Стайн Роберт Лоуренс. Суеверный

   Долгий поцелуй. Мужчина еще глубоко погружен в нее. Он целует ее так, словно не хочет, чтобы все это кончилось.
   Я только что занималась любовью с Лайамом.
   Так скоро! Так скоро!
   Я так счастлива!
   «Это все из-за нарциссов!» – думает Сара, отвечая на его поцелуй, и обеими руками приглаживает назад его влажные каштановые волосы.
   Он пришел к ней, в ее квартиру, с букетом нарциссов, золотых, как июльское солнце.
   Сара прижала обе руки к лицу.
   – Где это вы в октябре нашли нарциссы? – воскликнула она.
   Отправляясь открывать дверь, девушка собиралась вести себя сдержанно. Она сделала глубокий вдох и постаралась придать своему лицу загадочное выражение.
   Но, увидела нарциссы, забыла обо всем.
   – Откуда вы знаете, что нарциссы – мои любимые цветы?
   – Немного волшебства! – ответил Лайам и улыбнулся.
   По его улыбке было видно, что ее реакция на цветы доставила ему большое удовольствие.
   Он сунул ей в руку букет, завернутый в белую бумагу.
   – Волшебство – это ответ на оба вопроса!
   Сара засмеялась.
   – Я и не догадывалась, что сегодня вечером ужинаю с волшебником!
   Следом за Сарой Лайам прошел внутрь квартиры, окинул взглядом маленькую гостиную.
   – Да, да! Я знаю, что вы не догадывались.
   – Они просто прекрасны. Вы сами их вырастили, мистер Волшебник? Или это одно из ваших чудес и они появились прямо у вас в шляпе?
   Лайам усмехнулся и потер подбородок.
   – Просто у меня есть волшебная кредитная карточка. А появились они, наверное, где-нибудь в Южной Америке. Хорошая квартирка, Сара! Уютная.
   – Вы имеете в виду – крошечная.
   – Да, я имел в виду – крошечная.
   Они оба рассмеялись.
   Лайам пошел следом за ней в кухню.
   – Кажется, я привезла с собой одну вазу, – сказала Сара, открывая дверцу шкафчика. – Но куда же я ее поставила? Половина моих вещей еще в коробках. Может, это от того, что я никак не могу поверить, что я снова вернулась в этот городок!
   Он рассмеялся и подошел ближе к ней.
   – Чувствуется, что вы будущий психолог!
   Девушка повернулась и внимательно посмотрела на него. Сегодня на нем были прямого покроя джинсы и коричневый спортивный пиджак с заплатками на локтях. Под пиджаком кремовый свитер.
   На ногах черные ковбойские сапоги. Довольно типичная одежда для преподавателя колледжа.
   Сара была рада, что оделась попроще. На ней был серебряно-серый свитер с большим воротником и черные шелковые слаксы. Наряд дополняли черные стеклянные бусы – подарок Чипа. Бусы зазвенели, когда она потянулась, чтобы достать вазу с верхней полки.
   Что-то бормоча про себя, Лайам начал разворачивать цветы.
   – Нам нужны два нераспустившихся бутона, – совершенно серьезно объявил он.
   Сара обернулась.
   – Это для чего?
   – Мы должны поставить их отдельно в стакан с водой. Есть очень древнее суеверие, позволяющее определить, станут ли мужчина и женщина любовниками.
   Сара наполнила вазу водой из крана.
   – Что ж, попробуйте! Вы меня заинтриговали.
   – Берем два нераспустившихся бутона и ставим их в воду отдельно от других цветов. Если они повернутся к друг другу или сплетутся, то это знак настоящей любви.
   Сара улыбнулась, отчасти от того, что он был так серьезен.
   – А если цветы отвернутся друг от друга?
   Глаза Лайама вспыхнули.
   – Тогда мы возьмем другие цветы!
   Кажется, я ему и в самом деле очень нравлюсь.
   Девушка почувствовала, как забилось ее сердце.
   Она взяла нарциссы за стебли и приготовилась опустить их в вазу.
