Страница:
29 февраля 1944 года Ватутин был смертельно ранен в перестрелке с отрядом Украинской Повстанческой Армии. Сталин поручил Жукову временно принять командование 1-м Украинским фронтом. В этом качестве маршал руководил в марте Проскуровско-Черновицкой операцией. Войскам 1-го Украинского фронта удалось окружить 23 дивизии 1-й германской танковой армии в районе города Каменец-Подольский. Однако на этот раз Манштейну удалось переиграть Жукова. Георгий Константинович честно признал это в мемуарах: «Наши войска, действовавшие на внутреннем фронте, подошли к решительной схватке в крайне ослабленном состоянии, не имели необходимого количества артиллерии и боеприпасов, которые отстали от войск из-за полного бездорожья. 3-я гвардейская танковая армия… понесла большие потери и была выведена по указанию Верховного в резерв на пополнение. 4-я танковая армия к исходу марта находилась в районе Каменец-Подольска также в значительно ослабленном состоянии.
Все это вместе взятое не обеспечивало энергичных действий войск по расчленению и уничтожению окруженной группы противника. Сейчас, анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию следовало бы повернуть из района Чертков-Толстое на восток для удара по окруженной группировке. Но мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещиков. Такое решение казалось вполне возможным и логичным. В этом случае противник, переправившись через Днестр, мог запять южный берег реки и организовать там оборону… Мы считали, что в этих условиях необходимо было охватить противника 1-й танковой армией глубже, перебросив ее главные силы через Днестр, и захватить район Залещики-Черновицы-Коломыя… Но когда немецкому командованию группы армий «Юг» стало известно о перехвате советскими войсками путей отхода в южном направлении, оно приказало окруженным войскам пробиваться не на юг, а на запад через Бучач и Подгайцы.
Как потом выяснилось из трофейных документов, командование группы армий «Юг» собрало здесь значительное количество войск, в том числе 9-ю и 10-ю танковые дивизии СС, и 4 апреля нанесло сильный удар по нашему внешнему фронту из района Подгайцы. Смяв оборону 18-го корпуса и 1-й гвардейской армии, танковая группа противника устремилась в район Бучача навстречу выходящим из окружения своим частям. Сколько гитлеровцев прорвалось из окружения, ни я, ни штаб фронта точно установить так и не смогли. Назывались разные цифры. Как потом оказалось, вышли из окружения не десятки танков с десантом, как тогда доносили войска, а значительно больше».
Вспомним, что и Коневу насчет корсуньской группировки подчиненные доносили, что ни один немец через их позиции не прошел. Кто же из советских командиров будет признаваться, что на его участке произошел прорыв фронта, если данный неприятный факт легко можно скрыть. Противник-то прорвался к своим; а не в советский тыл, и, кроме командира и его бойцов, о прорыве никто и не знает. Куда приятнее назвать фантастическое число немецких трупов, будто бы уничтоженных твоими войсками. Отсюда 55 тысяч погибших при прорыве из корсуньского «котла», отсюда и почти полное уничтожение 1-й немецкой танковой армии, в действительности благополучно ушедшей к своим.
Прорыв окруженной под Каменец-Подольском группировки стал последней операцией Манштейна во Второй мировой войне. Он успел подготовить эту операцию, а осуществил ее уже преемник Манштейна Модель. В «Утерянных победах» Манштейн так объяснил свой замысел: «Генерал-полковник Хубе… не хотел прорываться с армией на запад, а предлагал отвести ее на юг за Днестр. Безусловно, в данный момент это был более легкий путь. На запад ей пришлось бы пробиваться через две танковые армии противника, а на юг она могла уйти в то время еще без серьезных боев.
Тем не менее я не мог согласиться с этим мнением генерал-полковника Хубе. Во-первых, было необходимо, чтобы 1-я танковая армия, двигаясь на запад, соединилась с 4-й танковой армией. Как же иначе можно было предотвратить прорыв противника в Галицию севернее Карпат? Попытка армии ускользнуть на юг за Днестр в лучшем случае кончилась бы тем, что она была бы оттеснена в Карпаты, но и это сомнительно. Конечно, путь на юг через Днестр был вначале менее рискованным. Однако более детальный анализ показывал, что он вел армию к гибели. Она не имела переправочных средств и мостов для преодоления Днестра на широком фронте. При попытке переправиться через реку по немногим постоянным мостам она потеряла бы вследствие действий авиации противника, основную часть своей тяжелой техники. Но еще важнее, что противник вел наступление с востока уже южнее Днестра. Рано или поздно армия оказалась бы между этими наступающими силами противника и теми его двумя танковыми армиями, которые только что перерезали ее коммуникации и собирались форсировать в тылу армии Днестр в южном направлении… Еще до моего вылета в Оберзальцберг (на совещание к Гитлеру. — Б. С.) 1-я танковая армия получила предварительный приказ, пробиваясь на Запад, восстановить сначала связь с немецкой группировкой в районе реки Збруч. Она должна была попытаться со своей стороны, нанося этот удар, отрезать тылы вражеской танковой армии, наступающей на Каменец-Подольск».
Гитлер долго не соглашался санкционировать отход 1-й танковой армии. На совещании 25 марта 1944 года Манштейн настаивал, что для нанесения встречного удара в 4-ю танковую армию должны быть переброшены подкрепления. Между фюрером и фельдмаршалом состоялся драматический диалог. Гитлер, по словам Манштейна, «утверждал, что мы хотели „всегда придавать боевым действиям только маневренный характер“. Осенью ему говорили, что Днепр будет удержан. Но, мол, едва он, Гитлер, скрепя сердце дал свое согласие на отступление за эту реку, как уже заявили, что надо отступать дальше, так как произошел прорыв под Киевом.
Я отвечал, что так оно и должно было получиться. По его, Гитлера, указанию силы нашего южного фланга получили задачу удержать Донбасс, а позже и Днепровский район, в то время как Мы могли бы их использовать для усиления нашего северного фланга. Тогда Гитлер стал утверждать, что, по данным воздушной разведки, были отмечены всего-навсего отдельные танки противника, от которых бежали целые войсковые части немцев, из-за этого непрерывно отводится назад линия фронта… Я возражал довольно резко, что если войска не могут более держаться на отдельных участках, то это объясняется их чрезмерней усталостью, истощением сил и сокращением численности». Советская тактика заваливания противника трупами наконец начала приносить успехи.
