Страница:
Лицо Иннет почернело, глаза сделались бездонными, из них плескала во все стороны такая боль, что каждому показалось – его ударили кнутом. Женщина замолчала, голос, как видно, перестал ей повиноваться и то, что тогда случилось, снова встало перед ее глазами. Ларна уже догадалась, что сейчас услышит, и такая горечь разлилась по ее душе, что девушка сама не смогла сдержать слез.
– Я тогда вернулась домой, – с трудом продолжила через некоторое время женщина, – а дома то уже и не было… Было пепелище… Рядом, на колу, торчало тело моего мужа. Он был еще жив… А возле кола были остатки кострища, в котором я увидела, все еще не веря своим глазам, обглоданные детские косточки. И отрезанную головку моей девочки рядом…
Тут слезы все же прорвали запруду безразличия, Иннет рухнула головой на колени и забилась в отчаянных рыданиях, снова видя перед глазами эту страшную картину. Первой возле нее оказалась Ринна Нирен. Женщина-капитан обняла плачущую, сама не сдерживая слез, ибо простой рассказ несчастной матери рвал душу каждого, кто его слышал и в ком осталось хоть что-то человеческое.
– Держись, сестра, держись! – яростно шептала ей на ухо капитан Нирен. – Мы им за все отплатим, клянусь, за все! Это я тебе говорю – капитан Ринна Нирен! Я убивала таких подонков и буду убивать!
– Капитан Нирен? – подняла на нее почти ничего не видящие глаза Иннет. – Спасибо тебе… Сестра…
– Ведь ты же отомстила этому зверю? Даже до нас, пиратов, дошли слухи о награде за твою голову.
– Отомстила… – глухо повторила женщина. – Да только эта месть не вернет мне ни Эрмера, ни Сири… Я лучше расскажу, что дальше было.
Она откашлялась и продолжила свой рассказ:
– А когда я стояла там, не веря глазам и все еще надеясь, что это кошмар, что я вот-вот проснусь, ко мне подошли мои же сослуживцы с приказом о моем аресте. Я умоляла их хотя бы добить моего несчастного мужа, чтобы не мучился больше, но они только отворачивались – им запретили… Я умоляла хотя бы дать мне похоронить косточки моей девочки, но мне не разрешили, и косточки растащили собаки… И тогда во мне что-то вспыхнуло, какая-то странная сила наполнила меня, ненависть заслонила все. Я перебила их, как детей, а ведь они все были опытными воинами, и их было больше десятка. Одного только ранила и пытками заставила рассказать о том, кто это сделал. Людоедом оказался молодой герцог, наследник престола… Он проезжал мимо и ему приглянулась моя Сири. Подонок приказал схватить ее и зажарил живьем, а выбежавшего на страшные крики ребенка мужа приказал посадить на кол. После своей жуткой трапезы людоед узнал, что сожрал дочь собственного офицера. Тогда он, ничтоже сумняшися, приказал схватить и казнить меня… Что-то страшное накатило на меня после рассказа моего бывшего сослуживца, я спокойно, одним движением, свернула ему шею. Каким-то образом, я уж и не помню точно как, я замаскировалась и начала свою охоту. Три месяца длилась она, и я настигла людоеда лишь в Мане. Странная сила все продолжала вести меня, я почти ничего не помню из того времени, помню только сжигающую все ненависть. Я убивала тогда за кусок хлеба, не жалела никого и ничего. Кроме как о мести, ни единой больше мысли не возникало в моей голове. И в одной из таверен мне удалось выследить подонка. Герцог решил поразвлечься и приказал установить прямо в комнате кол, а затем привести к нему пойманную на улице девушку. Их высочество обожали отдыхать под крики умирающих… Я проникла туда сквозь крышу, оглушила герцога, вырвала ему язык, чтобы не позвал стражу, добила несчастную девчонку и усадила подонка на тот же самый кол, весь еще в крови бедняжки. И оставила на столе приговор. Ибо я не просто убила его, а судила и приговорила. Вскоре после этого за мной началась дикая охота. Старый герцог рвал и метал, объявил за мою голову гигантскую награду. Нигде я не могла остановиться более чем на несколько часов, драться приходилось постоянно, я вся была изранена, да вы и сами видели. Сама не знаю, как и зачем я осталась в живых, последние дни этой погони я просто не помню. Но очнулась я в горах, в хижине старого отшельника…
– И что же? – осторожно спросил кто-то.
– Он очень многому научил меня, этот старик, очень многое заставил понять и осознать, – столь же глухо, как и раньше, ответила Иннет. – Ведь раньше, когда я была счастлива, когда у меня были муж и дочь, я закрывала глаза на все ужасы и кошмары нашего мира. Я в упор не видела ничего, кроме того, что хотела видеть. Я не хотела обращать внимания на чужую боль и на несправедливость, не хотела осознавать, что подобное тому, что сделали со мной, происходит у нас каждый день и со многими. Я не слышала криков несчастных и думала только о себе. Что ж, так думают и живут почти все люди… Но мне, после того, что я пережила, нельзя больше быть такой, мне для чего-то богами оставлена моя бесполезная жизнь и я не хочу больше просто существовать. Старик сумел открыть мне глаза, направить меня на изменение того, что нас окружает. Он, будучи отшельником, откуда-то знал все новости и именно он рассказал мне о вас, Магистр Книги, о вашей борьбе и вашей отчаянности, а позже я и сама услышала легенды о вас. И все, что я слышала, только утверждало меня в решимости отдать вам свое тело и свою душу, помочь вам всем, чем я только смогу. Не хочу просто так сдохнуть, хочу отомстить, но не просто, а попытаться помочь хоть кому-нибудь избежать судьбы, подобной моей. Надеюсь, что вы приставите меня к действительно нужному делу, что вам пригодится моя помощь.
– Я и сам только помогаю тому, кто изменит наш мир, тому, кто способен это сделать, – усмехнулся Элинор. – И помощь любого для НЕГО ценна.
– А кто он? – с некоторым недоумением в голосе спросила Нарин, ее рыжая мордочка при этом не утратила хитрого выражения. – Забери меня Серый Убийца, если я что-нибудь понимаю…
– Похоже на то, – сощурила глаза капитан Нирен, – что уже забрал…
– Кто знает, – развел руками маг, – кто знает… Думайте сами, я вам подсказывать не буду. Вам пока рано знать о том, кто ОН. С вами пусть остаются пока только ваши догадки.
Только тут до сознания рыжей дошли слова: «уже забрал», и она не то, что побледнела, а даже позеленела. Впрочем, остальные были потрясены никак не менее.
