковых, 6 механизированных и 1 кавалерийская дивизия и 1 механизированная бригада.
Тимошенко и Жуков были уверены, что главные свои силы вермахт сосредоточит к югу от Бреста. Здесь предполагалось появление до 110 пехотных, до 14 танковых и до 10 моторизованных немецких дивизий, подкрепленных 30 румынскими и 20 венгерскими пехотными дивизиями и 2 венгерскими мотобригадами. Как мы уже ранее убедились, по пехоте силы Германии и ее союзников были преувеличены раза в полтора, а по танкам и самолетам — еще больше. Так, мартовский план предусматривал, что для нападения на СССР Германия может сосредоточить около 10 тысяч танков и до 10 тысяч самолетов, что превышало общий парк танков и самолетов вермахта соответственно в 2,5 и в 3 раза. Реально же выделенное для нападения на Советский Союз количество боевой техники было меньше фигурировавших в расчетах Генштаба Красной Армии цифр — в 3 раза по танкам и почти в 5,5 раз по самолетам.
В мартовском плане стратегического развертывания Красной Армии на Западе утверждалось: «Германия, вероятнее всего, развернет свои главные силы на юго-востоке от Седлец до Венгрии, с тем, чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину». Но на самом деле Жуков, Тимошенко и Сталин в скорое нападение Гитлера на СССР не верили, хотя в том же Плане и признавалось: «Документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по Западу, так и по Востоку Генеральный штаб не располагает».
К середине мая в Генштабе был готов последний из предвоенных планов стратегического развертывания советских вооруженных сил на Западе. Документ назывался «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Его написал от руки заместитель Ватутина Василевский, а отдельные дополнения внес сам Николай Федорович. В конце текста были обозначены подписи Тимошенко и Жукова, но, как и на мартовском плане, их подписей на документе нет.
В «Соображениях» утверждалось: «…В условиях политической обстановки сегодняшнего дня Германия, в случае нападения на СССР, сможет выставить против нас — до 137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийских и 5 воздушно-десантных дивизий, а всего до 180 дивизий… Вероятнее всего, главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизованных, 2 кавалерийских и 5 воздушных (воздушно-десантных. — Б.С.), а всего до 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест-Демблин для нанесения удара в направлении — Ковель, Ровно, Киев.
Одновременно надо ожидать удары на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также коротких, концентрических ударов со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.
На юге — надо ожидать ударов: а) в направлении Жмеринка, Румынской армии, поддержанной германскими дивизиями, б) в направлении Мункач (Мукачево. — Б.С.), Львов и в) Санок, Львов.
Вероятные союзники Германии могут выставить против СССР: Финляндия до 20 пехотных дивизий, Венгрия — 15 пехотных дивизий, Румыния до 25 пехотных дивизий. Всего Германия с союзниками может развернуть против СССР до 240 дивизий.
Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар.
Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.
Первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить — разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест-Демблин и выход к 30 дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью иметь — наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.
Ближайшая задача — разгромить германскую армию восточное реки Висла и на Краковском направлении, выйти на реки Нарев, Висла и овладеть районом Катовице, для чего: а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезая Германию от ее южных союзников; б) вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в направлении Седлец, Демблин с целью сковывания варшавской группировки и овладения Варшавой, а также содействия Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника; в) вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии и Румынии и быть готовым к нанесению удара против Румынии при благоприятной обстановке. Таким образом. Красная Армия начнет наступательные действия с фронта Чижев, Лютовиско силами 152 дивизий против 100 германских».
