– Нола утверждает, что не знает Фонтэйна, но я готов поставить свою пенсию на то, что ей хорошо знаком Фонтана.
   – Боже! – в ярости заорал Ник и швырнул пустую бутылку, которая, несколько раз лениво повернувшись в воздухе, разбилась о голову явно не ожидавшей такого удара фарфоровой копии Венеры Милосской. – Как же так получилось, что я не запомнил эту шлюху?
   И Ник требовательно глянул на Уайли, словно тот просто обязан был знать ответ. Питбосс пожал плечами:
   – Зато она уж точно вас запомнила.
   Ответа умнее питбосс придумать не мог.
13
   В воскресенье утром Нола долго кружила по крытой стоянке возле аэропорта Маккаррана, но место нашла только в полумиле от зала вылета. Так что ей пришлось тащиться пешком по такой жаре, что туфли буквально прилипали к асфальту.
   Пузатый реактивный лайнер пророкотал над головой, дав пассажирам последний шанс взглянуть на оставляемую ими землю, и скрылся в белых облаках. Поскольку Нола выросла на южном берегу Лонг-Айленда, неподалеку от Куинса, она провела немало времени возле аэропорта Кеннеди – покуривала травку, лежа в укромных ложбинках вдоль дороги, и смотрела на исчезающие в небе самолеты. Странно: тогда жизнь казалась ей довольно гадкой, почему же теперь она вспоминает юность с такой щемящей тоской?
   Холодный кондиционированный воздух терминала взбодрил ее. Тот, кто проектировал этот аэропорт, явно предпочитал пешие прогулки, и вскоре Нола пожалела, что не надела более удобные для ходьбы туфли. Она решила принарядиться, и сейчас шпильки давали себя знать на каждом шагу.
   К нужному выходу она добиралась уже босиком, держа туфли в руках. Металлоискатель заверещал, пробудив закемарившего охранника. Тот проверил ее ручным искателем – ну конечно, ключи…
   Чтобы добраться до нового терминала D, ей пришлось проехать в вагончике внутренней железной дороги и пройти еще двумя длиннющими коридорами. Наконец Нола нашла нужный выход. Там она купила себе кренделек и остановилась у игрального автомата, принимавшего только четвертаки: по гороскопу у нее сегодня был счастливый день, и она дернула за ручку автомата: капелька удачи ей явно не помешает.
   Пятью минутами позже и двадцатью долларами богаче Нола прошла к выходу 84. Накопитель к этому времени уже опустел – очередной рейс отсюда отправлялся не скоро. Нола снова надела туфли, достала из сумочки бинокль и принялась разглядывать летное поле. Она увидела то, что искала, – автобус с зарешеченными окнами и надписью «Служба иммиграции США» на борту. Возле него стояли человек двенадцать мексиканцев – скованные цепью, они ожидали депортации. Нола внимательно изучила их лица: Рауля среди них не было.
   Сердце ее подпрыгнуло: Рауль способен выбираться из сложных обстоятельств с мастерством, достойным самого Гудини, и, вполне вероятно, уже сидит, раздетый до трусов, в гостиной Нолы и поджидает ее возвращения.
   А потом она все-таки увидела его, и нарисовавшийся хэппи-энд разбился на тысячу осколков. Полицейские обрили его наголо и нарядили в гадкую тюремную робу – неудивительно, что она его с первого раза не узнала. Глаза Нолы наполнились слезами. Ее нетрудно было заставить рыдать, а рыдая, она обычно впадала в ярость. На этот раз эта ярость была направлена против правительства. «Мы – нация, основанная иммигрантами, – думала она. – Кто дал им право вышвыривать людей, которым надо всего лишь заработать на пропитание своим семьям?»
   На летном поле показался грузовой самолет, он подкатил прямо к автобусу. Нола глянула на часы: ровно семь пятнадцать, как и говорилось в полученном по электронной почте сообщении. Спасибо тебе, Фрэнк Фонтэйн, кем бы ты на самом деле ни был.
