Страница:
Он был теплым на его ладони.
Казалось, Клей чувствовал себя немного неловко. Он включил мотор, но оставил его работать на холостом ходу; включил обогреватель, прокашлялся.
— Кэтрин, я не знаю, как сказать. Кажется, сегодня мы оба получили ключи в подарок. У меня тоже есть ключ.
— От кого?
— От матери и от отца.
Она ждала, чувствуя внутреннюю дрожь.
— Это ключ от люкса в «Ридженси», чтобы мы провели там первую брачную ночь.
Из нее вырвался звук, как будто из баллона выпустили воздух, перешедший в стон:
— О Господи!
— Да, о Господи, — согласился он и нервно засмеялся.
— Что будем делать? — спросила она.
— А что ты хочешь делать?
— Я хочу поехать в загородный дом.
— Чтобы завтра позвонили из «Ридженси» и спросили, почему жених с невестой не появились у них? Она сидела молча, вся дрожа.
— Кэтрин?
— Ну разве мы не могли бы… разве мы не могли бы просто, — она сглотнула, — зарегистрироваться и уехать в загородный дом, может, оставить ключ, чтобы они нашли его утром?
— Ты хочешь, чтобы я вернулся домой, забрал все подарки в надежде, что, когда раскроем их, обнаружим там простыни и одеяла.
Он был прав, они были в ловушке.
— Это ребячество. Мы только что поженились и договорились, что несколько следующих месяцев будем жить вместе. Ты ведь понимаешь, что мы будем сталкиваться друг с другом все это время?
— Да, но не в номере люкс «Ридженси» в первую брачную ночь. — Говоря это, она знала, что, до того как наступит рассвет, в ее словах мало правды.
— Кэтрин, а что, черт побери, ты ожидала от меня? Ты думала, что я отдам ключ обратно и скажу: «Сам пользуйся им».
Не было смысла спорить. Они сидели так, думая, пока, наконец, Клей не включил скорость и не выехал из тени гаража.
— Клей, я не взяла свой чемодан с вещами, — задыхаясь от волнения, сказала она.
— Он в багажнике вместе с моим, — ответил он.
Они ехали молча. Кэтрин по-прежнему продолжала кутаться в свое пальто, хотя в машине давно стало тепло. В салоне стоял смешанный запах горячего машинного масла и винила.
Кэтрин становилась все более напряженной. Наконец она сказала:
— Почему мне кажется, что все важное, что происходит между нами, происходит в одной из твоих машин!
— Это одно из немногих мест, где мы вообще оставались наедине.
— Но твои родители об этом позаботились, не так ли?
Он резко повернул руль в сторону, подъехав к обочине, плавно затормозил, повернул голову, оглядываясь назад через плечо.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Что теперь?
Он уже разворачивал машину.
— Ты хочешь ехать в загородный дом? Хорошо, мы поедем в загородный дом, — резко ответил он.
Она схватила его за руку.
— Не надо, — умоляюще попросила она. — Нет, не сегодня…
Он молча размышлял, теперь в нем тоже чувствовалось напряжение.
— Я была не права, о'кей? — уступила она. — Просто не веди машину, как сумасшедший. Не сегодня. Я знаю, что они хотели только хорошего, когда заказывали нам номер. Ты прав, какая разница в том, где спать? — Она убрала руку с его руки. — Пожалуйста, постарайся понять. Сегодняшний вечер был сплошной нервотрепкой. Я не привыкла к такой щедрости.
— Вероятно, тебе лучше к этому привыкнуть, потому что они никогда ничего не делают наполовину.
Он ехал сейчас более осторожно.
— Как ты думаешь, во сколько обошлась им свадьба?
— Пусть тебя это не волнует. Маме это, нравится. Я говорил тебе, что организовывать подобные вещи — ее стихия. Разве ты не заметила, как она наслаждалась своим успехом?
— Разве это может успокоить мою совесть? — спросила она.
— Кэтрин, мы каждый раз будем вести такие разговоры, когда что-нибудь получим от них? Почему ты постоянно ругаешь себя? Тебе не приходило в голову, что, возможно, не ты одна получаешь выгоду из нашего соглашения? Тебя может удивить тот факт, что я чувствую себя действительно по-настоящему счастливым, оттого что уезжаю из дома. Мне следовало бы сделать это несколько лет назад, но всегда легче оставаться там, где находишься. Я не могу назвать трудностью то, что обо мне заботились. Но я устал жить с ними. И я счастлив, что уезжаю. Думаю, они испытывают такое же облегчение, оттого что, наконец, я их покинул. А что касается моих родителей… Ты не думай, что они из этого не вынесли ничего продуктивного. Ты видела лицо моего отца, когда он размахивал бокалом шампанского? Видела мать, когда она давала указания официантам, следила за тем, чтобы все легло на свои места? У них большой социальный успех, просто думай об этой свадьбе как об очередном гала-представлении Форрестеров. Свадьба была одним из шикарных представлений, которые они проводят каждый год. Я говорю сейчас об их стиле. Они предоставили нам номер в «Ридженси». Это именно то, чего от них ожидали их друзья, плюс…
— Плюс что? — Она резко посмотрела на него.
— Плюс… Это помогает им верить, что между нами все будет хорошо.
— И ты даже не чувствуешь себя виноватым, принимая все это?
— Да, черт возьми! — взорвался Клей. — И я не собираюсь выходить и покупать власяницу!
Ее удивила его воинственность, поскольку все эти дни он был мягким. Они прибыли в «Ридженси» в натянутой тишине. Кэтрин протянула руку к дверной ручке, но Клей приказал:
— Подожди здесь, пока я достану чемоданы.
Он обошел машину, срывая гофрированные ленточки. От его дыхания образовывалось бледно-розовое облако, в котором преломлялись красочная вывеска гостиницы и свет в коридоре. Он открыл мусорную урну и со свистом швырнул в нее ленточки.
Когда он открыл ей дверцу, она выставила ногу из машины, а Клей протянул руку, чтобы помочь ей выйти.
— Кэтрин, извини, я повысил голос. Я тоже нервничаю.
Кэтрин внимательно смотрела в его лицо, которое при неоновом свете казалось странного цвета. Она не нашлась что ответить.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Казалось, Клей чувствовал себя немного неловко. Он включил мотор, но оставил его работать на холостом ходу; включил обогреватель, прокашлялся.
— Кэтрин, я не знаю, как сказать. Кажется, сегодня мы оба получили ключи в подарок. У меня тоже есть ключ.
— От кого?
— От матери и от отца.
Она ждала, чувствуя внутреннюю дрожь.
— Это ключ от люкса в «Ридженси», чтобы мы провели там первую брачную ночь.
