Страница:
Валентайн охотился за Сонни Фонтаной с того самого дня, как в Атлантик-Сити открылись первые казино. Список его преступлений был бесконечным, и теперь он намеревался добавить к нему убийство.
Фонтана улыбается, словно смерть Сэла не имеет для него никакого значения. Он кладет Валентайну руку на плечо.
– Мы с тобой должны прийти к взаимопониманию, – говорит он.
Валентайн не может сдержать себя. Он выбивает оружие из руки Фонтаны и мертвой хваткой вцепляется ему в горло. Остальные бандиты перепрыгивают через ограду, на ходу выхватывая стволы.
Валентайн сжимает руки сильнее, перед ним – мерзкая рожа Фонтаны с вылезшими из орбит глазами. Это настоящее самоубийство, но Валентайн не может, не хочет останавливаться.
Терял он над собой контроль только во сне.
– Что случилось? – Валентайн протер заспанные глаза и открыл дверь.
На пороге стоял веснушчатый дурачок курьер из «Федерал Экспресс». Смущаясь, он протянул Валентайну пухлый пакет.
– Простите, мистер Валентайн, но я нашел это уже после того, как развез остальную почту, – пояснил он, потупившись. – Я несколько раз позвонил, но вы не ответили, вот я и забеспокоился.
– Это еще почему? – растерянно спросил Валентайн.
– Вы на моем маршруте самый серьезный клиент, и я не хотел вас потерять, мистер Валентайн.
Не хотел потерять? Он еще не очнулся от сна и потому не смог найти точный и достаточно ехидный ответ и просто пробормотал:
– Рад слышать.
Курьер протянул ему квитанцию и сказал:
– Если вы тут распишетесь, внизу, то сможете вернуться в кровать.
– Не прочтя, никогда ничего не подписываю. – Валентайн водрузил на нос бифокальные очки. – И я вовсе не спал. Я сидел в гостиной и работал. А что, я действительно твой самый серьезный клиент?
– Типа того.
Поставив подпись, Валентайн спросил:
– А имя-то у тебя есть?
– Ральф Гомес, – ответил курьер.
– Вот уж никогда бы не подумал, что ты Гомес, – сказал Валентайн, глянув на молочно-белую руку, державшую блокнот с квитанциями, и на покрытую веснушками рожу. – Скорее решил бы, что ты Мерфи или даже О'Салливан, но никак не Гомес.
– А как должен выглядеть Гомес?
– Не знаю. Но он должен быть похож на испанца, может, на мексиканца. А ты по виду типичный ирландец.
Гомес решил, что ему сделали комплимент, и улыбнулся:
– Я в маму, она у меня ирландка. Отец был кубинцем – приехал сюда в пятидесятых. А вы, простите, кто? Итальянец?
Итальянец ли он? Вот ведь дурацкий вопрос: даже на самых ранних детских фотографиях Валентайн выглядел типичным итальянцем.
– Нет, – ответил он. – Я монгол.
– Кто-кто?
– Ну, это вроде китайцев, что торгуют печеньями с предсказаниями.
Улыбка сползла с конопатой физиономии Гомеса, уступив место крайней степени недоумения. Шутка пролетела мимо цели – проскочила над тупой кубино-ирландской башкой и усвистела прямо в стратосферу.
– А кто был китайцем? Ваша матушка или отец?
В пакете лежала пленка из камеры наблюдения казино в Рино и отчаянное послание от еще одного питбосса. Каждый день в Америке обдирали очередное казино, и общие потери составляли миллионы долларов. Работы много, времени мало.
В кухне Валентайн принялся готовить кофе – третью чашку за день. Обычно он ограничивал себя двумя, но спал он слишком крепко и никак не мог толком проснуться. Так что без кофеина организму точно не обойтись. Налил в кофеварку воды из-под крана, поставил под краник чашку.
– Мы женаты уже тридцать пять лет, а ты все никак не избавишься от холостяцких привычек, – говорила Лоис, наблюдая за ежеутренним ритуалом: вот он поджаривает себе яйцо – обязательно одно, вот подрумянивает оладьи.
– Просто так удобнее, – отвечал он.
– И экономия большая выходит, – говорила она.
– Вот именно.
– Ну конечно, то, что ты пьешь такой кофе, экономит нам центов пятьдесят в месяц. А то и больше.
– А мне другого не надо, – говорил он. – Так зачем платить дороже?
– В твоих устах расточительство равно преступлению, – говорила она, улыбаясь и накладывая ему в чашку сахар.
– Вполне возможно, так оно и есть, – отвечал он.
Валентайн сидел за кухонным столом и потягивал обжигающий напиток: для него кофе, от которого не облезал язык, был не кофе. Пока он спал, звонил телефон, и он смотрел на мигающую на автоответчике лампочку. Вот еще одно из великих преимуществ отставки: можно не перезванивать, если на то нет желания. А в данную минуту никакого желания он не испытывал.
Он взглянул на часы. Ну и ну, скоро и ужинать пора. Однако со сна ему требовался не ужин, а хороший завтрак. Кафе на 19-м шоссе работало круглосуточно, и завтраки там готовили славные, но ему не хотелось в одиночку сидеть за стойкой: жалкое зрелище.
На заднем крыльце материализовалась Мейбл. Он отпер дверь. На этот раз брючки на ней были канареечно-желтые, а блузка вся в ярких цветах – явно из старого каталога «Сирса»[8]. Из-за жары она переодевалась по нескольку раз в день, и каждый наряд был ярче предыдущего.
– Я собираюсь за продуктами. Наверное, и тебе надо что-нибудь прихватить.
Она открыла холодильник и придирчиво оглядела пустые полки.
– Как насчет итальянского хлеба к лазанье? В «Пабликсе» отличная пекарня.
Местный супермаркет, пытаясь вытеснить с рынка мелкие булочные, начал торговать свежевыпеченным хлебом и рогаликами. На вкус они были почти как настоящие, и он согласился:
– Хорошая идея. Хочешь выпить чего-нибудь горяченького?
– Чаю, если у тебя есть чай.
Он поставил чайник, потом достал из бумажника десятку и сунул Мейбл в нагрудный карман.
– Это за что?
– На бензин. Как прошел день?
– Смотрела игру «Девил Рейз». Это так волнующе!
Тот факт, что новая бейсбольная команда из Тампа-Бэй была способна еще и побеждать, служил для местных жителей источником постоянного и приятного изумления. После каждой победы подвигам бейсболистов посвящались первые полосы обеих газет, и имена героев не сходили с уст. Валентайн находил такое отношение весьма странным: сам-то он рос под знаменами «Янки», а от тех ничего, кроме побед, и не ждали.
