Страница:
– Догадываюсь, – прошептала Нола.
– Держи хвост пистолетом. – И Джуэл похлопала Нолу по колену. – Здесь, чтобы выжить, надо быть сильной.
Нола кивнула, беспрестанно вертя в пальцах крошечный медальончик с изображением святого Христофора – при личном досмотре полиция почему-то его упустила. Медальончик когда-то принадлежал ее матери, а до нее – бабушке.
– Кто этот парень? – спросила Джуэл.
– Мой святой-хранитель, – сказала Нола и вытащила медальон из-под блузки, чтобы Джуэл могла получше его разглядеть. – Он повсюду со мной.
– Какой хорошенький! – трансвестит нес – несла? – явную околесицу.
И, подцепив наманикюренным пальцем медальон, сорвала его вместе с цепочкой. После чего затолкала святого Христофора в рот и без всяких усилий проглотила. Вся камера разразилась одобрительными воплями и аплодисментами.
– Отдай! – Нола в отчаянии барабанила маленькими кулачками в грудь Джуэл. – Черт побери, отдай сейчас же!
– Вот как пойду в сортир, так сразу и отдам! – И Джуэл отскочила в сторону.
Вскорости бритый наголо полицейский отвел Нолу наверх, в комнату для допросов – ужасную, без окон, – и приковал наручниками к стулу, в свою очередь, привинченному болтами к полу. Нола положила голову на стол и заплакала. Так она и плакала без остановки – пока не заснула.
Полицейский вернулся в сопровождении парня Нолы, Рауля, тоже скованного по рукам и ногам. Шоколадно-карий взор Рауля на секунду встретился с Нолиным взглядом, а потом он только мрачно смотрел в пол. Принесли еще один стул. Полицейский пристегнул к нему Рауля и, не говоря ни слова, снова вышел, громко хлопнув дверью.
Нола прислонилась к столу, стараясь как можно ближе подобраться к Раулю. На ее взгляд, он был самым симпатичным из встречавшихся на ее жизненном пути парней: со светло-оливковой кожей, столь же хороший в постели, как и за ее пределами, улыбчивый, а его веселый смех поднимал ей настроение с тем же неизменным успехом, что и любимые песенки. Ну и пусть образования у него никакого, а на жизнь он зарабатывал тем, что мыл посуду за пять с полтиной в час. И пусть ее друзья-приятели подшучивали над ней – он был настоящим, честным и добропорядочным человеком, он относился к ней по-доброму, внимательно и с уважением, и она собиралась держаться за него, насколько это было возможно.
– О Господи, – прошептала она. – Что они с тобой сделали?
Его выразительные глаза наполнились слезами.
– У меня большие неприятности, – ответил он.
– Почему? Боже мой, а у тебя что случилось?
– Они собираются меня депортировать, – простонал Рауль.
Нола потеряла дар речи.
– Я после работы зашел к тебе, – объяснил он, – а там было полно полицейских. Они меня усадили, начали задавать разные вопросы, а один потребовал документы. Ну, посмотрели и увидели, что срок моей «зеленой карты» истек.
– Боже мой! Что ж ты ее не продлил! – И Нола снова залилась слезами. – О нет, нет, нет! – рыдала она.
– Они сказали, что ты обманывала казино, – продолжал Рауль, – и если ты не сможешь доказать свою невиновность, они меня вышлют.
– Но это все вранье! – вскричала Нола. Слезы, словно частый дождик, капали на стол. – Никого я не обманывала! Как они могли такое сказать? Я проработала там целых десять лет!
– Знаю, – Рауль понизил голос. – Я им сказал: моя малышка, она никогда никого не обманывала, у нее золотое сердце. Но они меня не слушали. Они сказали, что точно знают: ты виновна. Просто на все сто.
Да я действительно ничего такого не делала! – воскликнула Нола, и слезы струей брызнули у нее из глаз. – Клянусь могилой матери! Тот парень каким-то образом знал все мои карты! – В отчаянии она принялась раскачиваться взад-вперед. – Я ничего поделать не могла. Почему ж тогда Уайли не убрал меня от стола, если думал, что я жульничаю?
– Не знаю, детка, не знаю, – теперь в голосе Рауля появились прежние, всегда так благотворно действовавшие на нее нотки.
– Я буду стоять на своем, – заявила Нола: отчаяние уступило место решимости. – Я ничего не делала. Я не общаюсь с шулерами, у меня совершенно чистое досье. Я десять раз становилась дилером месяца! У них ничего на меня нет, никаких улик. Они сами упустили этого типа, а взамен арестовали меня. В суде у них этот номер не пройдет!
– Я и сам уже им об этом говорил, – сказал Рауль.
– А они что?
– Они сказали, что если ты откажешься им помогать, они возьмутся за меня, – и Рауль помолчал, в надежде, что она передумает и изменит свою позицию: дома, в Тихуане, у него оставались мать и две сестренки, которые зависели от его еженедельных денежных переводов. – Ты точно никогда раньше этого типа не видела?
– Богом клянусь, Рауль, никогда в жизни.
Ее возлюбленный нашел в себе силы засмеяться:
– Ну что ж, – сказал он. – Тогда, детка, думаю, нам пора сказать друг другу «адиос»[14].
– Знаете, чем мексиканцы похожи на бильярдный шар? – спросил лейтенант из полицейского управления Лас-Вегаса. Он вплотную придвинулся к зеркальному окну в комнату для допросов. Хиггинс и Валентайн устроились чуть поодаль на раскладных стульях. Хиггинс нахмурился:
– И чем же?
– Чем сильней по ним бьешь, тем лучше они понимают английский.
Этого мордатого лейтенанта звали Пит Лонго, и был он законченным мерзавцем. Вместо того чтобы должным образом допросить Нолу, он предпочел шантажировать ее высылкой Рауля. Это был грязнейший из приемов, и потому полицейское управление Лас-Вегаса заслуженно пользовалось крайне дурной славой.
– Вовсе не смешно, – сердито произнес Хиггинс. – Наверное, мне следует записать вас на занятия по преодолению этнических и культурных предрассудков, которые проводятся в нашем департаменте.
– Чихать я на ваши курсы хотел, – заявил Лонго. Он закурил и нагло выдохнул дым им в лицо. Его бесило, что Хиггинс привел с собой еще одного детектива, пусть и отставного, и Лонго не собирался делать вид, что ему все равно.
– Ваши шутки оскорбительны, – сказал Хиггинс. Лонго снова с явным удовольствием затянулся:
– Я подумываю о том, чтобы снять обвинения.
– Черта с два! – рявкнул Хиггинс.
– Но еще утром вы говорили, что она невиновна, – возразил Лонго.
– То было утром.
