Уже само по себе отсутствие видимых деталей преступления порождало чувство одиночества и опустошенности. Содрогнувшись, Хэдер поняла, что все ее воображение оказалось бессильно. Она была не в состоянии хотя бы отчасти представить себе то, что наяву увидела ее мать. Хотя почти все следы гибели Джойс Коттрел убрали, Хэдер почувствовала сильнейший озноб, пробравший ее до костей.
   – Пойдем, – наконец сказала она, неосознанным движением ухватив Рэтту Гувер за руку. – Давайте все пойдем домой.
   Через секунду за ними последовал и Кевин.
   Всю дорогу до поворота на Шестнадцатую восточную улицу дети молчали, а когда они повернули и прошли квартал по направлению к дому Джефферсов, то обнаружили, что смотрят не на дом Хэдер и Кевина, а на тот, который стоял сразу за ним.
   Они постепенно замедляли шаги и наконец остановились прямо перед домом убитой, зловещей глыбой нависавшим над домом Джефферсов. Первой сумела заговорить Рэтта Гувер:
   – Кажется... он выглядит сейчас совсем по-другому, правда?
   Они довольно долго разглядывали роковое строение. До сегодняшнего дня это был самый обыкновенный дом, в котором проживала эксцентричная соседка. Ее боялись маленькие дети и потихоньку высмеивали взрослые. Теперь же парадный подъезд закрывала полоска желтой ленты, и уже одного этого было достаточно, чтобы люди держались подальше от выморочного жилища. Тем не менее Хэдер, Кевин и Рэтта подошли поближе, чтобы прочитать слова, написанные на ярком пластике: "Запретная зона. Проход запрещен".
   – Господи, – тяжело вздохнула Рэтта. – Должно быть, ее убили прямо в доме.
   Расширившимися от ужаса глазами она посмотрела на Хэдер.
   – Ты не знаешь, кричала она или нет?
   Хэдер отрицательно покачала головой, не в силах оторвать взгляд от зловещего строения. Она знала, что на втором этаже дома располагалась спальня миссис Коттрел. Когда Джойс находилась на работе, по периметру дома попеременно вспыхивали огоньки. Все знали, что освещение регулировалось таймером. Стоило хозяйке вернуться, как огоньки гасли и освещалась одна только спальня – то самое окно, которое было видно из комнаты Хэдер. Неожиданно Хэдер решила: чрезвычайно важно вспомнить все, что имеет отношение к событиям прошедшей ночи, и постаралась восстановить картину вчерашнего вечера. Сначала ее родители поругались. Вернее, не совсем поругались, просто немного повздорили, но и этого оказалось достаточно, чтобы в доме установилась гнетущая тишина. Домочадцы не сидели вместе в гостиной перед телевизором, как обычно бывало. Вместо этого они разбрелись по своим комнатам. Хэдер, к примеру, оставалась у себя даже после того, как сделала уроки. Кевин тоже сидел у себя, а мама отправилась спать раньше обычного, так что в гостиной оставался только отец, решивший немного почитать перед сном. Но отец сидел в гостиной недолго: он постучал в комнату к Хэдер и пожелал ей спокойной ночи, когда еще не было и десяти. Через какое-то время она и сама отправилась спать, легла в постель, немного почитала – и заснула.
   Когда она ложилась, миссис Коттрел все еще не было дома. Хэдер сидела за столом у окна почти целый час, пытаясь выучить теорему по геометрии. Огоньки, опоясывавшие дом соседки, попеременно вспыхивали и гасли. Это было лучшим свидетельством того, что хозяйка отсутствует.
   Хэдер почувствовала, что ее вновь начинает пробирать дрожь. Вчера она не обратила на это внимания, но теперь...
   Кто-то стоял на тротуаре.
   Не прямо перед домом, нет, – человек стоял через дорогу от дома. Это был мужчина в темном пальто. Она не слишком хорошо рассмотрела этого человека. Казалось, он просто прогуливался, но потом неожиданно остановился, и в течение одной долгой секунды Хэдер казалось, будто он смотрит прямо на нее. Затем он снова двинулся вверх по улице. Она пару раз выглядывала из окна, но незнакомец уже скрылся.