Из нее вырвался звук, как будто из баллона выпустили воздух, перешедший в стон:
— О Господи!
— Да, о Господи, — согласился он и нервно засмеялся.
— Что будем делать? — спросила она.
— А что ты хочешь делать?
— Я хочу поехать в загородный дом.
— Чтобы завтра позвонили из «Ридженси» и спросили, почему жених с невестой не появились у них? Она сидела молча, вся дрожа.
— Кэтрин?
— Ну разве мы не могли бы… разве мы не могли бы просто, — она сглотнула, — зарегистрироваться и уехать в загородный дом, может, оставить ключ, чтобы они нашли его утром?
— Ты хочешь, чтобы я вернулся домой, забрал все подарки в надежде, что, когда раскроем их, обнаружим там простыни и одеяла.
Он был прав, они были в ловушке.
— Это ребячество. Мы только что поженились и договорились, что несколько следующих месяцев будем жить вместе. Ты ведь понимаешь, что мы будем сталкиваться друг с другом все это время?
— Да, но не в номере люкс «Ридженси» в первую брачную ночь. — Говоря это, она знала, что, до того как наступит рассвет, в ее словах мало правды.
— Кэтрин, а что, черт побери, ты ожидала от меня? Ты думала, что я отдам ключ обратно и скажу: «Сам пользуйся им».
Не было смысла спорить. Они сидели так, думая, пока, наконец, Клей не включил скорость и не выехал из тени гаража.
— Клей, я не взяла свой чемодан с вещами, — задыхаясь от волнения, сказала она.
— Он в багажнике вместе с моим, — ответил он.
Они ехали молча. Кэтрин по-прежнему продолжала кутаться в свое пальто, хотя в машине давно стало тепло. В салоне стоял смешанный запах горячего машинного масла и винила.
Кэтрин становилась все более напряженной. Наконец она сказала:
— Почему мне кажется, что все важное, что происходит между нами, происходит в одной из твоих машин!
— Это одно из немногих мест, где мы вообще оставались наедине.
— Но твои родители об этом позаботились, не так ли?
Он резко повернул руль в сторону, подъехав к обочине, плавно затормозил, повернул голову, оглядываясь назад через плечо.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Что теперь?
Он уже разворачивал машину.
— Ты хочешь ехать в загородный дом? Хорошо, мы поедем в загородный дом, — резко ответил он.
Она схватила его за руку.
— Не надо, — умоляюще попросила она. — Нет, не сегодня…
Он молча размышлял, теперь в нем тоже чувствовалось напряжение.
— Я была не права, о'кей? — уступила она. — Просто не веди машину, как сумасшедший. Не сегодня. Я знаю, что они хотели только хорошего, когда заказывали нам номер. Ты прав, какая разница в том, где спать? — Она убрала руку с его руки. — Пожалуйста, постарайся понять. Сегодняшний вечер был сплошной нервотрепкой. Я не привыкла к такой щедрости.
— Вероятно, тебе лучше к этому привыкнуть, потому что они никогда ничего не делают наполовину.
Он ехал сейчас более осторожно.
— Как ты думаешь, во сколько обошлась им свадьба?
— Пусть тебя это не волнует. Маме это, нравится. Я говорил тебе, что организовывать подобные вещи — ее стихия. Разве ты не заметила, как она наслаждалась своим успехом?
— Разве это может успокоить мою совесть? — спросила она.
— Кэтрин, мы каждый раз будем вести такие разговоры, когда что-нибудь получим от них? Почему ты постоянно ругаешь себя? Тебе не приходило в голову, что, возможно, не ты одна получаешь выгоду из нашего соглашения? Тебя может удивить тот факт, что я чувствую себя действительно по-настоящему счастливым, оттого что уезжаю из дома. Мне следовало бы сделать это несколько лет назад, но всегда легче оставаться там, где находишься. Я не могу назвать трудностью то, что обо мне заботились. Но я устал жить с ними. И я счастлив, что уезжаю. Думаю, они испытывают такое же облегчение, оттого что, наконец, я их покинул. А что касается моих родителей… Ты не думай, что они из этого не вынесли ничего продуктивного. Ты видела лицо моего отца, когда он размахивал бокалом шампанского? Видела мать, когда она давала указания официантам, следила за тем, чтобы все легло на свои места? У них большой социальный успех, просто думай об этой свадьбе как об очередном гала-представлении Форрестеров. Свадьба была одним из шикарных представлений, которые они проводят каждый год. Я говорю сейчас об их стиле. Они предоставили нам номер в «Ридженси». Это именно то, чего от них ожидали их друзья, плюс…
— Плюс что? — Она резко посмотрела на него.
— Плюс… Это помогает им верить, что между нами все будет хорошо.
— И ты даже не чувствуешь себя виноватым, принимая все это?
— Да, черт возьми! — взорвался Клей. — И я не собираюсь выходить и покупать власяницу!
Ее удивила его воинственность, поскольку все эти дни он был мягким. Они прибыли в «Ридженси» в натянутой тишине. Кэтрин протянула руку к дверной ручке, но Клей приказал:
— Подожди здесь, пока я достану чемоданы.
Он обошел машину, срывая гофрированные ленточки. От его дыхания образовывалось бледно-розовое облако, в котором преломлялись красочная вывеска гостиницы и свет в коридоре. Он открыл мусорную урну и со свистом швырнул в нее ленточки.
Когда он открыл ей дверцу, она выставила ногу из машины, а Клей протянул руку, чтобы помочь ей выйти.
— Кэтрин, извини, я повысил голос. Я тоже нервничаю.
Кэтрин внимательно смотрела в его лицо, которое при неоновом свете казалось странного цвета. Она не нашлась что ответить.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Портье взмахнул рукой, указывая на комнату. Это была изящная комната, выполненная со вкусом, исключительно в устричных, белых и веджвудских голубых тонах. Холодные голубые стены украшала жемчужная лепка ручной работы в форме прямоугольника. Дизайн повторялся на двух двойных дверях, ведущих в ванную и клозет. Элегантная белая шелковая драпировка увенчивалась богато украшенным дорогим балдахином. Гипсовая французская провинциальная мебель хорошо смотрелась на фоне голубого плюшевого покрытия. Помимо огромной кровати здесь также находилась пара стульев и кофейный столик в стиле Людовика XIV с изящно изогнутыми ножками и овальной мраморной поверхностью. На столике стоял огромный букет белых роз, наполняя комнату терпким запахом.
Когда дверь закрылась, и они остались одни, Кэтрин подошла к цветам, нашла крохотный зеленый конверт и вопросительно повернулась к Клею.
— Я не в курсе. Открой его, — сказал он. На открытке было написано только:
«С любовью, мама и папа».
— Это от твоих родителей. — Она протянула ему открытку и, пока он читал, робко отошла на приличное расстояние в сторону.