– Учитель, Ринна права? – очень тихо спросила Ларна.
– Я не говорю вам ни «да», ни «нет»… – с ехидцей ответил маг. – Думайте. Я ничего не отвечаю вам. Придет время, и вы сами все узнаете. Не спешите. Лучше продолжим.
И он посмотрел на брата и сестру из Фофара.
– Нас зовут, если кто еще не слышал, – встала с места девушка, – Сана и Афран Ап-Инар. Мы жили в Десмосе, маленьком городке около старой столицы империи. Наш отец был старшим библиотекарем одной из императорских библиотек, известным в академических кругах ученым-лингвистом и переводчиком с древних языков. Отец старался уберечь нас от ужасов окружающего мира, и мы почти не выходили на улицу, выросши среди книг и рукописей. Но куда деваться, мир все равно достал нас. Однажды я вышла купить масла для ламп, не зная, что городок навестила одна из банд урезателей… Они накинулись, когда я уже возвращалась домой, но мне повезло, я вырвалась и бросилась бежать. Домой, конечно… Вот только двери за собой я запереть не успела, и они ворвались внутрь. Отца убили, библиотеку сожгли…
Сана разрыдалась, вспомнив все это. Ее успокоили, и рассказ продолжился. Девушке тогда повезло, и она сумела спрятаться в закоулках библиотечного подвала. А когда она выбралась, то вместо родного дома обнаружила выгоревшие руины и труп отца. Брат куда-то исчез, и она долго искала его, но так и не нашла. У девушки не было ни родственников, ни знакомых, ни денег… Об окружающем мире она, выросшая среди книг и архивов, не знала почти ничего. Пару дней повозившись на пепелище, она пошла, куда глаза глядят. Стража не пожелала искать банду, помочь ей тоже никто не захотел. О бродяжничестве Саны можно было бы написать отдельную книгу, но кому бы это было интересно? Насиловали бедняжку бесчисленное количество раз, но ей все же повезло – ни одна сволочь не натыкала ей в рот и не урезала. Несколько раз Сана заболевала и отлеживалась в заброшенных домах, боясь попадаться кому-нибудь на глаза – больных чем-либо стража жгла живьем. Она быстро научилась бояться всего и всех, узнав свой мир с самой неприглядной стороны. Каждое новое знание, каждый новый опыт давался ей болью и кровью. Она шла от городка к городку, от деревни к деревне. Кормилась когда подаянием, когда мелким воровством, когда проституцией. Но чаще всего просто голодала и холодала. Глаза девушки стали похожи на глаза затравленного зверька, и мечта наесться досыта стала единственной ее мечтой. Так за два года бродяжничества Сана постепенно добралась до окраин новой столицы Фофара. Прямо за первыми лачугами она увидела на удивление уютный кабачок и решилась все-таки зайти, попросить каких-нибудь объедков. В подобных заведениях почти не подавали, но голод был нестерпим – девушка не ела ничего уже дней пять. Да и замерзла до посинения, хоть погреться чуть-чуть, и то… Войдя, Сана без всякой надежды окинула взглядом маленький, отделанный черным деревом зал. Он был почти пуст, только у стойки что-то пили несколько извозчиков, да у стены сидел за обильным ужином совершенно лысый субъект в темно-красном теплом плаще с капюшоном. У него было жесткое, безжалостное лицо и равнодушный взгляд мутно-зеленых глаз. Тут оборванку заметил кто-то из официантов и замахал на нее руками, выгоняя ее на улицу. Сана, понимая, конечно, что это бесполезно, с отчаянной мольбой посмотрела на лысого, жующего кусок сочного окорока. Он поймал ее взгляд, презрительно скривился и бросил ей:
– Пошла отсюда! Не подаю, – и продекламировал:
В этом мире каждый сам за себя,
И никто не укажет дорогу…
Знакомые с детства строки что-то всколыхнули в застывшей душе девушки, и она дрожащим, срывающимся, тонким голоском завершила четверостишие:
Только стопчут, унизят тебя
И никто не подпустит к порогу…
Затем сгорбилась и, пошатываясь, побрела к выходу, в холод, ничего не видя вокруг от слез. Но у самой двери она почувствовала, что чья-то рука ухватила ее за плечо. Подняв голову, девушка увидела очень удивленное лицо лысого.
– Откуда ты знаешь эти стихи?! – почти выкрикнул он. – Откуда?! Их не может знать никто, кроме меня и моего друга! Да он их сам и расшифровал не так давно! Говори!
Сана посмотрела на него и попыталась понять, что у нее спрашивают. Когда до нее дошло, она почти неслышно спросила:
– Вы знали моего папу?
– Твоего папу?! – переспросил, отшатнувшись, лысый. – Как его зовут?
– Мастер-библиотекарь Радан Ап-Инар…
– А ты?
– Сана Ап-Инар…
– О, боги! – всплеснул он руками. – Девочка, да что же случилось?! Почему ты здесь в таком виде и просишь подаяния?! Я уже почти два года не получал ни единой весточки от Радана и очень беспокоюсь. Почему он не отвечает ни на мои письма, ни на письма наших друзей?
– Он… Его… – тут нервы несчастной девушки не выдержали, и она села, где стояла, захлебнувшись отчаянным плачем.
– Понятно… – присел рядом с ней на корточки лысый. – Какая потеря… Какой ученый ушел… Никто ведь не верил, что возможно восстановить рукописи Давтрана. А он смог…
– Я помню… – сквозь слезы выдавила из себя Сана. – Мы с Афраном тогда вообще на цыпочках ходили, чтобы только его не потревожить.
– Меня зовут Ирап, девочка, – вздохнул он.
– Мастер Ирап Ап-Тациг? – подняла она на старика глаза. – Я же вам письма и писала, отец только подписывал…
– Сколько же ты вот так бродишь?
– Скоро уж два года… – вздохнула утиравшая слезы девушка. – С того самого дня, как…
– Удивительно, что тебя еще не урезали до сих пор, – покачал головой мастер Ирап. – Или ты уже?..
– Нет, повезло. Это ведь банда урезателей отца тогда и убила…
– Ну почему же ты никому из нас, его друзей не написала? – хлопнул он себя ладонью по бедру. – Уж дочь-то Ап-Инара мы бы на улице не оставили!
Сана только вздохнула. Не рассказывать же ему, что у нее не было денег даже на письмо… А потом, после первого изнасилования, она как-то забыла обо всем, слишком сильным был шок от всего, что с ней случилось. Тут голод снова дал о себе знать, и девушка осмелилась обратиться к тому, кто оказался другом ее отца.
