К отвращению дочери, мистер Причард весело произнес:
— Ничего, рано или поздно вспомню. Я не забываю ни одного лица.
Миссис Причард перехватила взгляд дочери и уловила ее неприязнь. Она опять взглянула на мужа. Он вел себя странно.
— Элиот, — сказала она, — можешь принести мне кофе?
Мистер Причард встрепенулся.
— А?.. Да, сейчас, — сказал он уже своим обычным голосом. Правда, вернулось и раздражение.
Сетчатая дверь открылась и громко захлопнулась. Вошел Прыщ Карсон, но Прыщ преображенный. Он сильно напудрил лицо, пытаясь скрыть нарывчики — и добился того, что из красных они превратились в фиолетовые. Волосы, зализанные назад, слиплись от помады. На нем была рубашка с беспощадным воротничком, пристегнутым на горле золотой запонкой, и зеленый галстук с маленьким узелком. Воротник причинял Прыщу легкое удушье. Когда он глотал, воротник и галстук привставали. Костюм на нем был шоколадный, из ворсистой материи; на одной штанине угадывались отпечатки кроватных пружин. Туфли — белые с коричневым, шерстяные носки в красную и зеленую клетку.
Алиса изумилась его виду.
— Нет, вы посмотрите, каков явился! — сказала она.
Прыщ ее ненавидел. Он сел на табурет, от которого только что отошел мистер Причард с чашкой кофе для жены.
— Мне бы кусочек свежего пирога с малиной. — Он боязливо поглядел на Камиллу и чуть сдавленным голосом сказал: — Девушка, вам надо попробовать этого пирога.
Камилла посмотрела на него, и ее взгляд оттаял. Она понимала, когда человеку не по себе.
— Нет, спасибо, — мягко сказала она. — Я позавтракала в Сан-Исидро.
— Я плачу, — шалея, объявил Прыщ.
— Нет, правда, спасибо. Не могу.
— Зато он может, — вмешалась Алиса. — Он может есть их вверх ногами в ванне с пивом в Вербное Воскресенье. — Она крутанула пирог и взяла нож.
— Двойную, пожалуйста, — попросил Прыщ.
— По-моему, получки у тебя не будет, — безжалостно скавала Алиса. — Слопал целиком весь недельный заработок.
Прыщ дернулся. Господи, до чего он ненавидел Алису! Алиса наблюдала за блондинкой. Она чувствовала, в чем дело. Все мужчины в комнате сделали стойку и сосредоточились на приезжей. Алису это встревожило. Хуан войдет — все будет ясно. Минуту назад ей хотелось поскорее спровадить автобус и как следует выпить. Но сейчас — сейчас она встревожилась.
Эрнест Хортон сказал Камилле:
— Если мне удастся добраться до чемодана, я вам покажу, какими смешными штуками я торгую. Новинки. Ужасно забавные.
Она спросила:
— Давно вы вернулись из армии?
— Пять месяцев.
Она перевела взгляд на его лацкан с голубой планкой и белыми звездочками.
— Это хороший, — сказала она. — Он у нас какой-то главный. Да?
— Говорят, что да, — сказал Эрнест. — Хотя поесть на него не купишь. — Они вместе рассмеялись.
— Большой начальник вам его надевал?
— У-у, — ответил Эрнест.
Мистер Причард подался вперед. Его раздражало, что он не понимает их разговора.
Прыщ сказал:
— Вам надо попробовать пирога с малиной.
— Не могу, — сказала Камилла.
Алиса сказала:
— Только найди в нем муху — так и надену весь на морду.
Камилла разбиралась в симптомах. Эта уже готова ее возненавидеть. Она настороженно взглянула на остальных двух женщин. От миссис Причард беспокойства не будет. А вот молодая, что очки носить не хочет… Камилла только понадеялась, что им нечего будет делить. Может оказаться тем еще фруктом. Она мысленно крикнула: «О господи, Лорейн, развяжись ты со своим придурком, и опять будем жить вместе». На нее навалилась усталость и страшное одиночество. Она прикинула: а каково это — быть замужем за мистером Причардом. Примерно о таком мужчине она и думала. Наверно, это не очень трудно. По жене его не похоже, чтобы с ним было много хлопот.
Бернис Причард ничего не подозревала. Она не испытывала неприязни к Камилле. Она лишь смутно ощущала какую-то перемену в воздухе, но какую именно — не улавливала.
— Не мешало бы нам собрать вещи, — жизнерадостно сказала она дочери. Между тем вещи уже были собраны.
Из спальни вышел Хуан. Он надел чистые вельветовые брюки, чистую синюю рубашку и кожаную куртку. Его густые волосы были зачесаны назад, а лицо лоснилось после бритья.
— Все готовы? — спросил он.
Алиса наблюдала за ним, пока он огибал стойку. Он даже не взглянул на Камиллу. В Алисе шевельнулась тревога. Хуан смотрел на всех девушек. А раз не посмотрел, значит, что-то не так. Алисе это не понравилось.
Ван Брант, старик с согнутой шеей, вошел со двора и остановился, придерживая сетчатую дверь.
— Опять дождь собирается, — сказал он.
Хуан был краток:
— Уедете со следующим «борзым» в Сан-Исидро.
— Я передумал, — объявил Ван Брант. — Я еду с вами. Хочу посмотреть на этот мост. Но говорю вам, дождь собирается.
— Я думал, вы не хотите ехать.
— Могу я передумать, нет? Почему вы не поговорите еще раз насчет моста?
— Сказали, что он цел.
— Это когда было, — сказал Ван Брант. — Вы не здешний. Не знаете, какие быстрые бывают паводки на Сан-Исидро. А я видел, как она поднимается за три часа на метр, когда холмы сбрасывают воду. Лучше позвоните.
Хуан рассердился.
— Слушайте, — сказал он. — Я водитель автобуса. Не первый день. Вам не нравится? Либо езжайте и положитесь на меня, либо оставайтесь, но позвольте мне его вести.
Ван Брант нагнул голову набок и холодно посмотрел ка Хуана.
— Не знаю, поеду я с вами или нет. А может, напишу на вас в транспортную комиссию. Вы, между прочим, — общественный транспорт. Прошу не забывать.
— Ну что, поехали? — сказал Хуан.
Алиса исподтишка наблюдала за ними: он не смотрел на Камиллу, не предложил поднести ее чемодан. Скверно. Алисе это не нравилось. Непохоже на Хуана.
Камилла подняла чемодан и заторопилась к автобусу. Ей не хотелось сидеть рядом с мужчиной. Она устала. Она быстро перебрала варианты. Милдред Причард — без спутника, но Милдред ее уже невзлюбила. Зато девушка, которая уволилась, давно в автобусе. Камилла торопливо пересекла двор и поднялась по ступенькам. Эрнест Хортон и мистер Причард не мешкая устремились за ней, но Камилла уже стояла в проходе. Норма сидела не шевелясь. Взгляд ее был враждебным, а нос красным и блестящим. Норма была крайне напугана своим поступком.
