Неужели Чип и в самом деле знает что-то о Лайаме? Или он просто ведет себя как маленький ябеда?
   Лайам наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Но она прижала два пальца к его губам.
   – И все же, почему ты покинул Чикаго? – ей пришлось снова задать ему этот вопрос. – Это была просто какая-то глупость со стороны Чипа, или...
   Он ласково убрал пальцы. Улыбнулся.
   – Я же уже говорил, тебе...
   – Нет. Давай, Лайам, расскажи мне. Я многого о тебе не знаю. Так почему ты покинул Чикаго? – она шутя стукнула его и, поддразнивая, улыбнулась ему. – Может, из-за какой-нибудь пикантной истории?
   Казалось, его глаза потухли. Рот искривился. Лайам отвел глаза в сторону.
   – Мне бы не хотелось беспокоить тебя моим несчастным прошлым.
   Сара тотчас же пожалела, что дразнила его.
   – Несчастным прошлым?
   Лайам колебался. Он задумчиво посмотрел на нее, словно пытаясь представить реакцию жены, если он расскажет ей свою историю.
   – Лайам, если мы не можем доверять друг другу... – Сара замолчала.
   Лайам вздохнул.
   – Мне действительно пришлось уехать из Чикаго. Я не знаю, что именно разузнал твой друг, если он вообще что-нибудь знает. Не знаю, почему он вдруг решил наводить справки обо мне.
   – Извини меня за Чипа, Лайам! Я...
   – Была одна женщина, которую звали Анжела. Я уехал из-за нее, – он выпалил эти слова на одном дыхании.
   Лайам, не отрываясь, смотрел на Сару, ожидая ее реакции.
   Сара не поняла, почему муж так встревожен. Разве он не знает, что я люблю его? Да какое мне дело до женщины в Чикаго?
   – Лайам...
   – Нет, дай мне закончить. Анжела была моей ассистенткой. Фактически, она была машинисткой. Она набирала на компьютере рукописи двух моих последних книг. Как в таких случаях говорят, одно цепляется за другое. Анжела была старше тебя, примерно моих лет. Мы с ней состояли в любовной связи. Как это грубо звучит! И как банально! Кажется, это длилось около двух лет. И плохо кончилось.
   Сара ласково потерлась головой о его плечо. Он, похоже, очень расстроен. Неужели Лайам все еще неравнодушен к этой Анжеле? И поэтому он так странно себя ведет? Это так не похоже на него!
   – Я прекратил эти отношения, – продолжал Лайам, отвернувшись. – Я понял, что это ни к чему не ведет. Мне казалось, что и она пришла к такому же выводу. Но, как потом выяснилось, я неправильно ее понял... Как оказалось, я недооценил глубину ее чувств. С ней... случилось нервное расстройство.
   – Ох, извини! – выпалила Сара.
   Лайам пожал плечами.
   – Ее пришлось госпитализировать. Я не знал, как мне реагировать. Я хочу сказать, что я был очень сердит на нее. И в то же время на меня давило чувство вины. Но тогда мне казалось, что это нервное расстройство – некая уловка против меня... чтобы меня удержать... чтобы я был рядом с ней...
   К своему удивлению, я понял, что очень зол на Анжелу. Я сердился на нее за то, что она пыталась меня провести подобным образом. Сердился оттого, что она зашла так далеко в своем стремлении доказать, что она лучше меня, что она способна на более глубокое чувство, чем я. Все это чушь, конечно. Все это вызвано моим чувством вины.
   Прищурившись, Лайам посмотрел на Сару. На его губах появилась странная, безрадостная улыбка. Она никогда прежде не видела у него такой улыбки.
   – Вина – это движущая сила моей жизни, – он сказал это совершенно бесстрастно.
   – Что ты имеешь в виду, Лайам? – Сара почувствовала озноб.
   Эта улыбка беспокоила ее. Ей хотелось стереть эту улыбку с его губ. Целовать его до тех пор, пока эта улыбка не исчезнет.
   – Так что же, черт возьми, ты имеешь в виду?
   Супруг проигнорировал ее вопрос.
