Соул Джон. Черная молния

   И еще: в следующий раз он не станет убивать женщину, хотя процесс убийства Джойс Коттрел доставил ему такое удовольствие, которого он не испытывал никогда в жизни.
   Он не может позволить себе ни единого проявления слабости.
   Он убивает для того, чтобы угодить своей матери.
   Убийство – вот что важно, а никак не удовольствие.
   Поэтому не стоит вводить себя в искушение. В следующий раз он изберет себе другой объект. И уж никак не женщину.
   Он найдет для себя иную жертву.
   Начиная с сегодняшнего дня, он будет убивать всех без разбора.
   Возможно, что позже, когда он отправится за альбомом, он не ограничится одним только походом в магазин.
   Очень может быть, что одновременно он отправится на охоту.

Глава 42

   Энн так до конца и не поняла, спала она предыдущую ночь или нет. Наверное, все-таки спала, поскольку утром у нее отсутствовала резь в глазах, являвшаяся верным признаком бессонной ночи. Зато она отлично запомнила, как лежала на кровати, широко раскрыв глаза, созерцала потолок и неустанно думала о странном тексте, появившемся на экране ее компьютера.
   Сам по себе механизм этого явления нетрудно было вычислить – злоумышленник мог в ее отсутствие пробраться в дом и загрузить компьютер какой угодно дополнительной программой.
   Если же в доме чужих все-таки не было, то такого рода объявление можно было передать через систему "Модем", к которой ее компьютер был подключен.
   Вывод напрашивался сам собой – имела место психологическая атака, только объектом атаки являлся, конечно же, не компьютер, а она, Энн Джефферс, собственной персоной. Кому-то очень хотелось напугать ее до смерти, причем этот кто-то отлично сознавал, что она не станет рассказывать о происшедшем своим домочадцам, поскольку в противном случае ужас поразил бы все ее семейство.
   Впрочем, хуже всего было другое: тот, кто убил кошку и ввел зловещий текст в компьютер, очень рассчитывал на панику и раскол в ее семействе. Трудно, знаете ли, выступать единым фронтом против невидимого врага, если существует вероятность того, что он уже проник в ваш дом и там хозяйничает.
   Она обыскала свое жилище снизу доверху под тем предлогом, что ей якобы необходимо отыскать коробку, куда она складывала вырезки из газет, посвященные Ричарду Крэйвену. С особой тщательностью она осмотрела чердак и подвальное помещение, но никаких следов постороннего присутствия не обнаружила.
   На кухонном столе она, правда, обнаружила искусственную муху для ловли форели. На мгновение ей показалось, будто зеленые крылышки мушки изготовлены из пера Гектора, а мохнатое брюшко – из меха Кумкват, но потом решила, что ей почудилось. В самом деле, кто в их семье был способен на тонкую ручную работу? Конечно же, не Гленн – у него всегда руки росли не совсем оттуда, откуда надо. Об этом свидетельствовала запыленная незаконченная модель парусника, стоявшая на верстаке в подвале. Кевин превосходил отца в этой области, но только самую малость. Он тоже оказался не в состоянии допеть недопетую песню Гленна, то есть доделать многострадальную модель. Тем не менее перед сном Энн обратилась к Гленну с вопросом насчет происхождения мушки. Гленн ответил, что купил ее вместе с удилищем, но что-то в его голосе заставило Энн насторожиться. Стоило ей начать допрос с пристрастием, как настроение Гленна мгновенно испортилось и они едва не поругались в очередной раз.
   Он заснул, а она продолжала разглядывать потолок, вспоминая подозрительные взгляды, которые бросали в сторону ее мужа Марк Блэйкмур и Лоис Эккерли после того, как трупик несчастной Кумкват был извлечен из-под досок настила.
   Нет, Гленн не мог убить Кумкват. Не мог, и все!
   Так она лежала и думала, снова и снова переживая события последнего дня, пытаясь осмыслить нагромождение бессмысленных ужасов.
   Утром она поднялась утомленная, но полагая, что ей удалось-таки забыться сном на пару-тройку часов. Она не показала домашним своего страха, но тем не менее тщательно проинструктировала Хэдер, чтобы та не забыла проводить Кевина в школу, прежде чем бежать в свою собственную. Более того, Энн заручилась обещанием Кевина обязательно дождаться Хэдер после уроков. Тот заспорил, но Энн стояла на своем, словно скала.