Как и во всех предыдущих планах стратегического развертывания, силы Германии и ее союзников оказались весьма значительно преувеличены. Оригинальность на этот раз заключалась в том, что подчиненные Жукова наградили вермахт аж четырьмя кавалерийскими дивизиями вместо одной, которая в действительности имелась у немцев, и предоставили в распоряжение Гитлера целых 5 воздушно-десантных дивизий, да еще нацелили всех их против СССР. В действительности, германская армия располагала лишь одной воздушно-десантной дивизией — 7-й авиационной. Но она оставалась на Балканах и против Красной Армии не действовала. Только общее число танковых дивизий, двинутых против СССР, было определено более или менее точно. В 41-м году вермахт, действительно, использовал на Востоке 19 танковых дивизий. Правда, две из них, 2-я и 5-я, вплоть до осени оставались в резерве на территории Германии. То количество немецких пехотных дивизий, которое руководство Красной Армии предполагало в наличии южнее линии Брест-Демблин, в действительности равнялось общему числу пехотных дивизий, задействованных по плану «Барбаросса». Правда, кроме пехотных, на Востоке имелось еще 4 легкопехотных и 1 горнострелковая дивизии. Также и общее число моторизованных дивизий, которые вермахт мог использовать на Востоке, майский план упреждаюшего удара определял верно. Их, действительно, было 15. Однако советский Генштаб ошибочно полагал, что в немецких моторизованных дивизиях имеются танки, и потому значительно преувеличивал количество танков у противника. Были существенно завышены и силы германских союзников. По поводу венгерских и румынских войск я об этом уже говорил. Но и с финскими дело обстояло не лучше. В действительности, Финляндия в 1941 году выставила против СССР всего 12, а не 20 дивизий.
Трудно сказать, догадывался ли Жуков, что данные разведки преувеличивают силы противника. Вполне возможно, что догадывался. Ведь генералам, в том числе и тем, что командовали округами, было выгодно преувеличивать численность и боевую мощь противостоявших им неприятельских группировок. Чем сильнее враг, тем больше войск и техники можно надеяться получить под свое командование, тем весомее окажется будущая победа. Не исключено, что сами Тимощенко и Жуков, ранее командовавшие Киевским округом, вольно или невольно преувеличивали количество неприятельских войск на юго-западном направлении. Максимальное усиление КОВО помогло бы достичь успеха выдвинутым им командирам, когда Юго-Западный фронт будет наносить решающий удар. Стоит отметить, что немцы довели до сведения советской стороны дезинформацию, преувеличивающую германские силы в Румынии. Так, в конце февраля 41-го посол Германии в Москве В. фон Шуленбург по поручению Риббентропа распустил здесь слухи, будто численность немецких войск в Румынии превышает 600 тысяч человек. В действительности, даже в июне их там было втрое меньше. Однако на развертывание Красной Армии эти данные никакого влияния не оказали. Главную немецкую группировку советский Генштаб по-прежнему помещал в южной Польше, а не в Румынии. Допускаю, что оба Константиновича делали некоторую поправку на любовь разведчиков и их начальников к преувеличениям. Но в чем они были уверены, так это в том, что основные силы германское командование использует на юго-западном направлении. Именно здесь Гитлер мог достичь главных экономических целей — захватить Украину, что дало бы ему уголь, металлы и продовольствие, а потом и кавказскую нефть.
Жуков сыграл видную роль в разработке как мартовского, так и майского плана. Он стремился ударить по наиболее мощной группировке вермахта, быстро разгромить ее, а затем фланговым ударом свернуть весь неприятельский фронт вплоть до Балтийского моря и ликвидировать основные силы вермахта. Если бы план удался, путь на Берлин, Прагу, Вену, Будапешт и далее — на Париж и Мадрид был бы открыт.
Нетрудно заметить, что майский план повторял те же идеи, что отрабатывались в ходе второй из январских игр. Только теперь направление главного удара было сдвинуто к северу. Армии Юго-Западного фронта шли не на Будапешт, а на Катовице и Краков. Очевидно, Сталин рассчитывал, что в случае успешных действий Красной Армии в самом начале войны Венгрия останется нейтральной и с занятием Будапешта можно будет не спешить. Если бы Красная Армия разбила основные силы вермахта, то, вполне вероятно, даже Румыния, где уже находилась значительная группировка немецких войск, не стала бы драться на стороне Германии, а обратила оружие против немцев, как это и произошло в августе 44-го. Однако неправильное определение дислокации основной группировки вермахта обрекала жуковский план на неизбежный провал, а Красную Армию — на тяжелейшее поражение, Ведь в этом плане даже не рассматривались варианты действий на тот случай, если основные силы вермахта окажутся не там, где думали советские генштабисты, а там, где они действительно были, т. е. на западном направлении.