   – Мне не хотелось причинять боль Анжеле, но у меня не было выбора. Мне пришлось уехать. Когда пришло приглашение из Мур-колледжа, я ухватился за него. В других обстоятельствах я бы просто вежливо отказался. Это действительно походило на побег.
   Странная улыбка в конце концов исчезла с его губ. Темные глаза обрели прежний блеск. Сара наклонилась к мужу и потерлась щекой о его щеку.
   – Анжела все еще в больнице. Я уехал, не прощаясь. Признаю, было очень приятно удрать. Все равно что разорвать кандалы, – он покачал головой. – Мне не хотелось тебе об этом рассказывать.
   Сара прижалась к нему лицом. Обняла его.
   – Минуточку! – она откинулась назад. – Подожди-ка! А ты не думаешь, что это могла быть Анжела?
   Он уставился на нее.
   – Кто? Кого ты имеешь в виду?
   – Ты не думаешь, что Анжела могла звонить, чтобы испугать меня, и что это она могла прислать мне окровавленные кроличьи лапки?
   Лайам взволнованно потер подбородок. Потом запустил ладонь в свои темные волосы.
   – Возможно. Я не могу себе представить...
   Некоторое время он размышлял, рассматривая рюмку с портвейном.
   – Это могла быть Анжела. Мне следовало бы догадаться. Но я не думал о ней. Я имею в виду, что я не думал о ней с тех пор, как приехал сюда.
   «Благодарю тебя, Боже!» – подумала Сара.
   Она испытала облегчение от того, что его больше не интересует эта женщина. И от того, что была решена загадка таинственных угроз.
   – Может быть, это и в самом деле была Анжела, – задумчиво продолжил Лайам. – Бедная женщина очень расстроена. Хотя она совершенно безобидна. Поверь мне, Сара, она абсолютно безобидна.
   Почувствовав себя лучше, Сара обвила руками шею Лайама и притянула к себе его голову.
   – А как насчет тебя? – пошутила она. – Ты тоже абсолютно безобиден?
   Он рассмеялся. Глаза его вспыхнули.
   – Нет, если ты рядом со мной!
   Лайам нежно поцеловал ее. Долгий и сладкий поцелуй.
   – Когда ты рядом, я по-настоящему опасен!

Глава 36

   Лайам подошел к раковине и наклонился к забрызганному водой зеркалу. Вытащил из-под свитера воротник бледно-голубой рубашки. Потом передумал и затолкал его обратно.
   Он услышал, как в кафельную стенку позади него ударила струя мочи. Мильтон, застегивая на ходу молнию, подошел к раковине позади Лайама.
   – Тебе следовало бы одеться понаряднее, – поддразнил его Мильтон.
   Он поправил узел бордового галстука. Неодобрительно покосился на свитер Лайама.
   – Я решил, что раз мы ужинаем в «Спинакере», то одежда должна быть повседневной, – объяснил Лайам.
   – Ты же знаешь, почему я выбрал этот ресторан для вашего предсвадебно-послесвадебного ужина, – сказал Мильтон, разглядывая свое отражение в зеркале.
   Обеими руками он пригладил назад копну седых волос, которые тут же снова стали дыбом, словно пружинки.
   – Ты ведь здесь встретился со своей женой.
   Лайам усмехнулся.
   – Ты очень сентиментален, Мильтон!
   – А ты очень везуч! – проворчал Мильтон.
   Он говорил это с завистью и уже не в первый раз.
   – Везет тебе! Сара – чудная девушка! Жаль, что не я первый обратил на нее внимание!
   Лайам не поддержал разговор на эту тему. Он попытался представить себе Сару с Мильтоном. От этой мысли у него напряглись мышцы на затылке.
   Мильтон наклонился над раковиной и открыл сразу оба крана. Открыл слишком сильно. Брызги полетели ему на пиджак. Он вскрикнул и поспешно убавил воду. Потом принялся мыть свои громадные руки.
   Лайам причесал волосы. Сунул расческу в карман брюк. Осторожно открыл воду.
   – Можно мне взять мыло?