   Затем, прочитав весьма вольное изложение событий, происшедших с Джойс Коттрел, написанное Вивиан Эндрюс, она рассердилась на свою начальницу и отправилась в редакцию.
   Стоило ей войти в помещение "Геральд", как она ощутила острое чувство разочарования, в котором, правда, ей не слишком хотелось признаваться даже самой себе. Чего, собственно, она ожидала? Газета – это не дамский клуб, и люди здесь работали тертые. Да к тому же у них просто не было времени, чтобы предаваться страхам, – убийства, и даже серийные, происходили систематически. Тем не менее Энн ждала, что хотя бы один человек из всех сотрудников подойдет к ней и спросит о ее самочувствии, о том, как поживает ее семья. Однако на нее просто не обратили внимания. Именно эта хорошо отработанная бессердечность, являвшаяся не только символом профессии, но еще и своеобразным знаком доблести репортера, не позволила Энн плюхнуться на свое привычное место и приняться муссировать свои переживания. Впрочем, у нее имелись и другие причины не начинать свой рабочий день как обычно.
   Зловещие слова, появившиеся на мониторе ее компьютера, требовали немедленной реакции. Одно дело – промолчать дома, но совсем другое – не поставить в известность Вивиан Эндрюс. Собрав в кучу все свои бумаги и заметки, связанные с ускоренной перевозкой грузов, Энн двинулась в кабинет Вивиан Эндрюс, плечом распахнула дверь, вошла в кабинет и захлопнула дверь за собой, прежде чем владелица кабинета успела вымолвить хоть слово.
   – Насколько я понимаю, ты пришла высказать свои претензии по поводу напечатанной мною заметки об убийстве? – спросила Вивиан с хорошо отрепетированным спокойствием. Она даже не отвела взгляд от монитора, на котором уже проступали очертания будущего номера.
   – Дело не в заметке, Вив, – сообщила Энн. – Дело в убийствах. Я написала хорошую статью, честную статью, и собираюсь делать это и впредь, – она швырнула на стол Вивиан ненужные ей больше материалы о строительстве дороги, что заставило редакторшу позабыть на время о компьютере и остановить свой взор на журналистке.
   – Правка не совсем корректных статей – одна из моих главных обязанностей, пока я занимаю эту должность, – сказала Вивиан, но когда она взглянула на Энн Джефферс повнимательнее, у нее пропала всякая охота читать нотации. – Энн, с тобой все в порядке? Похоже на то, что ты не спала всю ночь.
   – Хотя я немного и вздремнула, но по большому счету ты права, – произнесла Энн и коротко рассказала ей обо всем.
   – Убили твою кошку? – с изумлением вопросила Вивиан, когда Энн сообщила ей, что приключилось с любимицей семьи. – Бог мой, но кому пришло такое в голову?
   Энн скептически покачала головой.
   – Ты что, забыла, в каком мире мы живем? Но больше всего меня удивляют люди, которые жалеют кошек больше, чем себе подобных.
   Вивиан Эндрюс покраснела.
   – Я вовсе не хотела сказать, что... – начала было она, но потом замолчала и откинулась на спинку стула. – Что ж, возможно, ты кое в чем права насчет меня. Но ответь мне, что думает полиция?
   Энн повторила ей почти все, что сказали Марк Блэйкмур и Лоис Эккерли, но утаила то, что было высказано – и не высказано – о Гленне.
   – И еще, – добавила Энн. – В отредактированной тобой статье утверждается, будто полиция никак не связывает убийства Дэвис и Коттрел, а это не соответствует истине. Они, между прочим, сообщили мне – но только не для печати, – что два этих убийства имеют между собой самую непосредственную связь, установленную экспертизой. Они также сообщили мне, что вскрытие трупа кошки будет делать тот же самый патологоанатом, который работал с трупами Дэвис и Коттрел.
   Вивиан Эндрюс с некоторой брезгливостью взглянула на бумаги, которые швырнула на ее стол Энн.
   – Судя по всему, ты решила отказаться выполнять мое гадание.
   – Мне кажется, что вокруг полно людей, которые могли бы взять эту миссию на себя без всякого ущерба для дела.
   – Думаю, дело заключается не только в этом, – заметила с некоторой долей иронии Вивиан. – Я, к примеру, знаю с полдюжины репортеров, которые написали бы репортажи о новых убийствах в куда более объективной манере, чем ты.
   – Очень может быть. Но есть и еще кое-что, о чем я тебе не говорила.
