– Какая? – осторожно спросила она.
   Он сидел, потупив взор, словно обращался к невидимке, спрятавшемуся под приборной доской.
   – Компания, с которой я работаю, устраивает ужин – шикарный, в «Савое». Я не знаю там ни души. Черт, в такие моменты начинаешь сожалеть о своем холостом положении.
   Он умолк. Ей захотелось ответить, что одиночество – его сознательный выбор. Ведь вокруг полно красавиц. В этом, видимо, и состояла проблема. Ник Дженсен, подобно Коллису, не испытывал недостатка в женщинах. Зачем же остепеняться?
   – Я бы не хотел быть один весь торжественный прием – уж больно соблазнительно танцевать под отличный оркестр.
   Разве он вправе приглашать ее? Ведь он знает, что она замужем. Недаром он спрашивал ее о Коллисе. Она молча ждала, по-прежнему усматривая в его словах подвох.
   – Ты мне очень поможешь, если пойдешь со мной, – скороговоркой закончил он. – Притворишься деловым партнером. В конце концов, мы с тобой – совладельцы отеля.
   Он посмотрел на нее – в первый раз с тех пор, как завел разговор о приеме. Джанна поняла, что ему было нелегко ее пригласить. Ей предстояла еще большая трудность – дать ему ответ.

13

   Приближаясь с Ником к «Савою», Джанна успокаивала себя мыслью, что это нельзя назвать свиданием. Она сама удивлялась, зачем согласилась. Она могла бы провести этот вечер с Уорреном или навестить Шадоу и поиграть с Хло. Но она выбрала общество Ника.
   – А вот и Марк. – Ник приветствовал жестом коренастого субъекта на другом конце зала.
   Джанна одобрительно посмотрела на своего спутника. Ее приятно удивило, что у него оказался собственный смокинг, но то, сколь ладно он в нем смотрелся, она восприняла как должное. Не удивляли ее и восхищенные взгляды, бросаемые на ее кавалера дамами, – это испытание было ей хорошо известно еще в то время, когда она в качестве супруги сопровождала на подобные мероприятия Коллиса. То, как бесчисленные красавицы исходили по ее мужу слюной, угнетало ее. Видимо, она интуитивно догадывалась, что Коллис наслаждается дамским вниманием. Он не просто входил в зал приема – то всегда было торжественным появлением, особого рода приветствием в адрес обожательниц.
   Она еще разок посмотрела на Ника. Его взгляд был прикован к другу и его краснощекой спутнице, а вовсе не скользил по толпе. Джанна дала бы спутнице Марка примерно свой возраст. Это была, судя по всему, Гленнис, его жена. По дороге на прием Ник рассказан Джанне кое-что о Марке. Она сделала заключение, что Марк – очень важная для Ника персона.
   Ник представил ее как Джанну Атертон Пемброк, не упомянув о ее замужестве.
   – Прекрасно выглядишь, – отметил Ник, отдавая в гардероб соболью накидку, которую Джанна позаимствовала в шкафу Одри.
   Это было сказано просто, без обычной иронии, и она еще больше напряглась.
   – Благодарю.
   Она дотронулась до жемчужного ожерелья из шкатулки Одри – двойной нити здоровенных жемчужин, похожих одна на другую как капли воды. Ее платье тоже могло бы принадлежать Одри. Этот темно-зеленый шедевр был приобретен ею специально для Джанни у Марка Богана, прежнего главного модельера в доме «Кристиан Диор». Он перебрался в Лондон, чтобы возродить «Хартнелл» – знаменитый когда-то салон, где одевалась королева-мать. Благодаря титаническим усилиям и таланту известного модельера увядший было салон выдвинулся на передовую линию британской моды. Джанна знала, что платье ей идет – у Одри был безупречный вкус. Однако она для верности перемерила все платья из ее шкафа, причем некоторые по несколько раз, прежде чем остановиться на облегающем зеленом.