   Так, по крайней мере, ей показалось.
   А если она видела человека, который убил миссис Коттрел? Видела и ничего не предприняла?
   – Боже мой! – едва не застонала она. – Вдруг я смогла бы ее спасти?
   – Что? – громко спросила Рэтта. – Ты о чем это там бубнишь себе под нос?
   Проглотив комок, вставший в горле, Хэдер рассказала Рэтте и Кевину о том, что видела.
   – Вдруг это и в самом деле был убийца? – она окинула вопрошающим взглядом притихшую аудиторию. – Что, если он потом вернулся?
   – А что, если он увидел и запомнил тебя? – спросила Рэтта и оглянулась. Можно было подумать, что человек в темном пальто стоит где-нибудь поблизости и смотрит на них. – Давайте-ка лучше пойдем, ладно?
   В последний раз окинув взглядом дом, который с каждой минутой казался ей все более зловещим, Рэтта возблагодарила Бога, что живет аж за шесть кварталов отсюда, и направилась к входной двери Джефферсов. Оказавшись рядом с ящиком с землей, куда по весне высаживали цветы, она сунула в него руку, чтобы достать ключ, поскольку знала, что Джефферсы хранят его именно там. Совершив сие деяние, она вдруг поняла, что натворила, и замерла, оглядывая улицу. К ее большому облегчению, оказалось, что за ней никто не наблюдает, но стоило ей снова повернуться к двери, как она встретилась с озабоченным взглядом Кевина.
   – Чисто сработано, Рэтта-ума-нету, – сообщил он ей. – Ты бы еще всему городу рассказала, где мы храним ключи.
   Хэдер тут же пришла на помощь подруге.
   – Вполне вероятно, что все в городе и так об этом знают. Впрочем, начиная с сегодняшнего дня мы уже не будем оставлять ключ в клумбе. Вспомни, что случилось с миссис Коттрел.
   Кевин выпучил глаза.
   – Если этот парень тебя и в самом деле видел, он тебя и так достанет, – заявил он, ухватившись за возможность еще немного попугать сестру. – Могу поспорить, что он следил за тобой весь день.
   – Заткнись, Кевин, – попросила Хэдер, взяв ключ у Рэтты и вставляя его в замок. – Заткнись – и все.
   – Что значит "заткнись"? Ты мне больше таких слов не говори, – взъелся на сестру Кевин, когда они вошли в прихожую. Хэдер закрыла за ними дверь и задвинула ее на засов. – Кошка-трусишка, кис-кис-кис, – пропел Кевин, нагнувшись, чтобы почесать живот Бутсу, который бросился к хозяину в тот момент, когда дверь стала открываться, и теперь лежал на спине, тихонько поскуливая от радости и удовольствия. – Хэдер – настоящая пугливая киска!
   – Почему бы тебе не захлопнуть пасть? – обратилась Хэдер к брату, затем повернулась к Рэтте. – Заходи. Можешь открыть пару банок кока-колы, пока я положу в миску Кумкват еды.
   Кевин посмотрел на сестру.
   – Вот я сейчас пойду и скажу папе, что предложила мне "захлопнуть пасть", – произнес он с угрозой. – Папа! – заорал он, задрав голову. – Ты где?
   Отец отозвался из закутка, находившегося рядом с гостиной:
   – Здесь я!
   В то время как девочки пошли на кухню через столовую, Кевин выбрал другой путь. Царапая пол когтями, Бутс устремился за ним.
   – И что же мы будем делать? – осведомилась Рэтта, открывая дверцу холодильника и извлекая с нижней полки две жестянки с кока-колой.
   – Ты это о чем? – спросила Хэдер, вынимая консервную банку с кошачьей едой из буфета, стоявшего рядом с холодильником.
   – Я о том самом мужчине в темном костюме, – Рэтта открыла жестянки с кокой и вылила их содержимое в два больших стакана, после чего плюхнулась на стул, стоявший в углу кухни рядом с большим столом.
