Неужели он настолько заинтересовался этим субъектом, что даже перенял некоторые его привычки?
   Спокойно, сказала себе Энн. Именно так люди и сходят с ума. Неважно, что там думает Марк Блэйкмур. Гленн всего-навсего увлекся новым для него делом – кстати, по совету врача.
   Но потом Энн в голову пришла столь пикантная мысль, что она даже позволила себе громко рассмеяться.
   Интересно знать, какое из увлечений Ричарда Крэйвена выбрал для себя Гленн? Только ли рыбалку?
   Или убийства тоже?
   Нескончаемые разговоры, от которых здание редакции гудело, словно улей, на мгновение стихли. Энн оглянулась на своих коллег, заметила их внимательные взгляды, и смех сам собой замер у нее на устах. Она повернулась к компьютеру и сделала вид, будто не покладая рук трудится над репортажем.
   Привычное жужжание в помещении возобновилось, Энн же вернулась к своим размышлениям. Постепенно они начали обретать очертания, правда, размытые до чрезвычайности.
   Какой-то важный момент она упустила, нечто такое, о чем она знала или слышала раньше.
   Сплетню?
   Или даже целую версию?
   Эта информация должна была храниться в одном из ее компьютерных файлов или просто у нее в памяти.
   Она знала только один способ найти упущенное: перелопатить все свои материалы о Ричарде Крэйвене с самого начала. Это касалось не только опубликованных репортажей, но и всякого рода заметок и набросков, также сохранявшихся в недрах компьютера. Сюда же относились и записанные с голоса интервью, и полный отчет о ходе судебного процесса и последовавших за ним апелляций. Если бы кому-нибудь пришло в голову перенести все эти материалы на бумагу, они заняли бы не менее тысячи страниц убористого текста.
   Пытаясь хотя бы на время отогнать усталость, которая готовилась захлестнуть все ее чувства. Энн старательно обдумывала свою затею. Предстояло просмотреть все с самого начала, а на это могло уйти много дней и даже недель. Но она была уверена – необходимая информация есть, просто ее нужно разыскать. Тогда она найдет ключ к убийству Рори Крэйвена. Честно говоря, несмотря на слова Марка Блэйкмура и все те фотодокументы, которые он ей продемонстрировал, Энн Джефферс по-прежнему не сомневалась в одном: в своем мнении насчет Ричарда Крэйвена.
   Убийцей он все-таки был. Его судили за убийства и казнили за убийства.
   Он умер, а Энн Джефферс не верила в привидения. Таким образом, оставалось сделать вывод, что кто-то затеял с обществом весьма своеобразную, но от этого не менее кошмарную игру.
   Энн старалась мыслить спокойно и логично.
   Сообщник.
   Сообщник существовал, что бы там ни говорил Марк Блэйкмур о склонности серийных убийц к одиночеству. Ричард Крэйвен под систему не подпадал.
   Место Ричарда Крэйвена занял другой. Этот другой жил и действовал. И этому пока неизвестному человеку Ричард Крэйвен открыл все свои тайны.
   Этого другого Ричард Крэйвен научил подделывать свой почерк.
   Насколько Энн знала, такое было вполне возможно.
   Да, но кто мог затаиться и ждать, пока шел процесс над Крэйвеном, а после его казни выскочить, словно чертик из табакерки, вновь взяться за работу Крэйвена, и все для того, чтобы люди уверовали в невиновность Крэйвена?
   Неужели есть на свете существо, столь безоговорочно преданное Ричарду Крэйвену – этому чудовищу в человеческом обличье?
   Энн, по крайней мере, не могла представить себе такого человека. Тем не менее он существовал – это был единственно возможный вариант. А раз такой человек существует, она его найдет.
   Если, конечно, он ее не опередит.
   Память услужливо процитировала ей последние слова Ричарда Крэйвена. "Вот о чем я жалею более всего, Энн: мне не придется наблюдать за вашей смертью – по крайней мере, в общепринятом смысле. А вы сможете увидеть, как я умираю!"
   Неужели в его словах заключалось нечто большее, чем ей показалось поначалу? А вдруг он уже тогда сделал все необходимые приготовления для того, чтобы и ее настигла смерть?
   Неожиданно ей пришло в голову, что убийца Рори Крэйвена мог догадаться о причастности Рори к убийству Джойс Коттрел одним только способом – находясь поблизости от дома Джойс в ту ночь. Но вовсе не потому, что он следил за ее домом.
   Скорее всего он наблюдал за ней, Энн Джефферс.