– А еще я работала над новым объявлением, – добавила она. – Хочешь взглянуть?
– С превеликим удовольствием, – ответил он.
Она достала листочек, на котором, помимо текста, были отпечатаны рамка, обозначающая поля, и веселенькая виньетка – гордый плод усилий персонального компьютера.
Старый? Усталый? Всеми забытый?
Грустно на пенсии? Хочешь поквитаться с детьми? А также со всеми этими мерзкими кредитными компаниями? Тогда спеши записаться в школу банкротства Бабули Мейбл! Ты тоже можешь жить как миллионер! Запомни: лучшая месть – умереть банкротом!
– Это объявление, оно какое-то не такое… – сказал он, возвращая листок.
– Тебе не понравилось?
– Я что-то не уловил юмора. Оно…
– Говори, я не рассыплюсь.
– Ну, не знаю. Какое-то оно уж слишком…
– А шутки они все «слишком». – Но она уже приняла решение: это объявление придется пока отложить. – Ну что ж, с гонораром пролечу, но мне теперь по страховке положено на двести долларов в месяц больше, так что как-нибудь сведу концы с концами.
– Раз так, отправь объявление, – предложил Валентайн.
– Ладно, а ты чем после обеда занимался?
– Поверишь ли, все пересматривал ту пленку.
– Что, никак не разберешься?
Чайник засвистел. Валентайн налил соседке чаю, положил в чашку пол чайной ложки меда.
– На данный момент у меня две теории, – ответил он, снова усаживаясь за стол. – Согласно первой, этот парень способен читать язык тела дилера и потому угадывает значение ее второй, невскрытой карты. В таких случаях у игрока действительно бывает высокий процент выигрышей.
– На самом деле? – удивилась Мейбл и отхлебнула чаю. – А как она это делает – высовывает язык, что ли, каждый раз, когда у нее назревает блэкджек?
– Нет, все гораздо тоньше.
– То есть?
– Видишь ли, дилеры делятся на два типа: те, которые подсознательно желают клиенту выигрыша, и те, кто желает, чтобы он проиграл. Если игрок способен определить, к какому типу принадлежит данный дилер, он получает преимущество.
– Что-то я не понимаю. Почему одни дилеры хотят, чтобы клиент выиграл, а другие – нет? И вообще, какое дилеру до этого дело?
– Дело в чаевых, – пояснил он. – Те, кто подсознательно желает клиенту выиграть, надеются на хорошие чаевые. Те же, кто подсознательно хочет, чтобы клиент проиграл, – либо достаточно обеспеченные особы, либо попросту стервы. Им нравится, когда люди проигрывают.
– И этим самым языком тела дилер выдает, что у него на уме?
Валентайн отпил кофе и кивнул:
– Вот именно. Умение читать такие непроизвольные сигналы свойственно хорошим игрокам в покер. У тех, кто предпочитает блэкджек, я таких способностей не встречал, но все в этой жизни бывает.
– Значит, он просто хороший игрок?
– Чертовски хороший.
– А что за вторая теория?
– Девушка подает ему сигналы.
– Каким образом?
– Понятия не имею.
– Так что ж это за теория, если ты не в состоянии понять, как она это делает?
– Потому что это – вполне логичное объяснение. Весь мой опыт велит выбирать самое простое объяснение – как правило, оно и оказывается верным. Может, она подает сигналы глазами, может, губами или тем, как раздувает ноздри. Чтобы убедиться, я должен встретиться с ней лицом к лицу.
– Значит, виновата девушка?
– Очень даже возможно.
Мейбл отставила чашку. Взгляд ее был устремлен на мигающий огонек автоответчика. Валентайн принялся вертеть в руках пустую чашку.
– Это я не к тому, чтобы сменить тему, – сказала Мейбл, – но когда ты в последний раз говорил с Джерри?
– Он звонил в выходные, – пробормотал Валентайн.
– Вы все-таки поговорили, или он вынужден был оставить сообщение на этом чертовом аппарате?
Если у его дорогой соседки и был какой-то недостаток, так это желание постоянно ворошить то, что он не желал обсуждать ни при каких обстоятельствах. Полгода назад он одолжил своему сыну пятьдесят тысяч долларов на приобретение бара в Бруклине. Джерри постоянно влипал в неприятности, и Валентайн, вопреки своей природной бережливости, постоянно его выручал. Этот бар, божился Джерри, позволит ему начать новую жизнь. Поэтому Валентайн испытал настоящий удар, когда несколько недель назад отправился посмотреть, как идут дела. Он обнаружил, что в комнате за баром его Джерри принимает незаконные ставки в тотализатор. «Ты что-то раненько», – сказал сын, не отнимая телефонной трубки от уха. Валентайн вытащил из штанов ремень и хорошенько огрел великовозрастного оболтуса по заднице. И с тех пор с ним не разговаривал.
– А что такого ужасного в моем автоответчике?
– Тебе надо сменить свое приветствие.
– Мне оно нравится. Соответствует моим взглядам на окружающий мир.
– Так ты намерен отвечать на мой вопрос или нет?
– Вот сейчас ты говоришь ну в точности как моя дорогая покойная жена.
– Извини. Не будешь ли ты так любезен ответить на мой вопрос?
– Когда он звонил, я был на заднем дворе.
– И ты, значит, ему не перезвонил?
– Да что-то настроения не было.
– Тони, мне за тебя стыдно.
– Ну, тогда нас таких уже двое…
– Что ты имеешь в виду?
– Мне тоже стыдно, что я до такой степени не люблю своего сына.
– Тогда почему ты ему не перезваниваешь?
– Потому что он этого не стоит, – отрезал Валентайн.
Валентайн проводил Мейбл до ее припаркованной у переднего входа «Хонды-Аккорд» – хоть и старенькой, но со сделанными на заказ именными номерами. Захлопывая за ней дверцу, он услыхал:
– По крайней мере, хоть прослушай сообщение.
– Ладно, ладно, – торопливо ответил он.
– И перезвони сыну.
– Нет, – заупрямился он, но она уже нажала на газ. Вернувшись в дом, он все-таки нажал на кнопку автоответчика и услышал взволнованный голос:
«Эй, Тони, это Уайли из «Акрополя». У тебя классное приветствие. А у меня проблемы, большие проблемы, нужна твоя помощь, дружище».
Валентайн нахмурился: ему не нравилось, когда совершенно незнакомые люди называли его «дружище». «Приятель» – еще куда ни шло, «эй, друг» – достаточно приемлемо, «привет, шеф» – уже на грани. Но «дружище» – нет, никогда.