Камилла сказала ей:
— Можно с тобой сесть, детка?
Норма чопорно повернула голову и оглядела блондинку.
— Свободных мест много, — ответила она.
— А все-таки можно? Я потом тебе объясню.
— Располагайтесь, где вам угодно, — важно сказала Норма. Видно было, что вещи на блондинке дорогие. И это сбивало с толку. Люди обычно не хотели сидеть рядом с Нормой. Но тут должна быть причина. Может быть — таинственная причина. Что-что, а фильмы Норма знала. Такое могло вылиться в полнометражный упоительный сюжет. Она подвинулась к окну и освободила место.
— Далеко вы едете? — спросила Норма.
— В Лос-Анджелес.
— Ну! И я туда! Вы там живете?
— Наездами, — сказала Камилла. Она взглянула в окно: мужчины, выскочив из закусочной, увидели, что она села с Нормой. Их стремительность упала. Забег отменяется. Они столпились позади автобуса, чтобы погрузить вещи в багажник.
Хуан задержался у двери закусочной; Алиса смотрела на него через сетку.
— Угомонись, — сказал он. — С самого утра черт знает что творится. Постарайся привести себя в порядок до моего приезда.
Лицо у Алисы стало жестче. Она готова была ответить.
Хуан продолжал:
— А то я однажды не приеду.
У нее захватило дух.
— Мне просто нездоровится, — захныкала она.
— Так давай выздоравливай, не перегибай палку. С хворыми, знаешь, долго носиться никто не будет. Никто. Поняла? — Глаза Хуана смотрели не на нее, а сквозь нее и мимо, и Алису охватила паника. Хуан повернулся и пошел к автобусу.
Алиса облокотилась на поперечину сетчатой двери. В глазах собирались большие теплые слезы. «Я толстая, — тихо сказала она, — и старая. Старая, боже мой!» Слезы побежали носом. Она втянула их обратно. Она сказала: «Ты можешь найти молоденькую, а я что могу? Ничего. Старая галоша». Она тихо хлюпала носом за сеткой.
Мистер Причард был бы не прочь устроиться позади блондинки, чтобы на нее смотреть, но миссис Причард заняла место впереди, и ему пришлось сесть рядом. Милдред сидела отдельно, с другой стороны и позади них. Потом влез Прыщ и сел на место, облюбованное мистером Причардом, а рядом с ним расположился Эрнест Хортон.
К огорчению Хуана, Ван Брант уселся прямо за креслом водителя. Хуан нервничал. Он не выспался, а в доме с раннего утра творилось черт-те что. Он аккуратно сложил чемоданы в заднем багажнике, покрыл брезентом и захлопнул дверь. Потом помахал Алисе — она стояла в закусочной, прислонившись к сетке. Судя по ее позе, она плакала, и это отвечало его намерениям. Отбилась от рук. Он сам не понимал, почему ее не бросит. От самой обыкновенной лени, подумалось ему. Уход от нее означал душевные пертурбации, которых он не желал. Помимо воли он будет беспокоиться о ней, и вообще — маета. Ему сразу понадобится другая женщина, а это — опять споры, разговоры, уговоры. Одно дело — найти с кем переспать, а ему нужна женщина на все время, и это — большая разница. Когда привыкаешь к одной, хлопот меньше. Вдобавок после Мексики Хуан не встречал ни одной женщины, кроме Алисы, чтобы умела готовить бобы. Непонятно. В Мексике любая индианка умеет приготовить бобы как следует, а здесь — никто, кроме Алисы: чтобы соусу сколько надо, чтобы дух был бобов, а не приправы. Здесь чего только не кладут — и помидоры, и красный перец, и чеснок — а бобы надо готовить ради них самих, сами по себе, отдельно. Хуан усмехнулся. «Потому что умеет готовить бобы», — сказал он себе.
Но была еще одна причина. Алиса его любила. На самом деле. И он это знал. А этим не бросаются. Это — здание, в нем есть единство, и ты не можешь оставить его, не оторвав кусок от себя. Так что если хочешь быть целым, ты остаешься, как бы мало тебе это не нравилось. Хуан был не из тех, кто долго себя морочит.
Уже перед дверью автобуса он повернулся и быстро пошел к закусочной.
— Ты полечись все-таки, — сказал он Алисе. Взгляд у него был теплый. — Глотни — от зуба. — Он повернулся и зашагал к автобусу. Когда он приедет, Алиса будет пьяная в дым, но ничего — может, промоет систему и ей станет легче. А если она завалится, он переночует на кровати Нормы. Хуан не переносил ее запаха, когда она напивалась. Запах был кислый, резкий.
Хуан посмотрел на небо. Воздух был неподвижен, но в вышине дул ветер, собирая над горами новые полчища облаков, и облака были плоские, они соединялись и влезали друг на друга в стремительном движении по небу. С больших дубов еще капало, и на листьях герани тоже блестели посередке капли. На земле в затишье кипела деятельность.
Как ни противно ему было соглашаться с Ван Брантом, Хуан тоже боялся, что опять будет дождь — и скоро. Он поднялся по ступеням автобуса. Ван Брант прицепился к нему, не дав даже сесть.
— Знаете, откуда ветер дует? С юго-запада. Знаете, откуда облака натягивает? С юго-запада. А знаете, откуда к нам дожди приходят? — торжествующе спросил он. — С юго-запада.
— Ладно, и так и так когда-нибудь умрем, — сказал Хуан. — И кое-кто — довольно жуткой смертью. Трактор, например, тебя задавит. Не видали, как трактор давит?
— С чего вы это взяли? — спросил Ван Брант.
— Дождь так дождь, — сказал Хуан.
— Нет у меня трактора, — сказал Ван Брант. — У меня четыре пары лошадей, лучшие в штате. Откуда вы взяли про трактор?
Хуан нажал стартер. Он заработал с тонким скрипучим подвыванием, но мотор завелся почти сразу и звучал хорошо. Звук был ровный и чистый. Хуан обернулся.
— Кит, — позвал он, — ты там слушай задний мост.
— Ладно, — сказал Прыщ. Ему было приятно доверие Хуана.
Хуан махнул Алисе и закрыл рычагом дверь. За сеткой не видно было, что она делает. Подождет, пока они не скроются из виду, и только тогда возьмет бутылку. Он надеялся, что она ничего не натворит.
Хуан проехал мимо фасада закусочной и свернул направо на асфальтовую дорогу в Сан-Хуан-де-ла-Крус. Дорога была не очень широкая, но ровная и с выпуклым профилем, так что вода на ней не застаивалась. По долине и холмам были разбросаны пятна солнечного света, разгороженные подвижными тенями облаков, летевших по небу. И солнечные места, и тени были пасмурно-серые, хмурые и угрожающие.
