Сойер Мерил. Не целуйтесь с незнакомцем

   В руках у Шадоу появился пакет с надписью «Рискованное дело». Джанна с удовольствием вспомнила, что это она предложила Шадоу открыть бельевой магазинчик в торговой зоне отеля «Голубой грот», а Уоррена привлекла к изготовлению рекламного видеоролика. Чем больше времени будут проводить вместе эти двое, тем скорее Шадоу поймет, что Уоррен любит ее и уже не покинет, как много лет тому назад.
   – Это тебе. – Шадоу подала Джанне свой фирменный пакет. – Здесь образцы моего нового товара.
   – Спасибо. – Джанна решила, что это ее откровенность насчет Ника побудила Шадоу подарить ей образцы эротического нижнего белья – невесомые изделия из черного шелка и кружев. Шадоу много лет подряд высмеивала интимные предметы ее туалета как взятые напрокат из каменного века. Интересно, как относится подруга к Нику? Наверняка он пришелся ей по вкусу.
   – Что ты скажешь о Нике?
   – Он мне нравится. В нем нет самодовольства.
   Джанна усмотрела в этом ответе намек на Коллиса.
   Шадоу никогда не критиковала его напрямую, но Джанна знала о ее неприязни.
   – Я посмотрела, как располагались звезды в момент рождения Ника. Сатурн в созвездии Льва. Это означает, что Ник всю жизнь выступает в роли ведущего. Он – прирожденный лидер.
   Джанна разглядывала черные кружева, высовывающиеся из пакета. Она в отличие от многих никогда не посмеивалась над Шадоу за ее увлечение астрологией и гаданием. Напротив, всякий раз внимая ее пояснениям, Джанна усвоила многие из ее теорий. Она знала, что Сатурн считается ключом к пониманию предшествующей жизни. В ее гороскопе Сатурн располагался в созвездии Стрельца, благодаря чему она превращалась в скиталицу, пожившую в самых различных культурных средах. Гороскоп Шадоу сулил ей разлуку с Уорреном.
   – А что говорят звезды о моем брате? – спросила Джанна, переводя разговор на отношения между Шадоу и Уорреном.
   – Сатурн в Козероге. Во все времена Уоррен был воплощением правильности и надежности, но его задача – развить собственную индивидуальность.
   Джанна согласилась про себя с оценкой характера брата.
   – Он сильно изменился с тех пор, как вы перестали встречаться.
   – Да, он нашел себя. Он – именно тот человек, в котором нуждается Англия.
   – А ты? Ты не нуждаешься в таком мужчине, как он?
   – У нас несовместимые символы. Карты подтверждают это. Когда я в последний раз поступила вопреки картам... – Шадоу умолкла.
   – Карты здесь ни при чем. Я убеждена, что Уоррен совершил ошибку, уступив требованию Реджинальда перестать видеться с тобой, С тех пор многое переменилось. Дай ему еще один шанс.
   – Если наступит благоприятный момент, мне будет подай сигнал.
   Джанна не стала спорить, так как слишком ценила дружбу Шадоу. Она полагала, что Уоррену и Шадоу достаточно почаще видеться, чтобы привести в действие тот механизм, который Шадоу предпочитала называть космической силой и кармой.

* * *

   Быстро переодевшись к ужину, Ник и Уоррен встретились в гостиной домика, где жил Ник. Разговор зашел о съемке рекламного ролика, намеченной на следующее утро.
   – Будьте самим собой, – наставлял Ник дебютирующего ведущего. – Представьте, что рассказываете близкому другу о прекрасном курорте, где вы только что побывали.
   – Постараюсь, – пообещал Уоррен. – Я не слишком уютно ощущаю себя перед камерой.
   – Никогда бы не подумал! Вы выглядите на экране раскованным и, что самое главное, совершенно искренним. Именно этого и ждет зритель: ему хочется верить человеку на экране.
   – Значит, моя искренность заслуживает доверия? – Уоррен тряхнул русой головой. – Жаль, что другие воспринимают меня иначе.