   Стараясь не слишком выдавать голосом свой страх, Энн поведала Вивиан о странном объявлении в рамке, исчезнувшем с экрана монитора почти так же быстро и неожиданно, как оно и появилось.
   – Послушай, – сказала Энн, – завершая свой рассказ, – если хочешь, привлеки другого репортера, но только не снимай с дела меня.
   Заметив, что начальница заколебалась, Энн удвоила напор.
   – Вивиан, уверяю тебя, заваривается весьма серьезная каша. Этот человек не просто копирует Крэйвена. Его усилия в значительной степени направлены против меня лично. Может быть, он просто хочет меня попугать. Но возможно и другое – он где-нибудь увидел мою фотографию и проникся ко мне чувствами, то есть я просто-напросто ему понравилась. Как ты не понимаешь, что мое личное участие в работе позволит нам продать больше экземпляров газеты, чем продают сейчас "Пост-интеллидженсер" и "Таймс" вместе взятые? Только представь себе заголовок, Вив: "Убийца преследует репортера "Геральд""! Кстати, я прямо сейчас могу написать кое-что чрезвычайно занимательное, даже не упоминая о выводах Блэйкмура и Эккерли. Пойми, я сейчас в самой гуще событий! Это я нашла Джойс Коттрел! Она была моей соседкой! Мою кошку зарезали с чудовищной жестокостью. И именно на моем компьютере появились зловещие слова, которые, несомненно, ввел туда убийца.
   С минуту Энн помолчала, но потом заговорила снова – уже не стараясь изображать спокойствие, которого не чувствовала:
   – Послушай, Вив, он же за мной наблюдает! Он сообщил мне об этом открытым текстом! – с каждым словом голос Энн набирал силу. – "Скоро увидимся" – вот что он мне фактически сказал. Очень может быть, что тело Джойс Коттрел он перетащил в парк Волонтеров, поскольку знал, что я там бегаю по утрам.
   От неприятных воспоминаний Энн передернула плечами.
   – Господи, я все время думаю – сколько это еще будет продолжаться, сколько времени этот человек будет разгуливать на свободе? – Энн снова замолчала под воздействием охвативших ее эмоций: она неожиданно вспомнила, что однажды у нее и в самом деле появилось ощущение, будто за ней следят. Но вот только где это было и при каких обстоятельствах?..
   Вивиан ошибочно поняла молчание Энн как знак, что та ожидает от нее принятия решения. И Вивиан его приняла, хотя отлично знала, что поступает неправильно. Все ее инстинкты требовали от нее передать задание другому репортеру. Однако Вивиан также знала, что, раз поверив Энн Джефферс, ей придется идти до конца. В самом деле, когда журналисту представлялась возможность принять участие в расследовании дела, где одной из потенциальных жертв может оказаться он сам? Да, они смогут продать чертову уйму экземпляров – это точно.
   – Хорошо, – сказала Вивиан. – Оставайся в деле. Но будь очень осторожна и помни, что каждое слово, которое выйдет из-под твоего пера, я буду проверять лично. Старайся сохранять объективный взгляд на вещи, тогда у тебя все получится. Ладно?
   Энн выпрямилась.
   – Договорились.
   Она направилась к выходу из кабинета, уже составляя в голове список фамилий тех людей, которым следовало позвонить в первую очередь. Но у двери она помедлила и повернулась к Вивиан.
   – Спасибо, – произнесла она совсем тихо.
   Вивиан Эндрюс смотрела на нее не мигая.
   – Энн, я надеюсь, ты достаточно умна, чтобы испытывать чувство страха от происходящего вокруг тебя.
   – Так оно и есть, – ответила Энн. – Сейчас вот я напугана больше, чем когда-либо в жизни. Я ведь даже представления не имею, отчего этот человек так на меня взъелся. Какой, спрашивается, вред я могла ему причинить?
   – А почему ты думаешь, что все дело в каком-то вреде? – спросила Вивиан. – Возможно, ты здесь ни при чем и все это не более чем цепочка совпадений. Но если это не совпадение, все равно перестань себя упрекать. Все дело с том человеке. Он помешался, и самым причудливым образом.