«Любимая» подпрыгивала на скорости шестьдесят пять километров. Это был хороший автобус, и задний мост тоже звучал хорошо.
— Никогда не любил тракторы, — сказал Ван Брант.
— Я тоже, — согласился Хуан. У него вдруг сделалось прекрасное настроение.
Ван Брант не мог успокоиться. Хуан преуспел сверх ожидания. Ван Брант повернул к нему голову на согнутой шее.
— Слушайте, а вы не из этих предсказателей или как их там?
— Нет, — сказал Хуан.
— А то ведь я во всякую эту ерунду не верю, — сказал Ван Брант.
— Я тоже, — сказал Хуан.
— А трактор ни за что бы не стал держать.
У Хуана язык чесался сказать: «У меня брат был, так его лошадь копытом убила», — но он подумал: «Тьфу ты, нашел с кем тягаться. Интересно, отчего он так напуган».
— Ничего, рано или поздно вспомню. Я не забываю ни одного лица.
Миссис Причард перехватила взгляд дочери и уловила ее неприязнь. Она опять взглянула на мужа. Он вел себя странно.
— Элиот, — сказала она, — можешь принести мне кофе?
Мистер Причард встрепенулся.
— А?.. Да, сейчас, — сказал он уже своим обычным голосом. Правда, вернулось и раздражение.
Сетчатая дверь открылась и громко захлопнулась. Вошел Прыщ Карсон, но Прыщ преображенный. Он сильно напудрил лицо, пытаясь скрыть нарывчики — и добился того, что из красных они превратились в фиолетовые. Волосы, зализанные назад, слиплись от помады. На нем была рубашка с беспощадным воротничком, пристегнутым на горле золотой запонкой, и зеленый галстук с маленьким узелком. Воротник причинял Прыщу легкое удушье. Когда он глотал, воротник и галстук привставали. Костюм на нем был шоколадный, из ворсистой материи; на одной штанине угадывались отпечатки кроватных пружин. Туфли — белые с коричневым, шерстяные носки в красную и зеленую клетку.
Алиса изумилась его виду.
— Нет, вы посмотрите, каков явился! — сказала она.
Прыщ ее ненавидел. Он сел на табурет, от которого только что отошел мистер Причард с чашкой кофе для жены.
— Мне бы кусочек свежего пирога с малиной. — Он боязливо поглядел на Камиллу и чуть сдавленным голосом сказал: — Девушка, вам надо попробовать этого пирога.
Камилла посмотрела на него, и ее взгляд оттаял. Она понимала, когда человеку не по себе.
— Нет, спасибо, — мягко сказала она. — Я позавтракала в Сан-Исидро.
— Я плачу, — шалея, объявил Прыщ.
— Нет, правда, спасибо. Не могу.
— Зато он может, — вмешалась Алиса. — Он может есть их вверх ногами в ванне с пивом в Вербное Воскресенье. — Она крутанула пирог и взяла нож.
— Двойную, пожалуйста, — попросил Прыщ.
— По-моему, получки у тебя не будет, — безжалостно скавала Алиса. — Слопал целиком весь недельный заработок.
Прыщ дернулся. Господи, до чего он ненавидел Алису! Алиса наблюдала за блондинкой. Она чувствовала, в чем дело. Все мужчины в комнате сделали стойку и сосредоточились на приезжей. Алису это встревожило. Хуан войдет — все будет ясно. Минуту назад ей хотелось поскорее спровадить автобус и как следует выпить. Но сейчас — сейчас она встревожилась.
Эрнест Хортон сказал Камилле:
— Если мне удастся добраться до чемодана, я вам покажу, какими смешными штуками я торгую. Новинки. Ужасно забавные.
Она спросила:
— Давно вы вернулись из армии?
— Пять месяцев.
Она перевела взгляд на его лацкан с голубой планкой и белыми звездочками.
— Это хороший, — сказала она. — Он у нас какой-то главный. Да?
— Говорят, что да, — сказал Эрнест. — Хотя поесть на него не купишь. — Они вместе рассмеялись.
— Большой начальник вам его надевал?
— У-у, — ответил Эрнест.
Мистер Причард подался вперед. Его раздражало, что он не понимает их разговора.
Прыщ сказал:
— Вам надо попробовать пирога с малиной.
— Не могу, — сказала Камилла.
Алиса сказала:
— Только найди в нем муху — так и надену весь на морду.
Камилла разбиралась в симптомах. Эта уже готова ее возненавидеть. Она настороженно взглянула на остальных двух женщин. От миссис Причард беспокойства не будет. А вот молодая, что очки носить не хочет… Камилла только понадеялась, что им нечего будет делить. Может оказаться тем еще фруктом. Она мысленно крикнула: «О господи, Лорейн, развяжись ты со своим придурком, и опять будем жить вместе». На нее навалилась усталость и страшное одиночество. Она прикинула: а каково это — быть замужем за мистером Причардом. Примерно о таком мужчине она и думала. Наверно, это не очень трудно. По жене его не похоже, чтобы с ним было много хлопот.
Бернис Причард ничего не подозревала. Она не испытывала неприязни к Камилле. Она лишь смутно ощущала какую-то перемену в воздухе, но какую именно — не улавливала.
— Не мешало бы нам собрать вещи, — жизнерадостно сказала она дочери. Между тем вещи уже были собраны.
Из спальни вышел Хуан. Он надел чистые вельветовые брюки, чистую синюю рубашку и кожаную куртку. Его густые волосы были зачесаны назад, а лицо лоснилось после бритья.
— Все готовы? — спросил он.
Алиса наблюдала за ним, пока он огибал стойку. Он даже не взглянул на Камиллу. В Алисе шевельнулась тревога. Хуан смотрел на всех девушек. А раз не посмотрел, значит, что-то не так. Алисе это не понравилось.
Ван Брант, старик с согнутой шеей, вошел со двора и остановился, придерживая сетчатую дверь.
— Опять дождь собирается, — сказал он.
Хуан был краток:
— Уедете со следующим «борзым» в Сан-Исидро.
— Я передумал, — объявил Ван Брант. — Я еду с вами. Хочу посмотреть на этот мост. Но говорю вам, дождь собирается.
— Я думал, вы не хотите ехать.
— Могу я передумать, нет? Почему вы не поговорите еще раз насчет моста?
— Сказали, что он цел.
— Это когда было, — сказал Ван Брант. — Вы не здешний. Не знаете, какие быстрые бывают паводки на Сан-Исидро. А я видел, как она поднимается за три часа на метр, когда холмы сбрасывают воду. Лучше позвоните.
Хуан рассердился.
— Слушайте, — сказал он. — Я водитель автобуса. Не первый день. Вам не нравится? Либо езжайте и положитесь на меня, либо оставайтесь, но позвольте мне его вести.
