Спенсер Лавирль. Раздельные постели

   — Тебе не нужно спрашивать моего разрешения, — спокойно сказал он, и она почувствовала себя глуповатой. — Тебе нужны деньги, чтобы что-нибудь для этого купить?
   Она почувствовала, как краска заливает ее шею.
   — Нет. У меня есть сбережения, которые я откладывала, чтобы заплатить за следующий семестр, они мне не пригодятся…
   Сейчас наступила его очередь почувствовать себя несколько неловко.
 
   В целом Клей и Кэтрин были довольны друг другом. Временами им даже было весело, как, например, в тот вечер, когда они приглашали на свадьбу Бобби и Стью. Клей удобно расположился в кресле в кабинете Форрестера, чтобы подслушивать, как он признался. Набирая номер, Кэтрин усмехнулась и посмотрела в глаза Клея.
   — Знаешь, Бобби считает тебя хорошей добычей. — Он изобразил самодовольную улыбку, удобно вытянулся в кресле, заложив за голову руки, и приготовился слушать разговор.
   — Привет, это Кэтрин… Нет, все прекрасно… Нет, я не… дело в том, что я звоню из дома Клея… Да, Клея Форрестера. — Уголки рта Клея довольно приподнялись вверх. — Да, он привез меня, чтобы я пообедала вместе с его родителями. — Кэтрин встретилась взглядом с Клеем. — Да, несколько раз… Он случайно встретился со мной на территории университета и выследил меня… ты можешь это так называть… Нет, он был очень вежлив, ничего подобного… — Кэтрин хотелось стереть самодовольную улыбку с лица Клея. — Бобби, приготовься, сейчас у тебя будет шок. Мы с Клеем решили пожениться, и я хочу, чтобы ты была моей свидетельницей. — Кэтрин закрыла рукой микрофон, состроила Клею глупые глаза, пока Бобби с минуту несла какой-то бред. — Да, я думаю… я позвонила как только мы решили… Стью… Да, он только что с ним говорил… Стив постарается приехать домой тоже… Через три недели, пятнадцатого… я знаю, я знаю, нам придется подыскать тебе прекрасное платье… Послушай, я поговорю с тобой завтра. Просто я хотела, чтобы ты сразу узнала.
   Когда Кэтрин повесила трубку, ее глаза встретились с глазами Клея, и они оба рассмеялись.
   — Должно быть, это было почти ударом для старушки Бобби, не правда ли? — спросил он, и его лицо расплылось от удовольствия. — И это после стольких попыток с ее стороны держать все в секрете, — насмехался он.
   — Ты долго собираешься так сидеть и высмеивать весь мой разговор?
   — Ну, ты ведь сидела здесь и смеялась над моим разговором. — Он заметил, что она все еще продолжает смеяться.
   — Да, но парни реагируют не так, как реагируют девушки. Он неохотно поднялся, медленно подошел к Кэтрин и оперся кулаками о крышку стола. Он наклонился вперед и начал поддразнивать:
   — Просто знакомлюсь с моей… невестой, вот и все. Вижу как она работает под давлением.
   Его серые глаза не отрывались от ее лица. Он никогда раньше не называл ее невестой. В этом появлялась какая-то интимность, и от этого Кэтрин чувствовала, как по ее позвоночнику пробежали мурашки. Она развернула в сторону кресло, встала, прижала блузку к все еще плоскому животу и смело посмотрела на него.
   — Дай мне шесть месяцев и точно увидишь, как я работаю под давлением.
   Потом она одарила его одной из своих замечательных улыбок. Он подумал, как бы было хорошо, если бы она чаще была такой, тогда последующие месяцы могли бы быть приятными для них обоих.
   Непреклонное решение Кэтрин насчет того, чтобы ее отца не было на свадьбе, вводило Анжелу в затруднение. Она видела только один способ сделать так, чтобы Герб Андерсон наверняка не смог появиться в день свадьбы. Она преподнесла свою идею Клейборну, и он с неохотой признался, что эта мысль тоже вертелась в его голове. Но не было никакой гарантии, что все получится. Три недели — это очень малый срок, не было уверенности в том, что так скоро дело может быть передано в суд, не было гарантии в том, что Андерсона признают виновным и дадут срок.