— Прекрасно, — пробормотал он и воткнул открытку обратно в розы. Он откинул полы смокинга и, подбоченясь, окинул комнату руками. — Прекрасно, — повторил он.
— Более чем прекрасно, — поддержала она, — более чем сногсшибательно.
На туалетном столике стояла корзина с фруктами и серебряная чаша с зеленой бутылкой внутри. Клей подошел к столику, поднял бутылку, прочитал этикетку, поставил ее на место. Потом он повернулся, ослабил узел галстука-»бабочки» и расстегнул пуговицу на рубашке. Кэтрин прошла вперед и украдкой заглянула в глубину затемненной комнаты.
— Давай я повешу твое пальто? — предложил он.
Она удивленно посмотрела на свое пальто, которое все еще было у нее в руках. — О… о, конечно.
Он подошел, чтобы взять у нее пальто, но она отступила испуганно на шаг.
— Не пугайся, — лаконично сказал он, — я только собираюсь повесить твое пальто.
— Я не пугаюсь. Я просто не знаю, что с собой делать, вот и все.
Он открыл дверцу шкафа и заговорил с покачивающимися вешалками внутри.
— Может, бокал шампанского поможет. Ты хочешь шампанского? — Он тоже повесил пиджак смокинга в шкаф.
— Не думаю. — Тем не менее, она подошла к столику и посмотрела на шампанское и фрукты. — От кого эти фрукты?
— От управления. Ты хочешь? Как насчет последней груши в этом сезоне? — Его загорелая рука взяла из корзины с фруктами грушу.
— Нет, грушу я тоже не хочу. Я не голодна.
Когда она отходила от него, он подбросил грушу вверх, а потом, забыв ее в руке, внимательно посмотрел на Кэтрин.
— Ни шампанского, ни фруктов, чем тогда ты хочешь заняться, чтобы скоротать время?
Она посмотрела на него пустым взглядом, стоя посреди комнаты, как бы боясь прикоснуться к чему-нибудь в ней. Он вздохнул, положил грушу обратно в корзину и перенес чемоданы поближе к кровати.
— Итак, раз мы здесь, то нам нужно как можно лучше использовать это время.
Он гордо подошел к двери в ванную комнату, включил свет, потом повернулся, показывая жестом руки на нее. — Может быть, ты хочешь первой?
Неожиданно Кэтрин поняла, что смеется! Это началось беззвучным трепетом в ее горле, и не успела она себя остановить, как смех вырвался наружу. Кэтрин смеялась, закрыв руками рот, а потом развела руки широко в стороны, подняла голову и продолжала смеяться в потолок. Наконец она посмотрела на Клея — в уголках его глаз опять появились морщинки.
— Смелей, эй, жена. Я пытаюсь быть галантным, но с каждой минутой это становится все труднее.
И вдруг напряжение исчезло.
— О Клей, если бы твой отец мог видеть нас сейчас, он бы потребовал свои деньги назад. Мы действительно находимся в номере-люкс в «Ридженси», и у нас медовый месяц?
— Я думаю, так, — играя, он огляделся вокруг, проверяя.
— И мы зарегистрировались как миссис и мистер Клей Форрестер?
— Думаю, что так.
Она закатила глаза вверх, как бы взывая к небесам:
— Помоги мне, Господи, я путаюсь в словах.
— Знаешь, тебе следует делать это чаще. — Он мягко улыбнулся ей.
— Что делать, путаться в словах? — Она хихикнула и сделала несчастное движение.
— Нет, смеяться. Или даже улыбаться. Я уже начал было думать, что ты проведешь всю ночь с кислым выражением лица.
— А у меня кислое лицо? — Когда она спрашивала, оно выглядело подвижным и любопытным.
— Кислое — это не то слово. Сюда скорее подходит слово неподвижное. Да, неподвижное. Временами ты надеваешь его, как панцирь.
— Да?
— В большинстве случаев, когда мы остаемся одни.
— А тебе бы больше нравилось, если бы я чаще улыбалась?
Он пожал плечами.
— Да, полагаю, что нравилось бы. Мне нравится, когда улыбаются. Мне кажется, я рожден для того, чтобы жить среди счастливых людей.
— Я постараюсь запомнить. — Она посмотрела в окно, потом опять перевела взгляд на него. — Клей, за то, что я сказала там, в машине… ну, прошу прощения.
— Нет, это я был резок с тобой.
— Нет, послушай, частично это была и моя вина тоже. Я не хочу, чтобы мы постоянно ссорились в то время, пока будем женаты. Всю свою жизнь я провела в ссорах, и сейчас я просто хочу… ну, мира между нами. Я знаю, что это звучит глупо, но чувствуешь себя гораздо лучше, оттого что просто признаешься, что нервничаешь, вместо того, чтобы вести себя так, как мы вели по дороге сюда. Я хочу, чтобы ты знал, что я постараюсь со своей стороны установить и поддерживать определенный статус кво.
— Хорошо. Я тоже. Хорошо или плохо, но мы привязаны друг к другу, поэтому давай из этого извлечем для себя пользу, а не вред.
Она слегка улыбнулась.
— Договорились. Итак… я первая, да?
Они оба посмотрели на дверь ванной комнаты.
— Да.
«Что за чертовщина, — думала она, — это обычная старая ванна, ведь так? И я задыхаюсь в этом платье… Я умираю от желания, чтобы мне было удобно, не правда ли?»
Но даже оказавшись в ванной, она остро чувствовала его присутствие за дверью. Кэтрин открыла водопроводный кран, чтобы заглушить свой голос. Продолжая украдкой поглядывать на дверь, она смотрела на себя в зеркало, пытаясь оценить свое отражение до тех пор, пока оно не запотело от ее дыхания.
— Миссис Кэтрин Форрестер, да? — спрашивала она у своего отражения. — Однажды он тебе сказал, что нельзя играть, чтобы потом не поплатиться, и он был прав. Поэтому надень свою ночную сорочку и выходи отсюда. Ложись с ним в постель, а если тебе это неудобно делать, то тебе в этом некого винить, кроме самой себя.
Ее пальцы дрожали, когда она снимала одежду. Она смотрела на себя широко раскрытыми глазами, когда снимала бархатное платье, потом трусики и этот смешной бюстгальтер. Сейчас ее груди стали тяжелее, соски шире и багровее. Как только их освободили из бюстгальтера, Кэтрин почувствовала приступ тупой боли — не то чтобы боли, но что-то похожее на боль — и она, закрыв глаза, взяла груди в ладони, сжимая и поднимая таким образом, чтобы эта неожиданная боль утихла. А когда боль исчезла, она почувствовала облегчение оттого, что ее ничто не стягивает. Она коснулась красных отметин в тех местах, где бюстгальтер туго стягивал кожу на ребрах, потом погладила живот, который теперь был похож на барабан.
