Страница:
— Он предложил деньги, — откровенно ответила она.
— Ну, это уже кое-что! Сколько?
«Сколько, сколько, сколько», — обезумев от злости, думала Кэтрин и наобум сказала:
— Пять тысяч долларов.
— Пять тысяч долларов! — вырвалось у него. — Ему придется заплатить больше, если он хочет, чтобы я оставил его в покое. Мне улыбнулась фортуна, а он мне хочет выплатить каких-то пять тысяч баксов?
Кэтрин медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.
При упоминании о деньгах, глаза отца жадно заблестели. Кэтрин пообещала себе, что запомнит этот блеск и будет смеяться, когда уйдет из дома. Он задумался, почесывая свой живот.
— Что ты ему сказала? — Она презирала это хитрое выражение лица. Это означало, что колесо снова заработало: он опять разрабатывает схему, как лучше из ничего получить что-то.
— Я сказала ему, что, возможно, ты встретишься с его отцом.
— Это первая разумная вещь, которую ты сказала с тех пор, как я вошел на кухню.
— Ты все равно встретишься с ним, так зачем мне было лгать? Но я своего мнения не изменю. Ты можешь пытаться высасывать из него деньги, сколько тебе захочется, но мне эти деньги не нужны! Помни об этом! — Это тоже было частью ее тактики. Стоит ей изменить свое отношение к происходящему, как он тут же начнет подозревать.
— У тебя совсем куриные мозги! — ругался он, сдергивая грязное полотенце, висевшее на ящике. Но она давно привыкла к его оскорблениям. Она покорно терпела их. — У тебя не только не хватает мозгов вести себя так, чтобы тебя не испортили, но ты даже не чувствуешь своей выгоды, когда тебе улыбается удача! А сейчас она тебе как раз улыбается!
Она так часто слышала от него выражение «удача улыбается», что каждый раз при упоминании его Кэтрин становилось плохо, потому что это было частью его великого самообмана.
— Да, папа, ты говорил мне… тысячу раз, — с сарказмом сказала Кэтрин, а потом твердо добавила: — Но я не хочу его денег. У меня свои планы. Я смогу обойтись без них.
— Планы! — прокричал он. — Какие планы? Не думай, что ты будешь висеть у меня на шее и воспитывать своего ублюдка! Я не собираюсь растить отродье Форрестера! У меня нет таких денег!
— Не беспокойся, я тебя ни о чем не попрошу.
— Как пить дать не попросишь, потому что ты подцепишь любовничка и скажешь ему, пусть раскошеливается! — Он помахал пальцем перед ее носом.
— Для кого раскошеливаться? Для тебя или для меня?
— Не заставляй меня страдать! Я ужасно долго ждал, пока мне улыбнется удача!
Она чуть не съежилась, когда он опять употребил ненавистное выражение. Он так долго строил песочные замки, что теперь даже не осознавал, как часто пользовался этим выражением, и что оно только подчеркивало пустоту в его душе.
— Я знаю, — сухо сказала Кэтрин, но он опять пропустил сарказм мимо ушей.
— И вот она улыбнулась!
— Твой кофе выкипит. Выключи плиту.
Он бессмысленно смотрел на кофейник и не замечал, как поднимается крышка, не чувствовал запаха горелых зерен. Девушку неожиданно охватил внезапный приступ отчаяния от безучастности этого человека и своего положения в этом доме. Казалось, что он совсем забыл о ней. Опершись руками о край плиты, Герб Андерсон повторял с растущей страстью:
— Да, сэр… очень долго, и я заслужил это, слава Богу.
— Я ухожу. Мне нужно успеть на автобус.
Он вышел из состояния задумчивости, посмотрел через плечо с кислой миной на лице:
— Да, иди. Но готовься сегодня вечером снова нажать на старика Форрестера. Пять тысяч — это капля в море для такого богатого сукина сына.
Когда она ушла, Герб Андерсон наклонился над плитой и начал что-то себе шептать. Он часто шептал сам себе. Он сказал Гербу, что весь мир перевернулся для Герба, что Герб заслуживает лучшего, и теперь, слава Богу, Герб это получит! И никакая спесивая девчонка не может его заставить сойти с намеченного курса. В ее жилах течет кровь проститутки, как и у ее матери. Разве он не знал этого?! И разве она этого не подтвердила, позволив себя испортить? В итоге все всплывает наружу. Да, сэр. Кэтрин осталась перед ним в долгу, Ада перед ним в долгу. Черт, вся страна задолжала ему, если уж об этом говорить.
Он налил себе еще чашку кофе, пытаясь остановить дрожь.
Проклятая дрожь, — думал он, — это тоже вина Ады! Но после третьей чашки он стал спокоен, как лягушка, наблюдавшая за мухой. Чувствуя себя лучше, он усмехнулся, думая, какой он умный. Он был уверен в том, что старик Форрестер не захочет, чтобы какие-то Андерсоны влились в его напыщенный род! К концу недели Форрестер хорошо заплатит только для того, чтобы не состоялась свадьба его сына, который принадлежит к высшему классу, и испорченной Кэтрин Андерсон, которой место в самых низших слоях общества.
Кэтрин наблюдала из-за угла овощного магазина. Когда отец вышел из дома, она быстро позвонила своей двоюродной сестре, Бобби Шумахер, а потом вернулась домой, чтобы собрать вещи. Как и Кэтрин, Бобби училась на первом курсе в университете штата Миннесота, но ей нравилось жить со своей семьей. Ее дом, так не похожий на дом Кэтрин, в детстве представлялся Кэтрин раем. С младенческих лет девочки стали лучшими подругами и союзниками. У них не было секретов друг от друга.
Спустя час, сидя в желтом «битле» Бобби, Кэтрин почувствовала огромное облегчение оттого, что наконец удрала из дома.
— Ну, как дела? — Бобби вопросительно посмотрела на Кэтрин сквозь огромные очки в черепашьей оправе.
— Вчера вечером или сегодня утром?
— И вчера, и сегодня.
— Не спрашивай. — Кэтрин устало запрокинула голову назад и закрыла глаза.
— Плохо, а?
— Я не думаю, что Форрестеры поверили всему, что наговорил мой старик, когда вчера вторгся в их дом. Господи, ты бы видела их дом! Он так красив!
— Они предлагали деньги?
— Клей предлагал, — сказала Кэтрин.
— Я тебе говорила, что он это сделает.
— А я тебе говорила, что откажусь. Бобби скривила рот.
— Почему ты такая упрямая? Это его ребенок тоже!
— Я тебе говорила, что не хочу, чтобы он хоть как-то влиял на меня. Если он заплатит, он будет думать, что имеет право участвовать в дальнейших событиях.
— Но в твоей политике нет здравого смысла. Ты могла бы жить на эти деньги. Как ты собираешься платить за второй семестр?