   Нола видела, как Рауль сказал что-то охраннику. Тот захохотал, вытащил сигарету, вставил ее в рот Раулю и поднес зажигалку. Ах, Рауль, ты кого угодно можешь обаять, думала Нола, вытирая слезы.
   Подкатили трап, и узники по очереди стали подниматься и исчезать в брюхе самолета. Рауль помедлил у входа, сигарета выпала у него изо рта, он загасил ее ногой. И вошел внутрь.
   – Прощай, мой сладкий мальчик, – прошептала Нола.
   Самолет покатил по взлетной полосе, на его крыльях плясали солнечные лучи. Она еще долго провожала его взглядом, пока наконец мужчина, который возродил ее веру в любовь, не исчез в синем небе.
   – Я так тебя любила, – неслышно проговорила она одними губами, по которым растеклась помада. – Мы снова будем вместе, детка, обещаю тебе. Береги себя. И не забывай меня, прошу, не забывай!
   Она снова разрыдалась. Затолкала бинокль в сумочку, порылась в поисках платка.
   – Вот, возьмите, – услышала она за спиной мужской голос.
   Нола подскочила от неожиданности.
   За ее спиной стояли лейтенант Лонго и четверо полицейских в форме плюс Сэмми Манн, Уайли и какой-то пожилой итальянец с волосами цвета соли с перцем и довольно симпатичным лицом. За ними начали собираться любопытные. Нола взяла протянутый Лонго бумажный платок и энергично высморкалась. Что ему здесь надо?
   – Собрались в поездку? – осведомился Лонго.
   – А вы видите при мне багаж? – Нола открыла сумочку, чтобы каждый мог в нее заглянуть. – И билет тоже видите?
   – Пройдемте с нами, – сказал Лонго.
   – С вами? Это еще зачем?
   – Вы арестованы за попытку скрыться от судебного преследования, – объявил лейтенант и вытащил из-за пояса сверкающие наручники. – Ваши руки!
   Нола отступила на шаг и вжалась в стеклянную стену.
   – Я что, не могу приехать в аэропорт проводить моего парня, которого вы же и депортировали? В вас что, вообще ничего человеческого не осталось?
   – Протяните руки! – скомандовал лейтенант.
   – Никуда я не пойду! – закричала Нола, обращаясь к толпе. – Сначала вы выкинули из страны моего парня, а теперь и меня преследуете? Оставьте меня в покое!
   Лонго угрожающе надвинулся на нее:
   – А теперь слушай! Ты можешь выйти отсюда как леди, или мы вытащим тебя словно поганую шлюху.
   – То есть вы предоставляете мне выбор?
   – Вот именно.
   – Тогда я предпочитаю быть поганой шлюхой.
   Нола выхватила из сумки баллончик с перечной смесью и прыснула Лонго в глаза, после чего саданула его коленом по яйцам. Детектив сложился вдвое, кто-то закричал, и публика зарысила к выходу.
   Через полминуты трое дюжих полицейских скрутили Нолу и уложили ее лицом в пол – им помог тот самый пожилой итальянец, который ловким движением подсек ее, одновременно выхватив баллончик. Однако Нола все-таки успела расцарапать морду своему старому приятелю Уайли, и сейчас четвертый полицейский крепко обхватил его, не позволяя ударить женщину ногой.
   Нола приподняла голову и показала Уайли язык.
 
   Феликс Андерман прыгал словно марионетка на веревочке, бурно жестикулировал, восклицал. Время от времени он срывался с места и бегал по залу суда, потрясая кулаками. Судья выслушивал его пассажи с показным терпением. Судью звали Гарольдом Берки, и обычно он не дозволял в своем суде подобного поведения. Но они с Феликсом Андерманом были приятелями, потому он и не приказал судебному приставу вышвырнуть адвоката вон.
