Стайн Роберт Лоуренс. Суеверный

   – Алло!
   – Алло! Это миссис О'Коннор?
   – Да, я миссис О'Коннор.
   Ее все еще волновал, звук ее нового имени. И в то же время она почувствовала приступ страха. Что, если это снова звонит та же женщина? Что, если это снова Анжела?
   – Извините за беспокойство. Это Кати из офиса профессора О'Коннора.
   – О, привет, Кати! – Сара облегченно вздохнула. – Что случилось? Мой муж там?
   – Нет. Он рано ушел. Но он просил меня подтвердить его рейс в Даллас. А я совсем забыла об этом. Я должна позвонить в авиакомпанию, но для этого мне нужен номер рейса. Не могли бы вы найти билеты? Я не слишком вас побеспокоила?
   Рейс в Даллас. Сара совсем забыла, что на следующей неделе Лайам должен выступить с докладом.
   Он дал согласие, еще не зная, что переедет в Мур-колледж. Лайам сказал, что ему не очень хочется ехать, но он дал слово.
   – Ничего страшного, Кати! Они, вероятно, где-нибудь на столе. Дайте мне пару минут и я найду их. Не кладите трубку.
   Она оставила трубку свисать до полу и прошла в гостиную к письменному столу Лайама. Щелкнула выключателем настольной лампы. Осмотрела стол. Стопки бумаг. Куча журналов по специальности. Книжка по кельтским мифам и фольклору. Еще какие-то бумаги. Стеклянное пресс-папье. Все аккуратно, все в полном порядке.
   Сверху билетов нигде не видно. Сара просмотрела одну стопку бумаг, потом вторую. Потом журналы.
   Может, Лайам положил их в ящик?
   Она открыла верхний ящик. Несколько записных книжек. Шариковые ручки. Тезаурус в мягкой обложке. Нет, здесь он не станет их держать. Он такой организованный, такой методичный! Могу поспорить, что они в какой-нибудь папке с надписью «Поездки».
   Сара открыла второй ящик справа. Еще бумаги? Нет. Счета, которые нужно оплатить. Это у него ящик для счетов.
   Она сильнее вытащила ящик и заметила в нем белую прямоугольную коробку. Крепкая коробка! Не в ней ли он держит билеты?
   Сара вынула коробку из ящика и положила на стол. Передвинула ее под лампу.
   Фотографии. Моментальные снимки. Старые школьные фотографии.
   Я и не знала, что Лайам хранит здесь свои снимки. Кто все эти люди?
   Лайам. Очень молодой, наверное лет девятнадцати или двадцати. Держит два растопыренных пальца за головой у светловолосого молодого человека, который в свою очередь делает ему рожки. Оба улыбаются. Лайам, немного постарше, в плохо сидящем спортивном пиджаке. Жуткий шерстяной пиджак, с громадными плечами. Неловко стоит рядом с улыбающейся молодой женщиной.
   «У меня нет времени смотреть эти снимки. Мне вообще не следует на них смотреть», – выбранила себя Сара.
   Но ее внимание привлек другой снимок. Темноволосая молодая женщина в очень открытом бикини, где-то на пляже. Женщина застенчиво улыбается.
   Кто она! Сара не могла подавить любопытство. Молодая женщина была очень похожа на нее саму. Кому это она так улыбается? Лайаму?
   Сара перевернула снимок. На обороте была побледневшая от времени надпись: "С любовью, Кристин".
   В кухне засвистел чайник.

