Почему же никто не разбудил его на ужин? Это ведь больница, черт возьми! Иногда его будили только для того, чтобы сунуть в рот таблетку снотворного! Он хотел было спросить об этом сестру, но вдруг понял, что совершенно не испытывает чувства голода. Последнее обстоятельство заставило его вконец растеряться. Возможно, он просто забыл весь этот день? Нет, такого не может быть. Скорее всего они дали ему возможность хорошенько отоспаться.
   – Я подумал, – неуверенно начал он, – что, пожалуй, мне стоит слегка перекусить...
   Эннет Брейди изумленно вытаращила на него глаза.
   – Вы хотите есть? После столь сытного ужина? – она недоумевающе покачала головой. – Ну хорошо, я попробую вам помочь. Но если мне удастся хоть что-нибудь отыскать в столь поздний час, то, я надеюсь, вы не будете слишком привередничать?
   Когда сестра вышла из палаты, Гленн попытался привести в порядок свои сумбурные мысли. Очевидно, он все же ужинал и столь же очевидно то, что он выразил свое недовольство едой. Но почему же данный факт выпал из его памяти, как, впрочем, и весь этот день?
   Он растерянно оглядел палату, словно желая отыскать ключ к разгадке тайны. Неожиданно его взгляд упал на толстую папку с бумагами, лежавшую на его столике. Раскрыв ее, он недоуменно просмотрел содержимое и насупился. Досье его жены на Ричарда Крэйвена! Почему эта папка лежит у него на столе?
   Энн, должно быть, приходила к нему, когда он спал, и оставила здесь свои бумаги. Недолго думая, он набрал свой домашний номер, но в тот момент, когда Энн ответила, его поразила неожиданная мысль: ведь его должны через несколько дней выписать из больницы. Не оставят ли его здесь еще на какое-то, время, если выяснится, что он потерял память?
   Разумеется, оставят. Они не выпустят его отсюда до тех пор, пока не выяснят причину подобных явлений. Услышав в трубке голос жены, Гленн замялся, не зная, что сказать.
   – Значит, ты все-таки решил позвонить и извиниться? – спросила она, нарушая неловкое молчание. – С кого же ты хочешь начать? С меня или с Кевина?
   Гленн лихорадочно перебирал в памяти все события последнего времени, но так и не смог вспомнить последней встречи с женой. Правда, он припомнил, что утром разговаривал с Кевином по телефону и просил его принести некоторые журналы – те, которые сейчас лежали под папкой.
   Ну, по крайней мере, он знает, что к нему приходил сын. Значит, и жена тоже могла навестить его.
   – Знаешь, мне кажется, что у меня сегодня был далеко не лучший день, – откровенно признался он, все еще отказываясь верить в потерю памяти. – Я очень сожалею и готов принести свои извинения.
   Через секунду он повторил те же слова Кевину, после чего трубку снова взяла Энн.
   – Как долго ты намерен держать у себя мои бумаги? – полюбопытствовала она.
   Он снова посмотрел на толстую папку. Значит, он попросил принести сюда все эти документы. Но с какой целью?
   – Я не знаю, – совершенно искренне ответил Гленн, не понимая, зачем ему все это понадобилось. Ведь он всегда упрекал жену в том, что она занимается черт знает чем. – Я просто подумал: пролистаю-ка от нечего делать твои бумаги и, может быть, пойму, почему тебя так заинтересовало это дело.
   Это была чистейшей воды импровизация.
   – Не исключено, что меня ожидает бессонная ночь, вот и будет чем заняться.
   Попрощавшись с женой, Глени снова открыл папку, надеясь в душе, что документы помогут ему каким-то образом восстановить память. Перелистывая страницу за страницей, он вдруг поймал себя на довольно странном ощущении, будто все это ему уже давно знакомо. Невероятно! Ведь он никогда не читал статей Энн! Перевернув еще несколько страниц, он оцепенел от неожиданности. Перед ним была фотокопия статьи, написанной, несомненно, его женой, хотя там и не значилась фамилия автора.
   РИЧАРД КРЭЙВЕН – ИСТЯЗАТЕЛЬ ЖИВОТНЫХ?
   Бывшие соседи Ричарда Крэйвена сообщают, что подозреваемый убийца-маньяк начиная с двенадцатилетнего возраста регулярно истязал домашних животных.