   Ник приобнял ее за талию и повел по холлу к залу Ланкастеров. Джанне очень хотелось познакомить Гленнис с историей отеля, но ей помешали откровенные взгляды, которые та бросала на Ника. Джанне они были хорошо знакомы – именно так женщины взирали и на Коллиса. Ник втолковывал что-то Марку, не обращая ни малейшего внимания на его жену.
   – Боже! – вскричала Гленнис, входя в бальный зал. – У нас в Атланте нет ничего похожего.
   – За образец взят бальный зал французского замка, – сказала Джанна.
   Зал Ланкастеров выделяло среди аналогичных залов в городе, знаменитых своей архитектурой, его освещение. Неяркий свет люстр и канделябров на стенах отражался от полированного паркета, украшенного изумительным цветочным орнаментом, и в скошенных французских зеркалах прошлого века. Благодаря этому необычному освещению и звучанию классического оркестра создавалось полное впечатление путешествия в прошлое.
   – Вот и наш стол, – сказал Марк, усаживая Гленнис.
   – Садитесь рядом, Ник, – предложила Гленнис, указывая на соседнее кресло. – Вы расскажете мне о графе. Вы ведь были у него.
   Ник, видимо, не расслышал ее: отвернувшись, он представил Джанну нескольким проходившим мимо коллегам. Затем он усадил рядом с Гленнис Джанну. Та призвала на помощь хорошие манеры и постаралась не скорчить недовольную гримасу.
   – Гленнис весь день донимала меня вопросами, как прошла твоя встреча с графом, – сообщил Нику Марк.
   Гленнис тут же перевела взгляд на Ника.
   – Что у него за дом? – Алчный интерес горел в ее глазах.
   – Не обратил внимания, – равнодушно ответил Ник, слегка толкнув Джанну коленом. – Я был поглощен едой.
   – Представляю себе, какой важный этот граф, – протянула Гленнис с южным акцентом, по сравнению с которым говор Ника мог бы обеспечить ему доступ в клуб приверженцев правильной английской фонетики.
   – Как ты познакомился с этим Лифилдом? – спросил у Ника Марк. Он, разумеется, понятия не имел, что рядом сидит сестра обсуждаемого графа.
   – Лифорт, – поправил его Ник. – Графа Лифорта зовут Уоррен. – При этих словах Ника Гленнис широко раскрыла густо подведенные глаза. – Дело в том, что на острове я квартирую в гостевом доме его тетки.
   – Я просто помираю от желания побывать на Мальте, – оповестила Гленнис Марка, не сводя при этом глаз с Ника. – А ты, дорогой?
   Джанна крепилась изо всех сил, чтобы не воздеть очи к теряющемуся в высоте потолку и не взмолиться об избавлении.
   Ник взял ее за руку.
   – Потанцуем?
   Идя за ним, Джанна огляделась. Среди присутствующих было не меньше дюжины мужчин, явившихся без дам.
   Ник сгреб ее в объятия и предупредил:
   – Я неважный танцор.
   – И лгун неважный. – Благодаря высоким каблукам ей не нужно было смотреть на него снизу вверх. – Ты пригласил меня не потому, что все остальные придут с женами, а для того, чтобы я защитила тебя от Гленнис.
   Он был ошеломлен ее проницательностью. Немного помолчав, он тряхнул головой и смущенно поглядел на Джанну.
   – Знаешь, Коротышка, ты так догадлива, что сама же от этого страдаешь. Первая жена Марка не выдержала жизни в Японии и развелась с ним. Тогда он вернулся в Штаты и женился на первой попавшейся.
   – Обоюдоострая ситуация: тебе хочется ей нравится, но без перехлеста. Если я тебя огражу, ты простишь мне кровяную колбасу?
   Он улыбнулся. Опять эта ямочка...
   – Возможно. Если ты хорошо себя проявишь.
   Весь вечер она играла роль ангела-хранителя: не давая Гленнис перейти в атаку, она пытала Ника насчет торговых войн и до упаду танцевала с ним. Одновременно ей удавалось слушать и выступления. Один из ораторов самонадеянно утверждал, что ее соотечественники ради «Империал-Кола» готовы отказаться от чая.