   Но чтобы попытаться склонить чашу весов, Клейборн нанял самого замечательного адвоката по уголовным делам во всей округе. Если Леону Харкнессу не удастся, тогда это не удастся никому.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Ада Андерсон работала в дневную смену на фабрике «Мансингвэа», которая находилась в северной части Миннеаполиса на Линдейл-авеню. Она работала здесь так долго, что уже ни само место, ни то, что находилось вокруг, не волновало ее. Выгодное расположение фабрики в коммерческом районе, ее грохочущие мастерские и постоянство было именно тем, чего она ожидала. Выйдя из городского автобуса, глядя на здание снизу вверх, Кэтрин испытала отчаяние при мысли о том, как долго ее мать работает здесь, пришивая карманы к рубашкам Т-образного покроя и пояса к брюкам. Фабрика всегда производила на Кэтрин удручающее впечатление, но это было единственное место, где она могла спокойно поговорить с матерью и быть уверенной, что не столкнется со стариком.
   Ада медленно вышла из шумной комнаты. Ее лицо выражало страх оттого, что начальник отозвал ее от машины, сказав, что ее ждет посетитель, а это было необычным для данного места. В тот момент, когда Ада увидела Кэтрин, ее страх прошел, и вместо него на лице появилась усталая улыбка. Морщин на ее лице было больше, чем швов, которые Ада успела застрочить за шестнадцать лет работы в этом месте.
   — Господи, Кэтрин, — удивленно произнесла Ада.
   — Привет, мама.
   — А я думала, что ты уехала на Запад…
   — Нет, мама. Я все это время находилась в городе. Просто я не хотела, чтобы папа знал, что я здесь.
   — Он впал в бешенство, когда узнал о твоем бегстве. Кэтрин хотелось обнять мать, но она этого не сделала.
   Усталое выражение лица несчастной женщины говорило о том, как обстояли дела.
   — Он… он вымещает на тебе свой гнев?
   — Нет. Только на бутылке. Он и дня не был трезвый с тех пор, как ты ушла.
   — Мама, здесь есть какое-нибудь место, где мы могли бы поговорить?
   — Я не знаю, дорогая. В ближайшие полчаса у меня нет перерыва.
   — Как насчет столовой?
   — Ну, там постоянно находятся девушки, а у них большие уши, если ты понимаешь, о чем я говорю.
   — Тогда мы могли бы пойти куда-нибудь, где не так шумно? Может, на лестницу?
   — Одну минуту, я сейчас спрошу.
   Что-то внутри Кэтрин надломилось, появилась какая-то трещина от раздражения, что ее мать такая бесхарактерная. Даже здесь, после шестнадцатилетней работы на одном месте, даже в ситуации, которая так много значила для нее, она не могла просто принять решение и на некоторое время отлучиться.
   — Ради Бога, мама! Ты хочешь спросить разрешения на пять минут отлучиться от машины?
   Ада как-то беспомощно, обеспокоено дотронулась до своего подбородка, и Кэтрин пожалела о сказанных ею, резких словах. Она быстро дотронулась до руки матери, поняв, что та не в силах побороть в себе состояния безвольной обреченности.
   — Тогда спроси… Иди, я подожду.
   Когда они очутились на ступеньках, Кэтрин внимательно посмотрела в лицо матери. Усталое лицо женщины было покрыто сетью морщин — она выглядела старше своих лет. Кэтрин охватила волна нежности.
   — Мама, давай просто присядем здесь, хорошо? Что ты сделала со своим пальцем? — На правом указательном пальце Ады была повязка.
   — Ничего существенного. Просто на прошлой неделе я засунула его под машину. Мне хотели сделать укол против столбняка, но я отказалась…
   Мать нарочито избегала разговора о главном. Кэтрин не выдержала:
   — Я не хотела, чтобы ты беспокоилась, мама. Я просто не знала, как отделаться от отца. Я думала, он опозорит меня в колледже и принесет неприятности мне и Форрестерам. Я надеялась, что он оставит свою затею, узнав о моем отъезде. Но он этого не сделал…
   — Я пыталась убедить его, что лучше всех оставить в покое, Кэтрин. «Герб, — говорила я, — ты не можешь продолжать изводить таких людей, как Форрестеры. Они не будут такое терпеть!» Но он пошел туда, избил молодого человека и провел ночь в тюрьме. После этого он начал пить еще больше и теперь только и говорит о том, как собирается заставить их заплатить. Это меня пугает. Ты знаешь, какой он. Я говорю ему: «Герб, ты изведешь себя и заболеешь, если будешь продолжать в таком же духе».
   — Мама, он болен. Разве ты этого до сих пор не поняла?
   — Не говори так, дорогая… не говори такие вещи. — В глазах Ады снова появился страх. Она пугливо посмотрела в сторону. — Он очень скоро успокоится.
   — Очень скоро?! Мама, ты это говоришь уже столько, сколько я себя помню. Почему бы тебе не покончить с этим раз и навсегда?
   — Я ничего не могу сделать.
   — Ты могла бы уйти, — мягко сказала Кэтрин. Глаза Ады стали нервно подергиваться.
   — Куда я пойду, дорогая? Он не позволит мне никуда уйти.
   — Мама, в городе есть места, где ему могут помочь…
   — Нет, нет, — настаивала на своем Ада, — это не принесет никакой пользы. Он просто выйдет оттуда и станет еще хуже, чем раньше. Я знаю Герба.
   Кэтрин подумала об Институте Джонсона. Он располагался прямо у них под носом, и достаточно было одного телефонного звонка, чтобы оттуда поступила помощь. Но заставить мать сделать это она не могла.
   — Послушай, мама, у меня есть приятные новости.
   — Приятные новости? — Даже когда в ее глазах появилась надежда, они все равно выглядели грустными.
   — Не знаю, как это все получилось, но я выхожу замуж за Клея Форрестера.
   Кэтрин держала руки матери и гладила большими пальцами ее ладони. Кожа на руках матери была такой тонкой, что были видны вены. Лицо Ады просветлело.
   — Ты выходишь замуж, дорогая?! Кэтрин кивнула. Мать пожала ей руки.
   — Выходишь замуж за того молодого человека, который сказал, что не знает тебя? Как это может быть?!
   — Я виделась с ним, мама, и несколько раз он приводил меня к себе домой, я разговаривала с его родителями. Они оказались хорошими людьми: отнеслись ко мне с пониманием и предложили помощь. Я сама не могу в это поверить, мама! У меня будет настоящая свадьба в их красивом доме.
   — Настоящая свадьба? — Ада дотронулась до щеки Кэтрин, ее глаза блестели. — Разве, дорогая… — Она снова сжала руку Кэтрин. — Значит, вот куда ты сбежала — к своему молодому человеку…
   — Нет, мама. Я жила недалеко от университета, и у меня появилось много новых друзей, я виделась с Бобби, и она сообщала мне, как у тебя дела.
   — Тебе не нужно беспокоиться обо мне, дорогая. Ты же знаешь, я всегда смогу выйти из трудного положения. Но какая же ты молодец! Настоящая свадьба! — Ада вытащила из кармана носовой платок и приложила его к глазам, из которых полились слезы. — Послушай, дорогая, у меня есть кое-какие сбережения… Не много, правда, но…
   — Мама, Форрестеры хотят сами обо всем позаботиться. Я бы могла сбежать, если бы захотела, но миссис Форрестер… Ну, она действительно на нашей стороне, мама. Я никогда в жизни не встречала такого человека, как она.
   — О, она действительно прекрасная женщина.
   — Мама, я хочу, чтобы ты была на свадьбе. Ада испуганно посмотрела на Кэтрин.
   — О нет, дорогая, мне не место в том доме… Я не могу…
   — Послушай, мама, Стив приезжает.
