— За зубами выгодней следить, — сказал Брид. — Раз в полгода показаться врачу.
Хуан засмеялся.
— Это конечно. А вам приходилось встречать такого человека?
— Нет, — согласился Брид. Ему нравился Хуан. Он даже не считал его иностранцем.
— И я не встречал, — сказал Хуан. — Так, есть еще способ избавиться от неприятностей с пассажирами.
— Какой?
— Пусть сами решают. У нас ведь демократия?
— Да они просто передерутся.
— Ну и передерутся — что же тут страшного? — сказал Хуан.
— Это мысль, — сказал Брид. — Но я вам вот что скажу. На чем бы все ни порешили, Ван Брант обязательно станет поперек. Этот проголосует против второго пришествия, если люди его хотят.
— С ним-то просто, — сказал Хуан. — Надо только найти к нему подход. Был у меня конь, до того вредный, — тянешь левый повод, он идет направо. Я его дурачил. Делал все наоборот — а он думал, что делает по-своему. От Ван Бранта чего хочешь добьешься — только заспорь.
— Я ему запрещу отдавать мне тридцать семь долларов. — сказал Брид.
— А что, глядишь, и отдаст, — сказал Хуан. — Нет, вода еще поднимается. Болт закрыла. Пойду узнаю у пассажиров, чего они хотят.
Между тем Прыщ в магазине почувствовал, что его немного обманули. Его вынудили угостить пепси-колой не только Камиллу, но и Норму. Как он ни старался, отделить Камиллу от Нормы он не мог. Но виновата была не Норма. Камилла ею воспользовалась. Норма разрумянилась от удовольствия. Никогда в жизни она не была так счастлива. Такая красавица — а как душевно к ней отнеслась. Они подруги. И ведь не сказала, что будут жить вместе. Она сказала — посмотрим, как пойдут дела. Норму почему-то это очень обнадежило. Люди к Норме не относились душевно. Сперва они говорили «да», а потом старались отвертеться. А эта женщина, выглядевшая именно так, как всю жизнь мечтала выглядеть Норма, — она сказала «посмотрим». Норма мысленно видела их квартиру. Там будет бархатная кушетка, а перед ней низкий столик. И шторы будут из бордового бархата. И конечно, у них будет радиола и много пластинок. Дальше ей думать не хотелось. Дальше думать — это почти что сглазить. А для кушетки — скорее подойдет цвет электрик.
Она подняла стакан с пепси-колой, глотнула сладкой колючей воды, и в тот же миг отчаяние нахлынуло на нее, как тяжелый газ. «Никогда этого не будет, — крикнула она про себя. — Уплывет. Все останется как всегда, и я опять буду одна». Она зажмурилась и потерла глаза. Когда открыла глаза, ей стало легче. «Не отдам, — подумала она. Мало-помалу наберу на квартиру, и если даже у нас с ней ничего не получится, хоть квартира-то будет». Ею овладела решимость — принять, что выпадет. «Если хоть часть сбудется — и то будет подарок. Но надеяться не надо, надеяться нельзя. Тогда все лопнет».
Прыщ сказал:
— У меня большие планы. Я изучаю радиолокацию. Это будет очень ценная специальность. Кто знает радар, может очень прилично устроиться. По-моему, человек должен смотреть вперед, а по-вашему? Ведь какие есть люди — они не смотрят вперед, в будущее, и с чего начали, тем кончают.
На губах у Камиллы застыла слабая улыбка.
— Пожалуй, что так, — сказала она. Ей хотелось отделаться от паренька. Паренек был симпатичный, просто ей хотелось от него отделаться. Уж очень все на нем написано. — Большое спасибо за угощение, — сказала она. — Не мешало бы мне пойти привести себя в порядок. Ты не пойдешь, Норма?
Лицо Нормы выразило преданность.
— Да, конечно, — ответила она. — Мне тоже не мешает привести себя в порядок. — Все, что ни говорила ее новая подруга, было верно, прекрасно и замечательно. «Боже милостивый, ну, пусть получится!» — мысленно вскричала Норма.
Миссис Причард пила лимонад. Добиться его удалось не сразу, потому что здесь не подавали лимонад. Но когда миссис Причард показала на лимоны в бакалейном отделе и даже вызвалась собственноручно их выжать — хозяйке ничего не оставалось, как сделать это самой.
— Я просто не могу пить несвежие напитки из бутылок, — объяснила миссис Причард. — Я люблю чистый фруктовый сок. — Миссис Брид, негодуя, уступила этому ласковому натиску. Миссис Причард пила свой лимонад и разглядывала стенд с открытками на галантерейной витрине. Тут было здание суда в Сан-Хуан-де-ла-Крусе и гостиница в Сан-Исидро, выстроенная у горячего источника слабительной воды. В эту старую красивую гостиницу ездили ревматики принимать ванны. Гостиница называлась на открытках курортом. В галантерейной витрине была всякая всячина. Раскрашенные гипсовые собачки, стеклянные пистолетики с разноцветными конфетками, яркие куколки и затейливые деревянные шкатулки с засахаренными фруктами. Были лампы, чьи абажуры начинали вращаться при включении, так что лесные пожары горели и корабли плыли на всех парусах почти как в жизни. Эрнест Хортон стоял тут же и смотрел на витрину пренебрежительно. Он сказал мистеру Причарду:
— Я иногда думаю, что мне стоило бы открыть магазин новинок — одних новинок. Кое-что из этих старых вещиц выбрасывают на рынок годами — и никто не берет. А у моей компании — только перспективные товары, сплошь новые.
Мистер Причард кивнул.
— Это придает уверенности — когда работаешь в фирме и знаешь, что она ищущая, — сказал он. — Вот почему я думаю, что вам у нас понравится. Я смело могу утверждать, что мы ни на час не прекращаем поисков.
Эрнест сказал:
— Извините, я схожу за чемоданом. У меня есть вещичка, которая еще не поступила в продажу, но у торговцев пошла нарасхват. Пока только образцы. Может быть, и здесь получу заказ.
Он быстро вышел и притащил свой чемодан. Он открыл его и вынул картонную коробку.
— Видите, упаковка простая. Для большего эффекта.
Он вытащил из коробки настоящий унитаз вышиной сантиметров в тридцать. Он был и с бачком и с медной ручкой на цепочке, а сама раковина была белая. На ней было даже сиденьице, крашенное под дерево.
Миссис Брид подошла с той стороны прилавка.
— Всеми покупками занимается муж, — сказала она. — Поговорите с ним.
— Понимаю, — сказал Эрнест. — Я просто хотел показать вам эту вещь. Она сама за себя говорит.
— Для чего это? — спросил мистер Причард.
— А вот смотрите, — сказал Эрнест. Он дернул цепочку, и бачок сразу спустил коричневую жидкость. Эрнест снял с унитаза сиденье, и оно оказалось со стаканчиком. Тридцать грамм, — торжествующе сказал он. — Если хотите двойную порцию, например, для коктейля, дерните цепочку дважды.
