Страница:
– Я что, вывел тебя из себя?
– Еще как!
Ник неуверенно глянул на Андермана: стоило ли вести этот разговор в присутствии ее адвоката? И все-таки спросил:
– А что я такого сделал?
– Неужели не помнишь? Ник покачал головой.
– Что ж. Может, вот это освежит твою память…
И Нола, с разрешения Лонго, прошла в ванную комнату. Открыла шкафчик, достала баллончик с лаком для волос и протянула его лейтенанту.
– Сейф я себе позволить не могу, – пояснила она.
Лонго перевернул баллончик. Никакого лака в нем не было – он оказался имитацией, с отвинчивающимся дном. Лейтенант открутил донышко, и в руку ему выпала маленькая коробочка. Лейтенант присвистнул и протянул ее Нику:
– Узнаете?
Ник в недоумении уставился на обручальное кольцо с бриллиантом, которое все эти десять лет хранилось у Нолы в ванной. Судя по чистоте камня, кольцо было куплено у Мордехая, лучшего в городе ювелира.
– Это я тебе подарил? – спросил он в изумлении.
– Ты стоял на коленях в этой самой гостиной и просил выйти за тебя замуж, – рявкнула Нола, позволив горьким воспоминаниям вырваться наружу. – Просил меня стать твоей женой, твоей радостью, твоим счастьем! Только все это была брехня!
Ник закрыл коробочку: теперь он вспомнил. Он заплатил за кольцо двадцать тысяч. Наличными. Нола была лучшей из его женщин. Ну, по крайней мере, в тот момент ему так казалось.
– Да только ты хотел, чтобы, прежде чем мы пойдем под венец, я нарастила себе сиськи, – сказала она. – Я ответила: нет, только после свадьбы, а ты твердил – перед. Ты желал, чтобы рядом с тобой была невеста с большой грудью. Я спросила: «Так на ком ты хочешь жениться? На мне или на сиськах?» А ты ответил: «Я беру пакетом». Я сказала: «Значит, я для тебя недостаточно хороша!» А ты покачал головой и сказал: «Не в том дело. Мне нужны большие сиськи». И мы поругались, и в конце концов я вышвырнула тебя вон.
Ник принялся совать ей кольцо обратно, Нола брать отказывалась. Ник залился краской стыда, и тогда вмешался Хиггинс:
– Минуточку! В полицейском участке вы заявили, что Ник никогда не просил вас сделать пластическую операцию и увеличить грудь.
– Да, я так и сказала.
Хиггинс недоуменно воззрился на нее.
– Я врала, – пояснила Нола.
Ее адвокат издал легкий рык. Лонго и Хиггинс посмотрели на него, потом друг на друга. Валентайн, в свою очередь, тоже молча взирал на присутствующих. Один только Ник не понимал, что произошло. А произошло следующее: Нола их всех провела.
Вот почему он особенно не удивился, когда услышал, как хлопнули ставни на окне спальни. В комнату упало что-то большое и круглое, покатилось и остановилось у ног Лонго. Дымовая граната! – мелькнуло у Валентайна. Полицейская, для разгона уличных демонстраций!
Через секунду спальню заволокло темное облако.
Валентайн первым кинулся к двери. Пусть Лонго сам разбирается, раз уж он не взял с собой подкрепления! В коридоре тоже был дым – он струился из решетки кондиционера. Пробираясь на ощупь, Валентайн силился припомнить расположение комнат, а сзади, из спальни, доносились вопли Нолы:
– Выпустите меня! Выпустите меня!
Валентайн заколебался: страх трудно подделать, а в голосе Нолы слышался настоящий ужас. Черт побери, что происходит? Неужели Сонни действительно ее подставил?
Из дымовой завесы вырвался Андерман, и они вместе устремились к выходу. За ними, надсадно кашляя, бежал Ник. Выскочив на лужайку, он изо всех сил пнул адвоката в лодыжку, и тот рухнул на траву.
Сердце у Валентайна билось как бешеное, он задыхался. Мир завертелся у него перед глазами, и он услышал радостный гогот соседских мальчишек. Валентайн сел на траву и подождал, пока в голове хоть немного прояснится.
Через секунду из дома выскочили Лонго и Хиггинс. Из дверей продолжал валить дым – почему-то без запаха. Позже они узнали, что источником дыма оказался сухой лед, который используют мороженщики. И был он совершенно безвреден.
– Где Нола? – спросил Валентайн.
Этого не знал никто.
– Пустите, пустите! – кричала Нола человеку в черной горнолыжной маске, впрыгнувшему через окно.
Вместо этого человек сбил ее с ног. Нола почувствовала, как на голову ей натягивают что-то вроде матерчатого мешка, потом человек взвалил ее на плечо и вылез через то же разбитое окно. Нола колотила его в мускулистую спину, пока хватало сил, а человек только тихо засмеялся и похлопал ее по заднице.
– Прекратите! – взвыла она.
Она услышала, как похититель бренчит ключами – явно от машины. Потом открылся багажник, и похититель запихнул ее внутрь – под боком она почувствовала запаску. Места в багажнике было мало, и похититель заставил ее подогнуть ноги.
– Не беспокойся, детка, – в голосе его звучал явный техасский акцент. – Я провертел дырочки, так что ты не задохнешься.