   – Вы имеете в виду Шадоу? – догадался Ник. – У вас что, несовместимые знаки?
   – Если бы только это... – тихо отозвался Уоррен.
   Ник пожалел, что допустил бестактность. Ему нравился Уоррен, но они были едва знакомы. Личная жизнь Уоррена совершенно его не касалась. Сам Ник, безусловно, не захотел бы, чтобы брат Джанны выпытывал подробности его собственной личной жизни.
   – Много лет назад я собирался жениться на Шадоу, но мой отец твердил, что это недопустимый мезальянс. Я был молод и подвержен влияниям. Я послушался его, но чем дальше, тем больше сожалею об этом.
   – Шадоу вас не забыла.
   – Шадоу всегда проявляла понимание. Она с самого начала твердила, что карты против нас, и ни в чем не обвиняла меня лично.
   – Прекрасно, – не удержался Ник, – вот вам и отпущение грехов.
   – Я никогда не искал себе оправданий и не винил отца. Я не умел пойти против его воли. В случившемся, конечно, виноват я сам.
   Несчастное лицо Уоррена и его горький тон вызвали у Ника сочувствие. Брат Джанны был ему по-настоящему симпатичен. Узнав, что Уоррен носит графский титул, Ник подумал было, что он увлечен в основном псовой охотой, однако Уоррен оказался интересным человеком с чувством ответственности, причем по отношению не только к семье, но и ко всей стране.
   – Шадоу убеждена, что нам не судьба быть вместе. Она верит, что мы уже были вместе в разных прошлых жизнях, однако я всегда отдавал предпочтение политике, разлучавшей нас.
   – Какая чушь! – Ник тут же пожалел о своей пренебрежительной реакции. Уоррен был с ним совершенно искренен. – Одно дело, что Шадоу сопутствует успех в бизнесе: она человек с воображением. Другое – жизнь в прошлом. Ведь это несерьезно, вы не считаете?
   – Когда-то считал, – признался Уоррен, – но теперь у меня появились сомнения. Однажды Шадоу совершила под гипнозом путешествие в прошлое, в Древнюю Грецию, где она была моей рабыней...
   – Вашей рабыней? – Любопытная картинка: Ник представил себе эпизод из низкопробного видеофильма.
   – Мы потратили немало времени, чтобы во всем разобраться, потому что загипнотизированная Шадоу говорила на каком-то из диалектов древнегреческого. Ее речи сумел перевести только оксфордский профессор.
   – Неужели? – Для этого у Ника уже не было логического объяснения. Его вдруг охватило странное чувство – точно такое же посетило его, когда он увидел рисунок.
   – Шадоу страдала: я уступил ее другому мужчине в обмен на политический пост.
   – Вы что, присутствовали при сеансе гипноза?
   – Нет, я знаю все от профессора Олгесби, занимавшегося переводом во время сеанса. Видимо, в той жизни я был эмоционально незрел.
   – А была еще и другая? – Господи, наступит ли этому конец?
   – Мы были вместе и в средние века.
   Ник пожалел, что плохо разбирается в этом периоде истории. Он помнил, что один его знакомый называл те времена «тысячелетием без ванны».
   – Рассказывайте, рассказывайте... – сказал Ник. – Как это было?
   – Я любил Шадоу, но женился на другой, чтобы добиться благосклонности короля и места при дворе.
   Ник уже жалел, что завел разговор о Шадоу. При всем своем уме она очень уж своеобразная особа. Если она действительно верит во все это, Уоррену можно только посочувствовать.
   – А потом, во время Французской революции...
   – Вы и там успели отметиться? – Ник часто дразнил Джанну по этому поводу и, честное слово, не мог относиться к подобным бредням серьезно.
   – Шадоу уверена, что я был Робеспьером.