Манштейн обратил внимание Гитлера на то, что командование группы армий «Юг» не раз предупреждало: «при таких чрезмерно растянутых фронтах и таком состоянии войск, не получающих необходимых пополнений, должен наступить момент, когда силы солдат будут исчерпаны». Фельдмаршал пригрозил отставкой, если его предложения о прорыве 1-й танковой армии не будут приняты. Гитлер уступил и согласился выделить для создания деблокирующей группировки вновь сформированный на Западе танковый корпус СС и две пехотные дивизии из Венгрии. Манштейн заверил фюрера, что «прорыв в западном направлении увенчается успехом, так как обе вражеские танковые армии, видимо, распылят свои силы в направлении переправ через Днестр». Фельдмаршал очень точно предвидел ошибку, которую свершил Жуков.
Только Манштейн успел отдать все необходимые распоряжения для подготовки прорыва, как 30 марта вновь был вызван к Гитлеру вместе с командующим группой армий «А» фельдмаршалом Эвальдом фон Клейстом. Гитлер отправил обоих в почетную отставку, наградив мечами к рыцарскому кресту. Он следующим образом объяснил свое решение: «На востоке прошло время операций крупного масштаба, для которых Манштейн особенно подходил. Здесь важно теперь просто упорно удерживать позиции. Начало этого нового метода управления войсками должно быть связано с новым именем…». Фюрер заверил Манштейна, что не имеет к нему никаких претензий, считает одним из способнейших своих командиров и собирается вскоре вновь использовать на службе, но в данный момент на Восточном фронте для него нет достойных задач. Теперь Германия боролась только за выигрыш времени и удержание территории. Время крупных маневренных операций вермахта навсегда прошло.
В Проскурово-Черновицкой операции Жуков предположил, что противник примет решение, казавшееся наиболее простым: отступать к Днестру. Между тем, если бы он просчитал все возможные последствия этого решения, как это сделал Манштейн, то мог бы догадаться, что в любом случае оптимальным будет прикрытие основными силами танковых соединений западного, а не южного направления.
Можно согласиться с характеристикой, которую дал Жукову Главный маршал авиации Голованов: «В должности начальника Генерального штаба Жуков был не на своем месте. Истинное его призвание — командовать войсками… Что касается оперативно-тактических вопросов — здесь у Жукова была очень сильная хватка». Эту хватку хорошо чувствовали подчиненные генералы и войска, которые маршал гнал вперед, не считаясь с потерями и не останавливаясь перед угрозами. Как раз в марте 44-го, когда Георгий Константинович командовал 1-м Украинским фронтом, произошел один очень неприятный инцидент. Начальник инженерных войск фронта генерал Б.В. Благославов вспоминал, как Жуков, только вступив в командование, собрал командиров ночью на совещание. Там, на основании кратких докладов, одних он готов был представить к наградам, других снять с должности, третьих отдать под суд, а четвертых просто расстрелять. При этом маршал широко использовал непереводимые русские выражения и ко всем обращался исключительно на «ты», хотя брудершафт прежде ни с кем не пил. Благославов Жукову сразу же не понравился. Когда же генерал попросил обращаться к нему без мата и угроз, маршал выхватил маузер. Благославов в ответ схватился за парабеллум (оба предпочли трофейное оружие). Возникла неловкая пауза. Благославов напомнил Жукову, что ждет его выстрела. Это был не просто генерал, но генерал инженерных войск, человек куда более образованный, чем обычный пехотный генерал, и имевший хорошо развитое чувство собственного достоинства. Но дуэль не состоялась. Жуков сообразил, что за расстрел на месте столь высокопоставленного генерала его по головке не погладят. Это ведь не какой-нибудь командир полка или даже дивизии. Георгий Константинович убрал маузер в кобуру и пообещал, что расправится с Благославовым. Однако у Жукова не дошли руки до строптивого генерала, возможно, единственного в Красной Армии (другие и не такое сносили молча). Видно, пределы его власти не распространялись на бессудное снятие с должности командующих армиями и им соответствующих во фронтовом звене. Благославов благополучно закончил войну на прежней должности на 2-м Белорусском фронте у Рокоссовского, с которым у него сложились прекрасные отношения.
В мемуарах Георгий Константинович прямо признавал, что даже на заключительном этапе войны вермахт превосходил Красную Армию в тактике ведения боевых действий: «Несмотря на то, что действия наших войск в зимне-весеннюю кампанию (1944 года. — Б. С.) заканчивались большими победами, я все же считал, что немецкие войска имеют все необходимое для ведения упорной обороны на советско-германском фронте. Боеспособность их войск в связи с большими потерями понизилась, но все же они дерутся упорно и нередко вырывают тактическую инициативу у наших частей, нанося им чувствительные потери. Что же касается стратегического искусства их верховного командования и командования группами армий, оно после катастрофы в районе Сталинграда, и особенно после битвы под Курском, резко понизилось».
Дело, однако, было не в низком уровне германского командования, а в истощении людских и иных ресурсов Рейха в сравнении с ресурсами СССР и его западных союзников. Длина фронта на Востоке была значительно больше, чем на Западе. К концу 43-го года новые пополнения уже не в состоянии были компенсировать людские потери вермахта. Немцам не удавалось создать минимально необходимую для обороны плотность личного состава на всех важных участках советско-германского фронта. И они тем более были не в состоянии сосредоточить достаточные группировки войск для проведения здесь стратегических наступательных операций.
Единственную стратегическую операцию после поражения под Сталинградом Гитлер осуществил на более коротком Западном фронте в декабре 44-го. Глубина театра, представлявшего собой территории Франции, Бельгии и Голландии, оставляла хоть какие-то надежды попытаться достичь решающего успеха сравнительно небольшими силами и добиться сепаратного мира с Англией и США. На Восточном же фронте даже операция «Цитадель», проводившаяся значительно большим количеством войск, чем последнее германское наступление в Арденнах, в сущности, имело только оперативную цель — срезать Курский выступ.