   После ужина снова начались танцы. Звуки вальса Штрауса побудили Гленнис кинуться на приступ: она не желала более мириться с монополией Джанны на Ника. Джанна проводила Ника сочувственным взглядом, слишком уж пылко прижималась к нему дождавшаяся своей очереди партнерша.
   – А мне медведь на ухо наступил, – сообщил Джанне Марк.
   – Ничего страшного, – искренне ответила она. Ей было жаль этого человека, очертя голову женившегося на женщине, готовой немедленно броситься на другого. Не исключено, что их отношения с Коллисом воспринимались окружающими схожим образом. Неужели она была объектом сочувствия?
   – Пора Нику снова завести подругу – Глаза Марка выражали непритворную заботу. – Я боялся, что он никогда не оправится после смерти Аманды Джейн.
   Смерть? Кто такая Аманда Джейн? Джанна попыталась скрыть впечатление, произведенное на нее его словами. Марк, видимо, полагая, что Ник многое рассказал ей о себе.
   – Уверена, что вы правы.
   – Дело не в том, чтобы забыть жену. Это невозможно: она так ему помогала! Даже заставила его учиться. Такая трагедия!
   Жена? Почему-то у нее создалось впечатление, что Ник не был женат. Она стала вглядываться в танцующих, пока не встретилась с ним взглядом. Он беззвучно проартикулировал через плечо Гленнис: «Спаси меня!»
   – Старик Прескотт просто подкошен под корень. Не хватало ему такой ранней смерти дочери от рака, так еще и сына укокошили. Этого ему не пережить.
   – Как все это печально, – откликнулась Джанна. Значит, Трейвис Прескотт приходился Нику шурином. Почему он сам не рассказал ей обо всем?
   Она вновь отыскала Ника в толпе. Не обращая внимания на трескотню Гленнис, он улыбнулся и подмигнул Джанне. Теперь она понимала, что кроется за его постоянной готовностью улыбаться. Этот одинокий человек отказывался оглашать подробности своей личной жизни. Она нечаянно вытянула из него правду о смерти брата, однако чувствовала, что заставить его рассказать о жене ей будет уже не под силу.
   – Вы были знакомы с Прескоттами? – спросила она у Марка – единственного источника желанных сведений.
   – Еще бы! Я начинал в техасском отделе маркетинга. Остин Прескотт занимался спортивной рекламой. У нас было несколько совместных проектов. Он познакомил нас с Ником на пикнике, уже после того, как Ник обручился с Амандой Джейн. Ох, и хороша же она была! – Он оглянулся на Ника и печально покачал головой. – В общем, мы с ним подружились. Он поделился со мной своей замечательной идеей насчет кофе со льдом...
   Хороша? Естественно! Стройная блондиночка, нет – роскошная брюнетка. Джанна попыталась вспомнить фотографию в комнате Ника и потом с трудом вернулась к прерванному разговору.
   – Кофе со льдом? Это примерно то же самое, что «Империал-Кола» выпускает совместно с «Бессел». – Она читала статью о швейцарской компании, производящей совместно с «Империал-Кола» кофе со льдом и напитки на основе чая.
   – Да, но мы опередили их на много лет! – похвалился Марк. – Когда я впервые предложил проект Ника шишкам в Атланте, то услыхал в ответ: «Никуда не годится». Не скоро, но все же удалось их убедить. Я лелеял этот замысел много лет, проверял его на разных рынках. Наконец мы развернулись в Японии.
   – И как пошло дело? – рассеянно спросила она, по-прежнему размышляя об Аманде Джейн.
   – Отлично! Я сам поехал в Японию, чтобы руководить проектом. Ник позвонил мне спустя пять лет, когда умерла Аманда Джейн. Ну и худо же ему было! Надо было его немедленно спасать. Я перетащил его в Японию и никогда не пожалел об этом. Он – гений по части маркетинга. Я планирую перевести его в нашу штаб-квартиру в Атланту, как только представится такая возможность.