   – Что, если Кевин прав?
   Хэдер положила несколько кусочков консервированной кошачьей пищи в мисочку Кумкват.
   – Да не видел он меня, – сказала Хэдер, придавая своему голосу уверенность, которой в глубине души вовсе не чувствовала.
   – А если все-таки видел? – продолжала гнуть свою линию Рэтта.
   – Не хочу больше об этом говорить! – Хэдер поставила мисочку на пол и вдруг нахмурилась. Кошки, которая обычно в этот момент терлась о ее ноги и мурлыкала, нигде не было видно.
   – Брось, девушка, – запротестовала Рэтта. – Он тебя видел – и в этом все дело.
   Хэдер, однако, сосредоточила свое внимание на другом.
   – Кумкват! – позвала она кошку. – Иди сюда, кис-кис-кис!
   Поскольку кошка так и не появилась, Хэдер снова вернулась в прихожую.
   – Пап, ты не знаешь, Кумкват вернулась?
   – С утра ее не видел, – отозвался отец, который все еще оставался в кладовой рядом с гостиной.
   Сдвинув брови, Хэдер поднялась к себе в спальню и тщательно ее обыскала. Выяснив, что кошки нет и там, она принялась методично осматривать комнату за комнатой, а затем, разочарованная, снова вернулась на кухню.
   – Она сбежала, – сообщила Хэдер подруге.
   – Может, она увидела большого красивого кота и бросилась за ним, чтобы урвать кусочек кошачьего счастья? – ухмыльнулась Рэтта, потягивая кока-колу.
   – Ей удалили яичники, – кратко информировала подругу Хэдер.
   – Моей тетушке их тоже удалили, но это вовсе не означает, что тетушке не нравится это самое, – парировала Рэтта.
   – Рэтта! – простонала в ответ Хэдер, пытаясь одернуть подругу, и открыла черный ход, чтобы еще раз попытаться вызвать кошку из небытия. – Кумкват! Иди сюда, моя маленькая. Ужин готов!
   На кухню ввалились Кевин с Бутсом. Пес, завидев открытую дверь, сделал попытку выскочить на просторы двора, и Хэдер захлопнула дверную сворку прямо у него перед носом.
   – Открой, – сказал Кевин. – Папа попросил меня вывести его на прогулку.
   – Поищи там Кумкват, ладно? – попросила девушка.
   – Это твоя кошка, ты ее и ищи, – запротестовал было Кевин, но заметив слезы, стоявшие в глазах сестры, мгновенно сменил гнев на милость и согласился. – Ладно уж, поищу.
   – Может быть, нам всем придется отправиться на ее поиски, – сообщила Хэдер.
   – Давай-ка сначала допьем кока-колу, и если кошка к тому времени не объявится, тогда пойдем ее искать, – внесла рациональное предложение Рэтта.
   Хэдер решила, что проще согласиться с Рэттой, нежели с ней спорить, и тоже уселась за стол. Нет, интересно все-таки, куда могла запропаститься Кумкват? Хэдер и в самом деле выпускала кошечку погулять дважды в день, но та никогда не оставалась на улице слишком долго. Большую часть дня Кумкват проводила на кровати Хэдер, где спала, уютно укрывшись хвостиком. Неожиданно Хэдер заметила, что дверь, которая вела в подвал, не заперта. Позабыв о кока-коле, девушка метнулась к двери, распахнула ее и посмотрела вниз.
   Вместо привычного темного провала Хэдер увидела ослепительный свет неоновой лампы, заливавший погреб. Должно быть, отец спускался туда и, уходя, забыл погасить свет. Кумкват же, привлеченная светом, проникла через щель незапертой двери в подвал и теперь там хозяйничает.
   – Кумкват! – позвала Хэдер и начала спускаться по лестнице. Оказавшись в подвале, она тщательно осмотрела все вокруг, но ничего не заметила. Тогда она решила выключить освещение и направилась к верстаку, над которым висел шнур выключателя. Неожиданно ее внимание привлекло яркое пятнышко на поверхности стола.
