Спенсер Лавирль. Раздельные постели

   Клей стиснул зубы, отмечая про себя, что она упомянула только его родителей.
   — Ты имеешь в виду, что они тебе нравятся?
   — Я их уважаю, — честно ответила она, — и сам этот факт — нечто новое для меня.
   — Хорошо, тогда разве ты не можешь уважать их чувства и согласиться с моей матерью?
   Кэтрин тяжело вздохнула:
   — Господи, я не знаю. Я во всем этом плохо разбираюсь. Не думаю, что когда-нибудь соглашусь с этим.
   — Кэтрин, что бы ты ни думала, моя мать — не махинатор. Она старается делать все, как принято. Раньше я об этом не упоминал, но я знаю, что одна из причин приема гостей имеет политический смысл. Об этом можно не упоминать, но деловой этикет предполагает приглашения по случаю таких событий, как свадьба. Такие приглашения рассылаются давним товарищам и коллегам, с которыми на протяжении многих лет установились не просто деловые связи. Сейчас многие из них стали близкими друзьями моих родителей. Мне жаль, если это сильно тебя обременит, но дела обстоят именно так.
   — Почему ты мне об этом не рассказал, когда предлагал весь план?
   — Честно говоря, тогда я об этом не думал.
   Она тяжело вздохнула.
   — Чем дальше, тем хуже…
   — Если ты попросишь мать свести число приглашенных до минимума, я уверен, она это сделает. Но я гарантирую, что все, за что она берется, будет выполнено со вкусом и умело. Неужели так трудно с этим примириться?
   — Я… это пугает меня, вот и все. Я вообще ничего не знаю о… светских свадьбах.
   — Она знает. И пусть она будет твоим советчиком. У меня такое чувство, что, когда вы лучше узнаете друг друга, вы хорошо поладите.
   Кэтрин снова почувствовала себя загнанной в угол, на сей раз от явного желания угодить родителям, даже если речь шла о свадьбе более чем благоразумной, Вспоминая его легкие прикосновения, интимные взгляды, она снова решила дать ему отчетливо понять, какова ее позиция в этом деле.
   — То, как ты вел себя в доме, было чистым представлением, причем абсолютно ненужным. Я уверена, что твои родители и так во все поверили бы.
   — Я так не считаю.
   — Ладно, но в будущем воздержись от этого. Это нехорошо.
   — Я хотел, чтобы нам было задано как можно меньше вопросов, вот и все. И я думаю, это сработало.
   — У тебя совсем нет совести, да?
   — Однажды мы уже об этом говорили, поэтому не нужно снова начинать. Мне это тоже, как и тебе, не нравится, но я буду это делать, о'кей? Если мне сейчас или потом нужно будет до тебя дотронуться, чтобы это выглядело убедительным, извини, я это все-таки сделаю.
   — Но это не входило в наш договор!
   — Ты такая непрочная, что прикосновение к плечу может тебе чем-то грозить?
   Она не удостоила его ответом на такую глупость. Но когда она сидела молча, обдумывая все услышанное, он добавил:
   — Забудь об этом. Я ничего не имел в виду, это было просто действие.
   «Только действие, — подумала Кэтрин, — только действие…»
   Кэтрин вздохнула и откинулась на спинку удобного кресла. В машине было тепло, и шум дождя усыплял ее. Мурлыкание мотора, легкое покачивание, когда они огибали повороты и петляли по узким улочкам, поглощали ее. Она находилась в полудреме и чувствовала себя наполовину обеспокоенной, наполовину — в безопасности. Работающие «дворники» гипнотизировали ее, и она уносилась куда-то, играя в вымышленную игру, как будто в детстве, когда они так часто играли с Бобби. Что случилось с девочкой, которая на протяжении всех лет взросления придумывала истории и записывала их в свой дневник? Что случилось с теми мечтами, что тогда казались спасательным люком? Что было бы, если бы эта свадьба не была выдуманной?