   Марк продолжал свой рассказ, но она почти не слушала его. Не спуская глаз с Ника, она дивилась тому, что он столько времени горевал по своей умершей жене. Какая преданность! В этом он под стать тете Пиф. У той траур растянулся на полвека. Она так любила Йена, что отвергала все предложения о замужестве и так и не родила детей, хотя очень этого хотела. У Джанны словно комок застрял в горле, и она едва не задохнулась от печальной мысли, что ей уже не суждено познать подобную любовь.
   Через несколько секунд до нее дошел тот истинный смысл, который ей следовало извлечь из слов Марка: рано или поздно Ник уедет! Пора прекратить копание в его личной жизни. Совершенно ясно, что он сам не намерен посвящать ее в подробности. Лучше ей сосредоточиться на его акциях. Как убедить Ника продать их ей до того, как он покинет Мальту?
   Музыка стихла, и Ник с облегчением бросился назад к столу, волоча за собой вцепившуюся в его руку Гленнис.
   – О чем вы тут беседовали? – спросил он Джанну, начиная с ней новый танец, удачно избежав на этот раз объятий Гленнис.
   – О тебе. Марк рассказывал, как ты предложил производить кофе со льдом и какой успех эта идея имела в Японии. – Она не была уверена, действительно ли Ник прижал ее к себе крепче, чем раньше, или это ей только показалось. – Ник, что бы ты предложил сделать, чтобы «Голубой грот» сразу стал преуспевающим отелем? Только быстро!
   Его удивленный взгляд говорил о том, что он не готовился к роли советчика. Видимо, от общения с ней у Ника создалось впечатление, что она не ценит его мнение. Так оно и было на самом деле – сперва. Он показался ей провинциалом, обреченным на прозябание на низших ступенях корпоративной иерархии. Велика же была ее ошибка: в действительности Ник Дженсен оказался сильным, глубоким человеком. Теперь она восхищалась им.
   – У тети Пиф хорошие управляющие. Мне остается вести рекламную кампанию, но мне не хватает опыта, чтобы самостоятельно разрекламировать «Голубой грот» на должном уровне. – Она сделала ставку на полную откровенность. – Меня беспокоит мысль, что отели того типа, которым всегда была привержена тетя Пиф – предназначенные для европейской элиты, – теперь стоят на грани разорения.
   Он молча смотрел на нее; взгляд его голубых глаз был проницателен, но догадаться о его отношении к услышанному было пока что невозможно.
   – Думаю, ты права. «Голубой грот» крупнее остальных ее трех отелей. Ему придется не только окупать затраты, но и постоянно приносить прибыль. – Ник двигался с ней по кругу, прижимая к себе все крепче. Видимо, он забыл, что его партнерша теперь – Джанна, а не пиявка Гленнис. – Вам нужны ныряльщики.
   – Ныряльщики? – переспросила она, удивляясь про себя, что до сих пор не обращала внимания на очень симпатичную ямочку у него на подбородке. – То есть аквалангисты?
   – На рынке туризма это сейчас самое многообещающее направление. Я сам ныряльщик – уж я-то знаю.
   – Уоррен тоже любит это занятие. Мне бы тоже хотелось научиться нырять с аквалангом, но как подумаю обо всей этой сбруе... – Она закатила глаза.
   – Согласен, в этом спорте очень невыгодное соотношение между тренировкой и результатом.
   – Что еще за соотношение?
   – Специалисты по маркетингу говорят так, имея в виду количество снаряжения в том или ином спорте и количество получаемого от него удовольствия. В горнолыжном спорте эта пропорция не лучше, однако он здорово привлекает путешественников со средствами – тех самых, на которых рассчитываете вы.
   – На Мальте есть отличные места для ныряния. Светящиеся скалы, как в Голубом гроте, собирают стаи разнообразных рыб. Это можно будет недурно обыграть.