   От удивления Ада некоторое время только беззвучно шевелила губами, а потом, наконец, повторила, не веря своим ушам:
   — Стив? — ее глаза засветились неугасимой материнской любовью. — Ты разговаривала со Стивом?!
   — Да, и он обещал приехать на свадьбу.
   — Приехать домой?!
   — Да, мама. И он попросил, чтобы я тебе сказала, что он дойдет на свадьбу только вместе с тобой.
   — Стив:.. приезжает домой? — Ада снова поднесла свои натруженные пальцы к губам. — О, но возникнут проблемы. Герб и Стив… — Она опустила глаза.
   — Отец ничего не узнает. На свадьбу придете Стив и ты, но не он. — Кэтрин решительно сжала руки матери.
   — Но я не вижу, каким образом…
   — Пожалуйста, мама, пожалуйста, выслушай. Ты можешь сказать ему, что собираешься в субботу поиграть в бинго, как ты это иногда делаешь. Я хочу, чтобы ты была на моей свадьбе, но ты сама знаешь, что, если он тоже придет, могут возникнуть неприятности, так ведь?
   — Но он узнает, дорогая, он догадается. Ты знаешь, какой он.
   — Он не узнает, если ты ему не скажешь, не узнает, если ты сделаешь вид, что идешь к миссис Мерфи играть в бинго, как ты делала это сотни раз по субботам.
   — Но у него есть какое-то шестое чувство. У него всегда оно было…
   — Мама, Стив не придет в наш дом, ты это знаешь не хуже меня! Уходя, он поклялся, что никогда не переступит порог этого дома, и своего решения не изменил. Если ты хочешь увидеть Стива, тебе придется увидеться с ним на моей свадьбе.
   — У него все в порядке?
   — У него все прекрасно. Он действительно кажется счастливым. Спрашивал, как у тебя дела, и передавал привет.
   — Стиву сейчас двадцать два года… — Казалось, что мысли Ады слились с шумом машин, доносившимся из мастерской. Она стояла на ступеньках так близко от Кэтрин, что ее колени почти касались колен дочери. Усталость на ее лице не исчезла, но мысли о сыне наложили какую-то решительность в сети морщинок вокруг губ. Она подняла на Кэтрин глаза и сказала:
   — У Твилы на складе есть моток голубой пряжи, можно связать мне красивое платье. Знаешь, я могу купить его по низкой цене, так как работникам предоставляется скидка.
   — О, это отличная мысль, мама! — Кэтрин улыбнулась.
   — Я хочу повидаться со Стивом и хочу посмотреть, как моя малышка выходит замуж. Разве я не заслужила себе новое платье после стольких лет работы здесь?
   — Спасибо. — Кэтрин импульсивно подалась вперед и обняла мать за тонкие плечи.
   — А сейчас мне лучше возвратиться назад, иначе мой дневной заработок будет низким.
   Кэтрин кивнула.
   — В этот раз я ни слова не скажу Гербу, вот увидишь.
   — Хорошо. А я дам тебе знать, если Стив снова позвонит.
   — Я рада, что ты пришла, дорогая. Мне было больно думать о том, что ты куда-то уехала, как это сделал Стив. — Она поднялась на две ступеньки, потом обернулась и посмотрела вниз на Кэтрин.
   — Эта свадьба будет с цветами, тортом и белым платьем?
   — Да, мама.
   — Ну, сделай это гвоздем программы, — задумчиво сказала Ада. На ее измученном жизнью лице все отчетливее проступало удивление. — Просто сделай это гвоздем программы… — повторила она.
   И в первый раз за все время Кэтрин были полностью, абсолютно, на сто процентов счастлива оттого, что согласилась со всеми желаниями Анжелы Форрестер.
 
   Пригласительные открытки были голубыми с выбитыми цвета слоновой кости буквами. Прекрасные прописные буквы делали пируэты на мраморном пергаменте, как шаги танцора. Новая открытка хрустела, как кринолин танцора. Кэтрин провела пальцем по линиям выбитых букв — восходящие и нисходящие линии образовывали грациозные завитки.