   Но, к ее удивлению, Лайам наклонил голову и поцеловал ее. Он едва не промахнулся. Его теплые влажные губы коснулись ее нижней губы. Девушка покачнулась и, восстанавливая равновесие, подняла голову, чтобы ответить на его поцелуй.
   Нарциссы выпали у нее из рук и упали на стол. Желтые бутоны ударились друг о друга, цветы сплелись. Желтый цвет смешался с зеленым.

* * *

   В ресторане к их столику подошла молодая женщина. Лайам держал руку Сары, но при виде подошедшей дамы быстро отпустил ее.
   – О, доктор О'Коннор! И снова неожиданная встреча!
   Женщина не отрывала глаз от Лайама, словно он был один.
   Сара обратила внимание, что незнакомка очень хорошенькая – с круглыми зелеными глазами, высокими скулами и вьющимися рыжевато-каштановыми волосами. На ней было зеленое платье, напоминающее длинный свитер, и зеленые колготки.
   – Сара, это Девра Брукс, – небрежно произнес Лайам.
   Кажется, он не слишком удивился, увидев ее.
   – А это Сара Морган. Вы не встречались на вечеринке у Мильтона?
   Женщины отрицательно покачали головами. Поздоровавшись с Сарой, Девра тут же снова повернулась к Лайаму.
   – Очень неплохой ресторан, не правда ли? Я частенько сюда прихожу.
   – Мы только что сделали заказ, а пока довольствуемся водой! – сказал он, глядя на Сару.
   Он поднял стакан, словно собирался произнести тост в честь Девры.
   Молодая женщина рассмеялась.
   – Я тут с друзьями, – она кивнула в сторону столика, где сидели три женщины. – Я только подошла поздороваться. Я видела, как вы вошли. Как тебе нравится Мур-колледж?
   – Пока ничего. Вот, завел новых друзей, – он нарочно улыбнулся Саре.
   Девра оглянулась на свой столик. Официант расставлял на нем тарелки с жареными цыплятами и свиными ребрышками.
   – Мне пора к своему столику. Заходи как-нибудь. Поговорим о Чикаго! Я живу на Тремонт-стрит.
   На полпути к своему столику Девра обернулась к Саре.
   – Приятно было познакомиться.
   Она вернулась к своим друзьям.
   Сара выпила воды.
   – А кто она такая?
   – Девра? Студентка-старшекурсница. Училась у меня в Чикаго. В прошлом году перевелась сюда. Я встретил ее на вечеринке у Мильтона.
   Мне не зря показалось знакомым ее лицо! Да, теперь я припоминаю, что видела ее там. Трудно забыть эти рыжие волосы. Очень эффектные.
   – Славная девушка, – пробормотал Лайам, взгляд его неожиданно стал рассеянным.
   Официант поставил на стол заказанные ими раковины.
   – Вы были близки со многими женщинами?
   Она выпалила это раньше, чем поняла, что говорит.
   Что-то во взгляде Девры на Лайама вызвало к жизни этот вопрос. Но она вовсе не собиралась задавать его вслух!
   У Сары перехватило дыхание. Ей очень хотелось взять свои слова обратно. Хотелось провалиться сквозь землю.
   Ну как она могла задать подобный вопрос?
   Девушка заставила себя поднять глаза на Лайама.
   Он наклонился ближе к ней, глаза сверкали лукавством.
   – Вы знаете старинную ирландскую поговорку: «Никогда не задавай вопросов кошке?»
   – Что? Нет, я... – Сара разволновалась.
   Лайам наклонился еще ближе.
   – А знаете, почему нельзя задавать кошке вопросы? Потому что она может и ответить!
   Он подождал, пока она рассмеется и засмеялся вместе с ней.
   Лайам взял ее руку двумя своими.
   – У вас чудесный смех. Очень музыкальный!
   Может быть, дело было не в нарциссах.
   Может, именно в тот момент, когда он взял мою руку, время остановилось.
   Может быть, именно в этот момент я в него и влюбилась?