«Ты не поверишь, – продолжал питбосс, – но тот парень, ну, с пленки, снова заявился. И снова начал нас обыгрывать, так что мы его вышвырнули. Наш шеф безопасности просмотрел записи и решил, что дилер с ним в сговоре. Сегодня к вечеру мы ее арестовали. Показали записи в Комиссии по игорному бизнесу, но они там четкого ответа дать не смогли. Считают, что мы должны снять обвинения. – Питбосс нервно прокашлялся. – Тут черт знает что творится. Я бы хотел, чтоб ты прилетел и сам на месте разобрался. Я понимаю, что спешка тебе ни к чему, но подо мной уже стул горит».
– Еще бы, – сказал Валентайн автоответчику.
«Деньги не вопрос. Умоляю тебя, Тони. Высылаю курьером авиабилет. Перезвони».
Валентайн стер сообщение. Ехать в Вегас в августе? Этот клоун, он что, шутит? Кроме того, ну что он может сделать? Комиссия по игорному бизнесу – высший авторитет в Лас-Вегасе, только ее властью расследовались и наказывались случаи жульничества среди работников всех лицензированных казино. Это были рыцари на белых скакунах, призванные блюсти законы чести. Без их поддержки Уайли и поссать не сможет.
Он поставил принесенную Мейбл лазанью в микроволновку и снова задумался о девушке с пленки. Она была симпатичной, вовсе не из той породы, которую можно заподозрить в жульничестве. Теперь, после ареста, ее карьера дилера кончена навсегда. И это ужасно – если она ни в чем не виновата.
Установленный на кухне телефон зазвонил. Всякого рода ходатаи предпочитали звонить, именно когда он собирался поужинать, поэтому трубку он не взял.
«Это Тони Валентайн, – прозвучал записанный на автоответчике голос. – Я не отвечаю на звонки, потому что мне постоянно звонят всякие мудаки. Оставьте сообщение или пришлите факс. Или идите ко всем чертям – выбор за вами».
«Эй, пап, это Джерри, – льстиво проблеял сын. – Похоже, я снова тебя не застал. Рад, что ты ведешь такую насыщенную жизнь».
– А пошел ты, – сообщил Валентайн автоответчику.
«Тем не менее я намерен явиться по твою душу. Я тут надыбал пару билетиков на завтрашний матч «Девил Рейз» и «Янки», и мы могли бы сходить вместе посмотреть игру. Как тебе идейка? Было бы здорово, совсем как в старые денечки. Вылетаю утренним рейсом «Дельты». Позвони мне в бар, хорошо?»
Валентайн вытащил из микроволновки лазанью и вонзил в нее вилку. Сходить на бейсбол – это было бы совсем не плохо, но только не с Джерри. Сын долгие годы не доставлял ему ничего, кроме горя и разочарований, вот теперь пусть помучается и он – достойное наказание. И не слишком суровое.
Раздался звонок. Господи, да его дом становится похожим на Центральный вокзал, люди так и снуют! Валентайн подошел к двери: перед тротуаром стоял фургон почтовой службы «Тампа-экспресс».
Он открыл дверь. На пороге возник самый странный из когда-либо виденных им курьеров. С наголо выбритой головой и физиономией, утыканной металлическими заклепками – некоторые из них были соединены цепочками. На именной табличке на кармане значилось: «Атом». Неужто родители действительно его так нарекли?
Атом вручил ему конверт и вынул из-за проклепанного уха карандаш.
– Распишитесь вот тут.
Валентайн накорябал свое имя, и Атом оторвал квитанцию.
– Атом, не возражаете, если я задам вам вопрос?
– Да нисколечки.
– А сколько это стоило – воткнуть все эти гвозди в лицо?
Атом улыбнулся: вот ведь, тоже падок на комплименты.
– Это работа салона «Проколем все» в Айбор-сити, в Тампе – триста долларов за всю дюжину. А цепи – это от них в подарок.
– Атом, должен сказать, что если к вам на улице подойдет человек, даст в лоб, а потом проткнет вам щеку шляпной булавкой, он получит как минимум десять лет.
Атом в недоумении уставился на него, а потом залился краской – Валентайн мог поклясться, что булавки у него на лице тоже раскалились.
– Ну, это совсем другое дело, – оправдываясь, заявил он.
– Что ж, я рад, что хоть один из нас так считает, – ответил Валентайн.
От чаевых Атом отказался. Валентайн запер дверь и вскрыл конверт. Внутри лежал билет на самолет авиакомпании «Дельта» до Лас-Вегаса, на завтрашнее утро. Он внимательно рассмотрел билет: Уайли раскошелился на первый класс.
Тут опять зазвонил телефон, и он опять позволил автоответчику высказать все, что он думает.
«Слушай, папа, это Джерри. Я только что звонил на сотовый Мейбл Страк. Она говорит, что ты дома и сейчас наверняка стоишь на кухне и показываешь автоответчику язык. Слушай, пап, хватит уже, а? Нравится тебе или нет, но завтра я буду во Флориде, и мы поговорим. Как мужчина с мужчиной».
Как мужчина с мужчиной? Это что означает? Что они займутся греко-римской борьбой вот тут, прямо на кухонном полу? Вся проблема как раз в том, что Джерри понятия не имеет, как ведут себя настоящие мужчины.
– Кончай валять дурака! – рявкнул Валентайн телефону.
«Я серьезно, папа. Учти, я еду».
Джерри отключился. Судя по голосу, он действительно страдал. Что ж, отлично. Значит, до него хоть что-то дошло. Мать вечно с ним носилась, и теперь, когда ее не стало, сын наконец столкнулся с необходимостью вести себя как взрослый человек, что бы это в наши дни ни означало.
Валентайн снова проверил билет. Ишь ты, обратно – с открытой датой! Вот и хорошо: он вернется домой только после того, как Джерри отвалит назад в Нью-Йорк. Внезапно август в Лас-Вегасе показался не таким уж отвратительным – в конце концов, некоторые специально ездят туда на выходные или в отпуск.
Он прошел в спальню, вытащил из шкафа сумку и принялся запихивать в нее вещи.
Самое простое, что ему предстояло, – бросить школу. Вот найти мало-мальски доходное занятие оказалось куда труднее. Сложения он был щуплого – всего-то метр шестьдесят семь ростом и шестьдесят три кило весом, да к тому же греки – народ суеверный, и бывшие товарищи отца и деда близко к себе его не подпускали. А ловля губок была единственной прилично оплачиваемой работой в их городишке. Так что ему пришлось зарабатывать на хлеб насущный профессиональной игрой на бильярде в местных барах, жульничать в карты с туристами, давать деньги в долг под проценты, слегка сутенерствовать да угонять автомобили со стоянки проката в международном аэропорту Тампы. Но все это давало жалкие крохи, и когда мать с бабкой отошли в мир иной, а сестрички подросли и повыходили замуж, он собрал пожитки и отправился на Запад. Было это в 1965 году.