И багажник захлопнулся. Мотор взревел, а через несколько секунд взвизгнули тормоза, раздался автомобильный гудок, послышались крики соседских мальчишек. «Господи! – молила Нола. – Не позволь ему на них наехать!»
Машина совершила вираж, и Нола догадалась, что они выехали с парковки у ворот Лужков. Она надеялась, что услышит вой полицейских сирен, но надежды ее не оправдались. Вскоре машина уже мчалась по шоссе, и Нола сдалась – ее покинули остатки боевого духа.
Похититель завел музыку – из того разряда, которую мужики обычно заводят, когда хотят намекнуть девушкам на свои намерения. «Ганс энд роузис», «Ван Хейлен», «Аэросмит»… Все женщины, мол, похотливые сучки, все мужики – соблазнительно воняющие пивом хищники. Стив Тайлер из «Аэросмит» блажил: «Сядь на мой прибор длиною в десять дюймов…» Нола заткнула уши. Ей ужасно хотелось плакать, но она сдержалась.
Ты сама в этом виновата, думала она. Ты видела в мужиках ответ на все свои вопросы, ты надеялась, что любовь хорошего парня – это все, что тебе нужно, чтобы избавиться от одиночества, которое преследовало тебя с самого раннего детства. И каждый раз ты с готовностью открывала им дверь. Хуже всех был Ник, но разве ты, расставшись с ним, уехала из Вегаса? Нет, тебе надо было остаться – ему назло, доказать, что ты и сама можешь справиться. И каким образом ты пыталась этого достичь? Приняла от него работу в его же собственном казино и сделалась его рабыней. Все правильно: «Сядь на мой прибор» и заткнись…
Прошло минут двадцать. Автомобиль – как поняла Нола – свернул с шоссе. Ей удалось стянуть с головы мешок, и она стала смотреть на дорогу сквозь столь любезно проделанную дырочку. В пределах видимости никаких других машин не было, и Нола поняла, что они едут по пустыне, а там уж ее точно никто никогда не найдет.
Автомобиль свернул с основной дороги и еще какое-то время ехал по щебенке. Похититель притормозил и трижды просигналил. Нола услышала, как поднялись металлические ворота, машина въехала внутрь, и ворота с тяжелым стуком опустились.
Через несколько секунд крышка багажника поднялась, и Нолу ослепил яркий свет.
– Вставай, солнышко, и сияй, – объявил похититель.
Нола выбралась из багажника, протерла глаза и огляделась.
– Здесь не очень шикарно, но это наш дом, лапушка, – сказал похититель.
Они находились внутри какого-то пустого склада, холодно было, как в рефрижераторе. В центре огромного помещения располагалась копия пита для блэкджека из «Акрополя» – несколько старомодных столов. У одного из них стоял Фрэнк Фонтэйн. На нем была красная шелковая рубашка, и он мастерски тасовал колоду.
Здесь же располагался огромный мольберт с планом игрового зала «Акрополя», размеченный, словно карта военных действий, голубыми и желтыми линиями.
– Привет, – сказал Фонтэйн.
– И тебе привет, – онемевшими губами прошептала Нола.
– Что, удивил я тебя?
– И еще как.
– Ты в порядке?
– Бывало и лучше, – сказала она.
– Я не причинил ей никакого вреда, Фрэнк, – заявил стоявший рядом с ней похититель. Он уже успел сменить лыжную маску на огромную шляпу. Высокий, мускулистый блондин с продубленной солнцем и ветром кожей. Настоящий ковбой, подумала Нола. Развернувшись, она отвесила ему звонкую пощечину.
– Ах ты сволочь, хам!
Ковбой улыбнулся, словно она сделала ему комплимент. Фонтэйн вышел из-за стола и сказал ковбою:
– Хорошая работа.
– Спасибо, – ответил тот.
Нахлобучив свою шляпу на Нолу, ковбой открыл ворота и растворился в ярком солнечном свете.
Фонтэйн подошел ближе. Нола вся сжалась и вопреки самой себе разревелась.
– Скучала по мне? – спросил он.
– Пошел ты, Фрэнк, или Сонни, или еще как там тебя зовут! – рыдала Нола. Сжав кулаки, она попыталась стукнуть его в грудь, но он перехватил ее руки и держал, пока она не успокоилась. – Чтоб ты сдох вместе со своими планами и схемами! – рыдала Нола.
– Я тоже соскучился, – сказал он.
– Ты этого парня разглядел? – спросил Валентайн.
– На нем была лыжная маска, – проскулил лежавший на траве Сэмми.
– Думаешь, профессионал?
– Угу. Деловой такой, спокойный.
– Почему он стукнул тебя, а не Уайли? Сэмми скривился от боли:
– Понятия не имею.
– Думаешь, Уайли с ним заодно?
– Не-а.
– С чего это ты так уверен?
– Он в штаны намочил. Буквально.
Наконец Сэмми уложили на носилки, сделали ему укол обезболивающего, и Валентайн смог вернуться в дом. Лонго собрал всех уцелевших в гостиной и расхаживал по мерзкому косматому ковру.
– Это черт знает что такое! – вопил он во всю мощь своих легких. – Нас притащили сюда под предлогом каких-то чертовых писем, которые, черт подери, так в глаза никто и не увидел. И на тебе – на нас нападает какой-то тип, которого тоже никто не разглядел! Черт возьми, не надо быть гением, чтобы понять, что нас подставили, черт, черт, черт!!! Вот только кто?
Злобный взгляд Лонго скользил по лицам.