   Энн мгновенно похолодела от страха, стоило ей представить, как кто-то крадется в темноте поблизости от ее дома.
   Неужели он ждал, когда появится она, чтобы ее убить? Ее или кого-нибудь из ее семейства?
   Неужели он готовился ночью проникнуть к ней в дом, когда она и все ее близкие будут спать?
   И где он сейчас, в эту самую минуту?
   Неужели он по-прежнему следит за ее домом?
   И за ее детьми?
   Она посмотрела на часы: подумать только, уже четверть четвертого! Если Хэдер все еще в школе, можно попросить ее отыскать Кевина и побыть с ним немного. Если дети будут держаться вместе, то это все-таки безопаснее. Но если Кевин будет предоставлен самому себе...
   Энн охватила паника. Она тут же подняла трубку и набрала номер телефона школы, в которой училась Хэдер. Прошло долгих пять минут, показавшихся Энн вечностью, прежде чем на другом конце провода подняли трубку.
   – Прошу меня извинить, миссис Джефферс, – сказала заместитель директора Шейла Джонс, используя те голосовые модуляции, которые применялись ею в разговорах с наиболее заботливыми родителями. – Прошу прощения, но я несколько раз пыталась связаться с вашей дочерью по пейджинговой связи, и все зря. Поэтому я думаю, что она уже ушла из школы. Чем лично я могу вам помочь, а если не я, то кто-нибудь из учителей?
   Энн заколебалась. Следует ли ей сообщить миссис Джонс о том, что за се детьми, возможно, кто-то следит? Ну а вдруг все это не более чем ее домыслы? Кто знает? Ведь на самом деле она ни в чем не уверена!
   – Хм, знаете ли, – начала Энн, – мне показалось... Да нет. Все нормально. Думаю, что мне действительно показалось...
   Энн закончила разговор с миссис Джонс и набрала свой домашний номер. Услышав автоответчик, она выругалась себе под нос и принялась ждать, когда отзовется кто-нибудь из домочадцев. Подождав с минуту, она решила продиктовать сообщение.
   – Гленн? Если ты рядом – возьми трубку. Это я. Забеспокоилась о детях. Если тебя нет и ты появишься позже, то будь любезен, возьми машину и съезди в школу за Кевином – разумеется, в том случае, если будет не слишком поздно. Выяснились новые обстоятельства, но у меня, черт возьми, нет времени обо всем рассказывать. Сделай это для меня, пожалуйста, ладно? Заранее благодарна. Целую.
   Повесив трубку, она некоторое время сидела не шевелясь и ожидая, когда уляжется бушевавшая у нее в душе паника. Где, спрашивается, Гленн? Почему его нет дома? Может быть, с ним что-то случилось?
   – Прекрати себя распалять, – сказала она вслух. – Держи себя в руках. Или ты начнешь делать что-то конструктивное, или просто развалишься на части. Пора наконец выбрать...
   Ей просто необходимо вычислить убийцу Рори Крэйвена, решила она. Того неизвестного, который, возможно, в эту самую минуту следит за ней.
   А ведь в недрах ее компьютера наверняка скрывается невостребованная информация об этом человеке. Так или иначе он непременно уже проявил себя, поскольку пользовался особым доверием Ричарда Крэйвена и был настолько близок к последнему, что научился не только подделывать его почерк, но и имитировать – вплоть до мелочей – даже его манеру совершения преступлений.
   Возможно, она сама проинтервьюировала этого убийцу, когда раскапывала сведения о каждом, кто имел какое-либо отношение к особе Ричарда Крэйвена.
   Да какое там "возможно"! Она наверняка беседовала с этим человеком, не имевшим пока ни лица, ни имени. Она просто не могла его пропустить!
   Усталости как не бывало. Энн вызвала список всех интервью, проведенных ею за последние несколько лет, но после этого ее энтузиазм улетучился.
   Справочная таблица, высветившаяся на мониторе, напомнила ей, что такого рода информация распылена по 1326 файлам. Таким образом, для того, чтобы перечитать все интервью заново, ей понадобилось бы несколько дней.
   Список, правда, можно было несколько сократить, поскольку не стоило просматривать снова интервью с друзьями и членами семей убитых.
   Главное – это записи встреч с друзьями и знакомыми самого Ричарда Крэйвена. Пальцы Энн забегали по клавиатуре, составляя новый список. В результате из 1326 файлов осталось всего 127.
   Вызвав к жизни первый файл, Энн приступила к работе.