— Виски! — воскликнул мистер Причард.
— Ром, коньяк. Что угодно, — сказал Эрнест, — Видите, здесь в бачке место для заправки, а бачок — пластмасса с гарантией. Впечатление оглушительное. У меня уже заказов на тысячу восемьсот штук. Фурор. Хохот вызывает безотказно.
— Ей-богу, остроумно, — сказал мистер Причард. — Кто придумывает такие вещи?
— У нас есть отдел предложений, — объяснил Эрнест. — Всякий может подать предложение. Эту вещь изобрел один наш коммивояжер из района Великих озер. Он получит неплохие премиальные. Тому, кто выдвинул дельное предложение, компания выплачивает два процента с прибыли.
— Остроумно, — повторил мистер Причард. Он представил себе, как увидит эту вещь Чарли Джонсон. Чарли, конечно, кинется покупать такой же. — Почем они у ваc идут? — спросил мистер Причард.
— На этот розничная цена — пять долларов. Но если не возражаете, я посоветовал бы другую модель, которая идет по двадцать семь пятьдесят.
Мистер Причард поджал губы.
— Зато что вы получаете? — продолжал Эрнест. Эта пластмассовая, а более дорогая… так: бачок дубовый, сделан из старых бочек из-под виски, прекрасно сохраняет напиток. Цепочка — чистое серебро, ручка — бразильский бриллиант. Унитаз фаянсовый, настоящий туалетный фаянс, а сиденье — красного дерева, ручная работа. И на бачке серебряная пластинка — например, если хотите подарить своему клубу или ложе, можете поставить на ней свое имя.
— Да, кажется, товар того стоит, — заметил мистер Причард. Он решился. Теперь он знал, как обставить Чарли Джонсона. Один стульчак он подарит Чарли. Но на пластинке будет надпись: «Чарли Джонсону, первому такому-сякому Америки от Элиота Причарда», — и пускай себе хвастает Чарли, сколько душе угодно. Все увидят, чья идея.
— Лишнего у вас с собой нет? — спросил он.
— Нет, надо заказать.
Вмещалась миссис Причард. Она подошла потихоньку.
— Элиот, неужели ты это купишь? Элиот, это вульгарно.
— Ну конечно, я не стану показывать при дамах, — ответил мистер Причард. — Нет, девочка. Знаешь, что я сделаю? Я пошлю такой Чарли Джонсону. Я с ним расквитаюсь за чучело вонючки. Так-то. Он у меня попляшет.
Миссис Причард пояснила:
— Мистер Причард жил с Чарли Джонсоном в одной комнате, когда учился в колледже. Они дико друг друга разыгрывают. Когда они вместе, они ведут себя как мальчишки.
— Значит, — серьезно сказал мистер Причард, — если я закажу такой, вы могли бы послать его по адресу, который я дам? И сделать гравировку? Я напишу, что мне надо выгравировать на пластинке.
— Что ты хочешь написать? — спросила Бернис.
— А девочки пусть не суют носик во взрослые дела, — ответил мистер Причард.
— Не сомневаюсь, что-нибудь ужасное, — сказала Бернис.
На Милдред напала хандра. Она ощущала тяжесть, усталость, все ей стало неинтересно. Она одиноко сидела на плетеном проволочном стуле у края прилавка. Цинически наблюдала за попытками Прыща остаться наедине с блондинкой. Поездка привела ее в уныние. Она сама себе была противна после того, что произошло. Что же она за женщина, если шофер автобуса так ее распалил? Она передернулась от отвращения. А где он? Почему не возвращается? Она подавила желание встать и посмотреть, где он. Рядом раздался голос Ван Бранта, она вздрогнула.
— Девушка, — сказал он, — у вас из-под юбки рубашка видна. Я решил, что вам не мешает знать.
— Да, да. Большое спасибо.
— Если бы никто не сказал, вы могли бы целый день ходить и думать, что у вас все в порядке, — пояснил он.
— Да, да, спасибо. — Она встала и, перегнувшись назад, прижала азбуку к ногам — проверить. Комбинация высовывалась сзади сантиметра на два.
— Я считаю, в таких случаях всегда лучше сказать, — продолжал Ван Брант.
— Вы правы. Наверно, бретелька оторвалась.
— Мне не интересно знать про ваше нижнее белье, — ответил он холодно. — Я только заметил — и повторяю еще раз: у вас из-под юбки рубашка видна. Не подумайте, что я сказал это из каких-то других соображений.
— Я и не думаю, — беспомощно ответила Милдред.
Ван Брант продолжал:
— Многие девушки чересчур заняты своими ногами. Думают, что все на них смотрят.
Вдруг Милдред громко, с надрывом захохотала.
— Что тут смешного? — возмутился Ван Брант.
— Ничего, — сказала Милдред. — Просто вспомнила одну шутку. — Она вспомнила, что все утро Ван Брант только и норовил посмотреть кому-нибудь на ноги.
— Если она такая смешная — расскажите ее.
— Да нет. Это долго объяснять. Я пойду подколю бретельку. — Она посмотрела на него, а потом с расстановкой сказала: — Понимаете, на каждом плече две бретельки. Одна от комбинации, а другая — от лифчика, а лифчик крепко поддерживает грудь. — Она увидела, как из-под воротничка у Ван Бранта выползла краснота. — А ниже него ничего нет — до штанишек, если бы я носила штанишки, но я не ношу.
Ван Брант повернулся и быстро ушел, а Милдред стало легче. Теперь у старого дурака не будет ни минуты покоя. Можно было бы понаблюдать за ним, а потом, пожалуй, и поймать на приманку. Смеясь про себя, она встала, вышла и направилась вокруг магазина к пристройке с надписью «Дамы».
На дверь была набита решетка, и вьюн уже карабкался по ней. Милдред стояла перед закрытой дверью. Слышно было, как Норма разговаривает там с блондинкой. Она прислушалась. Может быть, из-за этого и стоило поехать — просто послушать, что говорят люди. Милдред любила подслушивать. Иногда эта склонность беспокоила ее. Она с интересом слушала всякие пустяки. Но всего лучше было слушать в женских уборных. Раскованность женщины в комнате, где есть умывальник, зеркало и унитаз, заинтересовала ее давно. Однажды она написала в колледже работу, признанную смелой, где доказывала, что женщины освобождаются от торможений, когда у них задраны юбки.
Причина либо в этом, полагала она, либо в уверенности, что мужчина, враг, не вторгнется на их территорию. Это единственное место в мире, где женщины могут быть уверены, что мужчина сюда не проникнет. Поэтому они расслабляются и внешне становятся такими, какие они внутри. Она много об этом думала. В общественных уборных женщины друг с дружкой бывают и доброжелательнее, и злее — но откровеннее. Может быть, потому, что тут нет мужчин. Потому что где нет мужчин — нет соревнования, и они отбрасывают притворство.