– Нола, кто ж еще! – пискнул Уайли. Ему пришлось снять мокрые штаны и надеть найденный в ванной мужской халат.
– Нола? – недоверчиво переспросил Лонго. – Да единственное, в чем Нола Бриггс виновна, так это в том, что она ненавидит Ника. А судя по размеру камешка в кольце, эта дамочка пылает к вам, мистер, ненавистью нешуточной.
Приткнувшийся в углу Ник стыдливо понурился.
– И так вот всю жизнь, – прошептал он.
– Из этого следует, что виноват один из вас, – и Лонго снова оглядел каждого по очереди. – Кто-то из вас подстроил эту заваруху.
Детектив уставился на Андермана, а за ним и все остальные. Адвокат сидел на табуретке, которую специально для него притащили из кухни, шелковые брюки на коленях промокли от крови – падая, он здорово поранился. Андерман мрачно глянул на Лонго – судя по всему, он был растерян не менее остальных.
– Я к этому делу никакого отношения не имею, – ровным голосом ответил он.
Лонго взвыл, как раненый бык.
– А-а, значит, вы полагаете, что всю вину за эту историю я возьму на себя? Черта с два, придурок! Ты думаешь, что какой-то хитрый адвокатишко может меня провести? И от этого моя репутация пострадает? Ну нет, это теперь твоя проблема! Я тебя арестую!
– Вы с ума сошли. – И Андерман печально покачал головой.
– Это я с ума сошел? Взгляни в лицо фактам! Ты один знал, к чему все это идет! Нола – твоя клиентка!
– Я просто приехал сюда вместе со всеми, – неловко оправдывался Андерман.
Лонго злобно засмеялся:
– И ты считаешь, я не смогу договориться с каким-нибудь уголовником, чтобы он признался, что видел вас вместе с Фонтанном?
– Такое признание ни одной проверки не выдержит.
– Ты получишь четыре года как минимум. И не в тюрьме штата, а в федеральной, по сравнению с которой наша – просто санаторий! А твоим соседом по камере будет тип весом в сто двадцать кило по имени Зайчик!
– Перестаньте! – огрызнулся Андерман. – Хватит глупости болтать.
– Хочешь позвонить своему адвокату? Андерман было заколебался, но потом буркнул:
– Нет.
– Ах, вот как мы решили! – воскликнул Лонго игривым тоном. – Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.
– О чем это вы? О какой такой сделке?
– А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.
Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:
– Я вас внимательно слушаю.
– Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.
– Но он – невидимка.
– Только для нас, – сказал Лонго.
– Что вы имеете в виду?
– Фонтэйн – уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.
– Хорошо, – сказал Андерман. – Пожалуй, я могу попробовать.
– Ты его найдешь?
– Попытаюсь.
– Этого недостаточно.
– Ладно. Найду.
– Значит, договорились?
Адвокат кивнул – казалось, он весь как-то сжался.
А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.
Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:
– Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.
– Да уж, Лонго определенно умом не блещет, – признал Хиггинс. – Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?
– Да конечно же нет, – ответил Валентайн.
– Почему ты так в этом уверен?
– А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.
– Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?
– Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.
Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.
– Вот сволочь, – сказал Валентайн.
– А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? – спросил Хиггинс.
Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.
– Никогда, – ответил Валентайн.
– Значит, ты лучше меня, – сказал Хиггинс.
– Я не это имел в виду, Билл.
– Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?
– Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.
Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.
Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.
Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.
Ник печально покачал головой:
– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.
– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.
– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.
– Он ведь тоже был женат раз сто?
– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?
Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.
В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:
– Вы позволите задать вам личный вопрос?
– Валяйте.
– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?
– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.
– И так никогда и не прикасались?
– Нет.
– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?
– Случалось.
– И вам приходилось с ним возиться?
Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.
Прокашлявшись, он коротко ответил:
– Нет.
Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.
– Не хотите по-быстрому срубить пять штук? – спросил Ник.
– Сверх того, что вы уже мне должны?
– А сколько я вам должен?
– Две тысячи.
Ник вытащил из кармана свернутые рулоном банкноты и отсчитал двадцать сотенных. Протянув их Валентайну, сказал:
– Сверх вот этого.
– Что вы хотите, чтобы я сделал? Ник колебался:
– Это может показаться довольно странным предложением.
– Не стесняйтесь.
– Я хочу, чтобы вы нашли Нолу.
– А я думал, что вы рады от нее избавиться.
– Я передумал.
– Ник, она ненавидит вас лютой ненавистью.
Ник смотрел прямо перед собой. Потом сглотнул комок в горле и сказал:
– Знаю.
– А еще она на самом деле виновата. Ник снова сглотнул:
– Возможно.
– Она что, действительно вас за живое тронула?
– Я сам до этого дошел.
– Это как же?
– На меня снизошло прозрение, – пояснил Ник.
Прозрения снисходили на Ника с завидной регулярностью. Первое случилось с ним, когда ему едва сравнялось шестнадцать, и, как ни странно, во время религиозного праздника Богоявления[27].
Богоявление – маленький греческий рыболовецкий городок во Флориде, где Ник рос, отмечал шестого января. В этот день они праздновали крещение Христа в реке Иордан, когда Святой Дух в виде голубя сошел к юному Иисусу. Согласно канонам православной церкви, именно это событие ярче всего демонстрировало божественную сущность и миссию Христа.