Теперь, тридцать четыре года спустя, Ник Никокрополис с гордостью взирал на пройденный путь. Да, отрочество его счастливым не назовешь, ну и что с того? Врагу не пожелаешь, чтобы дед и отец откинулись практически одновременно, но благодаря этой утрате он получил такие жизненные уроки, которые не смог бы постичь ни при каких иных обстоятельствах. Удары судьбы закалили его, и Ник нашел в себе силы, о существовании которых прежде и не подозревал. В душе у него открылась рана, но потом она заросла, ороговела даже, и в результате он стал по-настоящему крутым.
– Итак, Фонтэйн пропал, – повторил Ник сказанные Сэмми Манном слова. – Средь бела дня зашел на автостоянку, и больше его никто не видел. И как он этот трюк провернул? Через люк в полу, что ли, провалился?
– Я полагаю, они пользовались системой зеркал, – прошамкал Сэмми.
– Кто? – Ник опешил.
– Ну, эти, Зигфрид и Рой[9], что со слоном.
– Зигмунд Фрейд? А он-то при чем?
– Я думал, вы про тех фокусников…
В ярости Ник стукнул кулаком по чудовищных размеров столу с мраморной столешницей – дело происходило в его личном пентхаузе. Отгрыз кончик сигары, злобно сплюнул в корзину для бумаг.
– Каждый божий день я наблюдал, как эти двое фрицев уводили из моего казино толпы народа! И ты полагаешь, мне интересно, что они делали с каким-то сраным слоном? Я тебе о другом толкую, чертов тупица: как это Фонтэйну удалось стряхнуть твой хвост?
Сэмми пожал плечами, всем видом показывая, что это ему и самому хотелось бы понять. Фонтэйн обогнул казино, вошел на крытую стоянку, нырнул за бетонный столб – и баста, словно в воздухе растаял. Тип, которому Сэмми приказал за ним следить, так его больше и не увидел.
– Мы полагаем, что он переоделся и сел в другую машину, – объяснил Сэмми. – Ничего другого в голову не приходит. А взятую напрокат тачку вместе с ключами он бросил на стоянке.
Ах, вот как, – саркастически произнес Ник. – Значит, поменял портки и смылся. Интересно, а за что я тебе деньги плачу, а? Я тридцать лет пупок рвал, чтоб все кругом были довольны, а ты позволяешь парню, который ободрал меня как липку, вот так взять и смотаться? Господи Боже ж ты мой!
Сэмми виновато понурился. Его работодатель был представителем вымирающего племени: этот маленький сердитый человечек упрямо сопротивлялся распространившейся в последнее время практике, когда хозяева казино продавались крупным корпорациям, владеющим сетями гостиниц, и сурово расплачивался за свое упрямство. Как только «Акрополь» начинал терять прибыли, банк Ника тут же принимался слать ему сердитые уведомления.
– Простите, босс, – с несчастным видом пробормотал Сэмми.
– Что там насчет девчонки? – спросил Ник.
– Мы сегодня вечером настояли на ее аресте.
– Она внесла залог?
– Еще нет.
– А ты уверен, что она замешана?
– Уверен, еще как уверен! У меня все на пленку записано.
– Я тоже эту пленку видел, – напомнил ему Ник, жуя незажженную сигару. – И хоть убей, ничего такого не разглядел.
– Она подавала ему сигналы, – защищался Сэмми.
– Ты твердо знаешь?
– Ну конечно!
– Так почему сразу же не выкинул этого Фонтэйна?
– Потому что хотел убедиться, прокрутить запись еще несколько раз. Я не хотел выдвигать обвинения просто так.
– А сейчас ты убежден?
– Ну да, окончательно.
– На сто положительных процентов или как?
Сэмми скрипнул зубами. Порой ему казалось, что лучше уж жить на пособие, чем выслушивать всю эту Никову нудянку.
И Ник это почувствовал, доказательством чему стало еще более яростное пыхтенье незажженной сигарой.
– Что говорят в Комиссии по игорному бизнесу?
– На этот раз они не на нашей стороне, – признался Сэмми.
– Ты шутишь!
– Послушайте, – сказал Сэмми. – Я могу неопровержимо доказать, что Нола жульничала. Каждый раз, когда она смотрела на свою закрытую карту, она подавала Фонтэйну сигналы.
– И каким же образом?
– Когда у нее шла выигрышная карта, она опиралась на стол свободной рукой, когда же карта была плохая, она откидывалась назад.
– А в суде это сможет быть доказательством?
– Уайли нанял мне в помощь консультанта. Какого-то отставного полицейского из Нью-Джерси.
– Из Джерси? Ну нет, ты не шутишь, ты просто издеваешься!
– Он считается лучшим из лучших.
Ник в раздумье жевал сигару Эта идея ему активно не нравилась. Если комиссия не встанет на его сторону, дело в суде он проиграет. Но это не значит, что обвинение следует отозвать: как только пройдет слушок, что он сдался, так тут же в его казино, как мухи на падаль, слетятся жулики всех мастей.
– Давно она у нас работает? – спросил Ник.
– Почти десять лет.
– Раньше проблемы бывали?
– Нет, она всегда считалась очень надежной.
«Ие-йе-йе», – задумавшись, пропел Ник строчку из старой битловской песенки[10]. – Только вот этого не надо! Дилеры не становятся мошенниками в одночасье. Вполне вероятно, она надувала нас и раньше.
Сэмми глаза сломал, читая и перечитывая отчеты о работе Нолы Бриггс. Такие отчеты составлялись питбоссами каждую неделю и служили своего рода личными картами дилеров: там оценивались мастерство, внешний вид, приводились комментарии клиентов и, самое главное, указывался процент выигрышей и проигрышей дилера. Судя по отчетам, до сих пор Нола Бриггс была просто образцовым работником.
– Я так не думаю, – сказал Сэмми.
– Ты что, спорить со мной решил? – вскинулся Ник.
– Вы платите мне за то, чтобы я говорил правду, – уперся Сэмми. – И я честно отрабатываю свои деньги, вот и все.
– Рад слышать. – Ник встал и подошел к огромному, во всю стену, окну. Две недели назад ему пришлось уволить команду садовников, и лужайки уже поблекли и пожелтели. Когда-то у него было самое шикарное в городе казино, и играли здесь по-крупному, а потом – он и «мяу» сказать не успел! – его заведение превратилось в болото, где отираются неудачники да туристы.
Фонтана улыбается, словно смерть Сэла не имеет для него никакого значения. Он кладет Валентайну руку на плечо.