В области производства боевой техники и вооружения возможности Германии оказались несопоставимы с возможностями ее западных противников. Благодаря ленд-лизу советская промышленность также смогла производить танков, самолетов и артиллерийских орудий ничуть не меньше, чем германская [6].
10 апреля 1944 года Жуков был удостоен высшего военного ордена «Победа» за номером 1. Этого же ордена за номером 2 был удостоен Василевский. Формулировка указа у обоих была одинакова: «За умелое выполнение заданий Верховного Главнокомандования по руководству боевыми операциями большого масштаба, в результате которых достигнуты выдающиеся успехи в деле разгрома немецко-фашистских войск…». Абсолютно с той же формулировкой Георгий Константинович был удостоен и второго ордена «Победы» 30 марта 1945 года. Сталин подчеркивал видную, но не первую роль Жукова в руководстве Красной Армии.
22 апреля 1944 года Жуков был вызван с фронта в Ставку. Там он в течение недели работал над планом летне-осенней кампании. Главный удар предстояло нанести в Белоруссии, вспомогательный — на Западной Украине. После успехов советских войск на юге оборонявшаяся в Белоруссии германская группа армий «Центр» оказалась глубоко охвачена с левого фланга. Советская сторона старалась создать у противника впечатление, что главный удар последует на Украине. Вероятно, с этой целью вплоть до 24 мая Жуков продолжал числиться командующим 1-м Украинским фронтом. Расчет делался на то, что у немцев имя маршала ассоциируется с генеральным наступлением Красной Армии. Где Жуков — там должен последовать решающий советский удар.
Однако на этот раз германское командование было своевременно информировано о планах противника. В конце апреля неизвестный германский агент, ранее предоставивший достоверные данные о планах советского наступления осенью 42-го, Сообщил, что в Москве рассматривали два варианта действий. Первый предусматривал нанесение главного удара в районе Ковеля и Львова с последующим движением на Варшаву, где предполагалось польское восстание. Не исключено, что советская разведка узнала о планах Армии Крайовой попытаться поднять восстания в Варшаве, Вильно и других польских городах при приближении к ним советских войск. Вполне возможно и другое объяснение: Ставка надеялась, что восстание могут поднять прокоммунистические силы Польши, влияние которых советские разведывательные органы значительно преувеличивали. Второй же вариант проведения летней кампании предполагал, что основной удар будет нанесен по направлению к Балтийскому морю через территорию Белоруссии и Польши, а вспомогательный — на юге. Сталин выбрал второй вариант.
Гитлер тем не менее не стал отводить группу армий «Центр» к Бугу, что вывело бы ее из-под ожидавшегося советского удара, но одновременно более чем на 300 километров приблизило бы Красную Армию к столице Рейха. Если бы это отступление произошло, советские войска вышли бы на линию Керзона в мае, а не в июле, как это произошло в действительности. А тут еще ожидавшаяся высадка союзников во Франции. Гитлер рассчитывал отразить ее мощным танковым контрударом и для выигрыша времени готов был пожертвовать немецкими войсками в Белоруссии. Если же англо-американского десанта не будет, то сосредоточенные в Польше 5 танковых дивизий, включая танковый корпус СС, смогут ударить по наступающим советским армиям в Белоруссии или на Украине и спасти группы армий «Центр» и «Северная Украина» (бывшая «Юг») от разгрома. Фюрер отклонил предложение командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Эрнста Буша отвести войска к реке Березина и сократить фронт на 240 километров. Он также забрал у Буша один из танковых корпусов и передал его командующему Группой «Северная Украина».
6 июня союзники высадились в Нормандии. 11 июня германские танковые дивизии двинулись из Польши па запад. А 23 июня началась операция «Багратион» — генеральное наступление четырех советских фронтов в Белоруссии.
Летом 43-го германское командование смогло предпринять наступление мощной танковой группировкой на Восточном фронте и тем самым затруднить последующее советское наступление. Во время сражений на Украине вплоть до весны 44-го контрудары немецких танковых дивизий не позволяли Красной Армии уничтожить окруженные группировки врага. Но в июне германские резервы были направлены в Нормандию. Судьба группы армий «Центр» была предрешена. Большинство ее дивизий попали в окружение и были уничтожены. Перед началом наступления Красная Армия обладала трехкратным превосходством над германской Восточной Армией, а в Белоруссии перевес был еще более значительным. Советские ВВС наконец-то достигли безусловного превосходства в воздухе, так как люфтваффе срочно перебросило основные силы с Восточного фронта для противодействия высадившимся англо-американским войскам. На Востоке действовала лишь пятая часть всех германских истребителей.
Сразу после июня 1944 года начинается резкий рост безвозвратных потерь германских сухопутных сил. Если в июне они составили 26 тысяч убитыми и 32 тысячи пропавшими без вести, то в июле — соответственно 59 тысяч и 310 тысяч, а в августе — 64 тысячи и 408 тысяч. Только войска трех белорусских фронтов в период с 1 марта по 1 октября 1944 года взяли в плен 154 тысячи немцев, а войска 1-го Прибалтийского фронта — еще 10 тысяч. Подавляющее большинство пленных было захвачено в июле и августе, в период проведения операции «Багратион». Начавший в июле наступление на львовском направлении 1-й Украинский фронт взял еще 40 тысяч пленных. В августе в ходе Яссо-Кишиневской операции 2-й и 3-й Украинские фронты окружили основные силы группы армий «Южная Украина», пленив 209 тысяч немецких и румынских солдат и офицеров. Во Франции с июня по сентябрь потери немцев составили 55 тысяч убитыми и 339 тысяч пропавшими без вести. На Восточном фронте было убито 214 тысяч немецких военнослужащих и еще 626 тысяч пропало без вести. Война на два больших сухопутных фронта для вермахта оказалась непосильной. Скорый крах германского сопротивления становился неизбежным.