Можно предположить, что неудачу «восточных» в первой игре списали на мощь восточнопрусских укреплений и ошибки Мерецкова при планировании игры. Успех же советской стороны во второй игре выглядел вполне закономерным. Его объясняли не просчетами командовавших войсками «западных», «юго-западных» и «южных» Павлова и Кузнецова, а правильностью выбора направления главного удара. Поэтому наиболее близким к истине выглядит то описание разбора игр, которое дает Мерецков — без выступлений Павлова, Жукова, Кулика и прочих, с одной только робкой попыткой начальника управления Генштаба Ватутина заступиться за своего шефа. И о назначении Жукова Сталин объявил сразу же, очевидно, приняв это решение еще до встречи с Мерецковым и другими военачальниками. Основную роль тут сыграло поведение Георгия Константиновича во время оперативно-стратегических игр и его выступление на совещании. Баграмян и Иванов перестарались, написали слишком хороший доклад. Сталин решил, что докладчик вполне подходит для должности начальника Генерального штаба. Никто не вспомнил давнюю аттестацию, подписанную Рокоссовским, где категорически не рекомендовалось привлекать Жукова к штабной работе. На самом деле, Георгию Константиновичу лучше всего подошла бы должность, на которую был возвращен Мерецков, — заместителя наркома обороны по вопросам боевой подготовки и военного обучения. Здесь бы Жуков принес куда больше пользы.
Георгий Константинович в мемуарах утверждал, что был не в восторге от нового назначения: «Я ждал всего, но только не такого решения, и, не зная толком, что ответить, растерянно молчал. Потом сказал:
— Я никогда не работал в штабах. Всегда был в строю. Начальником Генерального штаба быть не могу.
— Политбюро решило назначить вас, — сказал Сталин, делая ударение на слове «решило».
Понимая, что всякие возражения бесполезны, я поблагодарил за доверие и сказал:
— Ну, а если не получится из меня хороший начальник Генштаба, буду проситься обратно в строй.
— Ну вот и договорились. Завтра будет постановление ЦК, — сказал Сталин.
Через четверть часа я был у наркома обороны. Улыбаясь, он сказал: «Знаю, как ты отказывался от должности начальника Генштаба. Только что мне звонил товарищ Сталин. Теперь поезжай в округ и скорее возвращайся в Москву. Вместо тебя командующим округом будет назначен генерал-полковник Кирпонос, но ты его не жди, за командующего можно пока оставить начальника штаба округа Пуркаева».
В точности повторялась история с Мерецковым. Опять кандидат на высокую должность просил не назначать его, и снова Сталин требовал немедленно принять дела, а в случае, если работа не заладится, обещал отпустить с миром на другой пост.
Парадокс, однако, заключался в том, что, согласившись на сталинское предложение, Георгий Константинович, сам того не ведая, возможно, спас себе жизнь. Во всяком случае, если бы Жуков не стал в январе 41-го начальником Генерального штаба РККА, то его карьера вполне могла очень скоро пойти под откос. Ведь тогда герой Халхин-Гола остался бы командовать Киевским округом и имел все шансы повторить судьбу генерала Кирпоноса, погибшего в сентябре 41-го при выходе из киевского окружения, или, в лучшем случае, оказаться в немецком плену. Правда, генерала армии в первые месяцы войны могли назначить и на более высокий пост — главкомом Юго-Западного направления. Такое назначение вряд ли бы предотвратило катастрофу основных сил Юго-Западного фронта на Днепре. Сталин до последнего пытался удержать Киев и запрещал думать об отходе. На Георгия Константиновича могли возложить ответственность за поражение, и не исключено, что в дальнейшем Сталин неохотно назначал бы его командовать фронтами. А на посту начальника Генерального штаба Жуков оказался более защищен от высочайшего гнева. Сталин понимал, что возложить вину за поражения первых месяцев войны на руководство центрального аппарата Наркомата обороны рискованно — в общественном сознании нарком обороны и начальник Генштаба слишком тесно ассоциировались с самим Иосифом Виссарионовичем.
31 января 1941 года Жуков, завершив передачу дел в Киеве, приехал в Москву и на следующий день приступил к исполнению новых обязанностей. Его первоочередной задачей стала подготовка Красной Армии к будущей войне. И, к сожалению, далеко не во всем Георгий Константинович здесь преуспел.
Как раз в феврале 41-го началось формирование 20 новых механизированных корпусов, хотя к тому времени еще не было завершено формирование первых 9 мехкорпусов, к созданию которых приступили еще летом 40-го. Жуков, будучи начальником Генштаба, никак не возражал против этого шага. Между тем несложно было понять, что лучше иметь меньшее число полностью укомплектованных корпусов, чем значительно большее число соединений, не оснащенных в должной мере вооружением и техникой. Но гигантомания была свойственна советской военной организации и планированию.