– Спасибо, мастер Ирап… – поблагодарила она старика за сочувствие, затем смущенно опустила глаза и тихо спросила. – Простите меня, может у вас найдется что-нибудь поесть, а то я уже неделю ничего не ела…
– Старый я идиот! – хлопнул себя по лбу мастер Ирап. – Пойдем, девочка, пойдем.
Он отвел Сану к столу и накормил превосходным ужином, таких она не едала все два года после смерти отца. А затем, невзирая на ее слабое сопротивление, отвел девушку к себе домой, заставил вымыться и уложил спать. Так она с этого дня и осталась жить в доме мастера Ирапа, старик быстро полюбил дочь старого друга, как свою собственную. Всю свою жизнь он был одинок и вдруг, неожиданного для себя, обнаружил, что заботиться о ком-то на удивление приятно. И девушка ответила ему искренней привязанностью и заботой, заброшенный дом старого холостяка засиял чистотой, его теперь всегда ждал дома вкуснейший и горячий ужин, когда бы он ни вернулся. А Сана оказалась в знакомой с детства атмосфере – в доме мастера Ирапа было огромное количество книг и древних рукописей. Девушка тут же занялась привычной работой – начала каталогизировать их и нашла при этом многие фолианты, которые хозяин считал безвозвратно утерянными.
Но сам старик все чаще и чаще задумывался о дальнейшей судьбе этой так пришедшейся ему по душе девочки – ведь он был уже стар и чувствовал, что ему совсем немного осталось. Единственным выходом, который виделся ему, было обучить Сану своему ремеслу и передать ей по наследству свое место, ведь заработанные деньги он раньше тратил на книги и почти ничего не накопил. Но не знал, как подступиться к этому, слишком уж жутким делом он зарабатывал свой кусок хлеба, а девочка была к такому не готова. Мастер Ирап Ап-Тациг был одним из городских палачей, а расшифровка древних рукописей была всего лишь его увлечением, не приносящим денег. Его хорошо знали в академических кругах как ученого-литературоведа и медика, по его хирургическим монографиям обучались врачи в университетах Фофара и не только. Но никто из ученых не подозревал об истинной профессии коллеги… Но после очередной болезни старик понял, что медлить больше нельзя и рассказал Сане обо всем. Девушка долго плакала, а когда успокоилась, то, не подымая глаз, спросила:
– Вы думаете, что мне нужно этому научиться?
– Да, девочка моя… – грустно ответил ей старик. – Ведь я вскоре умру, и ты снова можешь оказаться на улице. Я этого не хочу, не хочу, чтобы ты опять голодала и холодала. Да, это гнусное дело, но кто-то ведь должен его делать. Если уметь делать все как следует, то можно хотя бы сократить мучения несчастных. Их ведь все равно казнят или урежут, таковы законы нашего мира… И мы ничего не можем с этим поделать.
С этого дня в жизни Саны начался кошмар. Когда мастер Ирап впервые взял ее на урезание, и она увидела брызжущую кровь, услышала дикие крики жертвы, то просто потеряла сознание. А очнувшись, всю ночь проплакала от ужаса и жалости. Но старик был очень терпелив, он медленно, капля по капле, выдавливал из нее эти жалость и отвращение. Он покупал трупы и заставлял девушку препарировать их, обучая девушку анатомии. Сперва она с трудом сдерживала тошноту, но прошло каких-то несколько месяцев, и Сана спокойно ела что-нибудь и болтала со стариком, второй рукой роясь во внутренностях трупа. И к крови она привыкла, и к диким крикам жертв. Лишь на казни мастер Ирап пока избегал брать свою воспитанницу, но постепенно приучал ее к мысли, что все смертны и она не будет убийцей, если казнит приговоренного преступника, что она при этом будет только рукой закона. И еще через несколько месяцев Сана уже без слез смогла смотреть на то, как тело молодой женщины медленно сползало вниз по колу. На ее вопли девушка не обращала никакого внимания – подобное давно стало для нее лишь сопровождающим работу шумом. Она очерствела, ее глаза стали спокойными и жесткими, совсем как у ее учителя. Но все-таки прошло еще полгода, прежде чем мастер Ирап допустил ее к самостоятельному урезанию. Она спокойно взглянула в наполненные ужасом глаза жертвы, молоденького паренька, пойманного за бродяжничество, подложила под его яйца дощечку и не спеша нарезала ломтями, затем также поступила с членом бедняги, не испытав ничего, кроме некоторой озабоченности от неровных разрезов. Следующей стадией стало урезание женщины – процесс куда более длительный и сложный, значительно более мучительный для урезаемой. Сана ничуть не жалела пойманных шлюх, она просто очень боялась не справиться, сделать что-либо неправильно и этим подвести своего учителя. Она деловито обрила покрытые вшами волосы вокруг половой щели отчаянно матерящейся шлюхи, недрогнувшей рукой разрезала влагалище и выжгла его раскаленным прутом, после чего приступила непосредственно к урезанию. Девушка, правда, провозилась значительно дольше, чем мастер Ирап, но справилась и была очень горда похвалой учителя. Старик же успокоился лишь тогда, когда своими глазами увидев, как Сана, приказав помощникам поднять тело приговоренной, девушки лет шестнадцати, сама раздвинула той ягодицы, смазала анус и направила туда кончик кола. Затем потянула несчастную вниз… И пока кончик кола не показался у жертвы изо рта, ходила вокруг, внимательно следя за тем, чтобы все было в порядке. Не забыла она и про дополнительные пытки – специальными щипцами с зубьями выдрала у умирающей половую щель и груди.