Жуков координировал подготовку и проведение наступления в Белоруссии. В разное время он по-разному оценивал действия противника в ходе операции «Багратион». В «Воспоминаниях и размыщлениях» маршал критиковал германское командование: «…Мы, откровенно говоря, удивлялись их (немцев. — Б. С.) ошибочным действиям, которые обрекали войска на катастрофический исход. Вместо быстрого отхода на тыловые рубежи и выброски сильных группировок к своим флангам, которым угрожали советские ударные группировки, немецкие войска втягивались в затяжные фронтальные сражения восточнее, юго-восточнее и северо-восточнее Минска». Но вот ранее, в 1955 году, в беседах с Симоновым маршал эти же действия счел правильными: «Если взять, например, обстановку, сложившуюся перед нашим наступлением в Белоруссии, летом 1944 года, то достаточно было посмотреть на карту, чтобы стало вполне очевидным, что мы должны были нанести удары именно с тех направлений, с которых мы их потом и нанесли, что мы в состоянии создать этот белорусский котел и что в итоге это может закончиться прорывом шириной в 300-400 километров, который немцам нечем будет заткнуть. Немцы могли это предвидеть.
Логика событий и элементарная военная грамотность подсказали им необходимость вывести свои войска из будущего котла, сократить и уплотнить фронт, создать за своим фронтом оперативные резервы — словом, все, что полагается в подобных случаях. Но немцы этого не сделали, и в результате подверглись разгрому в Белорусской операции.
Но в дальнейшем, оказавшись в тяжелейшем положении, когда им нечем было заткнуть прорыв в 400 километров, надо отдать им должное — они нашли смелый и верный выход из положения. Вместо того чтобы попытаться, растянувшись цепочкой, заткнуть всю эту огромную брешь, они начали с того, что сосредоточили ударную группировку и нанесли нам встречный удар в центре этого пустого пространства. Они приковали нас, заставили ввязаться в бои и приостановили таким образом наше наступление. А тем временем в тылу стали создавать новую линию обороны и, благодаря этому, неожиданному для нас и смелому, удару, в значительной мере успели это сделать. Принятое ими после разгрома в белорусском котле решение следует признать смелым и умным».
Вот и разберись, какими на самом деле были действия немцев, «смелыми и умными» или «ошибочными». И когда Жуков говорил то, что думал, — в беседе с Симоновым или в «Воспоминаниях и размышлениях». Подозреваю все-таки, что Георгий Константинович был откровеннее с Симоновым, а обличающий ошибки германского командования пассаж появился в мемуарах под влиянием редакторов.
Сменивший Буша Модель сумел остановить советское наступление лишь на Висле в начале августа с помощью контрударов подошедших танковых резервов. Тут немцам здорово помог и политический фактор. Поднятое в Варшаве сторонниками польского эмигрантского правительства восстание заставило Сталина на время прекратить наступление на западном направлении. Даже когда в середине августа танковые дивизии группы армий «Центр» отправились в Прибалтику прорубать коридор к группе армий «Север», советские армии на Висле не сдвинулись с места. Ради того чтобы гарантировать советский контроль над Польшей, Верховный Главнокомандующий готов был на несколько месяцев отложить окончательный крах Третьего Рейха.
Во время боевых действии в Белоруссии Жуков был в своем репертуаре — грозил офицерам и генералам расстрелом и штрафными батальонами. Прибыв в 65-ю армию П.И. Батова, Георгий Константинович сразу же потребовал сместить с должности одного из командиров корпусов И.И. Иванова, а командира 44-й дивизии П.Г. Петрова отправить в штрафбат. С большим трудом командующий 1-м Белорусским фронтом Рокоссовский добился смягчения наказания: Иванову дали выговор, а Петрова сняли с должности. П.И. Батов рассказывает и другой любопытный эпизод: «Впервые за несколько дней привели себя в порядок. Только побрились и почистили сапоги, по улице проскочили машины. Круто затормозили у нашей избы. Радецкий (член Военного Совета армии. — Б. С.) взглянул в окно. Жуков. Мы выскочили на крыльцо. Я хотел порадовать представителя Ставки, но вышло другое.
«Бреетесь? Одеколонитесь?.. Почему не взяты Барановичи?» В избе Жуков продолжил разнос. Батов признался, что ему никогда не приходилось испытывать такого унижения: «В конце концов нам удалось доложить, что части идут хорошо и с часу на час овладеют городом. Ответ был не лучше начала…
— Командующий докладывает правильно, товарищ маршал, — сказал Радецкий. Жуков не обратил внимания.
— Командующий докладывает правильно, — повторил член Военного Совета. Брань обрушилась на него. Эта невыносимая сцена закончилась тем, что Жуков приказал Радецкому выехать в Барановичи и не возвращаться, пока город не будет взят. Отшвырнув ногой табурет, Жуков вышел, с шумом захлопнув дверь. Тяжелое молчание.
— Что ты убиваешься, Павел Ивановича — сказал Радецкий. — Кому мы служим — Жукову или Советской власти?.. Это все чепуха. Но меня интересует, отчего он взбесился?.. Василевский-то под Вильнюсом? Вот Жуков и устраивает состязание, кто раньше в Ставку о победе донесет». В итоге гонку выиграли все-таки Жуков с Рокоссовским. Барановичи были освобождены 8 июля, а Вильнюс — только 13 июля.
Справедливости ради следует сказать, что успех в Белоруссии Красная Армия купила дорогой ценой. Советские потери ранеными и убитыми в июле и августе 44-го уступали только потерям июля и августа 43-го года, когда они были наибольшими за всю войну.
Притормозив наступление на Берлин, Сталин обратил свои взоры к Балканскому полуострову. Наиболее удобным плацдармом для захвата Черноморских проливов была союзная Германии Болгария, против СССР не воевавшая. 26 августа Жуков прибыл в Ставку для выполнения особого задания Государственного Комитета Обороны. Оно заключалось в подготовке оккупации Болгарии [7]. Как происходила подготовка и проведение этой операции, хорошо рассказал в своей неопубликованной при жизни книге «Крутые повороты» бывший нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов: «В августе 1944 года мне довелось вылететь с Жуковым в Румынию — готовилась операция на территории Болгарии. Румыния уже капитулировала. Ставка послала Жукова координировать действия фронтов в дни наступления, а меня — для помощи ему по части действия Черноморского флота… В Чернаводе, где находился штаб маршала Ф.И. Толбухина (командующего 3-м Украинским фронтом. — Б.С.), мы провели два дня. Я выехал в Констанцу в ожидании сигнала Ставки о наступлении. Жуков обещал поставить меня в известность…
Все это вместе взятое не обеспечивало энергичных действий войск по расчленению и уничтожению окруженной группы противника. Сейчас, анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию следовало бы повернуть из района Чертков-Толстое на восток для удара по окруженной группировке. Но мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещиков. Такое решение казалось вполне возможным и логичным. В этом случае противник, переправившись через Днестр, мог запять южный берег реки и организовать там оборону… Мы считали, что в этих условиях необходимо было охватить противника 1-й танковой армией глубже, перебросив ее главные силы через Днестр, и захватить район Залещики-Черновицы-Коломыя… Но когда немецкому командованию группы армий «Юг» стало известно о перехвате советскими войсками путей отхода в южном направлении, оно приказало окруженным войскам пробиваться не на юг, а на запад через Бучач и Подгайцы.
Как потом выяснилось из трофейных документов, командование группы армий «Юг» собрало здесь значительное количество войск, в том числе 9-ю и 10-ю танковые дивизии СС, и 4 апреля нанесло сильный удар по нашему внешнему фронту из района Подгайцы. Смяв оборону 18-го корпуса и 1-й гвардейской армии, танковая группа противника устремилась в район Бучача навстречу выходящим из окружения своим частям. Сколько гитлеровцев прорвалось из окружения, ни я, ни штаб фронта точно установить так и не смогли. Назывались разные цифры. Как потом оказалось, вышли из окружения не десятки танков с десантом, как тогда доносили войска, а значительно больше».
Вспомним, что и Коневу насчет корсуньской группировки подчиненные доносили, что ни один немец через их позиции не прошел. Кто же из советских командиров будет признаваться, что на его участке произошел прорыв фронта, если данный неприятный факт легко можно скрыть. Противник-то прорвался к своим; а не в советский тыл, и, кроме командира и его бойцов, о прорыве никто и не знает. Куда приятнее назвать фантастическое число немецких трупов, будто бы уничтоженных твоими войсками. Отсюда 55 тысяч погибших при прорыве из корсуньского «котла», отсюда и почти полное уничтожение 1-й немецкой танковой армии, в действительности благополучно ушедшей к своим.
Прорыв окруженной под Каменец-Подольском группировки стал последней операцией Манштейна во Второй мировой войне. Он успел подготовить эту операцию, а осуществил ее уже преемник Манштейна Модель. В «Утерянных победах» Манштейн так объяснил свой замысел: «Генерал-полковник Хубе… не хотел прорываться с армией на запад, а предлагал отвести ее на юг за Днестр. Безусловно, в данный момент это был более легкий путь. На запад ей пришлось бы пробиваться через две танковые армии противника, а на юг она могла уйти в то время еще без серьезных боев.
Тем не менее я не мог согласиться с этим мнением генерал-полковника Хубе. Во-первых, было необходимо, чтобы 1-я танковая армия, двигаясь на запад, соединилась с 4-й танковой армией. Как же иначе можно было предотвратить прорыв противника в Галицию севернее Карпат? Попытка армии ускользнуть на юг за Днестр в лучшем случае кончилась бы тем, что она была бы оттеснена в Карпаты, но и это сомнительно. Конечно, путь на юг через Днестр был вначале менее рискованным. Однако более детальный анализ показывал, что он вел армию к гибели. Она не имела переправочных средств и мостов для преодоления Днестра на широком фронте. При попытке переправиться через реку по немногим постоянным мостам она потеряла бы вследствие действий авиации противника, основную часть своей тяжелой техники. Но еще важнее, что противник вел наступление с востока уже южнее Днестра. Рано или поздно армия оказалась бы между этими наступающими силами противника и теми его двумя танковыми армиями, которые только что перерезали ее коммуникации и собирались форсировать в тылу армии Днестр в южном направлении… Еще до моего вылета в Оберзальцберг (на совещание к Гитлеру. — Б. С.) 1-я танковая армия получила предварительный приказ, пробиваясь на Запад, восстановить сначала связь с немецкой группировкой в районе реки Збруч. Она должна была попытаться со своей стороны, нанося этот удар, отрезать тылы вражеской танковой армии, наступающей на Каменец-Подольск».
Гитлер долго не соглашался санкционировать отход 1-й танковой армии. На совещании 25 марта 1944 года Манштейн настаивал, что для нанесения встречного удара в 4-ю танковую армию должны быть переброшены подкрепления. Между фюрером и фельдмаршалом состоялся драматический диалог. Гитлер, по словам Манштейна, «утверждал, что мы хотели „всегда придавать боевым действиям только маневренный характер“. Осенью ему говорили, что Днепр будет удержан. Но, мол, едва он, Гитлер, скрепя сердце дал свое согласие на отступление за эту реку, как уже заявили, что надо отступать дальше, так как произошел прорыв под Киевом.
Я отвечал, что так оно и должно было получиться. По его, Гитлера, указанию силы нашего южного фланга получили задачу удержать Донбасс, а позже и Днепровский район, в то время как Мы могли бы их использовать для усиления нашего северного фланга. Тогда Гитлер стал утверждать, что, по данным воздушной разведки, были отмечены всего-навсего отдельные танки противника, от которых бежали целые войсковые части немцев, из-за этого непрерывно отводится назад линия фронта… Я возражал довольно резко, что если войска не могут более держаться на отдельных участках, то это объясняется их чрезмерней усталостью, истощением сил и сокращением численности». Советская тактика заваливания противника трупами наконец начала приносить успехи.
Манштейн обратил внимание Гитлера на то, что командование группы армий «Юг» не раз предупреждало: «при таких чрезмерно растянутых фронтах и таком состоянии войск, не получающих необходимых пополнений, должен наступить момент, когда силы солдат будут исчерпаны». Фельдмаршал пригрозил отставкой, если его предложения о прорыве 1-й танковой армии не будут приняты. Гитлер уступил и согласился выделить для создания деблокирующей группировки вновь сформированный на Западе танковый корпус СС и две пехотные дивизии из Венгрии. Манштейн заверил фюрера, что «прорыв в западном направлении увенчается успехом, так как обе вражеские танковые армии, видимо, распылят свои силы в направлении переправ через Днестр». Фельдмаршал очень точно предвидел ошибку, которую свершил Жуков.
Только Манштейн успел отдать все необходимые распоряжения для подготовки прорыва, как 30 марта вновь был вызван к Гитлеру вместе с командующим группой армий «А» фельдмаршалом Эвальдом фон Клейстом. Гитлер отправил обоих в почетную отставку, наградив мечами к рыцарскому кресту. Он следующим образом объяснил свое решение: «На востоке прошло время операций крупного масштаба, для которых Манштейн особенно подходил. Здесь важно теперь просто упорно удерживать позиции. Начало этого нового метода управления войсками должно быть связано с новым именем…». Фюрер заверил Манштейна, что не имеет к нему никаких претензий, считает одним из способнейших своих командиров и собирается вскоре вновь использовать на службе, но в данный момент на Восточном фронте для него нет достойных задач. Теперь Германия боролась только за выигрыш времени и удержание территории. Время крупных маневренных операций вермахта навсегда прошло.
В Проскурово-Черновицкой операции Жуков предположил, что противник примет решение, казавшееся наиболее простым: отступать к Днестру. Между тем, если бы он просчитал все возможные последствия этого решения, как это сделал Манштейн, то мог бы догадаться, что в любом случае оптимальным будет прикрытие основными силами танковых соединений западного, а не южного направления.
Можно согласиться с характеристикой, которую дал Жукову Главный маршал авиации Голованов: «В должности начальника Генерального штаба Жуков был не на своем месте. Истинное его призвание — командовать войсками… Что касается оперативно-тактических вопросов — здесь у Жукова была очень сильная хватка». Эту хватку хорошо чувствовали подчиненные генералы и войска, которые маршал гнал вперед, не считаясь с потерями и не останавливаясь перед угрозами. Как раз в марте 44-го, когда Георгий Константинович командовал 1-м Украинским фронтом, произошел один очень неприятный инцидент. Начальник инженерных войск фронта генерал Б.В. Благославов вспоминал, как Жуков, только вступив в командование, собрал командиров ночью на совещание. Там, на основании кратких докладов, одних он готов был представить к наградам, других снять с должности, третьих отдать под суд, а четвертых просто расстрелять. При этом маршал широко использовал непереводимые русские выражения и ко всем обращался исключительно на «ты», хотя брудершафт прежде ни с кем не пил. Благославов Жукову сразу же не понравился. Когда же генерал попросил обращаться к нему без мата и угроз, маршал выхватил маузер. Благославов в ответ схватился за парабеллум (оба предпочли трофейное оружие). Возникла неловкая пауза. Благославов напомнил Жукову, что ждет его выстрела. Это был не просто генерал, но генерал инженерных войск, человек куда более образованный, чем обычный пехотный генерал, и имевший хорошо развитое чувство собственного достоинства. Но дуэль не состоялась. Жуков сообразил, что за расстрел на месте столь высокопоставленного генерала его по головке не погладят. Это ведь не какой-нибудь командир полка или даже дивизии. Георгий Константинович убрал маузер в кобуру и пообещал, что расправится с Благославовым. Однако у Жукова не дошли руки до строптивого генерала, возможно, единственного в Красной Армии (другие и не такое сносили молча). Видно, пределы его власти не распространялись на бессудное снятие с должности командующих армиями и им соответствующих во фронтовом звене. Благославов благополучно закончил войну на прежней должности на 2-м Белорусском фронте у Рокоссовского, с которым у него сложились прекрасные отношения.
В мемуарах Георгий Константинович прямо признавал, что даже на заключительном этапе войны вермахт превосходил Красную Армию в тактике ведения боевых действий: «Несмотря на то, что действия наших войск в зимне-весеннюю кампанию (1944 года. — Б. С.) заканчивались большими победами, я все же считал, что немецкие войска имеют все необходимое для ведения упорной обороны на советско-германском фронте. Боеспособность их войск в связи с большими потерями понизилась, но все же они дерутся упорно и нередко вырывают тактическую инициативу у наших частей, нанося им чувствительные потери. Что же касается стратегического искусства их верховного командования и командования группами армий, оно после катастрофы в районе Сталинграда, и особенно после битвы под Курском, резко понизилось».
Дело, однако, было не в низком уровне германского командования, а в истощении людских и иных ресурсов Рейха в сравнении с ресурсами СССР и его западных союзников. Длина фронта на Востоке была значительно больше, чем на Западе. К концу 43-го года новые пополнения уже не в состоянии были компенсировать людские потери вермахта. Немцам не удавалось создать минимально необходимую для обороны плотность личного состава на всех важных участках советско-германского фронта. И они тем более были не в состоянии сосредоточить достаточные группировки войск для проведения здесь стратегических наступательных операций.
Единственную стратегическую операцию после поражения под Сталинградом Гитлер осуществил на более коротком Западном фронте в декабре 44-го. Глубина театра, представлявшего собой территории Франции, Бельгии и Голландии, оставляла хоть какие-то надежды попытаться достичь решающего успеха сравнительно небольшими силами и добиться сепаратного мира с Англией и США. На Восточном же фронте даже операция «Цитадель», проводившаяся значительно большим количеством войск, чем последнее германское наступление в Арденнах, в сущности, имело только оперативную цель — срезать Курский выступ.
В области производства боевой техники и вооружения возможности Германии оказались несопоставимы с возможностями ее западных противников. Благодаря ленд-лизу советская промышленность также смогла производить танков, самолетов и артиллерийских орудий ничуть не меньше, чем германская [6].