Глава 45

   – Лайам!
   Улыбаясь, он большими шагами прошел в комнату. Пальто расстегнуто. В одной руке у него букет красных роз, завернутых в белую бумагу, в другой желтый пластмассовый пакет для покупок.
   Сара только что повесила трубку. Кати придется подождать, пока Лайам сам найдет билет. Сара все еще держала в руке фотографию Кристин. Лайам вложил ей в руку розы.
   – Прости меня за сегодняшнее утро, дорогая!
   – Лайам, я...
   – Я знаю. Я был неправ. Я совершенно потерял контроль над собой. Как сказали бы мои студенты, у меня крыша поехала.
   Его улыбка стала шире.
   – Я хотел бы сегодня вечером загладить свою вину. Обещаю, что я это сделаю.
   Лайам поцеловал жену, примяв цветы, которые оказались между ними.
   Его лицо было все еще холодным, но губы были теплыми.
   Сара немного откинулась назад.
   – Лайам, я... я должна тебя кое о чем спросить.
   Он поднял пакет с покупками.
   – Я принес ужин. Я рано ушел из колледжа и заглянул в китайский ресторанчик.
   Он глубоко вздохнул.
   – М-м-м! Ну чем не чудесный запах? Я взял двойную порцию овощных клецек. Твоих любимых.
   Лайам придвинулся ближе и снова поцеловал жену.
   – Давай проведем романтический вечер, Сара! Позволь мне загладить свою вину! Я хочу, чтобы ты забыла о том, что было утром!
   Сердце Сары забилось сильнее. Его улыбка всегда так действовала на нее. Т4 его карие глаза, нежные и сердечные, светившиеся такой любовью и восхищением.
   Но она все еще держала в руке фотографию.
   Сара положила цветы. И подняла снимок.
   – Лайам, я нашла вот это, – запинаясь проговорила она.
   Голос ее дрожал, несмотря на все усилия говорить тихо и спокойно.
   Он, прищурясь, посмотрел на фотографию. Опустил на пол пакет с китайскими блюдами.
   – Что это?
   – Я нашла это в коробке. В ящике твоего стола. Я искала билеты на самолет. И подумала, что они могут быть в коробке. Но вместо них я нашла эту фотографию.
   Темные брови Лайама нахмурились. Он взял у нее из рук снимок и поднес его ближе к лицу. Внимательно рассмотрел, переводя глаза из стороны в сторону, словно читая.
   – Кто это?
   – Это Кристин, – с трудом выговорила Сара. – Прочти на обороте. Это Кристин. Та женщина, что звонила мне вчера. Ты сказал мне, что не знаешь никого с таким именем. Но вот она, Кристин.
   Муж продолжал смотреть на фотографию. Перевернул ее. Прочел надпись на обороте. Снова перевернул. Поднял глаза на Сару.
   – Я никогда ее не видел.
   – Лайам...
   – Где ты ее нашла? В коробке? В какой коробке?
   Сара повернулась и провела его к письменному столу. Доски пола заскрипели под ее ногами. Раньше она не замечала, что пол скрипит, но сейчас, когда она шла по комнате, каждый звук казался ей преувеличенно громким. Даже звук ее собственных шагов был громче обычного, хотя она была в одних чулках. Громким казалось и собственное дыхание, каждый вдох и выдох. Настольная лампа казалась яркой, как прожектор. Коробка стояла посреди стола, там, где она ее оставила. Крышка лежала рядом. Ящик был все еще открыт.
   – Вот! – Сара указала мужу на коробку.
   Лайам, все еще хмуря брови, прищурился, немного смущенно взял коробку и быстро перебрал фотографии.
   Через минуту он поставил коробку на стол и поднял глаза на жену.
   – Это не мои фотографии.
   – Что?
   – Это не моя коробка. Она принадлежит Маргарет. Это старые фотографии Маргарет.
   – Да? – голос Сары был высоким, почти пронзительным.
   Она прижала руку к груди, словно могла умерить сердцебиение.
   Правду ли он говорит? Правду?
   Лайам снова посмотрел на фотографию Кристин и бросил ее в коробку.
   – Рабочие, которые помогали нам переезжать, поставили эту коробку не в тот письменный стол. Я не знаю Кристин. Ее лицо мне незнакомо. Должно быть, это подруга Маргарет. Мы можем спросить ее об этом позже.
   Сара тяжело вздохнула.
   – Ох, Лайам, извини. Увидев эту фотографию, я просто...
   Он закрыл ей рот поцелуем. Сначала он поцеловал ее легонько, потом с чувством. Закончив целовать, откинулся назад и улыбнулся.
   – Мне нравится, что у меня ревнивая жена.
   – Нет, я была неправа, – запинаясь, проговорила Сара. – Мне не следовало делать поспешных выводов.
   – Мне особенно приятно иметь жену, которая ревнует к старым поблекшим фотографиям! – продолжал Лайам, крепко держа ее в объятиях. – Мне очень повезло. Очень!
   – Это мне повезло, – прошептала Сара.
   Он снова наклонился, чтобы ее поцеловать. Взгляд Сары упал на фотографию молодой женщины с застенчивой улыбкой. Правду ли он говорит?
   Ну, конечно, правду.