Новые механизированные корпуса имели вдвое больше танков, чем прежние танковые (1031 против 560). Количество же средств связи не увеличилось, а уровень подготовки личного состава оказался еще ниже. Управлять такими корпусами стало практически невозможно. В начале Великой Отечественной войны они превратились в обузу. Сотни неисправных танков, застрявшие на дорогах, только мешали передвижению войск, а потом стали легкой добычей врага. Командир одной из танковых дивизий полковник С.И. Богданов, впоследствии дослужившийся до маршала бронетанковых войск, накануне войны совершенно справедливо утверждал, что его танковая дивизия стала слабее танковой бригады, из которой была развернута: «Бронебойных снарядов очень мало. В экипажах по одному-два бойца из новобранцев. Опытных танкистов при формировании дивизии поставили на должности среднего комсостава: командиры танков стали командирами взводов, механики-водители — помощниками командиров рот по технической части. Штабы полков еще два месяца назад были штабами батальонов… Если бутылку вина разбавить тремя бутылками воды, это будет уже не вино…». Получалась парадоксальная ситуация: чем более, интенсивно готовилась Красная Армия к войне, тем менее боеспособной она становилась. Количество танков и самолетов постоянно росло, а обеспеченность их опытными экипажами падала. Увеличивался и дефицит горючего, что не позволяло должным образом готовить летчиков и танкистов. Тимошенко и Жуков не могли и не хотели переломить эту опасную тенденцию в развитии советских вооруженных сил.
В феврале 1941 года был также принят мобилизационный план со зловещим названием «Гроза» (окончательная его доработка затянулась до начала войны). Он предусматривал совершенно фантастические сроки приведения в боевую готовность и развертывания по штатам военного времени большинства соединений Красной Армии. Так, войска первого эшелона на Западе, включавшие 114 дивизий и укрепрайонов первой линии, а также 85 процентов войск ПВО, все воздушно-десантные войска, более трех четвертей ВВС и 34 артиллерийских полка Резерва Главного Командования должны были завершить отмобилизование в течение 2-6 часов с момента объявления мобилизации. Это следовало сделать за счет призыва приписного состава и использования автотранспорта из близлежащих районов. 58 дивизий второго эшелона завершали отмобилизование на 2-3 сутки. Еще 60 дивизий должны были стать полностью боеготовыми на 4-5 сутки мобилизации, а оставшаяся 71 дивизия — на 6-10 сутки. Авиация полностью отмобилизовывалась на 3-4 сутки, причем все боевые части, непосредственно обслуживающие их тыловые подразделения и первый эшелон войск ПВО, планировалось привести в боевую готовность уже через 2-4 часа после объявления мобилизации. Абсурдность всех этих сроков выявилась лишь с началом войны, когда призывники с недавно присоединенных территорий расходились по домам или переходили на сторону немцев, местный автотранспорт оказался негоден к эксплуатации, а многие самолеты погибли на аэродромах, так и не успев подняться в воздух.
Нельзя сказать, будто о неблагополучном положении с обеспечением мобилизации не поступало в Генштаб никаких сведений. Например, штаб Киевского особого военного округа 2 января 1941 года, когда командующим еще числился Жуков, доносил в Генеральный штаб: «Мобзапас огнеприпасов в КОВО крайне незначительный. Он не обеспечивает войска округа даже на период первой операции… В округе совершенно нет мобзапаса материальной части артиллерии и ручного (стрелкового. — Б. С.) оружия. Нет никаких указаний по накоплению этих запасов для обеспечения первых месяцев войны». Не лучше было положение и в других приграничных округах. Так, к 1 апреля 1941 года горючего и масел на складах Наркомата обороны было чуть больше 20 процентов от мобилизационной нормы. Очень плохо обстояло дело с обеспеченностью средствами связи. Ощущалась острая нехватка автозапчастей. Не лучше было положение и с приписным личным составом. Даже в начале июня 41-го дивизии западных округов не имели списков призывников, в случае войны направляемых к ним по мобилизации, что исключало проведение отмобилизования в запланированные сроки.