10 апреля 1944 года Жуков был удостоен высшего военного ордена «Победа» за номером 1. Этого же ордена за номером 2 был удостоен Василевский. Формулировка указа у обоих была одинакова: «За умелое выполнение заданий Верховного Главнокомандования по руководству боевыми операциями большого масштаба, в результате которых достигнуты выдающиеся успехи в деле разгрома немецко-фашистских войск…». Абсолютно с той же формулировкой Георгий Константинович был удостоен и второго ордена «Победы» 30 марта 1945 года. Сталин подчеркивал видную, но не первую роль Жукова в руководстве Красной Армии.
22 апреля 1944 года Жуков был вызван с фронта в Ставку. Там он в течение недели работал над планом летне-осенней кампании. Главный удар предстояло нанести в Белоруссии, вспомогательный — на Западной Украине. После успехов советских войск на юге оборонявшаяся в Белоруссии германская группа армий «Центр» оказалась глубоко охвачена с левого фланга. Советская сторона старалась создать у противника впечатление, что главный удар последует на Украине. Вероятно, с этой целью вплоть до 24 мая Жуков продолжал числиться командующим 1-м Украинским фронтом. Расчет делался на то, что у немцев имя маршала ассоциируется с генеральным наступлением Красной Армии. Где Жуков — там должен последовать решающий советский удар.
Однако на этот раз германское командование было своевременно информировано о планах противника. В конце апреля неизвестный германский агент, ранее предоставивший достоверные данные о планах советского наступления осенью 42-го, Сообщил, что в Москве рассматривали два варианта действий. Первый предусматривал нанесение главного удара в районе Ковеля и Львова с последующим движением на Варшаву, где предполагалось польское восстание. Не исключено, что советская разведка узнала о планах Армии Крайовой попытаться поднять восстания в Варшаве, Вильно и других польских городах при приближении к ним советских войск. Вполне возможно и другое объяснение: Ставка надеялась, что восстание могут поднять прокоммунистические силы Польши, влияние которых советские разведывательные органы значительно преувеличивали. Второй же вариант проведения летней кампании предполагал, что основной удар будет нанесен по направлению к Балтийскому морю через территорию Белоруссии и Польши, а вспомогательный — на юге. Сталин выбрал второй вариант.
Гитлер тем не менее не стал отводить группу армий «Центр» к Бугу, что вывело бы ее из-под ожидавшегося советского удара, но одновременно более чем на 300 километров приблизило бы Красную Армию к столице Рейха. Если бы это отступление произошло, советские войска вышли бы на линию Керзона в мае, а не в июле, как это произошло в действительности. А тут еще ожидавшаяся высадка союзников во Франции. Гитлер рассчитывал отразить ее мощным танковым контрударом и для выигрыша времени готов был пожертвовать немецкими войсками в Белоруссии. Если же англо-американского десанта не будет, то сосредоточенные в Польше 5 танковых дивизий, включая танковый корпус СС, смогут ударить по наступающим советским армиям в Белоруссии или на Украине и спасти группы армий «Центр» и «Северная Украина» (бывшая «Юг») от разгрома. Фюрер отклонил предложение командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Эрнста Буша отвести войска к реке Березина и сократить фронт на 240 километров. Он также забрал у Буша один из танковых корпусов и передал его командующему Группой «Северная Украина».
6 июня союзники высадились в Нормандии. 11 июня германские танковые дивизии двинулись из Польши па запад. А 23 июня началась операция «Багратион» — генеральное наступление четырех советских фронтов в Белоруссии.
Летом 43-го германское командование смогло предпринять наступление мощной танковой группировкой на Восточном фронте и тем самым затруднить последующее советское наступление. Во время сражений на Украине вплоть до весны 44-го контрудары немецких танковых дивизий не позволяли Красной Армии уничтожить окруженные группировки врага. Но в июне германские резервы были направлены в Нормандию. Судьба группы армий «Центр» была предрешена. Большинство ее дивизий попали в окружение и были уничтожены. Перед началом наступления Красная Армия обладала трехкратным превосходством над германской Восточной Армией, а в Белоруссии перевес был еще более значительным. Советские ВВС наконец-то достигли безусловного превосходства в воздухе, так как люфтваффе срочно перебросило основные силы с Восточного фронта для противодействия высадившимся англо-американским войскам. На Востоке действовала лишь пятая часть всех германских истребителей.
Сразу после июня 1944 года начинается резкий рост безвозвратных потерь германских сухопутных сил. Если в июне они составили 26 тысяч убитыми и 32 тысячи пропавшими без вести, то в июле — соответственно 59 тысяч и 310 тысяч, а в августе — 64 тысячи и 408 тысяч. Только войска трех белорусских фронтов в период с 1 марта по 1 октября 1944 года взяли в плен 154 тысячи немцев, а войска 1-го Прибалтийского фронта — еще 10 тысяч. Подавляющее большинство пленных было захвачено в июле и августе, в период проведения операции «Багратион». Начавший в июле наступление на львовском направлении 1-й Украинский фронт взял еще 40 тысяч пленных. В августе в ходе Яссо-Кишиневской операции 2-й и 3-й Украинские фронты окружили основные силы группы армий «Южная Украина», пленив 209 тысяч немецких и румынских солдат и офицеров. Во Франции с июня по сентябрь потери немцев составили 55 тысяч убитыми и 339 тысяч пропавшими без вести. На Восточном фронте было убито 214 тысяч немецких военнослужащих и еще 626 тысяч пропало без вести. Война на два больших сухопутных фронта для вермахта оказалась непосильной. Скорый крах германского сопротивления становился неизбежным.