Милдред задумывалась: а не так же и у мужчин в уборных? Но это сомнительно: мужчины соперничают вовсе не из-за одних женщин, между тем как женская озабоченность по большей части связана с мужчиной. Работу ей вернули с замечанием: «Не до конца продумано». Она собиралась ее углубить.
В магазине она была неприветлива с Камиллой. Блондинка ей просто не нравилась. Но она знала, что ее нерасположение останется за дверью уборной. Она подумала: «Не странно ли, что женщины соперничают из-за мужчин, которые им даже не нужны?»
Норма и Камилла все разговаривали и разговаривали. Милдред взялась за дверь и толкнула ее. В маленькой комнате была кабинка и умывальник с квадратным зеркалом. На одной стене висел ящик с бумажными подстилками для сиденья, а возле раковины — бумажные полотенца. Автомат с гигиеническими пакетами был привинчен к стене около окна с матовым стеклом. Цементный пол был выкрашен суриком, а стены покрыты многими слоями белой краски. Стоял резкий запах дезинфекции с отдушкой.
Камилла сидела на стульчаке, а Норма стояла перед зеркалом. Когда Милдред вошла, обе оглянулись на нее.
— Хотите сюда? — спросила блондинка.
— Нет, — сказала Милдред. — Бретелька комбинации свалилась.
Камилла посмотрела ей на юбку.
— Да, действительно. Нет, не так, — сказала она Норме. — Видишь, какой у тебя лоб? Вот и подними немного брови к вискам, только немного. Подожди, детка, подожди минуту, я тебе покажу.
Она встала и подошла к Норме.
— Повернись, чтобы мне было видно. Вот так. И так. Теперь посмотри сама. Видишь, они как бы уменьшили лоб. У тебя лоб высокий, и тебе надо сделать его поменьше. Теперь погоди, закрой глаза. — Она взяла у Нормы карандаш для бровей и подвела нижние веки, под самыми ресницами, сделав линию более темной и продлив за наружные уголки.
— Ты слишком густо кладешь тушь, детка, — сказала она. — Видишь, как слиплись ресницы? Бери больше воды и не так торопись. Подожди минуту. — Она достала из сумочки пластмассовую коробочку с тенью для век. — А с этим надо поаккуратнее. — Она взяла на палец голубой пасты и помазала верхние веки Нормы — гуще к наружным уголкам. — Так, дай посмотреть. — Она оценила свою работу. — Слушай, детка, ты чересчур раскрываешь глаза, как кролик. Чуть-чуть опусти верхние веки. Нет, не щурься. Только веки чуть-чуть опусти. Вот, правильно. Теперь погляди на себя. Видишь разницу?
— Ой, совсем другая, — сказала Норма. В голосе ее было благоговение.
— Другая. Теперь, губы ты мажешь совсем не так. Смотри, детка, нижняя губа у тебя тонкая. У меня тоже. Намажь пониже здесь — и здесь немного.
Норма стояла смирно, как послушная девочка, и подставляла лицо.
— Поняла? В углах погуще, — сказала Камилла. — Теперь нижняя губа кажется полнее.
Милдред сказала:
— Вы мастер. Мне бы тоже не помешала помощь.
— Да? — сказала Камилла. — Ну, это довольно просто.
— У вас театральный грим, — сказала Милдред. — То есть он как бы напоминает театральный грим.
— Да, знаете, когда все время на людях… зубные врачи используют сестер почти как секретарш в приемных.
— Вот черт! — вырвалось у Милдред. — Не свалилась бретелька — оторвалась. — Она стащила платье с плеча и держала в руке короткую шелковую ленту.
— Вам надо ее подколоть, — посоветовала Камилла.
— У меня нет булавки, а иголки с нитками — в чемодане!
Камилла снова открыла сумочку, в подкладку было воткнуто штук пять английских булавок.
— Вот, — сказала она, — я всегда с амуницией. — Она открепила булавку. — Хотите, я вам подколю?
— Если не трудно. Дурацкие глаза. Ничего не вижу.
Камилла вытянула край рубашки, подвернула конец бретельки и надежно их сколола.
— Не очень-то складно, но, по крайней мере, не высовывается. Булавка есть булавка. У вас с детства близорукость?
— Нет, — сказала Милдред. — Все было нормально до… ну, словом, почти до четырнадцати лет. Врач сказал, что это связано с половой зрелостью. Он сказал, что у некоторых зрение восстанавливается после первых родов.
— Неприятно.
— Ужасно противно, — сказала Милдред. — Что толку, что все время придумывают новые формы оправ. Все они не очень украшают.
— А вы не слышали про такие, которые вставляются прямо в глаз?
— Думала я о них, да так ни черта и не сделала. Наверно, боюсь, чтобы стекло прикасалось к глазам.
Норма все еще с изумлением разглядывала себя в зеркало. Глаза у нее вдруг стали больше, губы полнее, и она перестала быть похожей на мокрую мышь.
— Ну разве не прелесть? — сказала Норма, ни к кому не обращаясь. — Ну разве она не прелесть?
Камилла ответила:
— Она будет хорошенькая девочка, когда научится себя подавать и станет поуверенней. И волосами займемся, детка, как только устроимся.
— Значит, вы уже решили? — обрадовалась Норма. — Значит, снимем квартиру? — Она быстро обернулась к Милдред. — Мы хотим снять квартиру, — задыхаясь, сказала она. — У нас будет кушетка, а в воскресенье утром мы будем мыть и укладывать волосы…
— Посмотрим, — вмешалась Камилла. — Надо еще посмотреть, как пойдут дела. Мы с тобой обе безработные, а уже сняли двухэтажную квартиру. Не все сразу, детка.
— Странное путешествие, — сказала Милдред. — Мы едем в Мексику. С самого начала все пошло шиворот-навыворот. Отец хотел посмотреть здешние места. Он подумывает перебраться со временем в Калифорнию. Поэтому захотел ехать в Лос-Анджелес на автобусе. Решил, что так сможет больше увидеть.
— Что ж, сможет, — сказала Камилла.
— Боюсь, не слишком ли много он увидит, — сказала Милдред. — Но вам когда-нибудь попадалось такое собрание персонажей, как у нас?
— Все они примерно одинаковые, — заметила Камилла.
— Мне нравится мистер Чикой, — сказала Милдред. Знаете, он наполовину мексиканец. Но этот мальчишка! Такое чувство, что стоит только отвернуться — и он на тебя вскарабкается.
— Да он ничего, — ответила Камилла. — Кобелек, конечно, не без этого. Молоденькие почти все такие. С возрастом, наверно, пройдет.
— Может, и не пройдет, — возразила Милдред. — Вы не обратили внимания на этого старика, Ван Бранта? У него не прошло. В него въелось. В душе это довольно грязный человек.