   Судье Берки было за шестьдесят, и он знал Андермана всю свою сознательную жизнь. В молодости они вместе играли в гандбол, вместе ходили на баскетбольные матчи, вместе постигали приятную науку общения с противоположным полом, вместе увлекались боксом. Они уважали друг друга – по крайней мере, так считал судья Берки.
   – Ваша честь, за всю мою сорокапятилетнюю практику я еще ни разу не сталкивался со столь вопиющими нарушениями прав моего клиента, как те действия, которые были совершены в отношении Нолы Бриггс в аэропорту Маккаррана, – и Андерман в негодовании воздел руки.
   – Она нарушила условия освобождения под залог, – заявил Лонго. Он стоял, несокрушимый как скала, и только все еще красные глаза свидетельствовали о недавнем столкновении с перечным баллончиком.
   – Моя клиентка провожала своего депортированного друга, – настаивал Андерман. – При ней не было ни багажа, ни билета, ни кредитных карт. Все, что при ней было, – губная помада и шестьдесят долларов наличными. Однако полицейские арестовали ее и при этом вели себя словно гестаповцы.
   Берки напрягся. Гестаповцы? Это уже что-то новенькое – таких определений ему от Феликса еще слышать не приходилось.
   – Имело место столкновение? – осведомился он у Лонго.
   – Подозреваемая направила на меня и моих людей баллончик с перечной смесью, – пояснил Лонго. – Мы вынуждены были применить силу исключительно ради самообороны.
   – И сломали ей запястье и подбили глаз! – воскликнул Андерман. – Самооборона! Восемь мужчин против одной женщины!
   Берки пробежал взглядом отчет о задержании.
   – Подозреваемая уже обвинялась в применении насилия?
   – Нет, ваша честь, – ответил Лонго.
   – Сколько раз она подвергалась аресту?
   – Это второй раз, ваша честь.
   Андерман взвыл словно пес, которому прищемили хвост.
   – Ваша честь, в первый раз мою клиентку арестовали два дня назад. Ее вина не была доказана, следовательно, у нее нет никакого криминального прошлого.
   Берки снял очки и потер переносицу. Андерман действовал ему на нервы, но так поступают все хорошие адвокаты.
   – Это правда? – спросил он у лейтенанта.
   – Да, ваша честь.
   Берки снова надел очки. Криминальные истории девяносто девяти процентов представавших перед ним обвиняемых отличались завидной длиной. А тот факт, что Нола Бриггс еще несколько дней назад была образцовой законопослушной гражданкой, заслуживал особого внимания. Он оглядел зал, забитый задержанными проститутками и торговцами наркотой. Многие из этих лиц были ему хорошо знакомы, как и лица их адвокатов. Из задних рядов слышалась болтовня, и он, призывая к тишине, грозно постучал молотком.
   – Детектив Лонго, – заявил Берки, – если вы не представите мне достаточные основания, я намерен отпустить подозреваемую.
   – Но я могу представить все основания, ваша честь.
   Лонго приблизился к кафедре. Почувствовав неладное, Андерман стал рядом с ним и не спускал с лейтенанта глаз.
   – Нола Бриггс была опознана как соучастница известного шулера, – понизив голос, произнес Лонго.
   Берки поскреб подбородок.
   – И кого это вы имеете в виду?
   – Сонни Фонтану.
   Берки взглянул на своего дружка. Тот, казалось, потерял дар речи. Воспользовавшись моментом, Берки отхлебнул кофе и продолжил:
   – А разве Сонни Фонтане не было запрещено появляться на территории Лас-Вегаса?
   – Именно так, ваша честь, – ответил Лонго. – Он сделал пластическую операцию и сейчас выдает себя за человека по имени Фрэнк Фонтэйн.
   – Как вы об этом узнали?
   – Он был опознан консультантом, которого наняло казино.
   – А консультант надежен? – осведомился судья.