– Мы с тобой должны прийти к взаимопониманию, – говорит он.
Валентайн не может сдержать себя. Он выбивает оружие из руки Фонтаны и мертвой хваткой вцепляется ему в горло. Остальные бандиты перепрыгивают через ограду, на ходу выхватывая стволы.
Валентайн сжимает руки сильнее, перед ним – мерзкая рожа Фонтаны с вылезшими из орбит глазами. Это настоящее самоубийство, но Валентайн не может, не хочет останавливаться.
Терял он над собой контроль только во сне.
– Что случилось? – Валентайн протер заспанные глаза и открыл дверь.
На пороге стоял веснушчатый дурачок курьер из «Федерал Экспресс». Смущаясь, он протянул Валентайну пухлый пакет.
– Простите, мистер Валентайн, но я нашел это уже после того, как развез остальную почту, – пояснил он, потупившись. – Я несколько раз позвонил, но вы не ответили, вот я и забеспокоился.
– Это еще почему? – растерянно спросил Валентайн.
– Вы на моем маршруте самый серьезный клиент, и я не хотел вас потерять, мистер Валентайн.
Не хотел потерять? Он еще не очнулся от сна и потому не смог найти точный и достаточно ехидный ответ и просто пробормотал:
– Рад слышать.
Курьер протянул ему квитанцию и сказал:
– Если вы тут распишетесь, внизу, то сможете вернуться в кровать.
– Не прочтя, никогда ничего не подписываю. – Валентайн водрузил на нос бифокальные очки. – И я вовсе не спал. Я сидел в гостиной и работал. А что, я действительно твой самый серьезный клиент?
– Типа того.
Поставив подпись, Валентайн спросил:
– А имя-то у тебя есть?
– Ральф Гомес, – ответил курьер.
– Вот уж никогда бы не подумал, что ты Гомес, – сказал Валентайн, глянув на молочно-белую руку, державшую блокнот с квитанциями, и на покрытую веснушками рожу. – Скорее решил бы, что ты Мерфи или даже О'Салливан, но никак не Гомес.
– А как должен выглядеть Гомес?
– Не знаю. Но он должен быть похож на испанца, может, на мексиканца. А ты по виду типичный ирландец.
Гомес решил, что ему сделали комплимент, и улыбнулся:
– Я в маму, она у меня ирландка. Отец был кубинцем – приехал сюда в пятидесятых. А вы, простите, кто? Итальянец?
Итальянец ли он? Вот ведь дурацкий вопрос: даже на самых ранних детских фотографиях Валентайн выглядел типичным итальянцем.
– Нет, – ответил он. – Я монгол.
– Кто-кто?
– Ну, это вроде китайцев, что торгуют печеньями с предсказаниями.
Улыбка сползла с конопатой физиономии Гомеса, уступив место крайней степени недоумения. Шутка пролетела мимо цели – проскочила над тупой кубино-ирландской башкой и усвистела прямо в стратосферу.
– А кто был китайцем? Ваша матушка или отец?
В пакете лежала пленка из камеры наблюдения казино в Рино и отчаянное послание от еще одного питбосса. Каждый день в Америке обдирали очередное казино, и общие потери составляли миллионы долларов. Работы много, времени мало.
В кухне Валентайн принялся готовить кофе – третью чашку за день. Обычно он ограничивал себя двумя, но спал он слишком крепко и никак не мог толком проснуться. Так что без кофеина организму точно не обойтись. Налил в кофеварку воды из-под крана, поставил под краник чашку.
– Мы женаты уже тридцать пять лет, а ты все никак не избавишься от холостяцких привычек, – говорила Лоис, наблюдая за ежеутренним ритуалом: вот он поджаривает себе яйцо – обязательно одно, вот подрумянивает оладьи.
– Просто так удобнее, – отвечал он.
– И экономия большая выходит, – говорила она.
– Вот именно.
– Ну конечно, то, что ты пьешь такой кофе, экономит нам центов пятьдесят в месяц. А то и больше.
– А мне другого не надо, – говорил он. – Так зачем платить дороже?
– В твоих устах расточительство равно преступлению, – говорила она, улыбаясь и накладывая ему в чашку сахар.
– Вполне возможно, так оно и есть, – отвечал он.
Валентайн сидел за кухонным столом и потягивал обжигающий напиток: для него кофе, от которого не облезал язык, был не кофе. Пока он спал, звонил телефон, и он смотрел на мигающую на автоответчике лампочку. Вот еще одно из великих преимуществ отставки: можно не перезванивать, если на то нет желания. А в данную минуту никакого желания он не испытывал.
Он взглянул на часы. Ну и ну, скоро и ужинать пора. Однако со сна ему требовался не ужин, а хороший завтрак. Кафе на 19-м шоссе работало круглосуточно, и завтраки там готовили славные, но ему не хотелось в одиночку сидеть за стойкой: жалкое зрелище.
На заднем крыльце материализовалась Мейбл. Он отпер дверь. На этот раз брючки на ней были канареечно-желтые, а блузка вся в ярких цветах – явно из старого каталога «Сирса»[8]. Из-за жары она переодевалась по нескольку раз в день, и каждый наряд был ярче предыдущего.
– Я собираюсь за продуктами. Наверное, и тебе надо что-нибудь прихватить.
Она открыла холодильник и придирчиво оглядела пустые полки.
– Как насчет итальянского хлеба к лазанье? В «Пабликсе» отличная пекарня.
Местный супермаркет, пытаясь вытеснить с рынка мелкие булочные, начал торговать свежевыпеченным хлебом и рогаликами. На вкус они были почти как настоящие, и он согласился:
– Хорошая идея. Хочешь выпить чего-нибудь горяченького?
– Чаю, если у тебя есть чай.
Он поставил чайник, потом достал из бумажника десятку и сунул Мейбл в нагрудный карман.
– Это за что?
– На бензин. Как прошел день?
– Смотрела игру «Девил Рейз». Это так волнующе!
Тот факт, что новая бейсбольная команда из Тампа-Бэй была способна еще и побеждать, служил для местных жителей источником постоянного и приятного изумления. После каждой победы подвигам бейсболистов посвящались первые полосы обеих газет, и имена героев не сходили с уст. Валентайн находил такое отношение весьма странным: сам-то он рос под знаменами «Янки», а от тех ничего, кроме побед, и не ждали.
– А еще я работала над новым объявлением, – добавила она. – Хочешь взглянуть?
– С превеликим удовольствием, – ответил он.
Она достала листочек, на котором, помимо текста, были отпечатаны рамка, обозначающая поля, и веселенькая виньетка – гордый плод усилий персонального компьютера.
Старый? Усталый? Всеми забытый?