– Для нас этот праздник покруче Рождества будет, – пояснил Валентайну Ник.
В этот день в их городке не работало ни одно заведение. Все жители собирались в церкви Святого Николая, и после недолгой службы священники и паства с хоругвями шли крестным ходом к речке Бэйоу – священники в богатом облачении, с унизанными драгоценными камнями крестами, опирались на узорчатые посохи, а за ними следовала одетая во все белое юная девственница с белоснежной голубкой в руках.
– Как правило, на эту роль выбирали самую красивую девушку в нашем городке, – рассказывал Ник, и лицо его раскраснелось от воспоминаний. – В тот год выбрали девушку, в которую я был влюблен. Ее звали Зельда Каллас.
После благословения голубку отпускали, она летела над речкой, а священник бросал в реку белый крест, и пятьдесят мальчишек прыгали в воду с выстроившихся полукругом лодок, чтобы поймать его.
– Паренек, выловивший крест, возвращал его священнику и получал от него благословение на весь последующий год – именем Иисуса Христа.
– Неплохая сделка, – заметил Валентайн.
– Еще бы! – согласился Ник. – В тот год удача мне была нужна как никогда: один за другим умерли отец и дед, я бросил школу, так как приходилось кормить мать и сестер. И я решил во что бы то ни стало выловить этот белый крест, получить благословение и произвести впечатление на Зельду Каллас.
Ник сокрушенно покачал головой.
– И что?
– А ничего не получилось.
– Вы не поймали крест?
– Мне просто не разрешили прыгать. Священник сказал матери, что лучше бы мне остаться на берегу – якобы из уважения к отцу и деду. Но на самом деле, я думаю, она не разрешила мне прыгать из страха, что я вдруг утону. Ну, сами знаете, как это бывает.
– Это уж точно, знаю.
– Вот тогда это и случилось, – продолжал Ник. – Я стоял на берегу, смотрел, как прыгают в воду мои друзья, и на меня снизошло прозрение. Передо мной явился отец, он погрозил мне пальцем и сказал: «Никогда не сдавайся». А потом – бах! – и растаял.
– Вы действительно его видели?
– Как вас сейчас, – ответил Ник. – Он был сердит. «Никогда не сдавайся». То есть он меня отругал. И знаете что, Тони? С тех пор я ни разу и не сдавался. Я повторяю эти слова, как мантру, и они помогли мне стать тем, кем я стал. Я такой, какой я есть, понятно?
– Понятно, – откликнулся Валентайн.
– А там, в доме Нолы, на меня снизошло другое прозрение. Именно там я понял, что отец мог и ошибаться. Порой нужно как раз сдаться. Господи, какую же глупость я сотворил!
– Вы ее любили?
Ник глубоко вздохнул:
– Да. И она любила меня. Она даже подписала брачное соглашение. Чего еще я мог желать? Я стал перед ней на колени, Тони. Стал на колени на этот кошмарный ковер, надел ей на палец громадное кольцо и попросил выйти за меня замуж. Она сказала: «Да», – а я что в ответ брякнул? Вот идиот! Я сказал: «Но сначала ты должна увеличить сиськи». Тут говно из вентилятора и полетело.
– Получается, после этого вы напились и стерли эту историю из памяти, – осведомился Валентайн.
– И эту, и кучу других глупостей, – признал Ник. Потом взглянул на Валентайна: – Так вы сделаете это для меня?
– Вы имеете в виду, найду ли я Нолу?
– Да. Мне необходимо ее увидеть. Еще хоть разок.
– И вы действительно раскаиваетесь?
Ник мрачно угукнул.
Валентайн задумался. Он уже много лет не занимался розысками. Но пять тысяч – заманчивая сумма, к тому же к ней прилагалась небольшая премия: в ходе поисков он, скорее всего, столкнется с Фрэнком Фонтэйном и заставит его заплатить по счетам. Как там говорится? Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным? Что ж, придется еще несколько деньков попотеть, но подобная перспектива вдруг перестала выглядеть пугающей.
– Что ж, попробую, – сказал Валентайн.
Когда Валентайн вернулся в свой номер, горничная-мексиканка все еще наводила там порядок. Безжалостно изгнав ее, он заперся в ванной, сбросил пропотевшую одежду и влез под ледяной душ, после которого буквально заново родился – хоть и продрог.
В номере пахло политурой для мебели и свежими цветами. Он нашел на обеденном столе пульт и включил спортивный канал, по которому шла игра между «Янки» и «Девил Рейз». Ха-ха, «Девил Рейз» вели с перевесом в два очка! Хорошо бы позвонить Джерри и сообщить ему об этом… Желание, что и говорить, неправедное, но подобный поступок, несомненно, доставил бы ему удовольствие, так что совсем уж неправедным оно быть не могло.
Он порылся в шкафу в поисках чего-нибудь легкого. Увы, в поездку он взял рубашки с длинными рукавами, все тех цветов, которые принято называть «немаркими», три пары брюк, все черные, да два темно-синих клубных пиджака. Что ж, он по-прежнему одевался как полицейский – наверное, и в гроб его положат в таком вот прикиде.
– Еще как!
Ник неуверенно глянул на Андермана: стоило ли вести этот разговор в присутствии ее адвоката? И все-таки спросил:
– А что я такого сделал?
– Неужели не помнишь? Ник покачал головой.