Камилла улыбнулась:
— Довольно старый.
Милдред зашла в кабинку и села.
— Я хотела спросить, — сказала она. — Отцу кажется, что он вас где-то встречал. У него неплохая память. Вы его никогда не встречали?
Милдред увидела в глазах Камиллы враждебность, увидела, как сжался ее рот, и поняла, что коснулась больного места. Но тут же лицо у Камиллы разгладилось.
— Скорее всего, я на кого-то похожа, — сказала она. — На этот раз он ошибся — разве что видел меня где-нибудь на улице.
— Честно? — спросила Милдред. — Я вас вовсе не подлавливаю. Мне просто любопытно.
Дружелюбия, приятельства, непринужденности как не бывало. Словно в комнату вошел мужчина. Взгляд Камиллы уколол Милдред.
— Он ошибся, — холодно повторила она. — Хотите верьте, хотите нет, дело ваше.
Дверь открылась, и вошла миссис Причард.
— Ах вот ты где, — сказала она дочери. — Я думала, ты пошла побродить.
— У меня лопнула бретелька на комбинации, — сказала Милдред.
— Все же поторопись. Вернулся мистер Чикой, и там уже целый спор…
— Спасибо, милая, — сказала она Норме, которая освободила ей место у раковины.
— Я только намочу платок и слегка сотру пыль… Почему ты не выпьешь лимонаду? — спросила она у Милдред. — Эта милая женщина охотно согласилась его сделать. Я ей сказала, что она просто прославится, если станет подавать чистые фруктовые соки.
Камилла вдруг сказала:
— Хорошо бы нам дали чего-нибудь поесть. Я проголодалась. Чего-нибудь вкусного.
— И я бы не отказалась, — сказала миссис Причард.
— Я бы съела холодного краба под майонезом, а к нему бы — бутылку пива, — добавила Камилла.
— Никогда не ела так краба, — сказала миссис Причард, — но если бы вы знали, до чего вкусно моя мама готовила маслюка. Она брала старинную чугунную сковородку, а рыба — рыба должна быть очень свежая и очень хорошо выпотрошена. Панировку она делала из обжаренных крошек — хлебных крошек, не сухарных — и клала полную столовую ложку… нет, две столовые ложки соевого соуса во взбитое яйцо. Я думаю, в этом и был секрет.
— Мама, — сказала Милдред, — не надо опять про маслюка.
— Ты бы выпила лимонаду, — сказала миссис Причард. — Он очищает кожу. От долгой дороги кожа портится.
— Пора бы уж ехать, — сказала Милдред. — Позавтракать мы можем в следующем городе. Как он называется?
— Сан-Хуан-де-ла-Крус, — сказала Норма.
— Сан-Хуан-де-ла-Крус, — нежно повторила миссис Причард. — По-моему, испанские названия очень милы.
Перед уходом Норма окинула себя в зеркале долгим изумленным взглядом. Она опустила глаза. Тут понадобится тренировка, чтобы не забывать опускать, зато это решительно меняло всю ее внешность и ей нравилось.
Хуан засмеялся.
— Это конечно. А вам приходилось встречать такого человека?
— Нет, — согласился Брид. Ему нравился Хуан. Он даже не считал его иностранцем.
— И я не встречал, — сказал Хуан. — Так, есть еще способ избавиться от неприятностей с пассажирами.
— Какой?
— Пусть сами решают. У нас ведь демократия?
— Да они просто передерутся.
— Ну и передерутся — что же тут страшного? — сказал Хуан.
— Это мысль, — сказал Брид. — Но я вам вот что скажу. На чем бы все ни порешили, Ван Брант обязательно станет поперек. Этот проголосует против второго пришествия, если люди его хотят.
— С ним-то просто, — сказал Хуан. — Надо только найти к нему подход. Был у меня конь, до того вредный, — тянешь левый повод, он идет направо. Я его дурачил. Делал все наоборот — а он думал, что делает по-своему. От Ван Бранта чего хочешь добьешься — только заспорь.
— Я ему запрещу отдавать мне тридцать семь долларов. — сказал Брид.
— А что, глядишь, и отдаст, — сказал Хуан. — Нет, вода еще поднимается. Болт закрыла. Пойду узнаю у пассажиров, чего они хотят.
Между тем Прыщ в магазине почувствовал, что его немного обманули. Его вынудили угостить пепси-колой не только Камиллу, но и Норму. Как он ни старался, отделить Камиллу от Нормы он не мог. Но виновата была не Норма. Камилла ею воспользовалась. Норма разрумянилась от удовольствия. Никогда в жизни она не была так счастлива. Такая красавица — а как душевно к ней отнеслась. Они подруги. И ведь не сказала, что будут жить вместе. Она сказала — посмотрим, как пойдут дела. Норму почему-то это очень обнадежило. Люди к Норме не относились душевно. Сперва они говорили «да», а потом старались отвертеться. А эта женщина, выглядевшая именно так, как всю жизнь мечтала выглядеть Норма, — она сказала «посмотрим». Норма мысленно видела их квартиру. Там будет бархатная кушетка, а перед ней низкий столик. И шторы будут из бордового бархата. И конечно, у них будет радиола и много пластинок. Дальше ей думать не хотелось. Дальше думать — это почти что сглазить. А для кушетки — скорее подойдет цвет электрик.
Она подняла стакан с пепси-колой, глотнула сладкой колючей воды, и в тот же миг отчаяние нахлынуло на нее, как тяжелый газ. «Никогда этого не будет, — крикнула она про себя. — Уплывет. Все останется как всегда, и я опять буду одна». Она зажмурилась и потерла глаза. Когда открыла глаза, ей стало легче. «Не отдам, — подумала она. Мало-помалу наберу на квартиру, и если даже у нас с ней ничего не получится, хоть квартира-то будет». Ею овладела решимость — принять, что выпадет. «Если хоть часть сбудется — и то будет подарок. Но надеяться не надо, надеяться нельзя. Тогда все лопнет».
Прыщ сказал:
— У меня большие планы. Я изучаю радиолокацию. Это будет очень ценная специальность. Кто знает радар, может очень прилично устроиться. По-моему, человек должен смотреть вперед, а по-вашему? Ведь какие есть люди — они не смотрят вперед, в будущее, и с чего начали, тем кончают.
На губах у Камиллы застыла слабая улыбка.
— Пожалуй, что так, — сказала она. Ей хотелось отделаться от паренька. Паренек был симпатичный, просто ей хотелось от него отделаться. Уж очень все на нем написано. — Большое спасибо за угощение, — сказала она. — Не мешало бы мне пойти привести себя в порядок. Ты не пойдешь, Норма?
Лицо Нормы выразило преданность.