Грустно на пенсии? Хочешь поквитаться с детьми? А также со всеми этими мерзкими кредитными компаниями? Тогда спеши записаться в школу банкротства Бабули Мейбл! Ты тоже можешь жить как миллионер! Запомни: лучшая месть – умереть банкротом!
– Это объявление, оно какое-то не такое… – сказал он, возвращая листок.
– Тебе не понравилось?
– Я что-то не уловил юмора. Оно…
– Говори, я не рассыплюсь.
– Ну, не знаю. Какое-то оно уж слишком…
– А шутки они все «слишком». – Но она уже приняла решение: это объявление придется пока отложить. – Ну что ж, с гонораром пролечу, но мне теперь по страховке положено на двести долларов в месяц больше, так что как-нибудь сведу концы с концами.
– Раз так, отправь объявление, – предложил Валентайн.
– Ладно, а ты чем после обеда занимался?
– Поверишь ли, все пересматривал ту пленку.
– Что, никак не разберешься?
Чайник засвистел. Валентайн налил соседке чаю, положил в чашку пол чайной ложки меда.
– На данный момент у меня две теории, – ответил он, снова усаживаясь за стол. – Согласно первой, этот парень способен читать язык тела дилера и потому угадывает значение ее второй, невскрытой карты. В таких случаях у игрока действительно бывает высокий процент выигрышей.
– На самом деле? – удивилась Мейбл и отхлебнула чаю. – А как она это делает – высовывает язык, что ли, каждый раз, когда у нее назревает блэкджек?
– Нет, все гораздо тоньше.
– То есть?
– Видишь ли, дилеры делятся на два типа: те, которые подсознательно желают клиенту выигрыша, и те, кто желает, чтобы он проиграл. Если игрок способен определить, к какому типу принадлежит данный дилер, он получает преимущество.
– Что-то я не понимаю. Почему одни дилеры хотят, чтобы клиент выиграл, а другие – нет? И вообще, какое дилеру до этого дело?
– Дело в чаевых, – пояснил он. – Те, кто подсознательно желает клиенту выиграть, надеются на хорошие чаевые. Те же, кто подсознательно хочет, чтобы клиент проиграл, – либо достаточно обеспеченные особы, либо попросту стервы. Им нравится, когда люди проигрывают.
– И этим самым языком тела дилер выдает, что у него на уме?
Валентайн отпил кофе и кивнул:
– Вот именно. Умение читать такие непроизвольные сигналы свойственно хорошим игрокам в покер. У тех, кто предпочитает блэкджек, я таких способностей не встречал, но все в этой жизни бывает.
– Значит, он просто хороший игрок?
– Чертовски хороший.
– А что за вторая теория?
– Девушка подает ему сигналы.
– Каким образом?
– Понятия не имею.
– Так что ж это за теория, если ты не в состоянии понять, как она это делает?
– Потому что это – вполне логичное объяснение. Весь мой опыт велит выбирать самое простое объяснение – как правило, оно и оказывается верным. Может, она подает сигналы глазами, может, губами или тем, как раздувает ноздри. Чтобы убедиться, я должен встретиться с ней лицом к лицу.
– Значит, виновата девушка?
– Очень даже возможно.
Мейбл отставила чашку. Взгляд ее был устремлен на мигающий огонек автоответчика. Валентайн принялся вертеть в руках пустую чашку.
– Это я не к тому, чтобы сменить тему, – сказала Мейбл, – но когда ты в последний раз говорил с Джерри?
– Он звонил в выходные, – пробормотал Валентайн.
– Вы все-таки поговорили, или он вынужден был оставить сообщение на этом чертовом аппарате?
Если у его дорогой соседки и был какой-то недостаток, так это желание постоянно ворошить то, что он не желал обсуждать ни при каких обстоятельствах. Полгода назад он одолжил своему сыну пятьдесят тысяч долларов на приобретение бара в Бруклине. Джерри постоянно влипал в неприятности, и Валентайн, вопреки своей природной бережливости, постоянно его выручал. Этот бар, божился Джерри, позволит ему начать новую жизнь. Поэтому Валентайн испытал настоящий удар, когда несколько недель назад отправился посмотреть, как идут дела. Он обнаружил, что в комнате за баром его Джерри принимает незаконные ставки в тотализатор. «Ты что-то раненько», – сказал сын, не отнимая телефонной трубки от уха. Валентайн вытащил из штанов ремень и хорошенько огрел великовозрастного оболтуса по заднице. И с тех пор с ним не разговаривал.
– А что такого ужасного в моем автоответчике?
– Тебе надо сменить свое приветствие.
– Мне оно нравится. Соответствует моим взглядам на окружающий мир.
– Так ты намерен отвечать на мой вопрос или нет?
– Вот сейчас ты говоришь ну в точности как моя дорогая покойная жена.
– Извини. Не будешь ли ты так любезен ответить на мой вопрос?
– Когда он звонил, я был на заднем дворе.
– И ты, значит, ему не перезвонил?
– Да что-то настроения не было.
– Тони, мне за тебя стыдно.
– Ну, тогда нас таких уже двое…
– Что ты имеешь в виду?
– Мне тоже стыдно, что я до такой степени не люблю своего сына.
– Тогда почему ты ему не перезваниваешь?
– Потому что он этого не стоит, – отрезал Валентайн.
Валентайн проводил Мейбл до ее припаркованной у переднего входа «Хонды-Аккорд» – хоть и старенькой, но со сделанными на заказ именными номерами. Захлопывая за ней дверцу, он услыхал:
– По крайней мере, хоть прослушай сообщение.
– Ладно, ладно, – торопливо ответил он.
– И перезвони сыну.
– Нет, – заупрямился он, но она уже нажала на газ. Вернувшись в дом, он все-таки нажал на кнопку автоответчика и услышал взволнованный голос:
«Эй, Тони, это Уайли из «Акрополя». У тебя классное приветствие. А у меня проблемы, большие проблемы, нужна твоя помощь, дружище».
Валентайн нахмурился: ему не нравилось, когда совершенно незнакомые люди называли его «дружище». «Приятель» – еще куда ни шло, «эй, друг» – достаточно приемлемо, «привет, шеф» – уже на грани. Но «дружище» – нет, никогда.
«Ты не поверишь, – продолжал питбосс, – но тот парень, ну, с пленки, снова заявился. И снова начал нас обыгрывать, так что мы его вышвырнули. Наш шеф безопасности просмотрел записи и решил, что дилер с ним в сговоре. Сегодня к вечеру мы ее арестовали. Показали записи в Комиссии по игорному бизнесу, но они там четкого ответа дать не смогли. Считают, что мы должны снять обвинения. – Питбосс нервно прокашлялся. – Тут черт знает что творится. Я бы хотел, чтоб ты прилетел и сам на месте разобрался. Я понимаю, что спешка тебе ни к чему, но подо мной уже стул горит».