Неожиданно промелькнула мысль о том, что мужчина, ожидающий по ту сторону двери, создал все эти перемены в ее теле.
Она отбросила эту мысль, почистила зубы, включила теплую воду и намылила губку. Она уже собиралась смыть косметику, но в последний момент вспомнила, что в ее лице есть много недостатков, и без косметики они будут видны, поэтому она решила оставить все как есть.
Она вскинула руки вверх, и желтая ночная рубашка, как парашют на ветру, устремилась вниз. Потом она надела пеньюар. Ее руки замедлили движения, когда она завязывала на пеньюаре пояс. Поймет ли он правильно то, почему она надела все эти рюши? Она выйдет из ванны и заявит, что Ада купила все это в магазине компании по скидке и подарила ей…
Мысли в голове Кэтрин путались. Она медлила и не решалась открыть дверь. Страх парализовал ее.
Вдруг перед глазами Кэтрин всплыло красивое лицо Джил Мангассон. Она знала, что если бы здесь вместо нее стояла Джил, готовая воссоединиться с Клеем, то не было бы школьной застенчивости.
Она предположила, что как раз сейчас Клей мечтает, чтобы здесь была Джил Мангассон. Она почувствовала жалость к себе, но тут же отогнала ее прочь. Кэтрин помнила тот последний, долгий взгляд сожаления на лице Джил, когда она смотрела через комнату на Клея, перед тем как уйти.
— Я ношу его ребенка, — сказала себе Кэтрин, — но это должна быть она, а не я.
Дверь не издала ни звука. Клей стоял спиной к двери, глядя вниз на свой раскрытый чемодан, его галстук болтался в руке, а в другой руке он держал зубную щетку.
— Твоя очередь, — тихо сказала она, ожидая, что он виновато вздрогнет. Но он посмотрел через плечо и улыбнулся. Его глаза быстро скользнули вниз-вверх по желтому пеньюару.
— Чувствуешь себя лучше?
Он вытащил полы рубашки из брюк. Ее глаза устремились на них так же, как металлическая стружка прилипает к магниту, она пристально смотрела на множество складок в нижней части рубашки, которые остались от его кожи. Потом она опустила взгляд на одетые в носки ступни.
— Намного.
Они поменялись местами, и теперь Клей пошел в ванную. Дверь была открыта, пока он чистил зубы. В чемодане Кэтрин в углу нашла свой дневник, он выглядывал из-под аккуратно сложенной одежды. Она запрятала его и захлопнула крышку чемодана.
— Ты устала? — спросил он, выходя из ванной.
— Ни капельки.
— Не возражаешь, если я открою шампанское?
— Нет, давай. В конечном итоге оно может помочь. Когда он повернулся к ней спиной, она развязала на пеньюаре пояс. Это было далеко не соблазнительно, но и не совсем скромно. Его плечи изгибались и поворачивались, когда он открывал пробку, а помятые края рубашки творили невероятные вещи с ее животом. Наконец пробка выскочила.
— Вот, — сказал он, возвращаясь обратно с бутылкой в одной руке и бокалами в другой. Она держала бокалы, пока он наливал вино. Теперь его рубашка вовсе была не застегнута, выставляя напоказ тонкую полоску кожи чуть темнее цветом, чем сам материал. Она оттащила взгляд на бокалы с шампанским, на загорелую руку с длинными пальцами, которая протягивала ей один бокал.
— За твое счастье, — просто сказал он обычным, вежливым тоном, а она подумала, что может сделать ее счастливой прямо сейчас.
— И за твое.
Они выпили, стоя в центре комнаты. Кэтрин почувствовала в горле ком, когда пила искрящийся напиток. Она посмотрела на дно бокала.
— Клей, я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас притворялся в том, чего нет… — Она взволнованно поднесла ладонь ко лбу и отвернулась. — О Боже.
— Давай сядем, Кэтрин.
Он поставил бутылку на стол рядом с розами и растянулся в кресле, откинувшись на спинку и расставив ноги, а она устроилась напротив. Он видел ее голые ступни, пока она не поджала их под себя. Они вместе подняли бокалы и, глядя друг на друга, выпили.
— Думаю, мы опьянеем, — размышляла она.
— Возможно.
— Это не имеет значения, да?
— Никакого.
— Это ничего не изменит.
— Не-ет.
— Тогда зачем мы это делаем?
— Потому что так будет легче заползти в кровать.
— Давай поговорим о чем-то другом.
— Как хочешь.
Она повертела бокал в руке, потом прислонилась к спинке кресла, водя им по своему колену. Наконец она спросила:
— Знаешь, что было самое трудное? — Он выглядел очень расслабленным.
— Гмм. — Его глаза были закрыты.
— Официальное приглашение твоего отца за обеденный стол. Я была очень тронута этим.
Клей медленно открыл глаза, посмотрел с минуту на нее, перед тем как сделать замечание:
— Знаешь, мне кажется, что ты понравилась моему отцу.
Она продолжала играть с бокалом шампанского.
— Он все еще меня во многом пугает.
— Я думаю, что для незнакомого человека он кажется грозным. И он, и бабушка Форрестер обладают чем-то таким, что кажутся официозными, и поначалу это настораживает людей. Но когда ты их по-настоящему узнаешь, ты поймешь, что они совсем не такие.
— Я не собираюсь их узнавать.
— Почему?
Он склонил голову набок, хотя она заподозрила, что его кошачья поза была совсем не настоящей. Она хотела уклониться от ответа, но потом передумала. Она наклонилась и, вытащив розу из букета, поднесла ее к лицу.
— Потому что в конечном итоге они мне понравятся.
Казалось, он обдумывал ее ответ, но он только выпил свое шампанское и закрыл глаза.
— Знаешь, что сказала мне твоя бабушка Форрестер сегодня вечером?
— Что?
— Она сказала: «Ты красивая невеста. Я буду ждать от тебя красивых детей», — как будто это был официальный указ, и она не потерпит никаких уродливых внуков, связанных с ее именем.
Клей оценивающе засмеялся и снова начал изучать Кэтрин, из-под полузакрытых век.
— Бабушка всегда права — значит, ты такой была.
— Была?.. — спросила она, озадаченная.
— Красивой невестой.
Кэтрин тотчас спряталась за розой и углубилась в изучение ее лепестков.
— Не знаю, стоит мне это говорить или нет, но — черт возьми — почему бы и нет? — сегодня ты выглядела сногсшибательно.
— Я не напрашивалась на комплимент.
— Знаешь, это вошло в привычку…
— Что?
