Страница:
Отучившись в школе, техасец несколько лет тянул лямку на складе «Империал-Кола». Загадочным был его внезапный уход со склада и поступление в колледж. Несомненно, здесь сказалось влияние жены. Парень избрал верную тактику. Потом он связался с Майком Ноланом – снова мудрый шаг. В настоящее время Нолан служил в штаб-квартире корпорации и вел дело к переводу Ника в Атланту.
Теперь Тони знал, как поступить с Ником Дженсеном. Он нажал кнопку, давая секретарю сигнал пригласить техасца. Он заранее послал за ним и нарочно заставил ждать. Ник Дженсен появился перед Тони с улыбочкой на лице, словно часовое ожидание нисколько не сказалось на его настроении. Тони оглядел его с ног до головы: темные волосы, широкие плечи, элегантный костюм-тройка. В душу Тони закралось недоброе предчувствие. Такое же неприятное чувство посетило его при виде Дженсена у себя на приеме. Тони встал и протянул руку.
– Энтони Бредфорд. – Он намеренно не извинился за задержку. – Зовите меня Тони.
Ник Дженсен представился и ретиво потряс руку Тони. Широкая улыбка свидетельствовала, что он слишком глуп, чтобы понять, что его унижают. Тони заглянул в голубые глаза Ника и снова ощутил страх. Это лицо...
Он указал на кресло перед письменным столом и уселся в свое, кожаное. Чем больше он изучал Ника, тем сильнее становилась его тревога. На приеме в замке было темно; там Тони мог ошибиться. Теперь, наблюдая посетителя вблизи, он понял, что первое впечатление его не обмануло. Впервые за многие годы Тони усомнился в своей проницательности: не иначе, он что-то упустил в донесении.
Он поерзал в кресле, чувствуя, как вспотел его затылок. От беспечной улыбки Дженсена у Тони леденела в жилах кровь. Напомнив себе, что прозвище Большой Тони дано ему вовсе не за рост, а за решительность, он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Ник Дженсен был всего лишь недалеким техасцем, с которым он, Тони, расправится в два счета.
– Мой сын предложил щедро расплатиться с вами за вашу долю акций в корпорации «Голубой грот». Когда состоится сделка?
– Я не заинтересован в продаже акций.
Что за заносчивый щенок! Как он смеет отказывать ему!
– «Бредфорд Боттлинг» и «Империал-Кола» успешно сотрудничают. Не думаю, что вы поспособствуете своей карьере, начав создавать проблемы для компании.
Он помолчал, ожидая реакции, но Дженсен ничего не ответил, продолжая по-дурацки улыбаться. Тони нахмурился, прибегая к своей обычной тактике запугивания.
– Давайте начистоту, Дженсен. Мне известно, что «Империал» требует от своих Сотрудников врастать в местное общество. Компания выступает как наш партнер, а не инородное тело. Если я стану отзываться о вас как о невозможном американце, с которым затруднительно сотрудничать, на вашей карьере будет поставлен крест. Марк Нолан уже не сможет перетащить вас в штаб-квартиру корпорации вопреки интересам более опытных работников.
Дженсен по-прежнему улыбался. Видимо, этот техасец был клиническим идиотом.
– Проявите благоразумие и примите мое предложение, иначе...
– Напрасно вы мне угрожаете. – Дженсен сполз в кресле, скрестив длинные ноги. – Иначе я представлю доказательства участия вашего сына в убийстве Трейвиса Прескотта.
– Керт? Что вы несете?
– Керт и Ронда. Им известно о его смерти гораздо больше, чем они говорят, и я могу это доказать.
Ронда? Никудышная стерва! Уже который год волочится за Кертом, добиваясь признания недействительным своего брака с каким-то старикашкой. Тони догадывался, что Дженсен блефует, но полной уверенности у него не было. Он знал, что его сын – подлец и лгун.
Ник встал и пошел к двери.
– О моей карьере не беспокойтесь. Если я не получу повышения, то с радостью останусь здесь, чтобы помогать Джанне управлять отелями.
Тони уставился на закрывшуюся за посетителем дверь. Потом он нажал кнопку и крикнул секретарю, чтобы послали за Кертом. Сын вырос перед отцом спустя несколько минут.
– Ты замешан в смерти Трейвиса Прескотта?
– Нет, конечно. А что?
Либо Керт говорил правду, либо он достиг новых высот в искусстве лжи. Пока Тони не знал, к какому ответу склониться.
– Дженсен утверждает, что может доказать твою причастность.
– Пусть попробует.
Тони смерил сына взглядом. Обычно ему удавалось запугать его, но сейчас Керт выглядел необычайно самоуверенным. Между отцом и сыном не существовало близости, и Тони не горевал об этом. Всю свою жизнь он трудился, чтобы создать империю. Долг Керта – от которого он слишком долго уклонялся – состоял в том, чтобы выгодно жениться и дать жизнь наследнику. Тони жаждал твердых гарантий, что его имя надолго переживет его самого.
Основатель династии!
– Дженсен утверждает, – Тони пристально следил за реакций Керта на его слова, – что в убийстве замешана и Ронда Сиббет.
Керт пожал плечами.
– Мне об этом неизвестно. Я и не видел ее с того приема.
Он подошел к застекленной двери, через которую было видно все «Соколиное логово», и взглянул на окно Джанны, хотя давал себе слово не думать о ней, В окне горел свет: значит, она вернулась и будет работать у себя добрую половину ночи.
Он знал, что она пытается разобраться со всеми мелочами до открытия «Голубого грота». Джанна взяла на себя подготовку персонала, чтобы этот отель, превосходящий по размеру остальные отели Пифани, не отставал от них по качеству обслуживания.
За неделю, прошедшую после возвращения Джанны из Лондона, Ник видел ее дважды. Оба раза она махала ему рукой из окна автомобиля. Он понимал, что обидел ее, не пригласив в Лайм-Реджис. Но, вспоминая тот день, он только укреплялся в мысли, что никак не мог взять ее с собой.
Тогда ноги сами привели его на широкий мол, известный в Лайм-Реджис как Кобб. Там не было ни души; чайки парили над волнами, перекликаясь друг с другом. Он беззвучно присоединил свой голос к их крикам: «Аманда Джейн! Аманда Джейн!» Ответа не было. Волны продолжали ритмично набегать на берег, без умолку гомонили птицы.