   Влюбилась?
   Сара окинула взглядом переполненный ресторан. Основные цвета – розовый и голубой. Столы в стиле пятидесятых годов. Бумажные матики под блюда. На них название ресторана – словно веревкой выведено: «Техас». На стенах громадные ковбойские шляпы. На стене бара вокруг зеркала – рога.
   У стены – музыкальный автомат. Слышится музыка в стиле «кантри». В центре зала – открытая кухня, откуда доносится запах дыма, жареных цыплят и свиных ребрышек.
   Что может быть прекраснее? Что может быть романтичнее?
   Интересно, Лайам так же увлечен ею, как она им? Кажется, да. Они подняли рюмки с вином, чокнулись и выпили «за новую дружбу».
   Беседа текла легко и непринужденно. Они много смеялись. Он постарался, чтобы Сара чувствовала себя свободно. Настолько свободно, что она, не колеблясь, брала липкие, обмазанные соусом ребрышки обеими руками. Ну и что, если ее лицо станет липким и густой красный соус начнет капать на подбородок?
   Казалось, им о многом нужно было поговорить, многое хотелось рассказать друг другу. Лайам одну за другой рассказывал ей истории, заставляя девушку смеяться. И как он только все их помнит!
   С отгороженного столика в углу донесся взрыв визгливого хохота. Сара повернулась и увидела, как женщины средних лет подняли пивные кружки. Одна из них что-то сказала. Все трое откинули назад головы и снова рассмеялись.
   Лайама это явно позабавило. Он улыбнулся.
   – Мне вспомнилась старая ирландская сказка про лиса, – сказал он. – Было у этого лиса трое лисят.
   Захотелось ему узнать, кто из них сможет выжить в этом мире. Отвел лис лисят к большому дому на краю леса.
   Остановившись позади дома, лисы прислушались. Они услышали голоса и взрывы смеха, доносившиеся из дома. Старый лис попросил двоих младших сказать, кто, по их мнению, сейчас в доме.
   – Мы не знаем, – ответили оба.
   И тогда старый лис спросил третьего лисенка.
   – Кто, по-твоему сейчас в доме?
   Юный лис прислушался к громкому разговору и смеху в доме и ответил:
   – Две женщины или двенадцать мужчин.
   – Да, ты не пропадешь на этом свете! – заключил старый лис.
   Лайам усмехнулся, глядя на Сару.
   Она неодобрительно нахмурилась и шутя шлепнула его по тыльной стороне руки.
   – Ну, Лайам, эту историю придумали те, кто недолюбливает женщин!
   – Да, верно. А вас не удивляет, что ирландские сказки политически некорректны?
   – Ну как вам сказать...
   Его лицо стало серьезным.
   – Я собираю материал для книги на эту тему. Это будет нечто вроде «Роли секса в ирландских легендах». Напишу о том, как эти легенды отразились на жизни общества. Эта книга станет бестселлером, а?
   Взглянув через плечо Лайама, девушка увидела, что Девра и ее подруги надевают пальто и собираются уходить. Девра повернулась и махнула Лайаму. Она что-то сказала, но ее слова потонули в гуле голосов переполненного ресторана.
   Сара не знала, заметил ли Девру Лайам. Он пристально смотрел на Сару. В его взгляде было чуть ли не обожание.
   – Ваша знакомая помахала вам, – начала она.
   Но Лайам протянул руку над столом и закрыл девушке рот ладонью.
   – Тсс!
   Сара прислушалась. Били часы. Старинные часы. В ресторане, оформленном в духе вестернов, рядом с дубовой стойкой бара они были не совсем к месту. Лайам отнял ладонь от губ девушки только, когда часы пробили девять раз. Девять часов.
   Отняв руку, он наклонился и поцеловал ее в губы. Поцелуй был нежным и длился всего несколько секунд.
   – Зачем вы это сделали? – спросила Сара, не дыша.
   Он улыбнулся.
   – Потому что вы мне нравитесь.
   – Нет, я имела в виду, почему вы закрыли мне рот рукой?