   «Можно прочувствовать эти слова, — думала Кэтрин. — Их можно прочувствовать…»
   Переполняемая трепетом, она изучала открытку, все еще не осознав до конца столь стремительно приближающееся событие. Слова были написаны в официальном стиле:

Кэтрин Мари Андерсон

и

Клей Элджин Форрестер

   приглашают Вас разделить с ними радость по случаю их торжественного бракосочетания, которое состоится 15 ноября в 19.00 в доме Клейборна и Анжелы Форрестер по адресу: Миннесота, Эдина, Хайвью Плейс, № 79.
 
   Кэтрин снова провела кончиками пальцев по буквам и тяжело вздохнула. Как жаль, что она лишь играет роль в этом спектакле…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Теперь Кэтрин и Клей могли встречаться в холле «Горизонта». В их отношениях сейчас уже не было той резкости, которая присутствовала в первые их встречи. Кэтрин постоянно ловила себя на мысли, что ей нравится, как он одевается, как ведет себя. В свою очередь Клей пришел к выводу, что ему нравится ее внешность. Ее одежда была чистой, скромной, и она аккуратно ее носила. Он замечал первые признаки округлости, но пока еще ничего не было видно.
   — Привет, — сказал он, делая шаг ей навстречу. — Как ты?
   Она встала в эффектную позу.
   — А ты думаешь как?
   Он внимательно окинул взглядом шерстяное платье сливового цвета.
   — Похоже, что у тебя все в порядке. Красивое платье.
   Она смутилась. Ей было приятно оттого, что он одобрил платье. С того вечера, когда она заснула по дороге домой, каждый из них сознательно старался относиться друг к другу добрее.
   — Спасибо.
   — Сегодня вечером ты познакомишься с моим дедом и бабушками.
   При подобных заявлениях она уже научилась не впадать в панику. И все же его слова вызвали ощущение тревоги. — Это нужно?
   — Боюсь, что они входят во внешнее оформление.
   Кэтрин окинула его взглядом сверху донизу. На нем были светлые с отутюженными складками брюки и гармонирующий твидовый спортивный пиджак с замшевыми вставками на локтях.
   — Внешнее оформление, как обычно, доходит до совершенства, — улыбаясь, сказала она.
   Это был ее первый комплимент за все время их знакомства. Он улыбнулся и неожиданно почувствовал нежность к Кэтрин. — Спасибо, я рад, что ты одобряешь. А теперь давай надеяться, что и мои бабушки с дедушкой тоже одобрят.
   — По твоему тону этого не скажешь.
   — Увы… Я знаю их всю свою жизнь. Хотя моя бабушка — старая черствая девчонка. Ты сама увидишь, что я имею в виду.
   В это время на лестнице появилась Малышка Бит. Она остановилась и. наклонившись через перила, поздоровалась:
   — Привет, Клей!
   — Привет, Малышка Бит. Можно я заберу ее на некоторое время? — спросил он, поддразнивая.
   — Почему бы тебе вместо нее не взять меня сегодня вечером? — Малышка Бит еще больше наклонилась через перила, как бы падая в обморок. Девушки теперь не пытались скрывать своего восхищения Клеем.
   Но в этот момент вниз спустилась Мари.
   — Кто это кого куда увозит? О, привет, Клей. Сделай что-нибудь с этой ненормальной, пока она не свалилась вниз головой и не оставила ребенка без мозгов, — засмеялась Мари. — Куда вы сегодня едете? — спросила она, оценивающе разглядывая их.
   — Пригласил Кэтрин поужинать в семейном кругу.
   — Да? По какому поводу на этот раз?
   — Предстоит еще одна из семи мук. На сей раз бабушка и дедушка.
   Мари подняла бровь, взяла Малышку Бит за руку и, уводя ее на кухню, бросила на Кэтрин через плечо последний заговорщический взгляд.
   — Удачно, что ты решила надеть свое новейшее создание, а, Кэтрин?