   Лонго повернулся и махнул рукой в сторону галереи. Валентайн встал и направился к судейской кафедре. Его героические действия в аэропорту не остались безнаказанными. Уже в суде он обнаружил пропажу бумажника из заднего кармана, отчего настроение у него испортилось навсегда. Кредитные карты можно восстановить, наличных там было немного – больше всего Валентайна расстроило исчезновение снимка его с Лоис, сделанного во время их медового месяца. Сердце Валентайна обливалось кровью: разорвалась еще одна ниточка, связывавшая его с покойной женой.
   – Ваша честь, – объявил Лонго, – позвольте представить вам детектива в отставке Тони Валентайна из Атлантик-Сити. Детектив Валентайн – признанный эксперт в вопросах безопасности игорного бизнеса. Это он вычислил Фонтану.
   Берки жестом пригласил Валентайна подойти поближе:
   – Вы уверены, что Фрэнк Фонтэйн – это на самом деле Сонни Фонтана?
   – Да, ваша честь. Готов поставить на это всю мою репутацию.
   Берки снова поскреб подбородок.
   – Понятно. Эта информация заставляет рассматривать дело под иным углом. А что ты, Феликс, на это скажешь?
   Андерман нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Сказать он мог лишь одно: Сонни Фонтана мертв. Он был в этом твердо уверен. Один из его клиентов, стопроцентный псих Эл Скарпи по прозвищу Ручонки, расколотил Фонтане башку дверью в гостинице «Кал-Нева» на озере Тахо, в честь чего владельцы всех казино Лас-Вегаса устроили вечеринку, на которой Ручонки был почетным гостем. В Вегасе это знали все, однако в открытую об этом никто не говорил из страха быть обвиненным в пособничестве убийству.
   – В подобное утверждение вряд ли верится, – пробурчал Андерман.
   Берки ждал продолжения. Андерман молчал.
   – Ну и?.. – вопросил судья после довольно продолжительной паузы.
   Андерман колебался. Он ступил на опасную тропу. Андерман слышал о Валентайне и понимал, что тот не станет делать подобные заявления без достаточных оснований, к тому же в судебной практике случались истории и более странные, чем воскрешение из мертвых. Он вспомнил Нолу Бриггс, настойчиво подталкивающую к нему пакет с наличностью, и понял, что, словно зеленый новичок, с готовностью заглотнул наживку.
   – Моя клиентка прошла проверку на детекторе лжи, – выложил свою последнюю карту Андерман. – Тестирование проводил самый признанный эксперт в этой области.
   – Однако мы бы хотели сами подвергнуть мисс Бриггс подобному испытанию, – сказал судье Лонго. – Мистер Андерман, если пожелает, может при этом присутствовать.
   – Вполне уместное предложение, – ответил судья. – И законное. А ты, Феликс, как считаешь? Это справедливо?
   Андерман понял, что Берки пытается по возможности смягчить удар, и был ему за это признателен.
   – Да, ваша честь, – ответил он.
   – Отлично. Проведите еще одно испытание ответчицы и представьте мне результаты. Так мы договорились?
   Лейтенант и адвокат одновременно кивнули. Берки с такой силой стукнул своим молотком, что все в зале вздрогнули.
   – Следующий! – скомандовал судебный пристав.
 
   Валентайн стоял на ступенях суда и ждал, пока его подберут: Уайли пообещал, что автомобиль будет припаркован за углом. Через десять минут он понял, что никакого автомобиля не будет. Это его не особенно удивило. Ему неоднократно предлагали в Лас-Вегасе самые разные должности – от начальника службы наблюдения до главы подразделения, готовившего охранников. И деньги сулили немалые, однако он каждый раз отказывался. Именно из-за людей, с которыми ему пришлось бы работать. Это был город хамов и наглецов, где каждый стоял исключительно за себя, и врать им здесь было не привыкать.
   Наконец показался знакомый белый «Вольво». Окошко водителя опустилось, и Валентайн увидел, что за рулем сидит сам Билл Хиггинс – небритый, в измятой куртке цвета хаки и в выцветшей рубашке. Валентайн сел рядом.