   Мильтон закончил намыливать руки и протянул Лайаму бледно-зеленый кусок мыла. Лайам рассеянно взял его и начал намыливать ладони.
   – Ох!
   Мыло упало в раковину. Лайам сердито посмотрел на свое отражение в зеркале.
   – Ах, черт! Черт побери!
   – Лайам! Что случилось?
   Лайам огорченно покачал головой.
   – Мыло нельзя передавать из рук в руки, – он поднял глаза на Мильтона. – Его нужно положить, чтобы другой человек сам взял его.
   Мильтон рассмеялся.
   – Да ну тебя с твоими суевериями! Ты меня напугал! Я подумал, что ты чем-то всерьез расстроен.
   Лайам тоже рассмеялся.
   Мильтон вытер руки и вышел из мужского туалета.
   Лайам слышал, как за ним закрылась дверь. Он пристально смотрел на кусочек бледно-зеленого мыла.
   Лайам был в ужасе от того, что он только что сделал.
   Рот его широко раскрылся – насколько это вообще было возможно. Он испустил долгий жалобный вой.
   Руки взметнулись вверх. Лайам принялся рвать на себе волосы. Яростно, как сумасшедший, дергал их во все стороны, бил себя по голове. Глаза его были закрыты. Вот он вскинул голову. Из глубины его существа снова вырвался жалобный вой.
   Толстый лиловый язык вывалился, раскручиваясь, из его рта. И звучно плюхнулся о зеркало.
   Лайам мгновенно схватил извивающийся язык обеими руками.
   И принялся запихивать его обратно. Он запихивал его снова и снова.
   Толкал, дергал, боролся. Руки скользили. Но он не сдавался.
   Наконец запихал язык обратно. И крепко стиснул зубы, когда ему это удалось.
   Несколько минут спустя, тщательно причесав темные волосы и засунув руки в карманы, Лайам как ни в чем ни бывало подошел к столу. Сара поймала его взгляд, и муж радостно улыбнулся ей.

Глава 37

   От дыхания Чипа оконное стекло затуманилось. Рукой в перчатке он вытер стекло и заглянул в ресторан. Столик Сары стоял в глубине, но молодой человек ясно видел ее лицо. Видел ее сияющую улыбку. Видел, как она дернула профессора за рукав свитера, откинула голову и засмеялась.
   Чип сильнее потер стекло, чтобы было лучше видно. Он старался не дышать. Ветер возле ресторана был довольно резким. Задувал под пальто. Поглощенный созерцанием происходящего внутри ресторана, молодой человек не пытался застегнуть пальто.
   Лицо его пылало. Голова была как в огне. В баре через улицу Чип выпил. Напиток был не слишком приятным, но это было то, что нужно – в горле до сих пор было тепло.
   Через стекло Чип видел, как большой краснолицый, похожий на слона, мужчина встал, поднял бокал шампанского и, видимо, произнес тост. Неожиданно Чип почувствовал головокружение. Он прижал обе руки в перчатках к стеклу и прислонился к нему всем телом. Сидящие за столом молча чокнулись. Чип представил себе легкий звон. Все заулыбались.
   Высокий официант с «конским хвостиком» закрыл Чипу вид на столик Сары. Молодой человек нетерпеливо махнул ему рукой, чтобы он отошел. На улице позади Чипа заревели машины. Но Чип не обернулся. Прищурившись, он смотрел сквозь запотевшее стекло, стараясь получше разглядеть происходящее.
   Официант в конце концов поставил поднос и удалился. Чип увидел, что профессор вскочил. Вот он что-то говорит, размахивая рюмкой шампанского. Улыбка словно приклеена к его хитрой физиономии. Профессору улыбается светловолосая женщина с короткой стрижкой – наверное, его сестра.
   Новый резкий порыв ветра захлопал полами пальто Чипа. Молодой человек, не отрываясь, смотрел на Сару. Он видел блеск в ее глазах, смотрел, как она с готовностью смеется, что бы ни сказал профессор – ее Лайам! Чип не ощущал холода, он только чувствовал, как в нем закипает гнев, который он рассчитывал немного успокоить выпивкой.