Вскорости мастер Ирап умер, утвердив перед тем Сану в Совете Магов столицы, как практикующего городского палача. Девушка горько рыдала на его похоронах, а затем замкнулась в себе. Она стала полностью безразличной к людям и их чувствам, не испытывала ни малейших угрызений совести, зверски замучивая жертв, даже получала от этого удовольствие. Мужчин, после всех изнасилований, она ненавидела и всегда пытала их очень долго, к себе не подпускала никого, да никто и не решился бы посмотреть на палача, как на женщину. Правда, последнее время ей не давало покоя все возрастающее сексуальное желание и девушка забрала себе после урезания парочку юных шлюх, заставляя их ласкать себя и используя как туалет их рты. Но эта зависимость страшно раздражала ее, и она начала подумывать о том, чтобы самой урезаться и не маяться более подобной чушью. Сана даже переговорила об этом с самым знающим и опытным из ее коллег, и тот обещал ей, что удалит при урезании не только влагалище, но и яичники с маткой. Что было куда как болезненнее, но девушка готова была перенести боль, лишь бы не было этого унижающего ее желания. В свободное время она продолжала дело отца и мастера Ирапа – расшифровывала рукописи древних мудрецов, хранившиеся в императорской библиотеке столицы. Та бы она, наверное, и жила бы до сих пор, если бы однажды не случилось непредвиденного…
Тем утром Сану разбудил настойчивый стук в дверь. За палачом прислали из магистрата младшего серга стражи – было поймано десятка два бродяг и бродяжек, всем предстояло урезание и отправка после этого в бесплатные императорские дома удовольствий, где несчастные жили максимум два-три года, нещадно эксплуатируемые всеми желающими. Госпожа палач выматерила ни в чем не повинного серга, вставать в такую рань ей очень не хотелось, но делать было нечего. Придя на площадь Казней, она распорядилась начинать, желая побыстрее покончить с работой на сегодня и вернуться к своим рукописям. Первой жертвой оказался какой-то парень. С бедняги сорвали штаны и привязали к козлам. Девушка спокойно и деловито склонилась над его членом с ножом в руках, как вдруг услыхала его изумленный возглас:
– Сана?! Ты?!
Она с не меньшим изумлением подняла взгляд на лицо привязанного и чуть не уронила нож – к козлам был привязан ее родной брат Афран. Она должна была урезать собственного брата! Осознание этого вывело Сану из многомесячного ступора, в котором она находилась, и девушка чуть ли не впервые за последние годы снова взглянула на мир открытыми глазами. Ужас поднялся со дна ее души, сметая на своем пути все искусственно возведенные барьеры. Понимание омерзительности всего того, чем она занималась, настигло Сану как удар бича. Она глухо вскрикнула, выронив таки нож для урезаний.
– Что с вами, госпожа палач? – с удивлением спросил дежурный серг стражи, привыкший к ее постоянному хладнокровию.
– Это мой брат… – растерянно ответила девушка. – Родной… Я думала, что он давно погиб, а он вот…
Сана начала выяснять, а нельзя ли как-то спасти Афрана, но ей сообщили, что пойманных бродяг уже успели изнасиловать в рот… Урезания было не избежать, закон был одним для всех. Девушка была в настолько откровенном ужасе, что ее несчастный брат сам стал уговаривать ее сделать необходимое и успокаивать ее, говоря, что ничего страшного… И Сана была вынуждена это сделать, Афран даже пытался не кричать при этом, но не смог выдержать боль. От его крика девушка чуть не сошла с ума и вдруг поняла, что всем ее жертвам было так же больно и страшно. Так кто же она сама тогда? Кем был ее учитель? «Просто палач…», – мелькнула горькая мысль. Но на рефлексии не было времени – Афран истекал кровью. Она вызвала ближайшего мага и заплатила ему за полное исцеление, затем выкупила брата у магистрата и тут же дала ему свободу. Маг сделал свою работу хорошо и юноша даже смог встать сам. Сана попросила его подождать ее, ведь ей было необходимо урезать еще около двадцати человек, большинство из которых были совсем юными девушками, а с ними всегда было много возни. Но после встречи с братом благоприобретенная черствость Саны куда-то исчезла, и она вздрагивала от каждого крика очередного несчастного и едва смогла довести дело до конца. Ужас всплескивал в ней, понимание того, что урезаний и казней такой жестокости вообще не должно быть, вставало в ее душе. Когда все, наконец, завершилось, она забрала Афрана и поспешила домой, попросив дежурного серга передать в магистрат столицы, чтобы ее не тревожили некоторое время, так как она больна. Ее брат уже мог ходить после исцеления, но Сана все равно вызвала носилки и пошла впереди указывать дорогу. А когда они пришли, девушка забилась в истерике – все урезанные и казненные ею чередой начали проходить перед ее глазами, оказывается она запомнила всех до единого. Вся боль, которую она заставляла испытывать несчастных, теперь хлестала по ее собственным нервам. Сана не понимала в этот момент, как она могла стать той, кем стала, ведь отец всегда учил ее быть доброй. Но и мастера Ирапа обвинять было нельзя – он не видел другого выхода.
Афран, несмотря на собственную душевную и физическую боль, долго успокаивал ее, не давая покончить с собой, что Сана несколько раз порывалась сделать. А ей действительно хотелось умереть, настолько нестерпимым было осознание собственной жестокости. Наверное, именно под влиянием этого шока девушка впервые в жизни задумалась о законах окружающего ее мира, об их подлости и несправедливости, о том, что мир, подобный Архру, существовать не должен… Мир, где каждый день тысячи бедолаг подвергаются зверским пыткам ради установления кем-то выдуманного порядка, нужно было уничтожить, чтобы он не поганил своим существованием Вселенную. Она чуть ли не до самого рассвета проговорила об этом со вновь обретенным братом. Сане было очень стыдно перед ним, но юноша не обвинял ее в своей потере, она была лишь инструментом в чужих руках. Он даже благодарил сестру за то, что она сделала все быстро… Правда, ей от этих благодарностей становилось еще хуже, но ничего поделать было уже нельзя. Так, утешая друг друга, они и уснули.
Разбудил брата с сестрой стук в дверь. Невыспавшаяся Сана открыла и увидала на пороге ведьму. Серг доложил в магистрат о болезни палача, и ведьму прислали, чтобы вылечить Сану – в столице Фофара очень остро ощущалась нехватка профессиональных палачей. Пришедшая сперва начала распрашивать девушку об ее мнимой болезни, но вдруг икнула, глаза ее полезли на лоб, и она чуть не упала, запнувшись о край стола. Растерявшаяся девушка подвела ее к стулу и усадила, подала воды, но ведьма еще долго не могла придти в себя – она лишь зевала, пытаясь что-то сказать, но у нее ничего не получалось. Прошло несколько минут, прежде чем гостья смогла выдавить из себя пару слов. Оказалось, что и Сана, и Афран неинициированные маги очень большой силы. Девушка удивилась ее словам, она-то прекрасно знала, что это не так, ей постоянно приходилось работать с магами, и никто из них никогда не обращал на нее особого внимания. Но ведьма стояла на своем. Лишь много позже брату с сестрой удалось понять, что под влиянием испытанного обоими потрясения у них проснулся скрытый Дар. И Дар настолько большой, что, по словам ведьмы, уже много сотен лет ни у кого не встречался подобный. Немного подумав, Сана согласилась принять направление на учебу в Серую Башню, ведь это давало ей законный повод избавиться от работы палача, которую она больше просто не могла выполнять. Ведьма была счастлива – за находку таких двух талантов награда Башни обещала быть грандиозной. Таким вот образом и оказались брат и сестра Ап-Инар этим странным утром в порту Колгарена. Закончив свой рассказ, Сана покраснела и почти неслышно сказала:
– Я тогда вернулась домой, – с трудом продолжила через некоторое время женщина, – а дома то уже и не было… Было пепелище… Рядом, на колу, торчало тело моего мужа. Он был еще жив… А возле кола были остатки кострища, в котором я увидела, все еще не веря своим глазам, обглоданные детские косточки. И отрезанную головку моей девочки рядом…
Тут слезы все же прорвали запруду безразличия, Иннет рухнула головой на колени и забилась в отчаянных рыданиях, снова видя перед глазами эту страшную картину. Первой возле нее оказалась Ринна Нирен. Женщина-капитан обняла плачущую, сама не сдерживая слез, ибо простой рассказ несчастной матери рвал душу каждого, кто его слышал и в ком осталось хоть что-то человеческое.