– Позвольте, позвольте, ~ возразил лейтенант. – Утром вы говорили, что Комиссия по игорному бизнесу не заинтересована в задержании Нолы Бриггс. Сейчас же вы просите задержать ее. Что-то я не понимаю.
– А я передумал, – ответил Хиггинс. – Вам-то что с того?
– У вас как в той песне, – хихикнул Лонго, – «Уйти мне или остаться?». Решите, наконец.
– Вот я и решил.
– Но я не собираюсь предъявлять ей обвинение, – упорствовал Лонго. – В деле полно дыр.
Хиггинс встал, подошел к Лонго вплотную:
– Прекрати валять дурака, Пит. Я прошу расследовать это дело, как и любое другое дело о мошенничестве. И если потребуется, я сам пойду к судье.
Лонго ухмыльнулся и заговорил намеренно ровным тоном:
– Твое право, Билл, но позволь мне кое-что тебе напомнить. Меня уже тошнит от всех этих типов вроде Ника Никокрополиса, которые взяли моду указывать мне, кого арестовать, а кого – нет. И так уже мои люди только и заняты этими вашими казино и всем, что с ними связано. А у них и на улицах забот хватает – торговцы наркотиками, банды всех мастей, которые в последнее время хлынули сюда из Лос-Анджелеса. То, что это вот дело в суде поплывет, тебя, похоже, не волнует. Зато волнует меня. Как я уже сказал, занимайся им сам.
Что за речь, подумал Валентайн. Похоже, Лонго давно ее готовил и вот наконец высказался. Все так, но ему ли читать нотации? Судя по брюху, Лонго себя погоней за торговцами наркотиками тоже не утруждал.
– Рад, что хоть в чем-то мы пришли к согласию, – сухо ответил Хиггинс.
– Течет ваше дельце, течет. – Лонго ткнул толстым пальцем в рыдавшую за стеклом блондинку. – Вот объясни мне, как так получается: хорошо, она ободрала «Акрополь», так почему ж тогда со своими денежками не сбежала? Нет, вместо этого вернулась домой, приготовила себе пожрать и улеглась смотреть мультики. Я что, один-единственный не вижу в этом никакой логики?
Хиггинс залился краской, отчего его физиономия стала еще более грозной. В воздухе запахло настоящей дракой, и Валентайн с тоской подумал о том, как хорошо было бы сейчас оказаться в гостинице, сыграть партию-другую на бильярде, а еще лучше – соснуть. Подавив зевок, он глянул на Нолу Бриггс, которая по-прежнему рыдала в голос. Она была по-настоящему красива – из тех, кто заставляет мужские сердца биться быстрее. Валентайн перевел взгляд на висевшие на стене часы: ее парня привели в камеру десять минут назад.
Вытащив из кармана две монетки, Валентайн швырнул их на пол. Лонго уставился на него так, будто мечтал откусить ему голову.
– В чем дело? – рявкнул он.
– Извините, что перебиваю.
– Говорите уж!
– На меня только что снизошло прозрение.
– Что-что? – взревел Лонго.
– Откровение снизошло. Момент истины.
– Снизошло, говорите?
– Вот именно.
– Уж соблаговолите поделиться своим откровением с нами грешными.
– Нола виновна на все сто процентов, – заявил Валентайн. Лонго чуть в воздух не взвился:
– И как это вы, тут сидя, поняли?
Валентайн подошел к стеклу и посмотрел на Нолу: та самозабвенно рыдала, словно ребенок, потерявший денежку на школьный обед. Валентайн указал на нее.
– Так себя невиновные не ведут, – объяснил он. – Только посмотрите, какое она тут представление закатила! Любой другой вопил бы и требовал адвоката. А она – ничего подобного. Просто сидит, прекрасно зная, что за ней наблюдают, и твердит, что ни в чем не виновата. И вовсе не полицию она пытается убедить – полиции-то до этого нет никакого дела. Она пытается убедить нас! Ну уж нет, невиновные ведут себя по-другому.
Вот что значит прозрение! И у Лонго, и у Хиггинса настроение сразу изменилось, злобы как не бывало.
– Что ж, предположим – дискуссии ради, – что вы правы, – сказал куда более спокойным тоном Лонго. – И вы надеетесь, что одних видеозаписей достаточно, чтобы ее уличить?
– Может, и нет, – ответил Валентайн.
– Тогда мне все-таки придется снять обвинение.
– Подождите немного. На вашем месте я бы попросил судью назначить разумный залог. А вы, как она выйдет, пустите за ней хвост. Фонтэйн непременно попробует с ней связаться.
– Вы, похоже, в этом полностью уверены, – заметил Лонго.
– На кону моя репутация, – ответил Валентайн.
Лонго поскреб лысеющий затылок. Полицейские – народ недоверчивый, и уговорить их бывает непросто. Лейтенант повернулся к Хиггинсу:
– Ты согласен?
– Если Тони говорит, что она виновна, значит, она виновна, – ответил тот. – И я считаю, что он предложил хороший ход.
Лонго от раздумий аж запыхтел.
– Пару минут назад ты сам твердил, что выпускать ее нельзя. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Хиггинс похлопал Лонго по плечу – жест мало походил на дружеский:
– Знаю, знаю. Установите за ней круглосуточное наблюдение. Как только заметите что-то подозрительное, сразу сообщайте мне. Надеюсь, отыщете перерывчик между облавами на наркодилеров?
Лонго побагровел: Хиггинс еще долго будет поминать ему это его выступление.
– Будет сделано, – прошипел лейтенант.
Валентайн зарегистрировался в гостинице только в три пополудни. Здесь его уже поджидали два сообщения. Первое он проглядел, пока лифт возносил его на четвертый этаж. Читая, Валентайн морщился – от престарелого посыльного несло каким-то ужасным одеколоном. Послание было от Уайли – за прошедшее время его каракули не стали разборчивей. Питбосс просил связаться с ним, как только Валентайн устроится, и сообщал номер своего пейджера.
Двери лифта растворились, и Валентайн последовал за посыльным по сложной системе коридоров – ни дать ни взять настоящие катакомбы. Его номер располагался у самой черной лестницы, и когда посыльный открыл дверь, на него глянула комната, приветливостью и уютом вряд ли способная соперничать с пещерой.
Валентайн раздвинул шторы – из окна открывался упоительный вид на серую бетонную стену. Посыльный принялся перечислять имевшиеся удобства.
– Где тут туалет? – перебил его Валентайн.
– Мы как раз в нем и находимся, – ответил посыльный.
– Ты кто, клоун?
– Угадали, – ответил посыльный. – А чемоданы ношу тренировки ради.