– Еще бы, – сказал Валентайн автоответчику.
«Деньги не вопрос. Умоляю тебя, Тони. Высылаю курьером авиабилет. Перезвони».
Валентайн стер сообщение. Ехать в Вегас в августе? Этот клоун, он что, шутит? Кроме того, ну что он может сделать? Комиссия по игорному бизнесу – высший авторитет в Лас-Вегасе, только ее властью расследовались и наказывались случаи жульничества среди работников всех лицензированных казино. Это были рыцари на белых скакунах, призванные блюсти законы чести. Без их поддержки Уайли и поссать не сможет.
Он поставил принесенную Мейбл лазанью в микроволновку и снова задумался о девушке с пленки. Она была симпатичной, вовсе не из той породы, которую можно заподозрить в жульничестве. Теперь, после ареста, ее карьера дилера кончена навсегда. И это ужасно – если она ни в чем не виновата.
Установленный на кухне телефон зазвонил. Всякого рода ходатаи предпочитали звонить, именно когда он собирался поужинать, поэтому трубку он не взял.
«Это Тони Валентайн, – прозвучал записанный на автоответчике голос. – Я не отвечаю на звонки, потому что мне постоянно звонят всякие мудаки. Оставьте сообщение или пришлите факс. Или идите ко всем чертям – выбор за вами».
«Эй, пап, это Джерри, – льстиво проблеял сын. – Похоже, я снова тебя не застал. Рад, что ты ведешь такую насыщенную жизнь».
– А пошел ты, – сообщил Валентайн автоответчику.
«Тем не менее я намерен явиться по твою душу. Я тут надыбал пару билетиков на завтрашний матч «Девил Рейз» и «Янки», и мы могли бы сходить вместе посмотреть игру. Как тебе идейка? Было бы здорово, совсем как в старые денечки. Вылетаю утренним рейсом «Дельты». Позвони мне в бар, хорошо?»
Валентайн вытащил из микроволновки лазанью и вонзил в нее вилку. Сходить на бейсбол – это было бы совсем не плохо, но только не с Джерри. Сын долгие годы не доставлял ему ничего, кроме горя и разочарований, вот теперь пусть помучается и он – достойное наказание. И не слишком суровое.
Раздался звонок. Господи, да его дом становится похожим на Центральный вокзал, люди так и снуют! Валентайн подошел к двери: перед тротуаром стоял фургон почтовой службы «Тампа-экспресс».
Он открыл дверь. На пороге возник самый странный из когда-либо виденных им курьеров. С наголо выбритой головой и физиономией, утыканной металлическими заклепками – некоторые из них были соединены цепочками. На именной табличке на кармане значилось: «Атом». Неужто родители действительно его так нарекли?
Атом вручил ему конверт и вынул из-за проклепанного уха карандаш.
– Распишитесь вот тут.
Валентайн накорябал свое имя, и Атом оторвал квитанцию.
– Атом, не возражаете, если я задам вам вопрос?
– Да нисколечки.
– А сколько это стоило – воткнуть все эти гвозди в лицо?
Атом улыбнулся: вот ведь, тоже падок на комплименты.
– Это работа салона «Проколем все» в Айбор-сити, в Тампе – триста долларов за всю дюжину. А цепи – это от них в подарок.
– Атом, должен сказать, что если к вам на улице подойдет человек, даст в лоб, а потом проткнет вам щеку шляпной булавкой, он получит как минимум десять лет.
Атом в недоумении уставился на него, а потом залился краской – Валентайн мог поклясться, что булавки у него на лице тоже раскалились.
– Ну, это совсем другое дело, – оправдываясь, заявил он.
– Что ж, я рад, что хоть один из нас так считает, – ответил Валентайн.
От чаевых Атом отказался. Валентайн запер дверь и вскрыл конверт. Внутри лежал билет на самолет авиакомпании «Дельта» до Лас-Вегаса, на завтрашнее утро. Он внимательно рассмотрел билет: Уайли раскошелился на первый класс.
Тут опять зазвонил телефон, и он опять позволил автоответчику высказать все, что он думает.
«Слушай, папа, это Джерри. Я только что звонил на сотовый Мейбл Страк. Она говорит, что ты дома и сейчас наверняка стоишь на кухне и показываешь автоответчику язык. Слушай, пап, хватит уже, а? Нравится тебе или нет, но завтра я буду во Флориде, и мы поговорим. Как мужчина с мужчиной».
Как мужчина с мужчиной? Это что означает? Что они займутся греко-римской борьбой вот тут, прямо на кухонном полу? Вся проблема как раз в том, что Джерри понятия не имеет, как ведут себя настоящие мужчины.
– Кончай валять дурака! – рявкнул Валентайн телефону.
«Я серьезно, папа. Учти, я еду».
Джерри отключился. Судя по голосу, он действительно страдал. Что ж, отлично. Значит, до него хоть что-то дошло. Мать вечно с ним носилась, и теперь, когда ее не стало, сын наконец столкнулся с необходимостью вести себя как взрослый человек, что бы это в наши дни ни означало.
Валентайн снова проверил билет. Ишь ты, обратно – с открытой датой! Вот и хорошо: он вернется домой только после того, как Джерри отвалит назад в Нью-Йорк. Внезапно август в Лас-Вегасе показался не таким уж отвратительным – в конце концов, некоторые специально ездят туда на выходные или в отпуск.
Он прошел в спальню, вытащил из шкафа сумку и принялся запихивать в нее вещи.
4
Отец Ника Никокрополиса, как и его дед, был ловцом губок в Тарпон-Спрингс, во Флориде. Занятие это опасное, может, даже самое опасное на свете, и отец с дедом умерли с разницей в несколько месяцев – отец от кессонной болезни, а деда искусала акула. Страховки ни у одного из них не было, и в нежном шестнадцатилетнем возрасте Нику пришлось взвалить на себя заботы о матери, трех сестрах и бабушке.Самое простое, что ему предстояло, – бросить школу. Вот найти мало-мальски доходное занятие оказалось куда труднее. Сложения он был щуплого – всего-то метр шестьдесят семь ростом и шестьдесят три кило весом, да к тому же греки – народ суеверный, и бывшие товарищи отца и деда близко к себе его не подпускали. А ловля губок была единственной прилично оплачиваемой работой в их городишке. Так что ему пришлось зарабатывать на хлеб насущный профессиональной игрой на бильярде в местных барах, жульничать в карты с туристами, давать деньги в долг под проценты, слегка сутенерствовать да угонять автомобили со стоянки проката в международном аэропорту Тампы. Но все это давало жалкие крохи, и когда мать с бабкой отошли в мир иной, а сестрички подросли и повыходили замуж, он собрал пожитки и отправился на Запад. Было это в 1965 году.