– Держись, сестра, держись! – яростно шептала ей на ухо капитан Нирен. – Мы им за все отплатим, клянусь, за все! Это я тебе говорю – капитан Ринна Нирен! Я убивала таких подонков и буду убивать!
– Капитан Нирен? – подняла на нее почти ничего не видящие глаза Иннет. – Спасибо тебе… Сестра…
– Ведь ты же отомстила этому зверю? Даже до нас, пиратов, дошли слухи о награде за твою голову.
– Отомстила… – глухо повторила женщина. – Да только эта месть не вернет мне ни Эрмера, ни Сири… Я лучше расскажу, что дальше было.
Она откашлялась и продолжила свой рассказ:
– А когда я стояла там, не веря глазам и все еще надеясь, что это кошмар, что я вот-вот проснусь, ко мне подошли мои же сослуживцы с приказом о моем аресте. Я умоляла их хотя бы добить моего несчастного мужа, чтобы не мучился больше, но они только отворачивались – им запретили… Я умоляла хотя бы дать мне похоронить косточки моей девочки, но мне не разрешили, и косточки растащили собаки… И тогда во мне что-то вспыхнуло, какая-то странная сила наполнила меня, ненависть заслонила все. Я перебила их, как детей, а ведь они все были опытными воинами, и их было больше десятка. Одного только ранила и пытками заставила рассказать о том, кто это сделал. Людоедом оказался молодой герцог, наследник престола… Он проезжал мимо и ему приглянулась моя Сири. Подонок приказал схватить ее и зажарил живьем, а выбежавшего на страшные крики ребенка мужа приказал посадить на кол. После своей жуткой трапезы людоед узнал, что сожрал дочь собственного офицера. Тогда он, ничтоже сумняшися, приказал схватить и казнить меня… Что-то страшное накатило на меня после рассказа моего бывшего сослуживца, я спокойно, одним движением, свернула ему шею. Каким-то образом, я уж и не помню точно как, я замаскировалась и начала свою охоту. Три месяца длилась она, и я настигла людоеда лишь в Мане. Странная сила все продолжала вести меня, я почти ничего не помню из того времени, помню только сжигающую все ненависть. Я убивала тогда за кусок хлеба, не жалела никого и ничего. Кроме как о мести, ни единой больше мысли не возникало в моей голове. И в одной из таверен мне удалось выследить подонка. Герцог решил поразвлечься и приказал установить прямо в комнате кол, а затем привести к нему пойманную на улице девушку. Их высочество обожали отдыхать под крики умирающих… Я проникла туда сквозь крышу, оглушила герцога, вырвала ему язык, чтобы не позвал стражу, добила несчастную девчонку и усадила подонка на тот же самый кол, весь еще в крови бедняжки. И оставила на столе приговор. Ибо я не просто убила его, а судила и приговорила. Вскоре после этого за мной началась дикая охота. Старый герцог рвал и метал, объявил за мою голову гигантскую награду. Нигде я не могла остановиться более чем на несколько часов, драться приходилось постоянно, я вся была изранена, да вы и сами видели. Сама не знаю, как и зачем я осталась в живых, последние дни этой погони я просто не помню. Но очнулась я в горах, в хижине старого отшельника…
– И что же? – осторожно спросил кто-то.
– Он очень многому научил меня, этот старик, очень многое заставил понять и осознать, – столь же глухо, как и раньше, ответила Иннет. – Ведь раньше, когда я была счастлива, когда у меня были муж и дочь, я закрывала глаза на все ужасы и кошмары нашего мира. Я в упор не видела ничего, кроме того, что хотела видеть. Я не хотела обращать внимания на чужую боль и на несправедливость, не хотела осознавать, что подобное тому, что сделали со мной, происходит у нас каждый день и со многими. Я не слышала криков несчастных и думала только о себе. Что ж, так думают и живут почти все люди… Но мне, после того, что я пережила, нельзя больше быть такой, мне для чего-то богами оставлена моя бесполезная жизнь и я не хочу больше просто существовать. Старик сумел открыть мне глаза, направить меня на изменение того, что нас окружает. Он, будучи отшельником, откуда-то знал все новости и именно он рассказал мне о вас, Магистр Книги, о вашей борьбе и вашей отчаянности, а позже я и сама услышала легенды о вас. И все, что я слышала, только утверждало меня в решимости отдать вам свое тело и свою душу, помочь вам всем, чем я только смогу. Не хочу просто так сдохнуть, хочу отомстить, но не просто, а попытаться помочь хоть кому-нибудь избежать судьбы, подобной моей. Надеюсь, что вы приставите меня к действительно нужному делу, что вам пригодится моя помощь.
– Я и сам только помогаю тому, кто изменит наш мир, тому, кто способен это сделать, – усмехнулся Элинор. – И помощь любого для НЕГО ценна.
– А кто он? – с некоторым недоумением в голосе спросила Нарин, ее рыжая мордочка при этом не утратила хитрого выражения. – Забери меня Серый Убийца, если я что-нибудь понимаю…
– Похоже на то, – сощурила глаза капитан Нирен, – что уже забрал…
– Кто знает, – развел руками маг, – кто знает… Думайте сами, я вам подсказывать не буду. Вам пока рано знать о том, кто ОН. С вами пусть остаются пока только ваши догадки.
Только тут до сознания рыжей дошли слова: «уже забрал», и она не то, что побледнела, а даже позеленела. Впрочем, остальные были потрясены никак не менее.
– Учитель, Ринна права? – очень тихо спросила Ларна.
– Я не говорю вам ни «да», ни «нет»… – с ехидцей ответил маг. – Думайте. Я ничего не отвечаю вам. Придет время, и вы сами все узнаете. Не спешите. Лучше продолжим.
