Страница:
Предложение Измаила было как нельзя выгоднее для Москвы, которая получала возможность утвердить свою власть над Астраханью, всегда столь важною для русской торговли, и, кроме того, могла обессилить враждебных ногайских князей, столь опасных теперь для нее по союзу с казанскими мятежниками. Но любопытно, как в летописи выставлены причины, которые заставили Иоанна вооружиться против Астрахани: он вооружился, во-первых, за свою обиду, потому что Ямгурчей-царь присылал сначала послов бить челом, а потом изменил и царского посла ограбил. При этом вспомнил царь о своем древнем отечестве: когда святой Владимир делил волости детям своим, то эту, Астрахань, называвшуюся тогда Тмутараканом, отдал сыну своему Мстиславу, здесь был построен храм Пречистыя, здесь владели многие государи христианские, потомки святого Владимира, сродники царя Ивана Васильевича, а потом вследствие междоусобных браней русских государей перешла Астрахань в руки царей нечестивых ордынских. И умыслил царь и великий князь послать рать свою на Астрахань.
Весною 1554 года, как прошел лед, 30000 русского войска под начальством князя Юрья Ивановича Пронского-Шемякина поплыли Волгою под Астрахань; туда же отправились вятские служилые люди под начальством князя Александра Вяземского. 29 августа, когда царь, по обычаю, праздновал в селе Коломенском свои именины с духовенством и боярами, прискакал гонец от князя Пронского с вестию о взятии Астрахани. 29 июня, писал Пронский, пришли они на Переволоку, что между Волгою и Доном, и отпустили наперед князя Александра Вяземского и Данилу Чулкова с детьми боярскими и козаками астраханских людей поискать и языков добыть. Князь Александр встретился с астраханцами выше Черного острова, напал на них и разбил наголову: ни один человек не спасся. Пленные сказали воеводам, что их послал Ямгурчей-царь проведовать про войско московское, а сам Ямгурчей стоит ниже Астрахани в пяти верстах, в городе людей мало, все люди сидят по островам. Пронский, оставя большие суда, пошел наспех к Астрахани, князя Вяземского отпустил на Ямгурчеев стан, а сам пошел к городу, куда прибыл 2 июля; высадившись в двух местах, русские двинулись на крепость и заняли ее без малейшего сопротивления, потому что защитники ее побежали при первом виде врага. То же самое случилось и с князем Вяземским, который, приблизившись к царскому стану, не нашел там никого: Ямгурчей ускакал к Азову, отпустивши жен и детей на судах к морю; царицы с царевичами и царевнами были перехвачены, но царя тщетно искали по всем углам и дорогам. 7 июля настигнуты были толпы астраханцев, спасавшихся бегством: часть их была побита, другие взяты в плен, причем освобождено было много русских невольников. Тогда остальные астраханцы прислали с челобитьем к воеводам, чтобы государь их пожаловал, побивать и разводить не велел, а велел бы служить себе и царю Дербыш-Алею. Воеводы согласились на их челобитье с условием, чтоб они выдали всех русских невольников, в какой бы Орде ни были куплены; новый царь Дербыш-Алей также их пожаловал, лучшим людям велел жить у себя в городе, а черных отпустил по улусам; во всех улусах нашлось князей и мурз 500 человек да черных людей 7000; после еще перехватали по дорогам беглецов и привели в Астрахань 3000 человек. Давши царю Дербыш-Алею город и наловивши ему подданных, Пронский обязал его клятвою давать московскому государю каждый год по 40000 алтын да по 3000 рыб; рыболовам русским царским ловить рыбу в Волге от Казани до Астрахани и до самого моря безданно и безъявочно, астраханским же рыболовам ловить с ними вместе безобидно. Если умрет царь Дербыш-Алей, то астраханцы не должны тогда искать себе другого царя, а должны бить челом государю и его детям; кого им государь на Астрахань пожалует, тот и будет им люб. По утверждении этих условий шертною грамотою, воеводы отправились в Москву, отпустивши всех астраханских пленников, взяли с собою только цариц с детьми да русских невольников.
В феврале 1555 года пришла весть, что союзник московский, князь Измаил, убил брата своего, Юсуфа, и многих мурз, а детей Юсуфовых и племянников всех выгнал. Измаил писал Иоанну, что теперь вся Ногайская орда смотрит на него и на союзных ему мурз, а что они неотступны будут от царя и великого князя до смерти, просил, чтоб государь дал им вольный торг в Москве, Казани и Астрахани. Служилый татарин, отправленный из Москвы послом к Юсуфу, задержанный последним и освобожденный теперь Измаилом, рассказывал в Москве, что братья, Измаил и Юсуф, резались в продолжение нескольких дней, пока Измаил не одолел окончательно Юсуфа; ногайцев с обеих сторон пало множество: как орда Ногайская стала, такого падежа над ними не бывало. Так дорезывали кочевники друг друга в степях приволжских, приготовляя окончательное торжество Московскому государству! Измаил просил государя послать стрельцов и козаков на Волгу по перевозам для оберегания на случай прихода Юсуфовых детей; просьба была немедленно исполнена: стрелецкий голова Кафтырев и козачий атаман Павлов отправились на Волгу. Победитель Измаил должен был хлопотать о русской помощи, ибо при степной войне он не мог быть покоен ни одного дня, пока был жив хотя один из сыновей убитого Юсуфа. Положение Дербыша было также незавидное: в постоянном ожидании нападений от Ямгурчея, во вражде с крымским ханом, что еще важнее, во вражде с главою исламизма — султаном турецким, с тяжелым значением данника московского, посаженного на царство вопреки желанию астраханцев. Вот почему он бросился на сторону Крыма и сыновей Юсуфовых, как только те дали обещание избавить его от Ямгурчея. В апреле 1555 года он дал знать в Москву, что приходил к Астрахани царь Ямгурчей с сыновьями Юсуфа, крымцами и янычарами и приступал к городу, но что он, Дербыш, с астраханцами и русские козаки, оставленные Пронским, отразили неприятелей. Здесь хан утаил самое важное. В мае оставленный в Астрахани начальник русского отряда Тургенев дал знать также о приходе Ямгурчея и сыновей Юсуфовых, но при этом извещал, что Дербыш вошел в переговоры с последними, которые побили Ямгурчея с братьею, а Дербыш за это перевез их на другую сторону Волги и таким образом дал им возможность действовать против Измаила, что только и было им нужно: они напали врасплох на дядю и выгнали его. Сам Тургенев встретился с Кафтыревым на Волге и сказал, что Дербыш отпустил его из Астрахани, но послов своих к государю не отправил и ссылается с крымским ханом; Кафтырев воротил Тургенева и с ним вместе поплыл в Астрахань со всеми стрельцами и козаками. Приехавши в Астрахань, Кафтырев нашел город пустым: все астраханцы разбежались, испуганные слухом, что московский царь послал на них свою рать и велел всех их побить; а между тем из Крыма пришли уже к ним три царевича с пушками и пищалями. Кафтырев повестил Дербышу и всем астраханцам, что царь и великий князь вовсе не хочет воевать их, а, напротив, отправляет к ним посла своего Мансурова с милостями: отсылает назад к ним некоторых пленных цариц, о которых просил Дербыш, отпускает их послов, новых Дербышевых и старых Ямгурчеевых, и дарит им годовую дань. По этой повестке Дербыш и астраханцы возвратились в город. Тогда же была получена весть, что Измаил, собравшись с людьми, опять выгнал племянников и владеет всеми ногаями. Осенью сам Измаил прислал послов с жалобою на Дербыша, что тот царю и великому князю не прямит, им, ногаям, наделал много дурного, чтоб государь их от Дербыша оборонил, взял бы и Астрахань в свое полное владение, как Казань; таким образом, и здесь сами ордынцы потребовали от Москвы уничтожения другого Татарского царства. За себя Измаил и все мурзы прислали шертную грамоту, в которой клялись: куда их царь и великий князь пошлет — всюду ходить и на всех недругов быть заодно. Измаил вздумал было писать себя отцом царю московскому и требовать, чтоб ему платили ежегодно с Казани двадцать сот рублей. Иоанн отвечал ему: «Мы для тебя велели свое астраханское дело делать накрепко. И если астраханское дело сделается и понадобится тебе самому или женам и детям твоим жить в Астрахани, то мы велели держать вас здесь с немногими людьми, как можно вас прокормить, и беречь вас велели от ваших недругов. А если астраханское дело не сделается, то вам и в Казань приезд и отъезд вольный с немногими людьми, с пятидесятью или шестидесятые, как бы можно было их в Казани прокормить. А что писал ты к нам в своих грамотах многие слова невежливые, и мы на тебя погневались, потому что тебе наше государство и прежние дела ведомы, как прежние князья ногайские и мурзы к отцу нашему и к нам писали. И ты б вперед бездельных слов не писал. А мы ныне гнев свой отложили для того, что на тебя от твоих недругов многие кручины пришли, и мы хотим за прежнюю твою дружбу тебе помогать». Измаил после этого уже не писался отцом Иоанну, а писал: «Всего христианства государю, белому царю много-много поклон»; просьбы были прежние: «Пришли мне трех птиц, кречета, сокола и ястреба, да олова много, да шафрану много, да красок много, да бумаги много, да 500000 гвоздей». В марте 1556 года Измаил опять дал знать в Москву, что Дербыш изменил окончательно: соединился с крымским ханом и Юсуфовыми детьми и московского посла Мансурова выбил из Астрахани, что он, Измаил, пошел уже под Астрахань, чтоб и государь посылал туда же рать свою. В то же самое время пришла из Казани весть о восстании Мамич-Бердея и о приходе к нему царевича от ногаев; это заставляет думать, что движение казанское было в связи с астраханским, а толчок оба движения, разумеется, получили из Крыма. Чрез несколько дней пришла весть и от самого Мансурова: посол извещал, что Дербыш изменил побил князей, которые служили прямо царю и великому князю, к нему, Мансурову, приступал три дня со всеми людьми, но он отбился от астраханцев в Малом городе у Волги, пошел на судах вверх по реке и теперь у козаков на Переволоке; из 500 человек народу у него осталось только 308: иные побиты, иные потонули, другие с голоду на дороге померли. Государь немедленно в том же месяце отправил к Измаилу 50 козаков с пищалями и писал к нему, что отпускает рать свою Волгою на Астрахань, а полем послал для него, Измаила, и для астраханского дела 500 козаков с атаманом Ляпуном Филимоновым.
Волгою отправились под Астрахань стрельцы с своими головами Черемисиновым и Тетериным, козаки с атаманом Колупаевым и вятчане с главным головою Писемским. Атаман Ляпун Филимонов предупредил их, напал на Дербыша, побил у него много людей, много взял в плен и стал дожидаться Черемисинова с товарищами. Языки сказывали, что крымский хан прислал в Астрахань 700 татар и 300 янычар с пушками и пищалями. В сентябре, когда царь по обыкновению был у Троицы для празднования дня святого Сергия (25 числа), пришло донесение от Черемисинова: приехал он в Астрахань, а город пуст: царь и люди выбежали, разогнанные атаманом Ляпуном; головы сели в Астрахани, город укрепили и пошли к морю, нашли суда все астраханские, посекли их и пожгли, а людей не нашли: люди скрылись далеко на берегу. Пошли в другой раз Писемский и Тетерин, нашли царя от берега верст с 20, напали на него ночью и побили многих людей; наутро собрался царь Дербыш с мурзами ногайскими и крымскими и со всеми астраханцами; русские пошли назад. Дербыш преследовал их и бился, идучи весь день до Волги. После этого Дербыш начал пересылаться с Черемисиновым, бил челом, что изменил государю неволею, чтоб государь ему милость показал; вместе со всеми астраханцами поклялся, что поедут в город и будут служить государю. Головы в ожидании прихода астраханцев укрепились в городе, чтобы можно было сидеть бесстрашно, по Волге козаков и стрельцов расставили, отняли всю волю у ногаев, у астраханцев отняли все рыбные ловли и перевозы. Дербыш не приходил в город по обещанию, клятве своей изменил, отводил его от государя крымский воевода, присланный от Девлет-Гирея, да Юсуфовы дети. Но последние недолго оставались на крымской стороне: началась опять резня между ногаями, три дня бились друг с другом два рода — Юсуфовы дети с Шиг-Мамаевыми детьми, и следствием было то, что Юсуфовы дети помирились с дядею Измаилом, убийцею отца их, и прислали бить челом к русским головам, что хотят служить государю, как служит ему дядя их Измаил, будут кочевать у Астрахани, а дурного ничего делать не будут; головы приняли их челобитье, дали им суда, на чем ехать к Измаилу и на чем кормиться на Волге. Вследствие такого переворота в степной политике судьба Астрахани решилась так, что московскому стрельцу, сидевшему в астраханском кремле, не нужно было заряжать своей пищали: Юсуфовы дети бросились на старого союзника своего Дербыша и прогнали его, отняли крымские пушки и прислали их к Черемисинову в Астрахань; Дербыш побежал к Азову и не возвращался более; черные люди астраханцы начали после этого приходить к головам, присягать и бить челом, чтоб государь пожаловал, велел жить по-старому у Астрахани и дань давать, казнить бы их не велел: они люди черные, водил их царь и князья неволею; много астраханцев развели также ногаи в то время, как те бегали от русского войска.
Так устья Волги окончательно закрепились за Москвою. Из астраханского кремля московский стрелецкий голова легко наблюдал за ногаями, которые просили только позволения кочевать безопасно под Астраханью, ловить рыбу на Волге и торговать беспрепятственно. Государь велел козацкому атаману Ляпуну Филимонову утвердиться на Волге у переволоки, а сотскому Кобелеву — на реке Иргызе для оберегания ногаев от русских и крымских козаков, также для перевозки послов. Усобицы, не перестававшие между кочевниками, ручались и за будущую безопасность этих застепных русских владений: сыновья Юсуфа недолго нажили в мире с дядею Измаилом; осенью 1557 года они согнали его с княжения, но это событие не повело ни к какой перемене в отношениях ногаев к русскому правительству: старший из Юсуфовых детей, ставши князем, поклялся в верности государю и объявил: укрепится он на княжении — будет служить царю и великому князю; сгонят ли его — все же он государев холоп, и другой надежды у него нет ни на кого; а за то бы государь на него не сердился, что он разбранился с Измаилом: у них прошла кровь, Измаил отца у них убил.
Причина, почему ногаи так боялись Москвы, известна; в стане у сыновей Юсуфовых говорили: «Если государь царь даст Измаилу пищальников, то ногаи все пропали; государь взял всю Волгу до самого моря, скоро возьмет и Сарайчик, возьмет весь Яик, Шамаху, Дербент, и нам всем быть от него взятым. Наши книги говорят, что все бусурманские государи русскому государю поработают». Русские посланцы доносили: «Ногаи изводятся; людей у них мало добрых, и те голодны необычно и пеши; не верят друг другу и родные братья; земля их пропала, друг друга грабят». Измаил, который прежде хотел писаться отцом Иоанну, теперь должен быть согласиться писать Иоанна государем; вместе с московским послом убеждали его к этому собственные его люди, бывавшие в Москве послами и знавшие могущество царя; они говорили Измаилу: «Не стыдись, князь Измаил! Пиши белого царя государем: немцы посильнее тебя, да и у них государь все города побрал». Измаил опять осилил племянников, но старший из них, Юнус, отъехал на службу в Москву; русский посол доносил: «Ногаи все пропали, немного их с Измаилом осталось, да и те в розни: Измаил сильно боится Юнуса, потому что все улусные люди Юнуса очень любят и желают видеть его на юрте, а, кроме Юнуса, юрта держать некому. Измаил не юртный человек, да и стар уже; улусы у него мятутся, грозят ему, хотят в Крым бежать». В 1562 году Измаил писал царю: «Прежде братство и дружба твоя к нам была; прежде ты нам говорил, что если возьмешь Казань, то нам ее отдашь; ты Казань взял, а нам ее не отдал. Потом Астрахань взял, хотел и ее также нам отдать и не отдал. Волга пала в море 66-ю устьями, и этими реками всеми ты владеешь: бью челом, дай мне одну из них, Бузан! Станут говорить: у друга своего, белого царя, одной реки не мог выпросить! И твоему и моему имени добрая ли то слава? Твоим жалованьем держу у себя слуг своих. Голодны мы и в нужде большой, неоткуда нам деньгу взять: пожаловал бы ты, прислал 400 рублей». Царь отвечал: «Того слова не бывало, что будто мы хотели тебе Астрахань отдать. А о Бузане мы сыскивали и нашли, что исстари по Бузан был рубеж астраханский; и ты б велел людям своим кочевать по своей стороне Бузана, а за Бузан не переходить». Измаил просил, чтоб царь вывел из Астрахани враждебных ему князей; Иоанн отвечал: «Этих князей скоро нам вывести нельзя потому: как взяли мы Астрахань, то астраханским князьям свое жалованное слово молвили, чтоб они от нас разводу и убийства не боялись. Так чтоб в других землях не стали говорить: вера вере недруг и для того христианский государь мусульман изводит. А у нас в книгах христианских писано: не велено силою приводить к нашей вере. Бог судит в будущем веке, кто верует право или неправо, а людям того судить не дано».
Утверждение в устьях Волги открыло Московскому государству целый мир мелких владений в Прикавказье: князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и потому, как скоро увидали у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе, свободной торговле в Астрахани, некоторые — с предложением подданства и таким образом незаметно, волею-неволею затягивали Московское государство все далее и далее на восток, к Кавказу и за него. Тотчас после падения Казани, в ноябре 1552 года, приехали в Москву двое черкасских князей с просьбою, чтоб государь вступился за них и взял их себе в холопи. В августе 1555 года приехали в Москву князья черкасские жаженские Сибок с братом Ацымгуком да Тутарык, в сопровождении 150 человек. Били они челом от всей земли Черкасской, чтоб государь дал им помощь на турецкого и крымского царей, а они холопи царя и великого князя с женами и детьми вовеки. Государь пожаловал их своим великим жалованьем, насчет же турецкого царя велел им отмолвить, что турский султан в миру с царем и великим князем,Шуйск а от крымского государя хочет их беречь, как только можно. Князь Сибок просил, чтоб государь велел окрестить сына его, а Тутарык просил, чтоб окрестили его самого. Летом 1557 года приезжали в Москву другие черкасские князья. Тогда же двое князей черкасских кабардинских, Темрюк и Тизрют, прислали бить челом, чтоб государь велел им себе служить и велел бы астраханским воеводам дать им помощь на шамхала Тарковского; посол говорил: только государь их пожалует, как пожаловал жаженских князей, и поможет на недругов, то князь грузинский и вся земля Грузинская будут также бить челом государю в службу, потому что грузинский князь в союзе с кабардинскими князьями. С другой стороны, из владений шамхала и князя тюменского (с берегов Терека) пришли послы с челобитьем, чтоб государь велел им быть в своем имени, приказал бы астраханским воеводам беречь их со всех сторон, а торговым людям дал бы дорогу чистую: что государь велит себе прислать, то будут присылать каждый год. Черкасские князья просили помощи на шамхала, шамхал просил помощи на черкасских князей; тюменский мурза просил помощи на дядю своего, тюменского князя: посадил бы государь его на Тюмене, а он холоп государев; подданные шамхала просили, чтоб государь дал им другого владетеля, а они всею землею холопи государевы; ханы хивинский и бухарский присылали с великим челобитьем, чтоб государь дал дорогу купцам их в Астрахань.
Легко понять, как смотрели на все это в Крыму. Попытка отвлечь Иоанна от Казани нападением на московские украйны не удалась; деятельно помогать Казани и Астрахани, сильными полками вести оборонительную войну без надежды на грабеж не нравилось разбойникам: они умели только раздувать восстания на Волге и не умели их поддерживать, вследствие чего Казань и Астрахань стали московскими городами. По возвращении Иоанна из-под Казани Девлет-Гирей завел опять пересылку с Москвою, осенью 1553 года прислал даже шертную грамоту, написанную точно так, как требовал царь, только без царского титула; прописано было даже, что если московский посол потерпит бесчестие в Крыму, то государь московский имеет право подвергнуть такому же бесчестию крымского посла у себя. По-прежнему хан жаловался, что Иоанн присылает ему мало поминков, а если пришлет больше, то он и помирится крепче. Иоанн велел отвечать, что дружбы подарками не покупает, и, чтоб мир с ханом был крепче, велел строить город Дедилов в степи против Тулы. Летом 1555 года, поднявши Дербыш-Алея в Астрахани против русских, Девлет-Гирей вздумал опять попытаться напасть врасплох на московские украйны. По обычаю — в одну сторону лук натянуть, а в другую стрелять — хан распустил слух, что идет на Черкасов. Обязавшись защищать этих новых подданных, Иоанн первый из московских государей решился предпринять наступательное движение на Крым и отправил боярина Ивана Васильевича Шереметева с 13000 войска к Перекопи в Мамаевы луга промыслить там над стадами крымскими и отвлечь хана от черкас. Шереметев двинулся, но на дороге получил весть, что хан вместо черкас идет с 60000 войска к рязанским или тульским украйнам. Шереметев дал знать об этом в Москву, и царь, отправив тотчас же воевод, князя Ивана Федоровича Мстиславского с товарищами, в поход, сам выступил за ними на третий день с князем Владимиром Андреевичем в Коломну. Здесь дали ему знать, что хан идет к Туле; Иоанн двинулся туда же; хан, узнавши, что сам царь идет к нему навстречу, поворотил назад. Между тем Шереметев шел за ханом с намерением хватать малочисленные татарские отряды, когда они рассеятся для грабежа по украйне, и прежде всего отправил треть своего войска на крымский обоз, который с половиною лошадей татары обыкновенно оставляли назади, в расстоянии пяти или шести дней пути от главного войска, чтоб лошади и верблюды могли удобнее прокормиться. Русские взяли обоз, при котором нашли 60000 лошадей, 200 аргамаков, 80 верблюдов, и прислали Шереметеву 20 языков, которые сказали ему, что хан идет к Туле; Шереметев продолжал идти за ним следом, но в это время хан уже узнал о царском походе и возвратился назад. В 150 верстах от Тулы, на Судбищах, встретился он с отрядом Шереметева, который, несмотря на малочисленность своего войска, ослабленного уходом трети ратных людей на крымский обоз и еще не возвратившихся, вступил в битву, бился с полудня до ночи, потоптал передовой полк, правую и левую руку, взял знамя князей Ширинских. Но татары не ушли; надобно было приготовляться к новой битве на другой день, и Шереметев послал гонцов к тому отряду, который ходил на обоз, чтобы спешил к нему на помощь, но из этого отряда прискакали к утру только немногие, остальные с добычею отправились в ближайшие русские города, кто в Рязань, кто в Мценск. Между тем хан ночью пытал двоих русских пленников: хотелось ему дознаться о числе войска, так храбро бившегося с ним днем; один из пленников не вытерпел мук и рассказал, что у Шереметева людей мало и тех целая треть отпущена на татарский обоз. Ободренный этим известием, хан на рассвете возобновил битву; бились до полудня; сначала и тут русские успели разогнать крымцев и около хана оставались только янычары, но воевода Шереметев был тяжело ранен и сбит раненым конем; русские замешались без воеводы и потерпели сильное поражение, только двум воеводам, Басманову и Сидорову, удалось собрать около себя тысяч с пять или шесть ратных людей и засесть в лесном овраге; три раза приступал к ним хан со всем войском и всякий раз без успеха; наступил вечер; хан, боясь приближения русского войска, оставил Басманова и Сидорова в покое и поспешил переправиться за Сосну; русские потеряли в Судбищенской битве 320 детей боярских и 34 стрельца. Царь переправился уже чрез Оку и приближался к Туле, когда ему дали знать, что Шереметев поражен и хан идет к Туле; мнения разделились между воеводами: одни говорили, что надобно идти назад, за Оку, и оттуда к Москве, другие говорили, что не должно обращать тыла перед врагом и помрачать прежнюю славу: хотя хан и одержал победу над Шереметевым, однако войско его утомилось, потеряло много убитыми и ранеными, потому что битва была упорная, двухдневная. Царь принял последнее мнение и продолжал поход к Туле, но, пришедши туда, узнал, что хан спешит в Крым, делает по 70 верст в день и догнать его нельзя, потому что между ним и царем уже четыре дня пути. Простоявши в Туле два дня, дождавшись сбора всех своих ратных людей, Иоанн возвратился в Москву.
В марте следующего, 1556 года ему дали знать, что хан опять собирается со всеми людьми, хочет быть рано весною на московскую украйну. Царь послал дьяка Ржевского с козаками из Путивля на Днепр, велел ему идти Днепром под крымские улусы, добывать языков, проведовать про царя. Ржевский пришел на реку Псел, построил здесь суда, выплыл в Днепр и пошел по наказу; в то же время вниз по Дону отправился другой отряд для наблюдений. В мае выбежал пленник из Крыма и принес весть, что хан вышел и велел брать запасов на все лето. Тогда царь приговорил с братьями и боярами идти в Серпухов, здесь собраться с людьми и идти на Тулу, из Тулы выйти на поле, дожидаться хана и делать с ним прямое дело, как бог поможет. В Серпухов пришел к царю гонец от Чулкова, начальника того отряда, который плыл Доном для вестей; Чулков писал, что встретил близ Азова 200 человек крымцев, побил их наголову и узнал от пленных, что хан в самом деле собрался на московские украйны, но получил весть, что царь готов его встретить, и пошел было на черкас, как прислали к нему на Миус весть из Крыма, что много русских людей показалось на Днепре у Ислам-Керменя, и хан поспешил возвратиться. Эти русские люди были ратники Ржевского, к которому пристали на Днепре 300 козаков малороссийских из Канева. Получив эти подкрепления, Ржевский пошел под Ислам-Кермень; люди выбежали отсюда, заслышав о приходе небывалых гостей, и русским удалось только отогнать лошадей и скот; от Ислам-Керменя Ржевский поплыл дальше к Очакову, здесь взял острог, побил турок и татар и поплыл назад; турки преследовали его; он засел в засаду в тростнике у Днепра, побил у неприятеля из пищалей много людей, а сам отошел благополучно. У Ислам-Керменя встретил старшего крымского царевича (калгу) со всем Крымом, с князьями и мурзами, стал против него на острове, перестреливался из пищалей шесть дней, ночью отогнал у татар конские стада, перевез к себе на остров, потом переправился на западную, литовскую сторону Днепра и разошелся с крымцами благополучно. Ржевский прислал сказать государю, что хан уже больше не пойдет к московским украйнам и потому, что боится царского войска, и потому, что в Крыму моровое поветрие.
Весною 1554 года, как прошел лед, 30000 русского войска под начальством князя Юрья Ивановича Пронского-Шемякина поплыли Волгою под Астрахань; туда же отправились вятские служилые люди под начальством князя Александра Вяземского. 29 августа, когда царь, по обычаю, праздновал в селе Коломенском свои именины с духовенством и боярами, прискакал гонец от князя Пронского с вестию о взятии Астрахани. 29 июня, писал Пронский, пришли они на Переволоку, что между Волгою и Доном, и отпустили наперед князя Александра Вяземского и Данилу Чулкова с детьми боярскими и козаками астраханских людей поискать и языков добыть. Князь Александр встретился с астраханцами выше Черного острова, напал на них и разбил наголову: ни один человек не спасся. Пленные сказали воеводам, что их послал Ямгурчей-царь проведовать про войско московское, а сам Ямгурчей стоит ниже Астрахани в пяти верстах, в городе людей мало, все люди сидят по островам. Пронский, оставя большие суда, пошел наспех к Астрахани, князя Вяземского отпустил на Ямгурчеев стан, а сам пошел к городу, куда прибыл 2 июля; высадившись в двух местах, русские двинулись на крепость и заняли ее без малейшего сопротивления, потому что защитники ее побежали при первом виде врага. То же самое случилось и с князем Вяземским, который, приблизившись к царскому стану, не нашел там никого: Ямгурчей ускакал к Азову, отпустивши жен и детей на судах к морю; царицы с царевичами и царевнами были перехвачены, но царя тщетно искали по всем углам и дорогам. 7 июля настигнуты были толпы астраханцев, спасавшихся бегством: часть их была побита, другие взяты в плен, причем освобождено было много русских невольников. Тогда остальные астраханцы прислали с челобитьем к воеводам, чтобы государь их пожаловал, побивать и разводить не велел, а велел бы служить себе и царю Дербыш-Алею. Воеводы согласились на их челобитье с условием, чтоб они выдали всех русских невольников, в какой бы Орде ни были куплены; новый царь Дербыш-Алей также их пожаловал, лучшим людям велел жить у себя в городе, а черных отпустил по улусам; во всех улусах нашлось князей и мурз 500 человек да черных людей 7000; после еще перехватали по дорогам беглецов и привели в Астрахань 3000 человек. Давши царю Дербыш-Алею город и наловивши ему подданных, Пронский обязал его клятвою давать московскому государю каждый год по 40000 алтын да по 3000 рыб; рыболовам русским царским ловить рыбу в Волге от Казани до Астрахани и до самого моря безданно и безъявочно, астраханским же рыболовам ловить с ними вместе безобидно. Если умрет царь Дербыш-Алей, то астраханцы не должны тогда искать себе другого царя, а должны бить челом государю и его детям; кого им государь на Астрахань пожалует, тот и будет им люб. По утверждении этих условий шертною грамотою, воеводы отправились в Москву, отпустивши всех астраханских пленников, взяли с собою только цариц с детьми да русских невольников.
В феврале 1555 года пришла весть, что союзник московский, князь Измаил, убил брата своего, Юсуфа, и многих мурз, а детей Юсуфовых и племянников всех выгнал. Измаил писал Иоанну, что теперь вся Ногайская орда смотрит на него и на союзных ему мурз, а что они неотступны будут от царя и великого князя до смерти, просил, чтоб государь дал им вольный торг в Москве, Казани и Астрахани. Служилый татарин, отправленный из Москвы послом к Юсуфу, задержанный последним и освобожденный теперь Измаилом, рассказывал в Москве, что братья, Измаил и Юсуф, резались в продолжение нескольких дней, пока Измаил не одолел окончательно Юсуфа; ногайцев с обеих сторон пало множество: как орда Ногайская стала, такого падежа над ними не бывало. Так дорезывали кочевники друг друга в степях приволжских, приготовляя окончательное торжество Московскому государству! Измаил просил государя послать стрельцов и козаков на Волгу по перевозам для оберегания на случай прихода Юсуфовых детей; просьба была немедленно исполнена: стрелецкий голова Кафтырев и козачий атаман Павлов отправились на Волгу. Победитель Измаил должен был хлопотать о русской помощи, ибо при степной войне он не мог быть покоен ни одного дня, пока был жив хотя один из сыновей убитого Юсуфа. Положение Дербыша было также незавидное: в постоянном ожидании нападений от Ямгурчея, во вражде с крымским ханом, что еще важнее, во вражде с главою исламизма — султаном турецким, с тяжелым значением данника московского, посаженного на царство вопреки желанию астраханцев. Вот почему он бросился на сторону Крыма и сыновей Юсуфовых, как только те дали обещание избавить его от Ямгурчея. В апреле 1555 года он дал знать в Москву, что приходил к Астрахани царь Ямгурчей с сыновьями Юсуфа, крымцами и янычарами и приступал к городу, но что он, Дербыш, с астраханцами и русские козаки, оставленные Пронским, отразили неприятелей. Здесь хан утаил самое важное. В мае оставленный в Астрахани начальник русского отряда Тургенев дал знать также о приходе Ямгурчея и сыновей Юсуфовых, но при этом извещал, что Дербыш вошел в переговоры с последними, которые побили Ямгурчея с братьею, а Дербыш за это перевез их на другую сторону Волги и таким образом дал им возможность действовать против Измаила, что только и было им нужно: они напали врасплох на дядю и выгнали его. Сам Тургенев встретился с Кафтыревым на Волге и сказал, что Дербыш отпустил его из Астрахани, но послов своих к государю не отправил и ссылается с крымским ханом; Кафтырев воротил Тургенева и с ним вместе поплыл в Астрахань со всеми стрельцами и козаками. Приехавши в Астрахань, Кафтырев нашел город пустым: все астраханцы разбежались, испуганные слухом, что московский царь послал на них свою рать и велел всех их побить; а между тем из Крыма пришли уже к ним три царевича с пушками и пищалями. Кафтырев повестил Дербышу и всем астраханцам, что царь и великий князь вовсе не хочет воевать их, а, напротив, отправляет к ним посла своего Мансурова с милостями: отсылает назад к ним некоторых пленных цариц, о которых просил Дербыш, отпускает их послов, новых Дербышевых и старых Ямгурчеевых, и дарит им годовую дань. По этой повестке Дербыш и астраханцы возвратились в город. Тогда же была получена весть, что Измаил, собравшись с людьми, опять выгнал племянников и владеет всеми ногаями. Осенью сам Измаил прислал послов с жалобою на Дербыша, что тот царю и великому князю не прямит, им, ногаям, наделал много дурного, чтоб государь их от Дербыша оборонил, взял бы и Астрахань в свое полное владение, как Казань; таким образом, и здесь сами ордынцы потребовали от Москвы уничтожения другого Татарского царства. За себя Измаил и все мурзы прислали шертную грамоту, в которой клялись: куда их царь и великий князь пошлет — всюду ходить и на всех недругов быть заодно. Измаил вздумал было писать себя отцом царю московскому и требовать, чтоб ему платили ежегодно с Казани двадцать сот рублей. Иоанн отвечал ему: «Мы для тебя велели свое астраханское дело делать накрепко. И если астраханское дело сделается и понадобится тебе самому или женам и детям твоим жить в Астрахани, то мы велели держать вас здесь с немногими людьми, как можно вас прокормить, и беречь вас велели от ваших недругов. А если астраханское дело не сделается, то вам и в Казань приезд и отъезд вольный с немногими людьми, с пятидесятью или шестидесятые, как бы можно было их в Казани прокормить. А что писал ты к нам в своих грамотах многие слова невежливые, и мы на тебя погневались, потому что тебе наше государство и прежние дела ведомы, как прежние князья ногайские и мурзы к отцу нашему и к нам писали. И ты б вперед бездельных слов не писал. А мы ныне гнев свой отложили для того, что на тебя от твоих недругов многие кручины пришли, и мы хотим за прежнюю твою дружбу тебе помогать». Измаил после этого уже не писался отцом Иоанну, а писал: «Всего христианства государю, белому царю много-много поклон»; просьбы были прежние: «Пришли мне трех птиц, кречета, сокола и ястреба, да олова много, да шафрану много, да красок много, да бумаги много, да 500000 гвоздей». В марте 1556 года Измаил опять дал знать в Москву, что Дербыш изменил окончательно: соединился с крымским ханом и Юсуфовыми детьми и московского посла Мансурова выбил из Астрахани, что он, Измаил, пошел уже под Астрахань, чтоб и государь посылал туда же рать свою. В то же самое время пришла из Казани весть о восстании Мамич-Бердея и о приходе к нему царевича от ногаев; это заставляет думать, что движение казанское было в связи с астраханским, а толчок оба движения, разумеется, получили из Крыма. Чрез несколько дней пришла весть и от самого Мансурова: посол извещал, что Дербыш изменил побил князей, которые служили прямо царю и великому князю, к нему, Мансурову, приступал три дня со всеми людьми, но он отбился от астраханцев в Малом городе у Волги, пошел на судах вверх по реке и теперь у козаков на Переволоке; из 500 человек народу у него осталось только 308: иные побиты, иные потонули, другие с голоду на дороге померли. Государь немедленно в том же месяце отправил к Измаилу 50 козаков с пищалями и писал к нему, что отпускает рать свою Волгою на Астрахань, а полем послал для него, Измаила, и для астраханского дела 500 козаков с атаманом Ляпуном Филимоновым.
Волгою отправились под Астрахань стрельцы с своими головами Черемисиновым и Тетериным, козаки с атаманом Колупаевым и вятчане с главным головою Писемским. Атаман Ляпун Филимонов предупредил их, напал на Дербыша, побил у него много людей, много взял в плен и стал дожидаться Черемисинова с товарищами. Языки сказывали, что крымский хан прислал в Астрахань 700 татар и 300 янычар с пушками и пищалями. В сентябре, когда царь по обыкновению был у Троицы для празднования дня святого Сергия (25 числа), пришло донесение от Черемисинова: приехал он в Астрахань, а город пуст: царь и люди выбежали, разогнанные атаманом Ляпуном; головы сели в Астрахани, город укрепили и пошли к морю, нашли суда все астраханские, посекли их и пожгли, а людей не нашли: люди скрылись далеко на берегу. Пошли в другой раз Писемский и Тетерин, нашли царя от берега верст с 20, напали на него ночью и побили многих людей; наутро собрался царь Дербыш с мурзами ногайскими и крымскими и со всеми астраханцами; русские пошли назад. Дербыш преследовал их и бился, идучи весь день до Волги. После этого Дербыш начал пересылаться с Черемисиновым, бил челом, что изменил государю неволею, чтоб государь ему милость показал; вместе со всеми астраханцами поклялся, что поедут в город и будут служить государю. Головы в ожидании прихода астраханцев укрепились в городе, чтобы можно было сидеть бесстрашно, по Волге козаков и стрельцов расставили, отняли всю волю у ногаев, у астраханцев отняли все рыбные ловли и перевозы. Дербыш не приходил в город по обещанию, клятве своей изменил, отводил его от государя крымский воевода, присланный от Девлет-Гирея, да Юсуфовы дети. Но последние недолго оставались на крымской стороне: началась опять резня между ногаями, три дня бились друг с другом два рода — Юсуфовы дети с Шиг-Мамаевыми детьми, и следствием было то, что Юсуфовы дети помирились с дядею Измаилом, убийцею отца их, и прислали бить челом к русским головам, что хотят служить государю, как служит ему дядя их Измаил, будут кочевать у Астрахани, а дурного ничего делать не будут; головы приняли их челобитье, дали им суда, на чем ехать к Измаилу и на чем кормиться на Волге. Вследствие такого переворота в степной политике судьба Астрахани решилась так, что московскому стрельцу, сидевшему в астраханском кремле, не нужно было заряжать своей пищали: Юсуфовы дети бросились на старого союзника своего Дербыша и прогнали его, отняли крымские пушки и прислали их к Черемисинову в Астрахань; Дербыш побежал к Азову и не возвращался более; черные люди астраханцы начали после этого приходить к головам, присягать и бить челом, чтоб государь пожаловал, велел жить по-старому у Астрахани и дань давать, казнить бы их не велел: они люди черные, водил их царь и князья неволею; много астраханцев развели также ногаи в то время, как те бегали от русского войска.