– Что ж. Может, вот это освежит твою память…
И Нола, с разрешения Лонго, прошла в ванную комнату. Открыла шкафчик, достала баллончик с лаком для волос и протянула его лейтенанту.
– Сейф я себе позволить не могу, – пояснила она.
Лонго перевернул баллончик. Никакого лака в нем не было – он оказался имитацией, с отвинчивающимся дном. Лейтенант открутил донышко, и в руку ему выпала маленькая коробочка. Лейтенант присвистнул и протянул ее Нику:
– Узнаете?
Ник в недоумении уставился на обручальное кольцо с бриллиантом, которое все эти десять лет хранилось у Нолы в ванной. Судя по чистоте камня, кольцо было куплено у Мордехая, лучшего в городе ювелира.
– Это я тебе подарил? – спросил он в изумлении.
– Ты стоял на коленях в этой самой гостиной и просил выйти за тебя замуж, – рявкнула Нола, позволив горьким воспоминаниям вырваться наружу. – Просил меня стать твоей женой, твоей радостью, твоим счастьем! Только все это была брехня!
Ник закрыл коробочку: теперь он вспомнил. Он заплатил за кольцо двадцать тысяч. Наличными. Нола была лучшей из его женщин. Ну, по крайней мере, в тот момент ему так казалось.
– Да только ты хотел, чтобы, прежде чем мы пойдем под венец, я нарастила себе сиськи, – сказала она. – Я ответила: нет, только после свадьбы, а ты твердил – перед. Ты желал, чтобы рядом с тобой была невеста с большой грудью. Я спросила: «Так на ком ты хочешь жениться? На мне или на сиськах?» А ты ответил: «Я беру пакетом». Я сказала: «Значит, я для тебя недостаточно хороша!» А ты покачал головой и сказал: «Не в том дело. Мне нужны большие сиськи». И мы поругались, и в конце концов я вышвырнула тебя вон.
Ник принялся совать ей кольцо обратно, Нола брать отказывалась. Ник залился краской стыда, и тогда вмешался Хиггинс:
– Минуточку! В полицейском участке вы заявили, что Ник никогда не просил вас сделать пластическую операцию и увеличить грудь.
– Да, я так и сказала.
Хиггинс недоуменно воззрился на нее.
– Я врала, – пояснила Нола.
Ее адвокат издал легкий рык. Лонго и Хиггинс посмотрели на него, потом друг на друга. Валентайн, в свою очередь, тоже молча взирал на присутствующих. Один только Ник не понимал, что произошло. А произошло следующее: Нола их всех провела.
Вот почему он особенно не удивился, когда услышал, как хлопнули ставни на окне спальни. В комнату упало что-то большое и круглое, покатилось и остановилось у ног Лонго. Дымовая граната! – мелькнуло у Валентайна. Полицейская, для разгона уличных демонстраций!
Через секунду спальню заволокло темное облако.
Валентайн первым кинулся к двери. Пусть Лонго сам разбирается, раз уж он не взял с собой подкрепления! В коридоре тоже был дым – он струился из решетки кондиционера. Пробираясь на ощупь, Валентайн силился припомнить расположение комнат, а сзади, из спальни, доносились вопли Нолы:
– Выпустите меня! Выпустите меня!
Валентайн заколебался: страх трудно подделать, а в голосе Нолы слышался настоящий ужас. Черт побери, что происходит? Неужели Сонни действительно ее подставил?
Из дымовой завесы вырвался Андерман, и они вместе устремились к выходу. За ними, надсадно кашляя, бежал Ник. Выскочив на лужайку, он изо всех сил пнул адвоката в лодыжку, и тот рухнул на траву.
Сердце у Валентайна билось как бешеное, он задыхался. Мир завертелся у него перед глазами, и он услышал радостный гогот соседских мальчишек. Валентайн сел на траву и подождал, пока в голове хоть немного прояснится.
Через секунду из дома выскочили Лонго и Хиггинс. Из дверей продолжал валить дым – почему-то без запаха. Позже они узнали, что источником дыма оказался сухой лед, который используют мороженщики. И был он совершенно безвреден.
– Где Нола? – спросил Валентайн.
Этого не знал никто.
– Пустите, пустите! – кричала Нола человеку в черной горнолыжной маске, впрыгнувшему через окно.
Вместо этого человек сбил ее с ног. Нола почувствовала, как на голову ей натягивают что-то вроде матерчатого мешка, потом человек взвалил ее на плечо и вылез через то же разбитое окно. Нола колотила его в мускулистую спину, пока хватало сил, а человек только тихо засмеялся и похлопал ее по заднице.
– Прекратите! – взвыла она.
Она услышала, как похититель бренчит ключами – явно от машины. Потом открылся багажник, и похититель запихнул ее внутрь – под боком она почувствовала запаску. Места в багажнике было мало, и похититель заставил ее подогнуть ноги.
– Не беспокойся, детка, – в голосе его звучал явный техасский акцент. – Я провертел дырочки, так что ты не задохнешься.
И багажник захлопнулся. Мотор взревел, а через несколько секунд взвизгнули тормоза, раздался автомобильный гудок, послышались крики соседских мальчишек. «Господи! – молила Нола. – Не позволь ему на них наехать!»
Машина совершила вираж, и Нола догадалась, что они выехали с парковки у ворот Лужков. Она надеялась, что услышит вой полицейских сирен, но надежды ее не оправдались. Вскоре машина уже мчалась по шоссе, и Нола сдалась – ее покинули остатки боевого духа.