Он действительно был забавен – если вам нравятся откровенно жалкие личности, и Валентайн вознаградил его за труды пятидолларовой банкнотой. Посыльный, не снизойдя до благодарности, сунул деньги в жилетный карман.
Валентайн запер дверь, сбросил одежду и направился в ванную.
Ванные комнаты в Лас-Вегасе отличались особым уродством, и эта не оказалась исключением. Ярко-голубые стены состязались в безобразии с раковиной и унитазом цвета мочи, душевую кабину прикрывала пластиковая занавеска, на которой была изображена карта Древней Греции. Через несколько минут горячая вода кончилась, и Валентайну пришлось домываться холодной. Ругаясь на чем свет стоит, он завернулся в полотенце и тут услышал, как звонит телефон.
Однако трубку он не взял, а сначала тщательно вытерся и оделся. В отставке есть свои преимущества, и одно из них – отсутствие необходимости спешить. Лампочка на автоответчике – телефон стоял на прикроватной тумбочке – яростно мигала, словно маяк в штормовую ночь. Он нажал кнопку.
«Привет, Тони. Это Мейбл. Рада, что ты добрался целым и невредимым – знаю, как ты ненавидишь летать. Слушай… Тут недавно прибыл Джерри, он был просто вне себя, когда я сказала, что тебе пришлось отъехать. Наверное, он планировал провести настоящий уикэнд с родным отцом… Короче, я с твоим сыном иду на бейсбол. Он поначалу хотел порвать билеты, но я сказала, что составлю ему отличную компанию. Так что мы идем. Надеюсь, ты не против».
– Боже правый! – пробормотал Валентайн. Джерри и Мейбл отправились на свидание! От этой мысли он вздрогнул.
«Мне нравится твой сын, правда, – продолжала она, словно угадав его реакцию. – Знаю, он доставил тебе немало хлопот, но я просто не могу так с ним поступить. Думаю, ты понимаешь».
– Нет, не понимаю, – возразил он автоответчику.
«Во всяком случае, я звоню, чтобы сказать, что решила не отсылать то объявление, где про «умереть банкротом». Ты прав, оно не годится. Не то чтобы глупое, но какое-то инфантильное. А вот и хорошая новость: я придумала кое-что взаправду смешное. К тому времени, как ты услышишь это сообщение, я уже перешлю его факсом в твою гостиницу. Если не возражаешь, прочти его и сообщи свое мнение. Буду с нетерпением ждать звонка. Пока».
Валентайн повесил трубку и вспомнил, как когда-то пригласил Джерри посмотреть вместе с ним, как «Янки» играли в решающей встрече, но сын отказался – он предпочел куда-то отправиться со своими обкуренными дружками. Это было одно из самых горестных его воспоминаний. Увы – что посеешь, то и пожнешь.
И в этот миг все в номере заходило ходуном – это пришел в движение служебный лифт. Двери хлопнули, из лифта вышли две горничные-мексиканки, с лязгом толкавшие перед собой тележку из прачечной. Они оживленно болтали по-испански, и Тони отчетливо слышал каждое слово. Телефон зазвонил снова.
– Мистер Валентайн, это Роксана из регистрации, – сообщил приветливый женский голос. – У меня тут для вас факс.
– Сейчас спущусь, – ответил он. – И, Роксана, потрудитесь подыскать для меня другой номер.
– Другой номер? – в голосе женщины послышалась обида. – А что плохого в вашем номере?
– Я нашел под кроватью труп, – заговорщическим тоном сообщил Валентайн.
– Труп?!
– Да. Думаю, это тело Джимми Хоффы[15].
– Хорошо, – он услышал, как пальцы ее зацокали по клавиатуре компьютера, – посмотрю, что можно для вас сделать.
Во время долгого и непростого путешествия к лифтам Валентайн внимательно разглядывал ковровое покрытие в коридоре: оно было поистине чудовищной расцветки – оранжевое в красную клетку. Ему приходилось читать исследования по поводу того, каким следует быть ковровым покрытиям в казино. Согласно этим трудам, чем ужаснее, тем лучше. Целью же исследований было найти рисунок до того безобразный, чтобы клиент просто не смог на него смотреть и вынужден был перевести оскорбленный взор на дилера или сверкающий игровой автомат. Идея состояла в том, чтобы подтолкнуть к игре даже тех, кто играть не собирался. Однако работ, посвященных выяснению того, срабатывает ли эта уловка, ему почему-то не попадалось.
Спускаясь в лифте, он вспомнил о втором послании – листок из факса по-прежнему лежал у него в кармане. Он развернул его:
Валентайн, старый пердун!
Послушайся дружеского совета – сиди себе на пенсии и не высовывайся.
Поверь, ни одна работа не стоит того, чтобы за нее умереть.
– Что за черт! – сказал он вслух.
Двери лифта раскрылись, но Валентайн этого даже не заметил. За годы службы он привык к угрозам разного рода шулеров, а парочка-другая мошенников даже пытались привести их в исполнение. Двери закрылись, и лифт сам поехал вверх.
Он снова очутился на своем четвертом этаже. Снова нажал кнопку «Вестибюль», снова поехал вниз, снова перечитал послание. Тот, кто его отправил, знал о Валентайне предостаточно – например, что он ушел в отставку. Неужто информатор Хиггинса растрепал о его приезде? Или, может, кто-то из старых знакомцев по Атлантик-Сити заметил его в аэропорту и подслушал разговор, пока они с Хиггинсом шли к машине? Во всяком случае, ему следует быть настороже, а то придется возвращаться домой в багажном отделении – это вместо первого-то класса.
Чтобы добраться до стойки регистрации, Валентайну пришлось пройти через зал казино. Он ненадолго остановился – провести рекогносцировку. Помещение было распланировано на манер колеса: в центре располагались игровые столы и автоматы, а по окружности – все остальное. Любой, кто заходил в «Акрополь», так или иначе попадал в это «колесо», а уж оно крутилось на полной скорости, чтобы вытрясти из посетителя хоть несколько монет. Четверть века назад таким образом планировались все казино Лас-Вегаса. Однако он подозревал, что сегодня таких «колес» осталось совсем немного.
Роксана уже его поджидала. Она оказалась жизнерадостной рыжеволосой девицей с глазами цвета молочного шоколада – его любимый тип женщин. Энергично жуя резинку, она отозвала его в сторону и сказала:
– А я-то думала, что Джимми Хоффа похоронен на «Стадионе гигантов».
– Нет, там похоронен Уолт Дисней, – ответил он.
– Ну вот, все я перепутала! А про Уолта Диснея я думала, что его держат в морозильнике в Орландо.
– В Орландо держат труп Адольфа Гитлера.
Она подтолкнула к нему факс. Листок легко заскользил по мраморной стойке.