Ван Брант нагнул голову набок и холодно посмотрел ка Хуана.
— Не знаю, поеду я с вами или нет. А может, напишу на вас в транспортную комиссию. Вы, между прочим, — общественный транспорт. Прошу не забывать.
— Ну что, поехали? — сказал Хуан.
Алиса исподтишка наблюдала за ними: он не смотрел на Камиллу, не предложил поднести ее чемодан. Скверно. Алисе это не нравилось. Непохоже на Хуана.
Камилла подняла чемодан и заторопилась к автобусу. Ей не хотелось сидеть рядом с мужчиной. Она устала. Она быстро перебрала варианты. Милдред Причард — без спутника, но Милдред ее уже невзлюбила. Зато девушка, которая уволилась, давно в автобусе. Камилла торопливо пересекла двор и поднялась по ступенькам. Эрнест Хортон и мистер Причард не мешкая устремились за ней, но Камилла уже стояла в проходе. Норма сидела не шевелясь. Взгляд ее был враждебным, а нос красным и блестящим. Норма была крайне напугана своим поступком.
Камилла сказала ей:
— Можно с тобой сесть, детка?
Норма чопорно повернула голову и оглядела блондинку.
— Свободных мест много, — ответила она.
— А все-таки можно? Я потом тебе объясню.
— Располагайтесь, где вам угодно, — важно сказала Норма. Видно было, что вещи на блондинке дорогие. И это сбивало с толку. Люди обычно не хотели сидеть рядом с Нормой. Но тут должна быть причина. Может быть — таинственная причина. Что-что, а фильмы Норма знала. Такое могло вылиться в полнометражный упоительный сюжет. Она подвинулась к окну и освободила место.
— Далеко вы едете? — спросила Норма.
— В Лос-Анджелес.
— Ну! И я туда! Вы там живете?
— Наездами, — сказала Камилла. Она взглянула в окно: мужчины, выскочив из закусочной, увидели, что она села с Нормой. Их стремительность упала. Забег отменяется. Они столпились позади автобуса, чтобы погрузить вещи в багажник.
Хуан задержался у двери закусочной; Алиса смотрела на него через сетку.
— Угомонись, — сказал он. — С самого утра черт знает что творится. Постарайся привести себя в порядок до моего приезда.
Лицо у Алисы стало жестче. Она готова была ответить.
Хуан продолжал:
— А то я однажды не приеду.
У нее захватило дух.
— Мне просто нездоровится, — захныкала она.
— Так давай выздоравливай, не перегибай палку. С хворыми, знаешь, долго носиться никто не будет. Никто. Поняла? — Глаза Хуана смотрели не на нее, а сквозь нее и мимо, и Алису охватила паника. Хуан повернулся и пошел к автобусу.
Алиса облокотилась на поперечину сетчатой двери. В глазах собирались большие теплые слезы. «Я толстая, — тихо сказала она, — и старая. Старая, боже мой!» Слезы побежали носом. Она втянула их обратно. Она сказала: «Ты можешь найти молоденькую, а я что могу? Ничего. Старая галоша». Она тихо хлюпала носом за сеткой.
Мистер Причард был бы не прочь устроиться позади блондинки, чтобы на нее смотреть, но миссис Причард заняла место впереди, и ему пришлось сесть рядом. Милдред сидела отдельно, с другой стороны и позади них. Потом влез Прыщ и сел на место, облюбованное мистером Причардом, а рядом с ним расположился Эрнест Хортон.
К огорчению Хуана, Ван Брант уселся прямо за креслом водителя. Хуан нервничал. Он не выспался, а в доме с раннего утра творилось черт-те что. Он аккуратно сложил чемоданы в заднем багажнике, покрыл брезентом и захлопнул дверь. Потом помахал Алисе — она стояла в закусочной, прислонившись к сетке. Судя по ее позе, она плакала, и это отвечало его намерениям. Отбилась от рук. Он сам не понимал, почему ее не бросит. От самой обыкновенной лени, подумалось ему. Уход от нее означал душевные пертурбации, которых он не желал. Помимо воли он будет беспокоиться о ней, и вообще — маета. Ему сразу понадобится другая женщина, а это — опять споры, разговоры, уговоры. Одно дело — найти с кем переспать, а ему нужна женщина на все время, и это — большая разница. Когда привыкаешь к одной, хлопот меньше. Вдобавок после Мексики Хуан не встречал ни одной женщины, кроме Алисы, чтобы умела готовить бобы. Непонятно. В Мексике любая индианка умеет приготовить бобы как следует, а здесь — никто, кроме Алисы: чтобы соусу сколько надо, чтобы дух был бобов, а не приправы. Здесь чего только не кладут — и помидоры, и красный перец, и чеснок — а бобы надо готовить ради них самих, сами по себе, отдельно. Хуан усмехнулся. «Потому что умеет готовить бобы», — сказал он себе.
Но была еще одна причина. Алиса его любила. На самом деле. И он это знал. А этим не бросаются. Это — здание, в нем есть единство, и ты не можешь оставить его, не оторвав кусок от себя. Так что если хочешь быть целым, ты остаешься, как бы мало тебе это не нравилось. Хуан был не из тех, кто долго себя морочит.
Уже перед дверью автобуса он повернулся и быстро пошел к закусочной.
— Ты полечись все-таки, — сказал он Алисе. Взгляд у него был теплый. — Глотни — от зуба. — Он повернулся и зашагал к автобусу. Когда он приедет, Алиса будет пьяная в дым, но ничего — может, промоет систему и ей станет легче. А если она завалится, он переночует на кровати Нормы. Хуан не переносил ее запаха, когда она напивалась. Запах был кислый, резкий.
Хуан посмотрел на небо. Воздух был неподвижен, но в вышине дул ветер, собирая над горами новые полчища облаков, и облака были плоские, они соединялись и влезали друг на друга в стремительном движении по небу. С больших дубов еще капало, и на листьях герани тоже блестели посередке капли. На земле в затишье кипела деятельность.
Как ни противно ему было соглашаться с Ван Брантом, Хуан тоже боялся, что опять будет дождь — и скоро. Он поднялся по ступеням автобуса. Ван Брант прицепился к нему, не дав даже сесть.
— Знаете, откуда ветер дует? С юго-запада. Знаете, откуда облака натягивает? С юго-запада. А знаете, откуда к нам дожди приходят? — торжествующе спросил он. — С юго-запада.
— Ладно, и так и так когда-нибудь умрем, — сказал Хуан. — И кое-кто — довольно жуткой смертью. Трактор, например, тебя задавит. Не видали, как трактор давит?
— С чего вы это взяли? — спросил Ван Брант.
— Дождь так дождь, — сказал Хуан.