   Она найдет убийцу, рано или поздно это произойдет. Но скольких людей настигнет смерть за время ее изысканий?
   И что это будут за люди?

Глава 54

   Слабый источник света, который забрезжил среди тьмы, окутавшей сознание Гленна, начал постепенно набирать силу и разгонять окружавший его мрак. Гленн сконцентрировал внимание на этом световом пятне в надежде на то, что свет окончательно переборет темноту.
   Потом Гленн услышал звук – непрерывное монотонное жужжание на высокой ноте.
   Чернильный туман в голове Гленна сменил свой цвет на серый – свет явно одерживал верх в борьбе с мраком.
   Звук стал громче.
   Что это? Бур дантиста?
   Гленн попытался вспомнить, что с ним произошло. Он находился дома, сидел на кухне, почитывая газету. Потом – звонок! Точно – зазвонил телефон.
   Горди Фарбер! Ему звонил Горди Фарбер, чтобы справиться о его самочувствии. Они с минуту поговорили, а затем что-то им помешало.
   Звонок в дверь!
   Кто-то позвонил в дверь, и он, Гленн, пошел открывать. Потом...
   Потом вокруг него сомкнулась темнота.
   Звук становился все громче, а источник света разгорался все ярче и ярче. С каждым мгновением становилось светлее.
   – Ты проснулся.
   Голос прозвучал негромко, хотя по мере того, как у Гленна прояснялось в голове, жужжащий звук становился все более интенсивным. Впрочем, Гленн отчетливо расслышал эти два слова. Казалось, голос исходил из самых глубин его естества.
   – Это я разбудил тебя, – продолжал между тем голос. – Но перед этим я тебя усыпил.
   – Зачем? – сам собой возник в голове Гленна беззвучный вопрос. Однако прежде чем он сумел оформить его словесно, голос отозвался:
   – Мне было нужно наше тело.
   Наше тело. Эти слова окончательно высвободили сознание Гленна из рассеивавшегося уже тумана. Наше тело. Что с ним творится? Пока он пытался сформулировать вопрос, на него обрушился поток информации, расставившей по местам то, что доселе оставалось ему непонятным.
   Он узнал, к примеру, что делал во время затемнений сознания.
   Выяснил все о сломанной бритве, его домыслы на этот счет оказались отчасти верными.
   Он узнал, откуда в его доме стали появляться вещи – те самые, которые, по его предположению, он купил, хотя и не помнил об этом: удочка, найденная Кевином, новая бритва, найденная им самим, искусственная мушка, изготовленная из пера Гектора и кусочка меха Кумкват.
   Кумкват!
   Гленн вспомнил свой сон. Но ведь это всего лишь сон! Сны далеки от реальности. Так, по крайней мере, должно быть.
   И опять те слова, которые произнес голос, эхом отозвались в его голове: наше тело.
   "Но почему наше? – в отчаянии думал Гленн. – Это мое тело. Откуда мог взяться другой его владелец? Да и не было никакого другого. Все происходит только в его сознании".
   Вот оно – он все еще не до конца проснулся, и его сонный разум сыграл с ним дурную шутку. Но все больше странных воспоминаний тревожило его душу. В частности, Гленн вспомнил, что когда он занимался любовью с Энн после своего возвращения из госпиталя, его пронзило непонятное чувство... Да, у него появилось ощущение, будто внутри поселился еще один человек.
   А досье на Ричарда Крэйвена? Ведь как-то раз он нашел его на своей прикроватной тумбочке в госпитале.
   Проклятые затмения...
   Он вспомнил, как по телевизору показывали одну женщину, утверждавшую, будто у нее внутри живут семнадцать разных личностей. Синдром многоличностного разделения индивидуума. Та женщина испугалась, когда у нее начались затмения сознания, когда же ей потом стали рассказывать, что она творила во время этих затмений, она испугалась еще больше: ведь она ничего не помнила. Вряд ли она стала бы вытворять такое, будь у нее все нормально с психикой...
   Однообразный жужжащий звук сделался громче. Гленн догадался, что это вовсе не бур дантиста.
   Это была электрическая пила.
   Ему наконец удалось разглядеть режущий диск, он находился прямо перед ним. Потом он увидел свою собственную руку, которая сжимала сине-зеленую пластмассовую рукоятку инструмента.
   Чуточку ниже находился еще один предмет – верхняя часть женского торса. Торс принадлежал толстухе, тяжелые бесформенные груди которой обвисли по сторонам тела под собственной тяжестью.