— Да, конечно, — ответила она. — Мне тоже не мешает привести себя в порядок. — Все, что ни говорила ее новая подруга, было верно, прекрасно и замечательно. «Боже милостивый, ну, пусть получится!» — мысленно вскричала Норма.
Миссис Причард пила лимонад. Добиться его удалось не сразу, потому что здесь не подавали лимонад. Но когда миссис Причард показала на лимоны в бакалейном отделе и даже вызвалась собственноручно их выжать — хозяйке ничего не оставалось, как сделать это самой.
— Я просто не могу пить несвежие напитки из бутылок, — объяснила миссис Причард. — Я люблю чистый фруктовый сок. — Миссис Брид, негодуя, уступила этому ласковому натиску. Миссис Причард пила свой лимонад и разглядывала стенд с открытками на галантерейной витрине. Тут было здание суда в Сан-Хуан-де-ла-Крусе и гостиница в Сан-Исидро, выстроенная у горячего источника слабительной воды. В эту старую красивую гостиницу ездили ревматики принимать ванны. Гостиница называлась на открытках курортом. В галантерейной витрине была всякая всячина. Раскрашенные гипсовые собачки, стеклянные пистолетики с разноцветными конфетками, яркие куколки и затейливые деревянные шкатулки с засахаренными фруктами. Были лампы, чьи абажуры начинали вращаться при включении, так что лесные пожары горели и корабли плыли на всех парусах почти как в жизни. Эрнест Хортон стоял тут же и смотрел на витрину пренебрежительно. Он сказал мистеру Причарду:
— Я иногда думаю, что мне стоило бы открыть магазин новинок — одних новинок. Кое-что из этих старых вещиц выбрасывают на рынок годами — и никто не берет. А у моей компании — только перспективные товары, сплошь новые.
Мистер Причард кивнул.
— Это придает уверенности — когда работаешь в фирме и знаешь, что она ищущая, — сказал он. — Вот почему я думаю, что вам у нас понравится. Я смело могу утверждать, что мы ни на час не прекращаем поисков.
Эрнест сказал:
— Извините, я схожу за чемоданом. У меня есть вещичка, которая еще не поступила в продажу, но у торговцев пошла нарасхват. Пока только образцы. Может быть, и здесь получу заказ.
Он быстро вышел и притащил свой чемодан. Он открыл его и вынул картонную коробку.
— Видите, упаковка простая. Для большего эффекта.
Он вытащил из коробки настоящий унитаз вышиной сантиметров в тридцать. Он был и с бачком и с медной ручкой на цепочке, а сама раковина была белая. На ней было даже сиденьице, крашенное под дерево.
Миссис Брид подошла с той стороны прилавка.
— Всеми покупками занимается муж, — сказала она. — Поговорите с ним.
— Понимаю, — сказал Эрнест. — Я просто хотел показать вам эту вещь. Она сама за себя говорит.
— Для чего это? — спросил мистер Причард.
— А вот смотрите, — сказал Эрнест. Он дернул цепочку, и бачок сразу спустил коричневую жидкость. Эрнест снял с унитаза сиденье, и оно оказалось со стаканчиком. Тридцать грамм, — торжествующе сказал он. — Если хотите двойную порцию, например, для коктейля, дерните цепочку дважды.
— Виски! — воскликнул мистер Причард.
— Ром, коньяк. Что угодно, — сказал Эрнест, — Видите, здесь в бачке место для заправки, а бачок — пластмасса с гарантией. Впечатление оглушительное. У меня уже заказов на тысячу восемьсот штук. Фурор. Хохот вызывает безотказно.
— Ей-богу, остроумно, — сказал мистер Причард. — Кто придумывает такие вещи?
— У нас есть отдел предложений, — объяснил Эрнест. — Всякий может подать предложение. Эту вещь изобрел один наш коммивояжер из района Великих озер. Он получит неплохие премиальные. Тому, кто выдвинул дельное предложение, компания выплачивает два процента с прибыли.
— Остроумно, — повторил мистер Причард. Он представил себе, как увидит эту вещь Чарли Джонсон. Чарли, конечно, кинется покупать такой же. — Почем они у ваc идут? — спросил мистер Причард.
— На этот розничная цена — пять долларов. Но если не возражаете, я посоветовал бы другую модель, которая идет по двадцать семь пятьдесят.
Мистер Причард поджал губы.
— Зато что вы получаете? — продолжал Эрнест. Эта пластмассовая, а более дорогая… так: бачок дубовый, сделан из старых бочек из-под виски, прекрасно сохраняет напиток. Цепочка — чистое серебро, ручка — бразильский бриллиант. Унитаз фаянсовый, настоящий туалетный фаянс, а сиденье — красного дерева, ручная работа. И на бачке серебряная пластинка — например, если хотите подарить своему клубу или ложе, можете поставить на ней свое имя.
— Да, кажется, товар того стоит, — заметил мистер Причард. Он решился. Теперь он знал, как обставить Чарли Джонсона. Один стульчак он подарит Чарли. Но на пластинке будет надпись: «Чарли Джонсону, первому такому-сякому Америки от Элиота Причарда», — и пускай себе хвастает Чарли, сколько душе угодно. Все увидят, чья идея.
— Лишнего у вас с собой нет? — спросил он.
— Нет, надо заказать.
Вмещалась миссис Причард. Она подошла потихоньку.
— Элиот, неужели ты это купишь? Элиот, это вульгарно.
— Ну конечно, я не стану показывать при дамах, — ответил мистер Причард. — Нет, девочка. Знаешь, что я сделаю? Я пошлю такой Чарли Джонсону. Я с ним расквитаюсь за чучело вонючки. Так-то. Он у меня попляшет.
Миссис Причард пояснила:
— Мистер Причард жил с Чарли Джонсоном в одной комнате, когда учился в колледже. Они дико друг друга разыгрывают. Когда они вместе, они ведут себя как мальчишки.
— Значит, — серьезно сказал мистер Причард, — если я закажу такой, вы могли бы послать его по адресу, который я дам? И сделать гравировку? Я напишу, что мне надо выгравировать на пластинке.
— Что ты хочешь написать? — спросила Бернис.
— А девочки пусть не суют носик во взрослые дела, — ответил мистер Причард.
— Не сомневаюсь, что-нибудь ужасное, — сказала Бернис.
На Милдред напала хандра. Она ощущала тяжесть, усталость, все ей стало неинтересно. Она одиноко сидела на плетеном проволочном стуле у края прилавка. Цинически наблюдала за попытками Прыща остаться наедине с блондинкой. Поездка привела ее в уныние. Она сама себе была противна после того, что произошло. Что же она за женщина, если шофер автобуса так ее распалил? Она передернулась от отвращения. А где он? Почему не возвращается? Она подавила желание встать и посмотреть, где он. Рядом раздался голос Ван Бранта, она вздрогнула.
— Девушка, — сказал он, — у вас из-под юбки рубашка видна. Я решил, что вам не мешает знать.