— Отказ от любого проявления одобрения, которое я делаю по отношению к тебе. Перед тем как сказать, я знаю заранее, что ты примешь оборонительную позицию и станешь отвергать его.
— Я не отвергаю, разве не так?
— Но ты не приняла мой комплимент также. Все, что я сказал, это то, что ты была красивой невестой. Это тебя пугает?
— Я… я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Тогда забудь.
— Нет, ты это начал, давай закончим. Почему я должна себя чувствовать напуганной?
— Мне кажется, ты должна ответить на этот вопрос.
— Но я вовсе не НАПУГАНА. — Она небрежно рассекла воздух розой со свистом. — Ты был обалденным женихом. Вот, видишь? Разве это звучит так, что я напугана тобой?
Но весь ее тон был оборонительным. Это напомнило ему ребенка, который, набравшись смелости, говорит: «Видишь? Я совсем не боюсь подойти и позвонить в дверь сумасшедшей Джерти». Потом он звонит и убегает.
— Эй, что ты думаешь, — поддразнивая, спросил он, — мы должны благодарить друг друга или что?
Наконец это вызвало у нее улыбку. Она слегка расслабилась, как будто от вина ей захотелось спать.
— Знаешь, что мне сказала твоя мать? — спросил Клей.
— Что?
Клей молчал, как будто решая, говорить ей или нет. Он резко наклонился и налил себе еще вина.
— Она сказала: «Кэтрин играла „в свадьбу“, когда они с Бобби были маленькими девочками. Они только и делали, что играли в эту игру, постоянно споря, кто будет невестой». — Он снова откинулся на спинку кресла, облокотился на подлокотник, прислонил два пальца к виску и спросил лениво: — Правда?
— Какое это имеет значение?
— Мне просто интересно, вот и все.
— Ну, не нужно, чтобы тебе это было интересно. Это не имеет значения.
— Разве не имеет?
Но она резко сменила тему разговора.
— Один из твоих дядей заметил, что в это время года ты обычно ездил на охоту, но в этом году у тебя не было такой возможности из-за свадебных приготовлений.
— Должно быть, это дядя Арнольд.
— Не увиливай от темы.
— Разве я увиливаю от темы?
— Знаешь, ты можешь ездить на охоту в любое время, когда захочешь…
— Спасибо…
— Я имею в виду, что мы НЕ ПРИВЯЗАНЫ друг к другу и ничего не должно меняться. Мы по-прежнему можем идти своей дорогой, у нас остаются друзья, как было раньше,
— Великолепно. Договорились. Стью и я будем охотиться за всем, чего пожелаем.
— Вообще-то я не думала о Стью…
— О? — Он приподнял бровь.
— Я говорила о ней.
— О ней? О ком?
— О Джил.
Глаза Клея стали серым железом, потом он поднялся, важно подошел к туалетному столику и резко поставил свой бокал.
— А какое Джил имеет отношение к этому?
— Я видела, как вы вместе стояли в фойе. Я видела, как вы оба целовались. Я имела в виду ее, когда сказала, что ты ко мне никоим образом не привязан.
Он резко повернулся и сердито посмотрел на Кэтрин.
— Послушай, на протяжении многих лет наши семьи дружили. Мы были… — Он остановился, чуть не сказав «любовниками». — Я знаю ее с детства. И тем более, ее отец стоял прямо перед нами, и бабушка Форрестер… Ради Бога!
— Клей, — голос Кэтрин был похож на пуховое одеяло, — я сказала, что все в порядке.
Он молча посмотрел на нее, потом резко стащил рубашку и небрежно швырнул ее к подножию кровати, перед тем как скрыться за дверями ванной комнаты.
Когда Клей возвратился, Кэтрин сидела к нему спиной на дальнем краю кровати. Увянувшая гардения бесполезно лежала на столике возле кровати, пока она расчесывала волосы. Он посмотрел на белые простыни, на ее бледно-желтую ночную рубашку, на расческу, которая ритмично двигалась в руках Кэтрин. Не сказав ни слова, он сложил подушку пополам и лег в кровать, заложив руки под голову. Расческа успокоилась. Он слышал, как ноготь большого пальца слегка ударил по ее зубцам, потом Кэтрин положила расческу на столик. Она потянулась к лампе, и комната погрузилась в темноту. Матрац скрипнул, и покрывало с его груди слегка поползло в ее сторону. У него не было сомнения в том, что, если он сейчас протянет руку, он ощутит ее спину, свернувшуюся калачиком рядом с собой.
Казалось, их дыхание участилось. Темнота создавала интимность. Клей лежал так неподвижно, что его плечи начали болеть. Кэтрин съежилась, как улитка, остро осознавая его присутствие за своей спиной. Она подумала, что могла услышать, как ее веки при каждом моргании шаркали по сухому глазному яблоку. Она дрожала и туго укуталась в простыню.
Послышалось еле заметное шуршание, и она ощутила его взгляд.
— Кэтрин, — послышался его голос, — ты действительно обо мне плохо думаешь, не так ли?
— Не нужно так обижаться. Я просто сказала, что сегодня невестой должна была быть она. Ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, что я не понимаю, как она тебе ПОДХОДИТ? Я чувствую себя как квадратный кол в круглой дыре. А то, что я увидела тебя и ее вместе, вернуло меня к действительности. Я уже было чувствовала себя сбитой с ног всеми щедрыми ловушками вокруг меня. Сейчас я отвечу на твой вопрос. Да, я играла с Бобби «в свадьбу», когда мы были маленькими. И в свадьбах я большой профессионал, поэтому на сей раз я действительно обнаружила, что вхожу в роль. Но больше этого не произойдет. Я вижу все, что происходит на самом деле…
«Черт побери, — думал Клей, — я должен благодарить ее за то, что она дала мне свое разрешение, но вместо этого я злюсь. Черт побери, мне не следует чувствовать себя верным по отношению к своей жене, но я чувствую».
Кэтрин почувствовала, как кровать подпрыгнула, когда Клей повернулся на бок и взбил подушку. Где-то за окнами послышался звук реактивного самолета, его жалобный вой и свист быстро удалялись, переходя в забвение. Кровать была очень большая; никто из них и не думал разделять ее физически, за исключением только их дыхания. Но враждебность между ними была более ощутима. Казалось, что уже прошло несколько часов, и Кэтрин подумала, что Клей уснул. Но вдруг он резко перевернулся на спину. Она одеревенела и чувствовала колики оттого, что уже долго лежала в одном положении, но боялась пошевелиться. Она почувствовала в плече судорогу, и ей пришлось расслабиться. Простыня сползла, и наконец она легла на спину.
Когда дверь закрылась, и они остались одни, Кэтрин подошла к цветам, нашла крохотный зеленый конверт и вопросительно повернулась к Клею.
— Я не в курсе. Открой его, — сказал он. На открытке было написано только:
«С любовью, мама и папа».
— Это от твоих родителей. — Она протянула ему открытку и, пока он читал, робко отошла на приличное расстояние в сторону.
— Прекрасно, — пробормотал он и воткнул открытку обратно в розы. Он откинул полы смокинга и, подбоченясь, окинул комнату руками. — Прекрасно, — повторил он.
— Более чем прекрасно, — поддержала она, — более чем сногсшибательно.
На туалетном столике стояла корзина с фруктами и серебряная чаша с зеленой бутылкой внутри. Клей подошел к столику, поднял бутылку, прочитал этикетку, поставил ее на место. Потом он повернулся, ослабил узел галстука-»бабочки» и расстегнул пуговицу на рубашке. Кэтрин прошла вперед и украдкой заглянула в глубину затемненной комнаты.
— Давай я повешу твое пальто? — предложил он.
Она удивленно посмотрела на свое пальто, которое все еще было у нее в руках. — О… о, конечно.
Он подошел, чтобы взять у нее пальто, но она отступила испуганно на шаг.
— Не пугайся, — лаконично сказал он, — я только собираюсь повесить твое пальто.
— Я не пугаюсь. Я просто не знаю, что с собой делать, вот и все.
Он открыл дверцу шкафа и заговорил с покачивающимися вешалками внутри.
— Может, бокал шампанского поможет. Ты хочешь шампанского? — Он тоже повесил пиджак смокинга в шкаф.
— Не думаю. — Тем не менее, она подошла к столику и посмотрела на шампанское и фрукты. — От кого эти фрукты?
— От управления. Ты хочешь? Как насчет последней груши в этом сезоне? — Его загорелая рука взяла из корзины с фруктами грушу.
— Нет, грушу я тоже не хочу. Я не голодна.
Когда она отходила от него, он подбросил грушу вверх, а потом, забыв ее в руке, внимательно посмотрел на Кэтрин.
— Ни шампанского, ни фруктов, чем тогда ты хочешь заняться, чтобы скоротать время?
Она посмотрела на него пустым взглядом, стоя посреди комнаты, как бы боясь прикоснуться к чему-нибудь в ней. Он вздохнул, положил грушу обратно в корзину и перенес чемоданы поближе к кровати.
— Итак, раз мы здесь, то нам нужно как можно лучше использовать это время.
Он гордо подошел к двери в ванную комнату, включил свет, потом повернулся, показывая жестом руки на нее. — Может быть, ты хочешь первой?
Неожиданно Кэтрин поняла, что смеется! Это началось беззвучным трепетом в ее горле, и не успела она себя остановить, как смех вырвался наружу. Кэтрин смеялась, закрыв руками рот, а потом развела руки широко в стороны, подняла голову и продолжала смеяться в потолок. Наконец она посмотрела на Клея — в уголках его глаз опять появились морщинки.
— Смелей, эй, жена. Я пытаюсь быть галантным, но с каждой минутой это становится все труднее.
И вдруг напряжение исчезло.
— О Клей, если бы твой отец мог видеть нас сейчас, он бы потребовал свои деньги назад. Мы действительно находимся в номере-люкс в «Ридженси», и у нас медовый месяц?
— Я думаю, так, — играя, он огляделся вокруг, проверяя.
— И мы зарегистрировались как миссис и мистер Клей Форрестер?
— Думаю, что так.
Она закатила глаза вверх, как бы взывая к небесам:
— Помоги мне, Господи, я путаюсь в словах.
— Знаешь, тебе следует делать это чаще. — Он мягко улыбнулся ей.
— Что делать, путаться в словах? — Она хихикнула и сделала несчастное движение.
— Нет, смеяться. Или даже улыбаться. Я уже начал было думать, что ты проведешь всю ночь с кислым выражением лица.
— А у меня кислое лицо? — Когда она спрашивала, оно выглядело подвижным и любопытным.
— Кислое — это не то слово. Сюда скорее подходит слово неподвижное. Да, неподвижное. Временами ты надеваешь его, как панцирь.
— Да?
— В большинстве случаев, когда мы остаемся одни.
— А тебе бы больше нравилось, если бы я чаще улыбалась?
Он пожал плечами.
— Да, полагаю, что нравилось бы. Мне нравится, когда улыбаются. Мне кажется, я рожден для того, чтобы жить среди счастливых людей.
— Я постараюсь запомнить. — Она посмотрела в окно, потом опять перевела взгляд на него. — Клей, за то, что я сказала там, в машине… ну, прошу прощения.
— Нет, это я был резок с тобой.
— Нет, послушай, частично это была и моя вина тоже. Я не хочу, чтобы мы постоянно ссорились в то время, пока будем женаты. Всю свою жизнь я провела в ссорах, и сейчас я просто хочу… ну, мира между нами. Я знаю, что это звучит глупо, но чувствуешь себя гораздо лучше, оттого что просто признаешься, что нервничаешь, вместо того, чтобы вести себя так, как мы вели по дороге сюда. Я хочу, чтобы ты знал, что я постараюсь со своей стороны установить и поддерживать определенный статус кво.
— Хорошо. Я тоже. Хорошо или плохо, но мы привязаны друг к другу, поэтому давай из этого извлечем для себя пользу, а не вред.
Она слегка улыбнулась.
— Договорились. Итак… я первая, да?
Они оба посмотрели на дверь ванной комнаты.
— Да.
«Что за чертовщина, — думала она, — это обычная старая ванна, ведь так? И я задыхаюсь в этом платье… Я умираю от желания, чтобы мне было удобно, не правда ли?»
Но даже оказавшись в ванной, она остро чувствовала его присутствие за дверью. Кэтрин открыла водопроводный кран, чтобы заглушить свой голос. Продолжая украдкой поглядывать на дверь, она смотрела на себя в зеркало, пытаясь оценить свое отражение до тех пор, пока оно не запотело от ее дыхания.
— Миссис Кэтрин Форрестер, да? — спрашивала она у своего отражения. — Однажды он тебе сказал, что нельзя играть, чтобы потом не поплатиться, и он был прав. Поэтому надень свою ночную сорочку и выходи отсюда. Ложись с ним в постель, а если тебе это неудобно делать, то тебе в этом некого винить, кроме самой себя.
Ее пальцы дрожали, когда она снимала одежду. Она смотрела на себя широко раскрытыми глазами, когда снимала бархатное платье, потом трусики и этот смешной бюстгальтер. Сейчас ее груди стали тяжелее, соски шире и багровее. Как только их освободили из бюстгальтера, Кэтрин почувствовала приступ тупой боли — не то чтобы боли, но что-то похожее на боль — и она, закрыв глаза, взяла груди в ладони, сжимая и поднимая таким образом, чтобы эта неожиданная боль утихла. А когда боль исчезла, она почувствовала облегчение оттого, что ее ничто не стягивает. Она коснулась красных отметин в тех местах, где бюстгальтер туго стягивал кожу на ребрах, потом погладила живот, который теперь был похож на барабан.
Неожиданно промелькнула мысль о том, что мужчина, ожидающий по ту сторону двери, создал все эти перемены в ее теле.
Она отбросила эту мысль, почистила зубы, включила теплую воду и намылила губку. Она уже собиралась смыть косметику, но в последний момент вспомнила, что в ее лице есть много недостатков, и без косметики они будут видны, поэтому она решила оставить все как есть.
Она вскинула руки вверх, и желтая ночная рубашка, как парашют на ветру, устремилась вниз. Потом она надела пеньюар. Ее руки замедлили движения, когда она завязывала на пеньюаре пояс. Поймет ли он правильно то, почему она надела все эти рюши? Она выйдет из ванны и заявит, что Ада купила все это в магазине компании по скидке и подарила ей…
Мысли в голове Кэтрин путались. Она медлила и не решалась открыть дверь. Страх парализовал ее.
Вдруг перед глазами Кэтрин всплыло красивое лицо Джил Мангассон. Она знала, что если бы здесь вместо нее стояла Джил, готовая воссоединиться с Клеем, то не было бы школьной застенчивости.
Она предположила, что как раз сейчас Клей мечтает, чтобы здесь была Джил Мангассон. Она почувствовала жалость к себе, но тут же отогнала ее прочь. Кэтрин помнила тот последний, долгий взгляд сожаления на лице Джил, когда она смотрела через комнату на Клея, перед тем как уйти.
— Я ношу его ребенка, — сказала себе Кэтрин, — но это должна быть она, а не я.
Дверь не издала ни звука. Клей стоял спиной к двери, глядя вниз на свой раскрытый чемодан, его галстук болтался в руке, а в другой руке он держал зубную щетку.
— Твоя очередь, — тихо сказала она, ожидая, что он виновато вздрогнет. Но он посмотрел через плечо и улыбнулся. Его глаза быстро скользнули вниз-вверх по желтому пеньюару.
— Чувствуешь себя лучше?
Он вытащил полы рубашки из брюк. Ее глаза устремились на них так же, как металлическая стружка прилипает к магниту, она пристально смотрела на множество складок в нижней части рубашки, которые остались от его кожи. Потом она опустила взгляд на одетые в носки ступни.
— Намного.
Они поменялись местами, и теперь Клей пошел в ванную. Дверь была открыта, пока он чистил зубы. В чемодане Кэтрин в углу нашла свой дневник, он выглядывал из-под аккуратно сложенной одежды. Она запрятала его и захлопнула крышку чемодана.
— Ты устала? — спросил он, выходя из ванной.
— Ни капельки.
— Не возражаешь, если я открою шампанское?
— Нет, давай. В конечном итоге оно может помочь. Когда он повернулся к ней спиной, она развязала на пеньюаре пояс. Это было далеко не соблазнительно, но и не совсем скромно. Его плечи изгибались и поворачивались, когда он открывал пробку, а помятые края рубашки творили невероятные вещи с ее животом. Наконец пробка выскочила.
— Вот, — сказал он, возвращаясь обратно с бутылкой в одной руке и бокалами в другой. Она держала бокалы, пока он наливал вино. Теперь его рубашка вовсе была не застегнута, выставляя напоказ тонкую полоску кожи чуть темнее цветом, чем сам материал. Она оттащила взгляд на бокалы с шампанским, на загорелую руку с длинными пальцами, которая протягивала ей один бокал.
— За твое счастье, — просто сказал он обычным, вежливым тоном, а она подумала, что может сделать ее счастливой прямо сейчас.
— И за твое.
Они выпили, стоя в центре комнаты. Кэтрин почувствовала в горле ком, когда пила искрящийся напиток. Она посмотрела на дно бокала.
— Клей, я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас притворялся в том, чего нет… — Она взволнованно поднесла ладонь ко лбу и отвернулась. — О Боже.
— Давай сядем, Кэтрин.
Он поставил бутылку на стол рядом с розами и растянулся в кресле, откинувшись на спинку и расставив ноги, а она устроилась напротив. Он видел ее голые ступни, пока она не поджала их под себя. Они вместе подняли бокалы и, глядя друг на друга, выпили.
— Думаю, мы опьянеем, — размышляла она.
— Возможно.
— Это не имеет значения, да?
— Никакого.
— Это ничего не изменит.
— Не-ет.
— Тогда зачем мы это делаем?
— Потому что так будет легче заползти в кровать.
— Давай поговорим о чем-то другом.
— Как хочешь.
Она повертела бокал в руке, потом прислонилась к спинке кресла, водя им по своему колену. Наконец она спросила:
— Знаешь, что было самое трудное? — Он выглядел очень расслабленным.
— Гмм. — Его глаза были закрыты.
— Официальное приглашение твоего отца за обеденный стол. Я была очень тронута этим.
Клей медленно открыл глаза, посмотрел с минуту на нее, перед тем как сделать замечание:
— Знаешь, мне кажется, что ты понравилась моему отцу.
Она продолжала играть с бокалом шампанского.
— Он все еще меня во многом пугает.
— Я думаю, что для незнакомого человека он кажется грозным. И он, и бабушка Форрестер обладают чем-то таким, что кажутся официозными, и поначалу это настораживает людей. Но когда ты их по-настоящему узнаешь, ты поймешь, что они совсем не такие.
— Я не собираюсь их узнавать.
— Почему?
Он склонил голову набок, хотя она заподозрила, что его кошачья поза была совсем не настоящей. Она хотела уклониться от ответа, но потом передумала. Она наклонилась и, вытащив розу из букета, поднесла ее к лицу.
— Потому что в конечном итоге они мне понравятся.
Казалось, он обдумывал ее ответ, но он только выпил свое шампанское и закрыл глаза.
— Знаешь, что сказала мне твоя бабушка Форрестер сегодня вечером?
— Что?
— Она сказала: «Ты красивая невеста. Я буду ждать от тебя красивых детей», — как будто это был официальный указ, и она не потерпит никаких уродливых внуков, связанных с ее именем.
Клей оценивающе засмеялся и снова начал изучать Кэтрин, из-под полузакрытых век.
— Бабушка всегда права — значит, ты такой была.
— Была?.. — спросила она, озадаченная.
— Красивой невестой.
Кэтрин тотчас спряталась за розой и углубилась в изучение ее лепестков.
— Не знаю, стоит мне это говорить или нет, но — черт возьми — почему бы и нет? — сегодня ты выглядела сногсшибательно.