В «Воспоминаниях и размышлениях» приводится замечательный разговор Жукова со Сталиным, происходивший, судя по всему, в феврале 41-го, еще до начала массовой переброски германских войск на Восток: «Помню, как однажды в ответ на мой доклад о том, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и наземную разведку, И.В. Сталин сказал:
— Они боятся нас. По секрету скажу вам, наш посол имел серьезный разговор лично с Гитлером, и тот ему конфиденциально сообщил: «Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе».
Насчет «переподготовки» или укрытия германских войск от налетов английской авиации (о такой версии со ссылкой на будто бы поступившее к Сталину письмо Гитлера Жуков говорил Симонову) Иосифа Виссарионовича обмануть было трудно. В эти объяснения он не верил. Зато не сомневался, что Красная Армия сильнее вермахта, у нее гораздо больше танков, самолетов и артиллерии. Поэтому, думал Сталин, Гитлер должен его бояться и принимать оборонительные меры на своих восточных границах против возможного советского нападения. Сам Сталин, вопреки распространенному заблуждению, Гитлера не боялся.
Фюрер и позднее продолжал с генсеком ту же игру. 5 мая 1941 года в Москве встретились германский посол в СССР В. фон Шуленбург и советский посол в Германии В.Г. Деканозов. За неделю до этого Шуленбург виделся с Гитлером и теперь познакомил своего советского коллегу с взглядами фюрера на состояние отношений между Москвой и Берлином. Гитлер, в частности, был недоволен, что СССР пытается распространить свое влияние на Балканы и даже заключил договор с Югославией в самый канун германского нападения на эту страну. Как записал Деканозов в дневнике, «Шуленбург в своей беседе с Гитлером заявил… что слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией, которые, начиная с января этого года, так усиленно циркулируют в Берлине и в Германии вообще и о которых рассказывают проезжающие через Москву немцы, конечно, затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве… На его заявление Гитлер ему ответил, что он в силу упомянутых действий Советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии. Его, Гитлера, жизненный опыт научил быть очень осторожным, а события последних лет сделали его еще более осторожным». После того как концентрация вермахта на Востоке породила слухи о скорой германо-советской войне, Гитлер сделал вид, что, наконец, решился назвать истинную причину своих действий. Никакая эта не переподготовка войск для последующей операции против Англии, а страх перед советскими намерениями силой или демонстрацией силы добиться своих целей. Похоже, что не только Сталин, но и Тимошенко с Жуковым почти до самого 22 июня верили в оборонительный характер германских мероприятий у советских границ и продолжали подготовку наступательной операции. Например, в сводке разведывательного отдела штаба Западного особого округа от 5 июня 1941 года отмечали наращивание германских войск у границы. Но в выводах подчеркивалось, что усиление группировки происходит «преимущественно артиллерийскими и авиационными частями», причем одновременно немцы «форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО». Говорилось также, будто «антивоенные настроения в германской армии принимают более широкие размеры». Подобные донесения, поступавшие в Генштаб, скорее должны были создать у Жукова убеждение, что вермахт готовится к обороне против возможного советского вторжения, но сам на СССР в ближайшее время нападать не собирается. Да и кто рискнет наступать, если солдаты вот-вот могут воткнуть штык в землю! Пропагандистские клише, ничего общего не имевшие с действительным настроением немецких солдат, сослужили плохую службу.
В марте 1941 года был принят новый план стратегического развертывания Красной Армии на Западе. В нем были учтены результаты январских игр. Если предыдущий план, одобренный в сентябре 40-го, помимо главного удара советских войск на Юго-Западном направлении, также допускал, в качестве запасного варианта, перенесение основных усилий против восточно-прусской группировки, то теперь было окончательно выбрано юго-западное направление главного удара. В мартовском плане стратегического развертывания подчеркивалось: «Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям». Сталину же нужен был блицкриг. Но и новый план стратегического развертывания, как и предыдущий, недооценивал немецкую группировку на западном направлении. По условиям оперативно-стратегических игр января 1941 года Восточный фронт «западных» (будущая группа армий «Центр») насчитывал всего 20 пехотных дивизий, подкрепленных несколькими танковыми и механизированными соединениями. И в мартовском плане наиболее вероятным считался такой вариант развертывания вермахта, когда к северу от нижнего течения реки Западный Буг и до Балтийского моря (на фронте будущих групп армий «Центр» и «Север») дислоцировалось от 30 до 40 пехотных, от 3 до 5 танковых и от 2 до 4 моторизованных дивизий. В действительности же, 22 июня одна только группа армий «Центр» располагала не меньшим числом соединений: 29 пехотных, 9 танковых, 6 механизированных и 1 кавалерийская дивизия и 1 механизированная бригада.