   Клей во второй раз посмотрел на платье, на сей раз с большим интересом.
   — У нас проворные пальчики, да? — спросил он, улыбнувшись.
   — Да, проворные… В силу необходимости. — И Кэтрин положила руку на живот. Улыбаясь вместе с Клеем, она почувствовала себя почти счастливой.
   Что-то между ними изменилось. Скрытое чувство гнева и обмана начало исчезать. Они стали относиться друг к другу с уважением и теплотой.
 
   К тому времени, как Клей свернул на дорогу, ведущую к дому его дедушки и бабушки, на улице стало совсем темно. Фары освещали вымощенную красным кирпичом дорогу.
   Сад вокруг дома был одет по-зимнему. От листьев остались одни воспоминания, а стволы деревьев окутала белая пелена. Ветки кустарников и деревьев были туго укутаны зимним покрывалом, как ребенок североамериканских индейцев.
   Дом был освещен снаружи и изнутри. Кэтрин посмотрела на два одинаковых подвесных фонаря, которые висели с двух сторон входной двери, а потом на кончики своих высоких каблуков. Она сжала руки, пытаясь унять их дрожь. Сердце заполнили мрачные предчувствия. Неожиданно пальцы Клея коснулись ее шеи и слегка сжали ее.
   — Эй, подожди, перед тем как мы войдем в дом, я должен тебе кое-что сказать.
   От его прикосновения она резко повернулась, удивленная. Его руки продолжали лежать на ее плечах, а большие пальцы прижали воротник пальто. Кэтрин не нужно было напоминать ему, чтобы он лучше не дотрагивался до нее вот так.
   — Извини, — сказал он, немедленно убирая руки.
   — Что это?
   — Это машинально получилось. — Он быстро взял ее за руку и держал так, не выпуская. — Бабушки и дедушка могут заподозрить неладное, если не увидят того, что надеются увидеть, — заметил он, криво улыбнувшись.
   — А что они надеются увидеть?
   Продолжая держать ее за руку, он поднял свою вторую руку, и на его мизинце сверкнуло драгоценное кольцо. Клей слегка покачал пальцем, и драгоценные камни засверкали ярче. Кэтрин как зачарованная не могла оторвать взгляда от кольца. Во рту пересохло.
   «Оно такое большое!» — испугавшись, подумала Кэтрин.
   — Я должна?
   Он снял с мизинца кольцо и надел его Кэтрин.
   — Боюсь, что да. Это семейная традиция. Ты будешь четвертым поколением.
   — Эта игра заходит слишком далеко, — прошептала она.
   — Значение кольца находится в мыслях того, кто его носил, а не в том, что оно на руке, Кэтрин.
   — Но как я могу носить его, если его носило три поколения?
   — Просто представь себе, что это кольцо всегда было твоим, — спокойно заметил он, отпуская ее руку.
   — Клей, это кольцо стоит тысячи долларов. Ты это знаешь не хуже меня! Это неправильно, что я его буду носить.
   — И тем не менее тебе придется. Если тебе от этого станет легче, то я тебе скажу: семья Форрестеров занималась драгоценными камнями до того, как мой отец оставил эту традицию и начал заниматься юриспруденцией. Бабушка Форрестер до сих пор владеет процветающим предприятием… Есть еще сотни колец такого же типа.
   — Но они не имеют такого значения…
   — Итак, повесели старую женщину, — улыбнулся Клей и пожал плечами.
   У нее не было выбора. Как и не было выбора тогда, когда они вошли в холл, и Клей взял у нее пальто, а потом непринужденно обнял ее. Так они и вошли в гостиную. Кэтрин всеми силами старалась не сжиматься под его прикосновениями.
   Они приблизились к паре пожилых увядших людей, сидящих на вельветовом диване. На мужчине был черный костюм, а сам он был похож на пожилого дирижера. Женщина в розовато-лиловых кружевах носила ослепительную улыбку, которую она, казалось, надела семьдесят лет назад и с тех пор не снимала. Приближаясь к этой паре, Кэтрин чувствовала, как рука Клея, скользнув вниз по спине, задержалась на талии. Потом он наклонился, взял лицо женщины в обе руки и шумно поцеловал ее прямо в губы.