— Я не напрашивалась на комплимент.
— Знаешь, это вошло в привычку…
— Что?
— Отказ от любого проявления одобрения, которое я делаю по отношению к тебе. Перед тем как сказать, я знаю заранее, что ты примешь оборонительную позицию и станешь отвергать его.
— Я не отвергаю, разве не так?
— Но ты не приняла мой комплимент также. Все, что я сказал, это то, что ты была красивой невестой. Это тебя пугает?
— Я… я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Тогда забудь.
— Нет, ты это начал, давай закончим. Почему я должна себя чувствовать напуганной?
— Мне кажется, ты должна ответить на этот вопрос.
— Но я вовсе не НАПУГАНА. — Она небрежно рассекла воздух розой со свистом. — Ты был обалденным женихом. Вот, видишь? Разве это звучит так, что я напугана тобой?
Но весь ее тон был оборонительным. Это напомнило ему ребенка, который, набравшись смелости, говорит: «Видишь? Я совсем не боюсь подойти и позвонить в дверь сумасшедшей Джерти». Потом он звонит и убегает.
— Эй, что ты думаешь, — поддразнивая, спросил он, — мы должны благодарить друг друга или что?
Наконец это вызвало у нее улыбку. Она слегка расслабилась, как будто от вина ей захотелось спать.
— Знаешь, что мне сказала твоя мать? — спросил Клей.
— Что?
Клей молчал, как будто решая, говорить ей или нет. Он резко наклонился и налил себе еще вина.
— Она сказала: «Кэтрин играла „в свадьбу“, когда они с Бобби были маленькими девочками. Они только и делали, что играли в эту игру, постоянно споря, кто будет невестой». — Он снова откинулся на спинку кресла, облокотился на подлокотник, прислонил два пальца к виску и спросил лениво: — Правда?
— Какое это имеет значение?
— Мне просто интересно, вот и все.
— Ну, не нужно, чтобы тебе это было интересно. Это не имеет значения.
— Разве не имеет?
Но она резко сменила тему разговора.
— Один из твоих дядей заметил, что в это время года ты обычно ездил на охоту, но в этом году у тебя не было такой возможности из-за свадебных приготовлений.
— Должно быть, это дядя Арнольд.
— Не увиливай от темы.
— Разве я увиливаю от темы?
— Знаешь, ты можешь ездить на охоту в любое время, когда захочешь…
— Спасибо…
— Я имею в виду, что мы НЕ ПРИВЯЗАНЫ друг к другу и ничего не должно меняться. Мы по-прежнему можем идти своей дорогой, у нас остаются друзья, как было раньше,
— Великолепно. Договорились. Стью и я будем охотиться за всем, чего пожелаем.
— Вообще-то я не думала о Стью…
— О? — Он приподнял бровь.
— Я говорила о ней.
— О ней? О ком?
— О Джил.
Глаза Клея стали серым железом, потом он поднялся, важно подошел к туалетному столику и резко поставил свой бокал.
— А какое Джил имеет отношение к этому?
— Я видела, как вы вместе стояли в фойе. Я видела, как вы оба целовались. Я имела в виду ее, когда сказала, что ты ко мне никоим образом не привязан.
Он резко повернулся и сердито посмотрел на Кэтрин.
— Послушай, на протяжении многих лет наши семьи дружили. Мы были… — Он остановился, чуть не сказав «любовниками». — Я знаю ее с детства. И тем более, ее отец стоял прямо перед нами, и бабушка Форрестер… Ради Бога!
— Клей, — голос Кэтрин был похож на пуховое одеяло, — я сказала, что все в порядке.
Он молча посмотрел на нее, потом резко стащил рубашку и небрежно швырнул ее к подножию кровати, перед тем как скрыться за дверями ванной комнаты.
Когда Клей возвратился, Кэтрин сидела к нему спиной на дальнем краю кровати. Увянувшая гардения бесполезно лежала на столике возле кровати, пока она расчесывала волосы. Он посмотрел на белые простыни, на ее бледно-желтую ночную рубашку, на расческу, которая ритмично двигалась в руках Кэтрин. Не сказав ни слова, он сложил подушку пополам и лег в кровать, заложив руки под голову. Расческа успокоилась. Он слышал, как ноготь большого пальца слегка ударил по ее зубцам, потом Кэтрин положила расческу на столик. Она потянулась к лампе, и комната погрузилась в темноту. Матрац скрипнул, и покрывало с его груди слегка поползло в ее сторону. У него не было сомнения в том, что, если он сейчас протянет руку, он ощутит ее спину, свернувшуюся калачиком рядом с собой.
Казалось, их дыхание участилось. Темнота создавала интимность. Клей лежал так неподвижно, что его плечи начали болеть. Кэтрин съежилась, как улитка, остро осознавая его присутствие за своей спиной. Она подумала, что могла услышать, как ее веки при каждом моргании шаркали по сухому глазному яблоку. Она дрожала и туго укуталась в простыню.
Послышалось еле заметное шуршание, и она ощутила его взгляд.
— Кэтрин, — послышался его голос, — ты действительно обо мне плохо думаешь, не так ли?
— Не нужно так обижаться. Я просто сказала, что сегодня невестой должна была быть она. Ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, что я не понимаю, как она тебе ПОДХОДИТ? Я чувствую себя как квадратный кол в круглой дыре. А то, что я увидела тебя и ее вместе, вернуло меня к действительности. Я уже было чувствовала себя сбитой с ног всеми щедрыми ловушками вокруг меня. Сейчас я отвечу на твой вопрос. Да, я играла с Бобби «в свадьбу», когда мы были маленькими. И в свадьбах я большой профессионал, поэтому на сей раз я действительно обнаружила, что вхожу в роль. Но больше этого не произойдет. Я вижу все, что происходит на самом деле…
«Черт побери, — думал Клей, — я должен благодарить ее за то, что она дала мне свое разрешение, но вместо этого я злюсь. Черт побери, мне не следует чувствовать себя верным по отношению к своей жене, но я чувствую».
Кэтрин почувствовала, как кровать подпрыгнула, когда Клей повернулся на бок и взбил подушку. Где-то за окнами послышался звук реактивного самолета, его жалобный вой и свист быстро удалялись, переходя в забвение. Кровать была очень большая; никто из них и не думал разделять ее физически, за исключением только их дыхания. Но враждебность между ними была более ощутима. Казалось, что уже прошло несколько часов, и Кэтрин подумала, что Клей уснул. Но вдруг он резко перевернулся на спину. Она одеревенела и чувствовала колики оттого, что уже долго лежала в одном положении, но боялась пошевелиться. Она почувствовала в плече судорогу, и ей пришлось расслабиться. Простыня сползла, и наконец она легла на спину.