Чертыхаясь на каждом шагу, Ник ощупью добрел до столовой. Там он уже разинул рот, чтобы крикнуть: «Печенье, печенье!» – это был единственный надежный способ вернуть зловредное животное, когда раздался звон разбиваемого стекла. Ну и везет ему! Наверняка Миллисента сбросила со столика в гостиной что-то хрустальное.
   Понадеявшись на память, подсказывающую, что виллы в средиземноморском стиле отличаются просторными холлами, где за отсутствием мебели не за что зацепиться в темноте, Ник поспешил в гостиную, но вскоре остановился – примерно там, где, как он помнил, то ли две, то ли три ступеньки вели вниз.
   Он снова приготовился подманивать собачонку ложными посулами, но слово «печенье» застряло у него в горле. Впереди он заметил движение. По темной комнате скользила какая-то тень. И это была, безусловно, тень человека, а не собаки.
   В окно с раздвинутыми шторами просачивалось слабое подобие света. Ник догадался, что грабитель разбил стеклянную дверь и, проникнув в дом, раздвинул шторы, которые обычно держали плотно задернутыми, опасаясь безжалостного средиземноморского солнца.
   Ник прижался к стене, уверенный, что остался незамеченным, но разглядеть в такой темноте грабителя тоже не представлялось возможным.
   Он ждал, что предпримет чужак, вспоминая рассказ Пифани о проникновении в дом, случившемся в ночь смерти Трейвиса. Главный дом был просто обыскан, зато в домике для гостей, где обитал Трейвис, все было перевернуто вверх дном. Собирая вещи друга для отправки в Остин, Ник кое-чего недосчитался, в частности, фотоаппарата. Мальта – небольшой остров, и Ник полагал, что в «Соколиное логово» наведался тот же самый человек. Ничего, теперь ему не уйти.
   Он внимательно следил за человеком в плаще, в низко надвинутой шляпе. В руке у него было что-то длинное – то ли нож, то ли револьвер с длинным стволом, но никак не фонарь. Фонарь он наверняка держал в другой руке. Скоро он включит его, и безоружный Ник окажется беззащитным. На решение оставались доли секунды.
   Ник одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от незнакомца, и сбил его с ног. Они упали на пол. Преимущество внезапности было на стороне Ника, поэтому ему удалось усесться на противника верхом. Оружие покатилось по полу со стальным звоном.
   Ник схватил незнакомца за запястье, намереваясь заломить ему руку за спину, после чего заставить встать. Однако в возне он задел что-то подозрительно мягкое и присмотрелся.
   Неужто женщина? Нет!
   Да! Вот черт!
   Она стонала от боли. Ник поспешно убрал руки от ее груди, борясь с желанием принести извинения. Впрочем, зачем это ей понадобилось вламываться в «Соколиное логово»? Женщины вполне способны быть столь же опасны, как и мужчины. Эта к тому же явилась незваной и вооруженной.
   Она извивалась, стараясь освободиться, но он крепко прижал ее к полу своим телом. В его ухо, находившееся в нескольких дюймах от ее рта, ворвался крик, который наверняка услыхали в двухстах милях к югу, в знойной Ливии.
   – Бросьте, сударыня!
   Она хотела было ударить его по лицу, но он вовремя отшатнулся в сторону, поэтому ее ногти царапнули ему только шею под ухом.
   Полегче! Их носы едва не соприкасались кончиками. Как она ни мотала головой из стороны в сторону, он успел увидеть, что она бледна от страха. Внезапно она неожиданно сильно вцепилась ему в волосы. Он в ответ охватил ее за горло с целью припугнуть.
   – Не заставляйте меня причинять вам боль, – попытался он образумить незнакомку.
   Она укусила его за руку. Почувствовав острую боль, он, не поддаваясь слабости, продолжал сдавливать горло вырывающейся женщины. Внезапно она обмякла. Он тут же убрал руку. Неужели он ее убил? Ведь он действовал вполсилы, нет, в четверть силы, от этого не умирают. Ему стало нехорошо. На его счету была до сих пор одна смерть – гремучей змеи в сухом русле неподалеку от родного дома. Ник вскочил на ноги, моля бога, чтоб не стать убийцей, и ушиб ногу об некстати подвернувшийся стол.
   «Умершая» мгновенно метнулась в направлении двери, но он оказался проворней. Он настиг ее, схватил за плечи и рывком остановил. Снова ударившись, на сей раз о диван, он потерял равновесие и плюхнулся на мягкие подушки, увлекая ее за собой. Теперь роли переменились: она сидела на нем верхом.
   – П-прошу вас, не трогайте меня! – взмолилась она, несмотря на свое преимущественное положение. Акцент был стопроцентно британский. – Я отдам вам все, что захотите, только не убивайте меня!
   – Убить вас? – Он снял ее с себя, но отпускать пока не собирался. – Я не причиню вам вреда, если вы спокойно подождете, пока я вызову полицию.
   – ВЫ вызовете полицию?
   – Послушайте, сударыня, вы вломились в чужой дом! – Он потащил ее за собой, собираясь воспользоваться кухонным телефоном.
   – Я здесь не чужая. Я...
   Он остановился.
   – Как это «не чужая»? Что за чушь? Вы разбили стекло и тайно проникли сюда!
   – Я звонила, но на звонок никто не отвечал, – ответила она дрожащим голосом. – Я думала, что застану дома тетю Пиф или Клару.
   Тетя Пиф... Кларой звалась экономка, уплывшая на выходной на Гоцо, к дочери. Судя по всему, он крепко помял родственницу Пифани. Он отпустил ее и недоверчиво спросил:
   – А как насчет вашего оружия?
   – Оружие? – Несмотря на испуг, в ее тоне звучало искреннее удивление. – Вы говорите о кочерге? Я разбила ею окно, чтобы попасть в дом. В такой дождь я побоялась ехать с холма, когда не горит уличное освещение. Тетя Пиф только похвалила бы меня за то, что я не осталась ночевать в машине.
   – Кто вы такая?
   – Леди Джанна Атертон Пемброк. Пифани Кранделл – моя тетка. – Голос ее был уже не таким испуганным. – А вот вы кто? Что вы делаете в доме тети Пиф?
   – Ник Дженсен. Я снимаю домик для гостей. Ваша тетя уехала играть в бридж и попросила меня присмотреть за Миллисентой и ее щенками.
   – Вы всегда набрасываетесь на ни в чем не повинных женщин?
   – Я принял вас за вора. Тетя рассказывала вам об ограблении?
   – Рассказывала, но...
   – Откуда мне было знать, что вы не грабительница?
   – Наверное, вы правы. Тетя Пиф ждала меня позже. Видимо, она не сообщила вам о моем приезде. Теперь, если у вас больше нет вопросов, я удаляюсь в свои покои, – нахально закончила она разговор.
* * *
   Несмотря на темноту, Джанна без труда нашла лестницу и стала подниматься. Она столько раз бывала в «Соколином логове», что ориентировалась здесь, как у себя дома. Однако сейчас она цеплялась за перила, стараясь идти быстрее, сердце билось о ребра, как бешеное. Она не сомневалась, что этот человек прикончит ее. Он так ее напугал, что она назвала себя «леди Джанна», чего обычно избегала.
   Преодолев половину лестницы, она все же остановилась, чтобы хоть немного унять сердцебиение. Она все еще ощущала придавившую ее к полу тяжесть тела Ника Дженсена, представляла его физиономию – наверняка уродливую. Она видела ее, вернее, то была тень, нависшая над ней, когда она уже прощалась с жизнью.
   Она достигла своих «покоев» – нескольких комнат, принадлежавших ей всегда. Страх не только не покидай ее, но и становился все сильнее с каждой секундой. Ник Дженсен был совсем рядом, на первом этаже. Она миновала гостиную и вошла в спальню. Она убеждала себя, что этот человек не опасен. Случившееся было просто ошибкой. Тем не менее Джанна предпочла запереться.
   Отбросив плащ, она, не раздеваясь, рухнула на постель, чувствуя смертельную усталость. Пощупав ноющий затылок, она обнаружила набитую при падении на пол шишку.
   Ее мысли метались в широком диапазоне между яростью и благоразумием. С одной стороны, она не держала на него зла, понимая, что сама дала повод для нападения, с другой, она еще никогда не подвергалась такому бесцеремонному обращению. Она продолжала чувствовать прикосновение его рук к своей груди и невыносимую тяжесть его тела. В ее ушах до сих пор звучал его резкий голос, за которым должен был последовать выстрел или по меньшей мере лязг наручников.
   Дождь наконец-то перестал, но с листьев крупными каплями стекала вода. Эти звуки навевали сон. Она закрыла глаза, надеясь немного успокоиться после не очень удачного приземления самолета и страшного происшествия в темной гостиной. Незаметно для себя она забылась. Ее разбудило что-то мокрое, устроившееся у нее на груди и увлеченно лизавшее ее в нос. Она едва не вскрикнула, но вовремя опомнилась.
   – Милли?
   Бедная собачка совершенно вымокла, что было опасно для ее хрупкого здоровья. Джанна встала, прижимая к себе мокрое животное, и направилась в ванную, чтобы насухо вытереть Милли. И все же что, собственно, делает в этом доме Ник Дженсен? Похоже, что до Милли ему нет никакого дела. Может, он просто наводчик? Ей было хорошо известно, что в «Соколином логове» собрано немало ценных предметов искусства и живописи.
   Она вытерла Милли и завернула ее в сухую махровую простыню. Возвратившись в спальню, она услышала внизу знакомый голос, повторявший:
   – Печенье, печенье, печенье!
   Джанна отперла дверь.
   – Тетя Пиф, я здесь. Милли у меня.
   – Вот не ожидала! – Джанна не сомневалась, что тетя рада ее появлению, хотя рассмотреть выражение лица в такой темноте было невозможно.
   – Я покончила со всеми делами. Теперь я хочу начать работать с тобой. – В Лондоне ее уже ничего не удерживало.
   Тетя Пиф вошла к ней с зажженным фонарем.
   – Бедненькая! – вскричала она, протягивая руки к Милли и вручая Джанне фонарь. – Как ты умудрилась так вымокнуть?
   Джанна опустилась на диван и горестно вздохнула, она вдруг почувствовала невероятное облегчение.
   – Наверное, этот Дженсен ее выпустил, а потом забыл о ней.
   Тетя Пиф села с ней рядом, лаская собачку.
   – Скорее Милли сама от него удрала.
   Джанна поспешила красочно описать тете происшествие в гостиной, закончив рассказ словами:
   – Я ему не доверяю.
   – Это недоразумение, только и всего, хотя, думаю, тебе пришлось туго. Ник думал, что защищает мое имущество.
   – Но он чуть меня не придушил! Тебе не кажется, что это слишком суровая мера? – Снисходительность тети Пиф была ей непонятна. Раньше Джанна бежала к ней с малейшей царапиной, мельчайшим синяком, пустяковейшей обидой и всегда могла надеяться на утешение. – Я не смогу чувствовать себя в безопасности, пока он живет в домике для гостей. Я его боюсь.
   Этим дело не ограничивалось. С первой же секунды ее не покидало странное ощущение совсем иного свойства, нежели страх. Не встречались ли они прежде? Нет, невозможно, она бы узнала его своеобразный акцент. Однако ощущение, что она видела его не впервые, не проходило.
   – Он такой... огромный. И... уродливый.
   – Уродливый? – Тетя Пиф снисходительно улыбнулась. – Внешность – она, знаешь ли, от бога. Однако по существу он добрый малый. Для этого нужна душа, а она у него есть.
   Джанна восприняла это замечание как критику в адрес Коллиса Пемброка. Тетя Пиф всегда его недолюбливала. Джанна чувствовала это с самого начала. Но она польстилась на Коллиса не из-за его внешности, а потому, что вообразила, будто он любит ее так же сильно, как и она его.
   – Советую тебе не отталкивать Ника Дженсена. Он нам понадобится.
   – Для чего?
   – Ты давно разговаривала с Уорреном?
   – Давно. – Выражение лица тети ей не понравилось, хотя она могла лишь смутно разглядеть его в полутьме. – Джиан Паоло? – предположила она. Впрочем, какое отношение может иметь этот итальянец к сверхбдительному техасцу, поселившемуся в «Соколином логове»?
   – Он исчез.
   – Господь внял нашим молитвам.
   Тетя Пиф пригладила шерсть уснувшей Милли и посмотрела сперва на Джанну, потом на измученную собачонку.
   – При официальном зачтении завещания Реджинальда обнаружилось, что он оставил Джиану кое-какие ценности.
   Джанне стало нехорошо.
   – Почему юристы не предупредили Уоррена раньше? Когда речь шла обо мне, они поспешили поставить его в известность.
   – Они не сразу обратили на это внимание. В завещании Реджинальда было слишком много пунктов.
   На Джанну нахлынули горькие воспоминания, но она напомнила себе, что теперь надо думать только о будущем. Прошлое осталось в прошлом.
   – Что именно он ему предназначил?
   – Тридцать пять процентов доли в отелях «Кранделл». Я продала Реджинальду солидный пакет, чтобы собрать денег на строительство «Голубого грота». – Тетушка нахмурилась. – В мои планы входило вскоре выкупить акции назад. Не могла же я подумать, что он умрет столь скоропостижно. Но даже если бы он и был при смерти, я, разумеется, рассчитывала на то, что он оставит эти акции тебе.
   – Я сама их выкуплю, – решила Джанна. – Уоррен ссудит мне денег.
   – Для начала необходимо отыскать Джиана. А пока что будь обходительна с Ником Дженсеном. Ему принадлежат двадцать процентов акций компании.
   – Зачем было продавать акции ему?
   Тетя Пиф выпрямилась на диване.
   – Мне было нелегко собрать деньги на «Голубой грот». Бредфорды убедили здешние банки, что это слишком рискованное предприятие. Я попросила денег у Реджинальда. Остальные двадцать процентов купил Трейвис Прескотт. Ник Дженсен – его наследник.
   Джанне пока не доводилось встречаться с Энтони Бредфордом, Большим Тони, как его называли. Но сколько она себя помнила, он всегда слыл тетиным соперником. Это был владелец многих предприятий на Мальте, в том числе и отелей, конкурировавших с принадлежащими Пифани.
   – Выходит, ты опасаешься, что Энтони Бредфорд выкупит долю у обоих и получит контрольный пакет на твои отели?
   Тетя Пиф сурово кивнула головой.
   – Он подключил к делам своего сына, Kepта. Это семейство дает понять, что не успокоится, пока у них под контролем не окажутся все отели Мальты. Я не могу этого допустить. Я посвятила своему бизнесу всю жизнь.
   – Не беспокойся. Уоррен найдет итальянца и убедит его расстаться с акциями. А я тем временем займусь долей Ника Дженсена.
* * *
   ...В «Соколином логове» загорелся свет, значит, электричество наконец починено. Ник направился в ванную и внимательно изучил царапину у себя на шее и укус на кисти. Великолепно! Завтра все его сослуживцы будут гадать, что за безумствам он предавался в выходные. Левая нога Ника онемела после удара коленом об пол в схватке с ее высокородной светлостью по имени леди Джанна. Откуда ему было знать, что она не простая воровка?
   Он вспомнил, что мисс Кранделл однажды обмолвилась о племяннице, которой предстояло заняться вместе с ней гостиничным бизнесом. Она называла ее просто «Джанной», без «леди» и двуствольной фамилии. Экая важность! Голос с таким же акцентом преследовал его в кошмарных снах: подъем в конце фразы, рваный ритм. «Я удаляюсь в свои покои!» Ну надо же!
   Работая в Японии, он сторонился женщин из британского посольства. Обликом они не отличались от американок, но стоило им открыть рот, как он тут же вспоминал свою учительницу шестого класса, миссис Мут. Проницательная была бестия – этого у нее не отнимешь. Она с первого же дня раскусила Ника. Сколько он ни улыбался, она мучила его на протяжении самого длинного года в его жизни. Напоследок она вызвала в школу его мать, чем окончательно его добила. Он до сих пор не воспрянул из пепла.
   Лучше привыкай к здешнему говору, дружок. Тебе придется проторчать здесь не меньше полугода. Что поделать, если весь остров говорит с английским акцентом.
   В гостиной зазвонил телефон. Он снял трубку, полагая, что в столь поздний час кто-то неверно набрал номер.
   – Алло!
   – Ник!
   – Остин! Как дела?
   – Пока не жалуюсь. – Несмотря на превосходную связь, голос звучал глухо.
   – Значит, так. Я пока не смог обнаружить подружку Трейвиса. В офисе о ней никто ничего не знает. Хозяйка, Пифани Кранделл, тоже в неведении. Но я...
   – Я получил отчет о вскрытии.
   Шестое чувство подсказало Нику, что сейчас прогремит гром.
   – Это был не сердечный приступ?
   – Нет, яд.
   Боль, не проходившая с того дня, когда он узнал о смерти друга, стала еще острее.
   – Что вы сказали?
   – Они утверждают, что он отравился цветками олеандра, а может, ветками или листьями – в общем, не в этом дело...
   – Трейвис не сумасшедший, он не стал бы есть олеандр. – Услышанное показалось Нику бессмыслицей. Умереть от олеандра? Это выглядело как эпизод из третьеразрядного детектива. – Почему же здешний коронер зафиксировал смерть от сердечного приступа?
   – Те же симптомы: боль в груди, затрудненное дыхание...
   – Должно существовать какое-то... – Он хотел сказать «разумное объяснение», но они с Остином никогда не лгали друг другу – ни в прошлом, ни сейчас.
   – Как насчет этой Кранделл? Вдруг она...
   Об этом можно забыть, подумал Ник. Он привык доверять своему инстинкту. В следующее мгновение он вдруг вспомнил странное поведение Пифани Кранделл при встрече с ним. Ее чуть не хватил инфаркт, и стоило ей узнать, что он будет руководить местным разливочным предприятием, как она настояла – сопротивляться ей было совершенно невозможно, – чтобы он переехал в домик для гостей, который прежде снимал Трейвис.
   – Зачем Пифани Кранделл стала бы убивать Трейвиса?

5

   Ник хмурился, взгляд его был суров.
   – Чем вы накормили Трейвиса вечером накануне его смерти?
   – Один раз я уже ответила вам на этот вопрос, как только вы приехали. – Пифани отнюдь не выглядела смущенной. – С тех пор ничего не изменилось.
   – Повторите еще раз. Вдруг вы тогда что-то упустили.
   – Трейвис был приглашен на вечерний чай, а не на ужин, но он явился поздно, что было на него не похоже. Он, как обычно, принес мне подарок. У него были прекрасные манеры. В тот раз это был горшочек с медом.
   Это не удивило Ника. Трейвис просто обожал мед и каждое утро помногу намазывал его на свои тосты. Сколько ни дразнила его Аманда Джейн, предрекая неминуемое ожирение, он не собирался отказываться от своей привычки.
   – Он выпил стакан чаю и съел булочку с медом.
   – Что это был за чай? – Нику было любопытно, прозвучит ли тот же ответ, что в первый раз.
   – С лепестками орхидеи. Он перепробовал все мои сорта чая, но предпочитал этот.
   Ответ был тот же, Ник услышал его и в первый раз, когда, едва появившись в ее доме, начал подробно расспрашивать о гибели друга.
   – Мы ждали Клару с сандвичами и десертом, когда Трейвис почувствовал первый приступ боли. Он...
   – Ничего другого он не ел? – перебил ее Ник. Подробности предсмертных мук друга были для него невыносимы. Знал ли он, что отравлен? Знал ли, что сейчас умрет?
   – Нет, не ел. – Во взгляде Пифани появилось недоумение. – А почему вы спрашиваете? У вас есть какие-то новые сведения?
   – Да, он умер не от сердечного приступа. – Ник помолчал, рассчитывая, что Пифани проявит волнение, но так ничего и не дождался. – Это было отравление олеандром.
   Пифани окаменела. Ее изумление было совершенно искренним.
   – Не могу в это поверить! Как же это могло произойти?
   – Я надеялся услышать об этом от вас. Он не говорил, где побывал?
   – Нет, но я решила, что он наведывался на свой катер. По субботам он обычно посещал яхт-клуб.
   – Он не называл имен, ничего не рассказывал?
   Думая о последних минутах жизни своего друга, Ник старался не закрывать глаза, чтобы не навоображать невесть чего.
   – Нет, – тихо ответила Пифани. – Он твердил, что боль пройдет. Уверена, он и не подозревал, что доживает последние минуты. Внезапно он потерял сознание. Тут же произошла остановка сердца. Мы с Кларой пытались привести его в чувство, но...
   «Где же был ты, когда Трейвис так в тебе нуждался?» – не впервые задал себе вопрос Ник.
   Пифани крутила на пальце кольцо с мальтийским крестом, отражающее утренний свет.
   – Трейвис был удивительным человеком. Он рассказывал вам, как мы с ним встретились? Это случилось на приеме в «Оберж де Кастиль», резиденции премьер-министра. Он сжалился надо мной, старушкой, и пригласил на танец. Мы разговорились, и я узнала, что он ищет жилье. Я предложила ему снять мой домик для гостей.
   Ник не удивился, что Трейвис пригласил танцевать Пифани Кранделл. Он всегда спешил на выручку людям. Чем больше человек нуждался в нем, тем преданнее становилась дружба Трейвиса. Никто не знал этого лучше, чем Ник.
* * *
   За полчаса до делового ленча Ник прошел по сходням Королевского яхт-клуба на Маноле, озираясь в поисках причала номер 666, у которого была пришвартована яхта Трейвиса. Переговорив с Пифани, он сначала отправился в полицейскую префектуру. Префект, Альберт Аттард, уже получил факс от властей Хьюстона и возобновил следствие по делу об обстоятельствах гибели Трейвиса Прескотта. Оттуда Ник поспешил в яхт-клуб, где спросил, не виделся ли кто-либо с Трейвисом в день его кончины. Один официант сказал, что как будто видел Трейвиса в баре «Корсар», но не смог вспомнить, было ли это в тот самый день или раньше. Остальные члены клуба, к которым обращался Ник, знали имя, которое он называл, но не более того.
   Ничего удивительного Ник в этом не усматривал. Трейвис, в отличие от своей сестры, не был хорош собой. Такие, как он, тихие, непритязательные люди редко когда могут похвастаться большим количеством друзей. Зато в друзьях у него ходили самые завидные личности.
   Ник спохватился: а не был ли Трейвис все четыре года, которые он провел на Мальте, так же одинок, как Ник в Японии? Им следовало бы переписываться, как-то встречаться, звонить друг другу...
   Ник глядел на цепочку яхт и заставлял себя восхищаться ими. У причала 664 стояла яхта под названием «Скромница». Ничего скромного в ней на самом деле не было – она превышала размерами дом матери Ника в Копыте Мула. Следующая яхта имела в длину больше пятидесяти футов. Целый матросский десант находился на борту, усердно полируя медные части. На Мальте определенно водились денежки, и немалые.
   Для того чтобы узнать яхту Трейвиса, Нику не пришлось сверяться с номером на борту. Название заставило его замереть: «Аманда Джейн».
   Превосходное название! Как еще назвать столь грациозную яхту, если не именем самого совершенства? Он провел рукой по полированной обшивке, вспоминая старый катер, приобретенный им и Трейвисом на озере Хауленд для буксировки водных лыжников. Они сами написали на его транце «Мокрушка». Аманда Джейн была в ужасе, но они дразнили ее, говоря, что у них были на примете гораздо более двусмысленные названия. Забыв о матросах, Ник рассмеялся. Он вновь вспомнил счастливые времена и свою любовь.
   И, временно отмахнувшись от горестного воспоминания, он ступил на палубу. «Аманда Джейн» была скромнее соседних яхт, однако и она представляла собой дорогое гоночное судно в итальянском стиле. У него появился соблазн опробовать приборную панель – вне всякого сомнения, тут были использованы все те новейшие приспособления, о которых они когда-то грезили; однако вместо этого Ник поднялся в капитанскую рубку, чтобы заглянуть в судовой журнал. Никакого журнала он там не обнаружил.
   Из журнала он надеялся почерпнуть, кто и когда поднимался на борт «Аманды Джейн». Вдруг всплыло бы имя загадочной женщины с фотографии? Может быть, именно она прихватила с яхты журнал, чтобы затруднить работу сыщикам? Ник упал в капитанское кресло и уставился поверх, темно-синей воды на желтый полуостров, окруженный еще в эпоху Крестовых походов каменными бастионами. Впрочем, сейчас ему было не до любования красотами Валлетты.
   В голове Ника гвоздем застрял вопрос, кто же отравил Трейвиса. Местная полиция не слишком продвинулась в расследовании, зато она связалась с медицинским экспертом, рассказавшим о быстродействии олеандрового яда. Видимо, Трейвис принял яд во время трапезы в яхт-клубе или позже, прямо в «Соколином логове».
   Чутье подсказывало Нику, что Пифани Кранделл винить не в чем, однако пока все улики указывали на нее...
   – Нет! – пробормотал Ник.
   Пожилая дама искренне симпатизировала Трейвису. Почему он не принимает во внимание возможность несчастного случая? Вдруг Трейвис на пути в «Соколиное логово» остановился где-то, чтобы перекусить, и отравился? Очень маловероятно. Зачем ему было где-то перекусывать, раз его ждали к столу, практически к ужину, хоть это и носило другое название? К тому же Трейвис никогда никуда не опаздывал. Никогда, кроме вечера своей смерти...
   Ник не знал, сколько времени он вот так просидел в кресле, размышляя о загадочной смерти друга. Внезапно яхта покачнулась от волны, поднятой пролетавшим мимо катером, и Ник встрепенулся. Морское такси, подобно местным рыбацким лодкам, было разрисовано ярко-зелеными, желтыми и красными мазками, с вкраплениями голубого. Нику эти посудины напоминали гондолы, но Пифани утверждала, что эти деревянные лодки восходят по конструкции к финикийской модели, принесенной на остров ранними поселенцами. На носу лодки, слева и справа, красовалось по свирепому человеческому глазу. То были глаза Осириса – защита от злого духа. Ник буквально физически ощущал чувство потери, как громадную тяжесть, давившую на плечи. Он с трудом поднялся. Где был Осирис, когда в нем так нуждался Трейвис?
   Посмотрев на часы, Ник спохватился, что опаздывает на ленч с Кертом Бредфордом. Он кинулся на пристань, где стояли шлюпки, принадлежавшие крупным яхтам. Его терпеливо ожидала шлюпка с «Песни сирены», превосходившая по размеру его «Мокрушку». Моряк в белой форме поспешно отчалил.