   – Лайам! – с отвращением прошептал молодой человек ненавистное имя и опять протер стекло.
   Почему я здесь, на холоде, Сара? Ты же знаешь, что ты моя!
   Шатаясь, он сделал несколько шагов и чуть не упал на стекло, но по-прежнему не отрывал взгляда от Сары. Чип видел, как она подняла глаза на Лайама, видел, как вспыхнули ее щеки, видел, как Сара с обожанием, чуть ли не раболепно, смотрит на мужа.
   – Нет! Ни за что!
   Ты не останешься с ним, Сара! Ни за что не останешься с этим обманщиком!
   За столом все засмеялись. Им весело.
   Чип был уверен, что их смех скоро оборвется. Он по-прежнему пристально смотрел на Сару. Смех закончится, когда придет конец твоему браку. Больше никаких тостов. Никаких остроумных речей торжествующего профессора.
   Ты покончишь с этим браком. Ты от него уйдешь!
   Ты уйдешь от него и вернешься ко мне, когда я расскажу тебе то, что я знаю. То, что я разузнал о твоем блестящем профессоре.
   – Лайам, Лайам, – пробормотал Чип, глядя как запотевает стекло. – Лайам, это рифмуется с...
   Он не смог подобрать никакой рифмы.
   Внутри, за столиком, собравшиеся снова чокнулись. Новые радостные крики и смех. Сара вспыхивает.
   Ей это идет. Она делает короткое замечание. Все смеются. Лайам целует ее в щеку.
   Нет! Ради Бога, нет!
   Чип решил, что ему пора выпить еще. Может быть, даже две порции. Да, пара порций придаст ему мужества. В горле у него пересохло. Ему нужно, чтобы горло было нормальным. Он должен хорошо говорить, когда станет рассказывать Саре о том, что знает. Он, как ни в чем ни бывало, войдет в ресторан, подойдет к их столику и разрушит их совместную жизнь.
   Звон бокалов. Опять звон бокалов!
   Тост в мою честь.
   Тост в честь нас с Сарой.
   Ты жить не можешь без этого профессора, и я знаю, почему. Я собираюсь спасти тебя от него. Я все знаю о нем. Все.
   Мне бы следовало рассердиться на тебя, Сара. Следовало бы наказать тебя за то, что ты от меня сбежала, за то, что заставила меня бегать за тобой, заставила меня бороться за тебя, бороться за то, чтобы ты была моей. У меня тоже есть гордость, как ты знаешь.
   Я ведь первым предложил тебе выйти за меня, помнишь? Я просил тебя выйти за меня замуж.
   Ты ведь это помнишь, правда?
   Ну, да это не валено.
   Все это в прошлом. Я собираюсь все простить. Ты увидишь. Ради тебя я могу поступиться своей гордостью, Сара! Никаких наказаний. Я на тебя зла не держу. Я увезу тебя назад, в Нью-Йорк. А может быть, мы переедем в Лос-Анджелес, когда заработает моя компания. И мы больше никогда не будем об этом говорить. Никогда. Обещаю.
   Возможно, когда-нибудь мы еще посмеемся над этим. Посмеемся над ошибкой, которую ты сделала.
   Прищурившись, Чип посмотрел в ресторан. Официант расставлял тарелки с заказанным ужином. Рука Лайама в волосах Сары. Он приглаживает ей волосы.
   Чипу сдавило горло. Она не будет твоей, профессор. По крайней мере, тебе не долго обладать ею.
   Краснолицый мужчина с непокорными седыми волосами начал есть сразу же, как только перед ним поставили тарелку. За столиком было еще четверо или пятеро гостей. Чип их не знал. И не обратил на них никакого внимания.
   Отвернувшись от окна, он, к своему удивлению, обнаружил, что дышит тяжело и шумно. Ему нужно согреться и успокоиться перед важным моментом в его жизни.
   Молодой человек решил, что у него достаточно времени, чтобы перейти через улицу и зайти в «Кувшин» – ближайший бар, в окне которого был красный неоновый кувшин. Фальшивые деревянные плитки на фасаде. Кактусы в больших глиняных кувшинах перед входом. Вращающиеся двери. Неуклюжая попытка сделать бар похожим на старомодный салун из вестерна.
   Заведение совсем не во вкусе Чипа. Не в таком баре он был завсегдатаем на Третьей авеню в Нью-Йорке. Но фальшивая обстановка виски не портит.
   Чип вошел во вращающиеся двери и прошел вглубь слабо освещенного зала, где сидели главным образом студенты колледжа. Они сидели вокруг маленьких столиков, держа кружки с пенистым пивом. Он прошел в бар. Молодая барменша с длинными рыжими волосами и с гвоздиком с фальшивым бриллиантом в носу фамильярно взглянула на него.
   – Тебе «Ред Лейбл», да?
   Чип усмехнулся.
   – Ты что, ясновидящая?
   Она усмехнулась.
   – Да ты ушел от нас только пятнадцать минут назад.
   Молодой человек согласно кивнул.
   А мне показалось, что прошло гораздо больше времени.
   Женщина налила половину рюмки и с шумом поставила ее перед ним.
   – Налей лучше полную! – попросил Чип, все еще до конца не привыкнув к полутьме.
   Первая порция виски обожгла ему горло. Вторая его согрела.
   Тяжело облокотясь о стойку бара, Чип наблюдал за парочкой, освещенной синими огоньками музыкального автомата. Студенты колледжа. Девушка в джинсах и во фланелевой рубашке не по росту, сидела на коленях у юноши. Или это был мужчина? Он выглядел старше ее. Но, может быть, это все неоновые огни? Она поцеловала его. Потом еще. Поцеловала его щеки. Лоб. Глаза. Словно они здесь были одни.
   Это разозлило Чипа.
   Казалось, его голова вот-вот взорвется. Он встал. Как ни странно, у него подгибались колени. В горле стоял ком. Хорошее виски, но ему не впрок. Чип бросил двадцатку на стойку бара. Потом еще одну.
   Вошел в полосу синего света. Постоял, глядя, как девушка целует парня. Один раз. Потом еще. Короткие поцелуи, но сладкие. От созерцания этих поцелуев у Чипа защипало лицо.
   Он вышел в ночь. Его обдало холодом. Ветер бьет в лицо. Сплющенная картонка из-под апельсинового сока прыгает по тротуару.
   Чип пересек улицу и подошел к окну ресторана. Перешагнул через паребрик. Сумел сохранить равновесие. Синий свет последовал за ним через улицу. Синий свет был со всех сторон, и от этого света Чипа бил озноб.
   Осторожно, не удариться бы лбом об оконное стекло! Молодой человек поднял глаза. Почти робко. Постарался сосредоточить внимание на столике.
   Пусто.
   Никого нет. Мальчики в белых передниках убирают со стола.
   Нет!
   Сколько же он пробыл в этом баре, там, через улицу? Он пытался сосредоточиться, пытался посмотреть на часы, но синий свет заслонял от него циферблат.
   Нет!
   Сколько же виски он выпил? И как долго он там был? Как долго? Слишком долго!
   Но он еще может их догнать. Он еще может испортить им ночь. Он еще может стереть эти грязные, похотливые улыбки. Он может догнать Сару и рассказать ей о том, что он знает.
   Чип оторвался от окна, оттолкнувшись обеими руками. Повернулся и, пошатываясь, пошел к перекрестку. Он все еще чувствовал на руках холод оконного стекла.
   Мои перчатки. Что я сделал со своими перчатками?
   Он все еще думал о своих перчатках, когда почувствовал боль в плече.
   Вспыхнул синий свет.
   Сначала молодой человек ощутил холод, потом боль заставила его закричать.
   Он увидел лезвие. Руку в темной перчатке.
   Лезвие скользнуло от его плеча вниз, почти до талии. Оно легко прошло сквозь его рубашку, сквозь его кожу.
   Холод. Что-то мокрое.
   Горячая кровь – его собственная горячая кровь со свистом пузырилась в холодном воздухе.