Так устья Волги окончательно закрепились за Москвою. Из астраханского кремля московский стрелецкий голова легко наблюдал за ногаями, которые просили только позволения кочевать безопасно под Астраханью, ловить рыбу на Волге и торговать беспрепятственно. Государь велел козацкому атаману Ляпуну Филимонову утвердиться на Волге у переволоки, а сотскому Кобелеву — на реке Иргызе для оберегания ногаев от русских и крымских козаков, также для перевозки послов. Усобицы, не перестававшие между кочевниками, ручались и за будущую безопасность этих застепных русских владений: сыновья Юсуфа недолго нажили в мире с дядею Измаилом; осенью 1557 года они согнали его с княжения, но это событие не повело ни к какой перемене в отношениях ногаев к русскому правительству: старший из Юсуфовых детей, ставши князем, поклялся в верности государю и объявил: укрепится он на княжении — будет служить царю и великому князю; сгонят ли его — все же он государев холоп, и другой надежды у него нет ни на кого; а за то бы государь на него не сердился, что он разбранился с Измаилом: у них прошла кровь, Измаил отца у них убил.
Причина, почему ногаи так боялись Москвы, известна; в стане у сыновей Юсуфовых говорили: «Если государь царь даст Измаилу пищальников, то ногаи все пропали; государь взял всю Волгу до самого моря, скоро возьмет и Сарайчик, возьмет весь Яик, Шамаху, Дербент, и нам всем быть от него взятым. Наши книги говорят, что все бусурманские государи русскому государю поработают». Русские посланцы доносили: «Ногаи изводятся; людей у них мало добрых, и те голодны необычно и пеши; не верят друг другу и родные братья; земля их пропала, друг друга грабят». Измаил, который прежде хотел писаться отцом Иоанну, теперь должен быть согласиться писать Иоанна государем; вместе с московским послом убеждали его к этому собственные его люди, бывавшие в Москве послами и знавшие могущество царя; они говорили Измаилу: «Не стыдись, князь Измаил! Пиши белого царя государем: немцы посильнее тебя, да и у них государь все города побрал». Измаил опять осилил племянников, но старший из них, Юнус, отъехал на службу в Москву; русский посол доносил: «Ногаи все пропали, немного их с Измаилом осталось, да и те в розни: Измаил сильно боится Юнуса, потому что все улусные люди Юнуса очень любят и желают видеть его на юрте, а, кроме Юнуса, юрта держать некому. Измаил не юртный человек, да и стар уже; улусы у него мятутся, грозят ему, хотят в Крым бежать». В 1562 году Измаил писал царю: «Прежде братство и дружба твоя к нам была; прежде ты нам говорил, что если возьмешь Казань, то нам ее отдашь; ты Казань взял, а нам ее не отдал. Потом Астрахань взял, хотел и ее также нам отдать и не отдал. Волга пала в море 66-ю устьями, и этими реками всеми ты владеешь: бью челом, дай мне одну из них, Бузан! Станут говорить: у друга своего, белого царя, одной реки не мог выпросить! И твоему и моему имени добрая ли то слава? Твоим жалованьем держу у себя слуг своих. Голодны мы и в нужде большой, неоткуда нам деньгу взять: пожаловал бы ты, прислал 400 рублей». Царь отвечал: «Того слова не бывало, что будто мы хотели тебе Астрахань отдать. А о Бузане мы сыскивали и нашли, что исстари по Бузан был рубеж астраханский; и ты б велел людям своим кочевать по своей стороне Бузана, а за Бузан не переходить». Измаил просил, чтоб царь вывел из Астрахани враждебных ему князей; Иоанн отвечал: «Этих князей скоро нам вывести нельзя потому: как взяли мы Астрахань, то астраханским князьям свое жалованное слово молвили, чтоб они от нас разводу и убийства не боялись. Так чтоб в других землях не стали говорить: вера вере недруг и для того христианский государь мусульман изводит. А у нас в книгах христианских писано: не велено силою приводить к нашей вере. Бог судит в будущем веке, кто верует право или неправо, а людям того судить не дано».
Утверждение в устьях Волги открыло Московскому государству целый мир мелких владений в Прикавказье: князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и потому, как скоро увидали у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе, свободной торговле в Астрахани, некоторые — с предложением подданства и таким образом незаметно, волею-неволею затягивали Московское государство все далее и далее на восток, к Кавказу и за него. Тотчас после падения Казани, в ноябре 1552 года, приехали в Москву двое черкасских князей с просьбою, чтоб государь вступился за них и взял их себе в холопи. В августе 1555 года приехали в Москву князья черкасские жаженские Сибок с братом Ацымгуком да Тутарык, в сопровождении 150 человек. Били они челом от всей земли Черкасской, чтоб государь дал им помощь на турецкого и крымского царей, а они холопи царя и великого князя с женами и детьми вовеки. Государь пожаловал их своим великим жалованьем, насчет же турецкого царя велел им отмолвить, что турский султан в миру с царем и великим князем,Шуйск а от крымского государя хочет их беречь, как только можно. Князь Сибок просил, чтоб государь велел окрестить сына его, а Тутарык просил, чтоб окрестили его самого. Летом 1557 года приезжали в Москву другие черкасские князья. Тогда же двое князей черкасских кабардинских, Темрюк и Тизрют, прислали бить челом, чтоб государь велел им себе служить и велел бы астраханским воеводам дать им помощь на шамхала Тарковского; посол говорил: только государь их пожалует, как пожаловал жаженских князей, и поможет на недругов, то князь грузинский и вся земля Грузинская будут также бить челом государю в службу, потому что грузинский князь в союзе с кабардинскими князьями. С другой стороны, из владений шамхала и князя тюменского (с берегов Терека) пришли послы с челобитьем, чтоб государь велел им быть в своем имени, приказал бы астраханским воеводам беречь их со всех сторон, а торговым людям дал бы дорогу чистую: что государь велит себе прислать, то будут присылать каждый год. Черкасские князья просили помощи на шамхала, шамхал просил помощи на черкасских князей; тюменский мурза просил помощи на дядю своего, тюменского князя: посадил бы государь его на Тюмене, а он холоп государев; подданные шамхала просили, чтоб государь дал им другого владетеля, а они всею землею холопи государевы; ханы хивинский и бухарский присылали с великим челобитьем, чтоб государь дал дорогу купцам их в Астрахань.