   Между грудями, начиная от пупка и к самому горлу, тянулся разрез.
   Свежий чистый разрез, причем идеально прямой.
   Грудь женщины распахнулась, словно незастегнутая блузка, стоило женщине набрать в легкие воздух.
   Надсадный вой прекратился – пила выключилась.
   Пораженный Гленн увидел, как его рука отложила в сторону пилу и взялась за нож с острым треугольным клинком. Примерно такой нож использовал Кевин, когда трудился над моделью парусника.
   Точно такой же нож он, Гленн, использовал при изготовлении мушки. Руки Гленна двигались словно сами собой. Нож прочертил на теле женщины линию, которая пересеклась с уже сделанным ранее разрезом. По мере того, как нож продвигался по телу, с легкостью рассекая кожу, следом за ним тянулся тонкий алый след, который через мгновение стал утолщаться, а потом и вовсе потерял форму, поскольку из разреза заструилась кровь, мгновенно покрывшая все тело.
   Насмерть перепутанный и словно завороженный Гленн беспомощно следил за делом своих рук. Вот они снова задвигались, и на теле появился третий разрез.
   "Нет! – подумал Гленн. – Не может быть, чтобы это происходило на самом деле!"
   Но в то самое время, когда его мозг пытался сформулировать эту мысль, неприятный зловещий смех эхом отозвался у него в голове. Теперь Гленн пытался отвлечься от дьявольского хохота, звучавшего у него в ушах, и одновременно усилием воли остановить неконтролируемые действия рук. И тут Гленн испытал еще одно новое ощущение – его охватило оцепенение, похожее на паралич. То был паралич воли, мгновенно лишивший Гленна власти над собственным телом. Ему оставалось лишь наблюдать, как его пальцы снова пришли в движение, заворачивая в стороны большие лоскуты кожи. Под кожей обнаружилась грудная клетка.
   Еще до того, как пальцы Гленна потянулись к рукоятке, он ужз понял назначение электропилы. Тем временем выключатель щелкнул, и его уши наполнились пронзительным жужжанием, которое создавалось работающим электромотором и бешено вращающимся режущим диском инструмента.
   По мере того, как вращающийся диск, сверкавший, словно жидкое серебро, приближался к груди женщины, Гленн сделал еще одну попытку освободиться от неизвестной силы, сковавшей его тело, но у него ничего не вышло. Беспомощный, он наблюдал, как режущая кромка пилы коснулась плоти, а затем зубцы врезались в переплетение костей и хрящей, представляющее собой центральную часть грудины.
   Гленну хотелось закричать, нет, скорее завыть в знак протеста, но голос подчинялся ему ничуть не больше, чем пальцы и руки. Он был не в силах остановить эту чудовищную хирургию и только молча стонал про себя: "О Господи, нет! Господи, не дай этому произойти..."
   Пока Гленн взывал к Богу, сияющий диск все глубже проникал в тело женщины, а потом его же собственная рука ворвалась сквозь выпиленное отверстие внутрь грудины, проткнув плевральную мембрану.
   Как только Гленн увидел обнаженные легкие женщины, темнота снова сомкнулась над ним.
   На этот раз он воспринял наступление темноты как избавление.

Глава 55

   – Мне очень жаль, мистер Джефферс, но у доктора Фарбера пациент.
   Голос медсестры в трубке заставил Гленна предположить, что его пытаются наказать за дерзость, проявленную им по отношению к доктору. Нечего трубки бросать!
   – Вы можете, по крайней мере, передать, кто с ним хочет говорить?
   – Доктор не любит, когда ему мешают вести прием, – ответила сестра, явно давая Гленну понять, что она до крайности раздражена его звонком. – Кроме того, мистер Джефферс, кричать вовсе не требуется, я, знаете ли, не глухая.
   – Извините, – произнес Гленн. В очередной раз он попытался вспомнить, что произошло между ним и Горди Фарбером утром. Они вроде бы уже почти договорились о встрече, когда у него началось одно из его проклятых затмений сознания. На сей раз темнота нахлынула на него почти мгновенно, а когда он очнулся, то оказалось, что он лежит на софе в гостиной. Хотя он и не ощущал никаких недомоганий, но тем не менее отдохнувшим он себя тоже не чувствовал. Человек, который проспал на диване несколько часов, должен находиться в лучшем расположении духа. А ведь из его жизни опять пропали несколько часов!