   Чип покачнулся. Опустил глаза и увидел, как кровь заливает его ботинки.
   Еще удар. С другой стороны грудной клетки. Рвутся рубашка и кожа.
   Чип открыл рот. Но из горла вырвалось только бульканье.
   Он оторвал глаза от ботинок, чтобы посмотреть на нож.
   Но синий свет погас.
   И он больше не чувствовал ни холода, ни боли.

Глава 38

   – Да, я знаю. Да, я знаю.
   Детектив Гаррет Монтгомери провел пальцем по рамочке с фотографией своего сына, Мартина. Он наклонился над столом, зажав телефонную трубку между плечом и ухом.
   За столом напротив Вальтер, прищурившись, смотрел на Гаррета. Он двигал губами, словно принимал участие в разговоре. Гаррет повернулся в кресле на сто восемьдесят градусов, чтобы не видеть лица Вальтера.
   – Я знаю, сэр. Но следует помнить, что... – тихо сказал Гаррет. Он вздохнул, когда от визгливого голоса начальника из Медфорда у него заложило ухо.
   – Да, я знаю. Я знаю, сэр.
   И снова огорченный вздох.
   – У нас совсем маленький участок, – в конце концов удалось ему сказать. – Всего шесть человек. Мы не располагаем необходимым оборудованием, сэр. Я первый это признаю. И внимание всей нации – все телекамеры, все репортеры...
   Голос его затих. И надо же такому случиться, чтобы четвертая жертва оказалась сыном большой шишки с телевидения! Репортеры и камеры чуть ли не с ликованием заполонили Фривуд. Они покрыли город, как муравьи корку хлеба. Рыщут по всему студенческому городку, ходят, куда хотят, говорят, с кем хотят. Говорят все разом. Говорят, говорят и говорят. Поправят волосы и опять говорят. Женщина из программы новостей даже предлагала Гаррету десять тысяч долларов, если он расскажет перед камерой какие-нибудь ужасные подробности.
   Он наотрез отказался. Может быть, даже слишком резко. Позже Энджел строила предположения по поводу того, что они могли бы сделать с десятью тысячами долларов. По ее мнению, нет ничего неэтичного в том, чтобы рассказать подробности, которые все и так знают.
   Но все вовсе не знают всех подробностей.
   Дело в том, что репортерам не рассказывали о том, насколько ужасными и бесчеловечными были эти убийства.
   Бесчеловечные. Гаррет подумал, что это удачное слово.
   Бесчеловечные. Об отпечатках никому не рассказывали. Не рассказывали о странных завитках и складках, которые не соответствовали отпечаткам человеческих рук. Подобных отпечатков никто никогда не видел. Пытаясь подобрать образцы, соответствующие этим отпечаткам, компьютер чуть не запорол жесткий диск.
   Разумеется, Гаррета и его сотрудников обвинили в полной некомпетентности, в неумении снимать отпечатки. Им заявили, что у них квалификация на уровне середины прошлого века.
   Конечно, Гаррет знал, что телерепортеры дорого бы дали за то, чтобы послушать об этих отпечатках. И о телах, разорванных на части. Разорванных на мелкие кусочки и разбросанных, как продукты, выпавшие из порванного бумажного пакета.
   И уж конечно, они бы с ума сошли, если бы узнали, что есть показания очевидца. Если бы узнали историю, рассказанную пареньком, который видел, как убийца бежал с места преступления в костюме монстра.
   Сколько бы они заплатили за подобный рассказ?
   Гаррет сказал Энджел, что продай он телевидению эту историю, получи он за это хоть цент, он не смог бы спать по ночам.
   Но он и так уже не может спать по ночам.
   Так что какая разница?
   – Хорошо, сэр. Я понял. Хорошо, – сказал Гаррет в трубку ровным голосом.
   Абсолютно никаких эмоций. Он положил трубку.
   – Что там такое? – спросил Вальтер, наклоняясь вперед, так что под ним заскрипел стул.
   Звук показался Гаррету очень громким. В эти дни все звуки казались ему преувеличенно громкими. Он потер виски.