Легко понять, как смотрели на все это в Крыму. Попытка отвлечь Иоанна от Казани нападением на московские украйны не удалась; деятельно помогать Казани и Астрахани, сильными полками вести оборонительную войну без надежды на грабеж не нравилось разбойникам: они умели только раздувать восстания на Волге и не умели их поддерживать, вследствие чего Казань и Астрахань стали московскими городами. По возвращении Иоанна из-под Казани Девлет-Гирей завел опять пересылку с Москвою, осенью 1553 года прислал даже шертную грамоту, написанную точно так, как требовал царь, только без царского титула; прописано было даже, что если московский посол потерпит бесчестие в Крыму, то государь московский имеет право подвергнуть такому же бесчестию крымского посла у себя. По-прежнему хан жаловался, что Иоанн присылает ему мало поминков, а если пришлет больше, то он и помирится крепче. Иоанн велел отвечать, что дружбы подарками не покупает, и, чтоб мир с ханом был крепче, велел строить город Дедилов в степи против Тулы. Летом 1555 года, поднявши Дербыш-Алея в Астрахани против русских, Девлет-Гирей вздумал опять попытаться напасть врасплох на московские украйны. По обычаю — в одну сторону лук натянуть, а в другую стрелять — хан распустил слух, что идет на Черкасов. Обязавшись защищать этих новых подданных, Иоанн первый из московских государей решился предпринять наступательное движение на Крым и отправил боярина Ивана Васильевича Шереметева с 13000 войска к Перекопи в Мамаевы луга промыслить там над стадами крымскими и отвлечь хана от черкас. Шереметев двинулся, но на дороге получил весть, что хан вместо черкас идет с 60000 войска к рязанским или тульским украйнам. Шереметев дал знать об этом в Москву, и царь, отправив тотчас же воевод, князя Ивана Федоровича Мстиславского с товарищами, в поход, сам выступил за ними на третий день с князем Владимиром Андреевичем в Коломну. Здесь дали ему знать, что хан идет к Туле; Иоанн двинулся туда же; хан, узнавши, что сам царь идет к нему навстречу, поворотил назад. Между тем Шереметев шел за ханом с намерением хватать малочисленные татарские отряды, когда они рассеятся для грабежа по украйне, и прежде всего отправил треть своего войска на крымский обоз, который с половиною лошадей татары обыкновенно оставляли назади, в расстоянии пяти или шести дней пути от главного войска, чтоб лошади и верблюды могли удобнее прокормиться. Русские взяли обоз, при котором нашли 60000 лошадей, 200 аргамаков, 80 верблюдов, и прислали Шереметеву 20 языков, которые сказали ему, что хан идет к Туле; Шереметев продолжал идти за ним следом, но в это время хан уже узнал о царском походе и возвратился назад. В 150 верстах от Тулы, на Судбищах, встретился он с отрядом Шереметева, который, несмотря на малочисленность своего войска, ослабленного уходом трети ратных людей на крымский обоз и еще не возвратившихся, вступил в битву, бился с полудня до ночи, потоптал передовой полк, правую и левую руку, взял знамя князей Ширинских. Но татары не ушли; надобно было приготовляться к новой битве на другой день, и Шереметев послал гонцов к тому отряду, который ходил на обоз, чтобы спешил к нему на помощь, но из этого отряда прискакали к утру только немногие, остальные с добычею отправились в ближайшие русские города, кто в Рязань, кто в Мценск. Между тем хан ночью пытал двоих русских пленников: хотелось ему дознаться о числе войска, так храбро бившегося с ним днем; один из пленников не вытерпел мук и рассказал, что у Шереметева людей мало и тех целая треть отпущена на татарский обоз. Ободренный этим известием, хан на рассвете возобновил битву; бились до полудня; сначала и тут русские успели разогнать крымцев и около хана оставались только янычары, но воевода Шереметев был тяжело ранен и сбит раненым конем; русские замешались без воеводы и потерпели сильное поражение, только двум воеводам, Басманову и Сидорову, удалось собрать около себя тысяч с пять или шесть ратных людей и засесть в лесном овраге; три раза приступал к ним хан со всем войском и всякий раз без успеха; наступил вечер; хан, боясь приближения русского войска, оставил Басманова и Сидорова в покое и поспешил переправиться за Сосну; русские потеряли в Судбищенской битве 320 детей боярских и 34 стрельца. Царь переправился уже чрез Оку и приближался к Туле, когда ему дали знать, что Шереметев поражен и хан идет к Туле; мнения разделились между воеводами: одни говорили, что надобно идти назад, за Оку, и оттуда к Москве, другие говорили, что не должно обращать тыла перед врагом и помрачать прежнюю славу: хотя хан и одержал победу над Шереметевым, однако войско его утомилось, потеряло много убитыми и ранеными, потому что битва была упорная, двухдневная. Царь принял последнее мнение и продолжал поход к Туле, но, пришедши туда, узнал, что хан спешит в Крым, делает по 70 верст в день и догнать его нельзя, потому что между ним и царем уже четыре дня пути. Простоявши в Туле два дня, дождавшись сбора всех своих ратных людей, Иоанн возвратился в Москву.
В марте следующего, 1556 года ему дали знать, что хан опять собирается со всеми людьми, хочет быть рано весною на московскую украйну. Царь послал дьяка Ржевского с козаками из Путивля на Днепр, велел ему идти Днепром под крымские улусы, добывать языков, проведовать про царя. Ржевский пришел на реку Псел, построил здесь суда, выплыл в Днепр и пошел по наказу; в то же время вниз по Дону отправился другой отряд для наблюдений. В мае выбежал пленник из Крыма и принес весть, что хан вышел и велел брать запасов на все лето. Тогда царь приговорил с братьями и боярами идти в Серпухов, здесь собраться с людьми и идти на Тулу, из Тулы выйти на поле, дожидаться хана и делать с ним прямое дело, как бог поможет. В Серпухов пришел к царю гонец от Чулкова, начальника того отряда, который плыл Доном для вестей; Чулков писал, что встретил близ Азова 200 человек крымцев, побил их наголову и узнал от пленных, что хан в самом деле собрался на московские украйны, но получил весть, что царь готов его встретить, и пошел было на черкас, как прислали к нему на Миус весть из Крыма, что много русских людей показалось на Днепре у Ислам-Керменя, и хан поспешил возвратиться. Эти русские люди были ратники Ржевского, к которому пристали на Днепре 300 козаков малороссийских из Канева. Получив эти подкрепления, Ржевский пошел под Ислам-Кермень; люди выбежали отсюда, заслышав о приходе небывалых гостей, и русским удалось только отогнать лошадей и скот; от Ислам-Керменя Ржевский поплыл дальше к Очакову, здесь взял острог, побил турок и татар и поплыл назад; турки преследовали его; он засел в засаду в тростнике у Днепра, побил у неприятеля из пищалей много людей, а сам отошел благополучно. У Ислам-Керменя встретил старшего крымского царевича (калгу) со всем Крымом, с князьями и мурзами, стал против него на острове, перестреливался из пищалей шесть дней, ночью отогнал у татар конские стада, перевез к себе на остров, потом переправился на западную, литовскую сторону Днепра и разошелся с крымцами благополучно. Ржевский прислал сказать государю, что хан уже больше не пойдет к московским украйнам и потому, что боится царского войска, и потому, что в Крыму моровое поветрие.