Похититель завел музыку – из того разряда, которую мужики обычно заводят, когда хотят намекнуть девушкам на свои намерения. «Ганс энд роузис», «Ван Хейлен», «Аэросмит»… Все женщины, мол, похотливые сучки, все мужики – соблазнительно воняющие пивом хищники. Стив Тайлер из «Аэросмит» блажил: «Сядь на мой прибор длиною в десять дюймов…» Нола заткнула уши. Ей ужасно хотелось плакать, но она сдержалась.
Ты сама в этом виновата, думала она. Ты видела в мужиках ответ на все свои вопросы, ты надеялась, что любовь хорошего парня – это все, что тебе нужно, чтобы избавиться от одиночества, которое преследовало тебя с самого раннего детства. И каждый раз ты с готовностью открывала им дверь. Хуже всех был Ник, но разве ты, расставшись с ним, уехала из Вегаса? Нет, тебе надо было остаться – ему назло, доказать, что ты и сама можешь справиться. И каким образом ты пыталась этого достичь? Приняла от него работу в его же собственном казино и сделалась его рабыней. Все правильно: «Сядь на мой прибор» и заткнись…
Прошло минут двадцать. Автомобиль – как поняла Нола – свернул с шоссе. Ей удалось стянуть с головы мешок, и она стала смотреть на дорогу сквозь столь любезно проделанную дырочку. В пределах видимости никаких других машин не было, и Нола поняла, что они едут по пустыне, а там уж ее точно никто никогда не найдет.
Автомобиль свернул с основной дороги и еще какое-то время ехал по щебенке. Похититель притормозил и трижды просигналил. Нола услышала, как поднялись металлические ворота, машина въехала внутрь, и ворота с тяжелым стуком опустились.
Через несколько секунд крышка багажника поднялась, и Нолу ослепил яркий свет.
– Вставай, солнышко, и сияй, – объявил похититель.
Нола выбралась из багажника, протерла глаза и огляделась.
– Здесь не очень шикарно, но это наш дом, лапушка, – сказал похититель.
Они находились внутри какого-то пустого склада, холодно было, как в рефрижераторе. В центре огромного помещения располагалась копия пита для блэкджека из «Акрополя» – несколько старомодных столов. У одного из них стоял Фрэнк Фонтэйн. На нем была красная шелковая рубашка, и он мастерски тасовал колоду.
Здесь же располагался огромный мольберт с планом игрового зала «Акрополя», размеченный, словно карта военных действий, голубыми и желтыми линиями.
– Привет, – сказал Фонтэйн.
– И тебе привет, – онемевшими губами прошептала Нола.
– Что, удивил я тебя?
– И еще как.
– Ты в порядке?
– Бывало и лучше, – сказала она.
– Я не причинил ей никакого вреда, Фрэнк, – заявил стоявший рядом с ней похититель. Он уже успел сменить лыжную маску на огромную шляпу. Высокий, мускулистый блондин с продубленной солнцем и ветром кожей. Настоящий ковбой, подумала Нола. Развернувшись, она отвесила ему звонкую пощечину.
– Ах ты сволочь, хам!
Ковбой улыбнулся, словно она сделала ему комплимент. Фонтэйн вышел из-за стола и сказал ковбою:
– Хорошая работа.
– Спасибо, – ответил тот.
Нахлобучив свою шляпу на Нолу, ковбой открыл ворота и растворился в ярком солнечном свете.
Фонтэйн подошел ближе. Нола вся сжалась и вопреки самой себе разревелась.
– Скучала по мне? – спросил он.
– Пошел ты, Фрэнк, или Сонни, или еще как там тебя зовут! – рыдала Нола. Сжав кулаки, она попыталась стукнуть его в грудь, но он перехватил ее руки и держал, пока она не успокоилась. – Чтоб ты сдох вместе со своими планами и схемами! – рыдала Нола.
– Я тоже соскучился, – сказал он.
16
Валентайн стоял на солнцепеке подле Сэмми Манна – «скорая» должна была вот-вот подъехать. Похититель Нолы оказался парнем не промах. Как выяснилось, первым делом он зашел в дом по соседству, где дежурил шпик Лонго – вот тот оказался как раз тупицей, поскольку позволил привязать себя к стулу. Затем похититель перешел через улицу и наставил на Уайли и Сэмми «Магнум» тридцать восьмого калибра. Уайли он пристегнул наручниками к рулевому колесу, а Сэмми приказал выйти из машины, где с помощью рукоятки пистолета проделал с его здоровой ногой то же, что проделала с ногой своей соперницы Тоня Хардинг[26].– Ты этого парня разглядел? – спросил Валентайн.
– На нем была лыжная маска, – проскулил лежавший на траве Сэмми.
– Думаешь, профессионал?
– Угу. Деловой такой, спокойный.
– Почему он стукнул тебя, а не Уайли? Сэмми скривился от боли:
– Понятия не имею.
– Думаешь, Уайли с ним заодно?
– Не-а.
– С чего это ты так уверен?
– Он в штаны намочил. Буквально.
Наконец Сэмми уложили на носилки, сделали ему укол обезболивающего, и Валентайн смог вернуться в дом. Лонго собрал всех уцелевших в гостиной и расхаживал по мерзкому косматому ковру.