   Большой волосатый жук с ярко-зелеными крылышками.
   Поначалу Хэдер испугалась невесть откуда взявшегося насекомого и даже отпрыгнула в сторону, но потом поняла, что это всего-навсего имитация. Но откуда она взялась? Протянув руку, Хэдер храбро взяла яркую поделку и перевернула ее. Там, где у жука должно было находиться брюшко, блеснула сталь острого жала рыболовного крючка, торчавшего из крохотного кусочка меха. Хэдер мысленно окрестила себя идиоткой – так испугаться какой-то мушки для рыбной ловли! С другой стороны, если она испугалась искусственного жука, что будет с Рэттой, которая до смерти боялась всех насекомых? Лелея в груди коварные замыслы, Хэдер прихватила мушку с собой, выключила свет и поднялась по лестнице. Тщательно закрыв за собой дверь, она на цыпочках приблизилась к ничего не подозревавшей Рэтте.
   – Хочешь посмотреть, что я нашла? – спросила Хэдер, улыбаясь самой невинной улыбкой. Не дожидаясь ответа, она бросила мушку на стол и была вполне вознаграждена за идею тем диким воплем, который издала ее подруга. Рэтта уже собиралась высказать все, что она думала о Хэдер, когда приступ ее уже готового разразиться гнева был прерван голосом Кевина, доносившимся из-за гаража.
   – Хэдер! Эй, Хэдер! Скорей сюда! – кричал Кевин.
   Почувствовав в его голосе неподдельную тревогу, девочки кинулись во двор. Забежав за гараж, они остановились как вкопанные. Кевин распластался на земле, прижимая к себе обеими руками рычавшего Бутса.
   – Ее нашел Бутс, – тяжело дыша, сообщил Кевин, борясь с подступающими слезами. – Он нашел ее, как сегодня утром нашел миссис Коттрел.
   С бешено заколотившимся сердцем Хэдер приблизилась к брату, моля Бога о том, чтобы не случилось самого страшного, хотя она уже догадывалась, что ей предстоит увидеть.
   Под деревянным щитом, который служил опорой для мусорных баков, лежало наполовину скрытое досками тельце Кумкват.
   Ее шкурка была залита кровью, а в грудке зияла глубокая дыра.
   Хэдер инстинктивно потянулась к своей любимице, но Рэтта остановила ее.
   – Не надо, Хэдер, – прошептала девочка. – Здесь ничего нельзя трогать. Давай оставим все как есть и вызовем полицию.
   Рыдая, не в силах вымолвить ни слова, Хэдер позволила Рэтте увести себя в дом. Они вошли через черный ход в тот самый момент, когда Энн входила в дом через парадную дверь. Девочки все еще пытались сквозь слезы рассказать Энн об ужасной находке, но та уже звонила в полицию.

Глава 40

   Марк Блэйкмур решал важный для себя вопрос – отправляться ему домой в пять часов, как это делают все приличные люди, или еще немного поработать. Его стол чуть ли не до потолка был завален папками с делами, и папки все еще продолжали прибывать. Взглянув мельком на часы, которые украшали стену крохотного кабинета, где они работали вдвоем с Лоис Эккерли, Марк выяснил, что до момента принятия решения остается десять минут. Затем он снова погрузился в документы, лежавшие перед ним. Они представляли собой всего-навсего отчет о трудовой деятельности Джойс Коттрел в Департаменте общественного здравоохранения. Из этого отчета Марк тщетно пытался извлечь любую информацию, которая могла бы навести его на след врага вышеупомянутой особы. Проблема заключалась в том, что миссис Коттрел, судя по всему, не имела не только врагов, но и друзей. За те двадцать лет, что она трудилась на ниве здравоохранения, она не получила ни единого замечания, но и не единого поощрения, ни единой благодарности. Было совершенно очевидно, что ее квалификация вполне соответствовала занимаемой ею должности, но было очевидно также и то, что она не проявляла ни малейшей инициативы, чтобы хоть как-то продвинуться на служебном поприще.
   Отбросив бесполезное досье в сторону, Марк сосредоточил внимание на Лоис Эккерли, которая приводила свой служебный стол в порядок, явно собираясь покинуть учреждение вовремя. Марк почувствовал прилив раздражения, хотя и не совсем понимал, что его вызвало: то ли намерение его напарницы уйти с работы в соответствии с трудовым законодательством, то ли сам факт, что ей было к кому идти после работы.
   Рефлекторным жестом он коснулся того места на своем рабочем столе, где когда-то стояла фотография теперь уже бывшей жены. Однако вместо того, чтобы вызвать образ Пэтси Блэйкмур, его сознание услужливо предложило ему портрет Энн Джефферс. Пора с этим кончать, решил он про себя. Большей частью для того, чтобы избавиться от назойливого образа Энн Джефферс, он обратился к Лоис Эккерли и спросил, что новенького ей удалось нарыть по делу Джойс Коттрел.
   Та покачала головой и со смешанным чувством, в котором были и жалость к пострадавшей, и любопытство к загадочной личности убитой, сказала:
   – Существование этой женщины придает новый смысл избитой фразе о том, что наша жизнь – штука таинственная. Я не только не нашла никого, кто мог бы назвать бы себя ее другом, но даже людей, которые могли бы сказать о ней что-либо определенное. Утром она шла на работу, с работы возвращалась домой. На работе она держала себя замкнуто и ни с кем не общалась. Даже обедать ходила в одиночку. Короче, не человек, а одна сплошная загадка.
   – В ее личном деле тоже ничего интересного нет, – согласился Блэйкмур. – Видела когда-нибудь досье, где ни благодарностей, ни выговоров? – он переправил папку с личным делом на стол Лоис, которая открыла ее и начала перелистывать.
   – Ни друзей, ни врагов, – подытожила Лоис и вернула папку на стол Блэйкмура. – Черт, даже сплетен никаких. Такое ощущение, будто она жила в вакууме.
   – Тогда кто же ее убил? – вопросил Блэйкмур. Стоило ему задать этот вопрос, как перед его глазами возникло лицо Гленна Джефферса. Весь день он возвращался мыслями к нему. Хотя Блэйкмур и был уверен, что Гленн не все договаривает до конца, однако в схему преступления Гленн все-таки не вписывался. Марк очень старался быть объективным, размышляя о Гленне, и принял во внимание даже то, что он, Марк, может подсознательно хотеть устранить Гленна из жизни Энн. Но нет, Гленн не вписывался, и все тут. Тот, кто убил Джойс Коттрел, наверняка с ног до головы был залит кровью. Кроме того, если бы жертва хоть раз крикнула, ее крик неминуемо услышали бы соседи и проснулись. А кто эти соседи? Семейство Джефферсов – вот кто. Если ваша семья спит за стеной соседнего дома, вряд ли вы отважитесь на убийство соседки. Марк Блэйкмур, к примеру, не отважился бы. В сущности, Блэйкмур был уверен в невиновности Гленна. Тем не менее Гленна следовало пригласить в участок и снять его отпечатки пальцев, чтобы окончательно отмести все подозрения. Убийца оставил свои отпечатки в ванной, где, судя по всему, пытался отмыть руки от крови. Отпечатки, правда, оказались несколько смазанными, но при желании разобраться было можно.
   – Так кто же ее убил? – повторил Марк и вздохнул, ощущая острое чувство недовольства собой.
   – Может быть, тот, кто прикончил Шанель Дэвис? – предположила Лоис Эккерли. – Ты ведь знаешь, Энн Джефферс считает, что это звенья одной цепочки, и нам необходимо иметь в виду ее точку зрения.
   Блэйкмур откинулся на спинку стула, утвердил ноги на поверхности стола и закинул руки за голову.