— Да, да. Большое спасибо.
— Если бы никто не сказал, вы могли бы целый день ходить и думать, что у вас все в порядке, — пояснил он.
— Да, да, спасибо. — Она встала и, перегнувшись назад, прижала азбуку к ногам — проверить. Комбинация высовывалась сзади сантиметра на два.
— Я считаю, в таких случаях всегда лучше сказать, — продолжал Ван Брант.
— Вы правы. Наверно, бретелька оторвалась.
— Мне не интересно знать про ваше нижнее белье, — ответил он холодно. — Я только заметил — и повторяю еще раз: у вас из-под юбки рубашка видна. Не подумайте, что я сказал это из каких-то других соображений.
— Я и не думаю, — беспомощно ответила Милдред.
Ван Брант продолжал:
— Многие девушки чересчур заняты своими ногами. Думают, что все на них смотрят.
Вдруг Милдред громко, с надрывом захохотала.
— Что тут смешного? — возмутился Ван Брант.
— Ничего, — сказала Милдред. — Просто вспомнила одну шутку. — Она вспомнила, что все утро Ван Брант только и норовил посмотреть кому-нибудь на ноги.
— Если она такая смешная — расскажите ее.
— Да нет. Это долго объяснять. Я пойду подколю бретельку. — Она посмотрела на него, а потом с расстановкой сказала: — Понимаете, на каждом плече две бретельки. Одна от комбинации, а другая — от лифчика, а лифчик крепко поддерживает грудь. — Она увидела, как из-под воротничка у Ван Бранта выползла краснота. — А ниже него ничего нет — до штанишек, если бы я носила штанишки, но я не ношу.
Ван Брант повернулся и быстро ушел, а Милдред стало легче. Теперь у старого дурака не будет ни минуты покоя. Можно было бы понаблюдать за ним, а потом, пожалуй, и поймать на приманку. Смеясь про себя, она встала, вышла и направилась вокруг магазина к пристройке с надписью «Дамы».
На дверь была набита решетка, и вьюн уже карабкался по ней. Милдред стояла перед закрытой дверью. Слышно было, как Норма разговаривает там с блондинкой. Она прислушалась. Может быть, из-за этого и стоило поехать — просто послушать, что говорят люди. Милдред любила подслушивать. Иногда эта склонность беспокоила ее. Она с интересом слушала всякие пустяки. Но всего лучше было слушать в женских уборных. Раскованность женщины в комнате, где есть умывальник, зеркало и унитаз, заинтересовала ее давно. Однажды она написала в колледже работу, признанную смелой, где доказывала, что женщины освобождаются от торможений, когда у них задраны юбки.
Причина либо в этом, полагала она, либо в уверенности, что мужчина, враг, не вторгнется на их территорию. Это единственное место в мире, где женщины могут быть уверены, что мужчина сюда не проникнет. Поэтому они расслабляются и внешне становятся такими, какие они внутри. Она много об этом думала. В общественных уборных женщины друг с дружкой бывают и доброжелательнее, и злее — но откровеннее. Может быть, потому, что тут нет мужчин. Потому что где нет мужчин — нет соревнования, и они отбрасывают притворство.
Милдред задумывалась: а не так же и у мужчин в уборных? Но это сомнительно: мужчины соперничают вовсе не из-за одних женщин, между тем как женская озабоченность по большей части связана с мужчиной. Работу ей вернули с замечанием: «Не до конца продумано». Она собиралась ее углубить.
В магазине она была неприветлива с Камиллой. Блондинка ей просто не нравилась. Но она знала, что ее нерасположение останется за дверью уборной. Она подумала: «Не странно ли, что женщины соперничают из-за мужчин, которые им даже не нужны?»
Норма и Камилла все разговаривали и разговаривали. Милдред взялась за дверь и толкнула ее. В маленькой комнате была кабинка и умывальник с квадратным зеркалом. На одной стене висел ящик с бумажными подстилками для сиденья, а возле раковины — бумажные полотенца. Автомат с гигиеническими пакетами был привинчен к стене около окна с матовым стеклом. Цементный пол был выкрашен суриком, а стены покрыты многими слоями белой краски. Стоял резкий запах дезинфекции с отдушкой.
Камилла сидела на стульчаке, а Норма стояла перед зеркалом. Когда Милдред вошла, обе оглянулись на нее.
— Хотите сюда? — спросила блондинка.
— Нет, — сказала Милдред. — Бретелька комбинации свалилась.
Камилла посмотрела ей на юбку.
— Да, действительно. Нет, не так, — сказала она Норме. — Видишь, какой у тебя лоб? Вот и подними немного брови к вискам, только немного. Подожди, детка, подожди минуту, я тебе покажу.
Она встала и подошла к Норме.
— Повернись, чтобы мне было видно. Вот так. И так. Теперь посмотри сама. Видишь, они как бы уменьшили лоб. У тебя лоб высокий, и тебе надо сделать его поменьше. Теперь погоди, закрой глаза. — Она взяла у Нормы карандаш для бровей и подвела нижние веки, под самыми ресницами, сделав линию более темной и продлив за наружные уголки.
— Ты слишком густо кладешь тушь, детка, — сказала она. — Видишь, как слиплись ресницы? Бери больше воды и не так торопись. Подожди минуту. — Она достала из сумочки пластмассовую коробочку с тенью для век. — А с этим надо поаккуратнее. — Она взяла на палец голубой пасты и помазала верхние веки Нормы — гуще к наружным уголкам. — Так, дай посмотреть. — Она оценила свою работу. — Слушай, детка, ты чересчур раскрываешь глаза, как кролик. Чуть-чуть опусти верхние веки. Нет, не щурься. Только веки чуть-чуть опусти. Вот, правильно. Теперь погляди на себя. Видишь разницу?
— Ой, совсем другая, — сказала Норма. В голосе ее было благоговение.
— Другая. Теперь, губы ты мажешь совсем не так. Смотри, детка, нижняя губа у тебя тонкая. У меня тоже. Намажь пониже здесь — и здесь немного.
Норма стояла смирно, как послушная девочка, и подставляла лицо.
— Поняла? В углах погуще, — сказала Камилла. — Теперь нижняя губа кажется полнее.
Милдред сказала:
— Вы мастер. Мне бы тоже не помешала помощь.
— Да? — сказала Камилла. — Ну, это довольно просто.
— У вас театральный грим, — сказала Милдред. — То есть он как бы напоминает театральный грим.
— Да, знаете, когда все время на людях… зубные врачи используют сестер почти как секретарш в приемных.
— Вот черт! — вырвалось у Милдред. — Не свалилась бретелька — оторвалась. — Она стащила платье с плеча и держала в руке короткую шелковую ленту.
— Вам надо ее подколоть, — посоветовала Камилла.
— У меня нет булавки, а иголки с нитками — в чемодане!