   – Били часы. Не следует говорить, когда бьют часы. Иначе это может принести большое несчастье.
   Было в его серьезном лице нечто такое, отчего Сара рассмеялась.
   – Проходя мимо кладбища, вы задерживаете дыхание?
   Он кивнул.
   – Да, задерживаю.
   – Лайам, откуда вы узнали обо всех этих суевериях? И как вы можете все их помнить?
   – Мой отец... Это у меня от отца...
   Сара удивленно посмотрела на него.
   – Ваш отец? Но вы говорили, что ваш отец был фермером!
   – Да, он был фермером. Если вы живете на ферме, у вас достаточно времени, чтобы рассказывать истории. Мой отец во многих отношениях был простым человеком. Очень суровым и тихим. Но он был замечательным рассказчиком.
   Лайам опустил глаза и поиграл вилкой и ножом, сложенными на тарелке крест-накрест.
   – Кофе?
   – Что?
   – Хотите кофе или какой-нибудь десерт? Они здесь делают поразительный сырный кекс, тяжелый, как цемент.
   – Почему бы нам не выпить кофе у меня?
   Сара произнесла это довольно небрежно. Но когда она это сказала, то поняла, что собирается с ним переспать.
   Когда они вошли в ее квартиру, она протянула руку к выключателю. Но он поймал ее руку. Они поняли друг друга в темноте. Оба неловко захихикали. Оба были охвачены желанием.
   Сара потащила его в спальню. По пути Лайам сбросил сапоги.
   Но неловкость закончилась, когда он начал ее ласкать, когда он стал ее целовать, лег на нее, когда он оказался внутри нее.
   И потом они обнимали и ласкали друг друга. Им все не верилось, что это происходит на самом деле. Сара поцеловала Лайама за ухом, вдыхая чудесный запах его волос.
   – Тебе это не напоминает историю про лиса? – спросила она шепотом.
   Комната была освещена тусклым светом уличных фонарей. Его глаза сверкнули в полутьме.
   – Напоминает!
   Девушка прижала палец к его губам.
   – Ничего не говори.
   Ее руки скользнули по его спине, оказавшейся на удивление мускулистой. Лаская и обнимая его, Сара видела, что возбудила его.
   Они снова занялись любовью. На этот раз Лайам закрыл глаза. Их тела, уже влажные и горячие, медленно и слаженно двигались. Их тела уже знали друг друга. Знакомые незнакомцы.
   Девушка двигалась под ним, наблюдая за его лицом. Темные брови над закрытыми глазами. Рот замер в блаженной полуулыбке. Такое красивое лицо нависло над нею! Сара взяла это лицо обеими руками, притянула к себе и поцеловала. Долгий поцелуй, горячий и крепкий. А их языки все исследовали, все дразнили...
   Саре не хотелось, чтобы все это кончилось. Но Лайам закончил поцелуй и уткнулся лицом в ее плечо. И взорвался в ней с тихим сдавленным криком.
   Они молча обнимали друг друга.
   Потом Сара тихонько сказала:
   – Мы забыли о кофе!
   Они смеялись долго и весело. Хотя на самом деле тут не было ничего смешного. Просто им было весело и они смеялись. Смеялись, возвращаясь из рая на грешную землю.
   Несколько минут спустя Лайам оделся и поцеловал Сару на прощанье, пожелав спокойной ночи. Она надула губки.
   – Ты не останешься? Ты что, беспокоишься о моей репутации? – поддразнила его девушка.
   – Маргарет будет беспокоиться обо мне.
   Сара кивнула в сторону гостиной.
   – Так позвони ей! Скажи, чтобы не беспокоилась!
   – Нет. Я лучше пойду. Я не хочу злоупотреблять твоей любезностью.
   Так формально.
   И снова поцелуй. Потом еще один. Обнаженные руки девушки обвились вокруг его шеи.
   А потом он ушел. Дверь квартиры с тихим стуком закрылась за ним.
   Сара лежала на влажной подушке, все еще чувствуя покалывание в ногах.
   Что же это я делаю?
   Что же я сделала?
   Как же это могло произойти так быстро?
   А потом: Тебе двадцать четыре года, Сара! И не так уж быстро все произошло. Тебе потребовались годы, чтобы найти того, кто тебе действительно нужен.
   Того, кто тебе нужен.
   Лайам.
   Она облизала губы, все еще чувствуя на них вкус его поцелуев. Провела рукой по обнаженному животу, все еще ощущая его на себе.
   Пятнадцать минут спустя зазвонил телефон, разбудив ее. Она и не заметила, как задремала.
   И снова звонок.
   Пошатываясь, она поднялась. Голова кружится. Ноги дрожат.
   Лайам?
   Да, конечно! Как это мило с его стороны!
   Сара прошла в темную гостиную. Шторы не задернуты. Из окна падает синевато-серый свет.
   Девушка подняла трубку, когда раздался третий звонок. Ей очень хотелось услышать его голос.
   – Алло!
   – Держись подальше от Лайама!
   Это совсем не тот голос, который она ожидала услышать. Это противный хриплый шепот, тот же, что и неделю назад.
   – Ты хочешь умереть? Это не шутка! – Держись подальше от Лайама!
   – Кто? Кто это? – запинаясь, сердито крикнула она. – Кто это? Кто?

Глава 21

   Вспоминая свой дом в Ирландии, Лайам всегда вспоминал запах бекона. Бекон, ломтики турнепса, лук, жаренный на печи в просторной кухне, самой большой комнате маленького фермерского дома. Его дед построил этот дом собственными руками.
   В 1970 году Лайаму было десять лет, Маргарет – девять. Коричневые поля были пусты и унылы, как взгляд его отца.
   – Удача покинула нас, – сказал однажды сыну Рори О'Коннор.
   Других объяснений мальчик не получил. Подобно ирландцам из народных сказок, отец считал себя обязанным читать и рассказывать сыну сказки, но сам он был человеком немногословным.
   – Удача покинула нас!
   Соседи-фермеры один за другим уезжали в города, чтобы найти там работу. Свои фермы они оставляли большим компаниям, которые могли с ними справиться.
   Но отец Лайама упорно отказывался уезжать. Он продолжал жить там, где кончались мощеные дороги и простирались усыпанные камнями неогороженные поля. Рори настаивал на том, чтобы его семья занималась сельским хозяйством, которое к тому времени уже почти вымерло в Ирландии.
   Лайаму пришло в голову, что его отец ведет себя так, словно прячется. Прячется от современного мира.
   – Отец, почему у нас всегда неурожай картофеля? – спрашивал Лайам, дергая лямки мешковатого поношенного комбинезона из джинсовой ткани. Лайам был таким худым и бледным, что просто утопал в своей одежде. Он никогда не был таким крепким и розовощеким, как Маргарет. Он был темноволосым и серьезным. По его глазам можно было подумать, что мальчик много старше своих лет.
   – Это все удача. Она отвернулась от нас, – повторял Рори, глядя в стену.
   В доме удачи им тоже не было. Лайам видел это по глазам отца, в которых порой блестели слезы, понимал по тяжелым отцовским вздохам. Несмотря на огонь в камине, ему было холодно в родном доме.
   Мальчик все еще до конца не осознал, что мать умерла. Ее не стало полгода назад. Но он чувствовал только неясную печаль. Пустоту. И тупую боль в животе.
   Без мамы, без ее белокурой кудрявой головки, без ее голубых глаз и бледного веснушчатого лица, дом казался темнее.
   Слезы часто набегали на глаза Рори. А Лайам не мог плакать. Хотя и пытался. На похороны из города приехали мужчины в черных костюмах. Они и их мрачные жены поели и попили, помянули усопшую, помолились за нее, принесли Лайаму с отцом свои соболезнования и удалились, грохоча тяжелыми башмаками. (Лайам знал, что никогда не забудет этого грохота.) После того как приезжие с мрачными лицами растворились во мраке ветреной ночи, Лайам заперся в своей комнате, бросился на постель и попытался заплакать.