* * *

   Энн вернулась к себе и просмотрела ряд сообщений, поступивших в течение последних часов и скопившихся на ее столе. Потом она проверила информацию, полученную с помощью телекса, – ей все казалось, что неизвестный должен каким-то образом передать копию своего послания, которое он передал вчера через компьютер. Она ничего не нашла и ощутила двойственное чувство не то разочарования, не то успокоения. Ни тебе записки, ни тебе ниточки, которая смогла бы навести на след убийцы Шанель Дэвис и Джойс Коттрел. Большинство бумаг относилось к другим текущим делам, и Энн быстренько переадресовала их редактору, чтобы та нашла ей замену.
   Она уже протянула было руку, чтобы поднять трубку и позвонить Марку Блэйкмуру, но передумала: ее богатый личный опыт свидетельствовал о том, что охотнее всего люди лгут по телефону. В личной беседе Энн могла положиться на свое знание человеческой природы и того особого языка, на котором изъясняется тело.
   Находясь с человеком лицом к лицу, Энн умела выявить истину, в телефонном же разговоре подозреваемый во лжи получал возможность соскочить с крючка.
   Забрав свое пальто с вешалки, на которую водружали верхнюю одежду владельцы по меньшей мере полудюжины других столов, она закинула на плечо ремешок сумки и, выйдя из здания издательства, направилась в город.
   Спустя двадцать минут, не совсем законным образом припарковав свой автомобиль на стоянке – белая краска ограничительной полосы стерлась, но к ней все же могли придраться, – она вошла в подъезд Департамента общественной безопасности и быстро направилась в тесный кабинетик, который делили на двоих Марк Блэйкмур и Лоис Эккерли.
   – А их нет, – сообщил проходивший по коридору детектив, когда она совсем уж было собралась постучать в закрытую дверь. Он улыбнулся ей, и глаза его зловеще сверкнули. – Хотите верьте, хотите нет, но они сейчас находятся в кабинете патологоанатома, где все вместе занимаются исследованием останков убитой кошки!
   Даже не потрудившись ответить шутнику, Энн развернулась на каблуках и вышла из Отдела по расследованию убийств. Она, правда, мысленно дала себе слово все-таки узнать со временем имя этого детектива и постараться высмеять его в газете при первой возможности.
   Добравшись наконец до офиса судмедэксперта, Энн выяснила, что присутствовать при вскрытии Кумкват ей не удастся.
   – Но это же кошка! – запротестовала Энн. – Моя кошка! Неужели на это нельзя сделать скидку?
   Молодой человек по имени Дэвид Смит, о чем свидетельствовала карточка, прикрепленная к карману его пиджака, отрицательно покачал головой.
   – Только не здесь. Правила есть правила. На аутопсии может присутствовать только наш персонал или кто-нибудь, у кого есть разрешение.
   – Да бросьте, – сказала Энн и улыбнулась, используя самую обворожительную улыбку из своего арсенала. – Уверена, что в данном случае вы сделаете исключение...
   – Никаких исключений, – строго сказал Смит. Он просто сиял от самодовольства и осознания собственной значимости, что характерно для любого начинающего бюрократа.
   Энн ужасно огорчилась, но, понимая, что Дэвид Смит своего решения не изменит, уселась на жесткую скамью, решив просидеть хоть целое утро, если понадобится, но добиться своей цели. Ждать пришлось ровно сорок пять минут. После этого двойные двери, которые вели в лабораторию и куда Энн не допустили, распахнулись, и она увидела Марка Блэйкмура и Лоис Эккерли.
   Возникла не слишком приятная заминка, когда детективы встретились нос к носу с журналисткой. С минуту все трое обозревали друг друга, не зная, в какой тональности вести беседу, поскольку их взаимоотношения несколько вышли за рамки официальных.
   – Почему бы тебе не подождать меня на улице? – нарушил молчание Блэйкмур, обращаясь к своей партнерше. – Я тем временем выпью с Энн по чашечке кофе и введу ее в курс дела.
   Лоис Эккерли окинула Марка пристальным взглядом, хотела было что-то сказать, но потом передумала.
   – Тогда до встречи, – произнесла она, коротко кивнула Энн и исчезла за дверями.
   Марк провел Энн в небольшую комнату, меблировку которой составляли два стола с регулируемыми крышками, с полдюжины стульев, а также стойка с довольно-таки грязной микроволновой печью и видавшей виды кофеваркой. Достав две кружки из покрытой пятнами раковины, детектив ополоснул их под струей воды, наполнил кофе и протянул одну кружку Энн.
   – Кофе, конечно, не самый лучший, но нам никак не удается убедить Старбакса взять шефство над этим вертепчиком. Присядем?