— Нет у меня трактора, — сказал Ван Брант. — У меня четыре пары лошадей, лучшие в штате. Откуда вы взяли про трактор?
Хуан нажал стартер. Он заработал с тонким скрипучим подвыванием, но мотор завелся почти сразу и звучал хорошо. Звук был ровный и чистый. Хуан обернулся.
— Кит, — позвал он, — ты там слушай задний мост.
— Ладно, — сказал Прыщ. Ему было приятно доверие Хуана.
Хуан махнул Алисе и закрыл рычагом дверь. За сеткой не видно было, что она делает. Подождет, пока они не скроются из виду, и только тогда возьмет бутылку. Он надеялся, что она ничего не натворит.
Хуан проехал мимо фасада закусочной и свернул направо на асфальтовую дорогу в Сан-Хуан-де-ла-Крус. Дорога была не очень широкая, но ровная и с выпуклым профилем, так что вода на ней не застаивалась. По долине и холмам были разбросаны пятна солнечного света, разгороженные подвижными тенями облаков, летевших по небу. И солнечные места, и тени были пасмурно-серые, хмурые и угрожающие.
«Любимая» подпрыгивала на скорости шестьдесят пять километров. Это был хороший автобус, и задний мост тоже звучал хорошо.
— Никогда не любил тракторы, — сказал Ван Брант.
— Я тоже, — согласился Хуан. У него вдруг сделалось прекрасное настроение.
Ван Брант не мог успокоиться. Хуан преуспел сверх ожидания. Ван Брант повернул к нему голову на согнутой шее.
— Слушайте, а вы не из этих предсказателей или как их там?
— Нет, — сказал Хуан.
— А то ведь я во всякую эту ерунду не верю, — сказал Ван Брант.
— Я тоже, — сказал Хуан.
— А трактор ни за что бы не стал держать.
У Хуана язык чесался сказать: «У меня брат был, так его лошадь копытом убила», — но он подумал: «Тьфу ты, нашел с кем тягаться. Интересно, отчего он так напуган».
ГЛАВА 9
Дорога в Сан-Хуан-де-ля-Крус была асфальтовая. В двадцатые годы в Калифорнии проложили сотни километров бетонных шоссе, и люди, развалившись поудобнее, говорили: «Ну, это — вечное. Это проживет, сколько римские дороги, и дольше — никакая трава сквозь бетон не прорастет, не пробьется». Но они ошибались. Обутые в резину грузовики, тяжело подскакивающие машины били бетон, и он со временем терял крепость, начинал крошиться. Там обломится бровка, тут появится выбоина или трещина пробежит, а зимой ее еще льдом разопрет, и вот стойкий цемент сдается под ударами резины и ломается.
Потом ремонтные бригады заливали трещины гудроном, чтобы преградить путь воде, но — без толку, и в конце концов бетон стали покрывать асфальтом. Этот оказался живучим, потому что не так упрямо встречал удары шин. Он слегка подавался, потом слегка выравнивался. Летом размякал, зимой твердел. И постепенно все дороги покрылись лоснящейся черной одеждой, которая отливает вдалеке серебром.
Дорога на Сан-Хуан долго бежала ровными полями, а поля были разгорожены, потому что скот здесь больше не гулял. Земля была слишком дорога для выпаса. Поля подходили к самому шоссе. Они заканчивались кюветами. В кюветах буйно росли полевая горчица и местная сурепка с лиловыми цветочками. Вдоль канав тянулся синий люпин. Маки стояли в бутонах, потому что раскрывшиеся цветы обил ливень.
Дорога бежала прямо к предгорью — округлым, женственным холмикам, мягким и притягательным, как тело. И облегавшая их зеленая травка казалась бархатистой, как молодая кожа. От дождя холмы стали яркими, сочными, и по ровной красивой дороге среди красоты катился автобус «Любимая». Отражались в воде канав его отмытые блестящие бока. Качались перед стеклом талисманы — крохотные боксерские перчатки, детские башмачки. С лунного серпа над приборной доской ласково смотрела на пассажиров Дева Гвадалупская.
Из заднего моста не слышалось грубого или нехорошего звука, только коробка скоростей тихо подвывала. Хуан уселся поудобнее, предвкушая приятную езду. Перед ним было большое зеркало, где он мог видеть пассажиров, а за окном другое — длинное, в нем отражалась дорога сзади. Дорога была пустынна. Его обогнали несколько легковых машин, но ни одной не попалось навстречу. Сперва он был смутно озадачен этим, потом забеспокоился всерьез. А вдруг мост вышел из строя? Ну что ж, тогда придется ехать назад. Он отвезет их всех в Сан-Исидро и там высадит. Если мост снесло, автобус ходить не будет, пока его не восстановят. Он увидел в зеркале, что Эрнест Хортон раскрыл чемодан с образцами и показывает Прыщу какую-то игрушку, которая завертелась, блеснула и исчезла. Заметил, что Норма с блондинкой наклонились друг к дружке и разговаривают. Он чуть прибавил скорость.
Он не собирался ухаживать за блондинкой. Подступиться к ней не было никакой возможности. А Хуан уже достаточно пожил, чтобы не страдать из-за того, что недоступно. Конечно, подвернись ему случай, он бы и задумываться не стал, что делать. У него заныло под ложечкой, едва он ее увидел.
До сих пор Норма держалась с Камиллой чопорно. Она взяла такой холодный тон, что просто не могла сразу оттаять. Но Камилле она нужна была как щит, да и ехали они в одно место.
— Я ни разу не была в Лос-Анджелесе и Голливуде. — призналась Норма потихоньку, чтобы не услышал Эрнест. — Ни куда пойти, не знаю, ничего.
— А что ты собираешься делать? — спросила Камилла.
— Устроюсь на работу, наверно. Официанткой или еще где-нибудь. Хотелось бы устроиться в кино.
Губы Камиллы растянулись в сухой улыбке.
— Сперва все-таки устройся официанткой, — сказала она. — Кино — лихая лавочка.
— Вы актриса? — спросила Норма. — Вы похожи на актрису.
— Нет, — сказала Камилла. — Я работаю сестрой. У зубных врачей.
— Вы живете в гостинице или у вас дом, комната?
— Жить мне негде, — сказала Камилла. — До того, как уехала работать в Чикаго, мы с подругой снимали квартиру.
Взгляд у Нормы оживился.
— Я скопила немного, — сказала она. — Может быть, снимем вместе? Слушайте, если я устроюсь в ресторан, на еду тратить почти не придется. И домой могла бы приносить. — Глаза у Нормы разгорелись. — Да ведь если снимать вдвоем, это не так дорого. И чаевые, наверно, будут.
Камилла расположилась к девушке. Она взглянула на красный нос, землистые щеки и маленькие бесцветные глаза.
— Посмотрим, как получится, — сказала она.
Норма наклонилась поближе.