   – Владыкой террора? – Ник знал о Французской революции крайне мало – только то, чему его научили в кратком историческом курсе в колледже, – но зловещий Робеспьер ему запомнился. Между ним и Уорреном не было ничего общего. Если верить Шадоу, то Уоррен – простите, Робеспьер – виновен не только в смерти Шадоу, но и в гибели Джанны и Ника. Наверное, поблизости ошивается и старушка Мария-Антуанетта. Ник с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Если Мария-Антуанетта вернулась, то наверняка в обличье Одри.
   – На месте Шадоу я бы держался от вас подальше, – рискнул пошутить Ник.
   – Она считает, что от жизни к жизни люди меняются. – Уоррен относился к этому разговору серьезно. – Она не боится, что я ее убью, просто опасается, что брошу.
   – Есть ли способ ее переубедить? – спросил Ник.
   – Остается надеяться, что она вытянет при гадании десятку «чаш». Она уверена, что все в мире меняется, а карты – отражение этих изменений. Десятка «чаш» означает счастливую семейную жизнь.

* * *

   Джанна извинилась и пошла переодеваться, держа пакет с бельем в одной руке и свернутый в трубку рисунок в другой. Ромми гонял Милли и Такси по холлу. Его мордочка была вся в крошках – видимо, он вволю полакомился печеньем, которое всегда держала у изголовья Одри.
   Комнаты тети Пиф располагались в соседнем крыле. Джанна замедлила шаг. Рисунок беспокоил ее по-прежнему. Джанна откладывала разговор о Йене с тетей Пиф, так как не умела врать. Тетя наверняка почует неладное, и Джанне придется открыть ей, что Йена не было на затонувшем «Нельсоне». Однако любопытство взяло верх, и она постучала в двойную дубовую дверь. Тетя Пиф была начеку.
   – Мне нравится твой новый купальник, – сказала она с улыбкой, – но не пора ли тебе одеться к ужину?
   – Я просто хочу задать тебе один вопрос. Каким был Йен Макшейн внешне?
   Тетя Пиф жестом пригласила Джанну войти и ответила:
   – Голубоглазый брюнет, более шести футов роста. А что?
   – Просто так. – Джанна отвела глаза. Видимо, сходство между этим описанием Йена и Ником – простое совпадение. – Он не был похож на Ника?
   Тетя Пиф посмотрела в окно, из которого были видны все те же странно расположенные качели в саду.
   – Был.
   – Чуть-чуть?
   Пифани неуверенно кивнула. Джанна не поверила ей.
   – Или больше, чем чуть-чуть?
   Тетя Пиф отвернулась от окна.
   – Я видела его двадцатишестилетним. Ник на одиннадцать лет старше.
   – Да, конечно, – сказала Джанна, отчаянно подыскивая разумное объяснение, – Ник старше Йена, погибшего двадцатишестилетним, но если не брать во внимание разницу в возрасте, то они похожи?
   – Они двойники, – наконец призналась Пифани.
   Джанна в ошеломлении уставилась на тетю. Вот теперь все встало на свои места, но истина оказалась совершенно головокружительной. Двойники? Значит, Лорел Хогел вовсе не ошиблась. Джанна заглянула в тетины светлые серо-зеленые глаза, понимая, что Лорел не ошиблась и в другом: Йен Макшейн действительно пал жертвой убийства.
   Тетя Пиф обняла Джанну.
   – Я не говорила тебе об этом, потому что боялась, что ты сочтешь меня старой дурой за мою привязанность к Нику.
   – Никогда в жизни! Приняв у тебя дела, я обнаружила, что создать собственный бизнес очень трудно. Ума не приложу, как это тебе удалось. Для этого надо быть сильной женщиной весьма трезвого ума.
   – В этом было все содержание моей жизни. – Она показала рукой на окно. – Но мне не чужда сентиментальность. Я назвала эту усадьбу «Соколиным логовом» в честь Йена. Качели стоят таким образом, чтобы было видно место в море, где пошел ко дну «Нельсон». У меня такое чувство, что я не расставалась с Йеном – ведь я знаю, что он лежит там. Иногда – все-таки я, наверное, старая дура – я даже беседую с ним.