   – Наснимай видеороликов и разошли их по магазинам снаряжения для аквалангистов, просто по спортивным магазинам и туристским агентствам. Посмотришь, какой будет результат.
   – Ты прав. Увидев, как красива Мальта, люди обязательно потянутся к нам. В проспектах она предстает просто как залитый солнцем остров. Видео покажет, что гроты у нас красивее, чем на Капри, а ныряние интереснее, чем на Барьерном рифе.
   – Пускай твой брат выступит ведущим.
   – Уоррен? Но он не профессионал.
   – По телевизору он так превосходно смотрится, что ему можно доверить торговлю купальниками среди эскимосов.
   Музыка стихла. Джанна хотела идти к столику, но Ник не отпускал ее. Он слишком увлекся, расписывая роль харизмы в рекламе. Услыхав звуки фокстрота, он опомнился.
   – Давай попрощаемся с Марком и мисс Магнолией. Тут поблизости не найдется бара? Мы бы выпили и еще поболтали.
   Оставив Ноланов в обществе менеджеров из «Тьюкс Беверидж», они переместились в «Америкэн-бар», где устроились в уголке, поблизости от пианино.
   – Славное местечко, – одобрил Ник, озирая тесный бар. – Между прочим, кормежка на приеме оказалась лучше, чем я ожидал.
   – В начале века шеф-поваром ресторана был сам Эскоффье. Он считается наиболее изобретательным кулинаром всех времен. В отеле до сих пор пользуются его рецептами. «Савой» построил Ричард д’Ойли Карт. Он зарабатывал в качестве импресарио и ставил оперы Джилберта и Салливана. Этот человек всегда стремился к совершенству. «Савой» до сих пор сам изготовляет матрасы и ткет ирландское полотно для своих необыкновенных простыней...
   – Боже, ты знаешь, что разглагольствуешь как дикторша?
   – А ты улыбаешься, как дурачок, – отрезала она, обиженная его репликой.
   – Тебе не нравятся жизнерадостные люди?
   – Разве ты жизнерадостен, Ник? Мне кажется, что твоя улыбка – отвлекающий маневр.
   Он помрачнел.
   Официант принял у них заказ. Джанна была не рада, что нагрубила Нику. Откуда вдруг такая невыдержанность? Ответ не заставил себя ждать: она прореагировала на Ника так, словно перед ней Коллис. Муж то и дело упрекал ее, что она ведет себя как псевдоинтеллектуалка. Ему хотелось оставаться единственным интеллектуалом в семье, оставив ей роль молчаливой обожательницы. Мысль о муже отозвалась болью в сердце.
   – Симпатично, – сказал Ник, отпустив официанта.
   – Что симпатично?
   – То, как ты не задумываясь сыплешь фактами.
   Она не знала, серьезно он говорит или насмехается: выражение его лица было невозможно расшифровать.
   – Я это к тому, что д’Ойли был первоклассным антрепренером, а мы вот сидим спустя сто лет в его баре и толкуем, как лучше разрекламировать отель. Его бы нам в помощь!
   Он поразмыслил над ее словами с серьезным выражением лица.
   – Главное, не соревнуйся с Бредфордами – у вас разная клиентура. Они делают ставку на более пожилых путешественников, оставляющих деньги в казино. Нацелься на более молодых, которых привлекает спорт – акваланги, виндсерфинг, яхты. Помни, что это образованный народ. Расскажи им об архитектурных шедеврах и об этих развалинах, похожих на Стоунхендж...
   – О Таршине?
   – Вот-вот. Когда будешь снимать, постарайся, чтобы на море был штиль. Представление молодежи о Мальте сформировано, наверное, кадрами встречи Буша и Горбачева.
   Джанна покачала головой.
   – Тогда на Мальту налетел «кслокк». Волнение на море, пена! Встречу в верхах в шутку назвали «Соленым саммитом». Да, погодка тогда и впрямь подвела. Но не так страшен черт, как его малюют.