– Вы просто прелесть! – заявила Роксана. Валентайн ухмыльнулся:
– Откуда вы?
– Выросла в Нью-Джерси. Сюда приехала пять лет назад.
– Я тоже из Джерси. Как вы здешнюю жару переносите?
– В общем-то терпимо. Если, конечно, скинуть всю одежку.
Валентайн вытаращил глаза, а она рассмеялась. Он чувствовал, что симпатичен ей так же, как и она ему. Интересно, на сколько он старше? Лет на тридцать, не меньше. А все-таки приятно, что он еще может хоть ненадолго позабавить такую милую девушку.
– Вы приехали на съезд?
– Нет, я должен кое-что сделать для казино.
– Не может быть!
– У меня к вам большая просьба. Если вдруг позвонит мой сын, не можете ли вы сказать ему, что я уже выехал?
Роксана в удивлении подняла брови. Голос ее зазвучал суше и строже:
– Вы не хотите говорить со своим собственным сыном?
– Именно, – ответил он. – И вам не советую.
– Он что, убил кого-нибудь?
– Ничего подобного.
– Так если он не убийца, неужто вы не можете его простить?
Вот она, логика выходца из Джерси! Да, эта юная леди – настоящий крепкий орешек. Он поспешил ретироваться, а Роксана, проводив его суровым взглядом, занялась другим клиентом.
Валентайн направился в расположенный в фойе бар. Назывался он «Убежищем Ника» и манил уютной полутьмой. Посетителей не было, и бармен тешил себя тем, что протирал стаканы. Он с одного взгляда оценил силы и возможности Валентайна: возраст – почтенный, телосложение – хрупкое, волосы – седые, и потому не выказал никакого разочарования, когда тот сделал свой заказ – стакан воды с долькой лимона.
– С газом или без газа? – вежливо осведомился бармен.
– Просто из-под крана, если у вас такая имеется.
Бармен подал воду так же, как подавал другие, куда более дорогие напитки – на подставочке. Валентайн приятно удивился: это был единственный показатель класса, с которым он здесь, в «Акрополе», столкнулся. Поэтому он дал парню на чай два доллара.
Валентайн развернул полученный от Мейбл факс. С чего это Роксана решила, что ему следует быть с Джерри полюбезнее? И кто дал ей право вообще иметь на сей счет собственное мнение? Потягивая воду, он прочел:
Надоело крутиться, как белка в колесе?
Спешите записаться в Школу попрошаек Бабули Мейбл. Станьте настоящим профессионалом! Открыты специальные курсы для телепроповедников и политических карьеристов. Обретите свою стезю – и вам больше никогда не придется трудиться!
Почетный президент Мейбл Джуликер, ул. Подаяния, 813.
Валентайн сморщился. Что произошло с Мейбл? Совсем даже не смешно! И вообще, от объявления за версту несет Джерри: наверняка это он оказал такое разрушительное влияние на чувство юмора его соседки.
В зеркале за баром он увидел отражение толстомордого придурка – придурок явно направлялся к нему. На гангстера не похож: слишком уж растерянный вид. Когда толстяк уселся на соседний табурет, Валентайн сказал:
– А вы, должно быть, Уайли.
– Так точно, – ответил питбосс и постучал по стойке бара. – Роксана сказала, что я могу найти вас здесь.
– Милая девушка.
Уайли заказал бурбон с водой и интимным тоном сообщил:
– У нее слабость к таким вот пожилым джентльменам.
– Спасибо, что сказали, – ответил Валентайн, – а то я все никак не мог взять в толк, что она делала в моем номере.
Уайли заржал так, будто никогда ничего на свете смешнее не слышал:
– Непременно воспользуюсь вашей шуткой!
Когда Уайли подали виски, Валентайн рассказал, что в аэропорту его встречал Билл Хиггинс и что он уже присутствовал при допросе. Потом изложил свою теорию насчет того, что Нола наверняка замешана. В бычьих глазах Уайли мелькнуло нечто похожее на ум.
– Так и Сэмми Манн думает, – сказал Уайли. – Он считает, что она виновна. Но, сказать по правде, я до сих пор так ничего и не понял, хотя знаю эту девушку достаточно хорошо.
– Сэмми Манн здесь? – спросил Валентайн, вспомнив о послании с угрозами.
– Сэмми – глава службы наблюдения казино. Он мой босс. – От удивления Валентайн даже поперхнулся. – Он обратился к религии, – пояснил Уайли, – и перешел на сторону хороших парней.
– Сэмми рассказывал, что я как-то раз поймал его за руку?
– Конечно. Но он говорил, что избежал наказания.
– Вот это да! «Избежал наказания»! Да Сэмми по сей день сидел бы за решеткой, не дай он на лапу судье.
Это сообщение вызвало у Уайли взрыв поистине гомерического хохота:
– Наш Сэмми подкупил судью? Это просто потрясающе!
Уайли глотал свое виски в том же темпе, что Валентайн свою воду, поскольку после перелета все еще мучился от жажды. Вскоре физиономия питбосса переливалась всеми оттенками багрового, а язык слегка заплетался.
– Сэмми полагает, что этот тип Фонтэйн нарочно подставил Нолу, – сообщил он. – Сэмми думает, что все это – дымовая завеса, а у Фонтэйна на уме что-то другое.
– Например?
– По-настоящему большой куш.
– Но пятьдесят тысяч – достаточно большой куш.
– В наши дни – уже нет. – Уайли внимательно разглядывал какую-то соринку у себя в стакане, потом выудил ее ложечкой. – Из всех заведений в городе он выбрал именно наше. Для этого должны быть какие-то причины.
– И вы хотите, чтобы я их отыскал.
– И его самого в придачу, если сможете.
– Вот это будет очень непросто.
– Мы полагаем, что он все еще в городе.
– Вам об этом Билл Хиггинс сказал?
– Угу
Согласно рекламе, увиденной Валентайном в аэропорту, население «большого Лас-Вегаса» превысило миллион человек. Но по сравнению с настоящими мегаполисами, это был все-таки город скромных размеров. Нола выйдет из участка, полицейские примутся за ней следить денно и нощно и непременно схватят Фонтэйна, поскольку он, конечно же, постарается выйти с ней на связь. Просто, как дважды два.
– Если его поймают, заплатите мне вдвое больше.
Уайли слишком нагрузился, чтобы хорошенько обдумать это предложение. Обычно Валентайн не пытался воспользоваться преимуществом над пьяными, но этот поселил его в самый скверный номер. Будучи католиком, он верил в расплату за грехи – и чем раньше, тем лучше.
– Держи хвост пистолетом. – И Джуэл похлопала Нолу по колену. – Здесь, чтобы выжить, надо быть сильной.