— Я знаю, что волосы у вас не крашеные, — сказала она. — Но может, вы научите, как мне мои подкрасить. А то — как мышь. Прямо мышь.
Камилла рассмеялась.
— Ты бы удивилась, если бы узнала, какие они у меня на самом деле, — сказала она. — А ну-ка посиди спокойно. Она разглядывала лицо Нормы, прикидывая, что могут сделать здесь крем, пудра и тушь, пытаясь представить себе, как будут выглядеть блестящие и завитые волосы, как увеличит глаза тень на веках, как переиначит рот губная помада. Насчет красоты Камилла не питала иллюзий. Без грима Лорейн была линялой кошкой — а вот же обходилась. Поработать над этой девушкой и вселить в нее немного уверенности — и интересно, и, опять же, напарница будет. И может быть, даже лучше, чем Лорейн.
— Это надо обдумать, — сказала она. — Красивые здесь места. Хотела бы я когда-нибудь поселиться за городом. — В голове у нее возникла картина, прообраз того, что у них получится. Норму нужно улучшить. Она будет даже хорошенькая, если будет за собой следить. А потом Норма познакомится с парнем и, конечно, приведет домой, чтобы им похвастаться, а парень станет подкатываться к Камилле, и Норма ее возненавидит. Вот так все и будет. Так уже бывало. Но какого черта! До тех пор-то им будет хорошо. Да и предупредить это можно — уходить заранее, когда Норма вздумает привести его.
Дружелюбное чувство согрело Камиллу.
— Это надо обдумать, — сказала она.
Хуан увидел впереди раздавленного зайца. Многим доставляет удовольствие переехать какого-нибудь зверька, а Хуан этого не любил. Он чуть повернул руль, расплющенная тушка прошла промеж колес, и под шиной не хрупнуло. Он держал скорость чуть-чуть за семьдесят. Большие автобусы на шоссе часто гнали под сто, Хуану же спешить было некуда. Еще три километра дорога будет прямой, а потом начнет петлять между круглых холмов. Хуан снял одну руку с баранки и потянулся.
Пролетавшие телеграфные столбы похлестывали по главам Милдред Причард. Очки она все же надела. Она следила за лицом Хуана в зеркале. С ее места оно было видно чуть больше, чем в профиль. Милдред заметила, что он то и дело поднимает голову — взглянуть на блондинку, — и ее разбирала злость. Ее до сих пор смущало то, что произошло в закусочной. Никто об этом, конечно, не знал — разве что Хуан Чикой догадался. Она до сих пор ощущала тепло и легкий зуд. И в голове крутилась одна и та же фраза. Не блондинка она, не сестра и никакая не Камилла Дубе. Фраза выскакивала и выскакивала, раз за разом. Милдред усмехнулась про себя. «Ага, пытаемся ее истребить, — подумала она. — Какая глупость. Почему не признаться прямо, что ревную? Я ревную. Хорошо. Ну и что же, меньше я ревную оттого, что призналась? Нет, не меньше. Но отец из-за нее выглядит дураком. Хорошо. Не все ли мне равно, дурак он или нет? Нет, не все равно — когда мы вместе. Стесняюсь перед людьми, что я его дочь, и только. Нет, это тоже неправда. Не хочу ехать с ним в Мексику. Прямо слышу все, что он скажет». Ей было неуютно, и тряска тоже не улучшала самочувствия. «Баскетбол, — подумала она, — это — дело». Она напрягла мускулы бедер и подумала о стриженном под ежик студенте с инженерного факультета. Она стала вспоминать их роман.
Мистер Причард уже устал и соскучился. Соскучившись, он бывал несносен. Он егозил.
— Края, кажется, богатые, — сказал он жене. — Ты знаешь, большую часть овощей для Соединенных Штатов выращивает Калифорния. — Миссис Причард уже слышала, как она будет рассказывать дома о путешествии.
«Потом мы ехали и ехали по зеленым полям, поросшим люпином и маками, прямо как в саду. В каком-то странном местечке к нам подсела молодая блондинка, и мужчины вели себя нелепо, даже Элиот. Я потом потешалась над ним неделю». Она напишет об этом в письме. «Но я совершенно уверена, что это бедное размалеванное создание — милейшее и очаровательное существо. Она назвалась медицинской сестрой, но я думаю, что она, вероятно, актриса знаете, на маленькие роли. В Голливуде их масса. Тридцать восемь тысяч зарегистрированных. У них большое агентство по найму. Тридцать восемь тысяч». Она слегка кивала головой. Ей хотелось спать и есть. «Интересно, какие еще нас ждут приключения», — думала она.
Когда миссис Причард погружалась в мечтания, от мужа это не ускользало. Они достаточно прожили вместе, поэтому он сразу улавливал, что жена не слушает его, и обычно продолжал говорить. Он часто уточнял свои мысли о делах или о политике, излагая их жене, когда она не слушала. У него была цепкая память на цифры и факты. Он знал, сколько приблизительно тонн сахарной свеклы производит долина Салинас. Он где-то прочел об этом и запомнил, хотя цифра была ему совершенно ни к чему. Он считал, что такие сведения полезны, и никогда не задавался вопросом, насколько они полезны и почему. Но сейчас его не тянуло к положительным знаниям. Мощный магнит воздействовал на него сзади. Хотелось обернуться и поглядеть на блондинку. Хотелось сидеть там, откуда ее видно. Позади находились Хортон и Прыщ. Нельзя же просто сесть напротив и глазеть на нее.
Миссис Причард спросила:
— Сколько ей, по-твоему, лет?
Вопрос ошеломил его, потому что он размышлял как раз о том же.
— Кому сколько лет? — спросил он.
— Этой молодой женщине. Молодой блондинке.
— А-а, ей. Почем я знаю? — Ответ прозвучал так грубо, что жена немного растерялась и обиделась. Он увидел это и попытался прикрыть промашку. — Девочки больше понимают про девочек, — сказал он. — Тебе легче угадать, чем мне.
— Почему? Нет, не знаю. При такой косметике и крашеных волосах… трудно сказать. Мне просто интересно. Думаю, что-нибудь от двадцати пяти до тридцати.
— А я совершенно себе не представляю, — сказал мистер Причард. Он посмотрел в окно на приближавшиеся холмы. Ладони у него слегка взмокли, магнит сзади притягивал его. Хотелось оглянуться. — Просто не представляю, — сказал мистер Причард. — А вот этот молодой, Хортон, меня заинтересовал. Он молод, у него есть хватка и мысли есть. Нет, этот человек мне по душе. Знаешь, такому нашлось бы место в нашей компании. Речь уже шла о коммерции.
Бернис тоже умела оградить себя магическим кругом — материнства или, скажем, менструации, или темы в этом роде, и ни один мужчина не мог или не захотел бы вступить внутрь. А у мужа таким магическим кругом была коммерция. Когда дело касалось коммерции, она не смела к нему приблизиться. В коммерции она ничего не понимала и не интересовалась ею. Это была его территория, и жена ее уважала.