   Ник скривился, пряча улыбку. Она, спохватившись, замолчала. Ситуацию спас официант, притащивший поднос с напитками.
* * *
   Под вечер следующего дня Джанна поехала на юг, в Суррей, чтобы встретиться с Лорел Хогел. Радуясь солнцу, выглянувшему из-за облаков, она затормозила у нужного дома. Она предусмотрительно прихватила с собой записи репортажей Йена Макшейна, позаимствованные у Джерри, но жалела, что с ней нет Ника. Джанна приглашала его составить ей компанию, но он отказался, сославшись на намеченную поездку в Лайм-Реджис; разумеется, она решила, что ему надоело ее общество.
   Почему именно Лайм-Реджис? Для человека, впервые оказавшегося в Англии, те места не фигурировали в списке основных достопримечательностей. Впрочем, Ник Дженсен – незаурядная личность; напряженные размышления о нем не приблизят ее к разгадке, что он представляет собой на самом деле. Сейчас у нее была задача понасущнее – встреча с художницей-медиумом.
   Перед домом, похожим на своих соседей слева и справа, радовали глаз ухоженные цветы. Джанна думала, что увидит указатель – предположим, ладонь с подписью: «Художница-медиум», однако перед ней был просто типичный для сельской Англии коттедж. Она поднялась по ступенькам, стараясь не разбудить дремлющую на солнце рыжую кошку.
   На стук Джанны дверь немедленно отворилась. В проеме стояла женщина шестидесяти с лишним лет. Когда-то она была блондинкой, но теперь почти совсем поседела. На гостью взирали приветливые зеленые глаза, почти такие же, как у тети Пиф, только темнее.
   – Вы, наверное, Джанна, знакомая Джерри, – сказала хозяйка дома, вытирая руки о желтый льняной фартук.
   – Да. – Джанна старалась скрыть разочарование: она по меньшей мере ожидала встречи с колдуньей в тюрбане и цветастом платье. – Миссис Хогел?
   – Называйте меня Лорел. – Она провела посетительницу в мастерскую. – Присаживайтесь. Сейчас я принесу чаю.
   Джанна опустилась в кресло с подголовником, обитое выгоревшим ситцем, и оглядела помещение. На стенах красовались выполненные мелом портреты, не оставлявшие сомнений в том, что хозяйка дома – исключительно одаренная художница. Однако скептицизм Джанны не стал от этого меньше. Как можно написать портрет совершенно незнакомого человека, руководствуясь рассказами о его привычках?
   Лорел вернулась с чайником и печеньем.
   – Какой чай вы предпочитаете?
   Покончив с формальностями, Джанна сказала:
   – Джерри не сказал мне, каковы ваши цены...
   – Дорогая, я не беру плату. Я просто стараюсь помочь, если могу. Счастливое лицо – вот мой гонорар. – Она села на высокий табурет перед мольбертом. – Расскажите мне о своем друге.
   – Речь идет о друге моей тети... – Джанна принялась излагать историю Йена и Пифани, оставляя за скобками самое личное.
   Лорел внимательно слушала, то и дело кивая и отхлебывая чай. Минуло полчаса, а она так и не прикоснулась к своим цветным мелкам.
   – Вы что-нибудь почувствовали? Или все бесполезно? Поскольку я не знала его лично, то мне, наверное, не удалось передать главное.
   – Напротив, я вполне отчетливо вижу его. У него было несчастливое детство. Ему было трудно выучиться писать или... – Она запнулась и посмотрела в окно. Кошка с шерстью цвета спелого апельсина охотилась на хитрую сойку, которая взлетела на высокую ветку и оттуда снисходительно посматривала на неудачницу. – …или читать. Возможно, то и другое.
   – Йен получил очень приблизительное образование – в предвоенном Глазго...
   – Дело не в образовании, а в чем-то другом. Была особая причина, по которой ему было трудно читать, несмотря на его сообразительность. Но главной проблемой была его мать. Она бросила сына.