Он присел на каменный мол и устремил взгляд на гавань, бывшую в свое время раем для контрабандистов. Море легонько колыхало рыбацкие баркасы, похожие на уток, нежащихся на солнце. Зрелище ничуть не напоминало картину из фильма «Женщина французского лейтенанта», который он смотрел вместе с Амандой Джейн. Сцена, где Мэрил Стрип, готовая совершить самоубийство, бежала к краю мола, борясь с ветром, грозящим сорвать с нее плащ, всегда вызывала у Аманды Джейн слезы.
Ник купил ей кассету с фильмом, и она просмотрела ее бесчисленное количество раз. Он дал ей слово, что отвезет ее в Лайм-Реджис, когда заработает денег на поездку. Даже когда у Аманды Джейн обнаружили рак, она не расставалась с надеждой, что когда-нибудь побывает в этой деревне.
«Тебе бы понравилось, – прошептал он, оглядываясь на необычного вида порт, приютившийся между известковых утесов, которым деревня и была обязана своим названием – Королевская известь. – Говорят, Джон Фаулз по-прежнему живет здесь».
Ответа от Аманды Джейн не было. Он понял, что она все больше удаляется от него. Ник и не заметил, когда она начала ускользать. Возможно, началом стало зрелище ее могилы между могил матери и брата, возможно – его возвращение в дом, где они когда-то были счастливы. Этому могла быть дюжина причин, но главная перемена в его жизни произошла, когда он оказался на Мальте. Он ступил на землю людей, полных жизни, и оказался в самой гуще их проблем.
Однако Ник по-прежнему ощущал вину. Стоило ему получить хоть малейшее удовольствие от жизни – и перед его глазами возникал образ Аманды Джейн. Ник не переставал перебирать в памяти все, что она делала для него, все, чего так и не увидела, в том числе Лайм-Реджис. Он, конечно, постепенно возвращался к жизни, проявлял к ней интерес, что было невозможно несколько месяцев тому назад, но, радуясь, всякий раз еще чувствовал себя виноватым.
Он не знал, сколько времени просидел так, уставясь на воду незрячими глазами. Поднявшись, он обнаружил, что начался отлив. Лодки лежали на обнажившемся дне, накренясь, как пьяные моряки. Чудесная гавань превратилась в болото, безмолвно ждущее возвращения моря.
Ник заставил себя вернуться в настоящее, простившись с Лайм-Реджис. Он пошел в спальню за плавками. Желая забыться, он активно занялся плаванием, зная, что физическое напряжение отвлечет его от проблем и успокоит, насколько это возможно.
Он подошел к бассейну, овеваемый теплым ночным ветерком, предвещавшим лето с его жарой. Запах свежескошенной травы навевал воспоминания о детстве, когда он косил с утра по воскресеньям лужайку перед домом – сорняки, выдаваемые за газон. Назвать двором здешний газон ни у кого не поворачивался язык: он простирался больше чем на два акра, а то и на три, если считать площадку сбоку. Трава росла до самого обрыва, откуда открывался вид на бухту Святого Юлиана и где стояли качели. Ник бросил полотенце на шезлонг и нырнул в бассейн в глубоком месте, сразу достигнув дна.
Проплыв половину дорожки и заметив движение в окне Джанны, он выбрался из воды. Всякий раз, когда он плавал в бассейне, она наблюдала за ним, но никогда не спускалась, чтобы поболтать.
– Эй, Коротышка! – позвал он. – Спускайся!
Джанна вышла на балкон.
– У меня дела...
– Сделай перерыв и поплавай.
Поколебавшись, она ответила:
– Хорошо.
Ник отошел к качелям на двоих, обращенным к морю. Сиденья скрипнули, и он решил, что надо бы смазать петли до возвращения Пифани. Она собиралась быть здесь на следующей неделе.
Он глядел на море – сотни миль водного пространства. Картина напоминала ему Техас – бесконечные прерии, начинающиеся у самого крыльца. Обычно этот вид действовал на него успокаивающе, но сегодня произошло наоборот: бескрайний простор вселил в него чувство одиночества.
Он обернулся, надеясь найти утешение в зрелище земной тверди. Валлетта казалась отсюда средневековой крепостью, гордо вырисовывающейся на фоне ночного неба, залитого лунным светом. По безмятежной глади закрытой бухты скользили лодки под парусами. Свисающие с лодочных носов фонари напоминали Нику светлячков.
– Привет. – Рядом стояла Джанна в белом бикини.
Полотенце, которое она прижимала к груди, прикрывало торс, но не стройные ноги. Он подвинулся, освобождая ей местечко на качелях. Она села, стараясь, чтобы их тела не соприкоснулись. Сиденье качнулось, но Ник уперся ногой в землю и остановил движение. Ему были видны сверху стиснутые лифчиком груди Джанны – безумно сексуальное зрелище. Для того чтобы красоваться на развороте «Плейбоя», они были, пожалуй, маловаты, зато всему ее облику была присуща чувственность, на которую он никак не мог не прореагировать.
– Как прошел визит к художнице-медиуму? Она снабдила тебя портретом?
– Нет, она не смогла мне помочь...
Ничего другого Ник и не ожидал, однако предпочел смолчать, чтобы не огорчать Джанну еще больше. Он стал легонько раскачиваться.
– Джерри выяснил, что Ралф Эванс умер в прошлом году. Теперь не узнать, не забыл ли он каких-нибудь слов, сказанных Йеном перед уходом на встречу с летчиком, с которой он не вернулся.
– Я связался с властями в Бардии, – доложил Ник. – Они проверяют имеющиеся в их распоряжении списки неопознанных тел, преданных земле в дни исчезновения Макшейна.
Джанна улыбнулась ему. Это была ее первая предназначенная ему искренняя улыбка за все время их знакомства.
– Как я тебе благодарна!
– Подожди радоваться. Из ливийцев нелегко что-либо вытянуть. Поскольку ни у американцев, ни у брианцев нет дипломатических отношений с режимом Каддафи, я действовал через мальтийское посольство.
– Разумно. После того как мальтийцы предупредили Каддафи о том, что американские бомбардировщики взяли курс на Ливию, он стал другом Мальты.
– Очень жаль, что мы не попали в самого Каддафи. К власти пришло бы более расположенное к нам правительство, и мы имели бы возможность сами туда поехать и попробовать что-то выяснить.
– Мне все равно, разрешает ли британское правительство ездить в Ливию. Если они найдут что-то интересное, я помчусь туда, никого не спрашивая.
Он взялся рукой за спинку качелей, раскачиваясь более ритмично. Он знал, какая Джанна упрямица.