Нола кивнула, беспрестанно вертя в пальцах крошечный медальончик с изображением святого Христофора – при личном досмотре полиция почему-то его упустила. Медальончик когда-то принадлежал ее матери, а до нее – бабушке.
– Кто этот парень? – спросила Джуэл.
– Мой святой-хранитель, – сказала Нола и вытащила медальон из-под блузки, чтобы Джуэл могла получше его разглядеть. – Он повсюду со мной.
– Какой хорошенький! – трансвестит нес – несла? – явную околесицу.
И, подцепив наманикюренным пальцем медальон, сорвала его вместе с цепочкой. После чего затолкала святого Христофора в рот и без всяких усилий проглотила. Вся камера разразилась одобрительными воплями и аплодисментами.
– Отдай! – Нола в отчаянии барабанила маленькими кулачками в грудь Джуэл. – Черт побери, отдай сейчас же!
– Вот как пойду в сортир, так сразу и отдам! – И Джуэл отскочила в сторону.
Вскорости бритый наголо полицейский отвел Нолу наверх, в комнату для допросов – ужасную, без окон, – и приковал наручниками к стулу, в свою очередь, привинченному болтами к полу. Нола положила голову на стол и заплакала. Так она и плакала без остановки – пока не заснула.
Полицейский вернулся в сопровождении парня Нолы, Рауля, тоже скованного по рукам и ногам. Шоколадно-карий взор Рауля на секунду встретился с Нолиным взглядом, а потом он только мрачно смотрел в пол. Принесли еще один стул. Полицейский пристегнул к нему Рауля и, не говоря ни слова, снова вышел, громко хлопнув дверью.
Нола прислонилась к столу, стараясь как можно ближе подобраться к Раулю. На ее взгляд, он был самым симпатичным из встречавшихся на ее жизненном пути парней: со светло-оливковой кожей, столь же хороший в постели, как и за ее пределами, улыбчивый, а его веселый смех поднимал ей настроение с тем же неизменным успехом, что и любимые песенки. Ну и пусть образования у него никакого, а на жизнь он зарабатывал тем, что мыл посуду за пять с полтиной в час. И пусть ее друзья-приятели подшучивали над ней – он был настоящим, честным и добропорядочным человеком, он относился к ней по-доброму, внимательно и с уважением, и она собиралась держаться за него, насколько это было возможно.
– О Господи, – прошептала она. – Что они с тобой сделали?
Его выразительные глаза наполнились слезами.
– У меня большие неприятности, – ответил он.
– Почему? Боже мой, а у тебя что случилось?
– Они собираются меня депортировать, – простонал Рауль.
Нола потеряла дар речи.
– Я после работы зашел к тебе, – объяснил он, – а там было полно полицейских. Они меня усадили, начали задавать разные вопросы, а один потребовал документы. Ну, посмотрели и увидели, что срок моей «зеленой карты» истек.
– Боже мой! Что ж ты ее не продлил! – И Нола снова залилась слезами. – О нет, нет, нет! – рыдала она.
– Они сказали, что ты обманывала казино, – продолжал Рауль, – и если ты не сможешь доказать свою невиновность, они меня вышлют.
– Но это все вранье! – вскричала Нола. Слезы, словно частый дождик, капали на стол. – Никого я не обманывала! Как они могли такое сказать? Я проработала там целых десять лет!
– Знаю, – Рауль понизил голос. – Я им сказал: моя малышка, она никогда никого не обманывала, у нее золотое сердце. Но они меня не слушали. Они сказали, что точно знают: ты виновна. Просто на все сто.
Да я действительно ничего такого не делала! – воскликнула Нола, и слезы струей брызнули у нее из глаз. – Клянусь могилой матери! Тот парень каким-то образом знал все мои карты! – В отчаянии она принялась раскачиваться взад-вперед. – Я ничего поделать не могла. Почему ж тогда Уайли не убрал меня от стола, если думал, что я жульничаю?
– Не знаю, детка, не знаю, – теперь в голосе Рауля появились прежние, всегда так благотворно действовавшие на нее нотки.
– Я буду стоять на своем, – заявила Нола: отчаяние уступило место решимости. – Я ничего не делала. Я не общаюсь с шулерами, у меня совершенно чистое досье. Я десять раз становилась дилером месяца! У них ничего на меня нет, никаких улик. Они сами упустили этого типа, а взамен арестовали меня. В суде у них этот номер не пройдет!
– Я и сам уже им об этом говорил, – сказал Рауль.
– А они что?
– Они сказали, что если ты откажешься им помогать, они возьмутся за меня, – и Рауль помолчал, в надежде, что она передумает и изменит свою позицию: дома, в Тихуане, у него оставались мать и две сестренки, которые зависели от его еженедельных денежных переводов. – Ты точно никогда раньше этого типа не видела?
– Богом клянусь, Рауль, никогда в жизни.
Ее возлюбленный нашел в себе силы засмеяться:
– Ну что ж, – сказал он. – Тогда, детка, думаю, нам пора сказать друг другу «адиос»[14].
– Знаете, чем мексиканцы похожи на бильярдный шар? – спросил лейтенант из полицейского управления Лас-Вегаса. Он вплотную придвинулся к зеркальному окну в комнату для допросов. Хиггинс и Валентайн устроились чуть поодаль на раскладных стульях. Хиггинс нахмурился:
– И чем же?
– Чем сильней по ним бьешь, тем лучше они понимают английский.
Этого мордатого лейтенанта звали Пит Лонго, и был он законченным мерзавцем. Вместо того чтобы должным образом допросить Нолу, он предпочел шантажировать ее высылкой Рауля. Это был грязнейший из приемов, и потому полицейское управление Лас-Вегаса заслуженно пользовалось крайне дурной славой.
– Вовсе не смешно, – сердито произнес Хиггинс. – Наверное, мне следует записать вас на занятия по преодолению этнических и культурных предрассудков, которые проводятся в нашем департаменте.
– Чихать я на ваши курсы хотел, – заявил Лонго. Он закурил и нагло выдохнул дым им в лицо. Его бесило, что Хиггинс привел с собой еще одного детектива, пусть и отставного, и Лонго не собирался делать вид, что ему все равно.
– Ваши шутки оскорбительны, – сказал Хиггинс. Лонго снова с явным удовольствием затянулся:
– Я подумываю о том, чтобы снять обвинения.
– Черта с два! – рявкнул Хиггинс.
– Но еще утром вы говорили, что она невиновна, – возразил Лонго.
– То было утром.
– Позвольте, позвольте, ~ возразил лейтенант. – Утром вы говорили, что Комиссия по игорному бизнесу не заинтересована в задержании Нолы Бриггс. Сейчас же вы просите задержать ее. Что-то я не понимаю.