   Энн уселась на неуклюжий стул с виниловым покрытием, Блэйкмур оперся о стойку.
   – Ну и как наши дела? – спросила Энн. – Что тебе удалось выяснить?
   – Ничего определенного, – последовал ответ. – Никто не пожелал согласиться с тем, что кошку убил тот же самый человек, который зарезал Дэвис и Коттрел.
   Стоило Энн понять, что ее гипотеза не подтвердилась в результате вскрытия, как она вопросительно подняла брови и приготовилась обрушить на детектива целый шквал вопросов. Тот, впрочем, жестом остановил ее и продолжил свое повествование.
   – Теперь ситуация выглядит следующим образом: мы знаем, что обеих женщин прикончил один и тот же человек. Мы знаем, что Шанель Дэвис впустила его к себе по собственной воле. Вероятно, она сама его подцепила в расчете на заработок. Что касается Коттрел, то мы нашли ключ с отпечатком большого пальца, который принадлежит не хозяйке дома, а другому человеку. Значит, или Коттрел сама дала преступнику ключ, или он нашел его, что более вероятно, в одном из тех мест, куда горожане обычно прячут ключи – под дверным ковриком или в клумбе. Любой может найти ключ, оставленный рядом с домом, правда?
   Не став дожидаться согласия Энн, Блэйкмур произнес:
   – Как бы то ни было, рассматривать оба преступления как звенья одной цепи нам позволяет только характер нанесенных женщинам ранений. В том и другом случае они практически идентичны. Преступник пользовался ножами, которые он находил на кухнях своих жертв, поэтому разрезы слегка различаются. К такому выводу пришел Космо. Это наш судмедэксперт.
   – А как же моя кошка? – спросила Энн, когда Блэйкмур закончил.
   – Это совсем другая история, – Энн заметила, как напряглось при ее словах лицо детектива. – Имеется определенное сходство между ранениями, нанесенными обеим женщинам, и характером травм твоей кошки. Но разрезы на кошке... – тут Блэйкмур заколебался, но употребил то же самое слово, которое пришло ему в голову накануне, когда он в первый раз увидел кошачий трупик. – Эти разрезы выглядят куда более аккуратно. Космо говорит, что в данном случае злоумышленник пользовался чрезвычайно острым инструментом – возможно, бритвенным лезвием или скальпелем. Кроме того, он утверждает, что края раны значительно ровнее, нежели в предыдущих случаях.
   Марк старательно избегал встречаться с Энн глазами, пока произносил свою речь.
   – Космо говорит, что если кошку убил тот же самый человек, который убил женщин, то к тому времени он научился пользоваться орудием убийства куда ловчее, чем прежде.
   – Понятно... – протянула Энн. Она была поражена.
   – Но Космо также говорит, что кошку мог прикончить совсем другой человек, – закончил Блэйкмур. В его голосе послышались странные нотки, и Энн вопросительно подняла на него глаза.
   – Мой муж, к примеру, – договорила за Марка Энн. Она никак не могла забыть молчание, которое установилось во дворе, когда там появился Гленн с пластиковым пакетом в руках. Поскольку Блэйкмур промолчал, Энн решила, что сейчас самое время рассказать детективу о загадочном тексте в ее компьютере.
   – Тот, кто убил Кумкват, оставил спои след в моем компьютере, – закончила она свое повествование. – Но тот, кто это сделал, знал о компьютере и программировании значительно больше, чем Гленн. Он умеет работать с парочкой программ, но совершенно не умеет программировать. У нас дома электроника – моя забота.
   – Но ведь ты подумала о нем? – наставительно сказал Блэйкмур.
   Энн едва не пожалела о том, что рассказала детективу о странных словах, заключенных в рамку, неожиданно возникших на мониторе, но скрывать такую важную информацию она просто не имела права.
   – А что мне оставалось делать? – спросила она. – Ведь Гленн находился в доме в течение всего дня, причем в одиночестве, – Энн рассмеялась при этих словах, но смех ее прозвучал несколько зловеще. – Я даже обыскала дом в надежде обнаружить следы пребывания другого человека.
   – Но ничего не нашла, – подытожил Блэйкмур. Энн кивнула.
   – Что же дальше?
   – Дальше? Обычная рутина, которая практикуется в такого рода случаях, – произнес детектив. Хотя Энн приходилось слышать подобные слова раньше – она, можно сказать, выучила их наизусть, – холодный озноб пронизал осе ее тело. – Мы будем продолжать поиски, хотя, признаться, фактов у нас крайне мало.