И он посмотрел на брата и сестру из Фофара.
– Нас зовут, если кто еще не слышал, – встала с места девушка, – Сана и Афран Ап-Инар. Мы жили в Десмосе, маленьком городке около старой столицы империи. Наш отец был старшим библиотекарем одной из императорских библиотек, известным в академических кругах ученым-лингвистом и переводчиком с древних языков. Отец старался уберечь нас от ужасов окружающего мира, и мы почти не выходили на улицу, выросши среди книг и рукописей. Но куда деваться, мир все равно достал нас. Однажды я вышла купить масла для ламп, не зная, что городок навестила одна из банд урезателей… Они накинулись, когда я уже возвращалась домой, но мне повезло, я вырвалась и бросилась бежать. Домой, конечно… Вот только двери за собой я запереть не успела, и они ворвались внутрь. Отца убили, библиотеку сожгли…
Сана разрыдалась, вспомнив все это. Ее успокоили, и рассказ продолжился. Девушке тогда повезло, и она сумела спрятаться в закоулках библиотечного подвала. А когда она выбралась, то вместо родного дома обнаружила выгоревшие руины и труп отца. Брат куда-то исчез, и она долго искала его, но так и не нашла. У девушки не было ни родственников, ни знакомых, ни денег… Об окружающем мире она, выросшая среди книг и архивов, не знала почти ничего. Пару дней повозившись на пепелище, она пошла, куда глаза глядят. Стража не пожелала искать банду, помочь ей тоже никто не захотел. О бродяжничестве Саны можно было бы написать отдельную книгу, но кому бы это было интересно? Насиловали бедняжку бесчисленное количество раз, но ей все же повезло – ни одна сволочь не натыкала ей в рот и не урезала. Несколько раз Сана заболевала и отлеживалась в заброшенных домах, боясь попадаться кому-нибудь на глаза – больных чем-либо стража жгла живьем. Она быстро научилась бояться всего и всех, узнав свой мир с самой неприглядной стороны. Каждое новое знание, каждый новый опыт давался ей болью и кровью. Она шла от городка к городку, от деревни к деревне. Кормилась когда подаянием, когда мелким воровством, когда проституцией. Но чаще всего просто голодала и холодала. Глаза девушки стали похожи на глаза затравленного зверька, и мечта наесться досыта стала единственной ее мечтой. Так за два года бродяжничества Сана постепенно добралась до окраин новой столицы Фофара. Прямо за первыми лачугами она увидела на удивление уютный кабачок и решилась все-таки зайти, попросить каких-нибудь объедков. В подобных заведениях почти не подавали, но голод был нестерпим – девушка не ела ничего уже дней пять. Да и замерзла до посинения, хоть погреться чуть-чуть, и то… Войдя, Сана без всякой надежды окинула взглядом маленький, отделанный черным деревом зал. Он был почти пуст, только у стойки что-то пили несколько извозчиков, да у стены сидел за обильным ужином совершенно лысый субъект в темно-красном теплом плаще с капюшоном. У него было жесткое, безжалостное лицо и равнодушный взгляд мутно-зеленых глаз. Тут оборванку заметил кто-то из официантов и замахал на нее руками, выгоняя ее на улицу. Сана, понимая, конечно, что это бесполезно, с отчаянной мольбой посмотрела на лысого, жующего кусок сочного окорока. Он поймал ее взгляд, презрительно скривился и бросил ей:
– Пошла отсюда! Не подаю, – и продекламировал:
В этом мире каждый сам за себя,
И никто не укажет дорогу…
Знакомые с детства строки что-то всколыхнули в застывшей душе девушки, и она дрожащим, срывающимся, тонким голоском завершила четверостишие:
Только стопчут, унизят тебя
И никто не подпустит к порогу…
Затем сгорбилась и, пошатываясь, побрела к выходу, в холод, ничего не видя вокруг от слез. Но у самой двери она почувствовала, что чья-то рука ухватила ее за плечо. Подняв голову, девушка увидела очень удивленное лицо лысого.
– Откуда ты знаешь эти стихи?! – почти выкрикнул он. – Откуда?! Их не может знать никто, кроме меня и моего друга! Да он их сам и расшифровал не так давно! Говори!
Сана посмотрела на него и попыталась понять, что у нее спрашивают. Когда до нее дошло, она почти неслышно спросила:
– Вы знали моего папу?
– Твоего папу?! – переспросил, отшатнувшись, лысый. – Как его зовут?
– Мастер-библиотекарь Радан Ап-Инар…
– А ты?
– Сана Ап-Инар…
– О, боги! – всплеснул он руками. – Девочка, да что же случилось?! Почему ты здесь в таком виде и просишь подаяния?! Я уже почти два года не получал ни единой весточки от Радана и очень беспокоюсь. Почему он не отвечает ни на мои письма, ни на письма наших друзей?
– Он… Его… – тут нервы несчастной девушки не выдержали, и она села, где стояла, захлебнувшись отчаянным плачем.
– Понятно… – присел рядом с ней на корточки лысый. – Какая потеря… Какой ученый ушел… Никто ведь не верил, что возможно восстановить рукописи Давтрана. А он смог…
– Я помню… – сквозь слезы выдавила из себя Сана. – Мы с Афраном тогда вообще на цыпочках ходили, чтобы только его не потревожить.
– Меня зовут Ирап, девочка, – вздохнул он.
– Мастер Ирап Ап-Тациг? – подняла она на старика глаза. – Я же вам письма и писала, отец только подписывал…
– Сколько же ты вот так бродишь?
– Скоро уж два года… – вздохнула утиравшая слезы девушка. – С того самого дня, как…
– Удивительно, что тебя еще не урезали до сих пор, – покачал головой мастер Ирап. – Или ты уже?..
– Нет, повезло. Это ведь банда урезателей отца тогда и убила…
– Ну почему же ты никому из нас, его друзей не написала? – хлопнул он себя ладонью по бедру. – Уж дочь-то Ап-Инара мы бы на улице не оставили!
Сана только вздохнула. Не рассказывать же ему, что у нее не было денег даже на письмо… А потом, после первого изнасилования, она как-то забыла обо всем, слишком сильным был шок от всего, что с ней случилось. Тут голод снова дал о себе знать, и девушка осмелилась обратиться к тому, кто оказался другом ее отца.
– Спасибо, мастер Ирап… – поблагодарила она старика за сочувствие, затем смущенно опустила глаза и тихо спросила. – Простите меня, может у вас найдется что-нибудь поесть, а то я уже неделю ничего не ела…
– Старый я идиот! – хлопнул себя по лбу мастер Ирап. – Пойдем, девочка, пойдем.