* * *

   После ужина Лайам отвел жену наверх, в спальню.
   – Сегодня особенный вечер, – нежно прошептал он.
   Его теплое дыхание щекотало ей ухо. По коже побежали мурашки.
   Сара хотела включить свет, но он помешал ей, ласково убрав ее руку.
   – Сегодня никакого света!
   И снова шепот. Его губы терлись о ее щеку, его руки спустились вниз по ее спине. Он начал ласково, очень ласково целовать жену. А его руки проскользнули под ее свитер. Они были теплые. Теплые и нежные.
   Лайам снял с нее свитер. Снова поцеловал, легонько коснувшись языком ее языка. Его теплые руки ласкали ее тело. Он тихонько застонал от наслаждения.
   – Раздевайся! Я сейчас вернусь!
   Лайам растворился во тьме. Из окна в комнату лился синий свет. На ковре он был бледно-голубым. Казалось, Сара стоит в воздухе. Парит в небе.
   У нее было такое ощущение, словно она плывет. Ее тело все еще дрожало от его прикосновений. Раздеваясь, молодая женщина чувствовала вкус его губ. Она бросила одежду на ковер и проскользнула под одеяло.
   Лайам, я хочу тебя! Лайам, куда ты ушел? Я так хочу тебя!
   Минуту спустя он появился, освещенный желтым пламенем свечи. Сара видела, что он улыбается. Видела, как взволнованно сверкают его глаза.
   Лайам нес перед собой длинную белую свечу. Когда он поставил ее на туалетный столик, Сара обратила внимание, что в другой руке он держит небольшую коробку. Он поставил коробку рядом со свечой.
   И повернулся к Саре. В мерцающем свете свечи Лайам казался особенно красивым. Темные глаза во все лицо. Темные тени. Очень красив. Я хочу тебя, хочу сейчас, Лайам! Пожалуйста, ляг рядом.
   – Я обещал тебе особенный вечер, – сказал он тихим голосом, который был чуть громче шепота.
   Лайам говорил быстро и взволнованно, глаза его сверкали в свете мерцающего пламени.
   – Совершенно особенный вечер, моя прекрасная Сара!
   Он взял коробку и держал ее обеими руками.
   – Я знаю, что ты, моя дорогая, не живешь в мире магии и суеверий, как я. Но есть одна древняя ирландская церемония, которую новобрачные выполняли поколение за поколением.
   Сара приподнялась и прислонилась спиной к изголовью кровати, натянув одеяло до подбородка. «Что он собирается делать?» – неожиданно встревожившись, подумала она. Ей хотелось сказать: «Лайам, положи коробку и просто иди в постель».
   Ей хотелось знать, как бы он прореагировал на подобные слова.
   Но он выглядит таким серьезным, таким взволнованным! Молодая женщина поняла, что подобное заявление может его обидеть. Не станет она его обижать. Сара решила, что муж гораздо романтичнее ее самой.
   Я примирюсь со все этим, потому что он такой замечательный и потому, что я так сильно его люблю! Я люблю его дурацкие суеверия и церемонии.
   – Лайам, что в коробке? – тихо спросила она. Возможно, там подарок для нее. Какой-нибудь особенный подарок. Какая-нибудь драгоценность, некогда принадлежавшая его матери. Кольцо, которое передавалось в его семье из поколения в поколение.
   Он поднес палец к губам, сделав ей знак замолчать. Меж пляшущих теней он прошел к лазерному проигрывателю, стоявшему на полке у стенного шкафа. Несколько секунд спустя по комнате разлилась тихая мелодия. Сара узнала Баха. Концерт для флейты.
   «Как прекрасно! – подумала она. – Как романтично!»
   Сара услышала, как муж что-то читает нараспев. Опять на гаэльском? Она не могла разобрать.
   Он снова поднес палец к губам и улыбнулся ей.
   Потом открыл коробку.
   «Что там, ожерелье?» – хотелось ей узнать. – «Древний медальон? Изумруд?»
   Лайам вынул предмет из коробки и держал его в желтом пламени свечи.
   Человеческая рука.
   Сара тихо охнула.
   – Это от манекена, – тихо сказал он, голос его был немногим громче тихой мелодии.
   Лайам поднял эту руку так, чтобы она могла ее видеть.
   – Рука манекена, но как живая, не правда ли?
   – Да, очень похоже, – пробормотала она, сжимая обеими руками одеяло.
   – Чтобы магия оказала свое действие, рука должна быть в натуральную величину.
   Магия? Что он собирается делать?
   Значит, никаких изумрудов? Никакого прекрасного, украшенного драгоценными камнями медальона, унаследованного от его матери?
   Зачем ему понадобилась рука в натуральную величину? Что за слова он произносит нараспев?
   Сара наклонилась вперед. Сердечная улыбка Лайама, взволнованный блеск его глаз успокоили ее. Тихое, мелодичное пение, слова на незнакомом языке убаюкали ее.
   Лайам повернулся к туалетному столику. Вынул из подсвечника белую свечу. Воткнул ее в руку манекена. Теперь свеча горела, зажатая деревянными пальцами. Лайам поднял перед собой руку со свечой. На него упали желтые отсветы.
   Он опустил руку, так что пламя свечи замерцало перед его лицом. И тогда он начал говорить. Пламя низко наклонилось.
   – Да продлится сон тех, кто спит, – декламировал Лайам. – Да не забудутся сном те, кто бодрствует.
   Через минуту рука манекена уже лежала на туалетном столике, все еще сжимая горящую свечу. Лайам лег в постель рядом с Сарой и молча и нежно притянул ее себе.
   Он быстро, почти грубо вошел в нее. Она охнула, закрыла глаза и приподнялась всем телом, чтобы встретить его.
   Они занимались любовью более страстно, чем когда бы то ни было.
   Свеча почти догорела. Белые восковые ручейки потекли по деревянной руке, когда Лайам в конце концов взорвался в ней с радостным криком.