Камилла снова открыла сумочку, в подкладку было воткнуто штук пять английских булавок.
— Вот, — сказала она, — я всегда с амуницией. — Она открепила булавку. — Хотите, я вам подколю?
— Если не трудно. Дурацкие глаза. Ничего не вижу.
Камилла вытянула край рубашки, подвернула конец бретельки и надежно их сколола.
— Не очень-то складно, но, по крайней мере, не высовывается. Булавка есть булавка. У вас с детства близорукость?
— Нет, — сказала Милдред. — Все было нормально до… ну, словом, почти до четырнадцати лет. Врач сказал, что это связано с половой зрелостью. Он сказал, что у некоторых зрение восстанавливается после первых родов.
— Неприятно.
— Ужасно противно, — сказала Милдред. — Что толку, что все время придумывают новые формы оправ. Все они не очень украшают.
— А вы не слышали про такие, которые вставляются прямо в глаз?
— Думала я о них, да так ни черта и не сделала. Наверно, боюсь, чтобы стекло прикасалось к глазам.
Норма все еще с изумлением разглядывала себя в зеркало. Глаза у нее вдруг стали больше, губы полнее, и она перестала быть похожей на мокрую мышь.
— Ну разве не прелесть? — сказала Норма, ни к кому не обращаясь. — Ну разве она не прелесть?
Камилла ответила:
— Она будет хорошенькая девочка, когда научится себя подавать и станет поуверенней. И волосами займемся, детка, как только устроимся.
— Значит, вы уже решили? — обрадовалась Норма. — Значит, снимем квартиру? — Она быстро обернулась к Милдред. — Мы хотим снять квартиру, — задыхаясь, сказала она. — У нас будет кушетка, а в воскресенье утром мы будем мыть и укладывать волосы…
— Посмотрим, — вмешалась Камилла. — Надо еще посмотреть, как пойдут дела. Мы с тобой обе безработные, а уже сняли двухэтажную квартиру. Не все сразу, детка.
— Странное путешествие, — сказала Милдред. — Мы едем в Мексику. С самого начала все пошло шиворот-навыворот. Отец хотел посмотреть здешние места. Он подумывает перебраться со временем в Калифорнию. Поэтому захотел ехать в Лос-Анджелес на автобусе. Решил, что так сможет больше увидеть.
— Что ж, сможет, — сказала Камилла.
— Боюсь, не слишком ли много он увидит, — сказала Милдред. — Но вам когда-нибудь попадалось такое собрание персонажей, как у нас?
— Все они примерно одинаковые, — заметила Камилла.
— Мне нравится мистер Чикой, — сказала Милдред. Знаете, он наполовину мексиканец. Но этот мальчишка! Такое чувство, что стоит только отвернуться — и он на тебя вскарабкается.
— Да он ничего, — ответила Камилла. — Кобелек, конечно, не без этого. Молоденькие почти все такие. С возрастом, наверно, пройдет.
— Может, и не пройдет, — возразила Милдред. — Вы не обратили внимания на этого старика, Ван Бранта? У него не прошло. В него въелось. В душе это довольно грязный человек.
Камилла улыбнулась:
— Довольно старый.
Милдред зашла в кабинку и села.
— Я хотела спросить, — сказала она. — Отцу кажется, что он вас где-то встречал. У него неплохая память. Вы его никогда не встречали?
Милдред увидела в глазах Камиллы враждебность, увидела, как сжался ее рот, и поняла, что коснулась больного места. Но тут же лицо у Камиллы разгладилось.
— Скорее всего, я на кого-то похожа, — сказала она. — На этот раз он ошибся — разве что видел меня где-нибудь на улице.
— Честно? — спросила Милдред. — Я вас вовсе не подлавливаю. Мне просто любопытно.
Дружелюбия, приятельства, непринужденности как не бывало. Словно в комнату вошел мужчина. Взгляд Камиллы уколол Милдред.
— Он ошибся, — холодно повторила она. — Хотите верьте, хотите нет, дело ваше.
Дверь открылась, и вошла миссис Причард.
— Ах вот ты где, — сказала она дочери. — Я думала, ты пошла побродить.
— У меня лопнула бретелька на комбинации, — сказала Милдред.
— Все же поторопись. Вернулся мистер Чикой, и там уже целый спор…
— Спасибо, милая, — сказала она Норме, которая освободила ей место у раковины.
— Я только намочу платок и слегка сотру пыль… Почему ты не выпьешь лимонаду? — спросила она у Милдред. — Эта милая женщина охотно согласилась его сделать. Я ей сказала, что она просто прославится, если станет подавать чистые фруктовые соки.
Камилла вдруг сказала:
— Хорошо бы нам дали чего-нибудь поесть. Я проголодалась. Чего-нибудь вкусного.
— И я бы не отказалась, — сказала миссис Причард.
— Я бы съела холодного краба под майонезом, а к нему бы — бутылку пива, — добавила Камилла.
— Никогда не ела так краба, — сказала миссис Причард, — но если бы вы знали, до чего вкусно моя мама готовила маслюка. Она брала старинную чугунную сковородку, а рыба — рыба должна быть очень свежая и очень хорошо выпотрошена. Панировку она делала из обжаренных крошек — хлебных крошек, не сухарных — и клала полную столовую ложку… нет, две столовые ложки соевого соуса во взбитое яйцо. Я думаю, в этом и был секрет.
— Мама, — сказала Милдред, — не надо опять про маслюка.
— Ты бы выпила лимонаду, — сказала миссис Причард. — Он очищает кожу. От долгой дороги кожа портится.
— Пора бы уж ехать, — сказала Милдред. — Позавтракать мы можем в следующем городе. Как он называется?
— Сан-Хуан-де-ла-Крус, — сказала Норма.
— Сан-Хуан-де-ла-Крус, — нежно повторила миссис Причард. — По-моему, испанские названия очень милы.
Перед уходом Норма окинула себя в зеркале долгим изумленным взглядом. Она опустила глаза. Тут понадобится тренировка, чтобы не забывать опускать, зато это решительно меняло всю ее внешность и ей нравилось.
ГЛАВА 13
Хуан сидел на табурете, пил пепси-колу и тер лоснистый конец ампутированного пальца о рубчики вельветовых брюк. Когда женщины вернулись из-за дома и вошли в магазин, он посмотрел на них, и потирание сменилось постукиванием.
— Все здесь? — спросил он. — Нет, одного не хватает. Где мистер Ван Брант?
— Я тут.
Голос раздался из бакалеи, где, скрывшись за стеной из кофейных банок, он бесцельно разглядывал полки.
Мистер Причард сказал:
— Я хочу знать, когда мы поедем. Мне надо успеть к самолету.