– А я передумал, – ответил Хиггинс. – Вам-то что с того?
– У вас как в той песне, – хихикнул Лонго, – «Уйти мне или остаться?». Решите, наконец.
– Вот я и решил.
– Но я не собираюсь предъявлять ей обвинение, – упорствовал Лонго. – В деле полно дыр.
Хиггинс встал, подошел к Лонго вплотную:
– Прекрати валять дурака, Пит. Я прошу расследовать это дело, как и любое другое дело о мошенничестве. И если потребуется, я сам пойду к судье.
Лонго ухмыльнулся и заговорил намеренно ровным тоном:
– Твое право, Билл, но позволь мне кое-что тебе напомнить. Меня уже тошнит от всех этих типов вроде Ника Никокрополиса, которые взяли моду указывать мне, кого арестовать, а кого – нет. И так уже мои люди только и заняты этими вашими казино и всем, что с ними связано. А у них и на улицах забот хватает – торговцы наркотиками, банды всех мастей, которые в последнее время хлынули сюда из Лос-Анджелеса. То, что это вот дело в суде поплывет, тебя, похоже, не волнует. Зато волнует меня. Как я уже сказал, занимайся им сам.
Что за речь, подумал Валентайн. Похоже, Лонго давно ее готовил и вот наконец высказался. Все так, но ему ли читать нотации? Судя по брюху, Лонго себя погоней за торговцами наркотиками тоже не утруждал.
– Рад, что хоть в чем-то мы пришли к согласию, – сухо ответил Хиггинс.
– Течет ваше дельце, течет. – Лонго ткнул толстым пальцем в рыдавшую за стеклом блондинку. – Вот объясни мне, как так получается: хорошо, она ободрала «Акрополь», так почему ж тогда со своими денежками не сбежала? Нет, вместо этого вернулась домой, приготовила себе пожрать и улеглась смотреть мультики. Я что, один-единственный не вижу в этом никакой логики?
Хиггинс залился краской, отчего его физиономия стала еще более грозной. В воздухе запахло настоящей дракой, и Валентайн с тоской подумал о том, как хорошо было бы сейчас оказаться в гостинице, сыграть партию-другую на бильярде, а еще лучше – соснуть. Подавив зевок, он глянул на Нолу Бриггс, которая по-прежнему рыдала в голос. Она была по-настоящему красива – из тех, кто заставляет мужские сердца биться быстрее. Валентайн перевел взгляд на висевшие на стене часы: ее парня привели в камеру десять минут назад.
Вытащив из кармана две монетки, Валентайн швырнул их на пол. Лонго уставился на него так, будто мечтал откусить ему голову.
– В чем дело? – рявкнул он.
– Извините, что перебиваю.
– Говорите уж!
– На меня только что снизошло прозрение.
– Что-что? – взревел Лонго.
– Откровение снизошло. Момент истины.
– Снизошло, говорите?
– Вот именно.
– Уж соблаговолите поделиться своим откровением с нами грешными.
– Нола виновна на все сто процентов, – заявил Валентайн. Лонго чуть в воздух не взвился:
– И как это вы, тут сидя, поняли?
Валентайн подошел к стеклу и посмотрел на Нолу: та самозабвенно рыдала, словно ребенок, потерявший денежку на школьный обед. Валентайн указал на нее.
– Так себя невиновные не ведут, – объяснил он. – Только посмотрите, какое она тут представление закатила! Любой другой вопил бы и требовал адвоката. А она – ничего подобного. Просто сидит, прекрасно зная, что за ней наблюдают, и твердит, что ни в чем не виновата. И вовсе не полицию она пытается убедить – полиции-то до этого нет никакого дела. Она пытается убедить нас! Ну уж нет, невиновные ведут себя по-другому.
Вот что значит прозрение! И у Лонго, и у Хиггинса настроение сразу изменилось, злобы как не бывало.
– Что ж, предположим – дискуссии ради, – что вы правы, – сказал куда более спокойным тоном Лонго. – И вы надеетесь, что одних видеозаписей достаточно, чтобы ее уличить?
– Может, и нет, – ответил Валентайн.
– Тогда мне все-таки придется снять обвинение.
– Подождите немного. На вашем месте я бы попросил судью назначить разумный залог. А вы, как она выйдет, пустите за ней хвост. Фонтэйн непременно попробует с ней связаться.
– Вы, похоже, в этом полностью уверены, – заметил Лонго.
– На кону моя репутация, – ответил Валентайн.
Лонго поскреб лысеющий затылок. Полицейские – народ недоверчивый, и уговорить их бывает непросто. Лейтенант повернулся к Хиггинсу:
– Ты согласен?
– Если Тони говорит, что она виновна, значит, она виновна, – ответил тот. – И я считаю, что он предложил хороший ход.
Лонго от раздумий аж запыхтел.
– Пару минут назад ты сам твердил, что выпускать ее нельзя. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Хиггинс похлопал Лонго по плечу – жест мало походил на дружеский:
– Знаю, знаю. Установите за ней круглосуточное наблюдение. Как только заметите что-то подозрительное, сразу сообщайте мне. Надеюсь, отыщете перерывчик между облавами на наркодилеров?
Лонго побагровел: Хиггинс еще долго будет поминать ему это его выступление.
– Будет сделано, – прошипел лейтенант.
6
На взгляд Валентайна, «Акрополь» совсем не изменился – то же старомодное игорное заведение, столь же безвкусно обставленное, как и раньше, и на плаву ему помогали держаться исключительно игроки, тоскующие по старым добрым денькам. Новому поколению тут предложить было нечего – кроме разнообразия толкущихся персонажей, но в наши дни это вряд ли кого интересовало.Валентайн зарегистрировался в гостинице только в три пополудни. Здесь его уже поджидали два сообщения. Первое он проглядел, пока лифт возносил его на четвертый этаж. Читая, Валентайн морщился – от престарелого посыльного несло каким-то ужасным одеколоном. Послание было от Уайли – за прошедшее время его каракули не стали разборчивей. Питбосс просил связаться с ним, как только Валентайн устроится, и сообщал номер своего пейджера.
Двери лифта растворились, и Валентайн последовал за посыльным по сложной системе коридоров – ни дать ни взять настоящие катакомбы. Его номер располагался у самой черной лестницы, и когда посыльный открыл дверь, на него глянула комната, приветливостью и уютом вряд ли способная соперничать с пещерой.
Валентайн раздвинул шторы – из окна открывался упоительный вид на серую бетонную стену. Посыльный принялся перечислять имевшиеся удобства.
– Где тут туалет? – перебил его Валентайн.
– Мы как раз в нем и находимся, – ответил посыльный.
– Ты кто, клоун?
– Угадали, – ответил посыльный. – А чемоданы ношу тренировки ради.
Он действительно был забавен – если вам нравятся откровенно жалкие личности, и Валентайн вознаградил его за труды пятидолларовой банкнотой. Посыльный, не снизойдя до благодарности, сунул деньги в жилетный карман.
Валентайн запер дверь, сбросил одежду и направился в ванную.
Ванные комнаты в Лас-Вегасе отличались особым уродством, и эта не оказалась исключением. Ярко-голубые стены состязались в безобразии с раковиной и унитазом цвета мочи, душевую кабину прикрывала пластиковая занавеска, на которой была изображена карта Древней Греции. Через несколько минут горячая вода кончилась, и Валентайну пришлось домываться холодной. Ругаясь на чем свет стоит, он завернулся в полотенце и тут услышал, как звонит телефон.
Однако трубку он не взял, а сначала тщательно вытерся и оделся. В отставке есть свои преимущества, и одно из них – отсутствие необходимости спешить. Лампочка на автоответчике – телефон стоял на прикроватной тумбочке – яростно мигала, словно маяк в штормовую ночь. Он нажал кнопку.
«Привет, Тони. Это Мейбл. Рада, что ты добрался целым и невредимым – знаю, как ты ненавидишь летать. Слушай… Тут недавно прибыл Джерри, он был просто вне себя, когда я сказала, что тебе пришлось отъехать. Наверное, он планировал провести настоящий уикэнд с родным отцом… Короче, я с твоим сыном иду на бейсбол. Он поначалу хотел порвать билеты, но я сказала, что составлю ему отличную компанию. Так что мы идем. Надеюсь, ты не против».
– Боже правый! – пробормотал Валентайн. Джерри и Мейбл отправились на свидание! От этой мысли он вздрогнул.
«Мне нравится твой сын, правда, – продолжала она, словно угадав его реакцию. – Знаю, он доставил тебе немало хлопот, но я просто не могу так с ним поступить. Думаю, ты понимаешь».
– Нет, не понимаю, – возразил он автоответчику.
«Во всяком случае, я звоню, чтобы сказать, что решила не отсылать то объявление, где про «умереть банкротом». Ты прав, оно не годится. Не то чтобы глупое, но какое-то инфантильное. А вот и хорошая новость: я придумала кое-что взаправду смешное. К тому времени, как ты услышишь это сообщение, я уже перешлю его факсом в твою гостиницу. Если не возражаешь, прочти его и сообщи свое мнение. Буду с нетерпением ждать звонка. Пока».
Валентайн повесил трубку и вспомнил, как когда-то пригласил Джерри посмотреть вместе с ним, как «Янки» играли в решающей встрече, но сын отказался – он предпочел куда-то отправиться со своими обкуренными дружками. Это было одно из самых горестных его воспоминаний. Увы – что посеешь, то и пожнешь.
И в этот миг все в номере заходило ходуном – это пришел в движение служебный лифт. Двери хлопнули, из лифта вышли две горничные-мексиканки, с лязгом толкавшие перед собой тележку из прачечной. Они оживленно болтали по-испански, и Тони отчетливо слышал каждое слово. Телефон зазвонил снова.
– Мистер Валентайн, это Роксана из регистрации, – сообщил приветливый женский голос. – У меня тут для вас факс.
– Сейчас спущусь, – ответил он. – И, Роксана, потрудитесь подыскать для меня другой номер.
– Другой номер? – в голосе женщины послышалась обида. – А что плохого в вашем номере?
– Я нашел под кроватью труп, – заговорщическим тоном сообщил Валентайн.
– Труп?!
– Да. Думаю, это тело Джимми Хоффы[15].
– Хорошо, – он услышал, как пальцы ее зацокали по клавиатуре компьютера, – посмотрю, что можно для вас сделать.
Во время долгого и непростого путешествия к лифтам Валентайн внимательно разглядывал ковровое покрытие в коридоре: оно было поистине чудовищной расцветки – оранжевое в красную клетку. Ему приходилось читать исследования по поводу того, каким следует быть ковровым покрытиям в казино. Согласно этим трудам, чем ужаснее, тем лучше. Целью же исследований было найти рисунок до того безобразный, чтобы клиент просто не смог на него смотреть и вынужден был перевести оскорбленный взор на дилера или сверкающий игровой автомат. Идея состояла в том, чтобы подтолкнуть к игре даже тех, кто играть не собирался. Однако работ, посвященных выяснению того, срабатывает ли эта уловка, ему почему-то не попадалось.
Спускаясь в лифте, он вспомнил о втором послании – листок из факса по-прежнему лежал у него в кармане. Он развернул его:
Валентайн, старый пердун!
Послушайся дружеского совета – сиди себе на пенсии и не высовывайся.
Поверь, ни одна работа не стоит того, чтобы за нее умереть.
– Что за черт! – сказал он вслух.
Двери лифта раскрылись, но Валентайн этого даже не заметил. За годы службы он привык к угрозам разного рода шулеров, а парочка-другая мошенников даже пытались привести их в исполнение. Двери закрылись, и лифт сам поехал вверх.
Он снова очутился на своем четвертом этаже. Снова нажал кнопку «Вестибюль», снова поехал вниз, снова перечитал послание. Тот, кто его отправил, знал о Валентайне предостаточно – например, что он ушел в отставку. Неужто информатор Хиггинса растрепал о его приезде? Или, может, кто-то из старых знакомцев по Атлантик-Сити заметил его в аэропорту и подслушал разговор, пока они с Хиггинсом шли к машине? Во всяком случае, ему следует быть настороже, а то придется возвращаться домой в багажном отделении – это вместо первого-то класса.
Чтобы добраться до стойки регистрации, Валентайну пришлось пройти через зал казино. Он ненадолго остановился – провести рекогносцировку. Помещение было распланировано на манер колеса: в центре располагались игровые столы и автоматы, а по окружности – все остальное. Любой, кто заходил в «Акрополь», так или иначе попадал в это «колесо», а уж оно крутилось на полной скорости, чтобы вытрясти из посетителя хоть несколько монет. Четверть века назад таким образом планировались все казино Лас-Вегаса. Однако он подозревал, что сегодня таких «колес» осталось совсем немного.
Роксана уже его поджидала. Она оказалась жизнерадостной рыжеволосой девицей с глазами цвета молочного шоколада – его любимый тип женщин. Энергично жуя резинку, она отозвала его в сторону и сказала:
– А я-то думала, что Джимми Хоффа похоронен на «Стадионе гигантов».
– Нет, там похоронен Уолт Дисней, – ответил он.
– Ну вот, все я перепутала! А про Уолта Диснея я думала, что его держат в морозильнике в Орландо.