— Кажется, приятный молодой человек, — сказала она. — Его речь и манеры…
— Помилуй, Бернис! — раздраженно перебил он. — Коммерция — это не речь и манеры. Коммерция — это чего ты стоишь в делах. Это самое демократичное занятие на свете. На что ты годишься в деле — все остальное не в счет.
Он пытался вспомнить, какие у блондинки губы. Он был убежден, что женщины с полными губами сладострастны.
— Хотелось бы немного поговорить с Хортоном, пока он здесь, — сказал мистер Причард.
Бернис знала, что он неспокоен.
— Почему вам не поговорить сейчас? — предложила она.
— Да не знаю. Он сидит с мальчиком.
— Я уверена, что мальчик пересядет, если ты его мило попросишь. — Она была уверена, что любой человек окажет тебе любую услугу, если его мило попросить. И у нее это действительно получалось. Она обращалась с самыми нескромными просьбами к незнакомым людям и получала желаемое исключительно благодаря тому, что обращалась мило. Она просила посыльного в гостинице отнести ее чемоданы на станцию за четыре квартала — не брать же такси из-за такого пустяка, — а потом мило благодарила его и давала десять центов.
Потом ремонтные бригады заливали трещины гудроном, чтобы преградить путь воде, но — без толку, и в конце концов бетон стали покрывать асфальтом. Этот оказался живучим, потому что не так упрямо встречал удары шин. Он слегка подавался, потом слегка выравнивался. Летом размякал, зимой твердел. И постепенно все дороги покрылись лоснящейся черной одеждой, которая отливает вдалеке серебром.
Дорога на Сан-Хуан долго бежала ровными полями, а поля были разгорожены, потому что скот здесь больше не гулял. Земля была слишком дорога для выпаса. Поля подходили к самому шоссе. Они заканчивались кюветами. В кюветах буйно росли полевая горчица и местная сурепка с лиловыми цветочками. Вдоль канав тянулся синий люпин. Маки стояли в бутонах, потому что раскрывшиеся цветы обил ливень.
Дорога бежала прямо к предгорью — округлым, женственным холмикам, мягким и притягательным, как тело. И облегавшая их зеленая травка казалась бархатистой, как молодая кожа. От дождя холмы стали яркими, сочными, и по ровной красивой дороге среди красоты катился автобус «Любимая». Отражались в воде канав его отмытые блестящие бока. Качались перед стеклом талисманы — крохотные боксерские перчатки, детские башмачки. С лунного серпа над приборной доской ласково смотрела на пассажиров Дева Гвадалупская.
Из заднего моста не слышалось грубого или нехорошего звука, только коробка скоростей тихо подвывала. Хуан уселся поудобнее, предвкушая приятную езду. Перед ним было большое зеркало, где он мог видеть пассажиров, а за окном другое — длинное, в нем отражалась дорога сзади. Дорога была пустынна. Его обогнали несколько легковых машин, но ни одной не попалось навстречу. Сперва он был смутно озадачен этим, потом забеспокоился всерьез. А вдруг мост вышел из строя? Ну что ж, тогда придется ехать назад. Он отвезет их всех в Сан-Исидро и там высадит. Если мост снесло, автобус ходить не будет, пока его не восстановят. Он увидел в зеркале, что Эрнест Хортон раскрыл чемодан с образцами и показывает Прыщу какую-то игрушку, которая завертелась, блеснула и исчезла. Заметил, что Норма с блондинкой наклонились друг к дружке и разговаривают. Он чуть прибавил скорость.
Он не собирался ухаживать за блондинкой. Подступиться к ней не было никакой возможности. А Хуан уже достаточно пожил, чтобы не страдать из-за того, что недоступно. Конечно, подвернись ему случай, он бы и задумываться не стал, что делать. У него заныло под ложечкой, едва он ее увидел.
До сих пор Норма держалась с Камиллой чопорно. Она взяла такой холодный тон, что просто не могла сразу оттаять. Но Камилле она нужна была как щит, да и ехали они в одно место.
— Я ни разу не была в Лос-Анджелесе и Голливуде. — призналась Норма потихоньку, чтобы не услышал Эрнест. — Ни куда пойти, не знаю, ничего.
— А что ты собираешься делать? — спросила Камилла.
— Устроюсь на работу, наверно. Официанткой или еще где-нибудь. Хотелось бы устроиться в кино.
Губы Камиллы растянулись в сухой улыбке.
— Сперва все-таки устройся официанткой, — сказала она. — Кино — лихая лавочка.
— Вы актриса? — спросила Норма. — Вы похожи на актрису.
— Нет, — сказала Камилла. — Я работаю сестрой. У зубных врачей.
— Вы живете в гостинице или у вас дом, комната?
— Жить мне негде, — сказала Камилла. — До того, как уехала работать в Чикаго, мы с подругой снимали квартиру.
Взгляд у Нормы оживился.
— Я скопила немного, — сказала она. — Может быть, снимем вместе? Слушайте, если я устроюсь в ресторан, на еду тратить почти не придется. И домой могла бы приносить. — Глаза у Нормы разгорелись. — Да ведь если снимать вдвоем, это не так дорого. И чаевые, наверно, будут.
Камилла расположилась к девушке. Она взглянула на красный нос, землистые щеки и маленькие бесцветные глаза.
— Посмотрим, как получится, — сказала она.
Норма наклонилась поближе.
— Я знаю, что волосы у вас не крашеные, — сказала она. — Но может, вы научите, как мне мои подкрасить. А то — как мышь. Прямо мышь.
Камилла рассмеялась.
— Ты бы удивилась, если бы узнала, какие они у меня на самом деле, — сказала она. — А ну-ка посиди спокойно. Она разглядывала лицо Нормы, прикидывая, что могут сделать здесь крем, пудра и тушь, пытаясь представить себе, как будут выглядеть блестящие и завитые волосы, как увеличит глаза тень на веках, как переиначит рот губная помада. Насчет красоты Камилла не питала иллюзий. Без грима Лорейн была линялой кошкой — а вот же обходилась. Поработать над этой девушкой и вселить в нее немного уверенности — и интересно, и, опять же, напарница будет. И может быть, даже лучше, чем Лорейн.
— Это надо обдумать, — сказала она. — Красивые здесь места. Хотела бы я когда-нибудь поселиться за городом. — В голове у нее возникла картина, прообраз того, что у них получится. Норму нужно улучшить. Она будет даже хорошенькая, если будет за собой следить. А потом Норма познакомится с парнем и, конечно, приведет домой, чтобы им похвастаться, а парень станет подкатываться к Камилле, и Норма ее возненавидит. Вот так все и будет. Так уже бывало. Но какого черта! До тех пор-то им будет хорошо. Да и предупредить это можно — уходить заранее, когда Норма вздумает привести его.