   Марк замолчат, и вместо него тираду завершила Энн:
   – И будем ждать, когда он убьет еще кого-нибудь, в надежде, что на сей раз он совершит ошибку.
   Блэйкмур утвердительно кивнул, но не добавил ни слова. Молчание затянулось, и Энн решила наконец его прервать.
   – А если его следующей жертвой стану я? – спросила она поднимаясь. – Что, если он убьет меня или кого-нибудь из моей семьи?
   Неожиданно для самого себя Марк Блэйкмур обнял Энн за плечи.
   – Тебя не убьют, – сказал он. – Я этого не допущу. Энн на секунду захотелось прижаться к могучей груди, но она пересилила себя и отпрянула. Потом она взяла свое пальто и большую кожаную сумку. Вдвоем в полном молчании они вышли из офиса судмедэксперта.
   Ни мужчина, ни женщина не могли найти нужных слов, чтобы нарушить молчание.

Глава 43

   Гленн Джефферс с самого момента пробуждения понял: с ним что-то не так. Его одолевало странное чувство, пронизавшее, казалось, не только его мозг, но и тело: хотя он отлично спал ночью, сознание не до конца повиновалось ему и он оставался как бы в полусне. Во всем теле Гленн чувствовал непонятное утомление, будто он не отдыхал вовсе. Откуда, спрашивается, такая утомляемость? Ведь он только и делал, что отдыхал с тех пор, как перебрался из госпиталя домой.
   Причина, как он считал, заключалась в том, что ему все до чертиков надоело – он самым элементарным образом изнывал от скуки. Он ведь всегда вел активный образ жизни: рано вставал, отправлялся вместе с Энн бегать, а затем проводил целый день на работе, от которой отрывался только для того, чтобы в обеденный перерыв сыграть партию в рэкетбол с Аланом Клайном. После работы он шел домой, запирался в комнатке рядом с гостиной и до вечера чертил, согнувшись над чертежной доской. Если на дворе стояло лето и темнело поздно, он отправлялся с Кевином в парк, чтобы поиграть с ним в мяч.
   Таким образом, к безделью он приучен не был, и поэтому, проснувшись поутру и проводив Энн и детей, он вдруг ощутил, что на него в буквальном смысле слова давят потолок и стены. Гленн пошел на кухню, чтобы прибраться, и там за работой пришел к выводу, что это проявление клаустрофобии. Но, помимо клаустрофобии, он замечал в собственном состоянии и еще кое-что, чему не находилось рационального объяснения.
   У него в голове все странным образом перемешалось, и время от времени из этой круговерти всплывали фрагменты странного сна, который приснился ему перед самым пробуждением. Это было одно из тех неприятных сновидений, когда человек осознает, что спит и видит сон, но не может ничего сделать, чтобы избавиться от навязчивых образов, завладевших его сознанием.
   На этот раз в его сознании всплывали обрывки ранее пережитых событий. Он видел тело Джойс Коттрел, трупик Кумкват, потом возник образ Марка Блэйкмура, который осуждающе на него смотрел, словно подозревая в убийстве не только несчастной Кумкват, но и соседки. Когда же Гленн наконец сбросил с себя остатки сна, неприятное чувство не проходило. Вокруг него по-прежнему витали смерть и насилие, что живо напомнило ему атмосферу, стоявшую в доме в то время, когда Энн вплотную занималась Ричардом Крэйвеном.
   Гленна пронзила еще одна мысль: казалось, после казни Крэйвена жизнь должна была вернуться в привычное русло, но случилось так, что это дело продолжало всплывать снова и снова. Энн, к примеру, никак не могла отделаться от мысли, что между делом Крэйвена и двумя новыми убийствами существует самая непосредственная связь. Поскольку Гленн хорошо знал характер своей жены, он понял, что она такую связь уже обнаружила, – неважно, убедительно выглядела ее версия или нет.
   Завершив уборку кухни, Гленн направился в кабинетик: ему вдруг захотелось посидеть хотя бы несколько минут за чертежной доской. Конечно, серьезной работой он не собирался заниматься, а просто сделал бы парочку набросков и немного подумал бы, глядишь, и подвернулась бы свежая идея. Но не успел он подойти к чертежному столу, как его взгляд упал на толстенную папку, лежавшую на столе жены.
   Это было дело Ричарда Крэйвена – то самое, которое Кевин по его просьбе приносил ему в госпиталь.