   У Джанны сжалось сердце – знакомое чувство. Ее тоже бросили. Хотя так говорить несправедливо: у нее были тетя Пиф, Одри, Уоррен. И Шадоу. Реджинальд Атертон никогда ее не любил, но это не могло сравниться с невзгодами Йена. Хватит жалеть себя!
   – Йену было хорошо в Лондоне, где он не вспоминал о матери. Но самое большое счастье ждало его на Мальте, несмотря на бомбы. Там он нашел то, что всегда искал, – любовь. – Лорел взяла мелок и принялась рисовать. – Он называл свою возлюбленную Ас и любил ее всем сердцем. Это была любовь на все времена.
   «Ас»! «Любовь на все времена»! Эти слова потрясли Джанну, как порыв ледяного ветра с Северного моря. Она преднамеренно не упомянула ни прозвища, которым наградил Йен тетю Пиф, ни последней строки из его записки, считая эти детали сугубо личными. Теперь ее покинули последние сомнения.
   Джанна ждала, пока Лорел закончит свой яростный набросок. Когда любопытство пересилило и Джанна привстала, Лорел нахмурилась, и Джанна снова села. Она боялась помешать сосредоточенности художницы. Оставалось сидеть, сверля взглядом обратную сторону мольберта. Иногда Лорел прерывалась и озирала свое произведение, близоруко моргая.
   – Он обещал вернуться, – пискнула Джанна.
   Лорел подняла на нее глаза, ее рука застыла в воздухе.
   – Он бы выполнил обещание, дорогая. Он бы вернулся, если бы не пуля убийцы.
   – Кто его убил? – сдавленно крикнула Джанна. Она не говорила Лорел о смерти Йена. Зачем искушать судьбу? У нее еще теплилась надежда, что Йен жив.
   Лорел отложила мел.
   – Я должна была догадаться, что вы этого не знаете.
   – Вы уверены, что Йен Макшейн мертв?
   – Да. Некто – мужчина, чье лицо я не могу разглядеть, ибо его закрывает тень, – выстрелил ему вот сюда. – Лорел указала на свою голову, чуть повыше левого уха.

14

   Саут-стрит! Что за болван забраковал отличное название улицы – Страда дель Палаццо – и умудрился столь неудачно сменить его. Совершенно непостижимо. Тони размышлял на эту тему, стоя на балконе своего офиса и глядя на выложенную булыжником улицу, застроенную великолепными зданиями. Зенитом его карьеры было возведение билдинга для «Бредфорд энтер-прайсиз» на этой улице, где сосредоточился почти весь мальтийский бизнес. Многие жители острова, в числе которых была и Пифани Кранделл, оплакивали утрату «Оберж де Франс», былого прибежища французских рыцарей, однако Тони полагал, что нацисты сделали благое дело, не пожалев бомб. Его билдинг, имевший мало общего со средневековьем, оставил далеко позади ту древнюю развалюху.
   Луис Хизлер, президент «Банк оф Валлетта», помахал Тони с противоположной стороны улицы, не вставая из-за рабочего стола, Он распорядился убрать с галереи деревянный штакетник, целью которого было скрывать женщин, которые в прежние времена могли наблюдать за внешним миром только со своих балконов.
   – Вот это было время! – пробормотал Тони, вновь вспоминая Пифани Кранделл. Тогда женщины знали свое место – дом – и не совались в мужские дела. – Что она затеяла с этим прятелем Трейвиса?
   Тони вернулся в кабинет, сел и еще раз пролистал донесение частного детектива, шпионившего за Ником Дженсеном. Отец Ника был единственным отпрыском состоятельной бостонской семьи, ведшей родословную от пассажиров «Мейфлауэр». Он переехал на запад США, чтобы служить пилотом на базе ВВС в Каноне, где женился на местной красотке, родившей ему двух сыновей. Однако брак распался после возвращения в Бостон. Ничего удивительного: провинциалка и «голубая кровь»! В донесении вызывало недоумение лишь одно: провал во времени между окончанием Ником школы и поступлением в колледж.