Дружелюбное чувство согрело Камиллу.
— Это надо обдумать, — сказала она.
Хуан увидел впереди раздавленного зайца. Многим доставляет удовольствие переехать какого-нибудь зверька, а Хуан этого не любил. Он чуть повернул руль, расплющенная тушка прошла промеж колес, и под шиной не хрупнуло. Он держал скорость чуть-чуть за семьдесят. Большие автобусы на шоссе часто гнали под сто, Хуану же спешить было некуда. Еще три километра дорога будет прямой, а потом начнет петлять между круглых холмов. Хуан снял одну руку с баранки и потянулся.
Пролетавшие телеграфные столбы похлестывали по главам Милдред Причард. Очки она все же надела. Она следила за лицом Хуана в зеркале. С ее места оно было видно чуть больше, чем в профиль. Милдред заметила, что он то и дело поднимает голову — взглянуть на блондинку, — и ее разбирала злость. Ее до сих пор смущало то, что произошло в закусочной. Никто об этом, конечно, не знал — разве что Хуан Чикой догадался. Она до сих пор ощущала тепло и легкий зуд. И в голове крутилась одна и та же фраза. Не блондинка она, не сестра и никакая не Камилла Дубе. Фраза выскакивала и выскакивала, раз за разом. Милдред усмехнулась про себя. «Ага, пытаемся ее истребить, — подумала она. — Какая глупость. Почему не признаться прямо, что ревную? Я ревную. Хорошо. Ну и что же, меньше я ревную оттого, что призналась? Нет, не меньше. Но отец из-за нее выглядит дураком. Хорошо. Не все ли мне равно, дурак он или нет? Нет, не все равно — когда мы вместе. Стесняюсь перед людьми, что я его дочь, и только. Нет, это тоже неправда. Не хочу ехать с ним в Мексику. Прямо слышу все, что он скажет». Ей было неуютно, и тряска тоже не улучшала самочувствия. «Баскетбол, — подумала она, — это — дело». Она напрягла мускулы бедер и подумала о стриженном под ежик студенте с инженерного факультета. Она стала вспоминать их роман.
Мистер Причард уже устал и соскучился. Соскучившись, он бывал несносен. Он егозил.
— Края, кажется, богатые, — сказал он жене. — Ты знаешь, большую часть овощей для Соединенных Штатов выращивает Калифорния. — Миссис Причард уже слышала, как она будет рассказывать дома о путешествии.
«Потом мы ехали и ехали по зеленым полям, поросшим люпином и маками, прямо как в саду. В каком-то странном местечке к нам подсела молодая блондинка, и мужчины вели себя нелепо, даже Элиот. Я потом потешалась над ним неделю». Она напишет об этом в письме. «Но я совершенно уверена, что это бедное размалеванное создание — милейшее и очаровательное существо. Она назвалась медицинской сестрой, но я думаю, что она, вероятно, актриса знаете, на маленькие роли. В Голливуде их масса. Тридцать восемь тысяч зарегистрированных. У них большое агентство по найму. Тридцать восемь тысяч». Она слегка кивала головой. Ей хотелось спать и есть. «Интересно, какие еще нас ждут приключения», — думала она.
Когда миссис Причард погружалась в мечтания, от мужа это не ускользало. Они достаточно прожили вместе, поэтому он сразу улавливал, что жена не слушает его, и обычно продолжал говорить. Он часто уточнял свои мысли о делах или о политике, излагая их жене, когда она не слушала. У него была цепкая память на цифры и факты. Он знал, сколько приблизительно тонн сахарной свеклы производит долина Салинас. Он где-то прочел об этом и запомнил, хотя цифра была ему совершенно ни к чему. Он считал, что такие сведения полезны, и никогда не задавался вопросом, насколько они полезны и почему. Но сейчас его не тянуло к положительным знаниям. Мощный магнит воздействовал на него сзади. Хотелось обернуться и поглядеть на блондинку. Хотелось сидеть там, откуда ее видно. Позади находились Хортон и Прыщ. Нельзя же просто сесть напротив и глазеть на нее.
Миссис Причард спросила:
— Сколько ей, по-твоему, лет?
Вопрос ошеломил его, потому что он размышлял как раз о том же.
— Кому сколько лет? — спросил он.
— Этой молодой женщине. Молодой блондинке.
— А-а, ей. Почем я знаю? — Ответ прозвучал так грубо, что жена немного растерялась и обиделась. Он увидел это и попытался прикрыть промашку. — Девочки больше понимают про девочек, — сказал он. — Тебе легче угадать, чем мне.
— Почему? Нет, не знаю. При такой косметике и крашеных волосах… трудно сказать. Мне просто интересно. Думаю, что-нибудь от двадцати пяти до тридцати.
— А я совершенно себе не представляю, — сказал мистер Причард. Он посмотрел в окно на приближавшиеся холмы. Ладони у него слегка взмокли, магнит сзади притягивал его. Хотелось оглянуться. — Просто не представляю, — сказал мистер Причард. — А вот этот молодой, Хортон, меня заинтересовал. Он молод, у него есть хватка и мысли есть. Нет, этот человек мне по душе. Знаешь, такому нашлось бы место в нашей компании. Речь уже шла о коммерции.
Бернис тоже умела оградить себя магическим кругом — материнства или, скажем, менструации, или темы в этом роде, и ни один мужчина не мог или не захотел бы вступить внутрь. А у мужа таким магическим кругом была коммерция. Когда дело касалось коммерции, она не смела к нему приблизиться. В коммерции она ничего не понимала и не интересовалась ею. Это была его территория, и жена ее уважала.
— Кажется, приятный молодой человек, — сказала она. — Его речь и манеры…
— Помилуй, Бернис! — раздраженно перебил он. — Коммерция — это не речь и манеры. Коммерция — это чего ты стоишь в делах. Это самое демократичное занятие на свете. На что ты годишься в деле — все остальное не в счет.
Он пытался вспомнить, какие у блондинки губы. Он был убежден, что женщины с полными губами сладострастны.
— Хотелось бы немного поговорить с Хортоном, пока он здесь, — сказал мистер Причард.
Бернис знала, что он неспокоен.
— Почему вам не поговорить сейчас? — предложила она.
— Да не знаю. Он сидит с мальчиком.
— Я уверена, что мальчик пересядет, если ты его мило попросишь. — Она была уверена, что любой человек окажет тебе любую услугу, если его мило попросить. И у нее это действительно получалось. Она обращалась с самыми нескромными просьбами к незнакомым людям и получала желаемое исключительно благодаря тому, что обращалась мило. Она просила посыльного в гостинице отнести ее чемоданы на станцию за четыре квартала — не брать же такси из-за такого пустяка, — а потом мило благодарила его и давала десять центов.