   – И что же ты предлагаешь? – спросил он. По его позе Лоис сразу поняла, что детектив Блэйкмур настроился на долгий обстоятельный разговор. – Думаешь, Энн права? Неужели ты тоже купилась на ее сумасшедшую гипотезу, будто Ричард Крэйвен вовсе не совершал всех тех преступлений, которые ему приписывают? А если это всего-навсего его последователь – имитатор, так сказать? Хотя если это имитатор, то почему он оставил тампон в теле Коттрел, а в теле Дэвис – нет?
   Прежде чем Лоис успела ответить, зазвонил телефон, находившийся на столе ее партнера. Ухватившись за возможность избежать ответа, Лоис подняла трубку раньше, чем Марк успел опустить ноги на пол. Заметив, как изменилось выражение лица Лоис, Марк уже было подумал, что обнаружили еще один труп, но его напарница неожиданно заулыбалась и детектив успокоился.
   – Кошка? – вопрошала тем временем его коллега. – Брось, Фил, неужели ты из-за кошки звонишь? Мы, знаешь ли, не занимаемся котами. Мы – отдел по расследованию убийств, забыл? Но только убийств людей, а не кошек...
   Прикрыв трубку ладонью, она зашептала, обращаясь к Блэйкмуру:
   – Представляешь, они звонят нам, чтобы сообщить о смерти какой-то кошки...
   Однако прежде чем она успела закончить фразу, улыбка исчезла с ее губ, и Блэйкмур услышал, как его напарница негромко выругалась.
   – Черт, – сказала, – мы берем дело под свой контроль. Да-да, уже выезжаем, уже в пути.
   Марк в недоумении смотрел на Лоис. Когда она наконец повесила трубку, он сразу же завопил:
   – Кошка? Какого черта? Неужели ты хочешь сказать, что нам придется куда-то ехать из-за какой-то кошки?
   Лоис Эккерли печально кивнула:
   – Это не просто мертвая кошка. Это кошка Энн Джефферс.
   – Кошка Энн Джефферс? – словно эхо, повторил за ней Блэйкмур. – И что же Энн? Просила нас приехать?
   Лоис снова кивнула:
   – Из слов Фила можно сделать вывод, что животное убили точно таким же способом, как Коттрел и Дэвис.
   Марк Блэйкмур выругался про себя. Если это и в самом деле правда – а он очень надеялся, что это не так, – тогда дело ясное: у них на руках не просто дело очередного маньяка, но маньяка с фантазией, маньяка с патологической склонностью к мерзким играм.
   Да, но с кем этот человек собирается играть?
   С полицией или с очередной жертвой?
   Разумеется, имелась еще одна возможность: кто-то мог просто гнусно пошутить. В конце концов имя Энн звучало по радио в течение целого дня, да и все любители посудачить только и говорили что о женщине-репортере, обнаружившей в парке изуродованное тело. Если, к примеру, существовал человек, недолюбливавший Энн по той или иной причине, лучшей возможности напугать эту женщину ему трудно было бы отыскать. А теперь стоило представить себя на месте Энн. Как ей прикажете трактовать подобный акт жестокости? Исключительно как предупреждение о том, что следующей жертвой станет она. Господи, как она, должно быть, переживает! Волна ярости по отношению к неизвестному, совершившему такую мерзость, нахлынула на Марка, и в его мозгу промелькнула мысль: не отказаться ли ему от этого дела вообще? Впрочем, в глубине души он знал, что не откажется. Более того, он станет куда усерднее работать, будет носом землю рыть, но найдет этого анонимного подонка.
   Когда они уже сидели в машине и ехали по направлению к Капитолийскому холму, Лоис посмотрела на Марка и ухмыльнулась.
   – По крайней мере, тебе не надо идти домой.
   Блэйкмур почувствовал, что краснеет.
   – Я вовсе не против того, чтобы провести вечерок дома, – пробурчал он себе под нос.
   – И поэтому ты заводишь деловой разговор всякий раз, когда до конца рабочего дня остается минута или две, верно? – уколола его Лоис, но тут же об этом пожалела. – Ладно, не сердись. Одиночество – пренеприятнейшая штука. Если бы у меня не было Джейка...
   – Послушай, может, поговорим о чем-нибудь другом? – перебил ее Блэйкмур. Оставшуюся часть пути они сохраняли абсолютное молчание. Лоис заговорила только тогда, когда их машина остановилась у дома Джефферсов.
   – Если хочешь, я одна займусь этим делом.
   "Вот дьявольщина! – подумал Блэйкмур. – Неужели у меня на лице все написано?"
   – Не понимаю, к чему ты клонишь, – громко объявил он, выбрался из машины и хлопнул дверью куда громче, чем требовалось. Перепрыгивая через две ступеньки, он мгновенно добрался до входной двери и уже собрался было позвонить, когда дверные створки распахнулись словно сами собой. Перед ним возникла Энн и сразу же впустила его в дом. Ее лицо было бледно, и он сразу понял, до какой степени она напугана.
   – Я полагаю, вы окончательно пришли к выводу, что я свихнулась, – сказала она, сделав не очень удачную попытку изобразить бесшабашность.
   – Лично я даже не знаю, что на самом деле произошло, – ответил Марк, усилием воли подавляя в себе неудержимое желание обнять эту женщину. – Так что же все-таки случилось? – спросил он, когда в прихожую вошла Лоис Эккерли. В гостиной он увидел девушку-подростка, лежавшую на софе и безутешно рыдавшую. Марк решил, что это и есть дочь Энн Джефферс. Другая девушка – примерно такого же возраста, только темнокожая, – изо всех сил пыталась ее утешить.
   – Пойдемте во двор, – тихо сказала Энн и провела детективов через столовую и кухню на задний дворик. Марк невольно поймал себя на том, что смотрит на окна убитой Джойс Коттрел, задаваясь вопросом – в самом ли деле есть нечто общее между убийством, случившимся в том доме, и смертью домашней любимицы Джефферсов, крохотный трупик которой лежал теперь во дворе Энн.
   Гленн и Кевин сидели на дощатом настиле, служившем своеобразным фундаментом для мусорных баков. Как только во дворике появились детективы с Энн во главе, мальчик вскочил на ноги.
   – Она там, – воскликнул Кевин, указывая на тельце кошки, видневшееся из-под досок настила. – Ее нашел Бутс – точно так же, как он нашел тело миссис Коттрел в парке...
   – Довольно, – сказала Энн и привлекла мальчика к себе.
   – Кто-нибудь ее трогал? – спросил Марк, присаживаясь на корточки, чтобы как следует рассмотреть кошачий трупик.
   Кевин энергично замотал головой.
   – Я не трогал, – отрапортовал он. – Кроме того, я не позволил ее трогать ни Хэдер, ни Рэтте. Я сказал им...
   – Может быть, тебе лучше вернуться домой, мой милый? – высказана свое пожелание Энн.
   – Ах, мама! – чуть не застонал Кевин. – Перестань. Ведь это я нашел ее.
   – Иди, иди, – с нажимом произнесла Энн. – Если у детектива Блэйкмура возникнут вопросы, мы вернемся и разыщем тебя. И будь добр, относись к сестре поласковее, – прокричала она сыну вдогонку, когда тот чрезвычайно неохотно двинулся к дому.
   Достав кошачье тельце из-под настила, Блэйкмур внимательно осмотрел зияющее отверстие на груди. Грудная клетка была рассечена, сердце и легкие вырваны – точно так же, как у покойных Шанель Дэвис и Джойс Коттрел. Но, как показалось Блэйкмуру, ранения, нанесенные кошке, чем-то отличались от травм, причиненных женщинам. Если это так, то чем же?
   Вырез в грудной клетке кошки был сделан несравненно аккуратнее.
   Это слово пришло ему на ум неожиданно, но затем Блэйкмур понял, что оно точнее всего характеризовало рану, зиявшую в кошачьей грудке. Вспоминая травмы Дэвис и Коттрел, Блэйкмур мог сказать, что грудина у обеих женщин была скорее разорвана в припадке ярости, нежели рассечена, в то время как над кошкой – и это было видно невооруженным глазом – потрудилась рука настоящего хирурга, вооруженного соответствующим инструментом.