   Он старался изо всех сил. Напрягал мускулы лица.
   Старался выдавить слезы. Все напрасно.
   На душе у него было очень тяжело. Мальчик знал, что больше никогда не увидит свою мать, никогда не услышит ее милый музыкальный голос, никогда больше не почувствует на своем затылке ее ласковую руку. Никогда больше она не пригладит его темные волосы.
   Почему же он не может плакать?
   Лайам щипал себе щеки, кусал язык.
   Но слез не было.
   Из соседней комнаты послышался плач. Это отец. Он громко рыдает.
   Лайам открыл рот и попытался издать тот же звук.
   Он лежал на спине и смотрел на низкий потолок с паутинкой трещин. Пытался представить себе мать. Пытался представить ее лицо.
   Ему хотелось внимательно рассмотреть это лицо. Так, чтобы оно навечно запечатлелось в его памяти.
   Неужели он его забудет? Мама, неужели я забуду, как ты выглядишь? Неужели я забуду твой голос?
   Но даже эта ужасная мысль не вызвала слез.
   Лайам поднялся, чувствуя еще большую пустоту в душе. Ему хотелось знать, видит ли его с небес его мать. Видит ли она, что он не в состоянии плакать?
   Полгода спустя боль была уже не такой острой. Лайам знал, что слезы придут. Но когда?
   Мать умерла и удача отвернулась от них. Теперь им уже не удавалось вырастить хороший урожай. Кустики картофеля рыжели и увядали, несмотря на полив и тщательный уход, который обеспечивал им Рори.
   – В этой старой земле не осталось больше ни капли удачи, – говорил отец бледному встревоженному сыну.
   Козы росли тощими, блеяли тихо и печально.
   – Нет больше удачи на этой ферме! – снова и снова бормотал Рори.
   На каминной полке стоял портрет матери, у которого постоянно горели две зажженных свечи. Это был ее единственный портрет, сделанный профессиональным фотографом в ателье. Вокруг фотографии была прикреплена тонкая цепочка с серебряным крестом. Мать носила ее на шее. Рядом с портретом – вырезанный из дерева листок клевера, необычный, с четырьмя лепестками. Он был выкрашен зеленой шелушащейся краской.
   Отец Лайама проводил все больше и больше времени у камина, глядя полными слез глазами на молодую женщину на портрете, светловолосую и сияющую.
   Лайам знал, что не будь рядом с ним Маргарет, он бы давно погрузился в пучину отчаяния. Он знал, что без нее его жизнь была бы еще более унылой, чем голые картофельные поля.
   Своим веселым смехом, блестящими зелеными глазами и золотыми, как солнце, волосами Маргарет согревала и освещала мрачную и холодную жизнь Лайама.
   Дети проводили вместе целые дни, гоняясь друг за другом по каменистым пастбищам. Вместе пытались отыскать потаенные сокровища гномов, зарытые где-то под деревьями. А по вечерам собирали в банки многочисленных светлячков. Они были «сверкающими алмазами» Маргарет.
   Еще тогда Лайам пообещал, что они всегда будут вместе.
   Еще тогда.
   Пообещал несмотря на то, что Рори решил покинуть ферму, оставив позади все их несчастья и неудачи.
   – Мы что, в самом деле переедем в Америку, а, пап? – спрашивал Лайам, у которого только что начал ломаться голос.
   Мальчиком владели смешанные чувства – ему не хотелось покидать родные места, но было интересно увидеть другую страну.
   День был хмурый. В комнате царил полумрак. У стола Рори резал бекон. Он искоса взглянул на сына. На сковородке уже подрумянивался лук. Он шипел и благоухал.
   – Я жду письма от твоего кузена из Иллинойса.
   Иллинойс. Отец особенно нажимал на букву "G". Лайаму хотелось знать, что там за жизнь? На каком языке там говорят?
   – А что мы там будем делать? Купим ферму?