Он отвел Сану к столу и накормил превосходным ужином, таких она не едала все два года после смерти отца. А затем, невзирая на ее слабое сопротивление, отвел девушку к себе домой, заставил вымыться и уложил спать. Так она с этого дня и осталась жить в доме мастера Ирапа, старик быстро полюбил дочь старого друга, как свою собственную. Всю свою жизнь он был одинок и вдруг, неожиданного для себя, обнаружил, что заботиться о ком-то на удивление приятно. И девушка ответила ему искренней привязанностью и заботой, заброшенный дом старого холостяка засиял чистотой, его теперь всегда ждал дома вкуснейший и горячий ужин, когда бы он ни вернулся. А Сана оказалась в знакомой с детства атмосфере – в доме мастера Ирапа было огромное количество книг и древних рукописей. Девушка тут же занялась привычной работой – начала каталогизировать их и нашла при этом многие фолианты, которые хозяин считал безвозвратно утерянными.
Но сам старик все чаще и чаще задумывался о дальнейшей судьбе этой так пришедшейся ему по душе девочки – ведь он был уже стар и чувствовал, что ему совсем немного осталось. Единственным выходом, который виделся ему, было обучить Сану своему ремеслу и передать ей по наследству свое место, ведь заработанные деньги он раньше тратил на книги и почти ничего не накопил. Но не знал, как подступиться к этому, слишком уж жутким делом он зарабатывал свой кусок хлеба, а девочка была к такому не готова. Мастер Ирап Ап-Тациг был одним из городских палачей, а расшифровка древних рукописей была всего лишь его увлечением, не приносящим денег. Его хорошо знали в академических кругах как ученого-литературоведа и медика, по его хирургическим монографиям обучались врачи в университетах Фофара и не только. Но никто из ученых не подозревал об истинной профессии коллеги… Но после очередной болезни старик понял, что медлить больше нельзя и рассказал Сане обо всем. Девушка долго плакала, а когда успокоилась, то, не подымая глаз, спросила:
– Вы думаете, что мне нужно этому научиться?
– Да, девочка моя… – грустно ответил ей старик. – Ведь я вскоре умру, и ты снова можешь оказаться на улице. Я этого не хочу, не хочу, чтобы ты опять голодала и холодала. Да, это гнусное дело, но кто-то ведь должен его делать. Если уметь делать все как следует, то можно хотя бы сократить мучения несчастных. Их ведь все равно казнят или урежут, таковы законы нашего мира… И мы ничего не можем с этим поделать.
С этого дня в жизни Саны начался кошмар. Когда мастер Ирап впервые взял ее на урезание, и она увидела брызжущую кровь, услышала дикие крики жертвы, то просто потеряла сознание. А очнувшись, всю ночь проплакала от ужаса и жалости. Но старик был очень терпелив, он медленно, капля по капле, выдавливал из нее эти жалость и отвращение. Он покупал трупы и заставлял девушку препарировать их, обучая девушку анатомии. Сперва она с трудом сдерживала тошноту, но прошло каких-то несколько месяцев, и Сана спокойно ела что-нибудь и болтала со стариком, второй рукой роясь во внутренностях трупа. И к крови она привыкла, и к диким крикам жертв. Лишь на казни мастер Ирап пока избегал брать свою воспитанницу, но постепенно приучал ее к мысли, что все смертны и она не будет убийцей, если казнит приговоренного преступника, что она при этом будет только рукой закона. И еще через несколько месяцев Сана уже без слез смогла смотреть на то, как тело молодой женщины медленно сползало вниз по колу. На ее вопли девушка не обращала никакого внимания – подобное давно стало для нее лишь сопровождающим работу шумом. Она очерствела, ее глаза стали спокойными и жесткими, совсем как у ее учителя. Но все-таки прошло еще полгода, прежде чем мастер Ирап допустил ее к самостоятельному урезанию. Она спокойно взглянула в наполненные ужасом глаза жертвы, молоденького паренька, пойманного за бродяжничество, подложила под его яйца дощечку и не спеша нарезала ломтями, затем также поступила с членом бедняги, не испытав ничего, кроме некоторой озабоченности от неровных разрезов. Следующей стадией стало урезание женщины – процесс куда более длительный и сложный, значительно более мучительный для урезаемой. Сана ничуть не жалела пойманных шлюх, она просто очень боялась не справиться, сделать что-либо неправильно и этим подвести своего учителя. Она деловито обрила покрытые вшами волосы вокруг половой щели отчаянно матерящейся шлюхи, недрогнувшей рукой разрезала влагалище и выжгла его раскаленным прутом, после чего приступила непосредственно к урезанию. Девушка, правда, провозилась значительно дольше, чем мастер Ирап, но справилась и была очень горда похвалой учителя. Старик же успокоился лишь тогда, когда своими глазами увидев, как Сана, приказав помощникам поднять тело приговоренной, девушки лет шестнадцати, сама раздвинула той ягодицы, смазала анус и направила туда кончик кола. Затем потянула несчастную вниз… И пока кончик кола не показался у жертвы изо рта, ходила вокруг, внимательно следя за тем, чтобы все было в порядке. Не забыла она и про дополнительные пытки – специальными щипцами с зубьями выдрала у умирающей половую щель и груди.
Вскорости мастер Ирап умер, утвердив перед тем Сану в Совете Магов столицы, как практикующего городского палача. Девушка горько рыдала на его похоронах, а затем замкнулась в себе. Она стала полностью безразличной к людям и их чувствам, не испытывала ни малейших угрызений совести, зверски замучивая жертв, даже получала от этого удовольствие. Мужчин, после всех изнасилований, она ненавидела и всегда пытала их очень долго, к себе не подпускала никого, да никто и не решился бы посмотреть на палача, как на женщину. Правда, последнее время ей не давало покоя все возрастающее сексуальное желание и девушка забрала себе после урезания парочку юных шлюх, заставляя их ласкать себя и используя как туалет их рты. Но эта зависимость страшно раздражала ее, и она начала подумывать о том, чтобы самой урезаться и не маяться более подобной чушью. Сана даже переговорила об этом с самым знающим и опытным из ее коллег, и тот обещал ей, что удалит при урезании не только влагалище, но и яичники с маткой. Что было куда как болезненнее, но девушка готова была перенести боль, лишь бы не было этого унижающего ее желания. В свободное время она продолжала дело отца и мастера Ирапа – расшифровывала рукописи древних мудрецов, хранившиеся в императорской библиотеке столицы. Та бы она, наверное, и жила бы до сих пор, если бы однажды не случилось непредвиденного…
Тем утром Сану разбудил настойчивый стук в дверь. За палачом прислали из магистрата младшего серга стражи – было поймано десятка два бродяг и бродяжек, всем предстояло урезание и отправка после этого в бесплатные императорские дома удовольствий, где несчастные жили максимум два-три года, нещадно эксплуатируемые всеми желающими. Госпожа палач выматерила ни в чем не повинного серга, вставать в такую рань ей очень не хотелось, но делать было нечего. Придя на площадь Казней, она распорядилась начинать, желая побыстрее покончить с работой на сегодня и вернуться к своим рукописям. Первой жертвой оказался какой-то парень. С бедняги сорвали штаны и привязали к козлам. Девушка спокойно и деловито склонилась над его членом с ножом в руках, как вдруг услыхала его изумленный возглас:
– Сана?! Ты?!