— Точно так же, как я плачу за первый. — Бобби очень хорошо было известно это решительное выражение, которое появилось на губах Кэтрин. — У меня все еще есть печатная и швейная машинки.
— А у него есть миллионы отца, — сухо парировала Бобби.
— О, ради Бога, Бобби! Они не настолько и богаты!
— Стью говорил, что они купаются в деньгах. Несколько несчастных сотен не принесут им ущерба…
Кэтрин села прямо, сжав губы.
— Бобби, я не хочу спорить. С меня достаточно сегодняшнего утра.
— Старый милый дядя Герб снова на тропе войны? — спросила Бобби со слащавым неудовольствием.
Кэтрин кивнула.
— Ты все еще не можешь с этим примириться.
Кэтрин оставалась унылой, тогда в голосе Бобби послышались бодрые нотки.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Кэт, но не нужно! Много лет назад твоя мать сделала свой выбор, теперь это ее проблема — либо мириться, либо решать трудности.
— Он взбесится, когда обнаружит, что я ушла, а она останется с ним в доме и примет все на себя. — Кэтрин угрюмо смотрела в окно.
— Не думай об этом. Считай, что тебе повезло, что ты смогла уйти. Если бы этого не случилось, ты бы навечно там осталась и защищала ее. И не забывай, я сказала своей матери, чтобы сегодня вечером она заглянула к вам, поэтому твоя мать не будет с ним одна. Послушай, Кэт… ты ушла, и это важно. — Она посмотрела на свою двоюродную сестру карими глазами, а потом призналась с усмешкой: — Знаешь, за это я в чем-то благодарна Клею Форрестеру.
— Бобби! — В голубых глазах Кэтрин появился едва заметный веселый блеск.
— Хорошо, не буду! — Бобби крепче схватилась за руль.
— Ты обещала, что не расскажешь Клею, не забывай об этом! — напомнила ей Кэтрин.
— Не беспокойся — он от меня ничего не узнает, хотя в этом ты не права. Половина девушек университета отдали бы свои глазные зубы, чтобы извлечь пользу из ситуации, в которой ты оказалась, а ты вместо этого показываешь свою гордость!
— Клей Форрестер свободен — они могут начинать действовать! Что касается меня… Со мной все будет в порядке. — Кэтрин покорно посмотрела в окно.
— Но я хочу, чтобы с тобой не просто все было в порядке, Кэт. Разве не видишь, что я чувствую себя ответственной за тебя? — Бобби коснулась руки своей сестры, и их взгляды встретились.
— Нет, ты не ответственна ни за что. Сколько мне еще раз повторять это?
— Но я познакомила тебя с Клеем Форрестером.
— Но это все, что ты сделала, Бобби. Все остальное было следствием моего решения.
Они много раз обсуждали этот вопрос. После таких разговоров Бобби всегда падала духом.
— Знаешь, он спросит… — проговорила она тихо.
— Тебе просто придется соврать, скажешь, что не знаешь, где я.
— Мне это не нравится. — Теперь губы Бобби упрямо сжались.
— Мне тоже не хочется оставлять свою мать, но это — жизнь… Тебе же так нравится это повторять.
— Надо помнить об этом, если захочешь связаться с матерью и узнать, как у нее обстоят дела.
— Именно поэтому я и волнуюсь… Я не хочу, чтобы она думала, что я уехала далеко. Она сойдет с ума при одной мысли об этом.
— Некоторое время — да, но совсем скоро почтовые открытки убедят ее, что с тобой все в порядке, а твой отец даже и не подумает околачиваться возле университета. Он никак не заподозрит, что ты осталась в городе. Как только родится ребенок, ты снова сможешь увидеть свою мать.
Кэтрин умоляюще посмотрела на свою двоюродную сестру.
— Но ты позвонишь и узнаешь, как она, а потом дашь мне знать, все ли у нее в порядке, хорошо?
— Я тебе говорила, что сделаю это, а сейчас расслабься и помни… однажды она поймет, что у тебя были свои причины сложить вещи и уйти из дома. Кстати, она тоже может это сделать.
— Сомневаюсь. Что-то ее там держит… Что-то, чего я не могу понять.
— Не пытайся понять мир и его проблемы, Кэтрин. У тебя достаточно своих.
С того момента как Кэтрин увидела «Горизонт», она поняла, что обретет здесь покой. Это было одно из уродливых зданий, в котором, казалось, было слишком много комнат для нужд одной семьи. Вокруг тянулась широкая незастекленная веранда, украшенная макроме, выполненными обитательницами дома. Некоторые цветы в горшках увяли, как будто их тоже коснулись поздние сентябрьские морозы, как и клены, которые росли на бульваре. Внутри располагался широкий вестибюль, который отделяла от гостиной колоннада цвета желтоватой слоновой кости. Лестница на левом крыле фойе имела два поворота. Богатые, старые, тяжелые перила говорили о прошедших великих днях. За колоннадой простирались гостиная и столовая, похожая на солнечную уютную таверну. Цветной свет просачивался сквозь старое стекло, разбрызгивая по комнате штрихи кисти художника: аметистовый, гранатовый, сапфировый и изумрудный цвета отражались от изящной старинной мозаики, как восемьдесят, а то и более лет тому назад. Широкие плинтусы и панели хорошо сохранились. Комната была обставлена очень просто — тахта и стулья разной формы, но казалось, что все было подобрано со вкусом и смотрелось лучше, чем некоторые тщательно спланированные гарнитуры. Там же находились столы с потертыми краями, но весьма уютного дизайна. Единственной вещью, которая, как казалось, не вписывалась в интерьер комнаты, был телевизор. Сейчас он был выключен. Кэтрин и Бобби стояли в передней и наблюдали, как три девушки убирают в комнате. Одна из них стояла на коленях, разбирая журналы, вторая пылесосила ковры, а третья вытирала пыль со столов. Вдалеке за аркой, юная девушка склонилась над обеденным столом, за которым могла разместиться вся команда викингов Миннесоты. Стулья стояли вокруг стола, и девушка подходила к каждому и вытирала его тряпкой. Она выпрямилась и положила руку на талию, проводя пальцами по пояснице, потягиваясь назад. Глядя на нее, Кэтрин сконфузилась, когда девушка повернулась, и Кэтрин увидела выпирающий живот. Она была не больше пяти футов в росте, ее груди даже не успели полностью развиться. Должно быть, ей было около тринадцати лет, но она была уже на восьмом месяце беременности.
Девушка лучезарно улыбнулась, когда увидела Кэтрин и Бобби.
— Эй, девчонки, выключите эту штуковину. У нас появилась новенькая! — крикнула она девушкам, которые убирали в гостиной.
Пылесос замолчал. Девушка, которая разбирала журналы, поднялась, та, которая вытирала пыль, забросила тряпку на плечо, и они все направились к колоннаде.
— Привет, меня зовут Мари. Ты ищешь миссис Толлефсон? — спросила девушка, которая была похожа на свое имя: самая настоящая француженка, миниатюрная, с дерзкими темными глазами, с короткой стрижкой, пикантным лицом, которое показалось Кэтрин очень милым.
— Да, меня зовут Кэтрин, а это — Бобби.
— Добро пожаловать, — сказала Мари, протягивая руку. — Кто из вас остается здесь?
— Я. Бобби — моя двоюродная сестра, она меня привезла сюда.
— Познакомьтесь с остальными. Это — Викки. — У Викки было плоское, длинное лицо, и единственной его отличительной чертой были глаза василькового цвета. — И Гровер — Гровер выглядела так, как будто училась в высшей школе правилам ухода за лошадьми: ее волосы беспорядочно свисали вниз, ногти были обломаны, одежда неопрятной. — А это — наш талисман счастья, Малышка Бит, играет в кошки-мышки с тряпкой. Эй, иди сюда, Малышка Бит.
Они все были беременны, но Кэтрин поразило то, что все они были очень молоды. Подойдя ближе, Малышка Бит показалась еще моложе, чем сначала. Казалось, что Мари была старшей из четырех, возможно, шестнадцать или семнадцать лет, но остальным, Кэтрин была уверена, было не больше тринадцати. Удивительно, что все они казались жизнерадостными и встречали Кэтрин теплыми, неподдельными улыбками.
Кэтрин не могла больше думать об их возрасте, поскольку Мари взяла инициативу на себя и сказала:
— Тогда добро пожаловать. Пойду посмотрю, смогу ли для тебя выловить Толли. Она где-то здесь. Ты ее видела, Малышка Бит?
— Думаю, она в кабинете.
— Великолепно. Идите за мной, девочки. — Идя за Мари, Кэтрин и Бобби вскоре услышали. — Как я вам уже говорила, Малышка Бит — наш талисман здесь. Ее настоящее имя — Дульси, но она такая маленькая, что мы зовем ее Малышка Бит. Миссис Толлефсон — хорошая. Мы все зовем ее Толли. Как только ты с ней поговоришь, мы поможем тебе устроиться. Эй, девочки, вы еще не обедали?
Увиденное совершенно не соответствовало представлениям Бобби об этом доме. Четыре девушки, с которыми она только что встретилась, проявили такую доброту и женственность, что ей показалось это несколько старомодным. Казалось, они все были счастливы и готовы прийти на помощь. Следуя за полной Мари по холлу, который вел в заднюю часть дома, Бобби чувствовала себя все лучше и лучше оттого, что оставляет здесь Кэтрин. Они подошли к маленькой комнате, находящейся под служебной лестницей. Здесь было так же уютно, как и в гостиной, только мебели было больше. Здесь находились большой стол и книжные полки, сшитый из лоскутов оранжевого цвета диван, который привносил в комнату домашний уют. Занавески были отдернуты — свет падал на папоротники, которые висели над столом. За столом сидела женщина и что-то искала в шкафчике.
— Эй, Толли, ты опять что-то потеряла? — спросила Мари.
— Ничего существенного. Сейчас найду. Это просто моя шариковая ручка. Последний раз ее брала Фрэнси. Полагаю, мне просто придется подождать, пока она не скажет, куда она ее положила.
— Эй, Толли, у нас появилась новенькая.
Женщина наконец подняла лицо из-за кучи книг. Это было обычное лицо женщины средних лет, но в уголках глаз и губ таилась улыбка.
— О, почему ты сразу не сказала? — улыбаясь, спросила она. — А, Кэтрин, я не ожидала тебя так рано, а то бы я сказал девушкам, чтобы они вышли за тобой и внесли твои вещи. Твои вещи еще не внесли?
— Мы позаботимся о них, пока вы будете разговаривать, предложила Мари, — если Бобби покажет, где стоит машина… — Перед тем как уйти, Мари сказала миссис Толлефсон: — Я буду ей сестрой.
— Чудесно! — воскликнула женщина. — Я полагаю, что вы уже познакомились, поэтому обойдемся без представлений. Кэтрин, у нас обычно какая-то из девушек помогает вновь прибывшей: показывает ей, где находятся вещи, рассказывает, как мы составляем расписание работы, в котором часу подают еду и все такое прочее…
— Это значить быть сестрой, — добавила Мари. — Как ты отнесешься к тому, если твоей сестрой буду я?
— Я… — Кэтрин была поражена участием и добротой. Она не ожидала этого, во всяком случае, не рассчитывала на такое отношение к себе с первых минут. Чувствуя ее замешательство, Мари взяла Кэтрин за руку.
— Послушай, мы все прошли через это в первый день, Каждый немного нуждается в моральной поддержке, и не только сегодня, но и в остальные дни, когда появляется уйма забот. Вот почему у нас здесь есть сестры. Я полагаюсь на тебя, ты полагаешься на меня. Пройдет время, и ты поймешь, что это — самое замечательное место, правда, Толли? — весело спросила Мари миссис Толлефсон, которая, казалось, уже привыкла к подобным сценам. Кэтрин была смущена — она не держалась за руки с девочками с тех пор как бросила играть в «классики» и прыгать…
— Правда, — ответила миссис Толлефсон. — Тебе повезло, Кэтрин, что тебя выбрала Мари. Она — одна из самых дружелюбных жительниц нашего дома.
Отпустив руку Кэтрин и коснувшись плеча миссис Толлефсон, Мари проворчала:
— О, ты всегда так говоришь о каждой из нас. Пошли, Бобби, давай отнесем вещи Кэтрин в ее комнату.
Когда они ушли, миссис Толлефсон тихо засмеялась и снова погрузилась в свое кресло.
— Ох уж эта Мари! Она как огненный шар. Думаю, она тебе понравится. Присаживайся, Кэтрин, присаживайся.
— Они все зовут вас Толли?
Женщина была одета в обычную одежду, и от нее веяло дружеским теплом, хотя Кэтрин думала, что она должна носить накрахмаленный передник. Вместо этого на ней были жаккардовые темно-бордового цвета старомодные широкие брюки, а из-под старого свитера, который с годами потерял форму и вытянулся на рукавах и полной груди миссис Толлефсон, выглядывала кайма чего-то непонятного из белого нейлона. Исзер Толлефсон была абсолютно не стильной женщиной, но то, чего ей не хватало во вкусе и манере одеваться, восполнялось ее сердечностью.
— Нет, не все, — ответила она. — Некоторые зовут меня Толли, некоторые называют меня «Эй, ты», а некоторые вообще никак меня не называют. Есть девушки, которые не задерживаются здесь надолго, поэтому у них нет времени, чтобы выучить мое имя. Но таких очень мало. Одни считают меня директрисой, но большинство относится ко мне, как к другу. Я надеюсь, что ты тоже будешь считать меня другом.
Кэтрин кивнула, не зная, что сказать.
— Мне кажется, что ты застенчива, Кэтрин, но тебе не нужно стесняться здесь. Здесь ты будешь стараться сохранять свое здоровье и здоровье ребенка. Здесь ты решишь, чем будешь заниматься в жизни после рождения ребенка. Ты встретишься с женщинами, которые пришли сюда по такой же причине, как и ты: родить внебрачного ребенка. Мы здесь не навязываем никаких обязанностей, не вешаем ярлыков и не мешаем решениям, которые ты примешь. Но мы все же надеемся, что здесь ты проведешь время в раздумьях над своим будущим и над тем, куда отправиться после того, как ты покинешь «Горизонт». Для нашей документации нам потребуется от тебя лишь небольшая информация. Все, что ты напишешь, конечно, останется полностью конфиденциальным. Твоя тайна будет защищена. Ты это понимаешь, Кэтрин?
— Да, но все дело в том, что я не хочу, чтобы мои родители знали, где я нахожусь.
— А им и не следует знать. Все полностью зависит от твоего желания.
— Остальная информация… — Кэтрин сделала паузу, разглядывая формуляр и ища графу «Имя отца», или «Отец ребенка», или что-то в этом роде. Но такой графы она не нашла.
— Здесь нет никакого принуждения. Заполни сейчас только то, что пожелаешь. Со временем, если ты захочешь что-нибудь добавить, — вот, карточка будет здесь. В первые дни своего пребывания здесь мы хотим, чтобы ты полностью сконцентрировалась на том, чтобы успокоиться. Решения по поводу будущего придут со временем. Ты поймешь, что разговоры с остальными девушками во многом помогают. У каждой из них своя точка зрения. Возможно, во время разговоров у тебя возникнет мысль, которая поможет тебе. Мой совет тебе — оставаться открытой к поддержке, которую они захотят тебе дать. Не закрывайся от них, потому что, возможно, они ищут у тебя поддержки, в то время как предлагают свою. Вскоре ты поймешь, что я имею в виду.
— Они все такие же дружелюбные, как девушки, с которыми я уже познакомилась?
— Конечно, нет. У нас есть ожесточенные и замкнутые девушки. К таким мы проявляем максимум внимания. Ты скоро увидишь, у нас есть одна девушка, чье сопротивление к ситуации, в. которой она оказалась, приняло форму клептомании. Здесь не существует никакого наказания, даже за кражу шариковых ручек. Я уверена, что ты скоро встретишься с Фрэнси. Если она что-то у тебя стащит, пожалуйста, скажи мне. Я уверена, что она это сделает, просто чтобы проверить твою реакцию. Самое лучшее, что можно сделать в такой ситуации, это сказать ей какое-то лестное слово, или предложить ей свою помощь, или спросить ее совета в чем-нибудь. И тогда она всегда возвращает то, что украла.
— Я буду помнить об этом, когда с ней встречусь.
— Хорошо. Итак, Кэтрин, как я уже сказала, мы хотим, чтобы ты в первые же дни расслабилась, пришла в себя и познакомилась с другими. Сейчас сюда придут девушки. Они принесут тебе обед и покажут тебе твою комнату.
Как раз в это время в дверях появилась Мари.
— Обо всем договорились?
— Обо всем, — ответила миссис Толлефсон. — Покормите Кэтрин и покажите ей дом.
— Аи-аи! — радостно воскликнула Мари. — Пошли, Кэтрин. Вот так мы быстрей попадем на кухню.
Спустя полчаса Кэтрин вышла на улицу и подошла к машине, в которой сидела Бобби.
— Не знаю, чего я ожидала, но это было непохоже на то, что я увидела, — молвила она, выходя из машины.
— Все, что угодно, сейчас лучше, чем дом, — сказала Кэтрин. Ее голос дрожал. Бобби видела в глазах Кэтрин защитную маску, которая всегда появлялась, когда она делала подобные замечания. Смешанные чувства сожаления и облегчения захватили Бобби — сожаления потому, что жизнь сестры в родном доме была лишена любви, на которую имеет право каждый ребенок, а облегчения потому, что «Горизонт» в ее положении казались раем. Возможно, здесь Кэтрин найдет, если не любовь, так, по крайней мере, спокойствие.
— Мне… мне стало лучше оттого, что я оставляю тебя здесь, Кэт.
Напряжение исчезло с лица Кэтрин, когда она повернулась к своей сестре. Яркое осеннее солнце просачивалось сквозь благоухающий день, и с минуту никто из них не разговаривал.
— И я чувствую себя хорошо оттого, что остаюсь здесь, — заверила ее Кэтрин. И снова в глазах Бобби Кэтрин увидела вину.
— И не смей даже думать об этом, — нежно сказала Кэтрин.
— Я не могу ничего поделать, — ответила Бобби, засовывая руки в карманы джинсов и отбрасывая ногой упавший листок. — Если бы я не познакомила тебя с ним…
— Бобби, перестань. Только пообещай, что никому не скажешь, где я.
Бобби подняла глаза. Она стояла, ссутулившись, держа руки в карманах.
— Обещаю, — тихо сказала она. Потом добавила: — Обещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится.
— Обещаю.
Они замолчали. Каждая из них вспоминала то свидание в июле, которое привело потом к самой великой тайне. На мгновение Бобби подумала, что на сей раз Кэтрин сделает движение первой.
Но Кэтрин Андерсон было трудно коснуться подруги первой. Она стояла в нерешительности, ожидая, пока Бобби сделает первый шаг и страстно обнимет Кэтрин. Для Кэтрин это было очень важно. И то, что Кэтрин прижалась к сестре в ответ, говорило о больших ее чувствах, хотя ее глаза оставались сухими, а Бобби уже рыдала навзрыд.
— Не принимай все близко к сердцу, а? — выдавила из себя Бобби, снова запихивая руки в карманы и отходя от сестры.
— Да, конечно… И спасибо за все…
И только когда Бобби села в машину и тронулась с места, не оглянувшись назад, Кэтрин призналась себе, что готова рыдать. Но она не заплакала. Когда ей было одиннадцать лет, она поклялась, что больше не позволит себе такой слабости.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Ну, это уже кое-что! Сколько?
«Сколько, сколько, сколько», — обезумев от злости, думала Кэтрин и наобум сказала:
— Пять тысяч долларов.
— Пять тысяч долларов! — вырвалось у него. — Ему придется заплатить больше, если он хочет, чтобы я оставил его в покое. Мне улыбнулась фортуна, а он мне хочет выплатить каких-то пять тысяч баксов?
Кэтрин медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.
При упоминании о деньгах, глаза отца жадно заблестели. Кэтрин пообещала себе, что запомнит этот блеск и будет смеяться, когда уйдет из дома. Он задумался, почесывая свой живот.
— Что ты ему сказала? — Она презирала это хитрое выражение лица. Это означало, что колесо снова заработало: он опять разрабатывает схему, как лучше из ничего получить что-то.
— Я сказала ему, что, возможно, ты встретишься с его отцом.
— Это первая разумная вещь, которую ты сказала с тех пор, как я вошел на кухню.
— Ты все равно встретишься с ним, так зачем мне было лгать? Но я своего мнения не изменю. Ты можешь пытаться высасывать из него деньги, сколько тебе захочется, но мне эти деньги не нужны! Помни об этом! — Это тоже было частью ее тактики. Стоит ей изменить свое отношение к происходящему, как он тут же начнет подозревать.
— У тебя совсем куриные мозги! — ругался он, сдергивая грязное полотенце, висевшее на ящике. Но она давно привыкла к его оскорблениям. Она покорно терпела их. — У тебя не только не хватает мозгов вести себя так, чтобы тебя не испортили, но ты даже не чувствуешь своей выгоды, когда тебе улыбается удача! А сейчас она тебе как раз улыбается!
Она так часто слышала от него выражение «удача улыбается», что каждый раз при упоминании его Кэтрин становилось плохо, потому что это было частью его великого самообмана.
— Да, папа, ты говорил мне… тысячу раз, — с сарказмом сказала Кэтрин, а потом твердо добавила: — Но я не хочу его денег. У меня свои планы. Я смогу обойтись без них.
— Планы! — прокричал он. — Какие планы? Не думай, что ты будешь висеть у меня на шее и воспитывать своего ублюдка! Я не собираюсь растить отродье Форрестера! У меня нет таких денег!
— Не беспокойся, я тебя ни о чем не попрошу.
— Как пить дать не попросишь, потому что ты подцепишь любовничка и скажешь ему, пусть раскошеливается! — Он помахал пальцем перед ее носом.
— Для кого раскошеливаться? Для тебя или для меня?
— Не заставляй меня страдать! Я ужасно долго ждал, пока мне улыбнется удача!
Она чуть не съежилась, когда он опять употребил ненавистное выражение. Он так долго строил песочные замки, что теперь даже не осознавал, как часто пользовался этим выражением, и что оно только подчеркивало пустоту в его душе.
— Я знаю, — сухо сказала Кэтрин, но он опять пропустил сарказм мимо ушей.
— И вот она улыбнулась!
— Твой кофе выкипит. Выключи плиту.
Он бессмысленно смотрел на кофейник и не замечал, как поднимается крышка, не чувствовал запаха горелых зерен. Девушку неожиданно охватил внезапный приступ отчаяния от безучастности этого человека и своего положения в этом доме. Казалось, что он совсем забыл о ней. Опершись руками о край плиты, Герб Андерсон повторял с растущей страстью:
— Да, сэр… очень долго, и я заслужил это, слава Богу.
— Я ухожу. Мне нужно успеть на автобус.
Он вышел из состояния задумчивости, посмотрел через плечо с кислой миной на лице:
— Да, иди. Но готовься сегодня вечером снова нажать на старика Форрестера. Пять тысяч — это капля в море для такого богатого сукина сына.
Когда она ушла, Герб Андерсон наклонился над плитой и начал что-то себе шептать. Он часто шептал сам себе. Он сказал Гербу, что весь мир перевернулся для Герба, что Герб заслуживает лучшего, и теперь, слава Богу, Герб это получит! И никакая спесивая девчонка не может его заставить сойти с намеченного курса. В ее жилах течет кровь проститутки, как и у ее матери. Разве он не знал этого?! И разве она этого не подтвердила, позволив себя испортить? В итоге все всплывает наружу. Да, сэр. Кэтрин осталась перед ним в долгу, Ада перед ним в долгу. Черт, вся страна задолжала ему, если уж об этом говорить.
Он налил себе еще чашку кофе, пытаясь остановить дрожь.
Проклятая дрожь, — думал он, — это тоже вина Ады! Но после третьей чашки он стал спокоен, как лягушка, наблюдавшая за мухой. Чувствуя себя лучше, он усмехнулся, думая, какой он умный. Он был уверен в том, что старик Форрестер не захочет, чтобы какие-то Андерсоны влились в его напыщенный род! К концу недели Форрестер хорошо заплатит только для того, чтобы не состоялась свадьба его сына, который принадлежит к высшему классу, и испорченной Кэтрин Андерсон, которой место в самых низших слоях общества.
Кэтрин наблюдала из-за угла овощного магазина. Когда отец вышел из дома, она быстро позвонила своей двоюродной сестре, Бобби Шумахер, а потом вернулась домой, чтобы собрать вещи. Как и Кэтрин, Бобби училась на первом курсе в университете штата Миннесота, но ей нравилось жить со своей семьей. Ее дом, так не похожий на дом Кэтрин, в детстве представлялся Кэтрин раем. С младенческих лет девочки стали лучшими подругами и союзниками. У них не было секретов друг от друга.
Спустя час, сидя в желтом «битле» Бобби, Кэтрин почувствовала огромное облегчение оттого, что наконец удрала из дома.
— Ну, как дела? — Бобби вопросительно посмотрела на Кэтрин сквозь огромные очки в черепашьей оправе.
— Вчера вечером или сегодня утром?
— И вчера, и сегодня.
— Не спрашивай. — Кэтрин устало запрокинула голову назад и закрыла глаза.
— Плохо, а?
— Я не думаю, что Форрестеры поверили всему, что наговорил мой старик, когда вчера вторгся в их дом. Господи, ты бы видела их дом! Он так красив!
— Они предлагали деньги?
— Клей предлагал, — сказала Кэтрин.
— Я тебе говорила, что он это сделает.
— А я тебе говорила, что откажусь. Бобби скривила рот.
— Почему ты такая упрямая? Это его ребенок тоже!
— Я тебе говорила, что не хочу, чтобы он хоть как-то влиял на меня. Если он заплатит, он будет думать, что имеет право участвовать в дальнейших событиях.
— Но в твоей политике нет здравого смысла. Ты могла бы жить на эти деньги. Как ты собираешься платить за второй семестр?
— Точно так же, как я плачу за первый. — Бобби очень хорошо было известно это решительное выражение, которое появилось на губах Кэтрин. — У меня все еще есть печатная и швейная машинки.
— А у него есть миллионы отца, — сухо парировала Бобби.
— О, ради Бога, Бобби! Они не настолько и богаты!
— Стью говорил, что они купаются в деньгах. Несколько несчастных сотен не принесут им ущерба…
Кэтрин села прямо, сжав губы.
— Бобби, я не хочу спорить. С меня достаточно сегодняшнего утра.
— Старый милый дядя Герб снова на тропе войны? — спросила Бобби со слащавым неудовольствием.
Кэтрин кивнула.
— Ты все еще не можешь с этим примириться.
Кэтрин оставалась унылой, тогда в голосе Бобби послышались бодрые нотки.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Кэт, но не нужно! Много лет назад твоя мать сделала свой выбор, теперь это ее проблема — либо мириться, либо решать трудности.
— Он взбесится, когда обнаружит, что я ушла, а она останется с ним в доме и примет все на себя. — Кэтрин угрюмо смотрела в окно.
— Не думай об этом. Считай, что тебе повезло, что ты смогла уйти. Если бы этого не случилось, ты бы навечно там осталась и защищала ее. И не забывай, я сказала своей матери, чтобы сегодня вечером она заглянула к вам, поэтому твоя мать не будет с ним одна. Послушай, Кэт… ты ушла, и это важно. — Она посмотрела на свою двоюродную сестру карими глазами, а потом призналась с усмешкой: — Знаешь, за это я в чем-то благодарна Клею Форрестеру.
— Бобби! — В голубых глазах Кэтрин появился едва заметный веселый блеск.
— Хорошо, не буду! — Бобби крепче схватилась за руль.
— Ты обещала, что не расскажешь Клею, не забывай об этом! — напомнила ей Кэтрин.
— Не беспокойся — он от меня ничего не узнает, хотя в этом ты не права. Половина девушек университета отдали бы свои глазные зубы, чтобы извлечь пользу из ситуации, в которой ты оказалась, а ты вместо этого показываешь свою гордость!
— Клей Форрестер свободен — они могут начинать действовать! Что касается меня… Со мной все будет в порядке. — Кэтрин покорно посмотрела в окно.
— Но я хочу, чтобы с тобой не просто все было в порядке, Кэт. Разве не видишь, что я чувствую себя ответственной за тебя? — Бобби коснулась руки своей сестры, и их взгляды встретились.
— Нет, ты не ответственна ни за что. Сколько мне еще раз повторять это?
— Но я познакомила тебя с Клеем Форрестером.
— Но это все, что ты сделала, Бобби. Все остальное было следствием моего решения.
Они много раз обсуждали этот вопрос. После таких разговоров Бобби всегда падала духом.
— Знаешь, он спросит… — проговорила она тихо.
— Тебе просто придется соврать, скажешь, что не знаешь, где я.
— Мне это не нравится. — Теперь губы Бобби упрямо сжались.
— Мне тоже не хочется оставлять свою мать, но это — жизнь… Тебе же так нравится это повторять.
— Надо помнить об этом, если захочешь связаться с матерью и узнать, как у нее обстоят дела.
— Именно поэтому я и волнуюсь… Я не хочу, чтобы она думала, что я уехала далеко. Она сойдет с ума при одной мысли об этом.
— Некоторое время — да, но совсем скоро почтовые открытки убедят ее, что с тобой все в порядке, а твой отец даже и не подумает околачиваться возле университета. Он никак не заподозрит, что ты осталась в городе. Как только родится ребенок, ты снова сможешь увидеть свою мать.
Кэтрин умоляюще посмотрела на свою двоюродную сестру.
— Но ты позвонишь и узнаешь, как она, а потом дашь мне знать, все ли у нее в порядке, хорошо?
— Я тебе говорила, что сделаю это, а сейчас расслабься и помни… однажды она поймет, что у тебя были свои причины сложить вещи и уйти из дома. Кстати, она тоже может это сделать.
— Сомневаюсь. Что-то ее там держит… Что-то, чего я не могу понять.
— Не пытайся понять мир и его проблемы, Кэтрин. У тебя достаточно своих.
С того момента как Кэтрин увидела «Горизонт», она поняла, что обретет здесь покой. Это было одно из уродливых зданий, в котором, казалось, было слишком много комнат для нужд одной семьи. Вокруг тянулась широкая незастекленная веранда, украшенная макроме, выполненными обитательницами дома. Некоторые цветы в горшках увяли, как будто их тоже коснулись поздние сентябрьские морозы, как и клены, которые росли на бульваре. Внутри располагался широкий вестибюль, который отделяла от гостиной колоннада цвета желтоватой слоновой кости. Лестница на левом крыле фойе имела два поворота. Богатые, старые, тяжелые перила говорили о прошедших великих днях. За колоннадой простирались гостиная и столовая, похожая на солнечную уютную таверну. Цветной свет просачивался сквозь старое стекло, разбрызгивая по комнате штрихи кисти художника: аметистовый, гранатовый, сапфировый и изумрудный цвета отражались от изящной старинной мозаики, как восемьдесят, а то и более лет тому назад. Широкие плинтусы и панели хорошо сохранились. Комната была обставлена очень просто — тахта и стулья разной формы, но казалось, что все было подобрано со вкусом и смотрелось лучше, чем некоторые тщательно спланированные гарнитуры. Там же находились столы с потертыми краями, но весьма уютного дизайна. Единственной вещью, которая, как казалось, не вписывалась в интерьер комнаты, был телевизор. Сейчас он был выключен. Кэтрин и Бобби стояли в передней и наблюдали, как три девушки убирают в комнате. Одна из них стояла на коленях, разбирая журналы, вторая пылесосила ковры, а третья вытирала пыль со столов. Вдалеке за аркой, юная девушка склонилась над обеденным столом, за которым могла разместиться вся команда викингов Миннесоты. Стулья стояли вокруг стола, и девушка подходила к каждому и вытирала его тряпкой. Она выпрямилась и положила руку на талию, проводя пальцами по пояснице, потягиваясь назад. Глядя на нее, Кэтрин сконфузилась, когда девушка повернулась, и Кэтрин увидела выпирающий живот. Она была не больше пяти футов в росте, ее груди даже не успели полностью развиться. Должно быть, ей было около тринадцати лет, но она была уже на восьмом месяце беременности.
Девушка лучезарно улыбнулась, когда увидела Кэтрин и Бобби.
— Эй, девчонки, выключите эту штуковину. У нас появилась новенькая! — крикнула она девушкам, которые убирали в гостиной.
Пылесос замолчал. Девушка, которая разбирала журналы, поднялась, та, которая вытирала пыль, забросила тряпку на плечо, и они все направились к колоннаде.
— Привет, меня зовут Мари. Ты ищешь миссис Толлефсон? — спросила девушка, которая была похожа на свое имя: самая настоящая француженка, миниатюрная, с дерзкими темными глазами, с короткой стрижкой, пикантным лицом, которое показалось Кэтрин очень милым.
— Да, меня зовут Кэтрин, а это — Бобби.
— Добро пожаловать, — сказала Мари, протягивая руку. — Кто из вас остается здесь?
— Я. Бобби — моя двоюродная сестра, она меня привезла сюда.
— Познакомьтесь с остальными. Это — Викки. — У Викки было плоское, длинное лицо, и единственной его отличительной чертой были глаза василькового цвета. — И Гровер — Гровер выглядела так, как будто училась в высшей школе правилам ухода за лошадьми: ее волосы беспорядочно свисали вниз, ногти были обломаны, одежда неопрятной. — А это — наш талисман счастья, Малышка Бит, играет в кошки-мышки с тряпкой. Эй, иди сюда, Малышка Бит.
Они все были беременны, но Кэтрин поразило то, что все они были очень молоды. Подойдя ближе, Малышка Бит показалась еще моложе, чем сначала. Казалось, что Мари была старшей из четырех, возможно, шестнадцать или семнадцать лет, но остальным, Кэтрин была уверена, было не больше тринадцати. Удивительно, что все они казались жизнерадостными и встречали Кэтрин теплыми, неподдельными улыбками.
Кэтрин не могла больше думать об их возрасте, поскольку Мари взяла инициативу на себя и сказала:
— Тогда добро пожаловать. Пойду посмотрю, смогу ли для тебя выловить Толли. Она где-то здесь. Ты ее видела, Малышка Бит?
— Думаю, она в кабинете.
— Великолепно. Идите за мной, девочки. — Идя за Мари, Кэтрин и Бобби вскоре услышали. — Как я вам уже говорила, Малышка Бит — наш талисман здесь. Ее настоящее имя — Дульси, но она такая маленькая, что мы зовем ее Малышка Бит. Миссис Толлефсон — хорошая. Мы все зовем ее Толли. Как только ты с ней поговоришь, мы поможем тебе устроиться. Эй, девочки, вы еще не обедали?
Увиденное совершенно не соответствовало представлениям Бобби об этом доме. Четыре девушки, с которыми она только что встретилась, проявили такую доброту и женственность, что ей показалось это несколько старомодным. Казалось, они все были счастливы и готовы прийти на помощь. Следуя за полной Мари по холлу, который вел в заднюю часть дома, Бобби чувствовала себя все лучше и лучше оттого, что оставляет здесь Кэтрин. Они подошли к маленькой комнате, находящейся под служебной лестницей. Здесь было так же уютно, как и в гостиной, только мебели было больше. Здесь находились большой стол и книжные полки, сшитый из лоскутов оранжевого цвета диван, который привносил в комнату домашний уют. Занавески были отдернуты — свет падал на папоротники, которые висели над столом. За столом сидела женщина и что-то искала в шкафчике.
— Эй, Толли, ты опять что-то потеряла? — спросила Мари.
— Ничего существенного. Сейчас найду. Это просто моя шариковая ручка. Последний раз ее брала Фрэнси. Полагаю, мне просто придется подождать, пока она не скажет, куда она ее положила.
— Эй, Толли, у нас появилась новенькая.
Женщина наконец подняла лицо из-за кучи книг. Это было обычное лицо женщины средних лет, но в уголках глаз и губ таилась улыбка.
— О, почему ты сразу не сказала? — улыбаясь, спросила она. — А, Кэтрин, я не ожидала тебя так рано, а то бы я сказал девушкам, чтобы они вышли за тобой и внесли твои вещи. Твои вещи еще не внесли?
— Мы позаботимся о них, пока вы будете разговаривать, предложила Мари, — если Бобби покажет, где стоит машина… — Перед тем как уйти, Мари сказала миссис Толлефсон: — Я буду ей сестрой.
— Чудесно! — воскликнула женщина. — Я полагаю, что вы уже познакомились, поэтому обойдемся без представлений. Кэтрин, у нас обычно какая-то из девушек помогает вновь прибывшей: показывает ей, где находятся вещи, рассказывает, как мы составляем расписание работы, в котором часу подают еду и все такое прочее…
— Это значить быть сестрой, — добавила Мари. — Как ты отнесешься к тому, если твоей сестрой буду я?
— Я… — Кэтрин была поражена участием и добротой. Она не ожидала этого, во всяком случае, не рассчитывала на такое отношение к себе с первых минут. Чувствуя ее замешательство, Мари взяла Кэтрин за руку.
— Послушай, мы все прошли через это в первый день, Каждый немного нуждается в моральной поддержке, и не только сегодня, но и в остальные дни, когда появляется уйма забот. Вот почему у нас здесь есть сестры. Я полагаюсь на тебя, ты полагаешься на меня. Пройдет время, и ты поймешь, что это — самое замечательное место, правда, Толли? — весело спросила Мари миссис Толлефсон, которая, казалось, уже привыкла к подобным сценам. Кэтрин была смущена — она не держалась за руки с девочками с тех пор как бросила играть в «классики» и прыгать…
— Правда, — ответила миссис Толлефсон. — Тебе повезло, Кэтрин, что тебя выбрала Мари. Она — одна из самых дружелюбных жительниц нашего дома.
Отпустив руку Кэтрин и коснувшись плеча миссис Толлефсон, Мари проворчала:
— О, ты всегда так говоришь о каждой из нас. Пошли, Бобби, давай отнесем вещи Кэтрин в ее комнату.
Когда они ушли, миссис Толлефсон тихо засмеялась и снова погрузилась в свое кресло.
— Ох уж эта Мари! Она как огненный шар. Думаю, она тебе понравится. Присаживайся, Кэтрин, присаживайся.
— Они все зовут вас Толли?
Женщина была одета в обычную одежду, и от нее веяло дружеским теплом, хотя Кэтрин думала, что она должна носить накрахмаленный передник. Вместо этого на ней были жаккардовые темно-бордового цвета старомодные широкие брюки, а из-под старого свитера, который с годами потерял форму и вытянулся на рукавах и полной груди миссис Толлефсон, выглядывала кайма чего-то непонятного из белого нейлона. Исзер Толлефсон была абсолютно не стильной женщиной, но то, чего ей не хватало во вкусе и манере одеваться, восполнялось ее сердечностью.
— Нет, не все, — ответила она. — Некоторые зовут меня Толли, некоторые называют меня «Эй, ты», а некоторые вообще никак меня не называют. Есть девушки, которые не задерживаются здесь надолго, поэтому у них нет времени, чтобы выучить мое имя. Но таких очень мало. Одни считают меня директрисой, но большинство относится ко мне, как к другу. Я надеюсь, что ты тоже будешь считать меня другом.
Кэтрин кивнула, не зная, что сказать.
— Мне кажется, что ты застенчива, Кэтрин, но тебе не нужно стесняться здесь. Здесь ты будешь стараться сохранять свое здоровье и здоровье ребенка. Здесь ты решишь, чем будешь заниматься в жизни после рождения ребенка. Ты встретишься с женщинами, которые пришли сюда по такой же причине, как и ты: родить внебрачного ребенка. Мы здесь не навязываем никаких обязанностей, не вешаем ярлыков и не мешаем решениям, которые ты примешь. Но мы все же надеемся, что здесь ты проведешь время в раздумьях над своим будущим и над тем, куда отправиться после того, как ты покинешь «Горизонт». Для нашей документации нам потребуется от тебя лишь небольшая информация. Все, что ты напишешь, конечно, останется полностью конфиденциальным. Твоя тайна будет защищена. Ты это понимаешь, Кэтрин?
— Да, но все дело в том, что я не хочу, чтобы мои родители знали, где я нахожусь.
— А им и не следует знать. Все полностью зависит от твоего желания.
— Остальная информация… — Кэтрин сделала паузу, разглядывая формуляр и ища графу «Имя отца», или «Отец ребенка», или что-то в этом роде. Но такой графы она не нашла.
— Здесь нет никакого принуждения. Заполни сейчас только то, что пожелаешь. Со временем, если ты захочешь что-нибудь добавить, — вот, карточка будет здесь. В первые дни своего пребывания здесь мы хотим, чтобы ты полностью сконцентрировалась на том, чтобы успокоиться. Решения по поводу будущего придут со временем. Ты поймешь, что разговоры с остальными девушками во многом помогают. У каждой из них своя точка зрения. Возможно, во время разговоров у тебя возникнет мысль, которая поможет тебе. Мой совет тебе — оставаться открытой к поддержке, которую они захотят тебе дать. Не закрывайся от них, потому что, возможно, они ищут у тебя поддержки, в то время как предлагают свою. Вскоре ты поймешь, что я имею в виду.
— Они все такие же дружелюбные, как девушки, с которыми я уже познакомилась?
— Конечно, нет. У нас есть ожесточенные и замкнутые девушки. К таким мы проявляем максимум внимания. Ты скоро увидишь, у нас есть одна девушка, чье сопротивление к ситуации, в. которой она оказалась, приняло форму клептомании. Здесь не существует никакого наказания, даже за кражу шариковых ручек. Я уверена, что ты скоро встретишься с Фрэнси. Если она что-то у тебя стащит, пожалуйста, скажи мне. Я уверена, что она это сделает, просто чтобы проверить твою реакцию. Самое лучшее, что можно сделать в такой ситуации, это сказать ей какое-то лестное слово, или предложить ей свою помощь, или спросить ее совета в чем-нибудь. И тогда она всегда возвращает то, что украла.
— Я буду помнить об этом, когда с ней встречусь.
— Хорошо. Итак, Кэтрин, как я уже сказала, мы хотим, чтобы ты в первые же дни расслабилась, пришла в себя и познакомилась с другими. Сейчас сюда придут девушки. Они принесут тебе обед и покажут тебе твою комнату.
Как раз в это время в дверях появилась Мари.
— Обо всем договорились?
— Обо всем, — ответила миссис Толлефсон. — Покормите Кэтрин и покажите ей дом.
— Аи-аи! — радостно воскликнула Мари. — Пошли, Кэтрин. Вот так мы быстрей попадем на кухню.
Спустя полчаса Кэтрин вышла на улицу и подошла к машине, в которой сидела Бобби.
— Не знаю, чего я ожидала, но это было непохоже на то, что я увидела, — молвила она, выходя из машины.
— Все, что угодно, сейчас лучше, чем дом, — сказала Кэтрин. Ее голос дрожал. Бобби видела в глазах Кэтрин защитную маску, которая всегда появлялась, когда она делала подобные замечания. Смешанные чувства сожаления и облегчения захватили Бобби — сожаления потому, что жизнь сестры в родном доме была лишена любви, на которую имеет право каждый ребенок, а облегчения потому, что «Горизонт» в ее положении казались раем. Возможно, здесь Кэтрин найдет, если не любовь, так, по крайней мере, спокойствие.
— Мне… мне стало лучше оттого, что я оставляю тебя здесь, Кэт.
Напряжение исчезло с лица Кэтрин, когда она повернулась к своей сестре. Яркое осеннее солнце просачивалось сквозь благоухающий день, и с минуту никто из них не разговаривал.
— И я чувствую себя хорошо оттого, что остаюсь здесь, — заверила ее Кэтрин. И снова в глазах Бобби Кэтрин увидела вину.
— И не смей даже думать об этом, — нежно сказала Кэтрин.
— Я не могу ничего поделать, — ответила Бобби, засовывая руки в карманы джинсов и отбрасывая ногой упавший листок. — Если бы я не познакомила тебя с ним…
— Бобби, перестань. Только пообещай, что никому не скажешь, где я.
Бобби подняла глаза. Она стояла, ссутулившись, держа руки в карманах.
— Обещаю, — тихо сказала она. Потом добавила: — Обещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится.
— Обещаю.
Они замолчали. Каждая из них вспоминала то свидание в июле, которое привело потом к самой великой тайне. На мгновение Бобби подумала, что на сей раз Кэтрин сделает движение первой.
Но Кэтрин Андерсон было трудно коснуться подруги первой. Она стояла в нерешительности, ожидая, пока Бобби сделает первый шаг и страстно обнимет Кэтрин. Для Кэтрин это было очень важно. И то, что Кэтрин прижалась к сестре в ответ, говорило о больших ее чувствах, хотя ее глаза оставались сухими, а Бобби уже рыдала навзрыд.
— Не принимай все близко к сердцу, а? — выдавила из себя Бобби, снова запихивая руки в карманы и отходя от сестры.
— Да, конечно… И спасибо за все…
И только когда Бобби села в машину и тронулась с места, не оглянувшись назад, Кэтрин призналась себе, что готова рыдать. Но она не заплакала. Когда ей было одиннадцать лет, она поклялась, что больше не позволит себе такой слабости.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прошло двадцать четыре часа с того времени, как Герб Андерсон появился в доме Форрестеров со своими угрозами и обвинениями, двадцать четыре часа, во время которых Клей мало спал и почти не мог сосредоточиться на развитии судебного процесса, который возбудил Мак-Грэс по делу Гарди и который Клей в настоящее время анализировал в Отделе гражданских правонарушений.
Анжела услышала, как хлопнула дверь машины, и подошла к столу, где сидел Клейборн в своем вращающемся кресле. — Он пришел, дорогой. Ты не изменил своего решения?
— Нет.
— Очень хорошо, но нужно ли разговаривать с ним здесь, когда ты будешь сидеть за своим столом, как оракул? Давай пересядем в кресла и подождем его так.
Клей подошел к двери кабинета. Он выглядел осунувшимся. Он стоял в дверном проеме и не замечал уюта в комнате. Его очень волновало напряженное выражение лиц родителей.
Анжела услышала, как хлопнула дверь машины, и подошла к столу, где сидел Клейборн в своем вращающемся кресле. — Он пришел, дорогой. Ты не изменил своего решения?
— Нет.
— Очень хорошо, но нужно ли разговаривать с ним здесь, когда ты будешь сидеть за своим столом, как оракул? Давай пересядем в кресла и подождем его так.
Клей подошел к двери кабинета. Он выглядел осунувшимся. Он стоял в дверном проеме и не замечал уюта в комнате. Его очень волновало напряженное выражение лиц родителей.