   Хиггинс мрачно смотрел на дорогу. У него был классический жесткий индейский профиль, продубленную солнцем кожу прорезали глубокие морщины. Валентайн много раз хотел расспросить его о дедах и бабках, но сдерживался, боясь показаться расистом. По его мнению, пресловутая политическая корректность означала, что о каких-то вещах либо умалчивают, либо просто стараются забыть – чтобы не просить прощения.
   Когда они выехали на аллею Мэриленд и направились к югу, Хиггинс сказал:
   – Слыхал, ты в аэропорту кучу подвигов совершил. Вот уж не знал, что ты у нас мастер восточных единоборств. А в соревнованиях участвовал?
   – Я пять лет подряд был чемпионом штата Нью-Джерси по дзюдо.
   – Вот это да! Все еще тренируешься?
   – Неподалеку от моего дома есть доджо. Иногда, когда у меня особенно дурное настроение, хожу туда покидать ребятишек.
   – Отличный способ поднять настроение.
   Некоторое время они ехали молча. Валентайн автоматически дотронулся до заднего кармана, где когда-то лежал бумажник. Он каждый день раскрывал его посмотреть на фотографию. Но, может, время начать новый этап в жизни – что бы это по сути ни значило – и вправду настало?
   – А что ты воскресным утром делал в суде? – спросил он наконец.
   – Тебя искал, – коротко ответил Хиггинс.
   Валентайн посмотрел на друга. Лонго не побеспокоился известить Билла о том, что собирается прихватить Нолу, – наивный поступок, поскольку Билл, естественно, вскорости об этом узнал. Но это никоим образом не объясняло, как Биллу стало известно, где он, Валентайн, должен в это время находиться.
   – А кто сказал тебе, где меня искать? – спросил Валентайн.
   – Птичка на хвосте принесла… Да не злись ты так.
   – А я вовсе не злюсь, мне просто интересно.
   – У меня есть осведомитель.
   – И ты хочешь, чтобы я вычислил, кто это.
   – Валяй.
   – Сколько?
   – Что – сколько?
   – Сколько ты ставишь на то, что я не смогу вычислить.
   – Десятку, – подумав, сказал Хиггинс.
   – Пятьдесят, – предложил Валентайн.
   – Пятьдесят? Ну, это солидная ставка.
   – Не забывай: на кону моя репутация.
   – И со скольких раз?
   – С одного.
   – Идет.
   – Роксана, – сказал Валентайн.
   Хиггинс припарковал машину и полез за кошельком. Вытащил одну из новехоньких пятидесятидолларовых банкнот – они выглядели, как игрушечные денежки из «Монополии», – и протянул Валентайну. Валентайн спрятал выигрыш в карман, в тот самый, пресловутый задний.
   – Напомни, если я еще хоть раз соберусь играть с тобой в азартные игры, – попросил Хиггинс.
   Они ехали через трущобный квартал на северной оконечности Стрипа, и Валентайн подумал, что давно не видел таких унылых мест – в особенности воскресным утром. По замусоренным улицам, с трудом передвигая ноги, тащились редкие прохожие – все они походили на живых мертвецов.
   – Почему Роксана? – спросил Валентайн.
   – Она толковая и надежная. И ее отец был полицейским.
   – Да, она говорила.
   – Роксана позвонила мне вчера вечером – после того как пришел факс от твоего сына. Поначалу я не мог поверить, что это Сонни Фонтана. Но чем больше думал, тем больше видел в этом смысла. В историю о его смерти на озере Тахо я никогда особенно не верил. Во-первых, вскрытие не проводилось. Так что я решил провести собственное расследование. У меня есть номер социальной карты Сонни, так что я зашел на сайт социальной службы – у них есть список всех почивших граждан Америки. И тут возникло во-вторых: Сонни Фонтана в этом списке не значится. Следовательно, его социальная карта по-прежнему в ходу. Я связался с внутренней налоговой службой, и – на тебе! По их записям, последний зарегистрированный адрес обладателя этого номера – здесь, в Вегасе. Информация трехмесячной давности. Значит, все это время он находился здесь.
   – И занимался тем, что изучал «Акрополь», – сказал Валентайн.
   – Вот и я так думаю.
   – Но зачем же он пользовался своей старой социальной картой?
   – Очередная из его шуточек.
   Они свернули на бульвар. Издали «Акрополь» казался карликом, затесавшимся в компанию великанов. Может, Сонни, как среди ублюдков и принято, решил напасть на слабейшего?
   – И еще одна неприятная новость, – сказал Хиггинс, когда они остановились на светофоре. – Кто-то тебя заказал.
   Валентайн удивленно воззрился на Хиггинса.
   – Но никто за дело не взялся, – продолжал Хиггинс. – Здесь не принято отстреливать туристов. К тому же я пустил слух, что ты бывший полицейский и тот, кто попытается тебя тронуть, будет иметь дело со мной.
   – Спасибо, Билл.
   – Вот я и интересуюсь: есть ли в городе человек, который ненавидит тебя до такой степени, или это Сонни Фонтана постарался?
   – Сонни, – ответил Валентайн уверенно.
   – У вас что, личные счеты?
   – Есть маленько.
   – Может, просветишь?
   – Это было еще в восемьдесят четвертом. Шайка, которой руководил Сонни, обчистила казино «Ризортс Интернэшнл» в Атлантик-Сити. Один дежурный детектив оказался достаточно сообразительным и вычислил их. Парней Сонни выкинули из казино, и Сонни с подельщиками забили детектива до смерти. А я оказался там слишком поздно.
   – Этот детектив был твоим другом? – спросил Хиггинс.
   – Моим зятем, – ответил Валентайн.
   Светофор переключился, Хиггинс проехал еще сотню ярдов и снова вынужден был остановиться перед следующим светофором. Хиггинс констатировал:
   – Тогда это действительно личные счеты.
   – Вот именно.
   – Не возражаешь, если я спрошу, что ты собираешься сделать, если поймаешь Фонтану?
   – Это от обстоятельств зависит.
   – Каких?
   – Где и каким образом поймаю.
   – То есть ты хочешь сказать, что прикончишь его.
   – И такое возможно.
   Свет сменился на зеленый, но Хиггинс не спешил нажимать на газ. Повернувшись к Валентайну и глядя ему прямо в глаза, он сказал:
   – Только тронь его, Тони, и я вынужден буду тебя арестовать.
   – Конечно, Билл.
 
   Увечья Нолы Бриггс оказались отнюдь не такими серьезными, как обрисовал их адвокат: ребра вовсе не сломаны, имелось лишь несколько ссадин, что касается кисти руки, то и здесь дело ограничилось растяжением. Нолу снова заключили под стражу в городскую тюрьму, где ее и навестил Андерман.
   От клиентки его отделял толстый плексиглас. Было очевидно, что она в ярости, но оставалось непонятным, как такой хрупкой и беззащитной на вид женщине удалось покалечить четверых полицейских, притом вполне боеспособных. Да, он явно ее недооценил, и это стало первой из его ошибок.
   – Боюсь, у меня для вас плохие новости, – Андерман решил действовать напрямую. – Полиция собирается повторить тест на детекторе лжи.
   – А они имеют право меня заставить?
   – Нет. Но если вы не согласитесь, судья Берки оставит вас в заключении.
   – Но о чем они собираются еще меня спрашивать? Я ведь уже все рассказала. – Нола поглаживала свою перебинтованную руку. – Сколько же раз я могу говорить, что ничего такого не делала?
   – Нола, послушайте…
   – Нет, это вы меня послушайте! – Взгляд ее был таким свирепым, что, казалось, мог прожечь перегородку. – Я ничего не делала, и они об этом прекрасно знают.