– Не вздумай отправиться в Ливию без меня.
Она не ответила, а сосредоточила взгляд на море. Большая Медведица объединила усилия с сияющим в небе полумесяцем, и теперь залив покрылся не только рябью, но и платиновым отблеском. Они молча раскачивались, любуясь отражением звезд на воде и вслушиваясь в шорох пальмовых листьев и в негромкий шум волн, набегающих на берег далеко внизу.
Ник засмотрелся на ее профиль.
– Почему ты не сказала мне, что подала на развод?
– А откуда ты это знаешь?
– От Клары. Но ты не сердись на нее – она думала, что я в курсе. – Правильнее было бы сказать, что Ник вытянул из Клары правду.
– Я не хотела огорчать мать, поэтому держала свое решение в тайне. Хватит с нее смерти отца. Я хочу дать ей время привыкнуть к вдовству, а уж потом сообщить о своем разводе.
Одри Атертон показалась Нику вполне счастливой женщиной. Но кто он, чтобы ее судить? Он виделся с ней всего один раз. Однако он мог поручиться, что смерть отца наложила на Джанну более сильный отпечаток, чем на ее мать.
– Я понимаю, что у тебя на душе, – сказал он, отвечая на ее вопросительный взгляд. – У меня умерла жена от рака. Мне тоже было нелегко... – Он повел плечами, немного жалея, что затеял этот разговор, терзающий душу. – Я хочу сказать, что развод в некотором смысле подобен смерти близкого человека: нужно время, чтобы к нему привыкнуть. – Он попробовал улыбнуться. – Так говорят специалисты.
Она кивнула. Он не был готов увидеть ту боль, которой наполнились ее глаза. Не зная, что сказать, Ник снял руку со спинки качелей и дотронулся до ее плеча. В его намерения входил всего лишь ободряющий жест, но получилось иначе: он привлек ее к себе, прикоснувшись бедром к ее бедру. Ее кожа оказалась необыкновенно нежной и теплой. Она посмотрела на него; в ее глазах отражалось лунное серебро.
Не в силах справиться с соблазном, Ник припал губами к ее рту. Она сразу разжала губы. Сначала его поцелуй был нежен, он просто наслаждался. Джанна первая пустила в ход язык. От этого по его телу побежали судороги вожделения. Он крепче стиснул ее в объятиях. Джанна твердила про себя: «Встань и беги!» Но какая-то сила заставляла ее прижиматься к Нику все теснее и теснее. Страстно целуя его, она запустила пальцы в густые влажные волосы у него на затылке, одновременно наслаждаясь прикосновением к налитым мышцам его груди.
«Вот это да!» – пронеслось в голове у Ника. Ее поведение памятной ночью в Мдине он объяснял ее нетрезвым состоянием, то, как она ответила на его поцелуй в машине, – своим собственным пылом. На сей раз сомнения отпали. Ее пальцы неистово бороздили его влажные волосы, вызывая любовный жар.
Джанна целиком отдалась немыслимо желанному поцелую. Одного прикосновения Ника было достаточно, чтобы ее захлестнуло вожделение. Она могла перечислить тысячу причин, по которым ей следовало бежать от него без оглядки. Но она слишком хотела его – о, как она его хотела!
Ник целовал ее, потеряв счет времени; его плоть болезненно напряглась. Тонкая ткань лифчика не мешала ему чувствовать, как набухли ее соски. Он скользнул рукой по ее шее и коснулся груди. Джанна напряглась, но в следующее мгновение сама прижалась упругой полусферой к его сильной ладони. Он отодвинул ткань и провел подушечкой большого пальца по жаждущему ласк соску.
Судя по томительному ощущению внизу живота, Джанна находилась сейчас в свободном падении с высоты в несколько километров. Другой рукой Ник уже шарил по ее спине. Мгновение – и крючок был расстегнут. Как ловко он это проделал! Она хотела было возмутиться, но ее язык оказался пленником его рта. Он снял с нее лифчик и перебросил его через плечо. Она едва расслышала тихий плеск.
Оторвавшись от ее рта, Ник стал медленно опускать голову. Его губы скользнули по ее щеке, шее. Он уже целовал ей грудь. Кончик его языка нежно очертил ее сосок. Она тяжело задышала и вонзила ногти ему в плечи, оставив в них полукруглые отпечатки.
Когда губы Ника сомкнулись на ее соске, сердце Джанны отчаянно затрепетало. Она не смогла удержаться от ответной ласки. Ее рука легла ему на колено и поползла вверх. Дальнейшие действия требовали изменения позы. Внезапно сидение качелей выскользнуло из-под нее. Она ухватилась за Ника, пытаясь удержаться, но было поздно: Джанна шлепнулась в траву, увлекая его за собой.
Ник привстал.
– Не ушиблась?
Она помотала головой, радуясь, что скромница-луна спряталась за облако. Она-то знала, как пылают ее щеки. Что за неуклюжесть!
Ник навис над ней, опираясь на одну руку.
– Знаешь, Коротышка, у меня такое чувство, что оказаться в таком положении нам предписано судьбой.
Его насмешливый тон заставил ее улыбнуться, хотя она продолжала проклинать себя за неуместную неловкость.
– Наверное, ты прав.
– Держу пари, что карты, раскинутые твоей подружкой Шадоу, подтвердили бы это. – Он провел своей теплой ладонью по ее телу от талии до груди. – Теперь я все знаю. Магический кристалл подсказывает, – он раздвинул ей ноги, упираясь прямо в ее лоно восставшей плотью, – что мое место – здесь. – Он поцеловал ее в чувствительное местечко под ухом. – Тут уж ничего не поделаешь. Судьбе надо подчиняться.
Он снова стал целовать ее, еще более страстно, чем раньше, прижимая к прохладной траве.
– То, о чем умолчали карты, мы нашли здесь, на земле.
Ник встал и протянул ей руку. Она кое-как прикрыла грудь, озираясь в поисках лифчика. Деталь туалета плавала на другом конце бассейна. Ник подхватил Джанну на руки, не оставляя ей времени на размышления.
Пока он нес ее в гостевой домик, Джанна твердила себе, что этого не должно было случиться. Они с Ником – деловые партнеры. Секс только осложнит обоим жизнь. Но прежде чем она нашла нужные слова – существует ли вообще вежливый способ высвободить собственное полуголое тело из мужских объятий? – он уже уложил ее в постель.
Сняв плавки, Ник швырнул их в угол. Лунный свет, просочившийся между планками ставен, осветил его силуэт. Сила его эрекции поразила ее и одновременно наполнила сознанием собственного женского могущества. Он хотел ее, пусть это был скорее всего просто приступ похоти.
Она старалась не смотреть на фотографию в серебряной рамке у него на комоде, благо что ее почти не было заметно в темноте. Но все равно ей казалось, что его жена пристально наблюдает за ними.
Ник сунул руку в ящик ночного столика.
– Мне понадобится твоя помощь, Коротышка. – Он подал ей что-то, завернутое в фольгу. – Умеешь надевать спасательный жилет?
Она положила презерватив себе на ладонь, догадываясь, что Ник регулярно спит с женщинами. Иначе он не был бы так хорошо экипирован.
Ник заметил ее колебание. Ей будет нелегко заняться любовью не с мужем, а с другим мужчиной. Для того, чтобы это понять, необязательно было обращаться к магическому кристаллу. Ему был известен единственный способ помочь ей расслабиться – вызвать у нее улыбку.
– Бомбардировщик «Стелс», – сказал он под звуки разворачиваемой ею фольги.
Пока она проделывала необходимые манипуляции, он, уткнувшись лицом ей в шею и наслаждаясь исходящим от нее ароматом цветов, приговаривал:
– Скорее, эта штука чертовски холодная!
От прикосновения ее нежных пальцев его эрекция стала еще сильнее. Он напомнил себе о сдержанности – необходимо доставить ей удовольствие. Безопасный секс, никаких угрызений. Он не мог думать о любви, поэтому нес всякую чушь:
– Может, вспомнишь какие-нибудь любопытные сведения? – насмешливо поинтересовался он.
Наконец она надела на него презерватив и, не удержавшись, несколько раз провела ладонью от головки напряженного члена до основания и обратно – как иначе убедиться, хорошо ли надет презерватив?
– «Спасательный жилет» изобретен английским военным врачом полковником Кондомом. Потом, в 1840 году...
Он заткнул ей рот поцелуем, после чего тут же навалился сверху, целуя ее и раздвигая ей ноги коленом.
– Сейчас ты поймешь, почему эта штука зовется «стелсом».
Он с размаху ворвался в нее. Она задохнулась от этого могучего акта обладания и приподняла таз ему навстречу, полагая, что он немедленно займется удовлетворением своей плоти. Однако этого не произошло. Он уперся вытянутыми руками в кровать, взяв ее голову в тиски, откинул волосы с ее лица, заглянул ей в глаза.
– Обрати внимание, Джанна: я больше не улыбаюсь.
15
Теперь Тони знал, как поступить с Ником Дженсеном. Он нажал кнопку, давая секретарю сигнал пригласить техасца. Он заранее послал за ним и нарочно заставил ждать. Ник Дженсен появился перед Тони с улыбочкой на лице, словно часовое ожидание нисколько не сказалось на его настроении. Тони оглядел его с ног до головы: темные волосы, широкие плечи, элегантный костюм-тройка. В душу Тони закралось недоброе предчувствие. Такое же неприятное чувство посетило его при виде Дженсена у себя на приеме. Тони встал и протянул руку.
– Энтони Бредфорд. – Он намеренно не извинился за задержку. – Зовите меня Тони.
Ник Дженсен представился и ретиво потряс руку Тони. Широкая улыбка свидетельствовала, что он слишком глуп, чтобы понять, что его унижают. Тони заглянул в голубые глаза Ника и снова ощутил страх. Это лицо...
Он указал на кресло перед письменным столом и уселся в свое, кожаное. Чем больше он изучал Ника, тем сильнее становилась его тревога. На приеме в замке было темно; там Тони мог ошибиться. Теперь, наблюдая посетителя вблизи, он понял, что первое впечатление его не обмануло. Впервые за многие годы Тони усомнился в своей проницательности: не иначе, он что-то упустил в донесении.
Он поерзал в кресле, чувствуя, как вспотел его затылок. От беспечной улыбки Дженсена у Тони леденела в жилах кровь. Напомнив себе, что прозвище Большой Тони дано ему вовсе не за рост, а за решительность, он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Ник Дженсен был всего лишь недалеким техасцем, с которым он, Тони, расправится в два счета.
– Мой сын предложил щедро расплатиться с вами за вашу долю акций в корпорации «Голубой грот». Когда состоится сделка?
– Я не заинтересован в продаже акций.
Что за заносчивый щенок! Как он смеет отказывать ему!
– «Бредфорд Боттлинг» и «Империал-Кола» успешно сотрудничают. Не думаю, что вы поспособствуете своей карьере, начав создавать проблемы для компании.
Он помолчал, ожидая реакции, но Дженсен ничего не ответил, продолжая по-дурацки улыбаться. Тони нахмурился, прибегая к своей обычной тактике запугивания.
– Давайте начистоту, Дженсен. Мне известно, что «Империал» требует от своих Сотрудников врастать в местное общество. Компания выступает как наш партнер, а не инородное тело. Если я стану отзываться о вас как о невозможном американце, с которым затруднительно сотрудничать, на вашей карьере будет поставлен крест. Марк Нолан уже не сможет перетащить вас в штаб-квартиру корпорации вопреки интересам более опытных работников.
Дженсен по-прежнему улыбался. Видимо, этот техасец был клиническим идиотом.
– Проявите благоразумие и примите мое предложение, иначе...
– Напрасно вы мне угрожаете. – Дженсен сполз в кресле, скрестив длинные ноги. – Иначе я представлю доказательства участия вашего сына в убийстве Трейвиса Прескотта.
– Керт? Что вы несете?
– Керт и Ронда. Им известно о его смерти гораздо больше, чем они говорят, и я могу это доказать.
Ронда? Никудышная стерва! Уже который год волочится за Кертом, добиваясь признания недействительным своего брака с каким-то старикашкой. Тони догадывался, что Дженсен блефует, но полной уверенности у него не было. Он знал, что его сын – подлец и лгун.
Ник встал и пошел к двери.
– О моей карьере не беспокойтесь. Если я не получу повышения, то с радостью останусь здесь, чтобы помогать Джанне управлять отелями.
Тони уставился на закрывшуюся за посетителем дверь. Потом он нажал кнопку и крикнул секретарю, чтобы послали за Кертом. Сын вырос перед отцом спустя несколько минут.
– Ты замешан в смерти Трейвиса Прескотта?
– Нет, конечно. А что?
Либо Керт говорил правду, либо он достиг новых высот в искусстве лжи. Пока Тони не знал, к какому ответу склониться.
– Дженсен утверждает, что может доказать твою причастность.
– Пусть попробует.
Тони смерил сына взглядом. Обычно ему удавалось запугать его, но сейчас Керт выглядел необычайно самоуверенным. Между отцом и сыном не существовало близости, и Тони не горевал об этом. Всю свою жизнь он трудился, чтобы создать империю. Долг Керта – от которого он слишком долго уклонялся – состоял в том, чтобы выгодно жениться и дать жизнь наследнику. Тони жаждал твердых гарантий, что его имя надолго переживет его самого.
Основатель династии!
– Дженсен утверждает, – Тони пристально следил за реакций Керта на его слова, – что в убийстве замешана и Ронда Сиббет.
Керт пожал плечами.
– Мне об этом неизвестно. Я и не видел ее с того приема.
* * *
Ник отложил наушники. Пленка с текстом романа Джона Санфорда «Добыча в тени» не заинтересовала его. Он зашагал по гостевому домику из угла в угол, размышляя, правильно ли поступил, солгав Тони Бредфорду. Никаких доказательств у Ника не было. Хуже того, изобличающая фотография еще не достигла Мальты. Остин выслал ее по просьбе Ника, но посылку ему еще не доставили. Однако он привык доверять своей интуиции, а она подсказывала, что в смерти его друга повинны Керт и Ронда.Он подошел к застекленной двери, через которую было видно все «Соколиное логово», и взглянул на окно Джанны, хотя давал себе слово не думать о ней, В окне горел свет: значит, она вернулась и будет работать у себя добрую половину ночи.
Он знал, что она пытается разобраться со всеми мелочами до открытия «Голубого грота». Джанна взяла на себя подготовку персонала, чтобы этот отель, превосходящий по размеру остальные отели Пифани, не отставал от них по качеству обслуживания.
За неделю, прошедшую после возвращения Джанны из Лондона, Ник видел ее дважды. Оба раза она махала ему рукой из окна автомобиля. Он понимал, что обидел ее, не пригласив в Лайм-Реджис. Но, вспоминая тот день, он только укреплялся в мысли, что никак не мог взять ее с собой.
Тогда ноги сами привели его на широкий мол, известный в Лайм-Реджис как Кобб. Там не было ни души; чайки парили над волнами, перекликаясь друг с другом. Он беззвучно присоединил свой голос к их крикам: «Аманда Джейн! Аманда Джейн!» Ответа не было. Волны продолжали ритмично набегать на берег, без умолку гомонили птицы.
Он присел на каменный мол и устремил взгляд на гавань, бывшую в свое время раем для контрабандистов. Море легонько колыхало рыбацкие баркасы, похожие на уток, нежащихся на солнце. Зрелище ничуть не напоминало картину из фильма «Женщина французского лейтенанта», который он смотрел вместе с Амандой Джейн. Сцена, где Мэрил Стрип, готовая совершить самоубийство, бежала к краю мола, борясь с ветром, грозящим сорвать с нее плащ, всегда вызывала у Аманды Джейн слезы.
Ник купил ей кассету с фильмом, и она просмотрела ее бесчисленное количество раз. Он дал ей слово, что отвезет ее в Лайм-Реджис, когда заработает денег на поездку. Даже когда у Аманды Джейн обнаружили рак, она не расставалась с надеждой, что когда-нибудь побывает в этой деревне.
«Тебе бы понравилось, – прошептал он, оглядываясь на необычного вида порт, приютившийся между известковых утесов, которым деревня и была обязана своим названием – Королевская известь. – Говорят, Джон Фаулз по-прежнему живет здесь».
Ответа от Аманды Джейн не было. Он понял, что она все больше удаляется от него. Ник и не заметил, когда она начала ускользать. Возможно, началом стало зрелище ее могилы между могил матери и брата, возможно – его возвращение в дом, где они когда-то были счастливы. Этому могла быть дюжина причин, но главная перемена в его жизни произошла, когда он оказался на Мальте. Он ступил на землю людей, полных жизни, и оказался в самой гуще их проблем.
Однако Ник по-прежнему ощущал вину. Стоило ему получить хоть малейшее удовольствие от жизни – и перед его глазами возникал образ Аманды Джейн. Ник не переставал перебирать в памяти все, что она делала для него, все, чего так и не увидела, в том числе Лайм-Реджис. Он, конечно, постепенно возвращался к жизни, проявлял к ней интерес, что было невозможно несколько месяцев тому назад, но, радуясь, всякий раз еще чувствовал себя виноватым.
Он не знал, сколько времени просидел так, уставясь на воду незрячими глазами. Поднявшись, он обнаружил, что начался отлив. Лодки лежали на обнажившемся дне, накренясь, как пьяные моряки. Чудесная гавань превратилась в болото, безмолвно ждущее возвращения моря.
Ник заставил себя вернуться в настоящее, простившись с Лайм-Реджис. Он пошел в спальню за плавками. Желая забыться, он активно занялся плаванием, зная, что физическое напряжение отвлечет его от проблем и успокоит, насколько это возможно.
Он подошел к бассейну, овеваемый теплым ночным ветерком, предвещавшим лето с его жарой. Запах свежескошенной травы навевал воспоминания о детстве, когда он косил с утра по воскресеньям лужайку перед домом – сорняки, выдаваемые за газон. Назвать двором здешний газон ни у кого не поворачивался язык: он простирался больше чем на два акра, а то и на три, если считать площадку сбоку. Трава росла до самого обрыва, откуда открывался вид на бухту Святого Юлиана и где стояли качели. Ник бросил полотенце на шезлонг и нырнул в бассейн в глубоком месте, сразу достигнув дна.
Проплыв половину дорожки и заметив движение в окне Джанны, он выбрался из воды. Всякий раз, когда он плавал в бассейне, она наблюдала за ним, но никогда не спускалась, чтобы поболтать.
– Эй, Коротышка! – позвал он. – Спускайся!
Джанна вышла на балкон.
– У меня дела...
– Сделай перерыв и поплавай.
Поколебавшись, она ответила:
– Хорошо.
Ник отошел к качелям на двоих, обращенным к морю. Сиденья скрипнули, и он решил, что надо бы смазать петли до возвращения Пифани. Она собиралась быть здесь на следующей неделе.
Он глядел на море – сотни миль водного пространства. Картина напоминала ему Техас – бесконечные прерии, начинающиеся у самого крыльца. Обычно этот вид действовал на него успокаивающе, но сегодня произошло наоборот: бескрайний простор вселил в него чувство одиночества.
Он обернулся, надеясь найти утешение в зрелище земной тверди. Валлетта казалась отсюда средневековой крепостью, гордо вырисовывающейся на фоне ночного неба, залитого лунным светом. По безмятежной глади закрытой бухты скользили лодки под парусами. Свисающие с лодочных носов фонари напоминали Нику светлячков.
– Привет. – Рядом стояла Джанна в белом бикини.
Полотенце, которое она прижимала к груди, прикрывало торс, но не стройные ноги. Он подвинулся, освобождая ей местечко на качелях. Она села, стараясь, чтобы их тела не соприкоснулись. Сиденье качнулось, но Ник уперся ногой в землю и остановил движение. Ему были видны сверху стиснутые лифчиком груди Джанны – безумно сексуальное зрелище. Для того чтобы красоваться на развороте «Плейбоя», они были, пожалуй, маловаты, зато всему ее облику была присуща чувственность, на которую он никак не мог не прореагировать.
– Как прошел визит к художнице-медиуму? Она снабдила тебя портретом?
– Нет, она не смогла мне помочь...
Ничего другого Ник и не ожидал, однако предпочел смолчать, чтобы не огорчать Джанну еще больше. Он стал легонько раскачиваться.
– Джерри выяснил, что Ралф Эванс умер в прошлом году. Теперь не узнать, не забыл ли он каких-нибудь слов, сказанных Йеном перед уходом на встречу с летчиком, с которой он не вернулся.
– Я связался с властями в Бардии, – доложил Ник. – Они проверяют имеющиеся в их распоряжении списки неопознанных тел, преданных земле в дни исчезновения Макшейна.
Джанна улыбнулась ему. Это была ее первая предназначенная ему искренняя улыбка за все время их знакомства.
– Как я тебе благодарна!
– Подожди радоваться. Из ливийцев нелегко что-либо вытянуть. Поскольку ни у американцев, ни у брианцев нет дипломатических отношений с режимом Каддафи, я действовал через мальтийское посольство.
– Разумно. После того как мальтийцы предупредили Каддафи о том, что американские бомбардировщики взяли курс на Ливию, он стал другом Мальты.
– Очень жаль, что мы не попали в самого Каддафи. К власти пришло бы более расположенное к нам правительство, и мы имели бы возможность сами туда поехать и попробовать что-то выяснить.
– Мне все равно, разрешает ли британское правительство ездить в Ливию. Если они найдут что-то интересное, я помчусь туда, никого не спрашивая.
Он взялся рукой за спинку качелей, раскачиваясь более ритмично. Он знал, какая Джанна упрямица.
– Не вздумай отправиться в Ливию без меня.
Она не ответила, а сосредоточила взгляд на море. Большая Медведица объединила усилия с сияющим в небе полумесяцем, и теперь залив покрылся не только рябью, но и платиновым отблеском. Они молча раскачивались, любуясь отражением звезд на воде и вслушиваясь в шорох пальмовых листьев и в негромкий шум волн, набегающих на берег далеко внизу.
Ник засмотрелся на ее профиль.
– Почему ты не сказала мне, что подала на развод?
– А откуда ты это знаешь?
– От Клары. Но ты не сердись на нее – она думала, что я в курсе. – Правильнее было бы сказать, что Ник вытянул из Клары правду.
– Я не хотела огорчать мать, поэтому держала свое решение в тайне. Хватит с нее смерти отца. Я хочу дать ей время привыкнуть к вдовству, а уж потом сообщить о своем разводе.
Одри Атертон показалась Нику вполне счастливой женщиной. Но кто он, чтобы ее судить? Он виделся с ней всего один раз. Однако он мог поручиться, что смерть отца наложила на Джанну более сильный отпечаток, чем на ее мать.
– Я понимаю, что у тебя на душе, – сказал он, отвечая на ее вопросительный взгляд. – У меня умерла жена от рака. Мне тоже было нелегко... – Он повел плечами, немного жалея, что затеял этот разговор, терзающий душу. – Я хочу сказать, что развод в некотором смысле подобен смерти близкого человека: нужно время, чтобы к нему привыкнуть. – Он попробовал улыбнуться. – Так говорят специалисты.
Она кивнула. Он не был готов увидеть ту боль, которой наполнились ее глаза. Не зная, что сказать, Ник снял руку со спинки качелей и дотронулся до ее плеча. В его намерения входил всего лишь ободряющий жест, но получилось иначе: он привлек ее к себе, прикоснувшись бедром к ее бедру. Ее кожа оказалась необыкновенно нежной и теплой. Она посмотрела на него; в ее глазах отражалось лунное серебро.
Не в силах справиться с соблазном, Ник припал губами к ее рту. Она сразу разжала губы. Сначала его поцелуй был нежен, он просто наслаждался. Джанна первая пустила в ход язык. От этого по его телу побежали судороги вожделения. Он крепче стиснул ее в объятиях. Джанна твердила про себя: «Встань и беги!» Но какая-то сила заставляла ее прижиматься к Нику все теснее и теснее. Страстно целуя его, она запустила пальцы в густые влажные волосы у него на затылке, одновременно наслаждаясь прикосновением к налитым мышцам его груди.
«Вот это да!» – пронеслось в голове у Ника. Ее поведение памятной ночью в Мдине он объяснял ее нетрезвым состоянием, то, как она ответила на его поцелуй в машине, – своим собственным пылом. На сей раз сомнения отпали. Ее пальцы неистово бороздили его влажные волосы, вызывая любовный жар.
Джанна целиком отдалась немыслимо желанному поцелую. Одного прикосновения Ника было достаточно, чтобы ее захлестнуло вожделение. Она могла перечислить тысячу причин, по которым ей следовало бежать от него без оглядки. Но она слишком хотела его – о, как она его хотела!
Ник целовал ее, потеряв счет времени; его плоть болезненно напряглась. Тонкая ткань лифчика не мешала ему чувствовать, как набухли ее соски. Он скользнул рукой по ее шее и коснулся груди. Джанна напряглась, но в следующее мгновение сама прижалась упругой полусферой к его сильной ладони. Он отодвинул ткань и провел подушечкой большого пальца по жаждущему ласк соску.
Судя по томительному ощущению внизу живота, Джанна находилась сейчас в свободном падении с высоты в несколько километров. Другой рукой Ник уже шарил по ее спине. Мгновение – и крючок был расстегнут. Как ловко он это проделал! Она хотела было возмутиться, но ее язык оказался пленником его рта. Он снял с нее лифчик и перебросил его через плечо. Она едва расслышала тихий плеск.
Оторвавшись от ее рта, Ник стал медленно опускать голову. Его губы скользнули по ее щеке, шее. Он уже целовал ей грудь. Кончик его языка нежно очертил ее сосок. Она тяжело задышала и вонзила ногти ему в плечи, оставив в них полукруглые отпечатки.
Когда губы Ника сомкнулись на ее соске, сердце Джанны отчаянно затрепетало. Она не смогла удержаться от ответной ласки. Ее рука легла ему на колено и поползла вверх. Дальнейшие действия требовали изменения позы. Внезапно сидение качелей выскользнуло из-под нее. Она ухватилась за Ника, пытаясь удержаться, но было поздно: Джанна шлепнулась в траву, увлекая его за собой.
Ник привстал.
– Не ушиблась?
Она помотала головой, радуясь, что скромница-луна спряталась за облако. Она-то знала, как пылают ее щеки. Что за неуклюжесть!
Ник навис над ней, опираясь на одну руку.
– Знаешь, Коротышка, у меня такое чувство, что оказаться в таком положении нам предписано судьбой.
Его насмешливый тон заставил ее улыбнуться, хотя она продолжала проклинать себя за неуместную неловкость.
– Наверное, ты прав.
– Держу пари, что карты, раскинутые твоей подружкой Шадоу, подтвердили бы это. – Он провел своей теплой ладонью по ее телу от талии до груди. – Теперь я все знаю. Магический кристалл подсказывает, – он раздвинул ей ноги, упираясь прямо в ее лоно восставшей плотью, – что мое место – здесь. – Он поцеловал ее в чувствительное местечко под ухом. – Тут уж ничего не поделаешь. Судьбе надо подчиняться.
Он снова стал целовать ее, еще более страстно, чем раньше, прижимая к прохладной траве.
– То, о чем умолчали карты, мы нашли здесь, на земле.
Ник встал и протянул ей руку. Она кое-как прикрыла грудь, озираясь в поисках лифчика. Деталь туалета плавала на другом конце бассейна. Ник подхватил Джанну на руки, не оставляя ей времени на размышления.
Пока он нес ее в гостевой домик, Джанна твердила себе, что этого не должно было случиться. Они с Ником – деловые партнеры. Секс только осложнит обоим жизнь. Но прежде чем она нашла нужные слова – существует ли вообще вежливый способ высвободить собственное полуголое тело из мужских объятий? – он уже уложил ее в постель.
Сняв плавки, Ник швырнул их в угол. Лунный свет, просочившийся между планками ставен, осветил его силуэт. Сила его эрекции поразила ее и одновременно наполнила сознанием собственного женского могущества. Он хотел ее, пусть это был скорее всего просто приступ похоти.
Она старалась не смотреть на фотографию в серебряной рамке у него на комоде, благо что ее почти не было заметно в темноте. Но все равно ей казалось, что его жена пристально наблюдает за ними.
Ник сунул руку в ящик ночного столика.
– Мне понадобится твоя помощь, Коротышка. – Он подал ей что-то, завернутое в фольгу. – Умеешь надевать спасательный жилет?
Она положила презерватив себе на ладонь, догадываясь, что Ник регулярно спит с женщинами. Иначе он не был бы так хорошо экипирован.
Ник заметил ее колебание. Ей будет нелегко заняться любовью не с мужем, а с другим мужчиной. Для того, чтобы это понять, необязательно было обращаться к магическому кристаллу. Ему был известен единственный способ помочь ей расслабиться – вызвать у нее улыбку.
– Бомбардировщик «Стелс», – сказал он под звуки разворачиваемой ею фольги.
Пока она проделывала необходимые манипуляции, он, уткнувшись лицом ей в шею и наслаждаясь исходящим от нее ароматом цветов, приговаривал:
– Скорее, эта штука чертовски холодная!
От прикосновения ее нежных пальцев его эрекция стала еще сильнее. Он напомнил себе о сдержанности – необходимо доставить ей удовольствие. Безопасный секс, никаких угрызений. Он не мог думать о любви, поэтому нес всякую чушь:
– Может, вспомнишь какие-нибудь любопытные сведения? – насмешливо поинтересовался он.
Наконец она надела на него презерватив и, не удержавшись, несколько раз провела ладонью от головки напряженного члена до основания и обратно – как иначе убедиться, хорошо ли надет презерватив?
– «Спасательный жилет» изобретен английским военным врачом полковником Кондомом. Потом, в 1840 году...
Он заткнул ей рот поцелуем, после чего тут же навалился сверху, целуя ее и раздвигая ей ноги коленом.
– Сейчас ты поймешь, почему эта штука зовется «стелсом».
Он с размаху ворвался в нее. Она задохнулась от этого могучего акта обладания и приподняла таз ему навстречу, полагая, что он немедленно займется удовлетворением своей плоти. Однако этого не произошло. Он уперся вытянутыми руками в кровать, взяв ее голову в тиски, откинул волосы с ее лица, заглянул ей в глаза.
– Обрати внимание, Джанна: я больше не улыбаюсь.
15
– Видишь Стирлинга Моеса? – спросил Уоррен у Шадоу, указывая ей на чемпиона «Формулы-1», забравшегося на форсированную газонокосилку.
– Наверное, ему эта гонка покажется слишком медленной. – Шадоу не отрывала взгляда от Хло, которая ползала по траве вблизи судейского помоста.
– Несомненно. – Шум, напоминавший скорее дружный хор мотопил, чем мирное жужжание газонокосилок, был для Уоррена достаточным основанием, чтобы склониться к самому уху Шадоу. – Максимальная скорость не превысит пятидесяти миль в час. Но, как видишь, команды настроены серьезно. Ремонтно-заправочные пункты устроены по всем правилам.
Уложенные рядком рулоны сена обозначали трассу. На одинаковом расстоянии друг от друга располагались съезды к пунктам дозаправки и замены деталей. Техники, безопасности ради снявшие с агрегатов режущие поверхности, усердно меняли покрышки.
Уоррен дал согласие на вручение приза победителю этих двенадцатичасовых соревнований, организованных Британской ассоциацией гонок на газонокосилках. Он охапками получал приглашения на всевозможнейшие мероприятия, от охоты на индеек до крестин, так как успел приглянуться телезрителям. Это приглашение понравилось ему тем, что он увидел в нем возможность вывезти Шадоу и Хло на природу.
Пастбище площадью в двадцать с лишним акров в долине неподалеку от Висбороу-Грин больше напоминало сейчас сельскую ярмарку. Вдоль всей гоночной трассы стояли павильончики, торгующие снедью и сувенирами, семейства расположились на разноцветных одеялах и в шезлонгах. Дети резвились в траве, дразня заливающихся восторженным лаем собак.
Вокруг раскинулось колеблемое летним ветерком море свежей травы. Свойственная началу лета утренняя роса давно испарилась. В буковой роще заливались, заглушая газонокосилки, пернатые певцы.
– Как ты думаешь, можно будет после гонок прокатить Хло на газонокосилке? – спросила Шадоу. – Eй бы так этого хотелось!
– Обязательно! – Уоррен улыбнулся. Шадоу часто вещала этаким безапелляционным материнским тоном означающим полную уверенность в желаниях бессловесной пока дочери. Хло по-прежнему сидела в траве больше интересуясь бабочками, нежели газонокосилками. Заботливость Шадоу очаровала Уоррена. Она отличная мать – значит, из нее выйдет и отличная жена.
За несколько недель, прошедших после смерти отца, Уоррен разобрался со своими желаниями и заложил основу своей блестящей будущности. Место в палате лордов оказалось уникальной трибуной. Уже много лет Уоррена тревожили экономические беды Англии. Теперь у него появилась возможность перейти от пустых тревог к настоящему делу. Он не возражал бы, если бы плодом его усилий стало место в кабинете министров.
Частью процесса подготовки к политической карьере было усиленное самообразование. Разговор с Ником Дженсеном о японском бизнесе побудил Уоррена посвятить не один час подробному изучению ситуации. Теперь он не стал бы рубить сплеча, как в своем первом выступлении. У него, безусловно, были твердые убеждения, но их следовало подкреплять фактами.
Шадоу вскочила и подхватила Хло, не дав ей сунуть себе в рот пучок травы. Выбросив запретную зелень, она отвлекла дочь своим браслетом. Уоррен улыбнулся, радуясь, что ему пришла в голову такая замечательная идея – пригласить их на гонки. Участие в британской политике предполагало не только мелькание на телеэкране. Уоррену было необходимо бывать на людях. Его жизнь грозила превратиться в непрерывное перерезание алых ленточек и присутствие на гонках газонокосилок. Эта сторона политического восхождения стала бы нестерпимо скучной, если бы не Шадоу.
Уоррен видел, что ей никак не удается отбить у дочки желание непременно попробовать траву на вкус.
– Давай подойдем к павильонам, – предложил он. – Хло понравится сахарная вата.
– Верно! – обрадовалась Шадоу возможности переключить внимание девочки. – Еще как понравится!
– Наверное, ему эта гонка покажется слишком медленной. – Шадоу не отрывала взгляда от Хло, которая ползала по траве вблизи судейского помоста.
– Несомненно. – Шум, напоминавший скорее дружный хор мотопил, чем мирное жужжание газонокосилок, был для Уоррена достаточным основанием, чтобы склониться к самому уху Шадоу. – Максимальная скорость не превысит пятидесяти миль в час. Но, как видишь, команды настроены серьезно. Ремонтно-заправочные пункты устроены по всем правилам.
Уложенные рядком рулоны сена обозначали трассу. На одинаковом расстоянии друг от друга располагались съезды к пунктам дозаправки и замены деталей. Техники, безопасности ради снявшие с агрегатов режущие поверхности, усердно меняли покрышки.
Уоррен дал согласие на вручение приза победителю этих двенадцатичасовых соревнований, организованных Британской ассоциацией гонок на газонокосилках. Он охапками получал приглашения на всевозможнейшие мероприятия, от охоты на индеек до крестин, так как успел приглянуться телезрителям. Это приглашение понравилось ему тем, что он увидел в нем возможность вывезти Шадоу и Хло на природу.
Пастбище площадью в двадцать с лишним акров в долине неподалеку от Висбороу-Грин больше напоминало сейчас сельскую ярмарку. Вдоль всей гоночной трассы стояли павильончики, торгующие снедью и сувенирами, семейства расположились на разноцветных одеялах и в шезлонгах. Дети резвились в траве, дразня заливающихся восторженным лаем собак.
Вокруг раскинулось колеблемое летним ветерком море свежей травы. Свойственная началу лета утренняя роса давно испарилась. В буковой роще заливались, заглушая газонокосилки, пернатые певцы.
– Как ты думаешь, можно будет после гонок прокатить Хло на газонокосилке? – спросила Шадоу. – Eй бы так этого хотелось!
– Обязательно! – Уоррен улыбнулся. Шадоу часто вещала этаким безапелляционным материнским тоном означающим полную уверенность в желаниях бессловесной пока дочери. Хло по-прежнему сидела в траве больше интересуясь бабочками, нежели газонокосилками. Заботливость Шадоу очаровала Уоррена. Она отличная мать – значит, из нее выйдет и отличная жена.
За несколько недель, прошедших после смерти отца, Уоррен разобрался со своими желаниями и заложил основу своей блестящей будущности. Место в палате лордов оказалось уникальной трибуной. Уже много лет Уоррена тревожили экономические беды Англии. Теперь у него появилась возможность перейти от пустых тревог к настоящему делу. Он не возражал бы, если бы плодом его усилий стало место в кабинете министров.
Частью процесса подготовки к политической карьере было усиленное самообразование. Разговор с Ником Дженсеном о японском бизнесе побудил Уоррена посвятить не один час подробному изучению ситуации. Теперь он не стал бы рубить сплеча, как в своем первом выступлении. У него, безусловно, были твердые убеждения, но их следовало подкреплять фактами.
Шадоу вскочила и подхватила Хло, не дав ей сунуть себе в рот пучок травы. Выбросив запретную зелень, она отвлекла дочь своим браслетом. Уоррен улыбнулся, радуясь, что ему пришла в голову такая замечательная идея – пригласить их на гонки. Участие в британской политике предполагало не только мелькание на телеэкране. Уоррену было необходимо бывать на людях. Его жизнь грозила превратиться в непрерывное перерезание алых ленточек и присутствие на гонках газонокосилок. Эта сторона политического восхождения стала бы нестерпимо скучной, если бы не Шадоу.
Уоррен видел, что ей никак не удается отбить у дочки желание непременно попробовать траву на вкус.
– Давай подойдем к павильонам, – предложил он. – Хло понравится сахарная вата.
– Верно! – обрадовалась Шадоу возможности переключить внимание девочки. – Еще как понравится!