Теперь, тридцать четыре года спустя, Ник Никокрополис с гордостью взирал на пройденный путь. Да, отрочество его счастливым не назовешь, ну и что с того? Врагу не пожелаешь, чтобы дед и отец откинулись практически одновременно, но благодаря этой утрате он получил такие жизненные уроки, которые не смог бы постичь ни при каких иных обстоятельствах. Удары судьбы закалили его, и Ник нашел в себе силы, о существовании которых прежде и не подозревал. В душе у него открылась рана, но потом она заросла, ороговела даже, и в результате он стал по-настоящему крутым.
– Итак, Фонтэйн пропал, – повторил Ник сказанные Сэмми Манном слова. – Средь бела дня зашел на автостоянку, и больше его никто не видел. И как он этот трюк провернул? Через люк в полу, что ли, провалился?
– Я полагаю, они пользовались системой зеркал, – прошамкал Сэмми.
– Кто? – Ник опешил.
– Ну, эти, Зигфрид и Рой[9], что со слоном.
– Зигмунд Фрейд? А он-то при чем?
– Я думал, вы про тех фокусников…
В ярости Ник стукнул кулаком по чудовищных размеров столу с мраморной столешницей – дело происходило в его личном пентхаузе. Отгрыз кончик сигары, злобно сплюнул в корзину для бумаг.
– Каждый божий день я наблюдал, как эти двое фрицев уводили из моего казино толпы народа! И ты полагаешь, мне интересно, что они делали с каким-то сраным слоном? Я тебе о другом толкую, чертов тупица: как это Фонтэйну удалось стряхнуть твой хвост?
Сэмми пожал плечами, всем видом показывая, что это ему и самому хотелось бы понять. Фонтэйн обогнул казино, вошел на крытую стоянку, нырнул за бетонный столб – и баста, словно в воздухе растаял. Тип, которому Сэмми приказал за ним следить, так его больше и не увидел.
– Мы полагаем, что он переоделся и сел в другую машину, – объяснил Сэмми. – Ничего другого в голову не приходит. А взятую напрокат тачку вместе с ключами он бросил на стоянке.
Ах, вот как, – саркастически произнес Ник. – Значит, поменял портки и смылся. Интересно, а за что я тебе деньги плачу, а? Я тридцать лет пупок рвал, чтоб все кругом были довольны, а ты позволяешь парню, который ободрал меня как липку, вот так взять и смотаться? Господи Боже ж ты мой!
Сэмми виновато понурился. Его работодатель был представителем вымирающего племени: этот маленький сердитый человечек упрямо сопротивлялся распространившейся в последнее время практике, когда хозяева казино продавались крупным корпорациям, владеющим сетями гостиниц, и сурово расплачивался за свое упрямство. Как только «Акрополь» начинал терять прибыли, банк Ника тут же принимался слать ему сердитые уведомления.
– Простите, босс, – с несчастным видом пробормотал Сэмми.
– Что там насчет девчонки? – спросил Ник.
– Мы сегодня вечером настояли на ее аресте.
– Она внесла залог?
– Еще нет.
– А ты уверен, что она замешана?
– Уверен, еще как уверен! У меня все на пленку записано.
– Я тоже эту пленку видел, – напомнил ему Ник, жуя незажженную сигару. – И хоть убей, ничего такого не разглядел.
– Она подавала ему сигналы, – защищался Сэмми.
– Ты твердо знаешь?
– Ну конечно!
– Так почему сразу же не выкинул этого Фонтэйна?
– Потому что хотел убедиться, прокрутить запись еще несколько раз. Я не хотел выдвигать обвинения просто так.
– А сейчас ты убежден?
– Ну да, окончательно.
– На сто положительных процентов или как?
Сэмми скрипнул зубами. Порой ему казалось, что лучше уж жить на пособие, чем выслушивать всю эту Никову нудянку.
И Ник это почувствовал, доказательством чему стало еще более яростное пыхтенье незажженной сигарой.
– Что говорят в Комиссии по игорному бизнесу?
– На этот раз они не на нашей стороне, – признался Сэмми.
– Ты шутишь!
– Послушайте, – сказал Сэмми. – Я могу неопровержимо доказать, что Нола жульничала. Каждый раз, когда она смотрела на свою закрытую карту, она подавала Фонтэйну сигналы.
– И каким же образом?
– Когда у нее шла выигрышная карта, она опиралась на стол свободной рукой, когда же карта была плохая, она откидывалась назад.
– А в суде это сможет быть доказательством?
– Уайли нанял мне в помощь консультанта. Какого-то отставного полицейского из Нью-Джерси.
– Из Джерси? Ну нет, ты не шутишь, ты просто издеваешься!
– Он считается лучшим из лучших.
Ник в раздумье жевал сигару Эта идея ему активно не нравилась. Если комиссия не встанет на его сторону, дело в суде он проиграет. Но это не значит, что обвинение следует отозвать: как только пройдет слушок, что он сдался, так тут же в его казино, как мухи на падаль, слетятся жулики всех мастей.
– Давно она у нас работает? – спросил Ник.
– Почти десять лет.
– Раньше проблемы бывали?
– Нет, она всегда считалась очень надежной.
«Ие-йе-йе», – задумавшись, пропел Ник строчку из старой битловской песенки[10]. – Только вот этого не надо! Дилеры не становятся мошенниками в одночасье. Вполне вероятно, она надувала нас и раньше.
Сэмми глаза сломал, читая и перечитывая отчеты о работе Нолы Бриггс. Такие отчеты составлялись питбоссами каждую неделю и служили своего рода личными картами дилеров: там оценивались мастерство, внешний вид, приводились комментарии клиентов и, самое главное, указывался процент выигрышей и проигрышей дилера. Судя по отчетам, до сих пор Нола Бриггс была просто образцовым работником.
– Я так не думаю, – сказал Сэмми.
– Ты что, спорить со мной решил? – вскинулся Ник.
– Вы платите мне за то, чтобы я говорил правду, – уперся Сэмми. – И я честно отрабатываю свои деньги, вот и все.
– Рад слышать. – Ник встал и подошел к огромному, во всю стену, окну. Две недели назад ему пришлось уволить команду садовников, и лужайки уже поблекли и пожелтели. Когда-то у него было самое шикарное в городе казино, и играли здесь по-крупному, а потом – он и «мяу» сказать не успел! – его заведение превратилось в болото, где отираются неудачники да туристы.