   Джанна зажмурилась, призывая себя к спокойствию. Ее переполняла любовь к Пифани и решимость разобраться в судьбе Йена. Она медленно развернула рисунок.
   – Боже! – На глаза Пифани навернулись слезы. – Это Йен в форме летчика бомбардировочной авиации, которую он всегда носил. Вот это, – она указала на заплату на левом плече, – дыра от упавшей с разбомбленного здания горящей щепки. Я сама зашивала. Откуда у тебя этот рисунок?
   – От художницы-медиума. – Джанна произнесла это скороговоркой, не желая открывать, что еще она узнала от Лорел. – Я была поражена тем, насколько это похоже на Ника. Я решила, что она ошиблась. Как ты объясняешь их сходство?
   – Никак. Познакомившись с Ником, я наняла частного детектива, который навел подробные справки о его родословной. Оказалось, что никто из его родни не происходит из Шотландии. – Она не спускала глаз с портрета.
   – Но должно же существовать какое-то объяснение...
   Выражение глаз тети Пиф лучше всяких слов передавало ее нежные чувства.
   – Некоторые вещи объяснить невозможно. Немного помолчав, Пифани вдруг начала рассказывать:
   – Во время войны, примерно месяц спустя после падения Тобрука, мне дали сразу два выходных, и я помчалась к друзьям в Мосту, думая, что там можно отдохнуть от нацистских бомбежек. В воскресенье мы пошли в церковь Святой Девы Марии. В самый разгар службы завыли сирены. Мы остались в церкви, решив, что немцы летят кружным путем, чтобы не нарваться на огонь зениток, и разгрузятся, как всегда, над Валлеттой. Однако их целью на этот раз стала Моста. Мы поняли это слишком поздно – когда бомба угодила прямо в церковь: она пробила древнюю крышу и упала на алтарь.
   – Вы все, наверное, залезли под скамьи?
   – Нет, я смотрела в лицо смерти и ждала, когда произойдет взрыв. Этого так и не случилось, хотя бомба была в полном порядке. Большинство приняло это за чудо, а я – за знак свыше: господь на нашей стороне, врагу не видать победы. Мальты ему не взять.
   – Так и получилось.
   – Да. Впереди нас ждало еще немало черных дней, но меня не покидала вера. Так же крепко я верю теперь в Ника Дженсена. Некоторые вещи невозможно объяснить: ну, почему он так похож на Йена? Мне хочется верить, что его послал мне бог – вместо сына.
   Сын? Сначала Джанна подумала, что ослышалась, но потом поняла, что это вполне естественно. Тетя всегда хотела иметь детей, однако вынуждена была довольствоваться племянниками. Сходство между Ником и Йеном объясняло ее непостижимую ранее симпатию и безграничное доверие к Нику Дженсену.
   – Думаю, он послан не только мне, но и тебе.
   – Мне?! – Джанна разинула рот. Неужели тетя знает об их отношениях? Вполне возможно, при ее-то наблюдательности!
   – Между твоей и моей жизнью много параллелей. Ты очень напоминаешь меня в молодости.

* * *

   Когда Джанна поспела к столу, было уже подано заливное – Ник к нему не прикоснулся. Ужинающие обсуждали будущий собачий магазинчик Одри на Бошам-плейс. Ник так и сыпал предложениями: диетические блюда для собак, мятные конфеты для свежести дыхания в форме косточек, резиновые сапожки на случай дождя, безалкогольный напиток для четвероногих.
   Увидев бодрую улыбку тети Пиф, Джанна тоже улыбнулась. Покинув тетины апартаменты, она пережила сложные чувства. Тетя Пиф оказалась сентиментальнее, чем она думала. Ее сердце было пленено одной неугасимой любовью и полно решимости не дать затухнуть памяти Йена.
   Джанне не хотелось приносить в жизнь горячо любимой тети, всегда служившей для нее примером, новое горе, однако она знала, что то, что связывает ее и Ника, не может сравниться с тем, что познали Пифани и Йен. Ник дождется перевода и исчезнет. Одной мысли об отъезде Ника оказалось достаточно, чтобы ее пронзила острая боль, не дававшая сосредоточиться. Ничего, надо учиться смотреть правде в глаза: он скоро уедет.
   Но даже если бы он и остался, даже если бы их отношения вышли из стадии голой физиологии, он не перестал бы любить покойную жену. Он не говорил этого напрямую, но Джанна поняла это без лишних слов. Фотография Аманды Джейн стояла у него на комоде. Всякий раз, когда Джанна и Ник занимались любовью, это происходило на глазах у его жены. Безмолвное напоминание об истинной любви!
   Она позволила Кларе забрать у нее тарелку с недоеденным томатным желе, продолжая размышлять о Нике. Не вздумай в него влюбиться! Не заразись романтическими фантазиями тети Пиф!
   Ей наконец удалось сосредоточиться на собственных проблемах. Коллис... Она слишком долго оттягивала неизбежное выяснение отношений. Она все еще ожидала, что он явится выманивать у нее прощение, однако он ограничивался различными подарками, держась на расстоянии. Пытается откупиться от неприятностей – как это на него похоже! Она выругала себя за то, что не догадалась об истине гораздо раньше. Как ее угораздило принять отношения с Коллисом за любовь?
   – Держу пари, Джанна знает, как назвать фигурку собаки, которую вы собираетесь укрепить на двери магазина, – заверил Ник Одри, чем отвлек Джанну от ее мыслей.
   – Фидо, – машинально откликнулась Джанна. – «Fidus» по-латыни значит «верный».
   – Отлично, – сказала Одри. – Верный друг человека – совсем как Ромми.
   С точки зрения Джанны, Ромми как раз не отличался особенной верностью. Переодеваясь, она слышала его ворчание: он пытался проникнуть к Нику, и только появление Такси и Милли отвлекло его. Подобно Такси, Фон Роммель был от Ника без ума.
   За столом мирно переговаривались и лакомились «лампукой». Джанна не сомневалась, что Нику не понравится эта мальтийская рыба, но она ошиблась: он подмигнул ей и полностью очистил тарелку.
   Джанна наблюдала за тетей Пиф, которая внимательно слушала Ника, утверждавшего, что «От-Дог» – отличное название для магазина: оно запоминается и говорит о нацеленности на состоятельного покупателя. Значение названия нельзя недооценивать. Например, «Империал-Кола» явилась на китайский рынок с фонетическим эквивалентом своего громкого для европейского уха названия, не зная, что по-китайски «им пер ал» значит «ешь мягкого пескаря»; пришлось срочно что-то придумывать...
   Тетя Пиф встретила рассказ веселым смехом. Джанна дала себе слово, что обязательно доберется до истинной причины смерти Йена. Ей не удастся доставить тете удовольствие, задержав Ника на Мальте, но она хотя бы раскроет тайну Йена. Она наметила разузнать у Ника о результатах его общения с властями Бардии, а дальше действовать самостоятельно.
   После ужина Джанна села за письменный стол, чтобы изучить компьютерный график дежурства гостиничного персонала. Такси грыз у ее ног косточку. Ей было любопытно, как идут дела у Ника и Уоррена, занимающихся в гостевом домике сценарием рекламного ролика. Она убедила себя, что им не обойтись без ее помощи, хотя на самом деле это был всего лишь предлог, чтобы увидеться с Ником. Приоткрыв дверь, она обнаружила, что Ник собственной персоной поднимается по лестнице. О том, чтобы пустить его к себе, не могло быть и речи – ведь рядом располагались Одри и Эллис.
   Она шмыгнула обратно, не зная, что предпринять, но радуясь, что он стремится к ней так же настойчиво, как она к нему. По прошествии нескольких секунд, которых ему за глаза хватило бы, чтобы добраться до ее комнаты, она снова приоткрыла дверь и не поверила своим глазам: Ник исчез в комнате Шадоу.
   – Минутку, – сказала Шадоу и поманила Ника в спальню. – Я читаю Хло перед сном.
   Ник остался стоять у двери и покорно дослушал сказку. Шадоу поцеловала дочь, пожелала ей доброй ночи и вернулась в гостиную. Ник сел напротив нее, спрашивая себя, зачем он делает то, что клялся никогда не делать, – лезет в чужие дела.
   – Вы пришли, чтобы попросить меня погадать вам?
   – Нет, чтобы поговорить с вами об Уоррене.
   Шадоу взяла с кофейного столика колоду карт и сказала:
   – Тут не о чем говорить. Мы с ним друзья – и только.
   Шадоу чем-то напоминала Нику его мать, видимо, таким же отсутствующим взглядом. А иногда она, наоборот, казалась ему полной противоположностью его матери: упорной, полной творческих замыслов. Если копнуть глубже, то Шадоу, вернее всего, была похожа на самого Ника. Задав соответствующий вопрос Уоррену, он услышал в ответ, что у Шадоу было несчастливое детство. Она страдала от одиночества, и рядом с ней не оказалось людей, подобных Прескоттам, которые спасли бы ее, окружив любовью.
   – Пятнадцать лет тому назад мы пытались стать не только друзьями, но из этого ничего не вышло, – прервала Шадоу его размышления.
   Ник не столько услышал, сколько почувствовал боль, оставшуюся у нее в душе.
   – Ничто не говорит о том, что с тех пор что-либо изменилось.
   Разговор с Уорреном убедил Ника, что рациональные аргументы не возымеют на Шадоу никакого действия. Из спальни раздался плач Хло. Шадоу отложила карты и сказала:
   – Простите, но у няни выходной.
   Ник взял колоду и стаи рассеянно тасовать ее, пока Шадоу успокаивала дочь. В гадании он был полным профаном. Когда Шадоу вернулась, он со всей возможной убедительностью сказал:
   – Знаете, моя прапрапрапрабабка – не ошибся ли он с поколениями? – была ведьмой.
   – Неужели? – Шадоу отнеслась к его заявлению скептически. Она вовсе не была помешанной, а очень и очень умной женщиной. Нику требовался особый такт и все его везение, чтобы добиться успеха.
   – Да, – подтвердил он с обезоруживающей искренностью. – Ее повесили в Салеме.
   Он мало знал о родословной отца, зато мать часто вспоминала эту семейную легенду, используя ее, чтобы напугать Ника и Коди и призвать их этим к послушанию.
   – Какое горе для семьи! – с сочувствием произнесла Шадоу.
   Ник уныло кивнул. Он вполне мог претендовать на приз за актерское мастерство. У него имелись сильные сомнения в том, что его дед и бабка гордились имеющейся в их роду ведьмой.
   – Давайте я вам погадаю, – предложил он, указывая на колоду. – Возьмите карту.
   – Одну?
   Конечно, при гадании одной картой не обойтись; надо было подробнее расспросить о разных методах Уоррена. Ник добродушно улыбнулся, зная, что за такую улыбку ему легко предоставили бы в кино роль сеятеля добра, предпочтительно проповедника.
   – Так гадали в нашей семье с самого Салема.
   Она не до конца поверила ему, но все же вытащила из колоды карту и не глядя сунула ее Нику. Он произвел с картами незаметную манипуляцию – не такую стремительную, как когда-то при играх с дружками на складе, но все же успешную. На стол полетела карта, которую она якобы выбрала, – десятка «чаш».
   – Глядите, похоже, что вам светят счастливые отношения.
   Шадоу не поверила своим глазам.
   – Я никогда не вынимала этой карты.
   – Возможно, теперь в вашей жизни наступили перемены.
   – Не исключено, – согласилась Шадоу. – Карты показывают судьбу в ее развитии. Все может измениться. – Ее глаза подозрительно сузились, карта вызывала у нее все больше недоверия. – Для большей убедительности надо бы погадать по полной программе, по-цыгански. – Она вопросительно взглянула на Ника.
   – Чего ради? – Он подался вперед, глядя на нее в упор. – Вы хотите воспользоваться этим шансом или нет?
   – Хочу.
   – Уоррен сейчас в гостевом доме. Почему бы вам не пойти и не поговорить с ним?
   – Я не могу бросить Хло. Если она проснется, а меня не окажется рядом...
   – Я побуду с ней. Я позову вас, если понадобится.
   – Обещаете не бросать ее одну? Она страшно испугается.
   – Я никуда не уйду, обещаю.
   Шадоу взяла колоду.
   – Теперь моя очередь. Перед моим уходом вы должны вытянуть одну карту.

* * *

   Джанна с удовольствием разглядывала себя в высоком зеркале, натянув черную шелковую рубашку, оказавшуюся в пакете среди прочего белья из магазинчика Шадоу.
   – Я неплохо выгляжу, да, Такси? Но этого, разумеется, недостаточно, чтобы Ник Дженсен проявлял постоянство.
   Услышав заветное имя, Такси отчаянно завилял хвостом. Джанна сняла рубашку и бросила ее на кровать.
   – К чему иллюзии? Ник ничем не отличается от Коллиса.
   Шадоу, несомненно, отправила его восвояси. Твердо решив забыть Ника, Джанна стала рыться в пакете, поражаясь изобретательности Шадоу: здесь были трусики с разрезом на интересном месте, трусики с меховой оторочкой. Распаковав несколько свертков, Джанна громко засмеялась, на время забыв об обиде, нанесенной ей Ником.
   Ей приглянулся шелковый лифчик цвета спелой малины. Эта вещица имела более консервативный покрой, чем остальные предметы из пакета, больше соответствовала ее стилю. Дорогой шелк приятно холодил кожу. Вот и подходящие по тону трусики, ткань, кажется, бумажная.
   Джанна вертелась перед зеркалом, радуясь, что ее ноги благодаря покрою купальных трусиков кажутся длиннее, чем в действительности.
   – Ну тебя к черту, Ник Дженсен, – сказала она, обращаясь к своему отражению. – Больно ты мне нужен!
   Она вернулась к кровати и присела, собираясь снять слишком экстравагантное, на ее взгляд, эротическое белье и вернуться к работе. Внезапно в дверь негромко постучали. Решив, что это Клара, Джанна поспешно накинула поверх белья старый халат и открыла дверь.
   В дверях стоял Ник с озорным выражением на лице, памятным ей по тому вечеру, когда он заставил ее обжечься своим чили.
   Она не улыбнулась ему в ответ, а, наоборот, нахмурилась. Как она и предполагала, Шадоу дала ему от ворот поворот. Неужели он думает, что Джанна смирится с ролью рака на безрыбье? Такси носился вокруг, виляя хвостом.
   – Ты умеешь менять пеленки? – спросил Ник.
   – Конечно, ведь я помогала Ша...
   Ник схватил ее за руку.
   – Тогда пошли. Хло лежит мокрая.
   – А где Шадоу?
   – С твоим братом. Я приглядываю за ребенком.
   – Кроме шуток? – Она облегченно вздохнула: значит, он не польстился на Шадоу. – Как тебе это удалось?
   – Это не я, а карты.
   Джанна бросилась в комнату Шадоу, сопровождаемая Такси и Ником. Хло крепко спала в колыбели. Ее пеленки оказались совершенно сухими.
   – Ее не надо переодевать, – сообщила Джанна шепотом Нику, вернувшись на цыпочках в гостиную.
   Достаточно было одного взгляда на его физиономию, чтобы понять, что это для него не новость. Опять он ее провел!
   – Ник, мы ведь договорились...
   – Никто ничего не узнает. – Он подошел ближе. Ей был хорошо знаком этот его «постельный» взгляд.
   – Одри находится прямо над нами. Доктор Осгуд дает ей снотворное, но иногда она все равно не может заснуть.