 
   В ее руках был букет приятно пахнущих цветов, когда она шла сквозь толпу людей с сияющими улыбками. На ней было потрясающее белое платье с такой объемистой юбкой, что с одной стороны лестницы она касалась стены, а с другой — перил. Прозрачная фата была похожа на ореол, когда она проходила мимо покрытого кружевом и сервированного серебром стола. В массе взглядов она искала знакомые глаза и мельком заметила множество подарков на другом столе. Бобби была здесь. Она поцеловала ее в щеку, тихо плача от счастья. И снова она искала знакомые серые глаза, она нашла их, и они улыбались. Он подождал, пока она поравняется с ним, потом взял ее за руку, и она почувствовала покой и свершение. Сыпался рис, букеты цветов. Она опять подошла к Бобби, а та протянула вперед руки, поцеловала ее и сказала:
   — Видишь? Все случилось так, как мы мечтали: сначала — ты, а потом — я.
   В толпе мелькнуло лицо матери, теперь оно не выражало беспокойства, потому что Кэти выбрала правильного человека. Потом она и очень правильный сероглазый мужчина проплыли через дверь навстречу медовому месяцу, медовой жизни, и все это было настоящим… настоящим… настоящим…
   Голова Кэтрин лежала на спинке сиденья, Клей наклонился к ней и слегка потрепал по плечу.
   — Эй, Кэтрин, просыпайся.
   Тусклый свет освещал кончики золотистых ресниц, и от них падала веером тень на щеки и нос. Ее волосы с одной стороны примялись от спинки сиденья и беспорядочно вздымались вокруг уха. Он в первый раз заметил, что ее уши проколоты. Она носила в ушах крошечные серебряные гвоздики. Ее губы были расслаблены, и теперь на них не было прежнего блеска. Между зубами был виден самый кончик языка. Яркий свет освещал жилки на шее, создавая интимные тени. Легкий, манящий запах духов все еще держался в машине.
   «Какой беспомощной она кажется, — думал Клей. — Все куда-то ушло, и вместе с ним исчезла ее надменность». Сейчас она была прекрасна, но он знал, что через минуту она опять напустит на себя суровый вид и вместе с ним холодные намеки, которые Клей уже успел так сильно невзлюбить. Он думал над тем, что, если бы она была такой же теплой и милой, какой казалась во сне, он бы не смог ее не полюбить. Он перевел взгляд на ее колени. Одной рукой она все еще придерживала сумочку, а вторая рука покоилась в низу живота. Под этой рукой развивался его ребенок. Он начал размышлять. Он задумался над тем, чего он хочет от своей жизни, и чего хочет она от своей. Рука на колене дернулась, и он подумал над тем, как легко она могла сделать аборт. На какой-то миг он пожалел, что она это не сделала, но потом снова почувствовал облегчение оттого, что этого все-таки не произошло. Ему хотелось знать, как будет выглядеть ребенок. Интересно, это будет мальчик или девочка. А, может, сама идея свадьбы ошибочна? На какой-то миг он проникся к ней нежностью, потому что в ней билась новая жизнь, и решил, что нет, это не ошибка. Его ребенок заслуживает лучшего начала в жизни, чем он, Клей, мог до сих пор ему предоставить. Господи! Как он хотел, чтобы все было по-другому, чтобы эта девушка была другой, и он мог ее полюбить. Он продолжал держать ее за руку, как раз над локтем. Через рукав пальто Клей мог чувствовать мягкое тело, его тепло.
   — Кэтрин, просыпайся, — тихо проговорил он.
   Она провела языком по губам, выпрямила голову, открыла глаза.
   — Ты заснула, — сказал он, наклонясь близко к ней и продолжая держать ее за предплечье.
   — Ммм… — пробормотала Кэтрин, закрыв глаза и пытаясь еще немного отогнать от себя пробуждение. Она понимала, что он касается ее, и она еще с минуту делала вид, что спит.
   — Было похоже, что ты думаешь, а не спишь. — Его голос был лишен критических ноток, более того — в нем была нежность. Она открыла глаза. Он сидел, наполовину отвернувшись от нее, положив локоть на руль. На его лицо падала тень, поэтому черты были скрыты.