   Отец пожал плечами. Движения стали медленнее. Лайам смотрел на его узловатые мозолистые руки.
   – Разве мы не можем переехать в Дублин?
   Рори перестал резать и, прищурясь, посмотрел на сына.
   – А что нам там делать? Попрошайничать на улицах?
   – Но ведь Шизы переехали в Дублин. И Рейли тоже теперь живут в городе.
   – Это не для нас, Лайам!
   Рори смутно представлял себе городскую жизнь. Он родился в Гелвей Бей, на крошечном зеленом острове. За всю жизнь лишь один раз был в большом городе и был им очень напуган.
   – На этих асфальтированных улицах нет места эльфам и феям, – сказал он как-то Лайаму.
   Но верил ли сам он в эльфов и фей?
   Иногда Лайаму казалось, что отец в них верит. Вечерами Рори рассказывал сыну сказки. Это были истории о эльфах и феях, живших недалеко от их фермы, истории о гномах, духах, плачем предвещающих смерть, волшебных конях, русалках и о человеке, носившем голову под мышкой. (Как часто потом многие из них являлись мальчику во сне!)
   Рори умел оживить в воображении эти странные существа.
   Иногда вечерами отец и сын сидели у камина и читали, склонившись над книгой, лежавшей на коленях. Маргарет обычно сидела на маленькой скамеечке у дивана. Отсветы огня прыгали по страницам книги. Лайам не всегда понимал смысл прочитанных историй. Но ему нравился их язык, их мрачный юмор. Он очень любил слушать отца, который с выражением читал каждое предложение, каждый абзац. Рори читал с большим энтузиазмом. Чтение было единственным утешением в его жизни.
   А теперь они должны были уехать с фермы, уехать из Ирландии.
   – Мы не можем остаться, раз наше везение кончилось, – мрачно объяснял Рори.
   А как же феи и эльфы? Они тоже поедут с ними?
   – Так что же мы будем делать в Иллинойсе? – Лайам тщательно выговорил незнакомое название.
   – Ты пойдешь в школу и станешь образованным человеком, – Рори закончил резать бекон, опустил его в шкворчащий лук и взял деревянную ложку, чтобы помешать.
   – Но американские дети богатые. Я им не понравлюсь. Там все люди ездят в дорогих машинах и стреляют друг в друга.
   Рори усмехнулся.
   – Ты слишком много смотришь телек!
   В сковородке шипел турнепс.
   – Лайам, чего бы ты хотел сегодня на ужин?
   Лайам сделал вид, что думает.
   – Как насчет бекона?
   – Хорошая мысль!
   Это была одна из их постоянных шуток.

* * *

   Детство Лайама кончилось совершенно неожиданно, за несколько недель до того, как ему исполнилось двенадцать лет.
   Стоял теплый весенний вечер. Через открытое окно спальни доносился сладкий аромат клевера. Лайам лежал на животе на потертом шерстяном коврике и при неярком свете заката читал книжку о путешествиях в космосе. Может, он так готовился к переезду в Иллинойс?
   На книгу упала тень. Лайам поднял голову. Он думал увидеть Маргарет. Вместо нее рядом с ним стоял отец. Лицо его было суровым, глаза усталыми, на лбу появились новые морщины. Он задумчиво смотрел на сына.
   – Пойдем со мною, Лайам!
   – Я только хотел закончить главу.
   Лайам часто произносил эти слова. Он знал, что отец очень одобрительно относится к чтению.
   Но на этот раз отец только холодно посмотрел на него.
   – Пожалуйста, пойдем со мной!
   «Может, я что-нибудь натворил?» – подумал Лайам, пытаясь найти объяснение суровости отца, настойчивости и отчужденности в его голосе.
   Мальчик закрыл книгу и встал. Одернул голубой свитер, надетый поверх джинсов и следом за Рори пошел по лестнице. Они вышли через заднюю дверь.
   Над цветущими деревьями догорали последние красные лучи закатного солнца. Незасеянные поля казались розовыми, похожими на обнаженную кожу.