Глава 46

   Сара проснулась от боли. Тело затекло. В висках стучало. Она прищурилась, глядя на яркий солнечный свет, струившийся из окна. Протянула руку к Лайаму.
   К ее удивлению, его не было.
   Сара села на постели. Закрыла глаза. Принялась массировать виски. Она чувствовала слабость в ногах. Вероятно, это после занятий любовью.
   Сара решила, что после горячего душа почувствует себя лучше. Она похлопала по вмятине на подушке Лайама. Милый Лайам! Ей хотелось, чтобы он ее обнял. Она подумала о минувшем вечере, о том, как долго и страстно они занимались любовью. Яростно и в то же время нежно.
   – Лайам, где ты? – пробормотала она вслух.
   Голос ее был хриплым после сна.
   Потом взгляд ее упал на часы, стоявшие на ночном столике. Почти десять! Она проспала. Ну почему он позволил ей проспать? В одиннадцать начинается семинар. Сара собиралась прийти в библиотеку к открытию. Ей нужно было еще кое-что проработать и привести в порядок свои записи.
   В голове все еще стучало. Сара вскочила с постели и бросилась в ванную. Запнулась об обмотавшуюся вокруг ноги простыню, потащила ее за собой.
   Горячий душ. Горячий душ и аспирин. А потом можно идти. День сегодня начинается не очень хорошо.