– Это черт знает что такое! – вопил он во всю мощь своих легких. – Нас притащили сюда под предлогом каких-то чертовых писем, которые, черт подери, так в глаза никто и не увидел. И на тебе – на нас нападает какой-то тип, которого тоже никто не разглядел! Черт возьми, не надо быть гением, чтобы понять, что нас подставили, черт, черт, черт!!! Вот только кто?
Злобный взгляд Лонго скользил по лицам.
– Нола, кто ж еще! – пискнул Уайли. Ему пришлось снять мокрые штаны и надеть найденный в ванной мужской халат.
– Нола? – недоверчиво переспросил Лонго. – Да единственное, в чем Нола Бриггс виновна, так это в том, что она ненавидит Ника. А судя по размеру камешка в кольце, эта дамочка пылает к вам, мистер, ненавистью нешуточной.
Приткнувшийся в углу Ник стыдливо понурился.
– И так вот всю жизнь, – прошептал он.
– Из этого следует, что виноват один из вас, – и Лонго снова оглядел каждого по очереди. – Кто-то из вас подстроил эту заваруху.
Детектив уставился на Андермана, а за ним и все остальные. Адвокат сидел на табуретке, которую специально для него притащили из кухни, шелковые брюки на коленях промокли от крови – падая, он здорово поранился. Андерман мрачно глянул на Лонго – судя по всему, он был растерян не менее остальных.
– Я к этому делу никакого отношения не имею, – ровным голосом ответил он.
Лонго взвыл, как раненый бык.
– А-а, значит, вы полагаете, что всю вину за эту историю я возьму на себя? Черта с два, придурок! Ты думаешь, что какой-то хитрый адвокатишко может меня провести? И от этого моя репутация пострадает? Ну нет, это теперь твоя проблема! Я тебя арестую!
– Вы с ума сошли. – И Андерман печально покачал головой.
– Это я с ума сошел? Взгляни в лицо фактам! Ты один знал, к чему все это идет! Нола – твоя клиентка!
– Я просто приехал сюда вместе со всеми, – неловко оправдывался Андерман.
Лонго злобно засмеялся:
– И ты считаешь, я не смогу договориться с каким-нибудь уголовником, чтобы он признался, что видел вас вместе с Фонтанном?
– Такое признание ни одной проверки не выдержит.
– Ты получишь четыре года как минимум. И не в тюрьме штата, а в федеральной, по сравнению с которой наша – просто санаторий! А твоим соседом по камере будет тип весом в сто двадцать кило по имени Зайчик!
– Перестаньте! – огрызнулся Андерман. – Хватит глупости болтать.
– Хочешь позвонить своему адвокату? Андерман было заколебался, но потом буркнул:
– Нет.
– Ах, вот как мы решили! – воскликнул Лонго игривым тоном. – Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.
– О чем это вы? О какой такой сделке?
– А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.
Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:
– Я вас внимательно слушаю.
– Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.
– Но он – невидимка.
– Только для нас, – сказал Лонго.
– Что вы имеете в виду?
– Фонтэйн – уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.
– Хорошо, – сказал Андерман. – Пожалуй, я могу попробовать.
– Ты его найдешь?
– Попытаюсь.
– Этого недостаточно.
– Ладно. Найду.
– Значит, договорились?
Адвокат кивнул – казалось, он весь как-то сжался.
А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.
Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:
– Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.
– Да уж, Лонго определенно умом не блещет, – признал Хиггинс. – Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?
– Да конечно же нет, – ответил Валентайн.
– Почему ты так в этом уверен?
– А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.
– Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?
– Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.
Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.
– Вот сволочь, – сказал Валентайн.
– А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? – спросил Хиггинс.
Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.
– Никогда, – ответил Валентайн.
– Значит, ты лучше меня, – сказал Хиггинс.
– Я не это имел в виду, Билл.
– Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?
– Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.
Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.
Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.
Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.
Ник печально покачал головой:
– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.
– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.
– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.
– Он ведь тоже был женат раз сто?
– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?
Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.
В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:
– Вы позволите задать вам личный вопрос?
– Валяйте.
– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?
– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.
– И так никогда и не прикасались?
– Нет.
– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?
– Случалось.
– И вам приходилось с ним возиться?
Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.
Прокашлявшись, он коротко ответил:
– Нет.
Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.
– Не хотите по-быстрому срубить пять штук? – спросил Ник.
– Сверх того, что вы уже мне должны?
– А сколько я вам должен?
– Две тысячи.
Ник вытащил из кармана свернутые рулоном банкноты и отсчитал двадцать сотенных. Протянув их Валентайну, сказал:
– Сверх вот этого.
– Что вы хотите, чтобы я сделал? Ник колебался:
– Это может показаться довольно странным предложением.
– Не стесняйтесь.
– Я хочу, чтобы вы нашли Нолу.
– А я думал, что вы рады от нее избавиться.
– Я передумал.
– Ник, она ненавидит вас лютой ненавистью.
Ник смотрел прямо перед собой. Потом сглотнул комок в горле и сказал:
– Знаю.
– А еще она на самом деле виновата. Ник снова сглотнул:
– Возможно.
– Она что, действительно вас за живое тронула?
– Я сам до этого дошел.
– Это как же?
– На меня снизошло прозрение, – пояснил Ник.
Прозрения снисходили на Ника с завидной регулярностью. Первое случилось с ним, когда ему едва сравнялось шестнадцать, и, как ни странно, во время религиозного праздника Богоявления[27].