   — Привет, дорогая, — сказал Клей непочтительно. И Кэтрин заметила, как пожилая женщина покраснела.
   Потом в ее глазах появился огонек, и она погрозила ему скрюченным артритом пальцем — это было ее приветствие.
   — Привет, сынок, — поздоровался дедушка. — Одно твое слово взволновало бабушку больше, чем я теперь могу это сделать.
   Искренний смех Клея заставил их обоих тоже засмеяться.
   — Итак, дедушка, ты завидуешь? — Он обнял лысого мужчину за плечи.
   К удивлению Кэтрин, они оба, не смущаясь, обнялись и вместе захихикали.
   — Я хочу, чтобы вы оба познакомились с Кэтрин. — Клей повернулся назад, протянул ладонь и вывел ее вперед. — Кэтрин, это бабушка и дедушка Элджин, в округе их больше знают как Софи и дедушка.
   — Здравствуйте, — сказала Кэтрин, непринужденно улыбнулась и пожала пергаментные руки каждого. Улыбки Софи и дедушки были настолько похожи, что казалось, что перед тобой двойники.
   Затем Клей взял ее за локоть и подвел к женщине, величественно восседающей в кресле с высокой спинкой, и не нужно было трона, чтобы сказать, что женщина обладала королевской манерой держать себя. Это было очевидно по ее поведению, по выражению лица, по безукоризненным голубовато-белым локонам, которые украшали голову, по проницательным глазам, по мерцающим отблескам на ее пальцах, по холодному оценивающему взгляду, каким она встретила Кэтрин.
   Перед тем, как Клей смог заговорить, пожилая женщина пронзила его проницательным взглядом.
   — Не пытайся применять по отношению ко мне свою заигрывающую тактику, молодой человек. Я не полная дура, каковой может быть твоя бабушка Софи.
   — Никогда, бабушка, — заверил ее Клей и дьявольски улыбнулся, склонившись над рукой, украшенной драгоценностями. Он сделал вид, что целует усеянную кольцами руку, но в последний момент повернул ее ладонью вверх и поцеловал основание большого пальца.
   Кэтрин понравилась эта игра в «кошки-мышки». Пожилая женщина поджала губы, чтобы не улыбнуться.
   — Я привез Кэтрин познакомиться с вами, — сказал Клей, отпуская руку, но не улыбаясь. — Кэтрин, это моя бабушка Форрестер. По некоторым причинам я никогда раньше не называл ее по фамилии.
   — Миссис Форрестер, — повторила Катрин, в то время как ее рука утонула во всех этих драгоценных камнях.
   — Мой внук — не по годам развитый выскочка. Миссис Форрестер подняла трость с ручкой из слоновой кости и слегка похлопала по плечу Кэтрин, внимательно рассматривая ее.
   — Где же ты нашел эту молодую леди?
   Клей медленно начал водить рукой вверх и вниз по внутренней стороне локтя Кэтрин, не отрывая взгляда от лица бабушки, и спокойно ответил:
   — Не я. Она нашла меня. — Затем рука его скользнула вниз и сомкнула ее руку. Элизабет Форрестер следила глазами за движением руки Клея и заметила, что девушка не сжала Пальцы Клея. Пара направилась к Клейборну и Анжеле, которые разливали портвейн и освобождали место на покрытом мраморном столе для подноса с канапе, что Инелла как раз принесла. У Клея для Инеллы тоже было приветствие. Он положил руку на ее плечо в тот момент, когда она ставила поднос с бутербродами.
   — И какие эпикурианские удовольствия ты сегодня придумала, Инелла? Разве ты не знаешь, что папа беспокоится о своей талии?
   Все рассмеялись.
   — Эпикурианские удовольствия… — усмехнулась польщенная горничная и ушла, улыбаясь. Клей обнял мать и пожал руку отца.