   — Извини. В последнее время я так быстро засыпаю… Хотя врач сказал, что это естественно.
   Что-то интимное было в этих словах, от чего Клей почувствовал, что его желудок слегка поднимается, как это всегда происходило, когда он думал о ребенке. Он не подозревал, что внутри нее происходят изменения, и эти изменения влияют на повседневный режим. Он понял, что ответственен за многие изменения, которые сейчас происходят в ней, и о которых он раньше абсолютно ничего не знал.
   — Все в порядке. Я ничего не имею против…
   Это было в первый раз, когда они беспечно разговаривали друг с другом. Ее защитные силы теперь поутихли и находились в таком же сонливом состоянии, как и она сама.
   — Я вспоминала… — созналась она.
   — О чем?
   — Вспоминала, как мы с Бобби, бывало, часами сидели и планировали наши свадьбы, как делали платья из кухонных полотенец и булавок, а фату из старых занавесок. Потом мы все это записывали в наши дневники, все наши славные фантазии.
   — И что вы писали?
   — О, всякие обычные вещи. Девические мечты.
   — Лоденгрин и длинную фату?
   Она тихо засмеялась и пожала плечами.
   — Ты раньше об этом никогда не рассказывала. Если тебе всего этого очень хочется, почему ты отказывалась?
   — Потому что традиционные вещи будут только ненужными и угнетающими, если они используются для того, чтобы создать видимость того, что теряешь.
   — Сердца и цветы?
   Она никогда раньше не видела его таким милым. Снова она подумала о том, как бы ей было с ним хорошо, если бы все это было по-настоящему.
   — Если я скажу да, пойми правильно смысл моих слов.
   Он слегка отстранился, усаживаясь поудобней.
   — Я пойму правильно. Ты полагаешь, что мужчины не хотят того же самого.
   — Я никогда не думала о том, чего хотят мужчины.
   — Тебя удивит, если я скажу, что недавно осуществил давние свои желания?
   «Да, — подумала она, — да, удивит. Неужели я похитила у тебя твои мечты?» Она украдкой посмотрела на его профиль. Это был очень привлекательный профиль, она очень редко смотрела прямо на него. Сейчас его лицо выражало покорность.
   — Да? — наконец спросила она, не в силах воздержаться от вопроса.
   — Да. И неожиданно для самого себя.
   Следующий вопрос она задала, стараясь придать голосу понимающий оттенок.
   — Ты не хочешь, чтобы твои родители каким-то образом в тебе разочаровались, да?
   — Не хочу.
   Ей не хотелось казаться любопытной, и тем не менее она должна была знать — это ее очень долго волновало. Она сделала глубокий вдох, задержала его, а потом мягко спросила, глядя на свои колени.
   — А та девушка… с которой ты встречался… Джил… это именно та девушка, на которой, они надеялись, ты женишься, не так ли?
   Он быстро посмотрел на нее — она теребила пальцами сумку и смотрела вниз. Потом она подняла глаза, и их взгляды встретились.
   — Возможно. Я не знаю. — Он выпрямил плечи и начал рассматривать свет на доске приборов.
   Кэтрин почувствовала, как слегка подергиваются мышцы ее живота. Она почувствовала, как к ней тихонько подкрадывается чувство вины.
   — Возможно, они осуществят свою мечту, когда это все закончится, — сказала она.
   — Нет, теперь это никогда не случится.
   Они разговаривали об этом, Клей и Джил… Возможно, эта свадьба была бы его единственной возможностью отметить ее как полагается. Казалось, он признавал, что это его беспокоит.
   — Ты сама выбирай, как провести свадьбу, и, что бы ты ни решила по этому поводу, мне все подойдет. Маме просто придется с тобой согласиться, вот и все. Но она уже строит планы, поэтому мне бы хотелось как можно быстрее сообщить ей о твоем решении.
   — Это и твоя свадьба, Клей, — тихо сказала она, раздосадованная тем, что не ошиблась в своих выводах.
   — Свадьбы в большинстве случаев — это женское дело. Ты должна подготовиться.
   — Я… Спасибо.
   — Знаешь, мне кажется, каждый раз, когда я тебя высаживаю здесь, ты за короткое время приходишь к монументальному решению.
   — Но у меня в этом доме есть много помощниц, которые мне помогут найти и в этом случае верное решение.
   Он щелкнул языком.
   — Полный дом беременных, незамужних подростков. Могу представить, какими беспристрастными могут оказаться их советы. Вероятно, они все еще прикалывают занавески к своим волосам вместо фаты.
   Кэтрин подумала о том, насколько он был прав. Дождь барабанил по крыше, оконные стекла запотели. В машине было тепло и замкнуто, и какое-то мгновение Кэтрин не хотелось из нее выходить, не хотелось возвращаться снова в действительность.
   — Что бы ты ни решила, все будет о'кей, ага? — сказал он. — И не позволяй, чтобы эти дети уговорили тебя на что-нибудь…
   Он потянулся к дверной ручке, но она попросила его остаться в машине. Она сама прекрасно дойдет до дома. Когда она протянула руку, чтобы открыть дверь, он остановил ее, сказав:
   — Кэтрин? Она обернулась.
   — Было… хорошо. Было лучше, когда мы разговаривали и не спорили… Я думаю, мы в этом нуждались.
   — Я тоже так думаю.
   Но, уже выходя из машины, Кэтрин знала, что лжет. Она в этом совсем не нуждалась, абсолютно нет. О Господи, ей все больше нравился Клей Форрестер!
 
   Когда Кэтрин вошла в дом, к ней кинулась Мари. И Кэтрин невольно призналась:
   — Я выхожу замуж за Клея Форрестера.
   Мари зажгла свет, прыгнула на середину своей кровати и дала сигнал:
   — ВСЕ ПРОСЫПАЙТЕСЬ! КЭТРИН ВЫХОДИТ ЗАМУЖ!
   Поднялся невообразимый шум — все радостно кричали, веселились, прыгали и обнимались.
   Миссис Толлефсон крикнула снизу:
   — Что там происходит? — Узнав, что случилось, поздравила Кэтрин и потом предложила сделать какао.
   Прошел час, пока страсти улеглись, но за это время Кэтрин прониклась бесстрашным восторгом девушек. Может быть, это началось, когда они обнимали ее, и в первый раз за все это время она заметила, что отвечает им тем же. Казалось, что они преподнесли ей какой-то бесценный подарок, и даже теперь, лежа в кровати, она не спала и не была уверена, что же это было.
   Она услышала через проход тихий голос Мари:
   — Эй, ты спишь?
   — Нет.
   — Дай мне свою руку, а?
   Кэтрин протянула руку, и в темноте ее пальцы сжали пальцы Мари. Потом наступила тишина, но Кэтрин знала, что всегда веселая Мари сейчас плакала.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   На следующий день утром, когда Кэтрин была на занятиях, позвонил Клей и попросил ей передать, что его мать пригласила ее на обед, и спросил, можно ли сделать так, чтобы Кэтрин не ела в «Горизонте»? Он заедет за ней около половины седьмого.
   Когда Кэтрин вошла в дом, девушки столпились вокруг нее. Она, призналась им, что идет к Форрестерам, чтобы обсудить свадебные планы.
   — Ты хочешь сказать, что они хотят настоящую свадьбу?!
   С того самого момента, когда Кэтрин отдала себя в руки Анжеле, она понимала, что то, что Анжела называет «личным делом», предназначалось стать настоящей феерией.
   И тем не менее было трудно устоять перед очаровательной Анжелой, когда она смеялась, и ее смех был похож на песню из швейцарской музыкальной шкатулки, когда она всеми силами старалась сделать так, чтобы Кэтрин чувствовала себя как дома, когда она… Кэтрин сразу заметила, как она и Клейборн касались друг друга — они делали это бессознательно и с любовью, чего никогда не происходило между ее родителями, и как Анжела всегда называла его ДОРОГОЙ, и он называл ее ДОРОГАЯ.
   — Разве это не чудесно, дорогой, что после всего у нас будет свадьба, — пела Анжела.
   Кэтрин, не сопротивляясь, плыла в потоке неотразимых планов Анжелы насчет поставщиков провизии, цветочника, фотографа и даже гравированных пригласительных… Она предоставила Анжеле полную свободу действий. Иногда Клейборн видел во взгляде девушки беспомощность. Может быть, это, а может быть, тот факт, что она понимала значение свадьбы для Анжелы, заставило Клейборна смотреть на девушку другими глазами.
   Вопрос о списке приглашенных был первым вопросом, в котором Кэтрин категорично отказала Анжеле включить в этот список Герба Андерсона.
   — Но, Кэтрин, ведь он — твой отец.
   — Я не хочу, чтобы он был здесь, — упрямо настаивала Кэтрин. Форрестеры удивились, когда Кэтрин сказала, что хочет, чтобы ее брат Стив выдавал ее замуж. Они не знали, что у нее есть брат, и что он находится в Лас-Вегасе в составе Воздушных Сил Неддиса.
   В свою очередь Кэтрин удивилась тому, что Анжела пригласила жительниц «Горизонта». Заикаясь, Кэтрин сказала:
   — Н-но ведь они все беременные.
   Анжела только рассмеялась и мило поинтересовалась:
   — Они такие большие, что не поместятся в моем доме? — Этим вопрос и был решен. Анжела предложила Кэтрин немедленно позвонить брату, воспользовавшись телефоном в кабинете.
   Сидя в глубоком кожаном кресле за столом, Кэтрин набрала номер. Ожидая, пока ответит телефон, она почувствовала теплоту и радость, которые всегда охватывали ее при мыслях о Стиве. Она думала о фотографиях, которые он присылал ей в течение последних шести лет, о том, как за это время он из тощего мальчика превратился в настоящего мужчину, и как она по нему скучает.
   Четкий голос ответил на звонок:
   — Штатный сержант Стивен Андерсон слушает.
   — С-стив? — спросила она, слегка затаив дыхание.
   — Да? — Короткое замешательство, а потом: — Кто это — Кэти? Малышка, это ты?
   — Да, это я. Но никто меня уже давно не называет малышкой.
   — Кэти, где ты? — изумленно воскликнул он.
   Она окинула взглядом затемненный личный кабинет, зная, что Стив не поверит, если она начнет описывать, где находится.
   — В Миннесоте.
   — Что-нибудь случилось?
   — Нет, ничего. Мне просто захотелось позвонить, вместо того чтобы писать. — Телефонные звонки стоили дорого, поэтому она звонила редко. Кэтрин напомнила себе; что нужно поблагодарить мистера и миссис Форрестер.
   — Мне так приятно слышать твой голос. Как ты?
   — Я? — Она готова была заплакать. — О, я… Я живу отлично.
   — Эй, у тебя голос дрожит. Действительно ничего не случилось?
   — Нет, нет, просто у меня есть кое-какие новости, которые не могут ждать.
   — Да? Хорошо, давай, говори.
   — Я выхожу замуж. — Говоря это, Кэтрин улыбнулась.
   — Что! Тощий, плоскогрудый мешок с костями выходит замуж?!
   Она затряслась от смеха.
   — Теперь я не такая. Ты долго меня не видел.
   — Я получил твою выпускную фотографию, поэтому знаю, что ты говоришь правду. Эй, мои поздравления. И ты теперь учишься в колледже. Много перемен, да?
   — Да… много. — Она опустила глаза на кожаную поверхность стола.
   — Итак, когда наступит этот грандиозный день?
   — Скоро, точнее, пятнадцатого ноября.
   — Так это всего лишь через пару недель!
   — Через три. Ты можешь приехать домой? — Кэтрин затаила дыхание в ожидании.
   На линии повисло молчание, а потом Стив скептически повторил:
   — Домой? Она сказала умоляющим голосом:
   — Тебе не придется останавливаться дома, Стив… — Когда он не ответил, она спросила: — У тебя есть возможность попасть сюда?
   — А как насчет старика? — В голосе Стива послышались холодные нотки.
   — Его не будет на свадьбе, я тебе обещаю. Только мама, тетя Элла, дядя Фрэнк и Бобби, конечно.
   — Послушай, я очень постараюсь. Как они все? Как мама?
   — Все так же. Мало что изменилось…
   — Она все еще живет с ним?
   — Да. — На минуту она оперлась лбом о кулак, потом взяла со стола Клейборна нож для разрезания бумаги и начала вертеть его в руках. — Я перестала убеждать ее, чтобы она ушла от него, Стив. Он — такой же, каким был всегда, но она слишком боится его, чтобы уйти…
   — Кэти, может, если я приеду, нам удастся вдвоем убедить ее.
   — Может быть… не знаю. Ничего другого не остается. Ты хорошо это знаешь. Я не думаю, что она когда-нибудь признает, как сильно его ненавидит.
   Стив придал своему голосу наигранные нотки бодрости:
   — Послушай, Кэти, не волнуйся об этом, о'кей? Я имею в виду, что настало твое время быть счастливой, не правда ли? Итак, расскажи мне о твоем будущем муже. Как его зовут? Как он выглядит?
   Этот вопрос привел Кэтрин в замешательство. Ей не хотелось описывать Клея в двух словах. Она откинулась назад в кресле.
   — Его зовут Клей Форрестер. Ему двадцать пять лет, он учится на последнем курсе юридического факультета университета Миннесоты. После окончания он собирается работать вместе со своим отцом. Он… ну… умный, вежливый, хорошо одевается, у него красивые глаза. — Она слегка улыбнулась. — У него очень порядочная семья, у него нет ни братьев, ни сестер, только мать и отец, и они хотят провести свадьбу в своем доме.
   — Где они живут, в старом районе?
   — Нет. — Кэтрин постучала ножом для разрезания бумаги по кончику носа и посмотрела в потолок. — В Эдине.
   Последовала выразительная пауза.
   — Ну и ну… Моя малышка-сестра выходит замуж за отпрыска правящей элиты. Как ты все это устроила, бэйби?
   — Я… Боюсь, что устроила это тем, что забеременела.
   — Забере… О, ну, это… Это не мое дело. Я не думал…
   — Не нужно так смущаться, Стив. Ты бы узнал об этом рано или поздно.
   — Могу поспорить, что старик много что сказал по этому поводу, да?
   — Не вспоминай об этом.
   — Они уже с ним встречались, Форрестеры?
   Кэтрин вспомнила маленький шрам над бровью Клея.
   — Да.
   — Полагаю, старик думает, что на сей раз ему улыбнулась удача, не так ли?
   — Ты попал в точку. Здесь такое творилось! Я ушла из дома, чтобы отделаться от него.
   — Могу представить себе, что он вытворял.
   — Эй, послушай, его не будет на свадьбе, понимаешь? Я не хочу, чтобы он был. Я ему ничем не обязана! Это — один раз в моей жизни, когда выбор предоставляется мне, и я хочу воспользоваться этим случаем!
   — А как насчет мамы?
   — Я ей еще не говорила, но она будет следующей, кому я сообщу. Не знаю, сдвинется ли она с места без него. Ты же знаешь, какая она.
   — Скажи ей, я сделаю все возможное, чтобы приехать. Может, в этом случае она пойдет.
   — Когда ты точно узнаешь, сможешь ли приехать?
   — Через несколько дней. Я займусь этим прямо сейчас.
   — Стив?
   — Да?
   Кэтрин подалась вперед в кресле, очень часто стало моргать, ее губы сжались от волнения, а потом, заикаясь, она сказала:
   — Я… Я так сильно хочу, чтобы ты был здесь… Она выронила нож для разрезания бумаги, обхватила голову руками, стараясь отогнать слезы.
   — Эй, малышка, ты плачешь? Что случилось, Кэти?
   — Н-нет, я не плачу. Я никогда не плачу. Мы договорились не делать этого давным-давно, помнишь? Просто ужасно приятно слышать твой голос, и я по тебе очень скучаю. Спустя шесть лет я по-прежнему по тебе очень скучаю. Ты был единственным хорошим человеком здесь.
   После длинной, напряженной паузы Стив сказал дрожащим голосом:
   — Послушай, сестренка, я сделаю это. Так или иначе, я это сделаю. Обещаю.
   — Стив, извини, но мне нужно идти… Я не хочу накручивать телефонный счет больше, чем я это уже сделала. — Она назвала ему номер телефона в «Горизонте».
   Перед тем как прекратить разговор, он сказал:
   — Господи, я счастлив за тебя. Передай привет маме и скажи Клею Форрестеру спасибо, хорошо?
   Кэтрин обмякла в высоком кожаном кресле, ее глаза закрылись, и она погрузилась в воспоминания. Она и Стив в детстве были союзниками и обещали друг другу бесконечную поддержку. Стив, веснушчатый тринадцатилетний мальчик, всегда защищал Кэтрин перед Гербом Андерсоном, несмотря на свой страх перед ним. Стив и Кэтрин прижимались друг к другу и ждали, на кого на сей раз будет направлен гнев отца. Кэтрин плакала, когда приходила очередь Стива сносить удары, а Стив плакал, когда побои доставались Кэтрин, они дрожали и от страха не плакали, когда очередь доходила до матери, они только испытывали общую агонию беспомощности. До тех пор, пока, они были вместе, они могли это терпеть. Но потом наступил день, когда Стив уехал искать счастья. Она почувствовала себя одинокой, оставшись в доме, где были только ненависть и страх.
   — Кэтрин?
   Она резко открыла глаза, услышав голос Клея, и подалась вперед, как будто ее застали на месте преступления.
   Клей стоял в дверном проеме, заложив одну руку в карман брюк, пристально изучая ее лицо. Наконец он вошел в тускло освещенную комнату. Она поспешила отвернуться к задернутым шторам и как можно незаметнее вытереть слезы.
   — Ты не смогла дозвониться?
   — Нет, я дозвонилась.
   — Тогда что-нибудь случилось?
   — Ничего. Он собирается немедленно заняться вопросом об отъезде.
   — Тогда почему ты расстроена?
   — Я не расстроена. — Она с трудом могла связать пару слов. Она чувствовала себя неловко, зная, что Клей молча внимательно смотрит на нее. Когда, наконец, он заговорил, в его голосе послышалось беспокойство и нежность:
   — Ты хочешь об этом поговорить, Кэтрин?
   — Нет, — холодно ответила она, хотя ей больше всего на свете хотелось сейчас повернуться к нему и излить все мучительные воспоминания прошлого. Но она чувствовала, что не может сделать этого, особенно не может высказать всего Клею Форрестеру, поскольку он только проходит через ее жизнь.
   Клей смотрел ей в спину, узнавая оборонительную осанку, прямые плечи и гордый постав головы. Какой недосягаемой она может сделаться, когда захочет. Все же ему было интересно, что она будет делать, если он подойдет к ней и дотронется до плеч? Какое-то мгновение ему хотелось попытаться сделать это, он чувствовал, что она безгранично одинока… Но не успел он сделать шаг, как она заговорила:
   — Клей, мне бы хотелось самой сделать платье к свадьбе. Мне бы хотелось хотя бы это сделать самой.
   — Разве я как-то дал тебе понять, что буду возражать?
   — Нет… Я только хочу убедиться в том, что тебе не станет стыдно перед своими гостями, если появлюсь в платье домашней работы.
   В его глазах она увидела вопрос. Чему она бросает вызов? Его положению в обществе? Его спокойному, надежному желанному воспитанию? Или тому факту, что минуту назад он появился в момент, когда защитные силы ее покинули?