Тимошенко и Жуков были уверены, что главные свои силы вермахт сосредоточит к югу от Бреста. Здесь предполагалось появление до 110 пехотных, до 14 танковых и до 10 моторизованных немецких дивизий, подкрепленных 30 румынскими и 20 венгерскими пехотными дивизиями и 2 венгерскими мотобригадами. Как мы уже ранее убедились, по пехоте силы Германии и ее союзников были преувеличены раза в полтора, а по танкам и самолетам — еще больше. Так, мартовский план предусматривал, что для нападения на СССР Германия может сосредоточить около 10 тысяч танков и до 10 тысяч самолетов, что превышало общий парк танков и самолетов вермахта соответственно в 2,5 и в 3 раза. Реально же выделенное для нападения на Советский Союз количество боевой техники было меньше фигурировавших в расчетах Генштаба Красной Армии цифр — в 3 раза по танкам и почти в 5,5 раз по самолетам.
В мартовском плане стратегического развертывания Красной Армии на Западе утверждалось: «Германия, вероятнее всего, развернет свои главные силы на юго-востоке от Седлец до Венгрии, с тем, чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину». Но на самом деле Жуков, Тимошенко и Сталин в скорое нападение Гитлера на СССР не верили, хотя в том же Плане и признавалось: «Документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по Западу, так и по Востоку Генеральный штаб не располагает».
К середине мая в Генштабе был готов последний из предвоенных планов стратегического развертывания советских вооруженных сил на Западе. Документ назывался «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Его написал от руки заместитель Ватутина Василевский, а отдельные дополнения внес сам Николай Федорович. В конце текста были обозначены подписи Тимошенко и Жукова, но, как и на мартовском плане, их подписей на документе нет.
В «Соображениях» утверждалось: «…В условиях политической обстановки сегодняшнего дня Германия, в случае нападения на СССР, сможет выставить против нас — до 137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийских и 5 воздушно-десантных дивизий, а всего до 180 дивизий… Вероятнее всего, главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизованных, 2 кавалерийских и 5 воздушных (воздушно-десантных. — Б.С.), а всего до 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест-Демблин для нанесения удара в направлении — Ковель, Ровно, Киев.
Одновременно надо ожидать удары на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также коротких, концентрических ударов со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.
На юге — надо ожидать ударов: а) в направлении Жмеринка, Румынской армии, поддержанной германскими дивизиями, б) в направлении Мункач (Мукачево. — Б.С.), Львов и в) Санок, Львов.
Вероятные союзники Германии могут выставить против СССР: Финляндия до 20 пехотных дивизий, Венгрия — 15 пехотных дивизий, Румыния до 25 пехотных дивизий. Всего Германия с союзниками может развернуть против СССР до 240 дивизий.
Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар.
Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.
Первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить — разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест-Демблин и выход к 30 дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью иметь — наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.
Ближайшая задача — разгромить германскую армию восточное реки Висла и на Краковском направлении, выйти на реки Нарев, Висла и овладеть районом Катовице, для чего: а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезая Германию от ее южных союзников; б) вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в направлении Седлец, Демблин с целью сковывания варшавской группировки и овладения Варшавой, а также содействия Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника; в) вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии и Румынии и быть готовым к нанесению удара против Румынии при благоприятной обстановке. Таким образом. Красная Армия начнет наступательные действия с фронта Чижев, Лютовиско силами 152 дивизий против 100 германских».