Она с не меньшим изумлением подняла взгляд на лицо привязанного и чуть не уронила нож – к козлам был привязан ее родной брат Афран. Она должна была урезать собственного брата! Осознание этого вывело Сану из многомесячного ступора, в котором она находилась, и девушка чуть ли не впервые за последние годы снова взглянула на мир открытыми глазами. Ужас поднялся со дна ее души, сметая на своем пути все искусственно возведенные барьеры. Понимание омерзительности всего того, чем она занималась, настигло Сану как удар бича. Она глухо вскрикнула, выронив таки нож для урезаний.
– Что с вами, госпожа палач? – с удивлением спросил дежурный серг стражи, привыкший к ее постоянному хладнокровию.
– Это мой брат… – растерянно ответила девушка. – Родной… Я думала, что он давно погиб, а он вот…
Сана начала выяснять, а нельзя ли как-то спасти Афрана, но ей сообщили, что пойманных бродяг уже успели изнасиловать в рот… Урезания было не избежать, закон был одним для всех. Девушка была в настолько откровенном ужасе, что ее несчастный брат сам стал уговаривать ее сделать необходимое и успокаивать ее, говоря, что ничего страшного… И Сана была вынуждена это сделать, Афран даже пытался не кричать при этом, но не смог выдержать боль. От его крика девушка чуть не сошла с ума и вдруг поняла, что всем ее жертвам было так же больно и страшно. Так кто же она сама тогда? Кем был ее учитель? «Просто палач…», – мелькнула горькая мысль. Но на рефлексии не было времени – Афран истекал кровью. Она вызвала ближайшего мага и заплатила ему за полное исцеление, затем выкупила брата у магистрата и тут же дала ему свободу. Маг сделал свою работу хорошо и юноша даже смог встать сам. Сана попросила его подождать ее, ведь ей было необходимо урезать еще около двадцати человек, большинство из которых были совсем юными девушками, а с ними всегда было много возни. Но после встречи с братом благоприобретенная черствость Саны куда-то исчезла, и она вздрагивала от каждого крика очередного несчастного и едва смогла довести дело до конца. Ужас всплескивал в ней, понимание того, что урезаний и казней такой жестокости вообще не должно быть, вставало в ее душе. Когда все, наконец, завершилось, она забрала Афрана и поспешила домой, попросив дежурного серга передать в магистрат столицы, чтобы ее не тревожили некоторое время, так как она больна. Ее брат уже мог ходить после исцеления, но Сана все равно вызвала носилки и пошла впереди указывать дорогу. А когда они пришли, девушка забилась в истерике – все урезанные и казненные ею чередой начали проходить перед ее глазами, оказывается она запомнила всех до единого. Вся боль, которую она заставляла испытывать несчастных, теперь хлестала по ее собственным нервам. Сана не понимала в этот момент, как она могла стать той, кем стала, ведь отец всегда учил ее быть доброй. Но и мастера Ирапа обвинять было нельзя – он не видел другого выхода.
Афран, несмотря на собственную душевную и физическую боль, долго успокаивал ее, не давая покончить с собой, что Сана несколько раз порывалась сделать. А ей действительно хотелось умереть, настолько нестерпимым было осознание собственной жестокости. Наверное, именно под влиянием этого шока девушка впервые в жизни задумалась о законах окружающего ее мира, об их подлости и несправедливости, о том, что мир, подобный Архру, существовать не должен… Мир, где каждый день тысячи бедолаг подвергаются зверским пыткам ради установления кем-то выдуманного порядка, нужно было уничтожить, чтобы он не поганил своим существованием Вселенную. Она чуть ли не до самого рассвета проговорила об этом со вновь обретенным братом. Сане было очень стыдно перед ним, но юноша не обвинял ее в своей потере, она была лишь инструментом в чужих руках. Он даже благодарил сестру за то, что она сделала все быстро… Правда, ей от этих благодарностей становилось еще хуже, но ничего поделать было уже нельзя. Так, утешая друг друга, они и уснули.
Разбудил брата с сестрой стук в дверь. Невыспавшаяся Сана открыла и увидала на пороге ведьму. Серг доложил в магистрат о болезни палача, и ведьму прислали, чтобы вылечить Сану – в столице Фофара очень остро ощущалась нехватка профессиональных палачей. Пришедшая сперва начала распрашивать девушку об ее мнимой болезни, но вдруг икнула, глаза ее полезли на лоб, и она чуть не упала, запнувшись о край стола. Растерявшаяся девушка подвела ее к стулу и усадила, подала воды, но ведьма еще долго не могла придти в себя – она лишь зевала, пытаясь что-то сказать, но у нее ничего не получалось. Прошло несколько минут, прежде чем гостья смогла выдавить из себя пару слов. Оказалось, что и Сана, и Афран неинициированные маги очень большой силы. Девушка удивилась ее словам, она-то прекрасно знала, что это не так, ей постоянно приходилось работать с магами, и никто из них никогда не обращал на нее особого внимания. Но ведьма стояла на своем. Лишь много позже брату с сестрой удалось понять, что под влиянием испытанного обоими потрясения у них проснулся скрытый Дар. И Дар настолько большой, что, по словам ведьмы, уже много сотен лет ни у кого не встречался подобный. Немного подумав, Сана согласилась принять направление на учебу в Серую Башню, ведь это давало ей законный повод избавиться от работы палача, которую она больше просто не могла выполнять. Ведьма была счастлива – за находку таких двух талантов награда Башни обещала быть грандиозной. Таким вот образом и оказались брат и сестра Ап-Инар этим странным утром в порту Колгарена. Закончив свой рассказ, Сана покраснела и почти неслышно сказала: