Соул Джон. Черная молния

Джон Соул
Черная молния

Пролог
Пять лет назад
Эксперимент номер сорок семь

   Это было похоже на балет, в котором танцор хорошо знал каждое движение и выполнял его автоматически, не задумываясь о том, что будет делать в следующую минуту. Если бы его спросили, почему он остановил выбор именно на данной женщине, он не смог бы ответить. Дело было, конечно, не в ее возрасте. Он вовсе не стремился выбирать самых юных особ для своих опытов.
   Пол также не имел для него абсолютно никакого значения. Среди его многочисленных объектов исследования насчитывалось примерно равное количество мужчин и женщин, но это было лишь статистической случайностью. Конечно, он прекрасно понимал, что его многочисленные и весьма опытные оппоненты все подсчитывают и самым внимательным образом изучают все нюансы его исследований, выдвигая самые невероятные интерпретации. На самом же деле он не имел никаких строгих критериев отбора участников эксперимента. В расчет не принимались ни расовые признаки, ни пол, ни возраст, ни даже сексуальные наклонности, да и сама процедура отбора его мало волновала. Одних он сам приглашал к участию в эксперименте, другие напрашивались по своей собственной инициативе, смело делая первый шаг.
   Случилось так, что его нынешняя клиентка сама предложила себя в качестве объекта исследования, хотя он поначалу забраковал ее, поскольку она показалась ему подозрительно знакомой. Первое впечатление подсказало ему, что он уже где-то встречался с ней. Вообще говоря, знакомство с объектом было, пожалуй, единственным основанием для заключения о непригодности данного объекта. Он опасался того, что может необъективно оценить результаты эксперимента, так как ранее сформировавшиеся по отношению к объекту чувства – неважно какие, положительные или отрицательные, – несомненно, могли воздействовать на его субъективное восприятие.
   Впервые он увидел эту женщину пару недель назад, когда случайно забрел в небольшой магазин неподалеку от университета, чтобы выпить чашечку кофе. Она сидела одна за небольшим столиком у двери, развернув перед собой последний номер "Сиэтл Геральд". Он не обращал на нее внимания до тех пор, пока не взял себе чашку кофе и не уселся через несколько столиков от нее.
   Сознавал ли он в тот момент, что она может стать участницей эксперимента? Вряд ли. Однако именно этот вопрос ему предстояло решить в течение ближайшего времени.
   Она первая сделала шаг навстречу своей судьбе. Мило улыбнувшись, она подошла к его столику и спросила, можно ли подсесть к нему. Насколько он мог припомнить, она сказала что-то насчет законного места, принадлежащего каждому на этой планете, а он ответил ей весьма дружелюбной улыбкой, но все же отказал, сославшись на срочную работу. Она слегка обиделась и ушла прочь.
   В течение следующих десяти минут он безуспешно пытался вспомнить, где он мог ее видеть и почему она показалась ему такой знакомой. Разгадка наступила совершенно неожиданно. Развернув перед собой свой номер "Сиэтл Геральд", местной газеты, он наткнулся на абзац в редакционной статье:
   СКОЛЬКО ЭТО БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ?
   Полиция бездействует, а Сиэтл тем временем погибает!
   Прошла еще неделя, а группа особого назначения, созданная полицейским департаментом Сиэтла совместно с администрацией шерифа нашего округа и патрульной службы штата Вашингтон, ни на шаг не приблизилась к раскрытию целой серии жутких убийств, происшедших на холмах водопада Каскадес за последние пять лет. Полиция уверена только в том, что все эти жертвы были убиты одним и тем же преступником, но к подобному выводу может прийти любой, кто хоть однажды видел эти изуродованные тела.
   И все же, когда я разговаривала с некоторыми членами спецгруппы на этой неделе...
   Однако его внимание привлекла не сама статья, а фотография, которая ее сопровождала.
   Энн Джефферс.
   Вот почему та женщина, с которой он разговаривал несколько минут назад, показалась ему знакомой – она была очень похожа на журналистку Энн Джефферс. Несколько секунд он сидел неподвижно, уставившись на фотографию в газете.
   Женщине, подходившей к нему, он дал бы чуть меньше сорока лет. Она была среднего роста, с такими же мягкими чертами лица, как у женщины на фотографии, да и волосы у нее были примерно такого же цвета, хотя Энн Джефферс стриглась вроде бы чуть покороче.
   Неужели он действительно только что разговаривал с Энн Джефферс?
   Он спокойно допил кофе, сложил газету и не спеша отправился по своим делам, но все последующие дни вел себя осторожно, стараясь выяснить, насколько обоснованны его подозрения. Встретив несколько дней спустя ту же женщину у входа в кафе, он уже точно знал, что перед ним не Энн Джефферс.
   Недолго думая, он двинулся следом за ней.
   Она жила недалеко от университета в старом доме, выстроенном в испано-мавританском стиле. Жилье в этих домах ценилось очень высоко.
   С того дня он прогуливался перед ее домом почти ежедневно. Несколько раз столкнувшись с нею на улице, он стал раскланиваться с ней, а потом и здороваться.
   Так начался ритуальный танец – в течение нескольких недель они кружили друг возле друга, как бы присматриваясь к будущему партнеру. Это чем-то напоминало старомодное ухаживание, в наше время уже забытое. Постепенно он изучил все ее привычки и строгий распорядок ее дня. Его нисколько не удивило то, что она – как, впрочем, и большинство нормальных людей – была обычно вполне предсказуема в своем поведении.
   Сегодня, например, в воскресный день, насыщенный ласковым солнечным светом, она возьмет с собой коричневый пакет с едой и отправится в университет, чтобы во время обеденного перерыва расположиться на зеленой лужайке, съесть свой бутерброд и запить его чаем из термоса. А в университетской библиотеке она будет изо всех сил делать вид, что внимательно читает занудные книги, хотя на самом деле будет лишь решать для себя, кто из мужчин может оказаться ее очередной жертвой, причем она готова броситься на шею любому из них, кто удосужится стрельнуть в нее случайным взглядом.
   Сегодня именно он должен стать тем мужчиной, который проявит к ней интерес.
   Именно сегодня этот ритуальный танец должен найти свое логическое завершение.
   Он оставил свою машину дома и отправился к университету на фургоне, который купил около четырех лет назад, когда только приступал к проведению опытов. На нем он часто совершал довольно длительные прогулки по окрестным горам, где иногда даже ловил рыбу в быстрых речушках. Добравшись до университета и припарковав фургон возле какого-то гаража, он захватил с собой обед в коричневом пакете, пару бутылок сверкавшей на солнце воды, поднялся по ступенькам на поросшую травой террасу и быстро отыскал глазами излюбленное местными студентками место.
   Через полчаса она уже выпила половину его воды, а потом неожиданно нахмурилась и покачала головой.
   – Что-нибудь не так? – поинтересовался он с подчеркнуто озабоченным видом.
   – Я... Я не знаю, – неуверенно протянула она. – Я вдруг почувствовала, что... – она помедлила, а потом решительно вскочила на ноги. – Я, пожалуй, пойду домой!
   Мужчина медленно поднялся на ноги и стал торопливо собирать свои и ее вещи.
   – Если хотите, я могу отвезти вас домой, – предложил он.
   Женщина сперва попыталась отговорить его от этой затеи, но потом неожиданно для самой себя согласилась. Он видел, что она очень волнуется. У нее даже губы побелели, а лицо приобрело сероватый оттенок.
   – Ну, если вам не трудно... – начала было она, но потом ее голос сорвался.
   Она уцепилась за его руку, и они вместе направились к гаражу, где он оставил свой фургон. Как только они выехали на освещенную ярким солнцем улицу, она почувствовала себя плохо и вскоре потеряла сознание, распластавшись на металлическом полу фургона.
   Он проехал два квартала, а потом свернул на Сорок пятую улицу, которая вела к федеральному шоссе № 5. Доехав до этого шоссе, он повернул на юг и помчался по направлению к Редмонду. Через некоторое время его фургон подъехал к подножию одной из гор и остановился.
   Место было пустынным, мрачным и находилось вдали от оживленных дорог, однако он счел его самым удобным. Где-то неподалеку весело журчал ручей, поэтому мужчина вполне мог рассчитывать на удачную рыбалку после проведения эксперимента. Он вспомнил, что когда-то уже останавливался на этом же месте и остался весьма доволен проделанной работой. Еще раз оглядевшись по сторонам, он окончательно убедился в том, что здесь им никто не помешает.
   Теперь нужно было приготовить все необходимое для проведения эксперимента. Он начал с того, что разделся догола и аккуратно сложил свою одежду в ящик под сиденьем. Затем он натянул на руки хирургические перчатки из эластичной резины и достал из сумки белоснежную простыню, которую так же аккуратно расстелил на узенькой скамье в салоне фургона. Когда все было готово, он поднял лежавшее на полу неподвижное тело женщины и осторожно положил его на скамью. После этого он осмотрел внутренность фургона и, видимо, остался доволен осмотром. Он всегда уделял огромное внимание окружающей обстановке и всегда заботился о том, чтобы ничто не могло помешать проведению эксперимента.
   Теперь уж действительно было все готово.
   Раздев женщину догола, он долго смотрел на ее обнаженное тело и, казалось, удивлялся тому, что оно излучало тепло, свидетельствовавшее о неугасшей жизни. Ее полная, хотя и не очень большая грудь высоко вздымалась, а дыхание было ровным и размеренным. Он приложил палец к ее шее и почувствовал ровное биение пульса.
   Достав из-под сиденья свою дорожную сумку, он порылся в ней и вытащил оттуда полный набор хирургических инструментов, уже давно ставших для него привычными. Особую гордость у него вызывал тот из них, который был куплен по случаю совсем недавно. Он нажал на кнопку, и режущий диск инструмента начал быстро вращаться, издавая заунывный звук.
   Мужчина наклонился над телом и приступил к работе.
   Лезвие хирургической пилы новейшего образца легко вошло в ткань молодого тела и в считанные секунды вскрыло грудную полость. Отложив в сторону пилу, мужчина просунул обе руки в разрез и поднатужился, чтобы раздвинуть в стороны ребра. Затем он ловким движением перекрыл главную кровяную артерию специальным хирургическим зажимом, приобретенным им еще в самом начале его исследовательской деятельности.
   Когда внутреннее кровотечение почти полностью остановилось, он снова просунул пальцы во вскрытую грудную полость. Вскоре он нащупал легкие. Они все еще напряженно работали, стараясь насытить кислородом бездыханное тело. Он улыбнулся и удовлетворенно кивнул. Его мастерство росло с каждым днем. Он так умело сделал разрез, что диафрагма осталась совершенно нетронутой. Его руки погрузились еще глубже в грудную полость, пока он наконец не почувствовал под своими пальцами трепетно бьющееся сердце. Он на мгновение замер, наслаждаясь равномерной и даже слегка монотонной работой этого главного источника жизни. Ему казалось, что в его руках сейчас находилось не просто человеческое сердце, а сама жизнь.
   К сожалению, именно в этот момент дыхание женщины сделалось прерывистым и стало постепенно затихать. Но это был не конец эксперимента, а лишь его начало. Он крепко сжал руками сердце. Наступил самый волнующий момент эксперимента. Именно в этот момент время остановило свой безудержный ход, и он ощутил неземное блаженство бытия.
   Когда через час он вылез из своего фургона, его руки были покрыты рыжими пятнами крови, а лицо слегка потемнело от усталости. В руках он держал окровавленный сверток, который лишь отдаленно напоминал по форме человеческое тело. Из свертка все время сочилась темно-красная жидкость, оставляя на его одежде омерзительные бурые пятна. Мужчина торопливо вошел в лесную чашу, пристально осмотрел все вокруг и небрежно положил сверток на сырую землю. В этом жесте уже не было той величавости и грациозности, которыми отмечались все его движения во время проведения эксперимента. Он выпрямился и с какой-то злостью посмотрел на то, что осталось от женщины, которую он почти не знал.
   Все ее органы находились в ее теле, но, конечно, уже далеко не в том строгом порядке, который был предусмотрен самой природой. Он пребывал в дурном расположении духа и злился на прооперированную женщину. Эксперимент в который уже раз потерпел полную неудачу! Он так рассвирепел, что вырвал сердце этой бедняжки и швырнул его на пол. После этого он еще долго копался в ее бездыханном теле, тщетно пытаясь понять причину своего очередного провала.
   Он снова посмотрел на останки женщины, подумав о том, что именно в этот самый момент она полностью открыта всему миру как в прямом, так и в переносном смысле. Решительно тряхнув головой, он резко повернулся и пошел прочь, подальше от той, на которую всего лишь час назад возлагал столь большие надежды.
   Выбравшись из лесной чащи, он подошел к небольшой речушке и радостно погрузился в ее прохладную воду, позволяя стремительному течению смыть все следы неудачного эксперимента. Вместе с кровью эта удивительно чистая горная вода унесла и остатки злости, накопившейся в его душе из-за очередной неудачи.
   Слегка освежившись в горной реке, он спешно вернулся к своей передвижной лаборатории и быстро собрал куски ваты и пластика, спрятав их подальше от посторонних глаз. Вскоре салон его фургона по-прежнему сверкал чистотой и каким-то домашним уютом.
   Покончив с уборкой, мужчина снова вернулся к речушке, еще раз искупался, вытерся насухо, оделся и сел за руль фургона. Выехав на твердое покрытие шоссе, он остановился, вылез из машины, вернулся на то место, где только что стоял его фургон, сломал большую ветку с дерева и самым тщательным образом замел следы на земле. После этого он сунул ветку в тот же пластиковый мешок, в котором уже находились все остальные отходы его исследовательской деятельности. Набрав скорость, он посмотрел на часы и самодовольно ухмыльнулся. У него осталось еще много времени для того, чтобы остановиться у реки и немного порыбачить. А со время рыбалки можно будет спокойно обдумать следующий эксперимент.

Глава 1

   Белый циферблат настенных часов резко выделялся на фоне зеленой стены. Десять часов утра. Через три часа наступит полдень. Великий полдень.
   В слегка затуманенном сознании Энн Джефферс возникла картинка из старого фильма. Тогда тоже был великий полдень, когда решалась судьба человека. Она отчетливо вспомнила черно-белое изображение двух мужчин, стоявших друг перед другом на пыльной улице. Она, маленькая девочка, сидела в душном кинотеатре "Колизей" в Сиэтле и напряженно вглядывалась в до боли знакомое лицо Гэри Купера. На экране он выглядел даже более высоким, чем в действительности, и смотрел на своего противника сверху вниз...
   Кто же был тогда его противником?
   Она очень хорошо помнила тот эпизод, но образ противника напрочь вылетел из головы. Собственно говоря, удивляться этому не приходилось, так как с той поры прошло более тридцати лет. Тогда она была еще подростком и хорошо знала, что шериф непременно победит всех злодеев.
   Да и сама проблема тогда выглядела совсем по-другому. Вопрос заключался не в том, заслуживает ли данный злодей смерти, а в том, кто именно приведет приговор в исполнение – сам он покончит с собой или Гэри Купер пристрелит его, как паршивого пса. Это была справедливость в своем самом чистом и безупречном виде. Все выглядело ясным и понятным: хороший парень борется с жутким злодеем и в конечном итоге побеждает его. Даже узнать хорошего парня не составляло большого труда, так как он всегда был в белой шляпе.
   А сегодня великий полдень обещал оказаться совершенно другим. Это уже было не кино, а реальная жизнь, и казни предстояло стать самой что ни на есть настоящей. Более того, власти штата Коннектикут объявили, что смертный приговор будет приведен в исполнение не в полночь, как это всегда делалось раньше, а в полдень. Вообще говоря, смертный приговор приводился в исполнение впервые за последние сорок лет, и власти, по-видимому, решили, что не стоит скрывать такой факт под покровом ночи. Да и Гэри Купера сегодня не ждали – будет лишь никому не известный человек, который простым поворотом рубильника пошлет ток к электрическому стулу. Так прервется жизнь человека, которого Энн Джефферс знала уже много лет.
   Энн вздрогнула и тут же устыдилась собственной слабости. В ее сорок два года, после почти двадцатилетней работы в газете "Сиэтл Геральд", где она освещала самые невероятные события – от квартирных пожаров до эпидемии СПИДа, – казалось, уже ничто не могло заставить ее вздрогнуть. Она много раз видела смерть в самых разнообразных ее проявлениях. Даже ее родная мать умерла пять лет назад буквально у нее на руках. Мать долго страдала от рака и в свою последнюю минуту крепко пожала руку дочери, молча прощаясь с ней. В ту минуту Энн не содрогнулась от страха, так как уже давно была готова к подобному исходу. Откровенно говоря, Энн даже обрадовалась тому, что страдания ее матери закончились.
   Мать была далеко не единственным человеком, последнюю минуту жизни которого довелось наблюдать Энн. Она провожала в последний путь своих близких друзей, заразившихся вирусом СПИДа, стояла у изголовья жертв бандитских разборок, неоднократно присутствовала при расследовании автомобильных катастроф и так далее, и тому подобное. А однажды она собственноручно вытащила из покореженной машины бездыханное тело десятилетнего мальчика и не отходила от него ни на шаг, дожидаясь приезда машины "скорой помощи" и проклиная неповоротливость медицинских служб. Тогда ее тоже окружала толпа зевак, мешавших работать. Вот и сейчас они собрались на улице, дабы лично убедиться в том, что справедливость восторжествовала.
   Торжество справедливости или торжество Энн Джефферс?
   Не этот ли вопрос вызвал у нее дрожь?
   Она вдруг ощутила острую потребность проанализировать нахлынувшие на нее чувства и тут же вышла из зала, где собралось около пятидесяти журналистов, допущенных в здание тюрьмы для освещения всех подробностей предстоящей казни Ричарда Крэйвена. Рядом с этим залом находился единственный туалет, которым пользовались как мужчины, так и женщины. Она заперла за собой дверь и пристально посмотрела на свое отражение в зеркале, прикрепленном болтами к стене над грязной раковиной.
   К счастью, никаких признаков беспокойства она на своем лице не обнаружила. Ее темно-карие глаза по-прежнему оставались сдержанными, холодными, не выражающими практически никаких эмоций, да и овал лица был искажен лишь кривизной самого зеркала. Энн Джефферс почувствовала легкое раздражение и быстро отвернулась от зеркала. Что она, собственно, ожидала там увидеть? Борьбу противоречивых чувств, отражающуюся на ее лбу? Чушь собачья! Вся беда в том, что она прекрасно знала, почему ее охватила дрожь за три часа до казни Ричарда Крэйвена. Впервые за всю свою сознательную жизнь она почувствовала себя ответственной за гибель человека. Разумеется, не полностью ответственной, но все же.
   – Неправда! – громко воскликнула она и с ужасом услышала в пустом помещении многоголосое эхо: "Правда, правда!"
   Она потерла пальцами виски. Нет-нет, не из-за нее оказался на электрическом стуле Ричард Крэйвен. Его казнят только за его чудовищные преступления, которым нет и не может быть оправдания. Он должен понести наказание за свои страшные грехи – настолько страшные, что за них его можно казнить не один раз, а десять. Ведь до сих пор никто не может в точности сказать, сколько же невинных людей погубил этот мерзавец, разъезжая по всей стране в поисках так называемых "объектов" для своих гнусных "исследований". Правда, сам он до последней минуты отрицал свею причастность ко всем этим преступлениям, но улики оказались слишком убедительными. К тому же практически все психопаты уверены в том, что не сделали ничего плохого.
   Энн Джефферс не сомневалась в своей правоте. Помимо тех трех человек, которых Крэйвен убил здесь, в Коннектикуте, за что его, собственно говоря, и приговорили к смертной казни, было множество других жертв в других штатах. Его безумная деятельность протекала на огромном пространстве от его родного Сиэтла на севере до Сан-Франциско и Лос-Анджелеса на юге и до Атланты на востоке. Иногда Энн казалось, что в этой стране не осталось ни одного крупного города, над которым не появлялась бы зловещая тень Ричарда Крэйвена. Даже сейчас список его преступлений нельзя было считать окончательно закрытым – с каждым днем появлялись все новые доказательства его бесчисленных злодеяний и новые имена его жертв.
   Но самое ужасное заключалось в том, что, несмотря на все его тяжкие преступления, все еще находились люди, пытавшиеся защищать его. Такие типы встречались даже среди ее коллег-журналистов. Одни говорят, что представленных доказательств недостаточно для вынесения столь сурового приговора, другие настаивают на том, чтобы сохранить Крэйвену жизнь и подвергнуть его тщательному психиатрическому обследованию, а третьи требуют отменить смертную казнь.
   Энн Джефферс всегда оперативно реагировала на подобные выступления, не оставляя камня на камне от аргументации защитников убийцы. В конце концов ее мнение стало преобладающим, и это, несомненно, сказалось на поведении присяжных. Ричард Крэйвен должен был умереть на электрическом стуле сегодня в полдень.
   После его ареста прошло уже около двух лет. Все его апелляции и просьбы о помиловании были отклонены, а попытки добиться проведения еще одного судебного разбирательства были признаны необоснованными. Это успокоило другие штаты, которые тоже выдвинули аналогичные обвинения в адрес Крэйвена. Но за это время Ричард Крэйвен стал знаменитым человеком, а голоса в его защиту сделались еще более громкими и настойчивыми.
   Даже здесь, в этом душном помещении, Энн отчетливо слышала громкие выкрики собравшихся на улице людей. Неужели они действительно надеются на то, что человек, убивший десятилетнюю девочку и расчленивший ее истерзанное хирургическим скальпелем тело, может быть помилован? Как вообще можно настаивать на невиновности этого изверга, если суду представлены самые что ни на есть неопровержимые доказательства его вины – доказательства, которые Энн Джефферс анализировала и сопоставляла в течение нескольких последних лет? Она изучила это дело до мельчайших подробностей и написала о нем массу статей. И Крэйвен еще смеет утверждать, что все эти улики сфальсифицированы, состряпаны недобросовестными следователями с единственной целью – обвинить его в преступлениях, которых он якобы не совершал.
   Дело, конечно, не в том, что Крэйвен всячески пытается доказать, будто против него был составлен заговор правительств почти дюжины штатов с целью свалить на одного все нераскрытые преступления. Энн была неплохо знакома с параноидальным типом мышления и прекрасно понимала его логику. Беда заключалась в другом – Крэйвену удалось убедить некоторых людей в том, что расследование велось неправильно, а следовательно, он не заслуживает смертной казни.
   Нет, он виновен. В этом не может быть никаких сомнений. Энн Джефферс еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале. Ричард Крэйвен был арестован, осужден и сегодня в полдень должен умереть. Судья, который вел это дело, и члены апелляционной комиссии оказались достаточно мудрыми людьми, решив вынести этот приговор и сохранив его в силе до сегодняшнего дня.
   Она, Энн Джефферс, будет спокойно наблюдать за казнью и не содрогнется, когда ручка рубильника опустится вниз. Но почему же в таком случае слезятся глаза и так сильно болит голова? Она оторвала кусок туалетной бумаги и слегка промокнула глаза, опасаясь, что тушь может расползтись по всему лицу.
   В это время за дверью послышались голоса, среди которых отчетливо выделялся хриплый бас помощника начальника тюрьмы:
   – Миссис Джефферс? Вы здесь? Он хочет видеть вас.
   Энн смяла туалетную бумагу, бросила ее в корзину, поправила волосы, последний раз взглянула на себя в зеркало и решительно открыла дверь.
   – Кто? Начальник тюрьмы? Зачем я ему понадобилась?
   Помощник начальника слегка замялся, смущенно посмотрел на Энн, а потом сокрушенно покачал головой.
   – Нет-нет, вас хочет видеть не мистер Растим, а Ричард Крэйвен. Он внес вас в список тех людей, с которыми хотел бы побеседовать сегодня утром.
   Энн почувствовала ноющую боль в желудке. Почему он, черт возьми, решил поговорить с ней? Зачем? Что он может сказать кроме того, что уже сказал во время многочисленных интервью? Ведь она провела в его камере много часов, тщетно пытаясь выяснить мотивы его поведения. Может быть, незадолго до казни он решил признать свою вину и исповедаться перед ней? Как бы то ни было, она должна выслушать его, ведь это его последнее желание в конце концов.
   – Ладно, – твердо сказала она помощнику начальника тюрьмы, который все это время плелся за ней по пятам. – Прямо сейчас?
   Тот пожал плечами:
   – Не знаю, мне велели привести вас в офис. Мистер Растин сказал, что вы можете подождать его там.
   Энн Джефферс задумалась и посмотрела на своих коллег, которые уже приготовились терзать ее своими вопросами относительно Ричарда Крэйвена и предстоящей казни.
   – Нет-нет, никаких вопросов, – решительно сказала она и направилась к двери. – Я только выслушаю его и не буду ни о чем его спрашивать. Обещаю вам: я расскажу обо всем, что там произойдет. Мне хочется, чтобы вся эта история побыстрее закончилась.