   Андерман молчал, наблюдая, как дюжая надзирательница вводит в соседнюю кабинку еще одну заключенную. Когда надзирательница вышла, Андерман почти вплотную прижался к вделанной в пластик овальной сетке.
   – Нола, сегодня утром в суде я испытал несколько неприятных минут, – прошептал он. – Выяснилось, что я ступаю по минному полю. Я-то полагал, что взялся защищать невинно пострадавшего дилера, а на самом деле я представляю сообщницу Сонни Фонтаны, пожалуй, врага номер один всего населения штата Невада. Ни один адвокат, если только он не сумасшедший, не возьмется за такое дело, в особенности невадский адвокат. Вы меня подставили, маленькая лгунья.
   Нола начала было что-то говорить, но какое-то время от удивления только открывала и закрывала рот.
   Наконец она обрела способность связно высказываться:
   – Сонни Фонтана? Да вы что, с какой стати вы о нем заговорили?
   Значит, она знала, кто это такой! Андерман поднажал:
   – Деньги, которыми вы мне заплатили… Это ваши деньги?
   – . Нет, – прошептала она.
   – Черт побери! – вскричал он в негодовании. – Значит, это деньги «Акрополя», не так ли? Я знаю, как в этом отношении действуют в казино. Выигрыши там выплачивают банкнотами, подобранными в определенном порядке, чтобы Комиссия по игорному бизнесу могла знать, на чьем банковском счету они в конце концов оседают. Это меченые деньги, и вы об этом знали.
   – Нет! – воскликнула Нола, и из глаз у нее хлынули слезы. – Клянусь вам…
   – Я собираюсь отправиться к судье и заявить, что выхожу из дела, если вы не будете со мною честны до конца, – сказал Андерман, и в глазах его полыхала злоба. – Вам понятно, что я намереваюсь сделать? Я сообщу судье, что вы заплатили мне деньгами казино, крадеными деньгами, и все с вами будет кончено.
   – Вы не можете так поступить! – закричала она. – Вы мой адвокат!
   – Теперь уже нет.
   – Мистер Андерман!
   – Рассказывайте все как есть, или я ухожу. Вам решать.
   Нола в отчаянии прижалась носом к перегородке:
   – Я ничего, ничего такого не делала! Все, что я вам говорила до сих пор, – чистая правда.
   Как ловко сформулировано! – саркастически заметил он. – «Ничего такого не делала»! Именно этот вопрос вам и задал эксперт во время испытания на полиграфе. «Вы что-нибудь такое делали, Нола?» Что ж, вполне возможно, что ничего такого вы и не делали, однако это не означает, что вы не принимали участия в этой истории. Поэтому вот вам прямой и краткий вопрос: вы знали человека по имени Сонни Фонтана?
   – И что, если знала?
   Андерман оттолкнул свой стул и знаком позвал надзирательницу.
   – Пожалуйста! – раздался сдавленный Нолин крик. – Не бросайте меня, мистер Андерман!
   Адвокат тяжело глядел на нее.
   – Правду, Нола. Что мне еще надо сделать, чтобы добиться от вас правды? Вы знали его или нет?
   – Я его знала. Но он мертв.
   – Нет. Он очень даже жив. Он сделал пластическую операцию, и сейчас его зовут Фрэнк Фонтэйн.
   – Что?!
   Нола прижала руку ко рту, удивление на ее лице казалось вполне искренним. К ним подошла надзирательница, здоровенная бабища, похожая на шар боулинга.
   – Пожалуйста, – обратился к ней Андерман, – мне нужно еще пару минут поговорить с моей клиенткой.
   Женщина осклабилась:
   – Тогда перестаньте использовать меня как аргумент, мистер.
   – Ни в коем случае, мадам, – ответил Андерман.
   Надзирательница вернулась на свой наблюдательный пост.
   – Вот ублюдок! – выругалась Нола. – Он меня использовал.