   – Нас отстранили. Это не удивительно.
   Но Вальтер очень удивился.
   – Нас отстранили от расследования убийств?
   Гаррет мрачно кивнул.
   – Шеф сказал не совсем так. Просто ФБР собирается расследовать это дело вместе с нами. Они собираются принять от нас мяч и вести свою игру.
   Почему он вдруг сравнил это дело с игрой в мяч? Может, он был больше расстроен таким поворотом дела, чем хотел признаться даже самому себе? И отсюда подобные ассоциации?
   Дайте мне передохнуть! Я полицейский или психотерапевт?
   А может быть, и то, и другое?
   – Но... Но... – забормотал Вальтер, хватаясь за серый металлический стол своими пухлыми розовыми лапами. – Мы же сделали всю работу!
   Гаррет нахмурился.
   – Не так уж много мы сделали. Мы главным образом смотрели на трупы и на фотографии трупов.
   Вальтер потер подбородок.
   – Ты просто расстроен из-за этих телерепортеров.
   – Ты чертовски прав! – прорычал Гаррет и швырнул через комнату карандаш.
   Карандаш ударился о стену и отскочил на пол.
   Вальтер был настолько шокирован, что даже рот раскрыл. Чтобы детектив Монтгомери настолько вышел из себя? Никогда такого не было!
   – Четыре убийства, – забормотал он, качая круглой головой. – Четыре убийства и мы не смогли...
   – Я не уверен, что это именно четыре убийства, – пробормотал Гаррет, все еще потирая виски.
   Голова у него не болит. Просто сильно стучит в висках и он никак не может от этого избавиться.
   – Что? – посмотрел на него Вальтер.
   – Возможно, это три похожих убийства и одно непохожее, – тихо ответил Гаррет.
   Он пытался сосредоточиться и подумать. Его самого удивило, зачем это он поделился своей теорией с Вальтером.
   – Я не понял, – признался Вальтер.
   Гаррет не в первый раз слышал от него подобное заявление.
   – У нас ведь четыре тела, разорванных на куски, шеф. Посчитай. Одно. Два. Три. Четыре, – он пересчитал на пальцах.
   – У нас три тела, разорванных на куски, – поправил его Гаррет. – И одно тело, разрубленное на куски.
   Вальтер долго думал над тем, что сказал шеф.
   – Ты имеешь в виду...
   – Я имею в виду, что мы не можем быть уверены в том, что четвертое убийство можно отнести к первым трем. На этого молодого человека – Чипа Уитни – напали с ножом. Да, он был зарезан и изуродован. Но все же разрезан – не разорван.
   – Ты хочешь сказать, что в городе два убийцы?
   – Вальтер стал еще бледнее, чем обычно.
   Гаррет встал и прошел через комнату, чтобы поднять карандаш.
   – Я не знаю. Я знаю только, что в первых трех убийствах не было никаких указаний на какое бы то ни было оружие. Эти трупы были сплошным кошмаром. Меня тошнит каждый раз, когда я просто думаю о них. А я думаю о них все время.
   Он наклонился и поднял карандаш.
   – Труп Уитни тоже был в жутком состоянии. Но ребята из лаборатории определили, что орудием убийства был четырехдюймовый нож. Это отличает четвертое убийство от первых трех.
   Рот Вальтера медленно открылся. Широко открытыми глазами он уставился на Гаррета.
   – Двое убийц у нас, во Фривуде? Двое убийц?

Глава 39

   – Я... Я все время думаю, что это моя вина, – запинаясь проговорила Сара.
   Она посмотрела на свои сцепленные руки, лежавшие на коленях.
   Мэри Бет взяла ее руки в свои.
   – Как ты можешь так говорить? – ответила она приглушенным шепотом. – Ты же знаешь, что это не правда!
   – Но Чип не приехал бы сюда, если бы не я. Он приехал из-за меня, – жалобно сказала Сара.
   По ее распухшей щеке скатилась слеза. Сара знала, что слез у нее почти не осталось. Она плакала всю ночь.