   Затем в его памяти, как обычно, снова всплыли сновидения, посетившие его во время сна, но на этот раз, в отличие от вчерашних, они выглядели как вполне законченные картины, а не как бессвязные фрагменты из фильма ужасов.
   – У вас что-нибудь серьезное? – спросила тем временем сестра, сменив гнев на милость.
   Гленн колебался. Он был напуган, причем куда сильнее, чем сам мог бы признать, но, конечно же, он не стал бы рассказывать о своих страхах сестре. Что же делать, если у него действительно серьезный случай? Так или иначе, он не знал, что ответить.
   И снова ему вспомнился его сон. Позабытые на время картины настолько живо высветились у него в голове, что казалось, будто он проснулся всего несколько минут назад.
   Там, во сне, он находился не у себя дома в гостиной и не где-нибудь поблизости. Он стоял совершенно обнаженный в быстрой холодной воде горного ручья и держал в руках удилище, приспособленное для ловли на муху. Вряд ли он смог бы сейчас вразумительно ответить на вопрос, как и почему он там оказался.
   То, что привиделось Гленну, можно было назвать "сном во сне".
   Но и во сне Гленн сохранил память о рассеченном женском торсе – если, разумеется, это являлось воспоминанием о реальном событии, а не очередным фантомом. Зато воспоминание о речке показалось Гленну чрезвычайно убедительным.
   В своем сне Гленн намотал леску на катушку, выбрался из речки и поспешил к фургону, стоявшему точно посередине небольшой зеленой полянки, в паре сотен футов от горного потока.
   Хотя Гленн не имел представления, откуда взялась на поляне эта громоздкая машина, фургон тем не менее показался ему знакомым. С сильно бьющимся сердцем он приблизился к автомобилю, но не обнаружил в нем ничего подозрительного. В салоне не оказалось ни малейшего следа недавнего кровопролития, о котором он с такой поразительной ясностью помнил. В одном из отделений багажника он обнаружил электрическую пилу, правда, с уже снятым режущим диском. В ящике встроенного шкафа он нашел также рукоятку модельного ножа, клинок которого отсутствовал. Никаких следов крови в машине ему обнаружить не удалось. Потом он оделся – в этой одежде он сейчас разговаривал, по телефону с сестрой – и обыскал заросли, окружавшие веселенькую полянку.
   Ему ничего не удалось найти.
   Он уселся за руль фургона и поехал к дому, когда на него снова навалилось забвение.
   – Мистер Джефферс? – спросила сестра. – Вы меня слышите?
   – Да, – ответил Гленн. – Думаю, мое дело не терпит отлагательств. Мне просто необходимо побеседовать с Горди.
* * *
   Сестра заколебалась. Казалось, она раздумывала, не врет ли ей Гленн, но затем рассудила, что ее начальник должен решать такого рода ребусы сам.
   – Я пойду посмотрю, возможно, доктор вас примет.
   Сестра Тинни Мьюзэк умолкла, а через минуту Гленн услышал в трубке голос Горди Фарбера.
   – Гленн? Вы где? Что с вами происходит, черт возьми? С чего это вы стали швырять трубку?
   – Мне можно прийти к вам в кабинет и поговорить? – спросил Гленн. – Я приеду точно к назначенному вами времени.
   – Ладно, я назначу вам время, – проворчат Горди Фарбер, чувствуя неподдельный страх в голосе Гленна. – Вы сможете быть у меня через пятнадцать минут?
   – Я буду, – ответил Гленн.
   Прошло каких-нибудь десять минут, а Гленн уже входил в приемную. Возможно, он добрался бы и быстрее, но когда он вышел из дому и двинулся к госпиталю, то увидел фургон, ничуть не отличавшийся от того, который он видел во сне. Гленн даже заглянул в окна, и его сердце сильно забилось, когда он понял, что узнает интерьер. Он подергал двери, обнаружил, что они заперты, и только после этого направился к госпиталю.
   Несмотря на протесты Гленна, Горди Фарбер настоял на тщательном осмотре. Когда осмотр наконец завершился и врач убедился, что второй приступ в обозримом будущем Гленну не грозит, он указал пациенту на стул, а сам уселся за массивный стол орехового дерева, скрестил на груди руки и пристально посмотрел на Гленна. По какой бы причине Гленн ни звонил, кардиологу было ясно, что опасность со стороны здоровья пациенту не грозит. Наоборот, все данные осмотра подтверждали, что выздоровление Гленна протекает весьма удовлетворительно.
   – Итак? – спросил Фарбер. – Из-за чего весь этот шум, Гленн?