* * *

   Мильтон подождал, пока телефон прогудит шесть раз. Семь. Восемь.
   – Давай, Сара! Возьми трубку!
   Нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. Раздраженно бросил трубку на аппарат.
   Вчера он весь вечер пытался ей дозвониться, но телефон, должно быть, был просто отключен. Если бы только она заглянула в офис...
   И что я ей скажу, когда смогу с ней поговорить?
   Он снова и снова задавал себе этот вопрос, остававшийся без ответа.
   – Сара, ты в опасности. Твой муж может оказаться сумасшедшим серийным убийцей...
   Что, Лайам?
   Да она просто рассмеется ему в лицо.
   Как я мог даже подумать об этом? Лайам такой кроткий, такой цивилизованный. Это невозможно. И все-таки это возможно.
   Он знал семь из семи жертв.
   Именно это я и скажу Саре.
   – В Чикаго тоже были убийства. Ужасные, бесчеловечные убийства. И Лайам всех их знал. Он знал все жертвы.
   Мильтон решил, что должен ее предупредить. У него нет другого выхода. Я должен убедить ее, что она в самом деле в опасности. Она не станет надо мной смеяться, когда увидит, насколько я серьезен.
   И что тогда?
   Сара может забрать свои вещи. Прийти ко мне и пожить у меня, пока мы не решим, что делать.
   Мильтон позвонил детективу, который недавно приходил к нему. Ему сказали, что Монтгомери нет в полицейском участке, он сегодня ходит по домам. Но детектив перезвонит Мильтону, как только ему сообщат о звонке.
   Мильтон решил немного проветриться. Достал из стенного шкафа пальто. Накинул его и вышел из офиса. У него было такое ощущение, что он весь горит. Просто пылает.
   День был хмурый и ветреный. По небу быстро неслись темные грозовые облака. Казалось, небо идеально отражало настроение Мильтона.
   Он засунул руки в карманы пальто, не потрудившись его застегнуть. Наклонился против ветра. Почувствовал на лбу мокрую снежинку. Потом еще одну.
   Широко шагая, Мильтон пересек Круг, не замечая студентов на поперечных дорожках, не зная, куда идет. Он надеялся, что холодный воздух остудит и успокоит его.
   На полпути к библиотеке Мильтон наткнулся на Сару.
   Оба удивленно вскрикнули.
   Темные волосы запорошены снегом. Удивленные, покрасневшие глаза. Руки Мильтона взлетели к ее плечам.
   – Сара!...
   – Извините, Мильтон, я... я тороплюсь. Я опаздываю и не очень хорошо себя чувствую. Я...
   – Я пытался дозвониться до вас.
   – Знаю, знаю. Я прошу меня извинить, что я вчера не пришла на работу. Мне кажется, у меня грипп или что-то в этом роде. Не думаю, что я смогу прийти сегодня. Я...
   Она пробежала мимо него. В неярком свете дня лицо молодой женщины казалось очень бледным.
   – Мне нужно с вами поговорить. Прямо сейчас.
   – Нет. Я опаздываю.
   – Но, Сара, это действительно очень срочно. Я должен...
   – Мой семинар! – она побежала дальше.
   Рюкзачок с книгами подпрыгивал у нее за спиной.
   – Извините, Мильтон. Я не могу позднее позвонить вам?
   Мужчина попытался бежать рядом с ней. Снег залеплял ему глаза.
   – Сара, послушайте меня! – его голос относило ветром. – Подождите!
   Но он не мог за ней угнаться. Слон не может догнать газель.
   – Сара, мне нужно с вами поговорить!
   Студенты кричали, перекликаясь между собой с разных концов Круга.
   Слышала ли она его? Или его голос потонул в этом гаме?
   Почему она не уделила ему ни минуты?
   Мильтон огорченно заворчал, чувствуя, как застучало его сердце. Он снова сунул руки в карманы, наклонился от падающего снега. Потом повернулся и пошел назад в административное здание.
   Может быть, ему звонил детектив.
   Может быть, я смогу добиться ареста Лайама, добиться, чтобы его арестовали до того, как...
   Он не захотел закончить эту мысль.

* * *

   Гаррет снова нажал кнопку звонка. Напряженно прислушался. Внутри тишина. Дома никого. Вероятно, все еще на работе. Он посмотрел на часы. Почти пять тридцать. Уже темно. Пора заканчивать на сегодня. Может быть, обойти дома в этом квартале и все.
   Гаррет спустился с крылечка и потянулся. Спина болела.
   Он понял, что привык целый день сидеть. Подумал, что ему очень полезно походить по свежему воздуху от дома к дому.
   Если это хождение его не убьет.
   Может быть, закончить сегодня чуть-чуть пораньше и добраться домой вовремя, чтобы иметь возможность самому покормить Мартина?
   Гаррет подошел ближе к фонарю и вытащил блокнот с зажимом-прищепкой. Поднес поближе к лицу, чтобы прочесть. Просмотрел список домов и квартир. Сегодня ему удалось охватить значительную часть списка.
   И все напрасно.
   Еще один день коту под хвост.
   Такое впечатление, что никто ничего не видел и не слышал. Ни у кого никакой информации, которая могла бы дать ему хоть какую-нибудь зацепку.
   Гаррет ударил ногой по комку льда у основания уличного фонаря. Под ударом тяжелого черного ботинка лед треснул. Кусочки разлетелись по мостовой.
   На прошлой неделе у меня был успех. Когда я нашел профессора, который знал все четыре жертвы. Это было достижение.
   Тогда фантазия у него разыгралась. Он представил себе, что приводит профессора, его жену и сестру в полицейский участок и сдает их агентам ФБР. Гаррет Монтгомери, местный герой.
   Он представил себя в одиннадцатичасовых новостях. Нет, даже в национальных новостях. Представил что рассказывает о том, как нашел убийцу.
   – Это был легко. Никаких проблем. Разве трудно сложить два и два? Я достаточно давно служу в полиции, чтобы знать, когда нужно пользоваться своей интуицией. Я вовсе не герой. Я просто делаю свое дело.
   Что за чушь!
   Профессор вывернулся. Вполне естественно!
   Да и зачем профессору колледжа, да еще знаменитости в своей области, известному специалисту, приглашенному сюда поработать всего на год, – зачем ему убивать людей в студенческом городке?
   Чем больше Гаррет думал об этом, тем большим дураком он сам себе казался. Этот парень сильным не выглядит, на спортсмена явно не тянет. Как он мог разорвать на куски женщину?
   Да никак!
   – Я напрасно трачу чужое время. Но я просто выполняю свою работу. В конце концов, это единственная ниточка, которую мне удалось найти за долгие недели упорной работы. Этот парень был связан с четырьмя убитыми. И он явно нервничал из-за этого.
   Но я этим не удовлетворился. Мне понадобилось встретиться с деканом колледжа. Что я надеялся от него услышать? «О, да, мы знаем, что профессору нравится время от времени убивать людей. Но он такой хороший преподаватель, у него такая замечательная репутация, что мы решили не обращать на это внимание».
   Декан, должно быть, подумал, что я выжил из ума.
   Я, должно быть, и впрямь сумасшедший. Сумасшедший или набитый дурак. Или и то, и другое.
   Мне следует пойти домой к этому профессору и извиниться.
   Но настоящие полицейские не извиняются, не правда ли?
   Гаррет свернул за угол, возвращаясь к машине. Где он ее припарковал? На Джексон-стрит?
   Пошел густой снег. В большинстве домов свет все еще не горел. Мимо проехал микроавтобус. Из заднего окна торчали лыжи. Издалека до Гаррета донесся скрип тормозов. Какого-то придурка занесло на скользкой дороге. Гаррет подумал, что Вальтер и другие ребята сегодня, наверное, занимаются дорожными происшествиями, разбираясь с теми, кто попортил чужие заборы.
   Он задумался о том, как там поживает Вальтер. Только не говорите мне, что я скучаю по этому толстому недотепе. Вовсе нет!
   Может, завтра я загляну и проведаю Вальтера. Если он не ходит по домам, как я.
   Гаррет горько рассмеялся про себя. Он знал, что весь этот обход домов – всего лишь шутка. Просто ребята из ФБР таким образом избавились от него, чтобы не болтался под ногами.
   Он перешел через улицу. Ботинки скользили. Деревья поблескивали в темноте. Лед сплошь покрывал голые ветви.
   Какое-то существо прыгнуло на Гаррета с высокого дерева.
   Гаррет заворчал. Схватил нападавшего обеими руками. Сначала ему показалось, что это большой шимпанзе. Животное обхватило Гаррета руками и ногами.
   Гаррет посмотрел в круглые желтые глаза. Странное существо было покрыто густой вонючей шерстью. От него исходил отвратительный гнилой запах.
   Не обезьяна?
   Животное приблизило к человеку свою морду. Гаррету показалось, что оно собирается его поцеловать.
   Неожиданно он почувствовал такую резкую и такую жуткую боль, что пронзительно вскрикнул.
   Услышал звук разрываемой ткани. И снова жуткая боль. Гаррет увидел во рту животного свое ухо.
   Мое ухо! Это чудовище откусило мне ухо!
   Глаза животного горели желтым огнем. Оно выплюнуло плоское коричневое ухо в воздух, словно пластинку жареного картофеля. И поймало его своей мохнатой лапой. Затолкало ухо к себе в рот и шумно сжевало его, сверкая зубами. Мясистые черные губы радостно ухмылялись.
   – Не-е-е-т! – завопил от боли Гаррет.
   Он чувствовал, как горячая кровь течет по его щеке.
   Мужчина ударил кулаком – ударил яростно, скорее рефлекторно, чем обдуманно – в ухмыляющуюся морду чудовища.
   В момент удара рот животного открылся и кулак Гаррета оказался внутри. Глубоко внутри. В глубине широкого горла животного.
   Там было горячо и мокро.
   Монстр выпучил желтые глаза.
   А кулак Гаррета проникал все глубже и глубже. Он ухватился за что-то мягкое. Мягкое и губкообразное. Глубоко в теле монстра. Чудовищное животное издало странный звук, словно сдавленно срыгнуло. Дернуло головой. Снова срыгнуло. От изумления сделало глотательное движение. Замахало своими вонючими мохнатыми руками над головой. Откинуло назад голову, пытаясь освободиться от руки Гаррета.
   Гаррет крепко ухватился за горячий губкообразный орган в животе чудовища. И дернул за него изо всех сил. Он выдернул розовый, похожий на колбасу орган, покрытый густой блестящей слизью. С яростным криком Гаррет швырнул его далеко через улицу.
   Животное завизжало. Упало на снег, словно куча темной шерсти. Поднялось и неверной походкой двинулось прочь, к плотной живой изгороди. Продираясь сквозь изгородь, оно скулило и свистело, потерпев поражение. Гаррет слышал, как оно срыгивает. Срыгивает и скулит.
   Голые ветви изгороди дрожали, когда раненый монстр пробирался сквозь них.
   Гаррет посмотрел на снег, где уже натекла лужица его собственной крови. Он чувствовал, как горячая кровь течет по его щеке. А в том месте, где было его ухо, Гаррет чувствовал все новые и новые приступы боли.
   Боль была обжигающей, она казалась более горячей, чем кровь.
   Он поднял руку, чтобы закрыть отверстие. Но ему было так больно, что он не мог дотронуться до этого места.
   Гаррет упал на колени. Его удивило, как много крови вытекло из раненой головы. Удивила неожиданная слабость. Настолько сильная, что он оказался не в силах поднять руки от залитого кровью снега. Гаррета крайне удивило, что он до сих пор слышит свои собственные жуткие крики.

* * *

   – Лайам! Маргарет! Кто-нибудь дома?
   Молчание.
   Сара прошла по темному дому, щелкнула выключателем. Повернула термостат и, пытаясь стряхнуть с себя холод, прошла в кухню, чтобы приготовить чай. В окно кухни монотонно барабанила снежная крупа и стучал ветер. Сара пробыла в библиотеке дольше, чем собиралась. Когда она уходила, уже стемнело. С неба сыпалась снежная крупа. Дорожки стали скользкими и очень опасными.