Как и во всех предыдущих планах стратегического развертывания, силы Германии и ее союзников оказались весьма значительно преувеличены. Оригинальность на этот раз заключалась в том, что подчиненные Жукова наградили вермахт аж четырьмя кавалерийскими дивизиями вместо одной, которая в действительности имелась у немцев, и предоставили в распоряжение Гитлера целых 5 воздушно-десантных дивизий, да еще нацелили всех их против СССР. В действительности, германская армия располагала лишь одной воздушно-десантной дивизией — 7-й авиационной. Но она оставалась на Балканах и против Красной Армии не действовала. Только общее число танковых дивизий, двинутых против СССР, было определено более или менее точно. В 41-м году вермахт, действительно, использовал на Востоке 19 танковых дивизий. Правда, две из них, 2-я и 5-я, вплоть до осени оставались в резерве на территории Германии. То количество немецких пехотных дивизий, которое руководство Красной Армии предполагало в наличии южнее линии Брест-Демблин, в действительности равнялось общему числу пехотных дивизий, задействованных по плану «Барбаросса». Правда, кроме пехотных, на Востоке имелось еще 4 легкопехотных и 1 горнострелковая дивизии. Также и общее число моторизованных дивизий, которые вермахт мог использовать на Востоке, майский план упреждаюшего удара определял верно. Их, действительно, было 15. Однако советский Генштаб ошибочно полагал, что в немецких моторизованных дивизиях имеются танки, и потому значительно преувеличивал количество танков у противника. Были существенно завышены и силы германских союзников. По поводу венгерских и румынских войск я об этом уже говорил. Но и с финскими дело обстояло не лучше. В действительности, Финляндия в 1941 году выставила против СССР всего 12, а не 20 дивизий.
Трудно сказать, догадывался ли Жуков, что данные разведки преувеличивают силы противника. Вполне возможно, что догадывался. Ведь генералам, в том числе и тем, что командовали округами, было выгодно преувеличивать численность и боевую мощь противостоявших им неприятельских группировок. Чем сильнее враг, тем больше войск и техники можно надеяться получить под свое командование, тем весомее окажется будущая победа. Не исключено, что сами Тимощенко и Жуков, ранее командовавшие Киевским округом, вольно или невольно преувеличивали количество неприятельских войск на юго-западном направлении. Максимальное усиление КОВО помогло бы достичь успеха выдвинутым им командирам, когда Юго-Западный фронт будет наносить решающий удар. Стоит отметить, что немцы довели до сведения советской стороны дезинформацию, преувеличивающую германские силы в Румынии. Так, в конце февраля 41-го посол Германии в Москве В. фон Шуленбург по поручению Риббентропа распустил здесь слухи, будто численность немецких войск в Румынии превышает 600 тысяч человек. В действительности, даже в июне их там было втрое меньше. Однако на развертывание Красной Армии эти данные никакого влияния не оказали. Главную немецкую группировку советский Генштаб по-прежнему помещал в южной Польше, а не в Румынии. Допускаю, что оба Константиновича делали некоторую поправку на любовь разведчиков и их начальников к преувеличениям. Но в чем они были уверены, так это в том, что основные силы германское командование использует на юго-западном направлении. Именно здесь Гитлер мог достичь главных экономических целей — захватить Украину, что дало бы ему уголь, металлы и продовольствие, а потом и кавказскую нефть.
Жуков сыграл видную роль в разработке как мартовского, так и майского плана. Он стремился ударить по наиболее мощной группировке вермахта, быстро разгромить ее, а затем фланговым ударом свернуть весь неприятельский фронт вплоть до Балтийского моря и ликвидировать основные силы вермахта. Если бы план удался, путь на Берлин, Прагу, Вену, Будапешт и далее — на Париж и Мадрид был бы открыт.
Нетрудно заметить, что майский план повторял те же идеи, что отрабатывались в ходе второй из январских игр. Только теперь направление главного удара было сдвинуто к северу. Армии Юго-Западного фронта шли не на Будапешт, а на Катовице и Краков. Очевидно, Сталин рассчитывал, что в случае успешных действий Красной Армии в самом начале войны Венгрия останется нейтральной и с занятием Будапешта можно будет не спешить. Если бы Красная Армия разбила основные силы вермахта, то, вполне вероятно, даже Румыния, где уже находилась значительная группировка немецких войск, не стала бы драться на стороне Германии, а обратила оружие против немцев, как это и произошло в августе 44-го. Однако неправильное определение дислокации основной группировки вермахта обрекала жуковский план на неизбежный провал, а Красную Армию — на тяжелейшее поражение, Ведь в этом плане даже не рассматривались варианты действий на тот случай, если основные силы вермахта окажутся не там, где думали советские генштабисты, а там, где они действительно были, т. е. на западном направлении.