— Я понимаю, — вежливо ответил Хуан, — как раз об этом я и хочу поговорить. Мост ненадежный. Переехать я, наверно, смогу. Но дальше — еще мост, его может снести, если уже не снесло. Нам не удалось о нем разузнать. Если мы въедем в излучину, а оба моста снесет, мы застрянем, и тут уж ни к каким самолетам не успеешь. Так вот я хочу, чтобы вы проголосовали, и сделаю так, как решит большинство пассажиров. Я могу рискнуть и переехать на ту сторону, а могу отвезти вас назад, и там вы рассудите, куда вам ехать. Решайте сами. Но когда вы решите, прошу вас потом не идти на попятный.
Он запрокинул бутылку с пепси-колой и выпил.
— Мне некогда, — громко сказал мистер Причард. Послушайте, друг мой. Я не был в отпуске с начала войны. Я производил военное снаряжение, необходимое для победы, и это мой первый отпуск. Мне просто некогда кататься по всему штату. Я нуждаюсь в отдыхе. У меня всего несколько недель — не тратить же их таким образом!
Хуан сказал:
— Извините. Я это не нарочно устроил, вы же понимаете, — но если мы застрянем в излучине, вы можете потерять гораздо больше времени, а я могу потерять автобус при переправе. Нагрузка на мост такая, что он вот-вот развалится. Может рухнуть в любую минуту. Другой выход — вернуться назад.
Из-за кофейного штабеля появился Ван Брант. В руках у него была литровая банка грушевого компота. Через весь магазин он прошел к миссис Брид.
— Почем?
— Сорок семь центов.
— Господи! За банку компота?
— Мы на этом не выгадали. — сказала она. — Сами теперь больше платим.
Ван Брант ожесточенно швырнул на прилавок полдоллара.
— Откройте ее, — сказал он. — Сорок семь центов за паршивую баночку компота!
Миссис Брид вставила банку в настенную открывалку, повернула ручку и остановилась, как только приподнялся край. Она передала банку через прилавок Ван Вранту. Сперва он отпил сироп, потом залез туда пальцами и вытащил желтый ломтик. Он подержал его над банкой, чтобы сироп стек.
— Так вот, я вас слышал, — сказал он. — Вы думаете, что можете отнимать у нас время. Мне надо попасть в суд, и попасть сегодня. А вы обязаны меня доставить. Вы — общественный транспорт и подчиняетесь установлениям железнодорожной комиссии.
— О том и стараюсь, — ответил Хуан. — А одно из установлений комиссии — не убивать пассажиров.
— Все от того, что местность не знаете, — продолжал Ван Брант. — Должно быть твердое правило, что раньше, чем водить автобус, надо знать местность. — Он потряс ломтик груши, кинул его в рот и двумя пальцами выловил другой. Он наслаждался.
— Вы сказали, есть только два пути. Так вот, их три. Вы не знаете, что здесь была старая дорога, пока не построили эти дурацкие мосты. Она идет как раз вдоль излучины. По ней ездили дилижансы.
Хуан вопросительно посмотрел на Брида.
— Я слышал о ней, но в каком она виде?
— По ней больше ста лет ездили дилижансы, — сказал Ван Брант.
Брид сказал:
— Я знаю, что первые километра три приличные, а дальше как — не знаю. Она идет по склону горы на восток, вон туда. Ее могло размыть. Я был там еще до дождей.
— Все здесь? — спросил он. — Нет, одного не хватает. Где мистер Ван Брант?
— Я тут.
Голос раздался из бакалеи, где, скрывшись за стеной из кофейных банок, он бесцельно разглядывал полки.
Мистер Причард сказал:
— Я хочу знать, когда мы поедем. Мне надо успеть к самолету.
— Я понимаю, — вежливо ответил Хуан, — как раз об этом я и хочу поговорить. Мост ненадежный. Переехать я, наверно, смогу. Но дальше — еще мост, его может снести, если уже не снесло. Нам не удалось о нем разузнать. Если мы въедем в излучину, а оба моста снесет, мы застрянем, и тут уж ни к каким самолетам не успеешь. Так вот я хочу, чтобы вы проголосовали, и сделаю так, как решит большинство пассажиров. Я могу рискнуть и переехать на ту сторону, а могу отвезти вас назад, и там вы рассудите, куда вам ехать. Решайте сами. Но когда вы решите, прошу вас потом не идти на попятный.
Он запрокинул бутылку с пепси-колой и выпил.
— Мне некогда, — громко сказал мистер Причард. Послушайте, друг мой. Я не был в отпуске с начала войны. Я производил военное снаряжение, необходимое для победы, и это мой первый отпуск. Мне просто некогда кататься по всему штату. Я нуждаюсь в отдыхе. У меня всего несколько недель — не тратить же их таким образом!
Хуан сказал:
— Извините. Я это не нарочно устроил, вы же понимаете, — но если мы застрянем в излучине, вы можете потерять гораздо больше времени, а я могу потерять автобус при переправе. Нагрузка на мост такая, что он вот-вот развалится. Может рухнуть в любую минуту. Другой выход — вернуться назад.
Из-за кофейного штабеля появился Ван Брант. В руках у него была литровая банка грушевого компота. Через весь магазин он прошел к миссис Брид.
— Почем?
— Сорок семь центов.
— Господи! За банку компота?
— Мы на этом не выгадали. — сказала она. — Сами теперь больше платим.
Ван Брант ожесточенно швырнул на прилавок полдоллара.
— Откройте ее, — сказал он. — Сорок семь центов за паршивую баночку компота!
Миссис Брид вставила банку в настенную открывалку, повернула ручку и остановилась, как только приподнялся край. Она передала банку через прилавок Ван Вранту. Сперва он отпил сироп, потом залез туда пальцами и вытащил желтый ломтик. Он подержал его над банкой, чтобы сироп стек.
— Так вот, я вас слышал, — сказал он. — Вы думаете, что можете отнимать у нас время. Мне надо попасть в суд, и попасть сегодня. А вы обязаны меня доставить. Вы — общественный транспорт и подчиняетесь установлениям железнодорожной комиссии.
— О том и стараюсь, — ответил Хуан. — А одно из установлений комиссии — не убивать пассажиров.
— Все от того, что местность не знаете, — продолжал Ван Брант. — Должно быть твердое правило, что раньше, чем водить автобус, надо знать местность. — Он потряс ломтик груши, кинул его в рот и двумя пальцами выловил другой. Он наслаждался.
— Вы сказали, есть только два пути. Так вот, их три. Вы не знаете, что здесь была старая дорога, пока не построили эти дурацкие мосты. Она идет как раз вдоль излучины. По ней ездили дилижансы.
Хуан вопросительно посмотрел на Брида.
— Я слышал о ней, но в каком она виде?
— По ней больше ста лет ездили дилижансы, — сказал Ван Брант.
Брид сказал:
— Я знаю, что первые километра три приличные, а дальше как — не знаю. Она идет по склону горы на восток, вон туда. Ее могло размыть. Я был там еще до дождей.