   Марта Демминг. 76 лет. Около двадцати лет прожила по соседству с Эдной Крэйвен в южном Сиэтле. Она сообщила, что собственными глазами видела, как Ричард часто охотился за любимой кошкой своей матери.
   «Не берусь утверждать, что он истязал ее, – сообщила миссис Демминг в телефонном интервью, – но она (кошка) ужасно боялась его».
   В этом же интервью миссис Демминг сообщила: чуть позже тело этой кошки было обнаружено неподалеку от дома, и оно, по словам другого соседа, неоднократно подвергалось ударам тока или чего-то подобного. Этот сосед, Уилбер Фэнкенбург, умер три года назад в возрасте 56 лет и, следовательно, не может подтвердить слова миссис Демминг.
   Гленн Джефферс прочитал эту статью два раза подряд, восстанавливая в памяти до мельчайших подробностей свой последний кошмарный сон. Затем он положил папку на стол и устало опустил голову на подушку.
   Происхождение его кошмара стало для него делом совершенно ясным. Похоже, что в течение дня он прочитал эту статью и она врезалась в его сознание.
   Но почему же он не помнит всего этого?
   Важность этого вопроса стала постепенно притупляться, и через несколько минут он погрузился в сон.

Глава 22

   Пока Гленн Джефферс пребывал в состоянии глубокого и безмятежного сна, его жена ворочалась в постели от изнуряющей бессонницы. Неожиданный звонок Гленна застал ее в тот самый момент, когда она уже окончательно успокоилась и пришла к выводу, что странное поведение мужа во время их последней встречи в больничной палате ровным счетом ничего не означает. К тому же и доктор Фарбер уже давно предупредил ее о возможных изменениях реакции мужа на привычные обстоятельства. У многих людей, сказал он ей тогда, после столь тяжелого сердечного приступа наблюдается полное перерождение личности. Один из его пациентов за одну ночь превратился из личности типа "А" в личность типа "Б". Многие люди начинают совершенно спокойно относиться к тем вещам, которые раньше вызывали у них приступы необузданной ярости, нетерпеливые становятся хладнокровными, а общительные – замкнутыми. Именно необычную замкнутость и обнаружила Энн у своего мужа во время последнего посещения. Всегда приветливый и добродушный, он встретил ее настороженно и даже как-то враждебно. Вокруг него были разложены ее статьи из досье, и он даже не повернул к ней головы, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его. Разумеется, Энн поинтересовалась, почему он так увлекся делом Ричарда Крэйвена, но Гленн отделался лишь краткой репликой – он, дескать, просто хотел понять, почему его жена занимается этим делом столько лет.
   – Знаешь, что недавно пришло мне в голову? – неожиданно спросил он, оторвавшись от бумаг. – Это очень интересный парень. Ты всегда стремилась сделать из него какого-то монстра, но...
   Энн опешила и вытаращила на мужа глаза, не веря своим ушам. Еще неделю назад он говорил ей, что единственным разумным оправданием ее поездки в Коннектикут является возможность "лично убедиться в смерти этого подонка". И вот сейчас этот подонок неожиданно превратился в "интересного парня"!
   – Он действительно был монстром, – прервала его Энн. – Одному Бог/ известно, скольких людей загубил этот мерзавец. К тому же он не просто убил их, Гленн. Он расчленил их! Он вырывал у них сердца!
   Гленн поднял голову и как-то странно посмотрел на жену – с какой-то невыразимой злостью в глазах. Она тут же оставила эту тему, решив, что неразумно расстраивать мужа в такое время. Все же до конца свидания ее не покидала мысль, что он не может смириться с ее оценкой Крэйвена. В конце концов она была вынуждена прервать свой визит, так как Гленн все равно не обращал на нее никакого внимания.
   Уже выходя из больницы, Энн решила поговорить с дежурной медсестрой. Та всячески убеждала ее, что многие пациенты вообще предпочитают не принимать гостей и что вся их энергия уходит исключительно на собственное выздоровление, не оставляя им никакой возможности общаться с близкими. Естественно, Энн попыталась успокоиться на этом, по ощущение тревоги так и не оставило се в тот вечер. Оно даже значительно усилилось, когда Энн узнала, как протекало свидание Кевина с отцом. А когда Гленн позвонил сегодня вечером, Энн окончательно убедилась в том, что с ним происходят странные вещи. Он не только чересчур формально извинился перед ней и сыном, чего никогда не бывало раньше, он еще и держался так, будто ничего страшного не произошло и он не понимает, почему она так расстроилась. Именно этот звонок мужа всколыхнул в душе Энн неприятные ощущения, которые уже стали постепенно забываться.
   Отложив в сторону свои заметки, над которыми она работала несколько часов и которые подводили итог ее изысканиям в хранилище полицейского участка, она встала из-за стола, прекрасно понимая, что ничего путного сегодня вечером ей сделать уже не удастся. Кевин лежат на диване с книжкой в руках, а рядом громко бубнил включенный телевизор.
   – Ты мог бы выключить его, если не смотришь, – по-хозяйски распорядилась Энн.
   – Я смотрю, – ответил Кевин, даже не потрудившись поднять голову от книги.
   Энн решила не тратить время на бесполезный спор с сыном, так как тот действительно обладал удивительной способностью одновременно читать книгу, смотреть телевизор, участвовать в разговоре и слушать музыку. Этот талант он унаследовал от своего отца, который тоже часто занимался несколькими делами сразу и при этом каждое из них делал великолепно. Что же касается ее, то ей всегда удавалось одновременно лишь восхищаться и возмущаться такой необычайной способностью. Она не могла понять, как можно делать домашнюю работу и при этом смотреть телевизор.
   – Я еду в больницу к отцу, – объявила она.
   Кевин наконец-то оторвался от книги, почувствовав в голосе матери легкую тревогу.
   – Что-нибудь случилось?
   Энн покачала головой:
   – Мне просто захотелось прогуляться, вот я и решила совместить приятное с полезным.
   – Хорошо.
   – Скажи Хэдер, что вы не должны выходить на улицу.
   Кевин закатил глаза и тяжело вздохнул.
   – Боже мой, мама, я же не ребенок. Ничего с нами не случится.
   Энн решила не портить сыну настроение и, наклонившись над ним, поцеловала его в лоб.
   – Вернусь через час. Надеюсь, все будет нормально. Договорились?
   Ночной воздух был довольно прохладен, и она всю дорогу держала руки в карманах. Дойдя до Мерсер-стрит, где начинался опасный район, она повернула направо, поднялась до Пятнадцатой улицы и повернула на Томас-стрит, откуда до больницы было рукой подать. В здание она вошла через черный ход и сразу направилась к лифту. Поднявшись на третий этаж, она сняла трубку красного телефона и назвала себя. Через секунду в коридоре появилась Эннет Брейди.
   – Ваш муж уже спит, но я думаю, что вы вполне можете посидеть с ним несколько минут.
   – Как он себя чувствует? – спросила Энн сестру, когда та вела ее по коридору в реанимационное отделение.
   – Вообще-то ему сегодня намного лучше. Он уснул сразу же после ужина и проснется, я надеюсь, совершенно другим человеком. Откровенно говоря, я бы на вашем месте не стала сейчас будить его. Сейчас ему нужно как можно больше спать.
   Сестра приоткрыла дверь палаты Гленна и позволила Энн заглянуть внутрь. Мягкий свет уличных фонарей за окном тускло отражался на спокойном лице спящего. Сейчас он уже больше походил на того человека, за которого Энн когда-то вышла замуж. Все ее тревожные чувства мгновенно растаяли как прошлогодний снег. Она с легким сердцем отошла от двери.
   – Сегодня меня неожиданно стали одолевать глупые мысли, – откровенно призналась Энн сестре, когда они шли к выходу. – Конечно, мне следовало просто позвонить вам, но почему-то захотелось самой взглянуть на него. Знаете, это напомнило мне мое отношение к детям, когда они были еще совсем маленькими. Когда мне говорили, что с ними все в порядке, то мне всегда хотелось лично убедиться в этом.
   – Ничего страшного, – успокоила ее сестра. – Многие жены наших пациентов приходят к нам даже ночью. А вот мужья редко показываются здесь даже в обычное время. Гетеросексуальные мужчины в Америке всегда страдали неразвитым семейным инстинктом.
   Энн направилась к выходу, помахав на прощание рукой медсестре. Та пожелала ей благополучно добраться домой.
   – Знаете, – крикнула она вдогонку, – та женщина, которую недавно убили, жила совсем неподалеку от больницы.
   "Да-да, несчастная проститутка, которая напоролась не на того клиента", – подумала Энн, спускаясь на лифте вниз. Ей стало жаль ту женщину, ведь она всего-навсего пыталась заработать себе на жизнь. Пусть способ заработка и не был вполне достойным, но все же она не заслужила подобной участи. Вспомнив предостережение медсестры, Энн вышла из больницы через главный подъезд и пошла по Шестнадцатой улице, слабо освещенной редкими уличными фонарями. Приблизившись к очередному фонарю, она вдруг почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Энн замедлила шаг и пристально осмотрела улицу.
   Вокруг ни единой души.
   Немного успокоившись, она пошла дальше, но чувство тревоги по-прежнему не покидало ее. На углу Томас-стрит ее нервы стали сдавать, и Энн повернула налево, незаметно для себя ускоряя шаг. Вскоре гнетущее ощущение чужого взгляда, вперившегося в ее затылок, стало постепенно ослабевать, а к концу улицы она уже была абсолютно уверена в том, что стала жертвой собственных глупых фантазий.
* * *
   Экспериментатор отошел от окна лишь тогда, когда Энн Джефферс скрылась за поворотом. Он ни минуты не сомневался в том, что она почувствовала на себе его взгляд, ощутила его незримое присутствие. Он злорадно наблюдал, как она постоянно озиралась, осматривая пустынную улицу, и ускоряла шаг, выдавая свой страх. Он хорошо понимал ее ощущения, так как видел все это сотни раз, подыскивал себе очередной объект для исследования.
   Скоро наступит время новой серии экспериментов, нового этапа работы. У него даже пальцы сжались в кулаки от предвкушения того сладостного чувства, которое возникал каждый раз, когда его руки погружались в средоточие человеческой жизни и обхватывали трепетно пульсирующее сердце. В этом заключалось высшее блаженство эксперимента, ведь в его руках находился не только источник жизни, но и сама жизнь в самом ее обнаженном виде.
   Он уже окончательно решил, что на этом этапе участницей одного из экспериментов станет Энн Джефферс. Сперва, конечно, он просто поиграет с ней, как, впрочем, играл и все эти годы, а потом... Потом наступит ее время. Не исключено даже, что он разбудит ее на завершающем этапе эксперимента, дабы она могла разделить с ним это неземное блаженство. А он будет держать в руках ее трепыхающееся сердце и ощущать иссякающий поток жизненной энергии.
   У него имелись богатые возможности для проведения данного эксперимента, так как колоссальный опыт, накопленный им за все эти годы, предоставлял ему широкий выбор средств и методов для успешной работы. Конечно, у него был вынужденный перерыв, но он скоро закончится.
   Ждать осталось совсем недолго. Скоро все начнется сначала. Не за горами то время, когда в его руках окажется трепетная плоть Энн Джефферс. Скоро... скоро...

Глава 23

   – Итак, еще раз о наших правилах поведения, – Горди Фарбер наклонился вперед и ткнул карандашом в сторону Гленна, словно перед ним сидел бестолковый мальчишка, а не сорокатрехлетний архитектор. – Сегодня вы отправитесь домой, но это вовсе не означает, что вы возвращаетесь к прежнему образу жизни. Вам это ясно?
   Гленн уставился в потолок и начал механически перечислять все те инструкции, которыми снабдил его Фарбер:
   – Не появляться в офисе, побольше отдыхать, принимать здоровую пищу и больше двигаться.
   Затем он ухмыльнулся и спросил:
   – Нужно ли мне каждый день принимать джеритол?
   – Это не повредит, – проворчал Фарбер и повернулся к Энн, которая специально взяла отгул, чтобы забрать мужа и отвезти его домой.
   – Я рассчитываю на вас. Постарайтесь сделать так, чтобы он не обманывал нас. Если ваш муж будет вести себя нормально, то ничего страшного с ним в ближайшее время не случится.
   Фарбер снова посмотрел на Гленна взглядом строгого школьного учителя.
   – А если он будет по-прежнему целыми днями сидеть за рабочим столом, питаться гамбургерами и картофельными чипсами и выпивать по двадцать пять чашек кофе в день, то я вам гарантирую, что через некоторое время он снова окажется здесь. И хорошо, если его так же быстро доставят сюда, как и в первый раз.
   – А как насчет лестниц? – поинтересовалась Энн. – Он сможет подниматься и спускаться по лестнице все это время?
   – Если в вашем доме нет лестницы, то я бы посоветовал вам купить в спортивном магазине специальный тренажер, – ответил Фарбер. – Конечно, ему не стоит сразу же бежать на стадион, но лестницы ему не повредят. Вообще-то я бы порекомендовал ему проходить пешком милю каждый день.
   Глени шутливо застонал, но Фарбер не обратил на это никакого внимания и продолжил свою лекцию на тему здорового образа жизни:
   – Что же касается секса, – сказал он, переходя к вопросу, которым больше всего интересовались его пациенты, – то, с моей точки зрения, это один из наиболее эффективных и к тому же наиболее доступных комплексов физических упражнений. Поэтому можете предаваться ему постоянно и без оглядки. Есть еще вопросы?
   Гленн слегка замялся и нервно заерзал на стуле. Стоит ли упоминать о том провале памяти, который он испытал в прошлую субботу? Сам вопрос уже достаточно ясно сформулировался в его сознании, но в последнюю минуту он передумал. В конце концов это был всего лишь единичный случай, к тому же легко находящий объяснение в чрезмерном употреблении медикаментов. Ему сейчас нужно как можно быстрее вырваться из больницы и вернуться домой.
   – Какие могут быть еще вопросы! – хмыкнул он, вставая со стула. – Это все?
   Фарбер обошел вокруг стола, провожая чету Джефферсов до двери.
   – Внимательно следите за своим самочувствием, – еще раз напомнил он. – Если вам что-либо покажется необычным или настораживающим, немедленно дайте мне знать. И пожалуйста, не относите на счет болезни сердца любую боль в груди или руке. Лучше всего сразу приезжайте ко мне. И, наконец, последнее: не считайте себя инвалидом и не позволяйте другим относиться к себе как к инвалиду. Вы нормальны и в целом здоровый человек. Поезжайте домой и живите спокойно.
   Несколько минут спустя Энн остановилась на обочине перед своим домом, где, к счастью, нашлось свободное место. Гленн резво выскочил из машины, открыл заднюю дверцу и начал вытаскивать оттуда огромную сумку и коробку с бумагами. Энн тут же вступила с ним в борьбу из-за того, кто должен отнести все эти вещи домой. Гленн поначалу сопротивлялся, а потом уступил жене.
   – Знаешь что? – предложил он наконец. – Ты возьмешь эту сумку, а я понесу коробку с бумагами. Идет?
   – Идет, – согласилась она.
   Переступив порог своего дома, Гленн поставил коробку на стол и облегченно вздохнул. Слава Богу, кончились эти больничные койки, ненавистные мониторы, провода и медсестры, которые каждый Божий день пичкали его снотворными таблетками. Вниз по лестнице кубарем скатился белый с черными пятнами Бутс и с разбегу уткнулся носом в ноги хозяина, громко возвещая о своей неуемной радости. В тот же миг на втором этаже послышались громкие крики Гектора, который тоже соскучился по хозяину и рвался из клетки на свободу. Одна только кошка осталась совершенно равнодушной к возвращению Гленна и даже не потрудилась подойти к нему. Потрепав собаку по голове, Гленн повернулся к жене и удовлетворенно ухмыльнулся.
   – Может, мне нужно было остаться в больнице? Ведь Фарбер предупредил, что мне нужно побольше отдыхать!
   – Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя обратно? – шутливо заметила Энн.
   Вместо ответа Гленн подхватил сумку и стал медленно подниматься по лестнице на второй этаж, где находилась их спальня. Пройдя половину пути, он остановился и, воспользовавшись тем, что попугай неожиданно замолчал, пристально посмотрел на жену.
   – Как часто нам удастся остаться дома наедине в это время дня? – игриво спросил он и значительно подмигнул Энн. Та обеспокоенно нахмурилась, прекрасно понимая, что кроется за этим вопросом.
   – По-твоему, это будет уместно при данных обстоятельствах?
   – Разумеется. Ведь Горди вполне откровенно заявил, что секс – самый эффективный комплекс физических упражнений. Разве не так?
   – Он сказал – "один из самых эффективных", – поправила Гленна жена, но начала тем не менее подниматься вслед за ним.
   Когда они вошли в спальню, Гленн бросил сумку на пол и нетерпеливо обнял жену, крепко прижав ее к себе. От нее исходил хорошо знакомый запах ее духов и ее тела. Это еще больше подстегнуло его возбуждение. В следующую минуту они уже оказались в постели. Его пальцы лихорадочно расстегивали многочисленные пуговицы на ее спине. Энн извивалась всем телом, всячески помогая ему снять с нее платье. Гленн прикоснулся к ее обнаженному телу и неожиданно почувствовал странное покалывание в пальцах. Ее кожа буквально вибрировала под его рукой, порождая, как ему показалось, электрические разряды.
   Теперь уже она принялась раздевать его, и он снова испытал то же ощущение – словно электрическая энергия неумолимо переходила к нему от ее нежных мягких пальцев. Ничего подобного он никогда еще не испытывал. Это было совершенно незнакомое ему прежде чувство радости от прилива свежих сил.
   Гленн осторожно снял с Энн бюстгальтер и громко застонал, когда его руки коснулись ее набухшей груди. Все ее тело продолжало вибрировать под его руками, а когда она слегка прикоснулась к его восставшей плоти, ему понадобилось немало усилий, чтобы не допустить преждевременного извержения накопившейся энергии.
   Неужели прошло настолько много времени, что он совершенно забыл сексуальные ощущения? Почему все кажется таким новым и неизведанным?
   Неужели и в этом виноваты проклятые медикаменты?
   Неожиданно для себя Гленн вспомнил случай, который произошел много лет назад. Тогда перед тем, как заняться любовью, они выкурили "джойнт" – сигарету с марихуаной. В ту ночь его охватило странное чувство. Ему казалось, будто перед ним находится совершенно незнакомая женщина, чужая и пугающе загадочная. Это ощущение настолько испугало его, что с тех самых пор он перестал употреблять наркотики, предпочитая им умиротворяющую радость знакомого тела и привычных сексуальных реакций. Ему нравилось чувство безопасности и узнаваемости, когда он прикасался к телу жены.
   А сегодня это чувство почему-то не приходило. От Энн исходила какая-то необъяснимая электрическая энергия, которую Гленн воспринимал не только пальцами, но и всем телом. Все его естество подчинялось этой странной вибрации, а душа наполнялась необыкновенным возбуждением.
   Гленн еще крепче прижал жену к себе, наслаждаясь легким покалыванием, пробегавшим по его коже при каждом прикосновении к ее горячему телу. Всеми фибрами души он реагировал на проявления ее страсти, и каждый его нерв трепетно откликался на исходившую от нее энергию.
   Ему даже казалось иногда, будто при каждом прикосновении в него переливается ее жизненная сила и он радостно впитывает ее своими пальцами, ладонями, каждой клеточкой своего тела.
   Он начал энергично двигаться, не прекращая ласкать рукой ее возбужденное тело. Его плоть входила в нее все глубже и глубже, как будто стараясь проникнуть в недра души Энн и полностью познать ее. Он ощущал трепетное биение ее существа, нежный пульс ее сердца и всеми силами рвался туда, где должен был находиться главный источник ее жизни, ее пульсирующей энергии. Их тела слились в единое целое и подчинились закону единого животворящего ритма, неумолимо увлекавшего их к высшему блаженству бытия. Гленн чувствовал пальцы Энн, глубоко вонзавшиеся в его спину, ее ноги, крепко обхватившие его бедра. Она безудержно рвалась навстречу его плоти, как будто желая поглотить его полностью и насладиться ощущением абсолютного слияния их жизней в одно неразрывное целое.
   Гленн на мгновение замер, почувствовав сладостное напряжение в паху, а потом смирился с неизбежным извержением сексуальной энергии и сделал последнее движение, стараясь войти в Энн как можно глубже. Его тело пронизал мощный электрический разряд, и вибрация ее кожи стала постепенно затихать. Он всеми силами старался продлить это необыкновенно приятное ощущение, но энергия неумолимо исчезала и он не мог ее удержать.
   Выплеснув из себя последние силы, Гленн повалился на бок и вскоре погрузился в глубокий сон.
   Энн какое-то время лежала тихо, пытаясь разобраться в испытанных ею ощущениях. Она не хотела будить мужа, но ее одолевали сомнения, которые трудно было выразить словами. Она никак не могла понять, что же произошло между ними минуту назад.
   Гленн стал каким-то другим. Она прекрасно помнила, как он занимался любовью раньше. Это происходило как-то спокойнее, как-то по-домашнему. А сейчас она дажг испугалась его напора и ярости. Это было похоже на безумие, на какое-то необъяснимое отчаяние. Он словно стремился ворваться в ее тело и овладеть чем-то таким, что она не могла ему отдать.
   Наконец она сползла с кровати и направилась в ванную, где пристально осмотрела себя в зеркале. На ее теле отчетливо обозначились синяки, оставленные его крепкими пальцами.