   – Честно говоря, не знаю, – ответил тот.
   Горди Фарбер выпучил от удивления глаза.
   – То есть как это вы не знаете? – проревел он. – Что это за ответ – "не знаю"? Вы договорились со мной о встрече, потом у вас прозвонил входной звонок, вы пошли открывать, затем вернулись, не слишком цивилизованным образом со мной распрощались и швырнули трубку. А теперь вы говорите "не знаю". Выкладывайте все как было: кто там стоял у дверей вашего дома?
   Гленн беспомощно покачал головой.
   – Я же говорю вам – не знаю. Я помню, как мы разговаривали, помню, что в дверь позвонили. Но что происходило после этого – для меня совершеннейшая загадка. Я проснулся на диване у себя в гостиной двадцать минут назад. Боюсь, однако, что я не все прошедшее время находился дома. Вообще это какое-то сумасшествие. Я, к примеру, помню, что еще задолго до пробуждения пришел в себя, но находился я в этот момент не дома, а Бог знает где. Я стоял по пояс в горной речушке и ловил рыбу. – Тут Гленн покраснел и отвел глаза. – При этом, знаете ли, я был абсолютно голым.
   Постепенно Гленн рассказал врачу все, что он помнил. Когда он наконец завершил свое повествование, то поднял глаза на врача и со страхом на него посмотрел.
   – Самое мерзкое заключается в том, что я перестаю понимать, где явь, а где сон. Господи, Горди, скажите скорей, что со мной происходит? И прошу вас, не пытайтесь меня убедить, будто такое происходит с каждым, кто перенес сердечный приступ.
   Кардиолог встал, обошел вокруг стола и снова уселся в кресло.
   – Скажите, вы помните, как ехали в горы? Или как спускались вниз?
   Гленн покачал головой.
   – У меня нет фургона. Но самое смешное, что этот рыдван, воспоминания о котором засели у меня в голове, преспокойно стоит себе в нескольких шагах от моего дома. Я отчетливо помню две вещи: первое – я потрошу женщину, второе – я пытаюсь найти ее тело в фургоне.
   – Совершенно очевидно, что ни первого, ни второго вы не совершали, – объявил доктор Фарбер.
   – А если совершал? – возразил Гленн.
   Фарбер нахмурился и нажал кнопку интеркома.
   – Принесите мне, пожалуйста, утренний номер "Геральд", – попросил он сестру. – Первую страницу.
   Через минуту дверь открылась и появилась девушка с газетой в руках. Фарбер кивком указал на Гленна, и она передала газету ему.
   – Это все? – спросила сестра.
   – Да, спасибо, – ответил доктор Фарбер. Когда сестра закрыла за собой дверь, он повернулся к Гленну. – Взгляните-ка на первую страницу.
   Гленн развернул газету и увидел в нижней части первой страницы очерк Энн, посвященный убийству Рори Крэйвена.
   – Вы это читали сегодня утром? – спросил кардиолог.
   Гленн кивнул.
   – В таком случае мы сможем установить источник ваших кошмаров, – заметил Фарбер, и на его губах появилась хитрая ухмылка. – Обратите внимание, Гленн, в этой статье содержится не только информация о парне, которого нашли в доме через дорогу, но и о тех двух женщинах. О вашей жене можно без лести сказать одно: когда она берется что-нибудь описывать, это получается у нее чрезвычайно наглядно. Таким образом, если вы прочитали эту статью утром, а потом вам привиделось, будто днем вы потрошите грудную клетку женщины, не надо быть великим ученым, чтобы обнаружить связь между этими двумя событиями.
   Гленн запротестовал:
   – Но эта статья никак не объясняет провалы в сознании. И потом, с какой это стати мне пришло в голову ловить рыбу в голом виде?
   Горди Фарбер ухмыльнулся.
   – Вы видели сон, Гленн. Всего-навсего сон. Вы об этом не забыли? Черт, если бы такие сны снились мне, я, возможно, тоже не устоял бы перед искушением.
   Когда попытка врача развеселить Гленна вызвала у последнего лишь мрачный ответный взгляд, Фарбер тоже перестал улыбаться.
   – Хорошо. Готов признать, что в ваших снах просматриваются симптомы нездоровья. Но нездоровье такого рода не по моей части. Вам нужен психиатр. Хотите, я позвоню кому-нибудь?
   Гленн заколебался, но видение обнаженного женского торса и его самого, орудующего над человеческим телом сначала модельным ножом, а потом электропилой было еще слишком свежо в памяти.