– В Орландо держат труп Адольфа Гитлера.
Она подтолкнула к нему факс. Листок легко заскользил по мраморной стойке.
– Вы просто прелесть! – заявила Роксана. Валентайн ухмыльнулся:
– Откуда вы?
– Выросла в Нью-Джерси. Сюда приехала пять лет назад.
– Я тоже из Джерси. Как вы здешнюю жару переносите?
– В общем-то терпимо. Если, конечно, скинуть всю одежку.
Валентайн вытаращил глаза, а она рассмеялась. Он чувствовал, что симпатичен ей так же, как и она ему. Интересно, на сколько он старше? Лет на тридцать, не меньше. А все-таки приятно, что он еще может хоть ненадолго позабавить такую милую девушку.
– Вы приехали на съезд?
– Нет, я должен кое-что сделать для казино.
– Не может быть!
– У меня к вам большая просьба. Если вдруг позвонит мой сын, не можете ли вы сказать ему, что я уже выехал?
Роксана в удивлении подняла брови. Голос ее зазвучал суше и строже:
– Вы не хотите говорить со своим собственным сыном?
– Именно, – ответил он. – И вам не советую.
– Он что, убил кого-нибудь?
– Ничего подобного.
– Так если он не убийца, неужто вы не можете его простить?
Вот она, логика выходца из Джерси! Да, эта юная леди – настоящий крепкий орешек. Он поспешил ретироваться, а Роксана, проводив его суровым взглядом, занялась другим клиентом.
Валентайн направился в расположенный в фойе бар. Назывался он «Убежищем Ника» и манил уютной полутьмой. Посетителей не было, и бармен тешил себя тем, что протирал стаканы. Он с одного взгляда оценил силы и возможности Валентайна: возраст – почтенный, телосложение – хрупкое, волосы – седые, и потому не выказал никакого разочарования, когда тот сделал свой заказ – стакан воды с долькой лимона.
– С газом или без газа? – вежливо осведомился бармен.
– Просто из-под крана, если у вас такая имеется.
Бармен подал воду так же, как подавал другие, куда более дорогие напитки – на подставочке. Валентайн приятно удивился: это был единственный показатель класса, с которым он здесь, в «Акрополе», столкнулся. Поэтому он дал парню на чай два доллара.
Валентайн развернул полученный от Мейбл факс. С чего это Роксана решила, что ему следует быть с Джерри полюбезнее? И кто дал ей право вообще иметь на сей счет собственное мнение? Потягивая воду, он прочел:
Надоело крутиться, как белка в колесе?
Спешите записаться в Школу попрошаек Бабули Мейбл. Станьте настоящим профессионалом! Открыты специальные курсы для телепроповедников и политических карьеристов. Обретите свою стезю – и вам больше никогда не придется трудиться!
Почетный президент Мейбл Джуликер, ул. Подаяния, 813.
Валентайн сморщился. Что произошло с Мейбл? Совсем даже не смешно! И вообще, от объявления за версту несет Джерри: наверняка это он оказал такое разрушительное влияние на чувство юмора его соседки.
В зеркале за баром он увидел отражение толстомордого придурка – придурок явно направлялся к нему. На гангстера не похож: слишком уж растерянный вид. Когда толстяк уселся на соседний табурет, Валентайн сказал:
– А вы, должно быть, Уайли.
– Так точно, – ответил питбосс и постучал по стойке бара. – Роксана сказала, что я могу найти вас здесь.
– Милая девушка.
Уайли заказал бурбон с водой и интимным тоном сообщил:
– У нее слабость к таким вот пожилым джентльменам.
– Спасибо, что сказали, – ответил Валентайн, – а то я все никак не мог взять в толк, что она делала в моем номере.
Уайли заржал так, будто никогда ничего на свете смешнее не слышал:
– Непременно воспользуюсь вашей шуткой!
Когда Уайли подали виски, Валентайн рассказал, что в аэропорту его встречал Билл Хиггинс и что он уже присутствовал при допросе. Потом изложил свою теорию насчет того, что Нола наверняка замешана. В бычьих глазах Уайли мелькнуло нечто похожее на ум.
– Так и Сэмми Манн думает, – сказал Уайли. – Он считает, что она виновна. Но, сказать по правде, я до сих пор так ничего и не понял, хотя знаю эту девушку достаточно хорошо.
– Сэмми Манн здесь? – спросил Валентайн, вспомнив о послании с угрозами.
– Сэмми – глава службы наблюдения казино. Он мой босс. – От удивления Валентайн даже поперхнулся. – Он обратился к религии, – пояснил Уайли, – и перешел на сторону хороших парней.
– Сэмми рассказывал, что я как-то раз поймал его за руку?
– Конечно. Но он говорил, что избежал наказания.
– Вот это да! «Избежал наказания»! Да Сэмми по сей день сидел бы за решеткой, не дай он на лапу судье.
Это сообщение вызвало у Уайли взрыв поистине гомерического хохота:
– Наш Сэмми подкупил судью? Это просто потрясающе!
Уайли глотал свое виски в том же темпе, что Валентайн свою воду, поскольку после перелета все еще мучился от жажды. Вскоре физиономия питбосса переливалась всеми оттенками багрового, а язык слегка заплетался.
– Сэмми полагает, что этот тип Фонтэйн нарочно подставил Нолу, – сообщил он. – Сэмми думает, что все это – дымовая завеса, а у Фонтэйна на уме что-то другое.
– Например?
– По-настоящему большой куш.
– Но пятьдесят тысяч – достаточно большой куш.
– В наши дни – уже нет. – Уайли внимательно разглядывал какую-то соринку у себя в стакане, потом выудил ее ложечкой. – Из всех заведений в городе он выбрал именно наше. Для этого должны быть какие-то причины.
– И вы хотите, чтобы я их отыскал.
– И его самого в придачу, если сможете.
– Вот это будет очень непросто.
– Мы полагаем, что он все еще в городе.
– Вам об этом Билл Хиггинс сказал?
– Угу
Согласно рекламе, увиденной Валентайном в аэропорту, население «большого Лас-Вегаса» превысило миллион человек. Но по сравнению с настоящими мегаполисами, это был все-таки город скромных размеров. Нола выйдет из участка, полицейские примутся за ней следить денно и нощно и непременно схватят Фонтэйна, поскольку он, конечно же, постарается выйти с ней на связь. Просто, как дважды два.
– Если его поймают, заплатите мне вдвое больше.
Уайли слишком нагрузился, чтобы хорошенько обдумать это предложение. Обычно Валентайн не пытался воспользоваться преимуществом над пьяными, но этот поселил его в самый скверный номер. Будучи католиком, он верил в расплату за грехи – и чем раньше, тем лучше.