Богоявление – маленький греческий рыболовецкий городок во Флориде, где Ник рос, отмечал шестого января. В этот день они праздновали крещение Христа в реке Иордан, когда Святой Дух в виде голубя сошел к юному Иисусу. Согласно канонам православной церкви, именно это событие ярче всего демонстрировало божественную сущность и миссию Христа.
– Для нас этот праздник покруче Рождества будет, – пояснил Валентайну Ник.
В этот день в их городке не работало ни одно заведение. Все жители собирались в церкви Святого Николая, и после недолгой службы священники и паства с хоругвями шли крестным ходом к речке Бэйоу – священники в богатом облачении, с унизанными драгоценными камнями крестами, опирались на узорчатые посохи, а за ними следовала одетая во все белое юная девственница с белоснежной голубкой в руках.
– Как правило, на эту роль выбирали самую красивую девушку в нашем городке, – рассказывал Ник, и лицо его раскраснелось от воспоминаний. – В тот год выбрали девушку, в которую я был влюблен. Ее звали Зельда Каллас.
После благословения голубку отпускали, она летела над речкой, а священник бросал в реку белый крест, и пятьдесят мальчишек прыгали в воду с выстроившихся полукругом лодок, чтобы поймать его.
– Паренек, выловивший крест, возвращал его священнику и получал от него благословение на весь последующий год – именем Иисуса Христа.
– Неплохая сделка, – заметил Валентайн.
– Еще бы! – согласился Ник. – В тот год удача мне была нужна как никогда: один за другим умерли отец и дед, я бросил школу, так как приходилось кормить мать и сестер. И я решил во что бы то ни стало выловить этот белый крест, получить благословение и произвести впечатление на Зельду Каллас.
Ник сокрушенно покачал головой.
– И что?
– А ничего не получилось.
– Вы не поймали крест?
– Мне просто не разрешили прыгать. Священник сказал матери, что лучше бы мне остаться на берегу – якобы из уважения к отцу и деду. Но на самом деле, я думаю, она не разрешила мне прыгать из страха, что я вдруг утону. Ну, сами знаете, как это бывает.
– Это уж точно, знаю.
– Вот тогда это и случилось, – продолжал Ник. – Я стоял на берегу, смотрел, как прыгают в воду мои друзья, и на меня снизошло прозрение. Передо мной явился отец, он погрозил мне пальцем и сказал: «Никогда не сдавайся». А потом – бах! – и растаял.
– Вы действительно его видели?
– Как вас сейчас, – ответил Ник. – Он был сердит. «Никогда не сдавайся». То есть он меня отругал. И знаете что, Тони? С тех пор я ни разу и не сдавался. Я повторяю эти слова, как мантру, и они помогли мне стать тем, кем я стал. Я такой, какой я есть, понятно?
– Понятно, – откликнулся Валентайн.
– А там, в доме Нолы, на меня снизошло другое прозрение. Именно там я понял, что отец мог и ошибаться. Порой нужно как раз сдаться. Господи, какую же глупость я сотворил!
– Вы ее любили?
Ник глубоко вздохнул:
– Да. И она любила меня. Она даже подписала брачное соглашение. Чего еще я мог желать? Я стал перед ней на колени, Тони. Стал на колени на этот кошмарный ковер, надел ей на палец громадное кольцо и попросил выйти за меня замуж. Она сказала: «Да», – а я что в ответ брякнул? Вот идиот! Я сказал: «Но сначала ты должна увеличить сиськи». Тут говно из вентилятора и полетело.
– Получается, после этого вы напились и стерли эту историю из памяти, – осведомился Валентайн.
– И эту, и кучу других глупостей, – признал Ник. Потом взглянул на Валентайна: – Так вы сделаете это для меня?
– Вы имеете в виду, найду ли я Нолу?
– Да. Мне необходимо ее увидеть. Еще хоть разок.
– И вы действительно раскаиваетесь?
Ник мрачно угукнул.
Валентайн задумался. Он уже много лет не занимался розысками. Но пять тысяч – заманчивая сумма, к тому же к ней прилагалась небольшая премия: в ходе поисков он, скорее всего, столкнется с Фрэнком Фонтэйном и заставит его заплатить по счетам. Как там говорится? Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным? Что ж, придется еще несколько деньков попотеть, но подобная перспектива вдруг перестала выглядеть пугающей.
– Что ж, попробую, – сказал Валентайн.
Когда Валентайн вернулся в свой номер, горничная-мексиканка все еще наводила там порядок. Безжалостно изгнав ее, он заперся в ванной, сбросил пропотевшую одежду и влез под ледяной душ, после которого буквально заново родился – хоть и продрог.
В номере пахло политурой для мебели и свежими цветами. Он нашел на обеденном столе пульт и включил спортивный канал, по которому шла игра между «Янки» и «Девил Рейз». Ха-ха, «Девил Рейз» вели с перевесом в два очка! Хорошо бы позвонить Джерри и сообщить ему об этом… Желание, что и говорить, неправедное, но подобный поступок, несомненно, доставил бы ему удовольствие, так что совсем уж неправедным оно быть не могло.
Он порылся в шкафу в поисках чего-нибудь легкого. Увы, в поездку он взял рубашки с длинными рукавами, все тех цветов, которые принято называть «немаркими», три пары брюк, все черные, да два темно-синих клубных пиджака. Что ж, он по-прежнему одевался как полицейский – наверное, и в гроб его положат в таком вот прикиде.