Жуков координировал подготовку и проведение наступления в Белоруссии. В разное время он по-разному оценивал действия противника в ходе операции «Багратион». В «Воспоминаниях и размыщлениях» маршал критиковал германское командование: «…Мы, откровенно говоря, удивлялись их (немцев. — Б. С.) ошибочным действиям, которые обрекали войска на катастрофический исход. Вместо быстрого отхода на тыловые рубежи и выброски сильных группировок к своим флангам, которым угрожали советские ударные группировки, немецкие войска втягивались в затяжные фронтальные сражения восточнее, юго-восточнее и северо-восточнее Минска». Но вот ранее, в 1955 году, в беседах с Симоновым маршал эти же действия счел правильными: «Если взять, например, обстановку, сложившуюся перед нашим наступлением в Белоруссии, летом 1944 года, то достаточно было посмотреть на карту, чтобы стало вполне очевидным, что мы должны были нанести удары именно с тех направлений, с которых мы их потом и нанесли, что мы в состоянии создать этот белорусский котел и что в итоге это может закончиться прорывом шириной в 300-400 километров, который немцам нечем будет заткнуть. Немцы могли это предвидеть.
Логика событий и элементарная военная грамотность подсказали им необходимость вывести свои войска из будущего котла, сократить и уплотнить фронт, создать за своим фронтом оперативные резервы — словом, все, что полагается в подобных случаях. Но немцы этого не сделали, и в результате подверглись разгрому в Белорусской операции.
Но в дальнейшем, оказавшись в тяжелейшем положении, когда им нечем было заткнуть прорыв в 400 километров, надо отдать им должное — они нашли смелый и верный выход из положения. Вместо того чтобы попытаться, растянувшись цепочкой, заткнуть всю эту огромную брешь, они начали с того, что сосредоточили ударную группировку и нанесли нам встречный удар в центре этого пустого пространства. Они приковали нас, заставили ввязаться в бои и приостановили таким образом наше наступление. А тем временем в тылу стали создавать новую линию обороны и, благодаря этому, неожиданному для нас и смелому, удару, в значительной мере успели это сделать. Принятое ими после разгрома в белорусском котле решение следует признать смелым и умным».
Вот и разберись, какими на самом деле были действия немцев, «смелыми и умными» или «ошибочными». И когда Жуков говорил то, что думал, — в беседе с Симоновым или в «Воспоминаниях и размышлениях». Подозреваю все-таки, что Георгий Константинович был откровеннее с Симоновым, а обличающий ошибки германского командования пассаж появился в мемуарах под влиянием редакторов.
Сменивший Буша Модель сумел остановить советское наступление лишь на Висле в начале августа с помощью контрударов подошедших танковых резервов. Тут немцам здорово помог и политический фактор. Поднятое в Варшаве сторонниками польского эмигрантского правительства восстание заставило Сталина на время прекратить наступление на западном направлении. Даже когда в середине августа танковые дивизии группы армий «Центр» отправились в Прибалтику прорубать коридор к группе армий «Север», советские армии на Висле не сдвинулись с места. Ради того чтобы гарантировать советский контроль над Польшей, Верховный Главнокомандующий готов был на несколько месяцев отложить окончательный крах Третьего Рейха.
Во время боевых действии в Белоруссии Жуков был в своем репертуаре — грозил офицерам и генералам расстрелом и штрафными батальонами. Прибыв в 65-ю армию П.И. Батова, Георгий Константинович сразу же потребовал сместить с должности одного из командиров корпусов И.И. Иванова, а командира 44-й дивизии П.Г. Петрова отправить в штрафбат. С большим трудом командующий 1-м Белорусским фронтом Рокоссовский добился смягчения наказания: Иванову дали выговор, а Петрова сняли с должности. П.И. Батов рассказывает и другой любопытный эпизод: «Впервые за несколько дней привели себя в порядок. Только побрились и почистили сапоги, по улице проскочили машины. Круто затормозили у нашей избы. Радецкий (член Военного Совета армии. — Б. С.) взглянул в окно. Жуков. Мы выскочили на крыльцо. Я хотел порадовать представителя Ставки, но вышло другое.
«Бреетесь? Одеколонитесь?.. Почему не взяты Барановичи?» В избе Жуков продолжил разнос. Батов признался, что ему никогда не приходилось испытывать такого унижения: «В конце концов нам удалось доложить, что части идут хорошо и с часу на час овладеют городом. Ответ был не лучше начала…
— Командующий докладывает правильно, товарищ маршал, — сказал Радецкий. Жуков не обратил внимания.
— Командующий докладывает правильно, — повторил член Военного Совета. Брань обрушилась на него. Эта невыносимая сцена закончилась тем, что Жуков приказал Радецкому выехать в Барановичи и не возвращаться, пока город не будет взят. Отшвырнув ногой табурет, Жуков вышел, с шумом захлопнув дверь. Тяжелое молчание.
— Что ты убиваешься, Павел Ивановича — сказал Радецкий. — Кому мы служим — Жукову или Советской власти?.. Это все чепуха. Но меня интересует, отчего он взбесился?.. Василевский-то под Вильнюсом? Вот Жуков и устраивает состязание, кто раньше в Ставку о победе донесет». В итоге гонку выиграли все-таки Жуков с Рокоссовским. Барановичи были освобождены 8 июля, а Вильнюс — только 13 июля.
Справедливости ради следует сказать, что успех в Белоруссии Красная Армия купила дорогой ценой. Советские потери ранеными и убитыми в июле и августе 44-го уступали только потерям июля и августа 43-го года, когда они были наибольшими за всю войну.
Притормозив наступление на Берлин, Сталин обратил свои взоры к Балканскому полуострову. Наиболее удобным плацдармом для захвата Черноморских проливов была союзная Германии Болгария, против СССР не воевавшая. 26 августа Жуков прибыл в Ставку для выполнения особого задания Государственного Комитета Обороны. Оно заключалось в подготовке оккупации Болгарии [7]. Как происходила подготовка и проведение этой операции, хорошо рассказал в своей неопубликованной при жизни книге «Крутые повороты» бывший нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов: «В августе 1944 года мне довелось вылететь с Жуковым в Румынию — готовилась операция на территории Болгарии. Румыния уже капитулировала. Ставка послала Жукова координировать действия фронтов в дни наступления, а меня — для помощи ему по части действия Черноморского флота… В Чернаводе, где находился штаб маршала Ф.И. Толбухина (командующего 3-м Украинским фронтом. — Б.С.), мы провели два дня. Я выехал в Констанцу в ожидании сигнала Ставки о наступлении. Жуков обещал поставить меня в известность…